Текст книги "Масштабная операция"

Автор книги: Валерий Рощин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

2

После первого же выстрела прапорщика, чеченский снайпер на левой скале замолк.

– Воронец, последи-ка за ним на всякий случай, а я пока займусь вторым! – перекрикивая пулемет, по-свойски распорядился Шипилло. – А то не ровен час, подранком окажется.

Безусловно, Александру было бы сподручнее присматривать за левой скалой, так как и сам он занимал позицию слева от бруствера, но работа его пулемета сейчас оставалась главной сдерживающей силой. Посему Гросс принял иное решение.

– Циркач, продолжай долбить, я послежу, – скомандовал он, выдвигаясь немного вперед.

Серега быстро и профессионально справился со своей задачей: двумя следующими выстрелами уничтожил и другого стрелка.

«Ай да лупит!.. – не удержался от удивления Торбин, провожая взглядом затяжное кувыркание кавказца вдоль отвесного склона серо-коричневого утеса. – Знает Шип свое дело!»

Огонь учащался и скоро превратился в сплошной грозный вой. Тем не менее, расторопность и меткость прапорщика позволила офицерам без опаски вести дальнейшую стрельбу от обеих оконечностей каменной кладки. И хоть чеченские пули частенько цокали по булыжникам, обдавая лица колючей крошкой, они не обращали внимания на сей незначительный факт: Воронцов развлекался частыми короткими очередями из пулемета, а Стас воспользовался «Калашниковым», – сколь ни говори о превосходстве «Валов», все ж таки, эффективная дальность стрельбы не являлась их сильной стороной.

Первые ощутимые потери в живой силе противник понес на дальних подступах к полевому укреплению – к плотному автоматическому огню Александра и Станислава, добавились точные выстрелы Сергея из СВД. Головорезы сбавили обороты наступления, а некоторые и вовсе стали передвигаться ползком. Перестрелка плавно приобретала позиционный характер.

– Лишь бы к ним подкрепление не подвалило! – минут через двадцать прокричал снайпер, – а патронов у меня, ядрен-батон – только мозолищи кровавые от курка набивать!

– А вот у нас с Циркачом при таком темпе стрельбы и на полчаса не хватит, – прошептал командир, вставляя в автомат последний магазин.

Через минуту он высыпал из ранца полтора десятка гранат для подствольника и принялся посылать одну за другой в места скопления боевиков, расстояние до которых неизменно сокращалось. А скоро подозрительно замолк и Сашкин пулемет.

– Воронец, ты живой? – окликнул Гросс.

– Живее всех живых! Как Ленин, – отозвался тот и клацнул затвором «Вала».

«Ясно, и у этого кончились…»

Великих надежд на бесшумные автоматы капитан не возлагал – это грозное оружие изначально имело другое предназначение. Из карманов «лифчиков» в изобилии торчали магазины для «Валов», да патронов в каждом было по двадцать штук – особо не разгуляешься.

А враг тем временем подбирался все ближе. Скоро атакующие подошли на столько, что в ход пошли ручные гранаты, как с одной стороны, так и с другой. Одна лимонка жахнула совсем близко – метрах в пяти от бруствера. Взрывная волна ударила по ушам и, показалось, вывернула наизнанку…

Спустя полчаса равнина серо-песочного цвета потемнела от лежащих повсюду тел раненных и убитых. Когда опустели все магазины для специальных автоматов, и не осталось гранат, в ход пошли пистолеты. Гросс выхватил внушительную «Гюрзу», позволявшую вести прицельный огонь до полусотни метров; Циркач достал малокалиберный «Дротик», и только Шип продолжал методично бухать из своей любимой снайперки, всякий раз приговаривая при этом неблагозвучные словечки в адрес неугомонного противника.

Но «черти» упрямо лезли со стороны скал и лагерных построек, и дело, в конце концов, дошло до рукопашной.

