Текст книги "Последняя чаша гнева"

Автор книги: Валерий Вотрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

19

Мозолистый от лошадиных поводьев палец Фонсеки постучал по карте.

– Порадовать вас ничем не могу. Впереди Долина дэвов, и только за ней мааконд Вольфганга Стодрейм.

– Ни одной безопасной остановки? – поинтересовался Чойс.

– Только одна. Недалеко мааконд Ингедрейм. Там живет Иллувеллир Хранитель.

– О нем мне говорил Энунд, – сказал Чойс.

– Во всяком случае, должен был сказать, – согласился Фонсека.

– У него хранится одна вещь, которую мы должны забрать.

– В том-то и дело, – вздохнул Фонсека. – Иллувеллир из гномов, а они редко отдают то, что им принадлежит.

– Нам отдаст. Тем более без этой штуки дальше нам пути нет.

– Мы должны обогнать Вольфганга? – спросил Шамиссо.

– Да. Ведь, по словам Скриквика, завтра он уже покидает Стодрейм. Нам надо быть на Берлихуте раньше него и Ползущей Горы достигнуть тоже первыми.

– Это сложно.

– Сложно, но можно.

– А какую вещь мы должны забрать?

– Светлый Подсвечник Шин, – сказал Чойс.

Лицо Фонсеки вытянулось.

– Ты хоть знаешь, что это такое? – спросил он.

– Знаю, – ответил Чойс.

Мааконд Ингедрейм своими размерами походил на замок Фафт, но был более мощным и укрепленным. Его стены были в два раза выше стен замков Лиги, а за одним зубцом могло укрыться сразу пять человек. Здесь был и ров, и мост на толстых, в шею лошади, цепях, чувствовалось, что все это не для праздного украшательства, и непрошенные гости часто наведываются сюда.

Иллувеллир встретил их в замковом холле. Одну из стен здесь занимал каменный барельеф, изображающий огромного косматого дэва, павшего на колени перед маленьким человечком, который держал в руках некий непонятный предмет, издали похожий на трезубец. Сам Иллувеллир был небольшой старичок с длинной пегой бородой, одетый в бурый кафтан с разрезами. Именно такими Чойс и представлял себе гномов.

– Это мой предок Эйлейв Турий Рог, – сказал Иллувеллир, указывая на барельеф.

– Я знаю, – вставил Фонсека.

– А я не тебе говорю, – казалось, обиженно огрызнулся Иллувеллир. – Вы пришли сюда за той вещью?

Вопрос этот, никому не адресованный, повис в воздухе.

– Да, – наконец ответил Чойс.

Иллувеллир вздохнул.

– Я не спрашиваю ваши имена не из-за боязни. Просто я ненавижу традиции, которые приходится соблюдать. Поэтому те древние законы, которые можно обойти, я обхожу. К тому же имена ваши мне известны. Я хочу спросить у тебя кое-что, Эдмунд. На кого я похож?

Этот неожиданный вопрос смутил Чойса.

– Э-э, – сказал он. – По-моему, на гнома.

Иллувеллир недовольно поглядел на него и сделал знак следовать за ним.

– Он не любит, когда его называют гномом, – прошептал Чойсу на ухо Фонсека. – Я его всегда этим дразню.

Они прошли через весь холл и по винтовой лестнице долго спускались в подземелья мааконда. У маленькой сводчатой дверцы Иллувеллир остановился.

– Здесь, – сказал он, и дверца отворилась. У дальней сырой стены на металлическом поставце виднелось нечто, покрытое темной непроницаемой тканью. Из-под нее струился зеленоватый свет. Иллувеллир остановился возле этого поставца и снова вздохнул.

– Старый жмот, – усовестил его Фонсека. – Тебе не хочется отдавать его.

– Не хочется. – Иллувеллир топтался на месте, сердито поглядывая на Фонсеку. – А ты мне вечно твердишь об этом, даже не обращая внимания на мое старое скверное здоровье.

