Текст книги "Последняя чаша гнева"

Автор книги: Валерий Вотрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

4

Чойс проснулся посреди ночи. Какой-то неясный кошмар вдруг сгустился, стал осязаемым, навалился тяжело, задышал в лицо густым горячим духом загнанного пса, и его подбросило вверх в жгучей попытке избавиться, убежать. Он сел, обливаясь холодным потом. Мертвое сияние двух лун тонким лучом падало сквозь узкое окно-бойницу на выложенный каменными плитами пол. Он боялся думать про то, что будет и не понимал того, что происходит сейчас. Как невозможно далеко отстояли от него теперь события возле Рас аль-Каха и как мало задевали они сейчас его душу. Новые проблемы надвинулись, нахлынули на него, и он не видел ни малейшего просвета в этом вертящемся, мутном круговороте. Не переставая искать выхода из создавшейся ситуации, он незаметно для себя снова впал в тяжелую дрему.

Он пробудился, когда уже вовсю светило солнце. Его пробуждения дожидались: как только он открыл глаза, в комнату вошел человек в рваной кольчуге:

– Пресвитер ждет тебя в башне.

Чойс спустился вниз, проследовал через двор, набитый греющимися вокруг дымных костров солдатами, и, не обращая внимания на любопытные взгляды, поднялся по узкой лестнице на верхушку башни. Здесь дышалось легко и свободно, дул напоенный незнакомыми ароматами ветер. Отсюда открывалась панорама всего леса, через который угораздило пройти Чойса этой ночью, и лежащей далеко за ним цепи туманных горных вершин, смутно отблескивающих снежными шапками.

Энунд уже ждал его. Ветер теребил уголки расшитой скатерти, которой был накрыт столик на резных ножках. На столе стояла большая бутыль вина, холодное мясо, сыр и хлеб, нарезанный толстыми ломтями. Первым молчание прервал Чойс:

– И не скажешь, что вчера лес этот был полон ужасов. – Его взгляд был устремлен на темное скопление деревьев за стенами замка.

– Он и сейчас полон их, – ответил Энунд. – Просто они затаились. С наступлением темноты ужасы появятся вновь.

Чойс зябко передернул плечами, и тут же за его спиной возник слуга, который неслышным движением накинул на его плечи лазоревый плащ, подбитый снизу красным.

– Здесь сквозняки, – поймав его удивленный взгляд, произнес Энунд.

– Я вспомнил прошлую ночь.

– Ты слишком непривычно одет. – Энунд скользнул по нему взглядом. На Чойсе все еще был разорванный во многих местах светло-серый комбинезон с эмблемой ВАЛАБ на груди – спиральным завихрением Галактики.

Когда кончили есть, появившиеся слуги убрали столик с остатками трапезы.

– Слухи уже распространились, – сказал Энунд. – Сегодня прискакал гонец из Оруна. Там тоже видели твой корабль. Они не верят, что это просто падающая звезда. Они спрашивают, остался ли кто-нибудь в живых.

– И что же?

– Они наверняка знают, что ты жив. У бургграфа Ланглоара отличные шпионы.

Чойс потерся подбородком о плечо, раздумывая.

– Знаешь, Энунд, – сказал он, – я плохо понимаю, о чем весь этот разговор. Вчера ты говорил мне что-то о Лиге, о некоем Вольфганге, которого мне придется по непонятной причине обуздывать. Если ты хочешь, чтобы я был с вами, – а мне ничего другого не остается, – ты должен ввести меня в круг событий.

– Все очень просто, – сказал пресвитер. – Стикская Лига, или Государства Порядка, в отличие от Области Анархии, – это пресвитерства Фафт и Тохум, шахиншахство Ландор, бургграфства Стиндалет и Орун, приорат Ксойн да несколько сотен родовых фьефов. К слову сказать, Стикская Лига исповедует древнее благочестивое христианство, завещанное нам предками.

– Вы консерваторы?

– Нет, скорее традиционалисты. К нам также примыкают три мелких княжества, которые находятся на границе с Альбегином, выполняя функцию буфера. Это Урмойр, Кхат и Дионда. Но правители этих княжеств слишком ненадежны и подозреваются нами в сношениях с государствами Альбегина. Там население состоит из потомков браков между людьми и местной расой. Это полулюди, Эдмунд, лживые и коварные, под стать своим соседям. У них нет религии, как нет ее у Альбегина. Фактически Княжества Границы не состоят в Лиге, а являются ее скрытыми врагами, шпионами Альбегина и ВОА.

