Текст книги "Масштабная операция"

Автор книги: Валерий Рощин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Опять же – каждому надо как-то выживать. Семейным – детей поднимать. Мы вот корячимся по перевалам под пулями, а вернемся в Питер и до следующей командировки положенное «боевое» денежное довольствие выпрашивать будем – пороги бесконечные обивать. А там, в кожаных креслах сидят разномастные ублюдки и, типа, знать ничего не желают! Но я не оправдываю того, кто предал. Ни в коем случае не оправдываю! Пристрелю как собаку, дай только догнать и выяснить – Воронцов или Торбин…

– Посмотрите, – неожиданно схватил его за рукав оперативник, – тут на земле что-то нарисовано острым предметом.

Слегка прищурившись, Юрий Леонидович наклонился к тому месту, куда указывал майор. И действительно у самого валуна меж мелких и гладких камешков виднелось какое-то художество.

– Ни черта не пойму!.. Поле квадратное… На нем какое-то сооружение остроконечное, – нахмурил лоб комбриг и предположил: – Минарет что ли?

– Да, похоже на башню. На Эйфелеву.

Оба призадумались. Вдруг майор встрепенулся и уверенно заявил:

– Знаю! Это шахматная фигура, стоящая на доске. Вот видите, – линии поля уходят дальше во все стороны, то есть вокруг такие же клетки.

– Пожалуй, верно. Ладья или слон…

– Определенно слон. Еще его называют офицером.

– Ладно, слон так слон. Пошли, – распрямился Щербинин. – Нет у нас времени картинки разглядывать. Ну, сидели на валуне, вроде как Шипилло поминали, курили – вон и бычок валяется. Промеж делом кто-то из них царапал.

Дав знак ожидавшим чуть поодаль бойцам, они двинулись дальше, однако загадочный рисунок не выходил из головы Константина Николаевича. Не прошло и пяти минут, как он воскликнул:

– А ведь изображение у валуна недвусмысленно намекает на элементарную логическую цепь.

– Да?.. Ну, поделись, коль есть чем…

– Вы разве забыли, что одного из двух оставшихся членов первой команды в бригаде называют Гроссом? Ведь это сокращенное от «гроссмейстера» – высшего спортивного звания в шахматах.

– Связь прослеживается. Только всего этого маловато для обвинения. Ты хоть уверен, что автор изображения фигуры Воронцов, а не сам Торбин? Там разве стоял чей-то автограф?

– Нет, конечно… – развел руками Сомов, но про себя подумал: «Всем известно, что Станислав скоро станет твоим зятем, вот и стараешься всячески отвести от него любые подозрения. Даже намеки на них. Хотя… в сущности ты прав, найденный рисунок – не намек, и тем более не улика».

Хорошо просматривающееся редколесье постепенно сменилось сумрачной чащей. Они немного сбавили темп, так как полковнику следовало тщательно осматривать тропу. Вскоре они, так же, как и два офицера первой группы, прошли мимо большого корневища, а чуть позже заметили натянутую над травой зеленую леску и успешно миновали опасное устройство.

А еще через несколько минут Юрий Леонидович остановился, нащупал рукоятку АК-105 и прошептал:

– Ну, вот. Сдается, мы на пороге долгожданной разгадки…

3

С какой именно стреляли дистанции, облокотившийся спиной о столетний бук Воронцов, разобрать не успел. Голова его резко дернулась вперед; длинные музыкальные пальцы, только что державшие у рта тлевшую сигарету, разжались; рука, упав, безжизненно повисла. Из отверстия в шее побежала вниз под камуфляжку темная струйка крови. Сашка медленно оседал к земле с дымившимся окурком в тонких и бледных губах…

Вскорости после выстрела к огромному буку вернулся Станислав. Он мимолетно глянул на забрызганный кровью ствол дерева, нашел в нем пулевое отверстие, прищурился и, оценив примерное направление, откуда она была выпущена, еле заметно кивнул. Потом склонился над товарищем.

– Циркач, ты живой? Циркач!? – потрогал он его плечо.