Сгрудившись в кучу и прикрывая спины друг друга, трое десантников, экономно расходуя последние патроны, отбивались от «духов» у входа в каменное укрепление. Два «Вала» с пустыми магазинами валялись здесь же. Сашка всадил все три метательных ножа точно в цели и теперь, изредка постреливая из «Дротика», словно черт крутился со своим кинжалом. Серега, не имея времени для перезарядки винтовки, отбросил ее в сторону и, будучи не в ладах с холодным оружием, стрелял в ближайших моджахедов из спортивного «Марголина». Станислав нажимал на спусковой крючок «Гюрзы» лишь тогда, когда кто-то из «приматов» вскидывал автомат. В остальных же случаях разносил черепа шахабовцев лезвием, либо рукояткой десантного ножа…

Рубка закончилась отступлением чеченцев. Офицеры по инерции сделали несколько выстрелов и… увидели страшное.

Привалившись к булыжникам, побледневший прапорщик смотрел на них с каким-то странным выражением бледного как мел лица.

– Что это с ним? – присаживаясь рядом, спросил Гросс, еще пару минут назад ощущавший рядом надежное плечо товарища.

Тяжело дыша, Сашка промолчал.

Командир ощупал одежду снайпера и обнаружил, что на спине та пропитана кровью.

– Ну-ка помоги перевернуть…

Но приятель не шелохнулся. Тогда Стас сбросил с плеч чужой бушлат, расстелил его на земле и сам аккуратно уложил сверху Сергея. Осмотрев, нашел под левой лопаткой два небольших, но очевидно глубоких ножевых ранения…

Шипилло умер на руках Торбина через минуту.

– Никогда не любил ножей, – прошептал он, потом силился что-то сказать еще, словно желая предупредить о нависшей опасности, но так и не смог. Ртом хлынула кровь, темные глаза подернулись пеленой, и пальцы в последний раз сжали ладонь друга…

Какое-то время капитан сидел, обнимая его, потом медленно встал, все еще не веруя, что Шипа больше нет. Мысль об этом казалась идиотским розыгрышем. «Вот он лежит, даже и представлять не надо, что живой. Кажется, будто дышит. Однако ж… нет больше человека, а есть утратившая смысл и значение остывающая, мертвая плоть…»

Сашка стоял на прежнем месте, покачиваясь и бормоча что-то несвязное. Рука его, крепко державшая обоюдоострый кинжал, была по локоть испачкана кровью. «Кажется, у него сверхстресс. Шоковое состояние, – догадался Гросс. – Наверное, и я сейчас выгляжу не лучше».

Он оглядел свои руки, одежду… Все было покрыто свежими багровыми пятнами. А обильно измазанный той же кровью валявшийся рядом десантный нож, был сплошь облеплен землей и светлой пылью.

«Серегу уже не вернуть, а Циркач… Нужно что-то предпринять, как-то вывести его из кризиса, иначе у парня помутиться рассудок».

Достав из пачки сигарету, он подпалил ее и передал приятелю:

– Покури, Саня…

Тот механически сделал несколько неглубоких затяжек, выбросил окурок и зачем-то направился к громко стонущему и катавшемуся в агонии по краю небольшой воронки чеченцу. По пути перезарядил «Дротик» и, подойдя к раненному, хладнокровно выстрелил тому в голову. Потом поднял опустошенный взгляд в поисках следующего…

«Зачем ему это?.. – вяло подумал Стас. – Облегчить их страдания? Выместить злобу? Отомстить за Шипилло? Пусть… В любом случае, не следует его сейчас трогать. Пусть!..»

Метрах в пятидесяти сидел молодой кавказец и молился, поднеся к лицу одну руку. Другая – по локоть оторванная, безжизненно болталась на лохмотьях окровавленного рукава. Воронец медленно шел к нему. Через секунду послышался сухой щелчок – выстрел из его пистолета.