– Почему же вы до сих пор держите их в Лиге?

– Я давно уже ставил этот вопрос на советах. Но Лига пропитана междоусобицами и местничеством. Особенно мутят воду бургграф Оруна Ланглоар и его зять Кальв, стиндалетский коннетабль. Хотя они также подозреваются нами в преступных сношениях с ВОА, это еще не доказано. Пока же эти двое вовсю ставят палки в колеса нашим начинаниям.

– И ты стоишь во главе этого сброда? – удивился Чойс.

– Я олицетворяю здесь власть Бога, – ответил Энунд, – а ландорский шахиншах Тьодольв – власть светскую. Но… – Он вздохнул.

– Нетрудно было догадаться об этом, – сказал Чойс. – Ваш шахиншах немного не в своем уме.

– Да. Ланглоар и Кальв постоянно давят на него, и часто им удается протолкнуть свои решения в Совет Лиги.

– Положение не из лучших, – признал Чойс. – Ну, а от меня вы чего хотите?

– Ты правильно сказал: «Вы». Люди измучились вечными сварами между правителями и соседством с постоянным нашим врагом, который неусыпно следит, где мы дадим слабинку. Вождей хватает. В любом третьесортном фьефе найдутся упрямые и смелые люди, которые смогут увлечь за собой и правителей, и народ. Но когда речь заходит о том, что сейчас необходимо нечто совершенно другое, смелые становятся трусами, а упрямцы – глупцами. У нас здесь любят красивые легенды. Я тебе уже говорил о пророчестве Эрги?

Чойс пожал плечами.

– Эрги – люди и не люди, – сказал Энунд. – И женщины, и нет. Живя в зловонной пустоши болот, они приобретают дар предсказывать. Когда-то давным-давно одна из них предсказала тарлтарскому лендрманну Ботольву, что у него родится в будущем Ужас, и запретила продолжать род Ботольфингов. Но тот не послушался ее. Результатом явилось рождение Вольфганга.

– Он и есть предсказанный Ужас?

– Злопредсказанный, – поправил Энунд. – Так здесь говорят.

Чойс отбарабанил по подлокотнику марш ВАЛАБ.

– И ты хочешь, чтобы я стал тем человеком, который совершит необходимое?

– Да.

– Ты был на Шедире, – утвердился в своих тайных мыслях Чойс, – столице Торгового Содружества.

– Да, я окончил тамошний университет. Меня взяли с собой те, кто прилетал сюда очень давно. Они были из Содружества, а я был молодым, и мне хотелось приключений. И я нашел их. В схватке с пиратами я заполучил этот шрам. Потом я учился в университете. А затем вновь прилетел сюда. Но мои знания не пригодились мне. Ибо чего стоит их свет в здешних болотах! Кого может осветить он? Лишь страшных чудищ, коими был населен этот мир до нас и которые вновь объявились в лесах.

– Ты что-то говорил о государствах Альбегина и ВОА? Что это?

Энунд поднялся и. подойдя к большому окну, поманил рукой Чойса. Тот подошел.

– Это Альбегинские горы, – сказал Энунд, показывая на далекий хребет. – В них расположено пять государств Альбегина. Все они вассалы Йитурша, которым правит ставленник Вольфганга, хевдинг Хрут Саблезубый. Там живут не люди, а исконное население Де-Мойра. Это мерзкие ужасные существа, с которыми у нас идет извечная борьба. Но есть кое-что пострашнее Альбегина. – Он замолчал.

– Что? – спросил Чойс, все еще разглядывая туманные склоны гор.

– ВОА, Вольная Область Анархии. Она образовалась тридцать лет назад, после того, как Вольфганг, лендрманн Тарлтара, объявил это княжество вне Лиги и вообще вне всяческих законов. Там нет ни власти, ни Бога. Тарлтар стал удобен для разных ужасных тварей, и они стали толпами стекаться туда. Теперь там живут такие существа, по сравнению с которыми вчерашний тпот – просто игрушечный мишка. Древние государства Альбегина с недавних пор примкнули к ВОА, а Вольфганг стал иметь на руках один очень важный козырь: народы Альбегинских гор имеют силу над тем злом, которое издревле копилось на Де-Мойре. Ибо они сами – зло.