Не ответив, Александр уронил голову набок. Только теперь Торбин увидел рану на шее. Вынув из его губ дотлевавшую сигарету, он сделал глубокую затяжку и пульнул окурок в кусты.

Каждый судорожный выдох Александра сопровождался жутким клокотанием – кровь через поврежденную трахею попадала в легкие. Пуля вошла рядом с кадыком, а вышла сзади, выдрав приличный кусок плоти, по пути задев к тому же и шейные позвонки. В устремленных к командиру глазах угадывались удивление и неимоверная боль.

Опустившись на землю, Гросс потрогал его руку. Пульс становился вялым и нестабильным, дыхание давалось с трудом. Шансов у Воронца не оставалось – он умирал…

Капитан продолжал смотреть на Сашку. Тело непоседливого друга, бывшее всегда необычайно подвижным – словно на шарнирах, теперь смиренно и обездвижено покоилось рядом, прислонившись к толстому стволу дерева, и только нервная судорога мелко подергивала край нижней губы…

Стас провел ладонью по левому рукаву его камуфляжки, нащупал накладной карман, в котором спецназовцы носили индивидуальные перевязочные пакеты. Пальцы сами собой вытянули лежащий меж двух бинтовых валиков шприц. Нет, этот шприц был не из того набора, что хранился у каждого бойца в ранце. Некоторые офицеры бригады перед спецоперациями запасались шприцами с ядом для себя – их применение гарантировало мгновенную смерть, когда не оставалось патронов или уверенности, что умрешь сразу от последнего выстрела. Никто не знал, пригодился ли когда-нибудь яд – об этом могли рассказать лишь те, кто не вернулся с заданий.

С полминуты Гросс безмолвно наблюдал, как прозрачная смертоносная начинка продолговатого пластикового контейнера колеблется в такт каждому удару сердца…

Внезапно он почувствовал на себе пристальный взгляд Александра. Во взгляде, кроме удивления и боли, читался вопрос: «Чего ж ты медлишь, дружище?..»

Хорошо зная товарища, Станислав отвернулся и, покусывая губы, представил, что бы тот сказал, имей сейчас возможность говорить…

«Ты же догадываешься, как мне больно, – вдруг отчетливо прозвучал где-то в глубинах сознания его голос, – ты же знаешь, что это конец и по-другому не будет. Помоги мне! Не переживай и не вини себя. И я бы на твоем месте поступил так же. Не веришь? Легко. Честное слово – легко!»

Да, смерть всегда остается смертью. Но одно дело умереть рядом с тем, кого знал, с кем все делил поровну. Другое – лежать в луже своей крови, ожидая, когда придут и добьют полузвери-полудикари.

И боле не раздумывая, Торбин снял со шприца герметичный колпачок, ввел иглу в предплечье Воронцова и надавил на поршень. Потом, держа его за руку, с изумлением наблюдал, как быстро меняется выражение Сашкиных темных глаз под длинными пушистыми ресницами. Исчезли все вопросы, ушло страданье, отступила боль… Вместо них появились покой и бесконечное умиротворение. В какой-то миг Стасу показалось, будто ладонь Циркача слегка сжала его пальцы, а на лице промелькнула улыбка.

Он пощупал пульс – сердце друга больше не билось…

Похоронить его Гросс решил позже – после долгожданной встречи с эмиром Шахабовым. Слишком уж долгой и тяжкой оказалась дорога к нему, совсем близким представлялось скорое свидание.

Не прошло и пятнадцати минут, как он устроился под поваленным, трухлявым стволом – установил на сошки пулемет, проверил, полон ли его магазин, рядом аккуратно положил снайперскую винтовку. С помощью десятикратного бинокля изучил бивак эмира, расположенный метрах в двухстах – в живописной низине около быстрой горной речушки. Мерное журчание ее мерцающего серебром потока, разбиваемого россыпью небольших гладких валунов, иногда – с дуновениями легкого ветерка, доносилось даже до него.