– Довольно! – резко остановил его командир. Дальнейшие фразы он старался произносить мягко, однако, не без твердости: – Довольно, Саня. У нас есть и другие важные дела. Пойдем-ка лучше, похороним Серегу…

Когда они вырыли могилу, перенесли и уложили тело прапорщика, Станислав сходил за бесшумными автоматами. Без специальных девятимиллиметровых патронов это мощное оружие стало бесполезным. Погладив напоследок свой «Вал», он взял его за приклад, размахнулся и со всей силы долбанул стволом об скалу. Воронец машинально повторил действие…

Гросс намеренно не хотел затягивать процедуру похорон. Во-первых, необходимо догонять Медведя, перехитрившего их и не оказавшегося в лагере, а во-вторых, только в череде выполняемых мелких задач можно отвлечь и вытащить из шокового состояния Сашку. Перед продолжением похода Торбин заглянул внутрь редута и собрал боеприпасы убитых сепаратистов, благо те при жизни пользовались такими же «Калашами».

– Держи. Это к твоему пулемету, – бросил он к ногам напарника ранец. Сам же подхватил снайперку Шипа, рассовал по жилету несколько оставшихся магазинов к ней и зашагал к лесу.

Понемногу приходивший в себя Циркач закинул на плечо поклажу, доверху набитую патронами, поднял РПКСН и поплелся следом…

* * *

Два капитана устало брели вдоль пологого, покрытого редким лесом, склона. Едва приметная тропа вела на юго-запад – к самой границе. Впереди двигался Торбин, а сзади, иногда забывая об установленной дистанции, плелся Воронцов.

Уже несколько часов шли молча. Настроение было подавленным, говорить ни о чем не хотелось – любые мысли, воспоминания, темы – неизменно навевали образ погибшего друга. Станислав изредка оборачивался и, поглядывая на Александра, жалел, что сутками ранее не настоял на его возвращении к гроту. Организм приятеля не отличался выносливостью, а теперь к общему физическому утомлению добавился и стресс.

Хотя, как знать… Отправься тогда Циркач в обратный путь, разве сумели бы они вдвоем с Шипом одолеть такую кодлу «чертей» в долине!?

Вскоре спецназовцы повстречали своих. Минуя открытый каменистый распадок, вдруг услышали знакомый рокот, а затем и увидели скользящую на малой высоте вдоль ущелья пару вертушек Федеральных пограничных сил. Сашка с немой тоской в глазах долго провожал их взором, потом грустно сказал:

– Просигналить бы им из ракетницы. Уже через час бы напились в зюзю. А потом бы двое суток отсыпались…

– Нельзя нам палить из ракетницы, Саня. И спать пока не время, – мягко возразил Гросс. – Мы не то что на хвосте у Шахабова, мы вот-вот за пятку его ухватим. Посмотри, – следы абсолютно свежие. Часа три назад по этой тропе прошли те, кого мы не застали в долине.

– Будь они прокляты, сучары! – тихо выругался друг, усаживаясь на огромный валун с гладкой верхушкой.

Устроившись рядом, Торбин открыл фляжку и протянул ему. Тут же по давней привычке выудил из пачки сигарету и чиркнул зажигалкой.

– Надеюсь, в раю Серега, тебе будет получше, чем на этом сволочном свете, – Воронцов запрокинул голову и сделал приличный глоток. Тут же приняв тлеющую сигарету, трижды подряд затянулся.

– Царствие небесное нашему снайперу, – в свою очередь молвил Станислав, допил спирт и отшвырнул пустую фляжку.

Отныне исчезла нужда скрывать собственные следы – закапывать пустые консервные банки после обеденных и ночных стоянок, вдавливать в землю окурки, прятать под листву стреляные гильзы. Они знали: вернуться не суждено.

«Посидим пяток минут – пусть переведет дух, – решил командир. – Он не стайер. Он спринтер. Вон как махал кинжалом у бруствера в долине! Выложился до конца, до самого донышка и теперь обмяк. Да и смерть Шипа словно обухом по мозгам…»

Сашка слегка разомлел, опустил плечи и, понурив голову, водил острым лезвием ножа по светлому грунту, перемешанному с мелкими гладкими камнями, что усеивали пологий неровный склон, бывший когда руслом горной реки. Невольно и Станислав, меж пальцев которого сызнова замельтешила монета с остро отточенными краями, задумался о произошедшем несколько часов назад…

Очнувшись, положил заветную монетку в карман камуфляжки, встал с плоской верхушки гладкого валуна и, затянув потуже узел банданы на затылке, поторопил:

– Пойдем Саня. Не то ускользнет эта сволочь в Панкисское ущелье. Ищи его потом…

Слегка захмелевший Воронец нехотя повиновался. Сейчас он выглядел обыкновенно, каким всегда его привыкли лицезреть сослуживцы. Настораживала только одна особенность – неразговорчивость. После боя в долине Циркач в ответ на любую фразу Станислава отводил взгляд и продолжал молчать…

Редколесье закончилось. Пологий склон опять погрузился во мрак густой субтропической растительности. Подробную топографическую карту Торбин сжег около пяти часов назад, и поэтому даже приблизительных координат своего и Сашкиного местонахождения в данный момент не знал. Уверенность сохранялась только в одном: Медведь уходит в Панкисское ущелье – в базовое расположение своего отряда. Соответственно и они движутся в ту же сторону. Что касаемо виртуальной Российско-Грузинской границы – так никто о подобных условностях сейчас и не поминал…

– Замри, – вдруг тихо скомандовал Стас.

Циркач послушно остановился в двух шагах и посмотрел туда, куда был направлен взор товарища. А тот, задрав голову, изучал внушительный обломок древесного ствола с корневищем, непонятным образом и под неестественным углом зависший среди кроны старого бука.

– Сюрприз для нас приготовили, – пояснил Гросс.

Сняв с плеч ранец, он прицелился и бросил его вперед, между двух толстых деревьев – туда, где отчетливо просматривались следы, уходящих за кордон боевиков. Слегка качнувшись, исполинский обломок, рухнул вниз и с жутким треском накрыл собой тропу.

– Будь добр, соберись и не упускай из виду задний сектор, – попросил Торбин напарника, возвращая на плечи ранец.

– Легко, – буркнул тот, одарив командира странным взглядом. То ли сумасшедшая тоска, то ли дикая усталость, то ли ненависть к происходящему действу красноречиво выражали в эту минуту глаза Александра.

«Понемногу отходит. Это меняет дело», – подумал Станислав, не заметив этого взгляда и, повернулся к приятелю спиной.

Минуты через три он знаком указал на другое «адское устройство». Низко над тропой была натянута леска зеленого цвета, уходящая метров на пять влево и исчезающая из виду за стволом молодого деревца. Само охотничье ружье или оружие иного вида, к спусковому крючку которого крепился конец лесы, видимо, упиралось прикладом в то же деревце и скрывалось под слоем сухой листвы. «Старо, как мир. Идиоты, – ругнулся про себя офицер, обходя очередной «капкан», – полный дефицит фантазии».

Вслух губы чуть слышно прошептали другое:

– Они тут. Они где-то поблизости… Я чувствую. Да и немудрено – эмир с утра ушел из долинки. Пора бы пожилому человеку подумать об отдыхе. И ловушки неспроста расставлены.

Циркач шел сзади и, незаметно извлекая из нагрудного чехла свой кинжал, прислушивался к тихим словам Станислава. А тот тем временем увлеченно рассматривал отпечатки обуви нескольких десятков людей, которые то расходились в разные стороны, то сызнова сбивались на тропе: бандгруппа искала место для удобного бивака.

Не оглядываясь, командир сказал:

– Вот что, Саня, посиди-ка здесь, в тени этого великана, покури в кулак, а я схожу, поглазею на округу. Если не ошибаюсь, мы нагнали клиента…

– Мне сегодня ночью тоже снились грибы, – внезапно прошептал Воронцов, обращаясь в пустоту.

Торбин оглянулся, проследил за взглядом приятеля. Не двигаясь, тот смотрел на семейство лесных опят, пробившихся сквозь прошлогоднюю листву прямо от корней дерева. Тут же в памяти всплыл разговор с Сергеем Шипилло на кладбище возле могилы Львовского. Тогда снайпер так же делился о своем нехорошем сновидении перед отъездом в Чечню…

Что сейчас чувствовал и чем жил Сашка, Торбину было неведомо. Он мог только догадываться о страданиях, о гнетущих мыслях… Возможно, он проклинал тот день, когда решил одеть военную форму; или содрогался от ужаса при виде массы пролитой крови, как вероятно, цепенеет бык на глазах которого убивают ему подобных…

– Грибы к гробам, – еще тише молвил Александр и резким движением ноги разметал нежно-бежевые шляпки.