– Есть что-то еще?

– Вольфганг – безумец, – каким-то мертвым голосом сказал Энунд. – Он – плод неправедного соития своих предков, ныне обреченных скитаться по земле, а потому должен быть уничтожен. Он это знает. Но его жизнь для него не драгоценность. Он хочет покончить со всем миром сразу. Вольфганг хочет опрокинуть Чашу с Божьим Гневом.

– Чашу? Ту самую, о которой ты мне вчера рассказывал?

– Ту самую. С седых времен Чаша, седьмая Чаша, последняя, в которой клокочет Божий Гнев, находится здесь, на Де-Мойре. Где – этого никто не знает. Но хочет узнать. И, в частности, этого хочет Вольфганг.

– Что будет, если опрокинется Чаша?

– Наступит конец света, – сказал Энунд.

Надолго замолчали.

– Это нереально, – наконец сказал Чойс.

– Ты легкомыслен, – осуждающе покачал головой пресвитер. – Давным-давно доказано, что Апокалипсис Иоанна – не просто красивая сказка и тем более не панорама становления древней христианской церкви. Это план в действии.

– Апокалипсис? – переспросил Чойс. – Это, кажется, что-то из Библии… что-то такое страшное… проклятия какие-то… ругательства…

Чойс не был религиозен. Более того, Торговое Содружество давно перестало верить во что-либо, кроме денег, и лишало своей поддержки тех, кто почитал разных богов. Коммонуэлт ненавидел миссионеров всех конфессий, считая, что они лишь преграда на пути к достижению реального могущества. Несмотря на то, что ВАЛАБ стойко отбивался от всего, чему следовало Содружество, для собственной же выгоды ему пришлось перенять эту привычку Коммонуэлта, давно ставшую традицией.

– Невер! – обвинил Энунд. – Какие ругательства! Это святая книга, которая учит, как спастись. Персонажи ее невыдуманные. И Последняя Чаша Гнева – тоже не вымысел. Она существует.

– Но ведь никто не знает, где она, и, следовательно, никто не сможет ее обнаружить, – попробовал возразить Чойс.

– Вольфганг сможет, – веско опроверг Энунд.

– Наверняка вокруг этой Чаши обретается сонм существ еще более жутких, чем обитатели вашей планеты.

– Это верно. Но они бессильны против Вольфганга. Миссии его никто не может изменить, даже они. Так задумано от века. Понимаешь? Он родился для этого. Он родился для того, чтобы столкнуть Чашу с ее пьедестала.

Чойс задумался. Он молчал долго.

– Для всего этого мне нужна власть, – проговорил он затем.

– На тебе плащ гонфалоньера, – немедленно ответил Энунд. – Вдобавок ко всему я назначаю тебя своим видамом при ландорском дворе. Это значит, что ты отныне командуешь войсками всего пресвитерства Фафт, моей вотчины. А это в свою очередь значит, что войска большей половины Лиги станут на твою сторону, если ты начнешь войну.

Чойс встал, отошел в дальний угол башни и оттуда спросил:

– Ты будешь моим советником, Энунд?

– Да, я буду твоим советником, гонфалоньер Эдмунд Чойс, – ответил старый пресвитер.

Вместе они спустились по лестнице и вышли во двор. Солдаты, увидев на Чойсе плащ гонфалоньера, вмиг выстроились. Чойс ловил удивленные взгляды: под плащом на нем все еще был драный комбинезон капитана с галактической эмблемой.

– А где мой предшественник? – шепотом спросил Чойс у Энунда. Этот вопрос только сейчас пришел ему в голову.

– Убит Великими Мертвыми, – вполголоса ответил Энунд. Чойс не решился спросить, кто такие Великие Мертвые.

Пресвитер вышел вперед и стал лицом к построившимся шеренгам.

– Солдаты! – Голос его был все еще силен, эхом разносясь по огромному двору. – Перед вами ваш новый гонфалоньер Эдмунд. Слушайте слова гонфалоньера Фафта!

