Текст книги "Масштабная операция"

Автор книги: Валерий Рощин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– В общем… Одним словом, мне очень жаль, – продолжал Станислав, теребя так и не подожженную сигарету. – Никогда не поверю в то, что кто-то из наших летчиков специально целил в мирных жителей. Это глупейшая случайность. Но ты… Я понимаю, как нелепо и, наверное, неуместно сейчас просить прощения за свершившееся тогда… Но все таки, прости, если сможешь.

Она смотрела на него долго и пристально. Затем робким порывом коснулась кончиками пальцев его руки…

Спали они по разные стороны от теплого кострища, уложив под головы полупустые ранцы. Оружие всегда находилось под рукой, а сон обоих был некрепок – оба мгновенно пробуждались от любого постороннего шороха. И в эту последнюю ночь путешествия девчонка устроилась меж неприметных бугорков, свернувшись калачиком и накрывшись большим махровым полотенцем, взятым с собою в лагерь еще из дома. Стас скинул форменную офицерскую куртку, аккуратно сложил ее и, оставшись в застиранной пятнистой футболке, расположился в пяти шагах от попутчицы.

В этот поздний вечер он долго о чем-то размышлял, глядя на яркие звезды и пуская в темное небо невидимый сигаретный дым…

Очнувшись посреди ночи от чьего-то острожного прикосновения к щеке, спецназовец открыл глаза и схватил за руку человека, склонившегося над ним. Человек испуганно вскрикнул голосом Анжелы и без сил опустился рядом.

– Почему ты не спишь? Что с тобой? – удивленно пробормотал Торбин, ослабляя недюжинное усилие ладони и осознавая, что ненароком чуть не сломал девушке предплечье.

– Не знаю, – отвечала она. – Как-то нехорошо мне. Совсем нехорошо…

– Мы ночуем в лесу последний раз. Потерпи, завтра купим тебе билет – поезд идет до Нальчика не дольше трех часов.

– Я не об этом. Просто не понимаю, что со мной будет дальше. Никак и нигде не могу представить своего места…

Он уловил в ее голосе боль и отчаяние.

После неожиданно прерванного сна, глаза постепенно привыкли к темноте. Анжела сидела рядом, а Станислав продолжал держать ее руку и, удивительное дело, отнюдь не мертвой хваткой. Щека отчего-то сохраняла теплоту ее легкого, ласкового прикосновения.

Уложив девушку рядом, он заботливо накрыл ее форменной курткой. Та уткнулась в его грудь и сказала, нарушая запрет называть имя из прошлой жизни:

– Мне страшно, Сайдали. Такое впечатление, что кто-то украл мое будущее.

– Глупый ребенок. Уж не о «карьере» ли смертницы ты жалеешь? Разве у «ремесленников» этой профессии есть будущее? Смерть десятков ни в чем неповинных людей; сотни искалеченных судеб; наконец, твоя собственная смерть… В отряде Шахабова будущее таких как ты исчислялось днями. А теперь как раз и рождается твое будущее. Так что надо думать о начале новой и нормальной жизни, – подбадривал ее Гросс.

– А ты смог бы поменять свою профессию? – вдруг тихо спросила она.

Этот вопрос, заданный по детскому принципу «а ты…», поставил его в тупик. Торбин никогда не задумывался об этом, потому долго молчал, изыскивая упрощенную форму ответа.

– Да, убивать – моя профессия, приобретал которую я вполне осознанно, – признался он, наконец. – Однако ж это вовсе не означает, что лишать кого-то жизни мне нравится, или стрельба, производимая по живым мишеням, доставляет восторг. Война – это страшное зло и общее горе. И ты, и я, и множество других нормальных людей понимаем это, но раз уж война развязана и продолжается, значит, есть среди нас и ненормальные. Из-за них-то, Анжела, и происходят все мерзости: гибнут и страдают ни в чем неповинные; рушатся надежды; бедствуют народы и страна в целом… Ну, а раз так, то рано рассуждать: люблю ли я свою профессию иль ненавижу, поменяю иль нет. Кто-то же должен стоять на пути у зла…

Напрасно он старался облечь свои мысли в простейшую форму – убеждения его были ясны, слова доходчивы. Она кивала, слушая его, а когда наставник замолчал, робко попросила:

– Обними меня.

