Текст книги "Последняя чаша гнева"

Автор книги: Валерий Вотрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

17

На следующее утро они поднимались к вершинам гор по бесчисленным, перевитым между собой тропкам. Окружающие пейзажи не располагали к разговорам, да и до разговоров ли, когда ежеминутно копыта лошадей соскальзывают с камней, дробя их в мелкую пыль, тонкими ручейками стекающую в бездонные пропасти, а внутренности сжимаются от страха.

К полудню достигли горного плато.

Перед ними расстилались мили голой гладкой скальной поверхности, по краям которой возвышались тонкие мрачные пики. За их острыми вершинами, высвечивая их малиновым, полыхало яркое зарево над двумя извергающимися вулканами. Внезапно с севера налетел ледяной ветер, с удивительной быстротой гоня перед собой черные, подсвеченные с боков тучи и выстужая последние крохи тепла, остававшиеся после теплых долин. Вдалеке мерно и мощно вздыхали недра, и искры сыпались из жерл вулканов, временами застилаемых тучами багрового пепла. Свистел ветер, и им пришлось накинуть теплые плащи, заблаговременно прихваченные с собой. Небо налилось свинцом и стало низким.

– Быстро! – крикнул Фонсека, преодолевая неумолчный визг ветра. Это Плато Туч. До начала пурги надо достигнуть подножия вон тех пиков!

Плато оправдывало свое название. Уже через несколько минут небо слилось с каменной поверхностью, и тяжелый, мокрый туман застлал кругозор. Кони пробирались в этом вязком тумане, двигаясь как сквозь воду. Плащи намокли сразу же, промочив и то, что было под ними. Временами свирепо налетал ветер, разрывая и отметая туман в сторону, и тогда ледяной воздух, мчащийся с колоссальной скоростью, не встречая себе препятствий, пробирал их до костей.

Однако когда ветер налетел в очередной раз, разогнал тучи и началась пурга, они были уже у подножия черных базальтовых великанов. Костер сложить было не из чего, поэтому они лишь переоделись, благо седельные сумки надежно защищали от влаги их содержимое. Всю ночь выл ветер, и Чойс никак не мог уснуть. В нем пробудились старые инстинкты его предков, которые также не могли заснуть, слыша стенающий вой ветра в печной трубе. Будто плачет кто-то. Это сравнение тоже было старо, как мир.

Так он промучился всю ночь, заметив, однако, что не одинок в своих страданиях: храпел лишь Фонсека. Утро здесь наступило так же неожиданно, как перед тем упала ночь: появилось лишь ощущение утра, не принеся с собой ни восхода солнца, ни даже легкого просветления неба, – так же завивались по ровной поверхности плато огромные вихри поземки, шквалы ветра налетали с чудовищной силой, буквально сбивая с ног, а по слепому небу неслись тяжелые, толстобрюхие тучи.

Они медленно и плотно поели, следуя наставлениям Фонсеки: впереди был день, богатый на лишения. Лошади были так же измучены, как и люди: овес, захваченный с собой, был мелкий и сорный, и его было мало.

Изнурительный переход через горы продолжался.

Обогнув приютившие их на ночь пики, они очутились перед узким, зажатым между двумя скальными вершинами ущельем, которое затем плавно расширялось, имея по одну сторону два крупных ледниковых языка, а по другую – глубокие, затянутые туманом пропасти. Дым от извержения северных вулканов стелился в этом ущелье удушливым пологом, оседая грязноватыми хлопьями на одежде.

Спускались медленно. Лошади каждый раз долго выбирали, куда им ступить, осторожно упираясь другими ногами и напрягаясь всем телом. Сверху казавшееся хорошо утоптанным трактом, это ущелье мешало продвижению бесчисленными россыпями камней. Но здесь ощущалось единственное достоинство ветра: там, наверху, он отгонял вонючий дым, тянущийся с севера из недр планеты. Здесь же сторожившие ущелье утесы задерживали испарения, которые откладывались на камнях желтоватым налетом. Когда наконец достигли конца ущелья, оказалось, что плащи и гривы лошадей буквально пропитались вулканической грязью. Лоу чихал, проклиная на этот раз всю тектоническую деятельность, которая была, есть и будет.