После этих слов все взгляды устремились на Чойса. Он смутился. Чойс никогда еще не выступал перед такой аудиторией, но сейчас нужно было сказать что-нибудь воодушевляющее.

– Солдаты! – начал он. Голос отказал ему. Он откашлялся. – Вы все знаете, откуда я прибыл.

– Это рискованно, Эдмунд, – шепнул Энунд.

– Да, я из другого мира, – не слушая его, продолжал Чойс. – Конечно, вы можете не доверять мне, совершенно законно утверждая, что я чужак в этом мире. Это ваше право. Но я вам скажу только одно, и вы должны знать это: я прибыл сюда не для продолжения междоусобной грызни. Я пришел, чтобы воевать с нашими общими врагами, которые досаждают вам от веков. Воевать и в конце концов победить.

По рядам прокатился одобрительный гул. Многие смотрели уже с откровенным дружелюбием. Чойс продолжал:

– Может быть, я плохо владею вашим оружием. Может, я буду смешон, когда одену привычные для вас доспехи, которые окажутся для меня слишком тяжелы. Может, вас будет смущать мой акцент. Что ж, эти сложности я надеюсь в ближайшее время преодолеть. Просто знайте: новый гонфалоньер – противник братского кровопролития, и он – за вас.

Похоже, он попал в точку: как уже случалось ранее, здесь тоже всем надоели нескончаемые усобицы. Не успели отзвучать последние слова, как две сотни глоток дружно выкрикнули:

– Хайль, гонфалоньер! Хайль, Эдмунд!

– Это было хорошо, – произнес Энунд, стоящий рядом, и для Чойса эти слова были высшей похвалой.

5

С этого дня Чойс стал нести свои новые обязанности. Временами он ловил внимательные, оценивающие взгляды Энунда и вспоминал, что нужен тому не только в качестве личного представителя. Загадки этой планеты закружили его в своем хаосе.

Однажды, бродя по замку и проходя мимо одной полуоткрытой двери, он услышал громкие спорящие голоса. Он осторожно заглянул в проем. Зрелище было удивительным. В большом зале со стрельчатыми окнами с десяток старцев в немыслимых колпаках всевозможных конфигураций оживленно и яростно спорили, размахивая руками и поминутно вскакивая со своих мест. Чойс прислушался.

– Ты ошибаешься, Кольбейн, сын Сухорукого Арнтора, – вопил один из присутствующих, толстяк в треугольной митре. – Разве забыл ты слова: «Но в те дни, когда возгласит седьмый Ангел, когда он вострубит…» – слышишь, упрямец Кольбейн? – вострубит! – «…совершится тайна Божия, как он благовествовал рабам Своим пророкам».

Поднялся шум, из которого всплыли слова, неизвестно кем сказанные:

– Откровение, десять, семь.

На толстяка наскакивал сгорбленный коротышка в шляпе, видом похожей на колокол:

– Молунг, сын Молунга, внук, правнук и праправнук Молунгов, ибо других имен не знает ваш род! Это ты забыл слова, признанные моей школой верными: «А быть концу зломыслящим и приспешникам Брата моего, а также иным…» – это ты услышал, тугоухий Молунг, сын Молунга? – «…а также иным, после падения Чаши с Гневом моим». Помнишь ли эти слова, Молунг?

Явственно прозвучало:

– Исповедь, сага первая.

Вновь поднялся шум. Старцы подскакивали, грозили кулаками и брызгали слюной.

– Труба!

– Чаша!

– Судный день – это одно, Рэдклифф, а конец света – совсем, совсем другое! Как ты не можешь этого понять?

– Почему не могу? Просто не укладывается в голове. Кажется мне, что именно после звуков Последней Трубы…

– Ты не прав, Борг, сын Унаса!

– Это ты не прав, Аслейв, сын неизвестно кого!

Разноголосые вопли оборвал высокий, крепко сбитый старик с белой пушистой бородой.

– Мы все не правы, – произнес он громко.

– А-а! Ты тоже отступаешься от нас, Тарквин!

– Нет. «Недоступно разумению людскому сие сказанное, и мы, люди, должны молчать и покоряться неизбежному». Мы забыли эти слова.

– Книга Очищения, – упавшим голосом проговорил тот, кого назвали Кольбейном, – тысячный аят.

– Да, – сказал Тарквин. – И еще сказано: «И я также свидетельствую всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей; и если кто отнимает что от слов книги пророчества сего, у того отнимает Бог участие в книге жизни и в святом граде и в том, что написано в книге сей».

После этих слов настала тишина.

– Ты верно сказал, Тарквин, – пробормотал Молунг.

Тишина стояла и тогда, когда недоумевающий Чойс отступил от двери и, теряясь в догадках, ушел.

Большую часть времени в первые месяцы своего пребывания на ДеМойре он отводил долгим тренировкам со здешним оружием. Как он и ожидал, Де-Мойр нельзя было назвать планетой технически развитой. Прогрессу здесь не способствовало ни разделение единственного обитаемого континента на многочисленные феодальные владения, ни постоянное присутствие на севере копящихся враждебных сил, и тот уровень, на котором находилась оружейная промышленность, наглядно показывал это. В ходу были арбалеты, катапульты, длинные дротики, мечи. Огнестрельное же оружие находилось в зачаточном состоянии. Здесь использовались лишь так называемые ружья Фаулера с семью пулевыми зарядами и пушки-единороги. Это древнее устаревшее оружие из-за плохого качества производимого здесь пороха было настолько несовершенно, что Чойс даже удивился. Он не мог представить себе, что когда-то предки этих людей прибыли сюда на межзвездных кораблях, преодолев пороги и опасности черных недр Вселенной, смогли обосноваться здесь —! !

и вот, погрязли в древней тьме. Где эти корабли, где мудрые наставления карт и инструкций, где опыт предков? Все забыто. Единственное достижение в области оружейного дела – ржавые мортиры, заряжающиеся гнусным порохом.

Чойс решил усовершенствовать его.

В одной из угловых башен замка он создал самодельную лабораторию, в которой решил проверить качество здешнего дымного пороха. Вслед за этим последовала серия мощных взрывов, и каждый раз Чойс оставался в живых только чудом. Последним взрывом разнесло всю лабораторию, но своего он все-таки добился. Он выяснил, что в сере, добываемой на Де-Мойре, содержатся примеси, которые затрудняют ее горение. Он удалил эти примеси, и проблема плохого возгорания пороха, которая в основном объяснялась сырым климатом планеты, была решена. На радостях Чойс заложил в одну пушку слишком много пороха, им самим сотворенного, и ее разорвало с дьявольским шумом. Никто не пострадал, а тело самого Чойса, пролетевшее через весь двор, остановила только стена. Однако заработанные таким образом ушибы нисколько не омрачили его радости при известии об отличном качестве стрельбы из ружей патронами, набитыми его новым порохом. Пушки также стреляли дальше и лучше, чем было раньше.

Тпоты не уставали нападать на замок с наступлением сумерек, и Чойс решил проучить их раз и навсегда. К сожалению, посланные им люди не смогли поднять с огромной глубины затонувшие останки корабля, чтобы снять с них две лазерные пушки, которыми была оснащена «Пифия». Люди, измаранные в грязи, устали и продрогли, и Чойсу пришлось оставить эту затею.

– Сегодня ночью я снесу этому тпоту все его головы, сколько бы их ни было, – сказал он Энунду, вернувшись в замок. Старик только скептически покачал головой. Тпоты были давним бедствием Фафта. Этим же вечером Чойс установил на стене самую большую пушку, которую ему только удалось обнаружить. Забив жерло своим порохом, он вкатил внутрь ядро и с зажженным банником в руке стал ждать. Тпот себя долго ждать не заставил. Уже через несколько минут его клювастая голова вылезла из чащи, и чудище двинулось к замку. Видимо, сценарий у него был уже отработан. Боли эти звери почти не чувствовали, а к замку их манили вкусные запахи готовящейся еды и человеческих тел.

Чойс не спеша навел тяжелую пушку и, когда существо находилось уже близко, поджег фитиль. Пушка рявкнула, окутавшись облаками черного дыма, и отпрыгнула назад. Чойс видел, как раскаленное ядро дугою пронеслось над рвом и переломило исполинскую шею тпота. Тварь волчком завертелась на месте, вторая голова, появившаяся из-под брюха, щелкала челюстями, извиваясь и сверкая фосфоресцирующими глазами. Не мешкая, Чойс снова зарядил пушку и, наведя ее на цель, не глядя ткнул факелом. Раздался еще один выстрел, от которого содрогнулась стена, и второе ядро ударило в брюхо тпоту, прямо в то место, откуда торчала вторая голова чудовища. Тпот ринулся в лес, но еще не доходя до первых деревьев, с шумом повалился на землю и издох.

Тогда Чойс задрал дуло пушки к небу и третьим выстрелом отсалютовал своей победе.

6

Уже давно к Чойсу поступали тревожные вести от торговцев, регулярно курсировавших между Лигой и Альбегином, о том, что на границах скапливается мощное войско всяческой нелюди, готовое ударить на Стик. Ничего не предпринимая явно, Чойс решил собрать всех правителей Государств Порядка на ассамблею, чтобы решить, какими путями идти дальше. Он посоветовался с Энундом, и старик одобрил его идею. Гонцы были разосланы тотчас же. А через несколько часов к Чойсу пришел уставший торговец, который преодолел многие мили пути, и принес весть о том, что альбегинцы при содействии правителей Урмойра, Кхата и Дионды тайно вошли на территорию этих княжеств. Чойса поразила та легкость, с которой Князья Границы пропустили к себе столь огромное скопление противника, ни словом, ни духом этому не препятствуя.

Это было уже сложнее, чем если бы враг просто стоял на рубежах. Пограничные княжества были не просто куском земли, они были частью территории Лиги, и присутствие на этой территории вражеских сил означало смертельную угрозу для всего Стика.

Но была в этом деле и положительная сторона. Альбегинцы только ускорили созыв Совета Лиги, в который входили все правители и знать Стика. Чойс сначала сомневался, согласиться ли на это шахиншах Тьодольв. Но Энунд заверил его, что препятствий не возникнет.

Вторая проблема была сложнее первой. На Совете будут присутствовать, несмотря на существующие разногласия, все правители Государств Порядка. Но весь вопрос, прибудут ли на Совет князья Границы Дюри Лгун На Дереве, Арнгейр и Брэттуэйр. На вторую часть этой дилеммы Чойса натолкнул Энунд.

– А что с ними делать, если Князья Границы все-таки прибудут на Совет? – спросил пресвитер, когда однажды они с Чойсом медленно ехали по лесной дороге, возвращаясь с конной прогулки. – Ведь они предатели, и мы знаем об этом. А значит, их нужно казнить.

– Они предатели, – сказал Чойс.

Энунд вздохнул.

– Их казнь развяжет руки Вольфгангу.

Чойс засмеялся.

– Почему ты смеешься? – спросил Энунд.

– Ему не надо развязывать руки, – сказал Чойс. – Они у него и не связаны. Ты можешь распять Князей на зубцах своего замка – намерения Вольфганга от этого не изменятся и о цели своей он не забудет.

Энунд замолчал и молчал до самых стен замка.

Удивление их обоих было беспредельно, когда они узнали, что Князья Границы прибыли на Совет, который таким образом был приведен к полному составу. Чойс не понимал, чем вызвано такое доверие. Видимо, Князья были слишком уверены в себе: мощная поддержка Альбегина давала им это.

В огромном сводчатом зале, стены которого покрывали древние темные фрески, большим полукругом были расставлены кресла с высокими спинками. Члены Совета входили без вычурных объявлений камергеров и сразу садились: здесь и так все знали друг друга. Пока пустовало лишь пять мест: кресла, которые должны были занимать Князья Границы, кресло бальи Сунгура, умершего незадолго до созыва Совета, устланное крепом, и кресло Чойса, стоящее рядом с креслом Энунда. Чойс решился на сюрприз.

В зале перешептывались. У многих членов Совета возникли нехорошие предчувствия.

Собралась вся родовитейшая знать Лиги. Неподвижно сидели в своих креслах, положив руки на подлокотники, потомки древних родов, идущих прямиком от первых поселенцев, людей науки и прогресса: шателены, гонфалоньеры, майордомы, бургграфы, коннетабли, бальи, видамы, лендрманны. Кресла правителей Лиги были побольше, они сидели на самом виду, посередине образованного креслами полукруга, сразу заметно выделяясь. Ими были не только властелины шести главных ее государств, но и владетели крупнейших фьефов – родовых наделов. Все они сейчас должны были решить, быть ли войне с государствами Альбегинских гор.

Пресвитер Энунд встал и спросил, следуя церемониалу:

– Все ли члены Совета собрались здесь?

И так же по церемониалу ему ответствовал камергер:

– Ты сам видишь, пресвитер.

– Все ли члены Совета собрались здесь? – вновь вопросил Энунд.

И так же отвечал камергер, человек по прозванию Рюм:

– Ты сам видишь, пресвитер.

Тогда Энунд громко воскликнул:

– Хайль тем, кто находится здесь! Хайль, о члены Совета, те, кто пришел!

Традиционная формула закончилась. Заседание Совета Лиги началось. И тут же ему возникло первое препятствие.

– Я отказываюсь принимать участие в заседании Совета, которому не хватает трех человек до полного состава!

Говорил Ланглоар, бургграф Оруна, маленький, хорькоподобный, в старой вытертой мантии с золотой цепью бургграфа на шее.

Его зять Кальв, квадратный человек с вытаращенными, стеклянистыми глазами, тут же поддержал его.

– Бургграф Орун и я – мы оба отказываемся от участия в Совете.

Энунд встал, и его страшный шрам медленно налился кровью.

– А когда ты участвовал в заседаниях Совета, бургграф? Но ты прав: здесь действительно не хватает троих. Вот они.

В зал входили Князья Границы. Зрелище было отталкивающим. Один Дюри Урмойр имел какое-то подобие человеческого вида. Голова Арнгейра Кхата была рысьей, а мантию Брэттуэйра Дионды сзади оттопыривал огромный бурый хвост, волочащийся по полу. Князья Границы заняли свои места.

Энунд молча повернулся к Дюри. Тот пожал плечами и устремил на пресвитера взгляд горящих огнем, узких, без век, глаз. – Я не понимаю причину такого скорого созыва Совета, – сказал он. Энунд отбросил его слова мановением руки.

– Почему на твоей земле, князь Дюри, были замечены существа из ВОА?

Повисло молчание. Этим вопросом пресвитер Энунд открывал все свои карты, но теперь Урмойр не сможет увернуться от ответа. Пауза длилась долго.

– Ах-ха-ха! – наконец зашелся в смехе Дюри.

Лицо Энунда потемнело.

– Это оскорбление, – произнес Гутхорм, пресвитер Тохума, бледнокожий, с льдистыми глазами. – Прямое оскорбление.

– Это были торговцы, – проговорил Дюри, отдышавшись. – Всего лишь торговцы.

Сидящий рядом с ним Арнгейр оскалил хищные клыки в странной улыбке.

– Князь Арнгейр, – обратился к нему Энунд, – на твоей земле тоже шатаются торговцы из ВОА?

– Возможно, – мяукнул тот.

– Всем известно, – внушительно проговорил Энунд, – что ВОА ни с кем не торгует. Там не нужна торговля. Там царят разбой и грабеж.

– «Вера и верность, вера и верность», – негромко пропел Дюри, насмешливо воззрясь на Энунда.

Становилось ясно, что некоторые правители Лиги поддерживают Князей Границы.

Но не все были с ними. Гутхорм сказал, и гром его слов прокатился по залу, приближая развязку:

– Зачем упорствовать, Граница? Если с вами некоторые из нас, это еще ничего не решает.

– Я правильно догадался о цели созыва Совета, – хлопнув по подлокотнику и вскочив, закричал Дюри.

– Сознайтесь! – также крикнул Гутхорм, и глаза его сверкнули. – Сознайтесь. Ибо вы в наших руках.

Арнгейр медленно поднялся, и так же медленно шерсть на его загривке стала дыбом.

– Ты смеешь говорить так, Гутхорм?

Тот не смутился.

– Молчи, Кхат! Ты тоже с ним.

– И меня подозреваете? – лениво шевельнул своим хвостом Брэттуэйр, князь Диондский. Но ответа на свои слова так и не услышал.

– Кончать с ними!

Слова эти враз успокоили забушевавшую бурю обвинений. Собрание повернулось к дверям. В проеме, широко расставив ноги, стоял человек, быть может, самый страшный в Лиге. Блакк, черный гонфалоньер, был разящим мечом пресвитера Энунда. Это был огромный человек с тяжеловесным сонным лицом, которому как-то не шли безжалостные проницательные глаза дознатчика. Рядом с ним стоял Чойс. В последний момент он все же нашел человека, который также предпочитал разговорам дело, как и он сам.

Ланглоар сразу догадался, какой стороной все оборачивается. И сразу всплыли на поверхность все тайные узлы этой загадки.

– Я беру их под свою защиту, – завопил он.

Блакк, не обращая внимания на эти слова, приблизился к Дюри и положил свою огромную лапу тому на плечо. Дюри рухнул в кресло, заметно осев под этой тяжестью.

Чойс подошел к Брэттуэйру. Тот уставился на него.

– Ты кто такой?

– Это мой видам, – раздался голос Энунда, – а также гонфалоньер Фафтского пресвитерства.

– Предательство! – завопил Арнгейр, которого Чойс как-то упустил из виду, и его меч возник возле самого его уха. В следующее мгновение тело Арнгейра уже сложилось пополам, перечеркнутое лучом бластера, а меч зазвенел на плитах, выпав из его руки. Князь Арнгейр Кхат, мертвый, распростерся на полу.

– О-о-о!

Вздох собрания выражал очевидное.

– Бери их, Блакк, – произнес Чойс, пряча бластер обратно.

– Что?! – завопил Дюри.

– Не князья, – раздельно произнес Блакк. Это были ритуальные слова низложения. Дюри и Брэттуэйр поникли. Их увели.

Настала тишина. Чойс проследовал к своему креслу рядом с Энундом и опустился в него.

– Господи, надеюсь, ты делаешь все правильно, Эдмунд, – услышал он слова пресвитера.

– Мы надеемся, что ты объяснишь нам все, Энунд, – сказал Гутхорм, обращаясь прямо к пресвитеру.

– Это мой новый видам-гонфалоньер Эдмунд, – повторил тот. – Он расскажет вам все.

– Залетевший к нам торговец, – презрительно просипел Кальв.

Чойс не обратил на него внимания.

– Мне кажется, что вы упускаете главный довод, – сказал он.

– Что это за довод? – спросил Гутхорм.

– Владетельные гранды, наверное, не знают, – медленно произнес Чойс, – что альбегинские войска вот уже двое суток находятся в пределах Лиги.

Это заявление вызвало бурю. Несколько человек вскочило, опрокидывая свои кресла, раздались гневные вопли:

– Пределы Лиги священны!

– К ответу за такие слова!

– Доказательства! Доказательства!

Когда шум понемногу стих, Чойс спокойно спросил:

– Вы хотите доказательств? Я удивлюсь, если вы их не увидите перед собой.

Члены Совета начали озираться по сторонам.

– Да вот же они! – Указующий перст Чойса ткнул в пустые сиденья кресел Князей. – Дюри, Арнгейр и Брэттуэйр запамятовали, что такое границы, и к ним в гости нахлынула такая толпа, что мне, например, уже становится страшно за наш кров.

– Это были альбегинцы? – отрывисто спросил Рэгнвальд, бургграф Стиндалета, которого Чойс уважал за ум и ясность мышления.

– Да, – ответил Чойс. – Если вы еще не знаете этого, моему изумлению нет пределов.

– Всему есть предел, гонфалоньер Эдмунд, – промолвил Рэгнвальд. – Нет предела только глупости и невежеству. Княжества заняты врагом. Это должно хоть что-то говорить тем из нас, чьи владения граничат с ними.

Все взгляды тут же обратились к двум старикам, которые похожестью облика напоминали близнецов. Однако Льот и Гудлауг, приоры-правители Ксойнского приората, не были даже дальней родней. Просто много лет, проведенных в совместных аферах, не только сплотили их, но и даже стерли все внешние различия.

– Не понимаю волнения бургграфа, – продребезжал Льот. – Пока что нашим границам не угрожает ни одна живая душа.

– А мертвая? – спросил Чойс. Он не шутил.

– Какая? – приложил ладонь к уху Гудлауг.

– Среди тварей Альбегина, – твердо сказал Чойс, – торговцами было замечено немало разлагающихся трупов, которые таскались по лагерю на негнущихся ногах, надеясь чем-нибудь поживиться.