– Ты нас всех переживешь, – безжалостно отрезал Фонсека. – Давай открывай эту штуковину.

– Идете на Вольфганга? – проворчал Иллувеллир.

– Черт тебя побери, старый хрыч! – взорвался Фонсека. – Тамтамами, что ли, тебе вести передают?

– Зачем мне тамтамы? – пожал плечами гном. – Просто я немножко читаю ваши мысли.

– Немножко! – возмущался Фонсека. – Небось уже все прочитал, копаясь в наших головах!

Иллувеллир снял с предмета ткань, и тот же зеленоватый свет наполнил маленькое помещеньице. На поставце возвышался серебряный канделябр с тремя витыми свечами. На конце каждой бился, не распространяя копоти, тот самый волшебный свет, которым было залито все помещение.

С дрожью в голосе Иллувеллир произнес:

– Это Светлый Подсвечник Шин. Он так же чист, как и тот первозданный огнь, из которого он появился. Поэтому он убивает всякое зло в любых его проявлениях. Сначала он принадлежал Анаелю, князю саламандр, потом перешел во владение пращуру моему Эйлейву Турьему Рогу. Бесчисленное множество поколений мой род хранит и оберегает Подсвечник Шин. Лишь борьба с самым великим злом может стать причиной того, чтобы я передал его другому, будь он человек или гном. Теперь я передаю его тебе, Эдмунд Любимец Слепцов! Не снимай покров с Подсвечника без нужды, ибо, если будут у тебя в этот момент злые мысли, он убьет тебя. Бери! Он твой. По достижении своей миссии он вновь чудесным образом возвратиться ко мне.

– Я всегда говорил, что врага надо бить его же оружием, – провещал Фонсека, когда они поднимались по лестнице обратно наверх.

– Ты о Подсвечнике? – спросил Чойс. Его он нес в руках.

– Мы же в стране магии, так что эти свечки нам пригодятся.

– Ты никогда не был поэтичным, Фонсека, – укоризненно произнес Иллувеллир, услышав последние слова.

– Зато ты… гном!

– Ну, знаешь!.. – обиделся Иллувеллир.

20

Они были в пути уже час. Расстилавшуюся перед ними серую равнину вдалеке пересекала невысокая цепь черных выветрившихся скал. Когда они достигли ее, оказалось, что между этими скалами, изборожденными тонкими глубокими трещинами, есть узкий проход, издали похожий на одну такую трещину. Войдя в проход, они оказались в Долине дэвов.

Более мрачного места Чойс никогда не видел. Стиснутая между озером кипящей серы и скалами, изрытыми многочисленными пещерами, долина поражала взгляд мрачным, диким ландшафтом и тем неуловимым духом зла, который, казалось, постоянно висел в воздухе ВОА и которым это место было пропитано до самых корней черных, изъеденных испарениями скал. Угловатые, щебнистые камни скрежетали, отлетая из-под копыт лошадей.

– Мерзкое место, – с отвращением сплюнул Лоу.

– Одно из самых опасных на всем пути, – кивнул Фонсека. – Держи наготове Подсвечник, Чойс!

– А без столкновения никак нельзя? – кротко осведомился Лоу.

– Никак. Они уже учуяли наш запах.

– Кто? Великаны?

– Дэвы.

– А какая между ними разница?

– Большая. Дэвы по сути своей злые духи, а великаны – просто заколдованные люди, выросшие до невероятных размеров.

Лоу поежился.

– И много их здесь?

– Достаточно.

И в это время Лоу посмотрел наверх и сказал замороженным голосом:

– Наверное, вот это и есть дэв.

Они тоже посмотрели наверх. И замерли.

Над их головами, на скалистом уступе рядом с громадным черным зевом пещеры возвышался дэв. К огромному человекообразному туловищу, поросшему диким, спутанным волосом, была приставлена массивная голова вепря с торчащими клыками в руку длиной. Но выражение лютой злобы на этой звериной морде придавало ей осмысленный, почти человечий вид. Остановившимся взглядом дэв рассматривал их с высоты своей пещеры.