Выбирая место для наблюдения, он заметил невдалеке последний дозорный пост. Трое чеченцев, уповая на хитро расставленные ловушки, чувствовали себя в безопасности – один о чем-то приглушенно рассказывал другому, третий же и вовсе дремал. Однако сейчас – в минуты стремительно приближающейся развязки, Гросс рисковать не желал и, отсрочив на время расправу с горе-часовыми, незаметно пробрался к упавшему дереву…

Собственно, весь лагерь заместителя Командующего вооруженными силами Ичкерии состоял из огромной, явно импортного производства, черно-зеленой палатки и четырех брезентовых жилищ попроще. Возле «шатра» горел костер, рядом сидел молодой охранник и лениво подбрасывал в огонь нарубленные сучья. Тем, кому не хватило места под матерчатыми крышами, спали вповалку где попало. У дальних деревьев, что обступали лагерь с запада, спецназовец насчитал два десятка привязанных лошадей. Все говорило о безмятежном спокойствии боевиков. Сколько-нибудь заметного движения средь бандитского бивака не происходило, господина Шахабова пока видно не было, и Стас мог позволить себе небольшую роскошь: несколько минут посидеть в полном бездействии.

Он вынул из пачки сигарету и осторожно прикурил ее. Но, не успел сделать и трех затяжек, как относительный покой был прерван – из кустов, обильно произрастающих на противоположном берегу ручья, вынырнул бородатый человек в новенькой форме защитного цвета и высокой папахе на голове. Ступая по торчащим из-под воды камням, тот перешел бурный поток и уверенно зашагал к шатру.

Торбин поспешно затушил сигарету, поднял снайперку и сопоставил лицо бородача с тем зрительным образом, что надежно отпечатался в памяти.

Несомненно, это был он.

– Вот и клиент, – шептал спецназовец, легонько поглаживая пальцем спусковой крючок. – Ошибки быть не может – Медведь собственной персоной. Ну, здравствуйте, Беслан Магомедович.

Немного привстав, капитан поудобней устроил к плечу приклад СВД и, подогнав тонкие черточки перекрестья к груди идущего к палатке мужчины, нащупал указательным пальцем упругий спусковой крючок…

Сопровождая цель, он мысленно выбирал место, куда эмир упадет, получив первую пулю. Этот расчет требовался для того, чтобы беспрепятственно произвести контрольный выстрел в уже мертвого Медведя. Все складывалось замечательно – заместитель Командующего пересекал открытую и ровную поляну. Торбин слегка задержал дыхание и одновременно почувствовал пальцем последнее упругое усилие пружины – винтовка вот-вот должна была содрогнуться в его руках…

И в этот важнейшее для себя мгновение, он вдруг услышал где-то позади отрывистый двойной свист. Первый звук был немного длиннее второго и на полтона ниже.

Моментально подступивший к горлу ком едва не заставил закашляться… Ошибка или совпадение исключались – данный условный сигнал использовался только бойцами бригады.

«Не может быть! – пронеслось в сознании, – кроме сержанта Серова и искалеченного Тургенева все мои люди погибли. Этого просто не может быть!!»

Не опуская винтовку, капитан спецназа резко обернулся…

* * *

Повелев знаком «рассредоточиться», «усилить внимание» и «вести скрытное наблюдение», Щербинин неторопливо приближался к неподвижно сидящему человеку, привалившемуся спиной к стволу исполинского бука. Сомов осторожно ступал за ним и, не дойдя до мертвого спецназовца шагов двадцать, узнал его…

– Это ж капитан Воронцов! Циркач!..

– Вижу – не слепой, – раздраженно ответил полковник, отправляя трех бойцов осмотреть округу.

Покосившись на убитого офицера, те проследовали мимо и растворились в лесу.

– Отличный прицельный выстрел. Думаю из снайперской винтовки. Не исключена вероятность использования СВД Шипилло, – заключил майор, мельком осмотрев труп.

– Возможно, – вздохнув, обмолвился комбриг. – Хотя, объективности ради, следует напомнить: следы, оставляемые на теле пулями СВД, куда более ужасны. А тут скорее стреляли из охотничьего малокалиберного карабина типа «Барс» или «Соболь».

– А как вы относитесь к этому? – указал Сомов на валявшийся рядом с Александром пустой шприц.

– Не знаю, – выдавил тот. – Что в нем было?