После удушливого воздуха ущелья сильный ветер, налетевший на них тотчас же, показался поначалу свежим и пахнущим незнакомыми ароматами. Но затем стало ясно, что даже теплые плащи не спасают от этих злых шквалистых порывов. Голова Фонсеки совсем ушла в плечи, только посиневший крючковатый нос торчал из-под провисших от образовавшегося льда полей шляпы. Остальные накинули островерхие капюшоны и стали похожи на древних пилигримов.

Слева открывался вид на два крупных ледника. Вид этот никак нельзя было назвать дивным. Появляясь откуда-то из-под подножий нависших над миром вершин, эти два ледника, грязно-белые из-за множества пробуравивших их шкуру за тысячелетия скал и трещин, неподвижным извивающимся потоком сползали далеко вниз, в туман белесых провалов, и было видно, как свирепые порывы ветра срывают с их поверхности куски плотного фирна, гоня их прочь. Ледяное дыхание этих ветров и почувствовали путники при выходе из душного ущелья. Проносясь через долину, по которой они ехали, чтобы бесследно кануть в головокружительных пропастях по правую руку, ветер через некоторое время возвращался оттуда еще более могучим. Тогда он сбивал с ног, валил, и им приходилось прикладывать все свои силы, чтобы не быть сброшенными в пропасть, на зернистую поверхность ледников.

Через несколько изматывающих душу часов конец этой долины был уже ясно виден. Он терялся в сети узких, сложнорасчлененных ущелий, подобных тому, что они уже прошли. Дым вулкана сюда не доносило, ибо он рассеивался дикими ледниковыми ветрами. Еще через час они были у входа в одно из таких ущелий. Фонсека прокричал:

– Мы прошли ледники Раргарин и Тэш, самое опасное место в горах Альбегин. За этими ущельями склоны начинают понижаться и вскоре переходят в долину. Это и будет ВОА.

У входа в ущелье они сделали небольшой привал, а затем вступили в ущелье.

– Здесь нет живых существ? – спросил Чойс негромко.

– Есть, – ответил Фонсека. – Некоторые из них разумны. Они называют себя Встречающими.

В ущелье было сумрачно, но тепло и сухо. Камни под копытами лошадей покрывал древний, зеленоватый мох, трещащий и рассыпающийся, когда на него наступали. После пронизывающих ветров Раргарина и Тэша ущелье показалось им теплым раем, правда, несколько темноватым. В стороне у скал торчало несколько прямых, как палки, деревьев. На одном сидела большая птица. Длинный ее клюв кривился в сардонической усмешке.

– Хурр! – закричала она. – Добро пожаловать в Вольную Область Анархии! Здесь нет законов, ни людских, ни Божьих.

– Мы знаем это, – спокойно ответил Чойс.

– Зачем же вы пришли сюда?

– Предоставь решать это нам, – сказал Чойс.

– Все отвечают так же. Хурр! – и птица замолкла и погрузилась в дрему.

Но тут из-за больших камней слева внезапно вышли на дорогу трое богатырского вида людей. Правда, это были странные богатыри: у одного не хватало правой руки, у другого – левой, а у третьего так и вовсе отсутствовала голова. Этот третий держал в руках лук. Видимо, существа хотели поразить своим появлением. Но большого взрыва эмоций не последовало.

– Ой! – притворно ужаснулся Лоу. – Да у него лук!

– Как это он разговаривает? – задумался Шамиссо.

– Ему и бриться не надо, – нашел практическую сторону вопроса Чойс.

Из чрева безголового донесся глухой голос:

– Говорите, зачем, или.

– Что он сказал? – поскреб щеку Лоу.

– Вон как он разговаривает, – нашел разгадку Шамиссо.

– Он сказал: «Говорите, зачем пришли, или умрете», – любезно перевел Фонсека.

– Да что это такое! – всполошился Лоу. – Да кто он такой? Эй! Ты кто такой?

Вместо ответа безголовый натянул свой лук. Чойс мельком заметил, как хищно блеснул заточенным острием наконечник стрелы. В следующую секунду Шамиссо выстрелил. Но, вопреки ожиданиям, луч, ударив в грудь безголового, не причинил ему особого вреда. Он только воспламенил лук и отбросил существо далеко назад. Троица мигом скрылась с глаз.

Шамиссо удивленно осмотрел свой бластер.