– Брось, Саша, все будет нормально, – Гросс положил на его плечо руку и уверенно добавил: – Неужто мы впервые попали в передрягу. Прорвемся!..

Постояв еще немного, он по-дружески боднул лбом голову Сашки, взял снайперскую винтовку наперевес и бесшумно исчез в юго-восточном направлении.

Воронцов сплюнул под ноги, машинально проверил наличие патронов в «Дротике», потом в пулеметном рожке и, достав сигарету, несколько раз крутанул колесико зажигалки. А спустя пару минут, где-то недалеко и приблизительно в той же стороне, куда направился Стас, раздался приглушенный выстрел. Впрочем, определить расстояние по звукам в густом лесу – всегда было занятием проблематичным. Хоть связки разорви голосовые, а в двухстах метрах могут не услышать – частокол древесных стволов и ветвей поглощал звук, не хуже чем сухая губка воду.

Посему, с какой именно стреляли дистанции, облокотившийся спиной о ствол огромного дерева Циркач, разобрать не успел…

* * *

– Почему ты молчишь, Стас? Пойми, мы с отцом уже полгода живем здесь. И живем не в абсолютном вакууме. С Сашей Воронцовым я знакома месяца три-четыре и далее легкого флирта наши отношения с ним не заходили…

Кавалер не то что бы обиделся или приревновал спутницу к сослуживцу, с которым та обнялась при встрече и мило любезничала несколько минут. Нет. Скорее он не мог в столь короткий срок осознать и принять к сведению тот факт, что является не единственным претендентом на сердце понравившейся девушки.

– Да будет тебе, Станислав, – улыбнулась она, беря его под руку. – После переезда, а точнее когда закончилась связанная с ним суматоха, я случайно познакомилась с Александром. Даже отец не возражал… Иди, говорит, развейся немного, сколько можно заниматься обустройством быта!

«Возможно, – подумал тогда Торбин, – да и какое, собственно, мне дело до того, что происходило накануне нашей первой встречи? В конце концов, она взрослый человек – не вчера на свет божий народилась. К тому же и я давно не мальчик…»

Мимолетная и незначительная размолвка вскорости забылась. Ни одна тень боле не ложилась на их отношения, пока однажды Гросс случайно не застал все того же конкурента в гостях у Лизы…

При ней он не стал выяснять отношений с Воронцовым, отложив разборку на более поздний срок.

На войне, как известно, под беспристрастным взором мачехи-смерти равны абсолютно все. Посему условности в общении меж бойцами спецназа, чаще других окунавшихся в водоворот боевых действий, исчезали и взаимоотношения выстраивались исключительно товарищеские, на основе элементарной порядочности и мужской взаимовыручки. Будь ты хоть семи пядей во лбу и о трех больших звездах на плечах, но ежели гавкаешь на подчиненных, да собачишься с коллегами по любому поводу, надежи на то, что в спину твою не ткнется пуля одного из незаслуженно обиженных нет и быть не может. Все до единого в бригаде, от сопливого рядового до командира знали друг друга по именам, обращались в любую минуту запросто, а про порядки, прописанные Уставами вспоминали редко – в спокойном питерском гарнизоне, да и там лишь в часы наездов министерских инспекций.

Бывали, что греха таить, и в частях элитного подразделения межличностные конфликты. Но в отличие от типичных бытовых скандалов простых обывателей, здесь подобные инциденты проистекали без криков, ругани и прочих «театрализованных представлений». Если не находилась возможность мирного урегулирования неурядицы, двое, не поделивших что-то или кого-то, звали третьего – нейтрального секунданта из числа самых уважаемых и авторитетных бойцов. Затем уединялись в тихом местечке, сообща выбирали способ проучить друг друга и приступали…

Способов, начиная от простого кулачного боя, в арсенале имелось с избытком. Впрочем, когда несостоятельность причин спора была очевидна, оба облачались в боксерские перчатки, а иной раз, по предложению нейтрала и вовсе усаживались за нарды, иль доставали колоду карт. Удачная партия определяла победителя, с тем задиры и расходились, пожав в знак примирения руки.