– Яд. Все тот же яд моментального действия, каким умертвили в начале операции рядового Тоцкого, – молниеносно произвел анализ оперативник.

– Могло случиться так, что Циркач, заполучил пулю чеченского снайпера и был смертельно ранен. А Гросс только облегчил его страдания.

– Или добил, немного промахнувшись до этого сам, – закончил подчиненный гипотезой, которую сам шеф питерского спецназа оглашать боялся или упорно не желал.

Каких бы версий они ни изобретали, о чем бы ни говорили, но в мыслях обоих давно и настойчиво свербел безусловный факт: затесавшийся в ряды первой группы оборотень, бесспорно, обладает некой индульгенцией на неприкосновенность, обещанную чеченской стороной. Скорее всего, полевые командиры в обмен на подробную информацию об операции «Вердикт» сулили ему не только гарантию жизни, но вдобавок и крупное денежное вознаграждение.

Так что самыми реальными шансами остаться целым и невредимым, располагал только изменник.

Прекрасно осознавая это, Сомов скинул с плеч тяжелый ранец, присел на корточки, извлек на свет божий все ту же аппаратуру спутниковой связи и, глянув на докуривавшего вторую подряд сигарету Щербинина, деловито проинформировал:

– Первую часть нашего задания мы выполнили – личность предателя установлена. Сами доложите о результатах или доверите мне?

Махнув рукой, тот отвернулся, зло сплюнул и, глотнув дыма последний раз, подозвал двоих закончивших перекур бойцов.

– Похороните капитана Воронцова. И… устройте могилу понезаметнее. Чужие здесь края, как бы не разорили ублюдки.

Пока воины занимались погребением, а комбриг нервно дымил очередной сигаретой, майор составил донесение, зашифровал его и, связавшись с отделом «Л», неторопливо продиктовал «смертельный приговор» Станиславу Торбину.

Седьмое донесение стало венцом их многодневного изнуряющего расследования.

А по прошествии четверти часа они без труда отыскали по следам место, откуда вел слежку за лагерем эмира и сам Гросс…

4

Офицер спецназа резко обернулся – метрах в двадцати пяти несколько вооруженных людей в камуфлированной форме, маскируясь за стволами деревьев, медленно приближались к нему. Повадками и видом на сепаратистов они не походили, однако, само их появление стало полной неожиданностью.

Дальнейшие события разворачивались в том же безмолвии и столь же стремительно.

Не мешкая, он развернул готовую к стрельбе винтовку в сторону незнакомцев, на что бойцы неизвестного отряда ответили тем же – семь стволов различного автоматического оружия в тот же миг были направлены на капитана. Пятеро замерли, держа его на прицеле, а два человека продолжали движение. Вскоре в этих двоих он узнал Щербинина и Сомова.

Пока еще не понимая сути происходящего, Станислав опустил СВД…

– Ты удивлен? – поинтересовался командир бригады, подходя вплотную и вместо того, чтобы пожать руку одному из своих лучших офицеров, отчего-то пристально посмотрел на его снайперку: – Разреши взглянуть.

Полковник взял винтовку, затем извлек из кобуры Торбина «Гюрзу» и тут же передал оружие майору, который к тому времени уже вынул из-под дряхлого дерева пулемет. А вот «Дротик» Воронцова, прихваченный на всякий случай Гроссом, комбрига весьма заинтересовал. Он с легкостью выудил его из жилетного кармана Стаса, проверил наличие патронов в обойме и уточнил:

– Если не ошибаюсь, это пистолет Циркача?

– Циркача, товарищ полковник, – подтвердил оперативник.

– Отлично, – кивнул он и подал знак бойцам, разрешающий тем подойти ближе.

Капитан все еще пребывал в смятении – слишком уж неожиданной выглядела встреча с хорошо знакомыми людьми, которым по идее надлежало находиться почти в ста пятидесяти километрах от забытого богом, глухого местечка. Но это смятение не шло ни в какое сравнение с тем изумлением, которое он испытал минутой позже. Когда пятеро спецназовцев, только что спокойно наблюдавших разоружение предателя, слегка расслабились и встали за спиной комбрига, последовало нечто необъяснимое и странное, лишившее Торбина на какое-то время способности что-либо понимать.

