Текст книги "Факультет журналистики"

Автор книги: Валерий Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

5

Провожать Пашку и Тимофея на Казанский вокзал пришли, несмотря на мороз, Оля Костенко, Светка Петунина, Руфа, Боб Чудаков и Юрка Карпинский.

Вещей у Пашки и Тимофея почти не было – два рюкзака и школьный портфель с блокнотами и карандашами. Портфель был взят по настоянию Тимофея, которому он, собственно говоря, и принадлежал, будучи верным тимофеевским спутником еще в школьные, «золотые» медалистские годы, – поэтому Голованов и взял его с собой в качестве талисмана и символа будущей удачи.

Последним на перроне появился Эрик Дарский.

– Виват! – закричал Эрик издалека. – Я не опоздал?

– Да нет, вон поезд стоит совершенно пустой, – сказал Боб Чудаков.

Гурьбой пошли вдоль не заполненных еще пассажирами вагонов. Сверившись с билетами, влезли в нужный вагон (проводников около вагонов почему-то до сих пор не было), нашли свое купе, тесно расселись на нижних местах.

– Ребята, – серьезно и печально сказала вдруг Светка Петунина, – а ведь вы первые из всей нашей пятой французской уезжаете в настоящую, взрослую, самостоятельную журналистскую поездку.

– «В флибустьерском дальнем синем море-е, – запел Боб Чудаков, – бригантина поднимает паруса»!

Но неожиданно никто не поддержал Чудакова. Всех вдруг охватила грусть от Светкиных слов.

– Граждане пассажиры, – раздался на перроне голос радиодиктора, – поезд «Москва – Куйбышев» отправляется с третьей платформы через три минуты. Повторяю…

– Странно, – забеспокоилась Оля Костенко, – поезд уходит через три минуты, а вагон совсем пустой.

– Отцы! – зашелся вдруг в немом смехе Эрик Дарский. – А ведь мы не в тот поезд сели. «Москва – Куйбышев» вон там стоит!

И он показал пальцем в окно.

Все кинулись к окну. На соседнем перроне действительно стоял готовый к отходу поезд. Все признаки его отправления через три минуты были налицо: вдоль вагонов бежали с чемоданами запыхавшиеся пассажиры, в дверях вагонов в строгой черной форме и красных фуражках стояли грозные проводницы, кто-то обнимался, кто-то целовался, кто-то махал уже рукой.

– Мужики! – гаркнул Юрка Карпинский. – Ноги в руки! Рысью из вагона, опоздаем!

Пашка и Тимофей, схватив рюкзаки и портфель, первыми выскочили из купе. За ними сыпанули все остальные.

– Карпо, держи «Москва – Куйбышев» за последний вагон! – закричал Боб Чудаков.

– Ложись под колеса! – добавил Эрик Дарский.

«Москва – Куйбышев» тронулся…

– Ох, ох, ах! – завизжали девицы.

Юрка Карпинский, расталкивая провожающих, мчался вдоль медленно движущихся вагонов.

– Стой, стой! – орал Карпо проводникам. – Врубай «стоп-кран»! Самых главных забыли!

Стоящие в дверях в черной форме проводники строго и как бы даже безучастно смотрели на бегущего около их ног молодого человека.

Пашка Пахомов, вспомнив годы, проведенные в «хиве» в многочасовой беготне по спортивному залу, наддал и, опрокинув нескольких провожающих, вцепился в поручни последней площадки последнего вагона.

Рядом задыхался Тимофей.

– Кидай мешки в вагон! – заорал Карпо, поравнявшись с Пашкой.

Пашка закинул в тамбур свой рюкзак. Карпо вырвал из рук обессилевшего и поэтому уже плохо соображающего Тимофея его рюкзак и тоже кинул в тамбур.

Поезд убыстрял ход.

– Ребята, осторожнее! – кричала сзади Оля Костенко.

– Ох, ах, помогите! – голосила пышноволосая Руфа.

Пашка, изловчившись, прыгнул на нижнюю ступеньку.

– Давай, Тимка, давай! – захрипел Пашка.

Неуклюжего на бегу комсорга рывком, в четыре

руки, втолкнули на ступеньки Юрка Карпинский и Боб Чудаков.

Поезд убыстрял ход.

– А портфель? – тяжело дыша, спросил Тимофей.

– Какой еще портфель? – зло посмотрел на лучшего друга Пашка.

– Портфель с блокнотами!..

Пашка оглянулся. Тимофеевский «медалистский» портфель, туго набитый блокнотами и карандашами, остался в руках у Эрика Дарского.

– Ой, не могу! – кричал вдогонку поезду, хватаясь за живот Боб Чудаков. – Смелые путешественники чуть было не уехали не в ту сторону! Вместо Индии в Америку! Ой, не могу!

Поезд шел все быстрее и быстрее. Пашка и Тимофей– растрепанные, растерзанные – висели на последней площадке, вцепившись в поручни. А пятая французская – Боб, Эрик, Карпо, Оля, Руфа и Светка, остановившись наконец и сбившись в кучу, махали им вслед руками…

Часть четвертая
Каникулы

1

Куйбышев не произвел на Пашку и Тимофея сильного впечатления. Город был как пород. Где-то дома повыше, где-то пониже, ходили трамваи и автобусы, строились новые здания, толпились на перекрестках пешеходы.

Пашка и Тимофей сошли с трамвая в центре и, подробно расспрашивая постовых милиционеров, нашли редакцию областной газеты, где, согласно сведениям, полученным от Лехи Белова, должен был работать его знакомый – местный журналист Петр Петрович Прусаков.

В здании редакции пахло типографской краской и теплым металлом. Пашка и Тимофей поднялись на второй этаж. Пустынные коридоры оглашались дробными очередями пишущих машинок. Пшика и Тимофей, с интересом читая надписи на дверях, медленно двигались вперед

В огромной и пустынной приемной главного редактора одиноко сидела миловидная девушка, тщательно разглядывая свое лицо в стоявшем перед ней зеркальце.

– Вы откуда, товарищи? – оживленно спросила девушка, пряча зеркальце в ящик письменного стола.

– Можно будет пройти к главному редактору? – спросил Тимофей.

– Главного редактора сейчас нет, – деловито ответила секретарша.

В это время в приемную вошел довольно молодой еще человек с густой черной шевелюрой и черными усиками.

«На Чарли Чаплина похож», – успел подумать Пашка.

– Лидочка, приветик! – весело закричал маленький человек. – Главный у себя?

– На пленуме.

– Ах, какая жалость, Лидочка! Как только придет– звякни мне.

Он крутанулся вокруг себя на каблуках и хотел было уже уходить, но потом снова обернулся.

– Простите, молодые люди, – обратился он к Пашке и Тимофею, – вы, кажется, кого-то ищете? Я видел вас в коридоре… Вы из Москвы?

– Нам нужен Прусаков Петр Петрович, – хмурясь, сказал Тимофей.

«Чарли Чаплин» выразительно посмотрел на секретаршу и расплылся в широкой улыбке.

– Если вам действительно нужен Петр Петрович Прусаков, – сказал он, излучая веселье, – так это я. А вы – Пахомов и Голованов?

– Откуда вы нас знаете? – изумился Пешка

– Леша Белов звонил мне вчера из Москвы и сказал, что вы едете. Извините, что не смог встретить: угнали в срочную командировку. Пойдемте ко мне – сейчас все обсудим и наметим план вашей дальнейшей жизни в городе Куйбышеве и его окрестностях.

Через пять минут все встало на свои места. В маленькой комнатке, где сидел очеркист областной газеты Петр Прусаков, выяснилось, что Петр Петрович тоже студент факультета журналистики. Но только заочного отделения. Так как в молодости «бил баклуши» и не учился. А летом прошлого года он приезжал в Москву сдавать сессию. И в общежитии жил в одной комнате с Лехой Беловым.

– Итак, – сказал Петр Петрович, – насколько я понял по телефонному разговору с Алексеем, вы хотите поехать в командировку. Вопрос – куда?

– Может быть, в какой-нибудь колхоз? – предложил Тимофей.

– Вы хорошо знаете сельское хозяйство? – спросил Петр Петрович.

– Не так, чтобы очень хорошо, но все-таки занимались в семинаре по сельскому хозяйству. Зачет сдали.

– Понимаете, Тимофей, – лицо Прусакова стало очень серьезным и даже немного злым, – писать о сельском хозяйстве в областной газете надо очень квалифицированно и очень честно. С учетом знания местных условий – традиций, специализации, климата и так далее. Или лучше не писать совсем. Так вот, вам пока за сельское хозяйство не стоит браться.

– А за что нам взяться? – спросил Пашка.

– Сейчас посмотрим карту, – сказал Петр Петрович, встал из-за стола и подошел к висевшей на стене карте Куйбышевской области.

Пашка и Тимофей присоединились к нему.

– Карта – это очень важно для журналиста, работающего в областной газете, – сказал Петр Петрович. – Когда вы смотрите на карту, вы уже как бы летите над своей областью на самолете.

Пашка и Тимофей внимательно вглядывались в карту, где ярко выделялась мощная синяя петля Волги.

– О! – неожиданно ударил себя ладонью в лоб Петр Петрович и снова сел за свой стол. – О чем

еще думает этот маленький смешной человек с тараканьей фамилией, когда есть прекрасный адрес для вашей будущей командировки! Вы знаете, что на территории нашей области строится ГЭС – одна из величайших гидроэлектростанций в мире?

– Слыхали, – неопределенно сказал Тимофей.

– «Слыхали»! – передразнил Петр Петрович Тимофея, фыркнул и рассмеялся. – Да, собираясь к нам сюда, вы должны были сами предложить мне этот адрес и изучить все, что можно было узнать о Волжской ГЭС еще в Москве. Какие же вы будущие журналисты, если, находясь в Куйбышеве, хотите поехать в колхоз, а не на самый главный строительный объект области? И даже не области, а на строительный объект всесоюзного – больше того! – мирового масштаба.

– Вообще-то говоря, мы думали в Москве о том, чтобы поехать на какую-нибудь стройку, – сказал Тимофей.

– А надо было думать не вообще, а конкретно! – сердито посмотрел на Тимофея Прусаков. – Это, знаете ли, только очень плохие журналисты приходят в редакцию и говорят: о чем бы мне написать? Куда бы мне поехать? Пошлите меня, пожалуйста, куда-нибудь… Хороший журналист должен сам приносить в редакцию адрес и тему своей будущей поездки, а не выпрашивать все это, как милостыню. Хороший журналист должен думать заранее, должен мыслить, должен уметь из многих адресов на карте выбрать такой, в одном названии которого уже заключался бы большой общественный смысл, дух времени, какие-то типические черты нашего образа жизни именно в данную минуту, час, день, месяц, год. Понятно?

2

Серое шоссе Куйбышев – Ставрополь лежало среди белых полей. Автобус катил мимо приземистых поселков и бревенчатых деревень. Иногда навстречу машине выбегали из-за поворота невысокие холмы и пригорки, покрытые редкими лесами, и тогда чувствовалось приближение отрогов Жигулевских гор.

Вечерело. Солнце то и дело перепрыгивало через петляющую дорогу. Косые и холодные лучи его золотили зеленые сосны.

Тимофей, глядя в окно, думал о том, как они будут выполнять полученное в редакции задание. На две недели командировки задание было довольно серьезное. Состояло оно из трех пунктов:

1. Написать очерк о передовом экскаваторщике Волжской ГЭС.

2. Организовать статью о кандидате в депутаты.

3. Подготовить дискуссию о производительности земснарядов.

Когда Петр Петрович накануне их отъезда, набросав вчерне план задания, пошел подписывать его к главному редактору, Тимофей недовольно сказал Пашне:

– Зачем ты согласился на все эти пункты? Мы же их не выполним.

– Выполним, – усмехнулся Пашка. – Чего тут выполнять-то?

…В Ставрополь-Волжский приехали под вечер. Город был весь деревянный, серые бревенчатые дома тянулись вдоль улиц вкривь и вкось, снег был густо перемешан с навозом, около ворот домов стояло множество запряженных в сани лошадей, бродили по городу собаки.

– Ну и городишко, – пренебрежительно сказал Пашка, поглядывая по сторонам, – деревня какая-то, а не город. Пошехонская старина.

– Да-а, – неопределенно протянул Тимофей, – не похоже что-то это место на великую стройку коммунизма.

В гостинице мест, конечно, не было. Пашка небрежным жестом сунул в окошко дежурного администратора командировочное удостоверение и сурово сказал:

– Нам нужен двухместный номер.

Окошко дежурного захлопнулось, и к Пашке с Тимофеем вышел небритый человек в меховой безрукавке.

– Двухместный номер? С пальмами, конечно, и с бассейном?

– Мы не шутим, – нахмурился Пашка. – Мы из областной партийной газеты.

– А хоть из центральной «Правды», – сказал небритый. – У нас здесь и в обыкновенные времена никогда свободных мест не было, а сейчас и подавно. Все с ног на голову встало. Город на дно идет.

– Как это на дно? – не понял Тимофей.

– Очень просто. Затопляют нас. Когда плотину построят, Ставрополь на дне моря будет. Сейчас все отсюда уезжают, дома продают, имущество, скотину. Последний день Помпеи.

Пашка и Тимофей вышли из гостиницы. По улице зигзагом двигалась веселая компания с гармонью.

– «Вот ктой-то с го-рочки спустился-я!» – лихо раскинув меха, запел гармонист, но тут же поскользнулся и упал.

– «Наверно, ми-лай мой идет!» – взвыла ватага дурными голосами.

– «На нем защи-и-тна ги-мнастерка-а-а!..»

– Со старым местом народ прощается, – сказал сзади Пашки и Тимофея вышедший из гостиницы небритый дежурный. – В Соцгород [1]1
  Будущий Тольятти.


[Закрыть]все переезжают. А здесь отцы и деды жили. Обидно, конечно. Душа разгула требует.

Почти около каждого дома стояли машины и розвальни, из ворот выносили вещи, мебель, разноцветные узлы с барахлом, выводили скотину, кидали в кузова грузовиков нехитрые пожитки, наваливали на подводы и сани подушки, одеяла, одежду, посуду, сажали сверху ребятишек.

На центральной площади, несмотря на близкие сумерки, бойко действовала барахолка. Торговали всем, чем попало: табуретками, стульями, столами, кроватями, конской упряжью, ведрами, корытами, стенными часами, фикусами, патефонами, топорами, граблями, мешками, вожжами, хомутами, гвоздями, бочками, лопатами…

– Как интересно, – задумчиво сказал Тимофей, – великое переселение народов. Целый город переезжает на новое место. Политэкономия в действии. Товар – деньги – товар.

Но переселяющиеся народы, выручив за проданные товары деньги, отнюдь не торопились, согласно классическим законам политэкономии, приобрести новые товары. Жители затопляемого города несли деньги в основном в ярко освещенную и гудящую многочисленными голосами столовую, гостеприимно распахнувшую двери прямо тут же, рядом с барахолкой.

Пашка и Тимофей, пройдя через рынок, вошли в столовую. Атмосфера последнего дня Помпеи была доведена здесь до самого высокого градуса. Все столы были облеплены тулупами, ватниками, телогрейками. Обвязанные крест-накрест пуховыми платками бабы сидели в компаниях подвыпивших мужиков, в воздухе плавали табачные дымы, слышался разухабистый волжский говорок, песни, крики, стоявшая в углу облезлая радиола вырабатывала двадцатилетней давности фокстроты, энергично функционировал буфет.

Работникам столовой всеобщий дух близкого затопления, по всей вероятности, был сильно на руку. Существовала, очевидно, надежда вместе со зданием столовой оставить на дне морском и многие производственные грехи ее работников.

Но основной вид «производственной» деятельности – щи и гуляш с макаронами – был выше всяких похвал. Толстая тетка на раздаче щедро плеснула Пашке и Тимофею в большие глиняные миски по две поварешки густых наваристых щей – эх, последние денечки на этом месте первые блюда разливаем! – и бросила в миски по огромному куску свинины. Румяная грудастая деваха навалила в тарелки гору гуляша и макарон и шваркнула в гарнир по три ложки сметаны.

В гостиницу вернулись затемно. Перед комнатой дежурного вповалку лежали на полу люди в засаленных телогрейках, в измазанных мазутом тулупах, в пахнущих бензином бушлатах.

– Так, все ясно, – сказал Пашка. – Никаких мест, конечно, нету

– Да какие же могут быть места? – развел руками небритый дежурный. – Сами видите, что делается…

– Ладно, будем спать на полу, – решительно сказал Пашка.

Перешагивая через лежащих вплотную друг к другу шоферов, трактористов и прочий дорожный люд, застигнутый ночью в городе, уходящем на дно будущего Куйбышевского моря, Пашка Пахомов пробрался в угол. Тяжелый дух висел в воздухе. Пахло мокрой овчиной, валенками, кирзовыми сапоге-ми, портянками. Слышался храп, свист, бормотание, пришептыванья, стоны и вздохи.

Пашка Пахомов растолкал в углу какие-то тяжелые во сне, измазанные соляркой и машинным маслом фигуры.

– Тим, – тихо позвал Пашка, – иди сюда. Здесь, кажется, можно лечь.

Перешагивая через спящих, именной стипендиат Голованов приблизился к Пашке.

– Ложись, – показал Пашка Тимофею на узкое пространство грязного затоптанного пола.

Сам Пашка быстро сбросил с себя рюкзак, лег на пол, положил голову на рюкзак и мгновенно захрапел.

Тимофей с трудом втиснулся между Пашкой и еще каким-то невыносимо пахнущим бензином человеком. Голова лежала на рюкзаке высоко и неудобно. Тимофей страдал. Он спал на полу впервые в жизни.

Пахнущий бензином человек перевернулся и тяжело задышал прямо в лицо Тимофею чесноком. Тимофей осторожно отодвинул его от себя.

– Кто? Чего? – забормотал человек и больно толкнул Тимофея сапогом.

– Не толкайтесь, – тихо сказал Тимофей.

– Кого? – хрипло со сна спросил пахнущий бензином.

– Не толкайтесь, говорю, – повторил Тимофей.

– Иван! – позвал пахнущий бензином. – Тут какие-то фраера позже всех явились и с места меня гонят.

– Спи, – сонно сказал голос из-за его спины, – какие, тут могут быть фраера? Такие же, как и мы, работяги.

Пахнущий бензином отвернулся от Тимофея и сразу же захрапел. За спиной у Тимофея храпел Пашка.

Кто-то вошел в гостиницу.

– Места есть? – спросил простуженный голос.

– На потолке, – ответил дежурный.

– А где же спать-то?

– А я почем знаю? У начальства своего спрашивай, которое вас сюда посылает.

– Хоть бы затопили скорее ваш Ставрополь. Не город, а недоразумение.

– Затопят, не волнуйся. В свое время затопят.

– Триста километров сегодня с утра проехал. С двумя прицепами. Трубы для земснарядов привез, а ночевать негде.

– Людей гонют, технику волокут, а условий не создают, – ворчал дежурный. – Нешто это правильно? Не по-божески это. Сперва условия надо строить, а потом уж плотину.

«Записать бы эту фразу, – подумал Тимофей. – И вообще, хорошо было бы законспектировать весь разговор. Готовый диалог для корреспонденции о бытовых условиях строителей гидростанции… «Законспектировать»! – усмехнулся тут же Тимофей. – В университете, что ли? На лекции у Друга Человечества Эраста? Или у Одуварда?»

За спиной групкомсорга Голованова храпел Пашка Пахомов.

«Вот дьявол неприхотливый, – подумал Тимофей и даже позавидовал Пашке. – Привык на своей дурацкой кафедре физкультуры ко всяким лошадиным запахам – ему и здесь нипочем. А тут ворочайся с боку на бок».

– Слышь, отец, – снова раздался простуженный голос у входа, – закурить не найдется?

– Некурящий.

– Ладно, в машину пойду спать…

– Замерзнешь.

– Движок включу.

– Угоришь от газов-то.

– Стекло опущу. Перетерплю.

– Ладно, чего там в машину – бензин жечь государственный… Иди сюда ко мне, в дежурку, ложись на пол под стол. Только осторожно – у меня тут две женщины с ребенком спят… Аккуратнее ступай сапожищами… Лег? Ну, спи.

3

Когда Тимофей проснулся, рядом уже не было ни одного человека– он один лежал на полу. Тимофей сел и оглянулся – Пашка Пахомов стоял около окошка дежурного администратора.

– …поэтому какая у нас тут может быть жизнь? – говорил все тот же небритый дежурный администратор. – Мы уже и Ставрополем перестали называться, а просто Порт-город. Вся жизнь наверх ушла, в Соцгород. А у нас тут кто остался? Одна шелупень. Скоро забудут, как и место это раньше звали.

– А вот скажите, пожалуйста, – вкрадчивым голосом спросил Пашка Пахомов, – кто у вас тут на строительстве лучшим экскаваторщиком считается?

– Экскаваторщиком? Мячев Володька, кто же еще. Он с Волго-Дона к нам приехал, еще там большим человеком стал А здесь уже развернулся на всю катушку – дешевле всех вынимает один кубометр грунта. К нему министры приезжают, ему премии дают, на Доске почета висит, с первого места не слезает. Сурьезный мужик, хваткий.

– А как бы найти этого Мячева? – интересовался Пашка. – Где он живет?

– А живет он на том берегу, в Жигулевске. Там и работает, котлован роет. В Жигулевске все главные дела по строительству идут.

– А вообще-то Ставрополь хороший город был? – не унимался Пашка, – Красивый? Ну, скажем, летом?

– Летом здесь одна пыль была да комары с мухами.

– Ну, а раньше, – не отставал Пашка от дежурного, – в старые времена?

– В старые времена здесь только церковь была. Еще бревна здесь из Волги вылавливали, дома из них катали и прямо тут же на берегу ставили. Уездный был городишко. Богу молились, семечки грызли, ворон в небе считали. Капустой кислой тут кругом пахло.

…Утренний Ставрополь разительно был не похож на вчерашний, вечерний. На улицах было тихо, дома спали, только из печных труб поднимался кое-где легкий дымок. Ярко, морозно белели на солнце снега, пахло сырой древесиной, свежим навозом. Где-то в стороне шумели на дороге машины, долетали лязгающие металлические звуки. Обветшалая колоколенка одиноко торчала над серыми крышами.

В чайной напротив гостиницы наскоро съели по винегрету, котлете, выпили по стакану горячего, обжигающего чая.

– Какой маршрут на сегодня? – спросил Тимофей.

– Есть предложение съездить в Соцгород, – сказал Пашка. – А вообще-то на тот берег надо пробираться.

На автобусной остановке топталось несколько человек. Подошла крытая, обитая фанерой полуторка с металлической стремянкой на заднем борту. Это и был местный автобус, курсирующий по маршруту Ставрополь – Соцгород и обратно.

Минут через сорок, поднимаясь все время по серпантину дороги вверх, приехали в Соцгород. Тимофей и Пашка выпрыгнули из кузова, и сильный смолистый запах, идущий от множества новых, недавно построенных и обшитых белым еловым тесом одинаковых двухэтажных домов, повеял на них вместе с запахом морозного чистого снега.

Соцгород в отличие от мрачного серого одноэтажного Ставрополя был принципиально двухэтажным населенным пунктом. Все дома были трогательно похожи друг на друга, как близнецы. Казалось, что их сложили из одних и тех же кубиков детского деревянного конструктора: окно над окном, над ними крыша, над крышей труба, а из трубы дым. Словно рука юного художника нарисовала все эти незатейливые строения и беспорядочно разбросала их среди зеленых сосен и елей… И громкая задорная музыка из висящих прямо на деревьях репродукторов. Новый город стоял в лесу без церкви, без барахолки, без вросших в землю амбаров, без мрачных ставропольских изб-крепостей с медвежьими воротами и паутиной серых покосившихся заборов, змеившихся вокруг огородов и садов.

Пашка и Тимофей до самого обеда ходили по городу. Зашли даже в новый детский сад, где щекастые люди в передниках и фартуках с петухами и зайцами тонкими жалобными голосами разучивали жизнерадостную песню.

В два часа дня сделали перерыв, опять наскоро перекусили в столовой и отправились на автобусную остановку, чтобы ехать на другой берег Волги, в Жигулевск.

Снова пришел местный «автобус» – крытая фанерой полуторка (пока стояли на остановке, узнали, что ее здесь называют «душегубка»), Пашка и Тимофей влезли в кузов и покатили по ледовой дороге через Волгу.

Река лежала запорошенная снегом, мертво схваченная льдом. Дул сильный ветер, мела поземка, вольные речные метели, зло завихряясь, гонялись, друг за другом, в щели между фанерными листами сыпался снег. Постепенно белое марево окутало дорогу, стало темно и холодно. У Пашки, обутого в сапоги (в Москве он не успел найти валенки), начали мерзнуть ноги. Пашка сначала сжимал и разжимал пальцы, а потом начал стучать подошвами сапог о днище кузова. Не помогало. Ноги мерзли все сильнее и сильнее.

– Слышь, парень, – тронул кто-то Пашку сзади, из темноты за плечо, – на-ка вот, возьми газетку. Разуйся, оберни ноги, теплее будет.

Пашка стащил сапоги, разорвал пополам газету, накрутил ее, как портянки, на шерстяные носки, снова обулся. Действительно стало теплее.

– Спасибо, – обернувшись, сказал Пашка в темноту.

– Кушай на здоровье, – ответила темнота голосом хозяина газеты. – Чего ж в сапогах по морозу бегаешь? Зимой в наших местах в сапогах – хуже чем босиком.

…Жигулевск лежал в низине между двумя высокими горами. Это был уже совершенно другой город – не бревенчатая деревня, как Ставрополь, и даже не – двухэтажный смолистый Соцгород. Многоэтажные, каменные, современной архитектуры дома стояли вдоль хорошо спланированных улиц, расчерчивающих город на правильные квадраты.

Слева от города раскинулся гигантский котлован будущей гидроэлектростанции. Густая сеть железных ферм и арматуры покрывала огромное углубление в земле. Отчетливо виделась высокая насыпь шпунтовой перемычки, отделявшая район работ от Волги. На дне котлована, рыча моторами, ползали экскаваторы. Длинная вереница пустых самосвалов медленно сползала вниз к экскаваторам, чтобы, приняв в кузова кубометры скального грунта, еще медленнее, устало и натруженно, но непреклонно начать подниматься по насыпи котлована.

Панорама строительства была настолько впечатляющей, так графически четко вырисовывались на фоне неба огромные неземные силуэты двух шагающих экскаваторов (словно космические марсианские корабли приземлились на перемычке), так свирепо, отдуваясь и фыркая, паровые копры вбивали шпунты в скальный грунт, так величественно и мощно нависали над городом могучие, плечистые волжские утесы – гора Могутовая и гора Яблоневая, так прекрасно и яростно гремела над котлованом из динамиков беспощадная ко всякой слабости музыка Бетховена, что Пашка и Тимофей, забыв о морозе, о времени и вообще обо всем на свете, молча простояли над котлованом до самых сумерек.

Стемнело. Зажглись фары самосвалов и экскаваторов. Осветились первые окна домов. Заискрились цепочки уличных фонарей И вдруг разом, торжествующе и восторженно, отбросив ночь, вспыхнули по краям котлована десятки прожекторов.

Море света – провозвестник будущей электростанции – залило котлован. Тьма отступала. День, продолжившись и укрепившись, гортанно рычал на дне котлована ударами копров, моторами самосвалов, ковшами и механизмами экскаваторов.