– Можешь выкинуть его, – посоветовал Фонсека. – Этот ворон на дереве правильно подметил насчет законов. Многие физические законы не работают здесь из-за Зла ВОА. Но все, что ни делается, к лучшему. Больше Встречающих не будет.

– Почему?

– В конце концов уясните себе, что вы попали в мир, где царит магия и где других законов нет. Как поведете себя при встрече, так и будете себя вести потом. И так же к вам будут относиться. Вы не простили дерзости, и больше к вам не пристанут. По крайней мере, в этом ущелье.

– Какая же это магия? Уголовные законы какие-то, – проворчал Лоу.

Миновав ущелье, они оказались в Вольной Области Анархии.

– Се, идем как тати, – пропел Фонсека.

– И этот цитирует из Апокалипсиса, – раздался позади голос Шамиссо.

18

Энунд был прав – эта земля с первого взгляда внушала опасения, и опасения всех тех, кто опасался здесь еще до них, казалось, висели в самом воздухе. А вот чем внушалось такое чувство, Чойс не понимал. То ли тени от угловатых скал лежали как-то криво, необычно, то ли неприятная, глинистая почва пружинила под ногами чересчур сильно, здесь было что-то не так.

И только когда он посмотрел наверх, туда, где должно было быть небо, он понял, в чем дело. Здесь не было солнца. Небо было абсолютно, беспросветно черное, как ночью. Но был день, к тому же ночью на небе звезды, а здесь не было даже их. Темнота наверху была какой-то угрожающей. И живой. Казалось, сверху на них взирают ухмыляющиеся демонические лики. Но несмотря на это, кругом было светло и как-то призрачно-нереально.

Фонсека следил за реакцией своих спутников.

– Первый раз со мной было то же самое, – произнес он. – Здесь нет солнца и солнечного света. Это черное наверху – зло, сотворенное Вольфгангом и вознесшееся ввысь, чтобы оттуда вновь и вновь бумерангом бить по незащищенному от него Тарлтару.

– Но как же…

– Лучи солнца все равно проходят сквозь это, но по пути теряют свою живительную силу. Здесь светит Зло, если только Зло может светить.

– А как получилось, что правит тут Вольфганг? – снова спросил Лоу. – Ведь это же Область Анархии. Анархии, безвластья! А Вольфганг – это власть.

– В том-то и беда, что он здесь правит, – сказал Фонсека.

Через некоторое время они остановились в небольшой лощинке, которая была прямой противоположностью всему тому, что их окружало. Тут были все необходимые атрибуты прекрасной идиллии: зеленая трава, яркие красивые цветы, развесистые деревья, ласково шелестящие своей листвой под дуновениями легкого зефира.

– Отличное место для бивака, – восхитился Чойс. – До наступления темноты недалеко, а мы чертовски устали. Давай заночуем здесь, Фонсека.

Тот раскатывал на траве старую выцветшую карту, придавливая ее загибающиеся углы небольшими камнями.

– Урок первый, он же и последний, – сказал он. – Если бы это была нормальная земля, я не только остановился бы здесь, но и построил бы себе здесь замок. Вон и река рядом… Но эта земля злая, ибо это ВОА! Ты бы посмотрел, во что превращается эта милая полянка ночью. Та река – пристанище ундин и водяных демонов. Эти деревья – жилище дриад. Вообще-то дриады – безобиднейшие создания, но Зло ВОА переродило и их: теперь они пьют кровь не хуже вампиров. Под теми яркими цветочками – голову даю на отсечение, – могилы, и их обитатели вовсе не собираются дожидаться зова последней трубы, ибо они встают каждую ночь. А в целом эта так полюбившаяся вашему сердцу лощинка – жилище бесовских ларвов, которые ждут не дождутся, чтобы вселиться в вас, пожрав вашу душу и заменив ее своей смрадной сущностью. Поняли? – закончил он, не замечая тревожных взглядов, которыми окидывали окрестности его спутники. Им это место уже не нравилось.

– Что будем делать? – спросил наконец Чойс.

– Не ручаюсь, что на нашем пути не будет всяческих препятствий, которыми ВОА кишит, как старый труп червями. К тому же, если Вольфганг уже тронулся в путь, их будет еще больше, потому что когда он находится в стране, здесь все же есть какой-то порядок, если это можно так назвать… Многое, многое изменилось, – бормотал Фонсека, внимательно рассматривая карту. – Нужно только идти на север. – Он поднял голову. Остальные смотрели на него.