– Что-то я не пойму, – тихо, почти на ухо полковнику прошептал майор, – почему же он не с ними? И вроде, как выслеживал кого-то с винтовкой. Даже, по-моему, стрелять собирался. Что-то не сходится…

В ответ Юрий Леонидович вдруг обхватил рукой шею Сомова, развернулся, прикрываясь им, и за считанные мгновения выпустил в бойцов из «Дротика» всю обойму. Отбросив ненужный пистолет, выдернул из ножен кинжал и, не давая опомниться Константину Николаевичу, всадил по самую рукоятку в его неприкрытое бронежилетом горло.

Словно во сне Станислав смотрел, как сквозь пальцы майора, пытавшегося зажать ладонями ужасную рану, фонтанчиками била кровь. Как обезумевший взгляд его метался по сторонам, лишь на мгновение задерживаясь на двух стоящих рядом офицерах с немыми вопросами: «Почему?! Как же так?! За что?..»

Оперативник упал навзничь. Нескладная фигура несколько раз дернулась, левая окровавленная ладонь проползла вдоль тела по молодой зеленой растительности, оставляя на длинных листочках красный след. Потом ладонь сжалась в кулак, выдернув пучок травы и, застыла. Первая же боевая операция в карьере Сомова стала для него и последней…

Выстрелы из «Дротика» скорее походили на резкие щелчки, чем на звуки, издаваемые оружием обычного калибра, а сейчас – в лесной чащобе, они прозвучали еще глуше. Вряд ли кто-то из банды их услышал… Но не это сейчас занимало мысли Торбина. Те вопросы, что несколько секунд назад отчетливо читались в глазах майора, в не меньшей степени волновали и его самого. Пока Щербинин наблюдал предсмертные судороги подчиненных, капитан успел задрать брючину камуфляжки и выхватить из чехла, крепившегося ремнями к голени, последнее остававшееся у него оружие – нож разведчика. С тыльной стороны ручки относительно скромного по размерам ножа вставлялся патрон и порой во время рукопашной рубки, когда у ближайшего противника внезапно оказывался пистолет, либо автомат, эта штуковина спасала.

Увидев сидящего на поваленном дереве офицера с наставленным на него жерлом рукоятки, полковник вяло поморщился и присел на травянистый бугорок напротив.

– Убери, – молвил он, вытирая, забрызганную кровью правую руку об одежду мертвого Сомова. – У тебя братец, один хрен, выхода нет.

Не произнесший с момента встречи ни единого слова Гросс, продолжал безмолвствовать. Однако оружие не убрал.

– Не въезжаешь? – усмехнулся пожилой собеседник. – Что ж, не мудрено. Так и быть, объясню, только опусти свою пушку.

Не снимая большого пальца с рычажка спуска, Станислав немного отвел нож в сторону.

– Вот посмотри, – кинул комбриг к его ногам пустой шприц. – Этим был умерщвлен рядовой Тоцкий.

Заметив насмешливый взгляд молодого человека, достал из кармана другой – точно такой же и бросил его следом за первым.

– Вот тот, о котором ты только что подумал. С его помощью полчаса назад ты прикончил Циркача, верно? А эту вещицу узнаешь? – теперь в руке Щербинина появился надрезанный нейлоновый шнур со скрепером-блоком. – Правильно. И про нее ты не в курсе. Тогда послушай внимательно – уж мне-то, поверь, есть, что рассказать про твою «деятельность».

Торбин приготовился слушать, но глаз с полковника, только что убившего шестерых подчиненных, не сводил…

– Видишь ли, приблизительно за тридцать минут до того, как твоя группа покинула расположение лагеря на БТРах, фээсбэшники перехватили чей-то разговор по рации, а точнее подробный доклад об операции «Вердикт». Штаб опергруппы решил направить следом за вами второй отряд под моим командованием. И что же нам довелось лицезреть, идя по твоим следам?