Однако случались и по-настоящему жестокие, кровопролитные единоборства, в которых по обоюдному соглашению в ход шли разного рода спецсредства: нун-чаки, десантные ножи и даже огнестрельное оружие. Увечья после таких поединков списывались на последствия командировок в горячие точки, а смертельный исход произошел лишь однажды, когда пуля, выпущенная из старенького бесшумного «Дерягина» с, казалось бы, безнадежной дистанции в полсотни метров, прямехонько угодила одному из дуэлянтов в голову. Тогда несуразная гибель офицера, днем ранее вернувшегося из Ханкалы, начальство замяло, доложив «в верха», что грянул, мол, у бывалого ветерана нервный срыв – не выдержал перегрузок ратного труда и пустил себе пулю в лоб. В ответ Главком ВДВ к смиренному и всеобщему изумлению прислал подписанный им приказ о награждении безвременно ушедшего «героя» орденом Мужества посмертно.

Немало разнообразных казусов приключалось в размеренном течение боевой и мирной жизни бригады специального назначения…

Серьезный разговор Торбина с Воронцовым состоялся сразу после утреннего построения следующего дня. Как и ожидалось, проку от устного выяснения отношений не вышло: Циркач не был упрямцем, но в Елизавету Щербинину, похоже, втрескался по самые уши и ни в какую не желал отступать. В результате оба офицера, незаметно отделившись от общей группы, направились обсуждать условия предстоящей дуэли.

– Простой махач отпадает, – сразу заявил Александр. – Извини, но тягаться с тобой в кулачном бою – все равно, что палить из «Макарыча» по танку.

– Предлагай, – коротко изрек Гросс.

– Ну… – призадумался тот, – стреляться из-за женщины – тоже не годиться, – не те времена. Ножи подойдут?

Любым холодным оружием, в том числе и большими десантными ножами, Сашка владел мастерски. Станислав знал об этом, однако кивнул:

– Вполне.

– Тогда метаем в конечности, по три штуки, с расстояния в десять шагов.

– Годится. Только одно условие. Побеждает тот, у кого прольется больше крови.

Подобное предложение прозвучало впервые в ходе разборок среди бойцов бригады, и оппонент ошалело хлопал длинными ресницами.

– Объясняю, – вздохнул Торбин. – Если бросать ножи по обычным правилам, нам вполне хватит трех попыток, чтобы пожизненно усадить друг друга в инвалидные коляски. Посему даже счастливчик будет вознагражден весьма призрачными шансами на то, что Лиза согласится катать его по квартире всю оставшуюся жизнь. Усек?

– Пожалуй, ты прав… Принимается.

Спустя полчаса вместе с секундантом – прапорщиком Шипилло они вошли в крытый тренировочный корпус. Занятий по единоборствам в этот день не предвиделось и несколько спортзалов пустовало. Троица направилась в самый дальний, где вдоль стен красовались деревянные щиты с нарисованными человеческими силуэтами.

– Решняк! – объявил Воронцов, и эхо пустого помещения многократно повторило его выбор.

– Двуглавый, – пожал плечами Стас.

Будучи в душе противником всяческих напрасных изуверств, но вынужденный мыслить в унисон с братьями по профессии, снайпер вздохнул и подбросил монетку.

– Тебе не повезло! – довольно воскликнул Циркач, когда прапорщик разжал кулак с пойманной денежкой. – Становись к барьеру первым.

Торбин молча подошел к одному из щитов, развернулся лицом к противнику и прислонился спиной к толстым доскам, с многочисленными следами от ножевых лезвий.

– Ты что же, и глаз завязывать не будешь? – удивленно вопрошал Воронцов.

– Начинай, – вместо ответа глухо повелел Гросс.

– Как знаешь…

– Мужики, давайте решим проблему полюбовно? – сделал последнюю попытку примирения Шип. – Что ж, неужели во всем Питере одна ваша краля хороша? Да для таких красавцев бабам можно билеты в очередь продавать!