Из сковывающего оцепенения их вывел невыразительный голос Шамиссо.

– Ну-ну. – Он оценивающе обозрел возвышающегося над ними демона. – Эта штука мне знакома. Обычный зооморфный тип, каких я видел десятками на Плутоне. Правда, там они разумны.

– Аррррр! – заревел дэв. Его рев мог заставить убежать кого угодно. Но только не Шамиссо.

– Нет, я не вижу интеллекта в его глазах, – заключил он и со звоном вытащил из ножен меч. И тут же раздался оглушительный грохот. Дэв спрыгнул вниз и теперь стоял в добром десятке метров, нависая над ними, как скала. Его смрадное дыхание захлестнуло лошадей, и они шарахнулись назад, оказавшись между серным озером, которое заволокло их своими миазмами, и ярящимся дэвом.

– Пора! – заорал Лоу, натягивая поводья. – Не копайся, Чойс, не то он сварит нас живьем в этой вонючей луже!

Дэв шагнул вперед и чуть наклонился.

Чойс спокойно, так, как они никогда ничего не делал в своей жизни, протянул руку и быстро стянул покров с Подсвечника Шин. Магический предмет вновь, второй раз за этот день, увидел свет. Одно мгновение ничего не происходило. Потом вокруг Подсвечника вдруг образовалось легкое, вьющееся облако зеленоватого огня, через секунду исчезнувшее и ярко загоревшееся на концах трех витых свечей шипящим, косматым конусом. Увидев это, демон заревел так, что на окрестных скалах произошли небольшие обвалы. А в это время конус внезапно повернулся своей вершиной к нему, разгорелся почти до невидимого свечения, и страшно ударила в дэва изогнутая зеленоватая молния.

– Арррррр! – Этот вопль был такой силы, что скалы задрожали. Дэв окутался коптящим дымом, а когда дым рассеялся, то на месте страшного демона не было ничего, кроме оплавленной скальной поверхности. Но это было еще не все. Озеро за их спинами вздулось переливающимся пламенным пузырем и лопнуло, став похожим на внезапно застывший в воздухе гейзер из жидкого металла.

– Огненный дэв, – определил Фонсека.

– Подсвечник, Подсвечник-то не убирай, Чойс! – вопил Лоу. Его лошадь плясала под ним, кося безумным глазом на ожившее озеро. – Здесь еще один!

Огненный дэв был вдруг обретшим форму пламенным протуберанцем, который беспрерывно менялся, струился уносящимися вверх языками пламени. Его глаза метали красный огонь, пасть изрыгала зеленоватый огонь, а ужасные когти из синего пламени были готовы схватить их, испепелить в прах.

И огонь Светлого Подсвечника столкнулся с огнем дэва. Это была схватка огня первозданного с огнем нечистым, зажженным ядовитой волей. И победил в ней чистый огонь Подсвечника, а нечистый огонь дэва, его тело, погас тотчас же, растекшись вонючей струей пара.

Выехав из страшной долины, где еще не утихли отголоски адских воплей и шипения серных струй, они устремились в том же направлении, что и прежде, на север. Горы давно остались позади, и теперь кони скакали по влажной равнине. Невдалеке колыхались бурые тростники. Черное небо начало опускаться все ниже и ниже: наступала темнота.

Вдруг Фонсека натянул поводья и соскочил на землю. Вслед за ним спешились и остальные. Фонсека, присев на корточки, стал изучать какой-то след, отпечатавшийся на мокрой глине. Это был очень странный след: четко выдавленные три пальца с дюймовыми когтями, будто существо ходило на одних пальцах.

– След василиска, – прошептал Фонсека, оглядываясь. – Он выдавливается, только когда василиск охотится, а здесь нет другой добычи, кроме нас.

– Я что-то слышал про василиска, – задумался Шамиссо.

– Самая мерзкая тварь из всех, которые встречаются здесь. Он убивает одним взглядом. Посмотрел – понял? – и все.

– Ему, наверное, легко, – предположил Лоу.

– Вот он, – вместо ответа сказал Фонсека и показал на тростники. Оттуда, раздвинув стебли массивным телом, вышло животное, похожее на очень большую ящерицу. Всю его голову, хребет и часть хвоста покрывал большой кожистый гребень. Но самым примечательным были его глаза: огромные, занимающие полголовы.

Это и был василиск, чудовище, убивающее взглядом.

Они упали на землю. Фонсека шепотом ругался.

Но когда страшное существо внезапно повернуло свою голову к ним и встретилось с ними взглядом, тело его вдруг пронизала медленная судорога, и оно повалилось наземь.

Ругательства Фонсеки стали громче. Он встал и начал отряхивать колени.

– Дьявол! – Он ожесточенно скрипел зубами. – Я забыл, что если увидишь василиска первым, то умирает он.

Остальные смотрели на него.

– Ну что, так и будем валяться? – рявкнул Фонсека. – До темноты нам надо миновать Стодрейм, обогнав по пути Вольфганга, и добраться до мааконда Тудрейм. Он заброшен. Поняли?

– Тогда зачем нам туда? – спросил Лоу. – Чтобы стать пищей другой нечисти?

– В мааконде Тудрейм танцуют демоны пространства. Они смогут перенести нас в мааконд Судрейм.

– Тудрейм, Судрейм… – заворчал Лоу. – Демоны пространства… На кой они нам?

– А на той, – прошипел Фонсека, – что Судрейм находится уже на Берлихуте. Вольфганг же не пользуется услугами демонов пространства, ибо владеет другими заклинаниями. Так что мы опередим его.

Пришпорив лошадей, они понеслись по равнине, и не было слышно ни звука, ибо земля была пропитана влагой. Лошади быстро промчались через огромные, невспаханные поля, и они очутились в краю невысоких холмов, которыми была так богата ВОА. Вскоре холмы плавно перешли в песчаниковые скалы, которые сначала редко, а потом все чаще и чаще стали появляться на их пути, прорезая почву равнины своими твердыми остовами. Еще через час, когда топот стал громче, все поняли, что под ними узкая горная дорога, а базальтовые скалы нависают над ней черными исполинами. Потом дорога сузилась так, что теперь они не смогли бы разъехаться со встречными всадниками. Внезапно справа сплошная стена пиков оборвалась, и открылась предзакатная картина, вся в багряных красках: на фоне узкой, красновато-желтой полосы между черным небом и черной землей виднелось беспорядочное нагромождение островерхих башен с проточенными в них узкими бойницами. Это и был мааконд Стодрейм, древняя резиденция тарлтарских лен! ! дрманнов, а ныне гнездилище Зла ВОА.

Дорога, по которой они следовали, проходила мимо замка, но они все равно увидели выезд Вольфганга. Издалека, со стен мааконда послышалось гудение волынок и рев урнаев, больших труб, зарокотали барабаны, и послышался доносимый ветром громкий скрип – начали открываться ворота Стодрейма. Когда подъемный мост опустился на противоположный край рва, из ворот вынеслась ведомая четырьмя темными лошадьми большая черная колесница. Дальше они смотреть не стали.

Ибо Вольфганг покинул свое гнездо, дабы уничтожить мир.

Теперь им нужно было поторапливаться. Вряд ли он будет долго ждать исполнения своих замыслов, поэтому нельзя было оставлять в своем резерве ни секунды промедления. Они безжалостно нахлестывали коней, мчась на север, к Тудрейму.