Образ этого прижавшегося к нему милого создания, пока совсем не увязывался со свежими воспоминаниями о жесткой, упрямой и боевой девице, не щадящей в тренировочных боях соперников любого пола и без особых раздумий решившейся стать жертвенной самоубийцей. Для радикальных перемен в голове и сердце, видимо, требовалось время. Время и желание. Желание видеть в ней не курсанта учебно-партизанского соединения Ясаеву, а просто девушку Анжелу. Но в том-то и крылась маленькая препона. Этакая сущая безделица – полное отсутствие времени и желания. На протяжении последнего года все до одной мысли бывшего капитана уносились к далекому Санкт-Петербургу…

Одинокая птица затеяла неподалеку ночную песню. Затеяла, да не услышав ответа, умолкла.

– Ты вся дрожишь. Тебе холодно? – спросил Станислав.

– Да, очень, – прошептала девушка.

Но вряд ли она замерзала в эту теплую ночь. Однако он сделал вид, что поверил. Поверил, будто мнимая ночная прохлада, а не их случайная и невинная близость явилась причиной озноба. Улыбнувшись, Стас погладил ее волосы, поцеловал в нежный висок и обнял правой рукой поверх куртки – так, чтобы, не взирая ни на что, она поскорее согрелась и уснула.

– Спи, девочка, – повелел он, закрывая глаза. – Завтра у нас очень напряженный день…

В эту короткую ночь она впервые за последние годы заснула с давно забытым ощущением вернувшегося счастья…

* * *

Солнце разогнало утренний туман прежде, чем они добрались до русла Сунжи. Подойдя к самой воде и всматриваясь в даль, молодой человек с девушкой заметили пригород Назрани. Спецназовец снял с плеча автомат и без раздумий бросил его в водную рябь – подальше от берега. Следом туда же плюхнулся и подсумок с патронами. Он оглянулся на спутницу, и та без слов поняла, что ей надлежит сделать то же самое.

– Я могла бы переодеться, – нерешительно предложила она, доставая из ранца гражданскую одежду. – Было бы не так подозрительно.

Гросс оглядел простенькое, однотонное платье; темный платок с какой-то вышитой арабской вязью; жуткой формы женские боты… Оценив прикид, вернул со словами:

– Выбрось в реку. В этом тебя сцапает первый же патруль. А следом и меня.

Спустя час они обедали в небольшом кафе на окраине города. В пустом зале кроме них сидела троица молодых парней, да престарелый кавказец в каракулевой папахе. Когда официант поставил перед ним блюдо с горячим шашлыком, в зал ввалились четыре вооруженных бойца из комендантской роты. Анжела замерла, не донеся до рта вилку с только что наколотым кусочком мяса…

– Ешь спокойно, – не поднимая головы, казал Станислав, – не то желудок испортишь.

Та последовала совету, но глаз с опасных соседей не спускала. Вояки купили сигарет и по банке пива. Рассчитавшись, направились к выходу. Однако старший армейского патруля заинтересовался двумя людьми в военной форме. Отделившись от остальных, он подошел к столику Торбина и Ясаевой.

– Разрешите взглянуть на ваши документы? – попросил офицер.

Девушка метнула испуганный взгляд на спутника и стала спешно рыться в ранце. Бывший десантник молча прожевал кусок мяса, неторопливо вытер губы салфеткой и, выудив двумя пальцами из нагрудного кармана удостоверение, небрежно бросил на стол.

– Федеральная служба Безопасности Российской Федерации… Оперативно-координационное управление по Северному Кавказу, – бубнил старший лейтенант, знакомясь с документом. – Майор Куликов Петр Вениаминович…

Гросс недвусмысленно зыркнул на девицу и та прекратила возиться с поклажей, задвинув ее под стол.

– По делам приехали или так просто? – не меняя официального тона, поинтересовался офицер, возвращая документ.

– Да, полюбоваться на местный патруль, пьющий пиво при исполнении, – глотнув из маленькой чашечки крепкого кофе, отвечал Стас.

Лицо неподвижно сидящей Анжелы в это время приобрело восковой оттенок. Она наблюдала за произошедшей с наставником метаморфозой и с ужасом ждала их разоблачения.

– Пиво мы употребляем только после службы. И все-таки позвольте узнать цель вашего пребывания в Назрани, – не унимался молодой офицер, видимо, следуя каким-то инструкциям свыше.

– Послушай приятель, может тебе и список местных наркодилеров предоставить? – едва не выругавшись, слегка повысил тон «майор ФСБ».

– Ну, так бы и сказали, что по наркоте… Девушка с вами?

– Младший сержант – лаборантка из экспертного отдела. Еще вопросы есть?

– Нет. Приятного аппетита, – пожелал тот и, козырнув, поплелся к курившим на улице подчиненным.

В ФСБ занимались наркотиками в исключительных случаях, когда разрабатывались совместные операции с Интерполом или что-то в этом роде. Для будничного противостояния потоку страшного зелья, в стране давно были созданы специальные подразделения при областных Управлениях внутренних дел. Просто мысль о чертовых наркотиках первой ворвалась в сознание Станислава и он, недолго думая, приплел загадочный список перекупщиков «белой смерти». Видать и старлей не отличался компетентностью в данных вопросах. Потому-то и сработало…

«Лаборантка» пребывала на грани обморока и с минуту после натянутой беседы инструктора с офицером федеральных войск не могла вымолвить ни слова. Незаметно оглянувшись на остальных посетителей кафе, молодой человек с ласковой насмешливостью в глазах накрыл ладонью ее руку. Девушка опять дрожала, но на этот раз причину озноба понять было нетрудно. Кое-как оправившись от испуга, «отважная» смертница вновь взялась за вилку…

Покончив с обедом, они завернули в магазин одежды.

– Выбери себе что-нибудь… посовременней, – посоветовал Торбин, сунув Ясаевой в руку пачку российских купюр и легонько подтолкнув в направлении женского отдела. – И не стесняйся. Встречаемся у выхода через пятнадцать минут.

Сам же отправился в мужской отдел…

С покупками он справился быстро. Попросив продавца упаковать вещи в пакет, прождал Анжелу у обозначенного места встречи около часа. «Вот так запускать девицу в бутик, не ограничивая кредита!» – ворчал он про себя, рассматривая мудреные названия лосьонов, духов и прочей парфюмерии в крохотном ларьке у входной двери в магазин. Выбрав наобум пару симпатичных коробочек, заплатил за них и увидел, наконец, появившуюся напарницу, держащую в руках два приличных по объему пакета. Подхватив ношу, он промолчал – женщина даже на войне оставалась женщиной…

По пути на вокзал они зашли в какую-то затрапезную гостиницу. Портье – неразговорчивый ингуш средних лет, встретил гостей отнюдь негостеприимным взглядом, ворчливым тоном заявив, что свободных номеров нет, и не ожидается. Торбину с Ясаевой нестерпимо хотелось стереть с себя последние следы долгого пребывания в лесу, но для офицера довод гостиничного служителя казался незыблемым, потому он собрался повернуться и покинуть неприветливое заведение. Однако у его спутницы неожиданно нашелся веский контраргумент…

Чуть подавшись вперед, сверкнув карими глазами и одарив мужика презрительной улыбочкой, она что-то прощебетала на своем языке и вдруг выудила из бездонного кармана камуфляжки гранату Ф-1. Гулко брякнув лимонкой о полированную поверхность деревянной стойки, Анжела гневно смотрела на клерка. Реакция последовала незамедлительно: в лице ингуша проступили значительные перемены, а трясущаяся рука мигом потянулась к шкафчику с ключами.

– Вот – номер двадцать два. Из резерва, – почему-то прошептал он, обращаясь к наблюдавшему за этой комичной сценкой Торбину.

– Она пошутила, – забирая ключ, заверил он. Потом, тоже приблизившись к нему, будто по секрету поведал: – Но имей в виду, дядя, поведешь себя неправильно – гранату она взорвет. Обязательно взорвет вместе с тобой и с гостиницей.

Через минуту, справившись о наличие душа и воды в номере, загадочная парочка поднялась по лестнице на второй этаж. Быстро сориентировавшись в длинном коридорчике, они юркнули за дверь с двумя навинченными металлическими двойками.

Мылись по очереди. А потом…

Потом, выйдя из ванной комнаты, Гросс ошарашено уставился на Анжелу, с трудом признавая в ней бывшую ученицу. За три месяца он привык видеть ее в бесформенном брючном костюме цвета хаки, а ныне перед ним у настенного зеркала в небольшой прихожей стояла юная красавица. С роскошными, распущенными, темно-каштановыми волосами; в легкой замшевой курточке, небрежно наброшенной поверх белоснежной блузки; в обтягивающей бедра юбке и в туфельках на высоченном каблуке. Фигурка у юной девушки оказалась просто идеальной.

Оправившись от шока и взяв ненужные отныне ранцы с их старым шмотьем, он выдавил:

– Пойдем. У нас мало времени…

Спускаясь по узкой лестнице в гостиничный холл, и беспрестанно изумляясь, Стас пытался осмыслить: «Откуда в деревенской девчонке, проведшей всю недолгую жизнь пусть и рядом с райцентром, понятия о вкусе, красоте, манере одеваться?.. Ерунда! Совпаденье. Случайность».

Все тот же портье облегченно вздохнул и проводил постояльцев понимающим взглядом: практика съема номеров на два-три часа парами противоположного пола прижилась и в здешнем полутораэтажном «Метрополе». Пожалуй, только одно обстоятельство вызывало у него очередное недоумение: при первой встрече от странных клиентов за версту несло костровым дымом и прочими «ароматами», сопутствующими нелегкой экстремистской жизни. Теперь же, одетый с иголочки молодой человек вкупе с грациозной спутницей продефилировали мимо, обдав гостиничного служащего благоуханиями отнюдь не дешевых французских духов и туалетной воды…

Избавившись от ранцев, они прибыли на железнодорожный вокзал за полчаса до отправления поезда. Купив один билет до Нальчика, и незаметно от чужих глаз затолкав в левый карман новой куртки Ясаевой толстую пачку зеленоватых соток, Станислав, едва сдерживая улыбочку, спросил:

– Ты уж прости за мое любопытство, но зачем ты тащишь с собой гранату?

– На всякий случай, – неопределенно пожала она плечами.

– Кончились, милая, «всякие случаи». Привыкай к мирному бытию – без гранат, оружия и насилия. Где она?

– В правом кармане.

Молодой человек так же незаметно конфисковал из указанного места опасную штуковину и спрятал ее внутрь собственной куртки.

Перед тем, как окончательно расстаться, они стояли на перроне – недалеко от нужного вагона, и Гросс приглушенным голосом снабжал ее важными рекомендациями:

– Свое пребывание в учебном лагере эмира вычеркни из автобиографии навсегда. Забудь, как кошмарный сон. По приезду в Нальчик сразу разыщи отцовского друга. Особо его не пугай, но объясни ситуацию и попроси не сообщать о тебе никому: ни родственникам, ни знакомым, ни соседям.

– Хорошо, – послушно отвечала она.

То обстоятельство, что девушка давно перестала быть подопечной инструктора рукопашного боя, отчего-то все равно не позволяло ей раскрепоститься и держаться с ним наравне. Она по-прежнему смущалась, ловя на себе его взгляд, и терялась, когда тон бывшего наставника становился сухим…

– Деньгами не сори, на счет в банк не клади, спрячь их в укромном месте. Баксов я тебе ссудил достаточно: хватит и на учебу и на несколько лет спокойной жизни – без выпендрежа.

– А если мной все-таки заинтересуются. Местные органы или другие службы, что делать? Где тебя искать? – грустным голосом вопрошала Анжела.

– Все документы у тебя в порядке. А меня ты не найдешь, – равнодушно отвечал спецназовец. – Постарайся в первое время вести себя тихо и осторожно, не вызывая ни у кого лишних подозрений. Мне предстоит завершить пару дел в России, после чего я исчезну навсегда.

Она промолчала и отвернулась…

Торбин хотел озвучить еще какой-то жизненно важный совет, да вдруг запнулся – с ее нижних ресниц сорвалась слеза и покатилась по щеке. Капелька замедлила движение на славной ямочке, потом скользнула дальше и упала на белый воротничок блузки…

Почему-то только сейчас в его голове произошла запоздавшая подвижка мыслей, позволившая, наконец, увидеть в ней вовсе не вздорного курсанта-добровольца, искавшего счастья в компании ваххабитов и смертников, а обычную девушку. Очень красивую девушку…

Скоро над перроном прогрохотало объявление об отправлении поезда, а проводник вагона попросил пассажиров занять свои места. Пока отъезжающие толпились у входа в тамбур, Анжела покусывала нижнюю губку, затем вдруг заторопилась и, сбиваясь от этой торопливости с нужной мысли, стала приглушенно говорить:

– Я давно хотела тебе сказать… Если не сознаюсь в этом, потом мне будет ужасно стыдно. Там, в лагере, со мной несколько раз тайно беседовал Губаев – настойчиво расспрашивал о тебе и пытался выяснить: о чем мы с тобой разговариваем, какие ты задаешь вопросы, чем интересуешься… Я ничего плохого про тебя не говорила. Ни слова… Кажется, мы оба с ним догадывались, что ты не тот за кого себя выдаешь, но он нуждался в доказательствах, в подтверждениях… Он даже предлагал большие деньги. Только советник никогда бы от меня не услышал того, что хотел! Понимаешь?.. Никогда и ни за что!

Тронутый этим неожиданным и по-детски прямолинейным признанием, капитан вспомнил ту короткую реплику, мимолетно произнесенную девушкой на поляне среди кедров, когда она опустила направленный в его грудь автомат. «Я догадывалась, чем все закончиться…» – обмолвилась тогда Анжела. Он же не придал тихим словам должного значения.

Станислав обнял и прижал ее к себе. Позабыв о времени, они стояли так несколько минут. Пассажиры давно прошли в вагон, и в дверном проеме одиноко маячил пожилой железнодорожник, изредка взиравший на молодых людей и дивившийся совпаденью: парочка никак не могла проститься, а бригада машинистов, словно в угоду им, задерживала отправление состава.

Он гладил длинные волосы девушки, чуть касаясь ладонью ее плеч и нежной шеи. Затем, наклонившись, прикоснулся губами к ямочке на мокрой щеке.

– Нет… прошу, не надо так… – дрожащим голосом сказала она и, приподнявшись, сама поцеловала его в губы. Пряча полные слез глаза, прошептала: – Прощай…

Анжела повернулась и решительно направилась к стоявшему на верхней ступеньке проводнику, унося в своем сердце бурю самых противоречивых чувств. Она была расстроена и растрогана, взволнована и успокоена, рассержена и влюблена…

Помогая ей подняться в тамбур и подавая тяжелую сумку с продуктами и вещами, купленными в дорогу, Торбин не сказал больше ни слова. Пройдя вдоль вагона, он видел, как девушка появилась в купе, потом приникла к стеклу и долго стояла, неотрывно глядя на него до тех пор, пока поезд не набрал ход…

Часть четвертая Прощай, Гроссмейстер…

1

В один из майских вечеров со стороны Витебского вокзала Санкт-Петербурга, к станции метро неспешно шел молодой мужчина лет двадцати восьми. На нем были новые черные джинсы и, несмотря на теплую погоду, кожаная и такая же черная куртка. Глаза скрывались за узкими темными очками, а лицо обрамляла недельная щетина. В левой руке он нес пластиковый кейс.

Направился он, как ни странно, не к ближайшей – вокзальной станции подземки, а к соседней – Владимирской. Возможно, недавний пассажир поезда «Ростов-на-Дону – Санкт-Петербург» хотел размяться после утомительных двух суток, проведенных в вагоне СВ. Или просто возжелал пройтись по городу, с которым некогда что-то роднило и связывало. А может быть, его настораживало обилие людей в серой форме, в изрядном количестве снующих по привокзальной площади и примыкающим к железной дороге кварталам.

Так или иначе, сделав замысловатую петлю по старым переулкам, он вскоре оказался на Загородном проспекте, почти прямиком ведшем к нужной цели. Если он избегал встреч с защитниками правопорядка, то сейчас на его пути находилась не слишком подходящая городская «достопримечательность» – здание Районного отдела внутренних дел. Но, вероятно, наличие данного препятствия мало волновало путника, поскольку маршрута он менять не стал, а уверенно держал намеченный курс.

Подъезды к милицейскому оплоту перекрывали бетонные блоки, раскрашенные в косую красную полоску. По обеим сторонам мрачного строения дежурили автоматчики в «Масках» – средствах индивидуальной бронезащиты.

«Как всегда заботятся исключительно о собственной безопасности. Прежде сами, а все остальные потом, – с горечью подумал незнакомец, огибая внушительные ограждения. – Школы, детские сады, больницы, театры – подождут. Точно террор, расползающийся с юга страны не хуже эпидемии, им не угрожает. Как же!.. Нужно ведь и МЧС работенкой обеспечить: трупы из-под завалов вытаскивать после взрывов…»

– Гражданин! – внезапно окрикнул его кто-то сзади, прервав справедливую критику силовых структур.

Человек в черном остановился и нехотя повернул голову. Вальяжной походкой его догоняли два мента. Приблизившись и изобразив пародию на отдание чести, старший патрульный проскрипел:

– Ваши документы.

Подозрительный гражданин подал удостоверение. Ознакомившись с ним, стражи правопорядка снова козырнули и, возвращая документ, отвесили сугубо милицейский комплимент:

– Извиняемся, товарищ майор. Кожа у вас смуглая – точь-в-точь как у лица кавказской национальности. Вот и перестраховались.

– Ничего, бывает, – небрежно отвечал тот, пряча ксиву во внутренний карман. Прежде чем возобновить движение в прежнем направлении, бросил: – Из отпуска возвращаюсь – на югах загорал…

– Счастливчик, – с завистью вздохнул один из патрульных, глядя вслед удалявшемуся офицеру в штатском.

– Учиться, надо было в школе на пятерки, Костян Петрович, а не прогуливать! – поддел его другой. – Тогда, глядишь, и нас бы с тобой в ФСБ взяли. Пошли, двоечник. Надо бы пару настоящих азеров тормознуть – на обед подзаработать…

Проехав четыре остановки на восток, мужчина вынырнул из станции метро Ладожская и направился к гарнизону бригады особого назначения воздушно-десантных войск. Лишь наблюдательный и хорошо знавший раньше этого человека сослуживец, по походке и внешности мог угадать в нем капитана Торбина.

Также неспешно он проследовал вдоль знакомого длинного забора и, наконец, увидел гарнизонное КПП…

В груди защемило, а по спине пробежал легкий холодок от захлестнувших воспоминаний. Снова всплыли дорогие образы двух погибших друзей: Сашки Воронцова и Сергея Шипилло. Сколько раз они проходили через эти ворота! Немногим больше года назад прошли все вместе, когда отправлялись в ту роковую для них командировку. Отправлялись, не ведая, что она станет последней…

На территорию родной бригады Станислав проник, воспользовавшись лазейкой, известной только спецназовцам, да жителям ветхого трехэтажного дома, стоявшего вплотную к каменному забору. Зайдя с переулка в его парадное, он поднялся по ступенькам первого лестничного марша и оказался у подъездного окна противоположной стены. Открыв никогда не запиравшуюся раму, перемахнул через широкий, давно не видавший краски подоконник и, сделав несколько шагов по кирпичной кладке, спрыгнул вниз.

За истекший год внутри гарнизона мало что изменилось: выросло три этажа жилого панельного здания; старый асфальт местами закатали свежим; подновились обветшалые фасады магазинов… Проходя мимо одного из них, бывшему десантнику пришлось отвернуться и, закрывая лицо рукой, делать вид, будто поправляет темные очки – неподалеку от стеклянного входа в супермаркет стояла с двумя знакомыми бабками его соседка – все такая же полная и неугомонная тетя Даша. Поглядывая по сторонам и провожая дотошным взглядом каждого прохожего, повариха из отрядной столовой взахлеб судачила с подругами о новостях и последних сплетнях. Если бы она вдруг узнала Стаса, весть об этом разлетелась бы по военному городку со скоростью звука. Но, большого интереса «незнакомец» в черном у пожилых женщин не вызвал. Не задерживаясь у магазина, он ускорил шаг и избежал участи быть узнанным.

Гросс медленно брел к тому дому, где когда-то проживали полковник Щербинин с дочерью. Пятиэтажка с улучшенной планировкой квартир находилась в центре гарнизона и выходила окнами на зону отдыха – небольшой парк, расчерченный множеством асфальтовых дорожек. В будний вечер парк пустовал, лишь с десяток детишек возились на зеленеющих газонах, да пара малолетних велосипедистов выписывала виражи на «перекрестках». Выбрав удобное для наблюдения местечко в тени деревьев, Торбин уселся на деревянную лавочку и развернул свежий «Спорт-экспресс»…

Напечатанные слова и мысли проходили через его голову, не оставляя следа. Он всеми силами напрягал внимание, но не смог одолеть и десятка срок. Взгляд, будто намагниченный, постоянно устремлялся ко второму подъезду пятиэтажки…

У искомого дома появлялись все больше незнакомые люди. Правда, изредка мелькали и те, с коими приходилось сталкиваться в прошлой жизни. Прошло три часа, однако ни самого Юрия Леонидовича, ни Елизаветы он так и не увидел. А когда стемнело, над дверьми подъездов и в парке зажглись фонари. Гросс свернул ненужную газету, снова окинул взором пространство вокруг здания, поднялся и направился обратно к лазейке…

Пока он не располагал даже приблизительными координатами полковника. По-прежнему ли тот возглавлял бригаду, или был куда-то переведен… Оставалось лишь надеется, что Щербинин служил где-то поблизости.

«Служил!.. – зло усмехнулся про себя спецназовец, легко преодолевая забор и залезая в окно, – за такую «службу» в самый раз «багровую мошну» на голову. Без судебных проволочек и следствий…»

Весь прошедший год комбриг вызывал у Станислава устойчивую ненависть. «Еще бы! – рассуждал он, направляясь в сторону станции метро. – Одному богу известно, сколько на его совести злодеяний. Сколько загубленных жизней наших солдат и офицеров! Связь с Шахабовым он, скорее всего, установил еще до перевода из Таджикистана в бригаду, или же сразу после прибытия сюда на должность заместителя командира. Теперь-то ясно, почему той далекой осенью Щербинин с легкостью вызвался в добровольные заложники к Медведю в обмен на тринадцать солдат – знал, сука: по заранее сочиненному плану тот затребует Львовского. Все очень просто – Юрий Леонидович зарабатывал репутацию отважного и бесстрашного офицера, а Беслан Магомедович, в свою очередь, расчищал ему дорожку для карьерного роста. Потом же, когда Щербинин занял место погибшего Алексея Эдуардовича, стали бесследно исчезать команды, посылаемые для устранения эмира. Тем же, испытанным способом был обеспечен провал и моей группы, и «Вердикта» в целом…»

Гросс не заметил, как дошел до станции Ладожская. Уже спускаясь по длинной лестнице вниз, мимо сидящих вдоль кафельных стен нищих, алкашей и бомжей, внезапно очнулся от невеселых дум…

Следовало определиться с ночлегом. Проще всего было устроиться в гостинице, но лишний раз светиться со своей новой фамилией Торбин не желал. Да и стоило ли рисоваться с поддельными документами в заведениях, находящихся под постоянной опекой ФСБ? Данные постояльцев гостиниц больших городов наверняка пропускались через компьютерную базу оной конторы. Удостоверение на имя майора ФСБ Петра Куликова изначально предполагалось использовать в зоне боевых действий и весьма кратковременно – не более двух недель, пока длилась бы диверсионная операция группы Губаева. Там, на всю Чечню и компьютеров-то две с половиной штуки… Здесь же, в Санкт-Петербурге осмотрительность и осторожность должны быть максимальными. И, памятуя о давней привычке везде и во всем трижды перестраховываться, он призадумался…

Но отчего-то нужные мысли сбивались и путались. Скоро Стас понял, почему это происходит – покоя не давала теперешняя близость с еще одним человеком – с Лизой. Одно только то, что некогда любимая им девушка находилась где-то рядом – возможно, на этой же станции метро, и ее лицо запросто могло сейчас мелькнуть в толпе, движущейся навстречу, заставляло дыхание учащаться.

О Лизе за минувший год он думал часто. Не проходило и дня, чтобы Торбин не вспоминал их знакомство или продолжительные прогулки по скверам и набережным вечернего Петербурга. Но все эти сладостные видения заканчивались одним и тем же наважденьем: ее чудесный образ и радостные, излучающие любовь глаза, неизбежно затмевались, отчетливо проявлявшейся темной фигурой полковника Щербинина – человека, оклеветавшего его перед друзьями, сослуживцами и той же Елизаветой. Человека, напрочь сломавшего Станиславу жизнь. И как он ни старался доказать самому себе непричастность дочери к деяниям отца, тень Юрия Леонидовича неизменно вставала между ними.

Кроме того, существовало еще одно наиважнейшее обстоятельство, заставлявшее навсегда забыть о некогда пылких чувствах к юной Лизе – вторая и завершающая часть операции «Вердикт-2»…

– Товарищ капитан, – вдруг раздался чей-то встревоженный возглас, разнесшийся эхом в просторном вестибюле.

Окрик отчетливо прозвучал на фоне приглушенного гула, что всегда обитает в подземных переходах и метро. Людей в военной форме поблизости не было, но кто-то настойчиво повторил:

– Товарищ капитан!.. Товарищ капитан, это я…

Людской поток продолжал движенье и, похоже, никто не откликался на этот странный зов. Сердце Торбина ускорило ритм; он не стал оборачиваться и, тем более, останавливаться, а тем же размеренным шагом спускался вниз, будто этот «кто-то» тривиально обознался…

– Это же я, товарищ капитан! Рядовой Бояринов!..

И тут Стас почувствовал, как в груди образуется вакуум, точно перед падением, когда под ногами внезапно исчезает опора. Долгое время до появления в Питере, он готовил себя к чему угодно, но, услышанное им перечеркнуло всякую и ко всему готовность.

Гросс застыл на последней ступени и медленно обернулся…

* * *

Возле стеклянных дверей входа в вестибюль станции находились представители вышеупомянутой бездомной «аристократии». Среди них, опершись на два деревянных костыля, стоял мужчина в поношенной камуфляжной форме. Левая штанина брюк от самого колена была завернута назад. Не отрывая глаз от его фигуры, Торбин двинулся вверх по длинной лестнице вместе с встречным людским потоком…

Он помнил Бояринова коротко подстриженным, уверенным и всегда улыбающимся парнем. Человек в камуфляжке тоже пытался изобразить улыбку, но был грязным, обросшим, со сгорбленной спиной. И, тем не менее, подойдя ближе, он узнал его…

Несколько мгновений они постояли, вглядываясь в изменившиеся за год черты и, не сговариваясь, бросились друг другу в объятия.

– Товарищ капитан… Я знал… Я точно знал: кроме меня, кто-то должен был выжить в том аду, – шептал Тургенев и, вдруг всхлипнув, почти прокричал: – Никогда не верил в то, что про вас потом говорили! Никогда! Я же помню… Вроде сквозь сон, но помню, как после взрыва вы меня тащили на себе – меж деревьев петляли… Мне казалось: полдня петляли… У вас тогда такое дыхание было, думал: вот-вот упадете!.. А вы, словно двужильный…

– Бог с ними, Ваня, – по-прежнему держа бывшего подчиненного в объятиях, тихо отвечал Станислав.

– Как же бог с ними?! Товарищ капитан!.. Я же объяснял им: разве возможно, чтоб такой железный человек сдался или стал предателем?! – вытирал рукавом слезы Бояринов. И, обращаясь к нынешним приятелям, радостно сообщил: – Вот… представляете?! Своего боевого командира повстречал! Вместе воевали в Че…