Юрий Леонидович вопросительно уставился на оппонента, но опять не получив ответа, продолжал «изобличение»:

– Вначале мы отыскали беднягу Тоцкого с двумя безобидными ранками на теле. Вроде бы заурядный укус змеи… Мало ли, – с кем не бывает… А недалеко – в траве мои бойцы вдруг находят шприц с остатками яда. Сутками позже, недалеко от могилы молодого Деркача обнаруживается обрезок страховочного фала, послуживший причиной его гибели.

Командир бригады порылся в кармане, но вместо ожидаемой Стасом очередной улики, достал сигареты и зажигалку.

– Далее произошел подрыв Ивана Бояринова, – выпустил он клуб дыма. – К этому происшествию, следует признаться, оборотень отношения не имел. Как, впрочем, и к смерти сержанта Серова.

– Разве Серов погиб? – впервые подал голос Гросс.

– Да. И в докладе генералу Бондарю говорилось, что это дело рук «чертей», идущих следом за тобой. Тургенева они почему-то не тронули. Так вот… на чем мы остановились? Ах да! затем в перестрелке от пули изменника пал ефрейтор Борис Куц. Потом ножом в спину был убит прапорщик Шипилло. И, наконец, сегодня настал черед капитана Воронцова. Тебе данная хронология о чем-либо говорит?

История гибели его группы, преподнесенная в подобном ракурсе, не могла не озадачить Торбина. Мельком глянув на видневшуюся из открытого ранца Сомова аппаратуру спутниковой связи, он предположил:

– И обо всех этих домыслах вы, разумеется, исправно сообщали в штаб опергруппы.

– Куда было деться от выводов опытного оперативника!? – с плохо скрываемой издевкой воскликнул полковник и покачал головой: – Попал ты, приятель! Последнее и самое неутешительное для тебя заключение Сомов передал в отдел «Л» минут этак двадцать назад. Так что не обессудь – обратной дороги нет.

Внезапно у капитана промелькнула страшная догадка, заставившая до боли сжать рукоятку стреляющего ножа. Ошеломленный неожиданным открытием, он даже успел направить его в голову Щербинина и слегка надавить на рычажок спуска…

Но в эту же секунду Гросс получил сзади сильнейший удар по голове. Тупая боль пронзила все тело, сознание враз помутнело. Мышцы перестали повиноваться, и нож беззвучно выскользнул из руки на мягкую траву.

А следом и сам он как подкошенный свалился с поваленного дерева…

* * *

За семь месяцев до описанных выше событий, когда затянувшаяся поздняя осень на Кавказе вот-вот должна была смениться короткой ветреной зимой, а вместе с холодами ожидалось и относительное затишье на театре военных действий, подходила к концу седьмая по счету командировка Станислава Торбина в Чечню…

– Привет элите спецназа, – заглянул в офицерскую палатку чем-то встревоженный прапорщик Шипилло, – жутко извиняюсь за поздний визит…

Он зашел внутрь, плюхнулся на кровать рядом со спящим Воронцом и надолго приложился к пластиковой бутылке с минеральной водой. Крякнув, завинтил крышечку и звучно хлопнул по Сашкиной заднице.

– Вставай, товарищ капитан! Дело важное проспишь.

Тот недовольно перевернулся, оторвал на секунду голову от подушки и заспанным голосом проворчал:

– Отстань. Нет меня.

– Вот те раз! Нет его… А кто ж это на чугунной кровати бессовестно дрыхнет?

– Говорят тебе: нет меня здесь! Это моя голография…

– Подъем, порнография! Там генерал Бондарь офицеров собирает. Велено и всех вас срочно вызвать. Он ждет около вертолетной площадки.

Если из уст немногословного и флегматичного снайпера слетала фраза «срочно вызывают» или что-то в этом роде, раздумывать и сомневаться не приходилось. Требовалось запастись самыми необходимыми вещичками и нестись, куда говорит.

Подполковник Щербинин, майор Сомов, капитаны Торбин и Воронцов, а так же два старших лейтенанта в миг сорвались с кроватей. Похватав оружие и, на ходу застегивая теплые куртки, побежали к стоянкам винтокрылых машин. Генерал-майор Бондарь вместе с командиром бригады полковником Львовским и фээсбэшником Сергеем Аркадьевичем нервно курили у старой автомобильной будки, приспособленной под домик для авиационно-технической обслуги.

Поздоровавшись с каждым спецназовцем, руководитель оперативного соединения кивнул Львовскому:

– Давай Алексей Эдуардович, обрисуй вкратце мужикам обстановку…

– Значит так, парни, – начал тот, пульнув в сторону окурок, – несмотря на приближение зимы, некоторые вожди «приматов» продолжают вести боевые действия и творят всяческие провокации. Сегодня утром банда Шахабова устроила засаду на одной из горных дорог. Дальше, как водится – выбрали удобный момент и расстреляли механизированную колонну. Два грузовика и два бэтээра… Погибло около двадцати человек, остальные – тринадцать солдат молодого пополнения взяты сепаратистами в плен. Во всяком случае, их трупов на месте не обнаружено…

– Сейчас бандгруппой вплотную занимается аэрокосмическая разведка, – продолжил полковник ФСБ с коротко остриженными седыми волосами. – В течение часа мы должны получить их точные координаты и тогда…

– И тогда настанет ваш черед, – твердо закончил за подчиненных Бондарь. Далее он говорил, обращаясь непосредственно к Львовскому: – В твоем распоряжении не более получаса. Набери команду из самых опытных бойцов: офицеров, контрактников и старослужащих. Молодежь не брать – тут изюминка не в количестве, а в умении. Вертолеты, как нам доложили, к вылету готовы, так что дело только за координатами. На этом все. Готовь, Эдуардыч, людей…

Повернувшись и немного ссутулившись, генерал зашагал в сторону штабной палатки.

– Не прощаемся, – бросил Сергей Аркадьевич, поднимая меховой воротник. – Пойду дожидаться вестей от разведчиков…

В тот вечер штаб опергруппы впервые столкнулся с дерзкой и вероломной хитростью заместителя Командующего вооруженными силами Ичкерии. Когда разведка сообщила цифры точных координат банды, и двадцать лучших бойцов спецназа ВДВ разместились в четырех Ми-24, а их экипажи ждали разрешения на взлет, эмир неожиданно сам вышел на связь с Бондарем.

– Отставить начало операции. Плохи наши дела, – с серым лицом молвил тот, после пятиминутного разговора с Бесланом Шахабовым. Немного подумав, приказал: – Всем старшим офицерам собраться в штабной палатке.

Вскоре полтора десятка мужчин сгрудились на длинных лавках под брезентовой крышей и, тихо переговариваясь, нещадно дымили сигаретами. С появлением командира опергруппы гул сразу стих. Офицеры встали…

– Товарищи офицеры. Он предлагает обменять пленных солдат на одного из нас, – сразу огорошил генерал-майор, снимая форменную кепку с вышитым крабом над длинным козырьком и вытирая платком выступившую на лбу испарину. Поморщившись от густого дыма, хотел было отпустить что-то в адрес заядлых курильщиков, да махнув рукой, сам достал сигарету.

Присутствующих заявление обескуражило. Если командование примет условие – любой из них получит реальный шанс угодить в лапы Медведя. С пленными же тот никогда не церемонился…

– А что последует в противном случае?.. – полюбопытствовал фээсбэшник.

– А то не знаешь?! Каждые тридцать минут расстрел двух человек. Кстати, пятеро из тринадцати солдат по его словам ранены. Двое – тяжело. Вот с них и пообещал начать. Итак, жду ваших предложений…

В течение четверти часа прозвучало несколько мнений, но все они сводились к одному – к молниеносной атаке и полному уничтожению отпетого негодяя. Кто-то настаивал на проведении точечной операции спецназовцами бригады, кто-то ратовал за широкомасштабную акцию с бомбовыми ударами с воздуха, с применением артиллерии и даже тактических ракет…

– Товарищи офицеры, – устав от бесполезного сотрясения воздуха подчиненными, подал голос, молчавший все это время Бондарь. – Какие, мать вашу, бомбовые налеты!? Какие армейские операции!? С минуты на минуту состоится повторная связь с эмиром, и если с нашей стороны не прозвучат конкретные предложения, считайте, что первых двух пленников уже нет в живых. Можно протянуть время, давая пустые обещания. Но если Шахабов догадается о подвохе – моментально расстреляет всех.

В палатке повисла тишина, и только древний круглый будильник, вероятно, прихваченный генералом из дома, выстукивал на столе свой негромкий, однообразный мотив. Никто не решался нарушить тишины, даже сам Бондарь. Инициатива стать добровольным заложником должна была исходить от них – сидящих в палатке офицеров. Приказать кому-то пойти на верную смерть он не имел права.

Все молчали, пока снаружи не послышалась какая-то возня…

– Товарищ генерал, – заглянул в палатку майор Верник из отдела «Л», – Шахабов на линии.

– Уже?.. – в глазах пожилого вояки промелькнула растерянность, – что б ему провалиться! Давай.

Связист внес мощную переносную радиостанцию с усилительной приставкой-антенной – абонент, верно, находился далеко в горах. Командир соединения тяжело вздохнул, медленно поднес один из наушников к уху и, не решаясь вдавить кнопку «Передача» на микрофоне, в последний раз обвел взглядом присутствующих. Когда же, набрав воздуха в легкие, открыл рот, откуда-то из дальнего угла послышался голос:

– Моя кандидатура его устроит?

Все разом обернулись в поисках безрассудного смельчака.

– Чья кандидатура? Как ваша фамилия? – воспрянув духом, вопрошал старший начальник, опустив к груди микрофон.

– Заместитель командира бригады особого назначения подполковник Щербинин.

Немного пожевав пухлыми губами, Бондарь решительно начал переговоры с эмиром, однако через пару минут разговор забуксовал…

– Что значит, невелика птичка, Беслан Магомедович?! Это ж никакой-нибудь штабной писарь, а целый заместитель командира бригады!

Чеченец излагал свои соображения неторопливо, взвешивая по ходу все «за» и «против».

– Хм, – усмехнулся генерал-майор, когда тот, наконец, закончил, – какой именно бригады я по известным причинам сказать не могу. Что?.. Нет, это весьма солидное и уважаемое подразделение. Ну, если можно так выразиться – штурмовые войска, элита. Согласны? Ах, вот как?.. Это меняет дело…

Он снова сник, помрачнел; во взгляде поубавилось уверенности.

– Беслан Магомедович, я прошу вас не торопиться с расстрелом пленных. Дайте мне еще пяток минут. Я понял вас, до связи…

Отдав наушники с микрофоном майору Вернику, командир опергруппы снова промокнул платком лоб и смачно выругался:

– Эмир гребанный! Зам комбрига его не устраивает! Ему, видите ли, подавай не меньше самого командира.

– Ну что ж, раз желает видеть меня, значит, так тому и быть, – затушил сигарету в старой солдатской каске, давно служившей общей пепельницей, Львовский.

– Погоди, Эдуардыч, – опять поморщился Бондарь. Встав со своего места во главе длинного стола, он заложил руки за спину и принялся расхаживать вдоль трепыхавшейся от порывов ветра брезентовой стены.

Подполковник Щербинин, недавно назначенный заместителем комбрига, оставался для него малознакомым человеком. Потому он с такой легкостью и откликнулся на его смелое предложение отправиться в стан Медведя. А вот Львовский… С ним генерала связывала давняя дружба, годы совместной службы в различных горячих точках и полное взаимопонимание.

И рисковать его жизнью страсть как не хотелось.

Но Алексей Эдуардович в абсолютном безмолвии произнес:

– Ты же не хуже меня знаешь: другого выхода просто нет.

– Может, предложить ему в обмен на наших солдат три-четыре десятка отпетых бандюганов, что томятся в Чернокозовском изоляторе? – потерянно вопрошал тот, – так сказать: один к трем?..

– Брось… Его не устроят никакие коэффициенты, – решительно встал полковник. – Шахабов отвечает за подготовку резерва для чеченской армии и плюс-минус полсотни воинов Аллаха для него – сущая безделица. Эмиру нужен я – командир бригады.