– Я говорю, на север нужно идти, – громко повторил Фонсека. Когда переберемся на Берлихут, станет легче. А может, и нет. Чойс, ты здесь давно. В магии что-нибудь смыслишь?

Чойс пожал плечами.

– Ну там заклинания разные, заговоры, вольты, пантакли?

Чойс усмехнулся.

– Ты поторопился, закончив так быстро свои уроки. Скажи хотя бы, что такое вольт.

– Вольт, – объяснил Фонсека, – это восковая фигурка того лица, которое подлежит порче. Внутри нее – обрезки волос, ногти, зубы этого человека. Делается это для того, чтобы установить раппорт – соотношение – между фигуркой и лицом, которое затем подвергнется действию чар.

– Многого же ты здесь нахватался, – сказал Чойс.

– Я проводник, – пожал плечами Лоу. – А, кроме того, я профессионал и горжусь этим. Вот поэтому за те 12 лет, что я вожу караваны, я потерял всего 14 человек. 14 человек, понял? Вдумайся, ибо это очень мало.

– А вдруг их скоро станет 18? – горестно задумался Лоу.

– Проклятый пессимист! – осудил его Фонсека.

Через некоторое время они были уже в дороге. Лощина осталась далеко позади.

– Вон за теми высокими холмами, – показывал палец Фонсеки, – лежит мааконд Бустридрейм.

– Там живет друг? – спросил Лоу.

– Там живет Скриквик. На этом участке пути его мааконд – единственное место, где мы можем нормально переночевать.

– А что такое мааконд?

– В Лиге мааконды называют просто замками.

Уже начинало темнеть, и постепенное сравнивание окружающего светлого воздуха с абсолютно черным небом производило жуткое впечатление. Вокруг тянулась голая, безжизненная равнина, лишь невдалеке били из-под земли смрадной водой несколько небольших гейзеров. Не было ни души, ни одного живого существа.

– Да здесь нет никого, – прокричал Чойс сквозь топот копыт.

– Настоящая жизнь здесь начинается ночью, – ухмыльнулся Фонсека. – И мне не очень-то хочется наблюдать все ее многообразие.

Дорога начала подниматься в гору. Впереди лежала гряда тех самых высоких холмов, о которых говорил Фонсека. Их склоны были покрыты выветрившимися каменными изваяниями.

Фонсека понукнул свою лошадь и, повернувшись к остальным, крикнул:

– За этими холмами – Бустридрейм. Я уже чую прекрасный запах мяса, которое поджарил для нас Скриквик.

Но когда они поднялись на вершину, никакого замка в лежащей внизу долине не оказалось. Она вся была покрыта низкими белыми меловыми холмами.

Они разочарованно осматривались. Фонсека в ярости выругался.

– Белые женщины! – Он заскрежетал зубами. – Проклятье! Говорил я Скриквику – не подпускай их под стены замка. Но он был слишком добр.

– Белые женщины? – переспросил Лоу. – Но я не вижу никаких женщин.

Фонсека уже погрузился в глубокую задумчивость.

– Что же, – пробормотал он, – если нет никакого ночлега, можно переночевать и у них. – Как бы откликаясь на слова Лоу, он сказал: – Белые женщины – это зловредные феи, которые завлекают путников в свои жилища-холмы и держат их там до самой смерти. Если взойти на такой холм, можно поседеть от криков несчастных узников фей. – Он начал копаться в своих седельных сумках. – Я, как знал, взял вот это, – и он кинул каждому по изогнутому мечу с витым эфесом. – Видите, их острия серебряные, так что ими можно убить любую нечисть. А теперь держите вот это. – Он вручил всем по одному белому перу. Это перья белого петуха. При виде такого петуха или его перьев нечистая сила рассеивается… Ну, а теперь вперед, и не гнушайтесь приглашением фей. Спать где-то надо, а лучшего ночлега не сыскать.

Они спустились со склона и медленно поехали по вьющейся меж низких холмов дороге. Так ехали недолго. Внезапно впереди заметили четыре белые фигуры.

– Во-во. – Улыбка Фонсеки была лучезарной. – У них-то я и спрошу, где друг Скриквик.

Фигуры приблизились, и оказалось, что это женщины в белых ниспадающих одеяниях. Женщина, шедшая впереди, схватила под уздцы лошадь Чойса. Как он успел заметить, женщина была очень красива.

– Не нужен ли вам ночлег, путники? – спросила она мелодичным голосом. – Наступила тьма, а впереди ни одного жилища, лишь ужасы бродят в ночи.

– Мы как раз искали ночлег, – ответил Чойс.

Женщина отпустила коня.

– Тогда следуйте за нами, – и она пошла по почти незаметной тропинке, уводившей вглубь холмов. Остальные женщины последовали за ней. Последняя обернулась, и Чойс увидел темные смеющиеся глаза. Сзади послышалось довольное хмыканье Лоу.

– Вот бы обрадовался наш друг Некий. Ибо я клянусь, что этой ночью мы вдоволь повеселимся.

– Положите перья за пазуху, – приказал Фонсека, – но мечей не вынимайте. Еще не время. Даю под заклад мою дырявую голову, что мааконд превратился в эти белесые холмики при помощи колдовства.

– Сюда, – позвали женщины и скрылись за одним из холмов. Там оказалась большая пещера. Ее своды были столь высоки, что всадник мог без труда въехать вовнутрь, не нагибая головы. К ним приблизилась та же самая женщина.

– Вы можете оставить ваших коней здесь, – произнесла она приветливо. – С ними ничего не случится.

Все спешились и, пригнувшись, через темный низкий коридор прошли в большой полусумрачный зал, посередине которого стоял длинный накрытый стол. На нем рядами горели высокие шестисвечники.

– Хоть бы семь свечей поставили, ведьмы, – проворчал Лоу, обозревая открывшуюся картину.

– На то они и ведьмы, – резонно отвечал Фонсека.

В дверях появилась их проводница.

– Присаживайтесь, путники. Дорога была трудной, судя по вашим запыленным одеждам.

Стол был украшен такими яствами, каких они не пробовали с начала своего пути. Изысканно приготовленные мясо и рыба, нежный, истекающий слезой сыр, ломтики редкостных фруктов и овощей и, конечно, выстроившиеся в ряд, покрытые толстым слоем пыли бутыли старых вин.

Когда был утолен первый голод, женщина хлопнула в ладоши, и из дверей появились остальные прекрасные обитательницы пещеры.

– Да их тоже четверо, – толкнул локтем Чойса Лоу.

– Сначала удовольствие, – раздумчиво ковырял в зубах Шамиссо, – а вот что потом? Неизвестно…

Сидящий рядом с Чойсом Фонсека наклонился к нему.

– Не пей много этого вина. Оно слишком крепко для людей.

Фея, первой встретившая их, села рядом с Чойсом. Она была прелестна: голубые с поволокой глаза, золотистые волосы, белая кожа, нежная-нежная, как весенняя трава на лугу.

– Меня зовут Брунгильда, – произнесла она.

Чойс поймал предупреждающий взгляд Фонсеки, и что-то вдруг подсказало ему, что нельзя говорить свое настоящее имя. Это была интуиция, потому что Чойс был совершенным профаном в магии имен.

– А меня зовут Гунтер, – улыбнулся он. – Чем мы не пара?

Брунгильда засмеялась над таким удачным совпадением. От близости прекрасной женщины и от вина, которое действительно оказалось слишком крепким, огоньки свечей раздробились перед взором Чойса. Он забыл о предупреждении Фонсеки. Он помнил только несметные кубки, которые подносила ему Брунгильда, и как его друзей уводили из пиршественного зала прекрасные феи, и как он тоже шел куда-то за Брунгильдой, и как она вдруг повернулась к нему совершенно нагая, и как ее прохладные губы оказались возле его лица. А еще он помнил великолепный запах свежескошенного сена, запах, который он никогда не слышал в ВОА, мрачной и запущенной стране мирового зла.

Проснулся он не в величественном зале и не на пуховом ложе. Его окружали влажные, заплесневелые, покрытые белесыми потеками стены из крупных необтесанных камней. Подле себя он увидел Лоу и Шамиссо, храпящих в глубоком сне. Один Фонсека в мрачном раздумье стоял возле стены, ковыряя ее носком сапога. Увидев, что Чойс проснулся, он произнес со злобой:

– Им все же удалось затянуть нас в темницу. Проклятые садистки!

– Не понимаю, где мы? – Даже здесь, в обволакивающей их полутьме, у Чойса резало глаза, а голова раскалывалась от сильной боли.

– Перепил, – укоризненно сказал Фонсека. – Я же говорил – никогда не пей много вина фей.

Он нагнулся, и раздалось бульканье. У губ Чойса оказался деревянный стаканчик. Пахнуло водкой.

– Уф! – Чойс резко отвернулся.

– Выпей, – приказал Фонсека. – Иначе так и останешься валяться здесь на каменных тюфяках.

И впрямь, под ним не было ничего, кроме влажного каменного пола. Чойс трудно сглотнул и, подавив отвращение, залпом выпил.

– Мерзкая сволочь, – продолжал ругаться Фонсека, пиная стену. – Даже дверь застили своим колдовством. Придеться ждать их, чтобы выбраться отсюда.

– Они отняли у нас мечи, – слабо произнес Чойс. Ему стало лучше.

– Да. Но перо-то хоть осталось?

Чойс полез за пазуху. Да, перо было там.

– Ну и отлично. Обойдемся им. Нужно узнать, где Скриквик.

– Дался тебе этот Скриквик, – раздался сонный голос. Лоу проснулся и теперь сидел на каменном полу. – А что я вам расскажу… Мне прошлой ночью такая штучка попалась, Фредегондой звать.

– Тебе даже вино не впрок, – укорил его Фонсека.

– А мы что, в темнице? – заинтересовался Лоу.

– Нет, в веселом квартале Фарнабеля, – съязвил Фонсека.

В это время проснулся Шамиссо. Он открыл глаза и произнес:

– Я так и знал. Мы в темнице.

– Он, знаете ли, соображает и в похмелье, – сообщил всем Лоу.

– Голова болит, – четко произнес Шамиссо. – Дайте выпить чего-нибудь.

Ему дали, и он пришел в более веселое расположение духа.

– Надо ждать, – сказал он.

Так прошло около двух часов.

– Уверен, что здесь сидит, кроме нас, еще человек сто, – проговорил Фонсека, когда молчание стало просто невыносимым. – Именно столько жило в Бустридрейме, когда его захватили эти белые изуверки.

– Наверное, они думают, что их вино действует как наркотик, – предположил Чойс, – и, хлебнув его, мы подпадем под их власть.

– Это случилось бы с каким-нибудь безмозглым идиотом из Лиги, – вдруг вспылил Фонсека. – Не на таких напали!

– Точно, – подхватил Лоу. – Мы еще дадим им жару! – Он погрозил кулаком стене, и в ней появилась дверь. На образовавшихся сами собой ступенях стояла Брунгильда. Но это была не та Брунгильда, которая так ласково и приветливо встретила их вчера. Теперь это была гордая, недоступная статуя, облаченная в белые одежды.

– Притворитесь тупыми животными, – еле успел шепнуть Фонсека.

Ее голос был резок и властен.

– Спешите за мной, рабы!

Они последовали за ней, скорчив глупые физиономии, сгорбив спины и свесив руки до пола.

– Уверенность-то какая в своем вине, а? – хихикал украдкой Лоу.

Фея вела их по освещенным факелами переходам, и ровный шум в их ушах, сначала доносившийся издалека, превратился в отрывистое звяканье кирок о твердый камень. Они попали в каменоломни.

Откуда-то сбоку появились еще две феи и сунули им по небольшой острой кирке.

– Вы будете добывать для нас камни и золото, рабы, подобно гномам, – вновь раздался резкий голос Брунгильды. – Все это залегает в глубинах, и вам остается только копать.

– Удивительно, как неузнаваемо может перемениться человек! – пробормотал Чойс, и тут его толкнули в спину. По узкой убирающейся лесенке они спустились вниз и оказались в низких сводчатых ходах. В конце каждого виднелась освещенная факелом напряженная спина.

– Эй! – крикнул Фонсека. – Где тут Скриквик?

– Скриквик? – раздался скрипучий голос прямо перед ними. – А кому это он нужен?

– Фонсеке нужен.

– Скриквик! – заорал скрипучий голос. – Иди сюда, Скриквик! Фонсека тут!

– Фонсека? – спросил точно такой же голос откуда-то из глубин подземелий. – Что ты врешь, Ньяль! Фонсека за горами, он не смог бы попасть сюда.

– Да нет же, Скриквик, – заорал Фонсека. – Я здесь. Иди сюда. Надо поговорить.

Раздался шорох шагов, и внезапно рядом с ними оказался возбужденного вида старикашка в зеленом шелковом колпаке. Старикашка и Фонсека обнялись.

– А я уж думал, конец мне, – взрыднул старикашка.

– Сейчас не время для слез, Скриквик, – оборвал его Фонсека. – Это мои друзья. Это Чойс, это Лоу, а это Шамиссо. Так это правда, что твой мааконд превратился в обиталище фей?

– Правда, – снова захлюпал носом Скриквик. – Они заставляют гнуть мою старую спину, чтобы добывать сокровища.

– Вижу. Сколько здесь фей?

– Не знаю. Наверное, штук двадцать.

– Собирай людей. Всех размечем к дьяволовой матери!

– А как? – спросил Скриквик. – Они вредные, очень, знаешь ли, Фонсека, вредные они, феи эти.

– А так, Скриквик, – отвечал Фонсека. – Вот, знаешь ли, Скриквик, так.

Через некоторое время к откосу, с которого их спускали в подземелье, подошли Фонсека, Чойс и Шамиссо.

– Эй! – заорал Чойс. – Где тут по нужде-то у вас?

Наверху появилась фигура феи. Но это была не Брунгильда. Ее лицо было настоящей маской отвращения.

– Прочь, презренные рабы! Ваше дело – копать.

– Хорошо, а опорожняться прямо где работаешь? – наивно спросил Чойс.

– Жалкие смертные! – прошипела фея. – Всю свою жизнь вы проводите в нечистоте, так почему сейчас должно быть сделано исключение?

Но лестницу все же спустила. Первым начал подниматься Фонсека. Пока поднимались, фея ворчала:

– Но имейте в виду, что вам все равно не выйти отсюда. Наша магия крепка.

В это время над краем появилась голова Фонсеки.

– Понюхай-ка вот этого, – и он сунул фее под нос петушиное перо. Фея тут же с хлопком исчезла.

– Действует, – констатировал Фонсека и пронзительно свистнул. И сразу же снизу донесся оглушительный шум: это валила огромная толпа пленников фей, которую вели Лоу и Скриквик.

Появилось еще две феи, но магическое действие белых перьев повлияло и на них: они исчезли без следа.

– Вперед! – доносился снизу рев Лоу. – Тпот их забодай!

Лестница скрипела под тяжестью тел.

Когда на обрыве стало тесно, Чойс скомандовал:

– А теперь устроим-ка охоту на ведьм!

Оказалось, что Фонсека был буквально набит перьями, как подушка.

– А просто человек я запасливый, – объяснял он, раздавая импровизированное оружие.

И истребление белых женщин началось. По всем пещерам раздавались победные вопли. Когда какой-то безвестный бродяга обнаружил в дальней пещере Брунгильду и ткнул ее пером, вместе с ней рассеялись и чары. И тогда все с изумлением обнаружили, что стены вокруг них, ранее источавшие запах гнили, превратились в несокрушимые каменные стены мааконда Бустридрейм.

Появился растроганный Скриквик. На его ноздреватом носу висела капля. В руках он держал их мечи.

– Даже не знаю, чем отблагодарить вас. Мы тут насобирали камешки кой-какие…

– Нет, нет, – отказался за всех Чойс. – Мы очень спешим, благородный Скриквик. Мы идем уничтожать Вольфганга.

– О! – удивился Скриквик. – А то бы остались, попировали…

– На обратном пути, старина, – хлопнул по его плечу Фонсека, – мы вылакаем все твои запасы.

– Идет, – и Скриквик тоже хлопнул Фонсеку по плечу с неожиданной силой. – Но, – и его глаза вдруг округлились, – я слышал, что Вольфганг завтра отправляется в путь. С ним будут его друзья.

Чойс выпрямился.

– Жди нас с победой, Скриквик.

– Мы все надеемся на это, – молитвенно сложил руки старик.