Однако драчунам было не до него. Выхватив из рук секунданта три увесистых ножа, парочку Александр оставил в левой руке, третий же подкинул правой. Описав в воздухе замысловатую петлю и, зловеще сверкнув сталью, он точно и удобно лег в его ладонь.

Первый нож он метнул снизу. С гулким ударом тот впился в щит возле бедра Станислава, слегка задев боковой карман камуфляжки. Второй почти без замаха, но с неистовой силой полетел сверху. Со свистом он вонзился в дерево, пройдя под погоном куртки и немного задев кожу на теле молодого человека. Однако на лице у того не дрогнул ни единый мускул; он словно сросся с тренировочным щитом и пристально смотрел на оппонента в ожидании завершающей попытки.

Сашка медлил. Быть может, вспоминал прошлогоднюю зиму в окрестностях села Урус-Мартан, когда в первой операции, стоящий сейчас напротив товарищ, спас ему жизнь.

Быть может, взвешивал шансы на удачу в отношениях с Елизаветой в случае победы.

Или просто выискивал место на теле Стаса, куда сподручнее и побольнее было бы вогнать стальное жало.

Третий тесак полетел точно в правое плечо Гросса. Обладая удивительной реакцией, тот мгновенно просчитал траекторию движения опасного орудия и имел бездну времени увернуться. И снова не шевельнулся. А когда нож пригвоздил живую плоть к доске, и жгучая боль прострелила аж до кончиков пальцев – не разразился стонами или проклятиями. Лишь молча выдернул его неповрежденной рукой, прикрыл на пяток секунд веки и воспользовался давним испытанным средством: заставил себя отчетливо представить образ болевого ощущения в виде раскаленного металлического штыря…

«Вот инородное тело понемногу остывает и, трансформируясь, уменьшается в размерах, подобно таящему снежному кому.

Вот тяжелый и грубый металл превращается в гладкую, теплую пластмассу.

Затем становится мягкой бумагой и, наконец, как воздух – окончательно теряет вес и объем.

Боль послушно уходит из тела. Уже легчает и можно думать о другом…»

Не обращая внимания на стекавшие на пол струйки крови, Торбин выдернул из щита два других кинжала и уверенно направился к барьеру. Мимо проследовал Александр, во взгляде которого читалось виноватое изумление. Он медленно встал на «лобное место» и повернулся к приятелю бледным, лишенным живых оттенков лицом. Сергей Шипилло наблюдал за поединком с отвращением, жаждая только одного – скорейшего окончания этого беспредела. На какое-то время, он даже позабыл об обязанностях секунданта, однако, опомнившись, сделал шаг к Воронцову и протянул повязку для глаз. Но теперь и тот, не желая показаться слабее оппонента, отверг «маску для слабонервных».

Гросс взял первый нож левой рукой, и через мгновение он воткнулся в паре сантиметров от Сашкиного уха. Второй ухнул в доски и, неприятно дребезжа, застыл на таком же расстоянии от его виска. В третий бросок, как показалось снайперу, Станислав вложил всю свою недюжинную силу. Когда он замахнулся, прапорщик не выдержал и отвернул взгляд, потому и не видел, как, блеснув молнией, тяжелый тесак полетел точно в солнечное сплетение Воронца…

Вместо уже привычного гулкого, резкого звука вгоняемого в щит клинка, секундант услышал приглушенный стон и звук упавшего тела.

– Господи, – прошептал он, оборачиваясь и наблюдая агонию молодого офицера, – я так и знал, что этим закончится! И откуда же такие дураки на свет родятся?!

– Известно откуда, – преспокойно отвечал Торбин, занятый своей собственной раной.

В ответ раздалась забористая ругань Сереги, но долго выражать эмоции он не стал, перейдя на нормальные, цензурные фразы:

– Стас, нас же с тобой посадят! Ты что натворил?!

– Ничего такого, за что бы тебе влепили срок. От удара рукояткой в брюхо еще никто не умирал, – успокоил тот и, обращаясь к Сашке, добавил: – Хватит умирающего из себя корчить, артист! Вставай, а то у нервных зрителей инфаркт на подходе. И не переживай – до моей свадьбы с Лизой синяк сойдет.