Дневное сияние меркло на глазах. Сначала в надвигающейся тьме утонули вершины деревьев леса, куда они попали, миновав скалы, затем исчезли верхние ветви, а в это время сумрак, этот извечный предвестник тьмы, уже окутывал серым пологом подножия лесных великанов. Этот лес, как и все леса на Де-Мойре, был так же дик и запущен, ветви деревьев и подлеска переплелись между собой в неимоверной, медленной схватке, поэтому абсолютно невозможно было разобрать, где есть хоженная тропа в этих вековечных буреломах. Да и не было таких троп: давно уже никто не ходил по де-мойрским лесам, где бродили ужасные существа ночи.

Они во весь опор мчались по узкой неезженой дороге, извивающейся между деревьями, и только природные инстинкты их лошадей спасали их от столкновения с огромными стволами. Их торопил Фонсека. Казалось, он что-то вдруг вспомнил.

– Скорей! – кричал он. – Скорей!

И вдруг угольно-черное небо, которое теперь превратилось в непроницаемую ночь, раскололось резкой вспышкой. Это вызвало взрыв ярости в Фонсеке.

– Третий Свет! – вопил он. – В Тудрейме до Третьего Света!

Чойс не понимал, что такое Третий Свет. Не понимали этого и остальные. Они только все понукали и понукали своих уставших, взмыленных лошадей, которые покрылись хлопьями пены.

Небеса сверкнули еще раз, и уши заложило от страшного удара грома. Тяжелыми, свинцовыми каплями полил холодный дождь.

– Третий Свет! – Фонсека пришел в совершенное неистовство. Он несся по лесу, мелькая между деревьями, как сказочный леший. Ничто не могло остановить его.

Третья вспышка была такой сильной, что на миг ослепила их. Сквозь стену холодной воды, льющейся с неба, и мокрые сплетения лесной растительности до них донесся рев ярости.

– В Тудрейм! – ревел Фонсека. – В Тудрейм!

Чойсу стало страшно. Эта бешеная скачка по лесу до конца вымотала его, он перестал понимать, что происходит, но зорче и внимательнее стал вглядываться в окружающий их лес. Теперь молния слепила глаза постоянно, и в проносящихся мимо картинах невозможно было различить подробности. Но в лесу что-то начало происходить. И когда путь лошади Фонсеки заступила невесть откуда взявшаяся темная, бесформенная фигура, Чойс внезапно понял.

– Сволочь! – Фонсека молниеносно вытащенным из ножен мечом смахнул на всем скаку верхнюю часть существа, и оно упало на дорогу, нелепо барахтаясь. На клинке Фонсеки была земля.

– Великие Мертвые! – орал он, виртуозно сквернословя и тыча клинком куда-то в сторону.

Тогда они увидели.

Пространство между деревьями изредка резко освещалось блеском молнии, и в этом свете становилось видно, что все оно кишит жуткими, невиданными ими прежде существами. В свете молнии четко, как на негативе, выступали их тела и головы, слепленные из тяжелой, черной земли, блестели их глаза – обточенные камушки, широко разевались огромные рты, в которых шевелились белые могильные черви.

Пробудились Великие Мертвые, ужасные порождения земли Де-Мойра, как это было уже не одно тысячелетие.

Впереди еле забрезжила серым опушка леса – подъезды к мааконду Тудрейм, а Великих Мертвых все прибавлялось. Их плодила сама земля. Она вскипала большим, рыхлым бугром, и из этого животворного лона появлялось новое существо. Уже около дюжины их быстро мчалось за лошадьми. Фонсека, скача впереди, неустанно рубил земляных монстров, которые затем за их спинами вновь срастались, с утробным ревом преследуя их. Вскоре их был уже целый легион, а из лесу выходили и выходили новые.

Но впереди уже был Тудрейм.

Еще издали они увидели распахнутые ворота мааконда. Долго, невыносимо долго кони несли их к ним, а ворота приближались ужасно медленно. Вслед мчалась орда Великих Мертвых, наполняя молчаливый лес своими яростными, замогильными воплями, а уставшие лошади уже вотвот могли просто стать, желая расслабляющего отдыха и отдавая себя и своих хозяев внезапно проснувшимся чудовищам.

Не останавливаясь, они пролетели по опущенному деревянному мосту, отозвавшемуся негодующим гулом, и в облаках поднятой лошадьми пыли соскочили на землю во дворе мааконда, защищенном сверху нависающими длинными галереями. Мечи давно уже были выдернуты из ножен, в руках Шамиссо по старой привычке мигом оказался бесполезный здесь бластер, – они решили дорого отдать свою жизнь.

Но вдруг застыли в удивлении. Рев Великих Мертвых удалился и затих, ворота мааконда были закрыты, а снаружи, поднимая мост, звенели цепи.

Они были в безопасности.

21

Мааконд Тудрейм и впрямь был заброшен. На всем виднелись следы запустения, везде царили тишина и разрушение. Относительной сохранностью отличался только главный холл замка. Это было большое, сферическое помещение с рядом огромных каминов вдоль стены. По углам его валялось великое множество поломанной, изрубленной мебели: старинные кресла, стулья с гнутыми спинками, огромные столешницы, в которых накрепко сидели крошащиеся наконечники стрел. Все это позволяло прийти к выводу, что мааконд Тудрейм погиб не своей смертью. Вся эта рухлядь была покрыта толстым слоем копоти и пыли, но центр зала был чист от мусора, каменные плиты были хорошо выметены и выглядели так, будто ими пользовались постоянно. Там ясно был виден странный узор, линии которого причудливо расходились, скрещивались, образуя сложную фигуру. Приглядевшись, Чойс понял, что это пентаграмма с выведенным внутри кругом.

– Они появляются там, – сказал Фонсека, кивая на узор. – Откуда они появляются, не скажет никто, ибо не знает. Демоны пространства могут быть везде и нигде одновременно.

– Мы вовремя? – спросил Чойс.

– Да. Их танец начнется ночью.

– Сейчас ночь.

– Еще нет. Нужно ждать.

За окнами была непроглядная чернильная темень. Лоу ввел лошадей прямо в зал, поставив их в углу.

– Мы их возьмем с собой?

– А ты думал, мы пойдем через Страну Апокалипсиса пешком?

– Я ничего не думал, Фонсека, потому что ничего не знаю.

– Это хорошо, что ты не споришь.

Потом Чойс заснул. Ему снилась «Пифия», летящая сквозь тьму космоса, и он был на ней один. Было холодно и тоскливо. Его разбудил резкий толчок в бок и чьи-то сдавленные вопли. Шамиссо, так бесцеремонно растолкавший его, был встревожен. Он показал на мечущегося по холлу Фонсеку, выкрикивающегося что-то нечленораздельное.

– Какая-то дрянь идет мимо замка в лес, Чойс, – сказал Шамиссо.

– Что это?

– Непонятно. Вроде люди. В темноте не разберешь. Они поют.

– Он не согласен с этим? – кивнул Чойс на Фонсеку.

– Нет. Он говорит, что это какие-то ботольфинги.

– Они просто поют? – Чойс недоумевал.

– Да, но мне не нравится эта песня. У нее странные слова.

Рядом с Чойсом очутился Фонсека. Он был сильно напуган и взбешен одновременно.

– Это не ботольфинги, а Ботольфинги, Шамиссо. – Фонсека брызгал слюной. – Я не хочу лишиться разума, как Лалнольф Пачеко.

– Кто они, Фонсека? – спросил Чойс.

– Я уже говорил вам о них. Они – предки Волдьфганга. Они мертвы, Чойс, мертвы уже много сотен лет. Эрга прокляла их. Понял?

– Как они смогут помешать нам?

Глаза Фонсеки расширились от ужаса.

– Они поют, – завопил он, и вдруг в уши им ударил рокочущий мотив песни, способной свести с ума. Песня влетала в окна, кружила по замку, и, казалось, сама душа теряет покой, уносясь в красные просторы безумия:

Белые туманы Тарлтара

Проплывают мимо и сквозь нас,

Чтобы рассеяться в ненужный дым.

Но им уже нечего сушить,

Ибо наши тела истлели, как и сердца.

О, как мы страдаем!

Мы бредем, родная плоть и кровь,

Которая навеки застыла в наших жилах,

И будем брести так вечно,

Будем вечно скитаться,

Пока другая наша плоть

Не будет умерщвлена,

Пока другая наша кровь

Не застынет в жилах этой планеты,

В жилах этой мертвой планеты,

Мертвой, мертвой, мертвой планеты,

Мертвой планеты!

Спасась от песни, несущей безумие, Фонсека бросился на пол и закрылся руками. Лоу застыл на месте, как и Шамиссо, усмехающийся какой-то кривой усмешкой. Ступор холодного страха на миг охватил Чойса, но он быстро справился с ним и, вскочив на ноги, подбежал к окну.

Мимо него медленно, направляясь к лесу, двигалась странная процессия. В темноте детали были не видны, но по тяжелому запаху, доносящемуся до него, и по неестественным, угловатым силуэтам под темными саванами, он догадался, что мимо него в черные, ночные глубины леса идут мертвецы. Они не были хактами, ибо хакты не могли петь полные такой страшной безысходности песни. Без сомнения, Фонсека был прав: это были предки Вольфганга, поднятые из своих могил проклятием Эрги и обреченные вечно скитаться за нарушение запрета Высших Сил, который исшел из уст Прорицательницы Болот.

Чойсу тоже хотелось заткнуть уши, следуя примеру Фонсеки, защищаясь от жалящих слов песни, но какая-то сила понуждала его не делать этого. Что-то подсказывало ему: они не могут умереть или быть сбитыми с пути таким незначительным препятствием. Поэтому он стоял и качался под валами накатывающегося мотива.

Тем временем Ботольфинги скрылись в лесу. Песня стихла. Чойс медленно обернулся. Неподвижные фигуры его спутников зашевелились. Фонсека отнял руки от бледного лица, Лоу опустился на пол, как будто у него разом отказали ноги, Шамиссо провел рукой по лбу, стряхивая кошмар.

– Это было достаточно страшно, – произнес он.

– Я не сошел с ума, – пробормотал Фонсека. – Я не стал похожим на Лалнольфа Пачеко.

– А Великие Мертвые? – спросил Чойс. Действительно, когда он выглядывал, адских порождений нигде не было видно.

– «И не раскаялись они в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своем». Это о них, о Вольфганговых родственничках, – говорил в это время Фонсека. – Ты что-то спросил, Чойс? А, это! Когда Ботольфинги поют, Великие Мертвые пропадают.

– Не нужно забывать, зачем мы здесь, – привычно взял инициативу в свои руки Чойс. – Фонсека, кажется, ты знаешь, что делать?

– Да… – произнес Фонсека. – Да…

Он поднялся и сделал несколько неуверенных шагов в сторону пентаграммы.

– Что-то начинается, – произнес Шамиссо.

И впрямь, в центре пентаграммы, в круге, возникло свечение, слабое и прозрачное.

– Они не заставляют себя ждать, – сказал Лоу.

Свечение начало разгораться, накаляясь до пламенного блеска, а потом вдруг исчезло. На его месте остались прозрачные фигуры. Это были мужчины и женщины, одетые в невиданные, чужеземные наряды. Некоторые из них и вовсе не были людьми. Они танцевали, кружась в скользящем, колдовском минуэте.

– Вот это они и есть, – проговорил Фонсека. – Демоны пространства.

Странный танец приковывал взгляд, завораживал, и становилось ясно, что длится он невообразимо долго. Демоны пространства неслышно, бесшумно танцевали, и легкая вуаль Барьера, отделяющего человеческое измерение от их, скрывала их черты.

Чойс не заметил, как Фонсека оказался возле очерченного пентаграммой круга. Демоны пространства также не замечали его, отдавшись своему чарующему танцу. Фонсека слегка приподнял руки и совершил в какие-то пассы, в воздухе оборвалась некая мелодия, нежная, похожая на звучание невидимой, волшебной флейты, и дымка Барьера исчезла. Перед Фонсекой прямо в круге стоял огромный, широкоплечий верзила с красным лицом. Он был бы совсем похож на человека, если бы не ветвистые рога, растущие из его лба. Чойс разглядел за его спиной некое подобие странного, блистающего ослепительным огнем коридора, уходящего в бесконечность. Демон что-то сказал Фонсеке. Чойс подошел поближе, чтобы расслышать, о чем они говорят.

– …и это наша миссия, Халльвард, Демон Круга, – произнес в это время Фонсека.

– Есть ли нужда в ней? – спросил тот, кого Фонсека назвал Халльвардом.

– Это решать не нам, – ответил Фонсека.

– Когда? – спросил демон.

– Сейчас, – сказал Фонсека.

Халльвард пожал плечами.

– Коридором редко пользуются. Он мог затянуться паутиной других измерений.

– Не думаю.

Халльвард помолчал.

– Существует ли угроза для нас, Проводник Вилибальдо?

– Она существует для всего мира. Уверен, что измерения будут тоже затронуты. Если даже часть их, это все равно всколыхнет оставшиеся.

Халльвард выпрямился.

– Тогда идите и думайте о своей Цели.

– Благодарю тебя, Халльвард, Демон Круга, – поклонился Фонсека.

– Не стоит, – помрачнел демон и исчез.

Перед ними мерцал круг, и они ступили в него.

И тогда весь мааконд вдруг оказался заключенным в огромный, призрачно-белый кристалл без граней, который был заполнен незримым светом, пронизывающим все пространства, жизни и миры. В этом свете линии стали тонкими, нитчатыми, спроецированные на их мозг, и это мааконд оказался внутри них, а не они внутри мааконда. Свет внезапно стал серебряным, а потом взорвался, превратившись в ослепительный аквамарин. Но взрыв этот не рассеялся мельчайшей мозаикой частиц, а остался запечатленным в их памяти, преобразовавшись в Настоящее, которое затем превратилось в странный реально-нереальный коридор, идущий неведомо куда.

И их сознания, боязливо поежившись, ступили на зыбкий пол этого коридора, который был на самом деле внутри них, и остановились в нерешительности. Ибо они были не одни: все вокруг было насыщено другим разумом, который также был – в Великом Блистающем Коридоре Пространств. И они, осознав это в одно всеисчерпывающее и всеохватное мгновение, пошли, пошли, пошли, пошли вперед. Пошли вперед, чувствуя, как многие мили Коридора остаются позади, приближая Цель, лежащую перед ними таинственной пульсирующей массой. И когда она приблизилась, став ясно видной (массивная чаша с извитыми ручками), коридор с хлопком сжался до маленькой, каплевидной точки и застыл в клетках их мозга до следующей надобности, которая уже никогда не придет. Звук был похож на грохот пушек при Ватерлоо, клекот парящего кондора, плач ребенка, брошенного в степи, позвякивание Железного креста, бурную овацию после слов «с чувством глубокого удовлетворения», вой одинокого хобота среди холодных ледников и угловатых с! ! кал, – когда все это было? Но их сознания какое-то мгновение помнили все это. Помнили, но упустили полученные знания, вобравшиеся внутрь той голубой точки, которая навечно застыла в серых, неподвижных клетках. Знания были упущены, одно лишь осталось, объединявшее понятие – Цель. И когда слово это вспыхнуло внутри них, Коридор растворился, кристалл без граней исчез, и кончились чары демонов пространства.

Они оказались среди разрушенных стен мааконда Судрейм и услыхали рев черных волн, разбивающихся о Замковую Скалу, на которой возвышался мааконд, и вдохнули терпкий запах моря, и увидели слепое, серое небо с пятнами буревестников. Небо континента Берлихут.

Их приветствовала Страна Откровения. Страна Апокалипсиса.