Судорожно глотая ртом воздух, Циркач с трудом сел на корточки. Третий нож не торчал в его теле, как ошибочно полагал Шип, а действительно валялся рядом…

Александр не был злопамятным человеком. Поединок, безусловно, глубоко запал ему в душу, да пенять на исход не приходилось – все промеж них решилось честно. Несколькими днями позже он улучил момент, подошел к Станиславу, извинился и протянул руку. С тех самых пор и брала отсчет их настоящая дружба. С тех самых пор и прапорщик Шипилло – третий участник дуэли стал с интересом присматриваться к этим ребятам…

* * *

Они вновь закопали тело снайпера и установили тот же крест, придав могиле первозданный вид. Не теряя времени, Сомов развернул аппаратуру спутниковой связи, составил, закодировал и передал шестое по счету донесение:

«Несколько часов назад ножом в спину убит прапорщик Шипилло – шестой спецназовец отряда Гросса. Отставание от первой группы сократилось до одного часа.

И. Б.»

Дождавшись, когда оперативник упакует передатчик с антенной, бойцы отдали погибшему последние почести и пустились в погоню за двумя офицерами, один из которых был чужаком.

«Воронцов или Торбин? Воронцов или Торбин?..» – в такт частым шагам повторял про себя Сомов. Причину смерти Сергея Шипилло он установил быстро – камуфляжка на спине у того была основательно пропитана кровью, и отыскать два ножевых ранения под левой лопаткой не составило труда.

Пятью днями ранее круг подозреваемых еще оставался обширным, и оперативник, довольно хорошо знавший обоих офицеров и прапорщика, интуитивно отбрасывал их кандидатуры «на роль» оборотня. Ему скорее представлялось, что на предательство – исключительное с его точки зрения малодушие, мог подвигнуться кто-то из рядового состава или, на худой конец, собиравшийся подписать контракт для продолжения воинской службы сержант Серов. «Сколько происходит в жизни нелепых ошибок и каверз, – размышлял он, пытаясь подыскать хоть какое-то объяснение тяжкому проступку одного из бойцов первой группы, – вон какие жуткие нагрузки ложатся на их неокрепшие плечи. Характеры с психикой еще до конца не сформированы. Да и возраст самый дуровой. Всяко могло случиться!..» Однако ж сутки назад, у захоронения ефрейтора Куца – последнего из тех, кому майор не слишком доверял, надежды окончательно рухнули: «перевертышем» был некто из троих профессионалов. Сейчас, после смерти Шипа, цифра три автоматически трансформировалась в двойку, а задача, как ни странно, легче не становилась. И Константин Николаевич, привычно устремив взгляд сквозь маячившую впереди фигуру лидера, снова и снова ломал голову над дилеммой: «Воронцов или Торбин? Воронцов или Торбин?..»

– Что думаете по поводу двух капитанов, Юрий Леонидович? – справился он у полковника.

Ответил тот нескоро. Вероятно, и ему данный следственный анализ давался тяжко.

– Деньги… На мой взгляд – всему виной деньги, а точнее их дефицит, – наконец, не оборачиваясь, обмолвился он. – Всяческих там политических, национальных и прочих, выдумываемых газетами и телевидением, причин не вижу – высокоидейные, а тем паче инакомыслящие в спецназе отродясь не приживались.

Тем временем они вышли на открытое пространство – пологий склон возвышенности, покрытый редкой растительностью. Впереди показался гладкий валун с плоской верхушкой…

– У нас в бригаде самые обычные мужики, – развивая тему, Щербинин остановился, затем нагнулся и поднял валявшуюся пустую фляжку. Поднеся открытое горлышко к носу, осторожно понюхал. – Выпить не дураки; женский пол оприходовать по его прямому назначению…

Сомов принял из его рук алюминиевую емкость и тоже почувствовал свежий запах чистого спирта. Полковник внимательно оглядел округу и, готовый двинуться дальше, закончил мысль: