Текст книги "Град Ярославль (СИ)"

Автор книги: Валерий Замыслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Глава 10
МЯТЕЖ

Паны и гайдуки заполонили город, расселившись по добротным избам. Расселяли их земские ярыжки, хорошо ведавшие каждый дом.

К избе Анисима Васильева ярыжка привел четверых гайдуков.

– Жить им, Анисим, в теплой горнице. Поить, кормить, не чинить помех и во всем повиноваться.

– А куда ж мне своих девать?

– В подклете перебьетесь, не велики господа.

Один из поляков неплохо говорил по-русски. Едва войдя в горницу, приказал:

– Поставь пива и вина.

– Не держим. По цареву указу нам запрещено варить вино и пиво.

– В Московии дурацкие законы. Сбегай в кабак!

– Дайте денег.

– Что? Вы слышите, панове. Москаль требует с нас злотые. У доблестных победителей! Быстро в кабак!

– И рад бы, панове, но деньжонками оскудел.

Гайдук, высоченный, рыжеусый, выхватил саблю.

– Зарублю, пся крэв!

Жена Анисима, Пелагая, перепугавшись, опустилась на колени.

– Смилуйтесь, люди добрые! Я сама сбегаю. Смилуйтесь!

– Встань, Пелагея. Дойду до кабака, – сумрачно изронил Анисим.

Первушка слушал разговор со сжатыми кулаками. Его так и подмывало что-то резко высказать, но отшельник Евстафий предупредительно дернул его за рукав рубахи, шепнул:

– Потерпи, сыне.

…………………………………………………

Всю неделю коротали ночи в подклете. Пелагея сетовала:

– Никакой мочи нет, ляхов сносить. Экую прорву прокормить надо! А что как рыба и хлеб кончатся? А они все больше да слаще спрашивают. Замаялась! Слышь, песни горланят, окаянные!

– А может, в бега ударимся, Анисим Васильич? Сколь люду в Нижний сбежало, – молвил дворовый работник Нелидка.

– Бегал ты в Нижний, так тебя один пройдоха, как ты сказывал, обобрал и едва жизни не лишил. Никто нас в Нижнем с калачами не встретит.

– Но и здесь, дядя, не житье. Того гляди, за рогатину возьмусь.

– Давно примечаю, Первушка, что у тебя руки чешутся. Охолонь! Аль не видишь, сколь ляхов в городе?

– Да вижу, вижу, дядя! Душа негодует.

– Зело понимаю тебя, сыне. Сам душой истерзался, – с горечью заговорил Евстафий. – Не чаял я, выйдя из пустынных мест, такое бедствие в граде зреть. И вот что худо: простолюдины доверились зажиточным людям и фарисеям, а те ворога без брани впустили. А проку?

– Уж как игумен Феофил унижался перед ляхами, но и того пограбили. В купеческих же лавках даже мыши перевелись. Лютуют иноверцы.

– Лютуют, Афанасий. Женщин средь бела дня хватают. Вчера сам зрел, как одна юная дщерь с обрыва в Волгу кинулась.

У Первушки заныло сердце. Как там Васёнка? Уберег ли ее сотник от буйных ляхов?

Утром подался к Семеновской башне, неподалеку от которой стоял двор Акима Лагуна. Волнуясь, прошел через калитку и поднял глаза на светелку. По слюдяным оконцам хлестал леденистый секущий снежок. Рано пожаловало зазимье: снег повалил в конце октября, припорошив остывшую землю.

Встал у крыльца, прислушался. В доме было тихо. Надо стучать в дверь. Но кто откроет?

Уже занес, было, кулак, как вдруг услышал чей-то голос, раздавшийся от дровяника.

– Первушка!

Оглянулся. Долговязый Филатка в сермяге с охапкой березовых поленьев в руках. Тот скорбно поведал:

– В доме ляхи дрыхнут. Аким Поликарпыч с женой и Васенкой скрылся. Куда сошел – не сказывал. Мне наказал дом оберегать. А как сбережешь, коль супостаты даже иконы в переметные сумы покидали. Боюсь, как бы дом не спалили. Сам-то как? Печи выкладываешь?

– Какие печи, – отмахнулся Первушка. – Ныне не до печей. Народ вчистую обобрали, а тушинские загонщики все новых и новых денег требуют… Ты вот что, Филатка. Коль что услышишь о сотнике и Васёнке, дай знать. Прощевай, друже.

Уходил со двора с невеселым чувством. Исчезла Васёнка. Где, в каких землях она теперь мыкается? Господи, так бы и поглядел в ее дивные глаза!

А дома речи обитателей подклета становились все смятеннее: гайдуки вели себя все разнузданней. Как-то притащили в дом молодую женщину и принялись над ней глумиться. Дом огласился отчаянными криками. Первушка схватился за топор и шагнул к двери.

– Не могу терпеть, дядя. Не могу!

В Первушку как клещ вцепилась Пелагея.

– Умоляю тебя, не ходи! Они же убьют тебя!

Встал перед племянником и Анисим.

– Положи топор. И тебя убьют, и нас всех порешат. Кому, сказываю!

Первушка со злостью отшвырнул топор в угол. Сальная свеча, пылающая в медном шандане, высветила его ожесточенное лицо. Сел на лавку, с силой ударил кулаком по бревенчатой стене.

– Не могу!

– Зело понимаю тебя, сыне, – подсел к Первушке отшельник. – Сила по силе – осилишь, а сила не под силу – осядешь.

– Как же быть, отче? Как не осесть?

– Как не силен ворог, но и на него управа сыщется. Надо мудростью брать. Народ ныне уже не верует в доброго царя Дмитрия. Не истинный он, игрушка в руках панов. Вот они, что хотят, то и вытворяют, но народ долгих злодеяний не вынесет, ибо всякому терпенью бывает конец. Я многое вижу и слышу. Ярославль не тот град, чтобы под ярмом сидеть. Он и ране на татар поднимался.

– А как ныне народ поднять? В сполошный колокол ударить?

– Все ляхи сбегутся и много крови прольется. Похитрей надо действовать, сыне. Зимы подождать.

– А что зимой?

– В стынь супостаты по улицам не шастают, в дома забиваются да вином пробавляются. В глухую ночь их пушкой не пробудишь. Вот тогда и разделаться со злодеями. Народ же надо исподволь готовить.

– Да кто за это примется, отче?

– А мы с Божьей помощью и примемся. Пойдем по избенкам бедноты, где ляхи не стоят. Я – как божий странник, а ты, как печник. Не дымит ли печь-матушка? Слово за слово. Коль почуешь, что мужику довериться можно, допрежь о бедах наших глаголь, опосля про ночку темную намекни.

Анисим не вмешивался в разговор и, лишь спустя некоторое время, произнес:

– А, пожалуй, дело говоришь, Евстафий. Пройдусь и я по малым торговым людям, есть среди них надежные мужики. Но дело то не в меру опасное. У воеводы и дьяка Сутупова всюду свои лазутчики шныряют, всякое опрометчивое слово ловят. Чуть что – и голова с плеч. Эти иуды пуще всего за свои шкуры трясутся. А посему еще раз скажу: будьте осмотрительны и выискивайте надежных содругов. Без них нам народ не поднять.

…………………………………………………

Во второй половине ноября 1608 года против поляков выступили не только горожане Галича, но и Солигалича, Вологды, Тотьмы, Белоозера и Костромы.

У короля Сигизмунда вновь состоялся тайный совет, на котором он произнес:

– Мы с блеском выполнили наш первоначальный план. Главный город Севера – Ярославль – взят. Благодаря его захвату, мы смогли овладеть многими северными городами, но в них оказались малые гарнизоны. Московиты оправились и вновь вернули себе северные города. В Костроме убили нашего ставленника князя Мосальского. Мятежники отрубили воеводе руки и ноги, и утопили в Волге. Дурной пример заразителен. Ярославский воевода завалил Яна Сапегу грамотами. Он в тревоге. В городе вот-вот вспыхнет восстание. Надо срочно упредить мятеж. Я приказал Сапеге отправить в Ярославль крупное дополнительное войско во главе с Лисовским. Он умеет обращаться с бунтовщиками. Если чернь вознамерится поднять головы, то она будет беспощадно уничтожена. Из Ярославля пан Лисовский двинется на мятежные города и вернет их Речи Посполитой. Так что все устремления – на Ярославль! Еще раз напомню, что сей город на Волге – важнейший стратегический центр.

12 декабря 1608 года войска Лисовского вошли в Ярославль. В городе все было тихо и ничего худого для панов не предвещало. Ляхи, обрадованные встречей с земляками, учинили небывалое празднество. Ночью 14 декабря, в сильный мороз, когда пьяные поляки уснули, ярославцы «врознь по дворам пьяных побили».

С раннего утра Коровницкая слобода, в которой находился двор Анисима Васильева, возбужденно галдела:

– Разделались с ляхами, братцы!

– Почитай, по всему Ярославлю с ляхами покончили!

– Волюшку обрели!

Особенно шумно было у двора Анисима, где находились коноводы народного возмущения – сам Анисим и его племянник Первушка.

Анисим довольно высказывал:

– Обиженный народ злее ос жжет. Так и впредь надо, братцы!

– Нельзя зло терпеть, – вторил Первушка. – Век не забудут паны наши дубины и топоры!

– Не забудут!

Но радость победы вскоре померкла. Из Земляного города переехали на челнах через Которосль трое посадчан. Заполошно закричали:

– Лисовский-то уцелел! В обители отсиделся. Он собрал тьму ляхов и всех рубит без пощады. Скоро, поди, через Которосль перекинется. Спешно уходите, братцы!

Слобожане опомнились, побежали по дворам запрягать в сани лошадей. Спасение – Которосль да дремучие леса.

Вскоре весь Ярославль окутался дымами пожарищ. Анисим перекрестил избу и прыгнул в розвальни. Уезжали без скарба: не успеть. Впереди ждало неизведанное.

– Мы еще вернемся, сыне, – поглядывая на Первушку, молвил Евстафий.

Часть третья
ГЕРОИЗМ ЯРОСЛАВЦЕВ

Глава 1
ВОЕВОДА НИКИТА ВЫШЕСЛАВЦЕВ

В феврале 1609 года вновь поднялись города Северной Руси. Народное ополчение возглавил воевода Никита Васильевич Вышеславцев.

Ранее Вышеславцев был в Великом Новгороде вкупе с именитым полководцем Михаилом Скопиным-Шуйским. Изведав, что в Вологде собралось народное ополчение, Михаил Скопин поручил Вышеславцеву встать в его челе и выступить на избавление от ляхов Романова и Ярославля.

16 марта ополчение из Романова отправилось к Ярославлю. Повстанцам пришлось пробиваться с боями, неспешно и трудно: путь до Ярославля (около сорока верст) ополчение проделало лишь за двадцать два дня.

Воеводу Борятинского обуял страх. Он немешкотно отправил гонцов к Яну Сапеге, молил о безотлагательной помощи, прося, вновь прислать к нему самого Лисовского.

Сапега дал строжайший наказ: Лисовскому «идти наспех днем и ночью, чтобы изменники к Ярославлю не подошли, и дурна бы никоторого не учинили, и Ярославского уезда не извоевали».

К Борятинскому был снаряжен и большой отряд ляхов из Суздаля, посланный воеводой Плещеевым. Под Ярославлем оказались внушительные силы, но горожане, насытившиеся бесчинствами поляков, давно уже поджидали Вышеславцева. Многие из них еще раньше бежали из Ярославля, дабы вступить в ряды ополчения.

7 апреля 1609 года Вышеславцев стал вблизи города, у села Егорьевского. Встречу ему выступил из Ярославля весь польский гарнизон под началом пана Самуила Тышкевича. Поляки и тушинцы защищались отчаянно, потеря Ярославля тревожила их «больше всего», ибо город являлся главным форпостом тушинцев на севере, отсюда ходили карательные отряды в Костромской, Галицкий, Ростовский, Суздальский, Владимирский и другие уезды, поддерживая власть «царя Дмитрия». Падение Ярославля означало утрату огромной территории, и поляки отменно это понимали.

Дважды пан Тышкевич отбивал атаки передовых отрядов, но в третьем сражении был разбит и укрылся за городскими стенами. В городе началось восстание. Федору Борятинскому, дьяку Богдану Сутупову и пану Тышкевичу удалось бежать.

Гетман Сапега писал в своем дневнике, что восставшие нанесли большой урон полякам. Несколько казацких рот были разбиты наголову.

8 апреля с огромным воодушевлением, колокольным звоном и хлебом-солью встретили ярославцы ополчение Вышеславцева. Но даровитый воевода и горожане разумели, что борьба еще не докончена, что враг сделает еще немало попыток, дабы вновь завладеть важнейшим городом Верхнего Поволжья.

В Ярославле готовились к дальнейшей упорной борьбе, спешно чинили и строили укрепления…

Гетман Ян Сапега был взбешен поражением войска Тышкевича. Он, гетман, должен исполнить приказ короля Сигизмунда: вернуть Ярославль любой ценой!

Ян Сапега счел, что взятие Ярославля куда важнее, чем захват Троицкого монастыря. Но стремительного броска не получилось: войскам пришлось пробиваться с боями через засады и лесные завалы, рассылая отряды конницы для усмирения восставших городов и селений.

Три недели продолжался этот нелегкий поход, что позволило ярославцам подготовиться к обороне. Горожане укрепили острог, получили из Вологды порох, «дробосечное железо» и свинец, дождались помощи из Костромы и Ростова, из окрестных сел и деревень.

Лисовский, взяв Суздаль, со всеми своими полками двинулся на Ярославль. Впереди войска шел передовой полк под началом панов Будзило, Микулинского и ростовского воеводы, изменника-тушинца Ивана Наумова.

В Ярославле изведали о движении противника. К реке Пахре из города выслали заставу, которая четыре дня обороняла переправу. Будзило и Микулинский диву дивились: застава не так уж и велика, но бьется она с таким ожесточением, что каждый раз «рыцарям» приходилось отступать.

На помощь пришел Иван Наумов:

– Надо, панове, перехитрить ярославцев. Часть воинов оставить у моста, а главные силы перекинуть вверх реки, воздвигнуть там переправу, а затем с тылу ударить по ярославцам.

Будзило и Микулинский одобрили план Наумова. Мужественная застава была перебита.

Вскоре ляхи обрушились на неукрепленные слободы, окружавшие Земляной город, и сожгли их. Ярославцы отошли за крепостные стены. Ляхи, начиная осаду, пытались разложить осажденных, намереваясь добиться добровольной сдачи города.

К стенам Земляного города для переговоров был послан богатый немецкий купец Иоахим Шмит, который много лет жил в Ярославле и имел большие торговые связи не только с иноземными, но и местными русскими купцами.

– Одумайтесь! – начал свою речь немчин. – Я пришел к вам не как воин, а как торговый человек, которого хорошо знают все ярославцы. – Польские воины сожгли пригород. Они настолько сильны, что им не составит труда овладеть Земляным городом, но тогда и он будет сожжен дотла. Сгорят церкви, гостиные дворы и торговые лавки, а все люди будут изрублены. Я надеюсь на разум купечества и всех торговых людей. Неужели вы позволите пропасть вашему добру? Отройте ворота и польские воины никого и ничего не тронут.

На стены поднялся Аким Лагун, который пришел в Ярославль с Вышеславцевым.

– Что ты намерен сказать, Аким Поликарпыч? – спросил его воевода.

– Давно ведаю этого немчина. Человек он хищный, жестокий и загребущий. Помышляет всех торговых людей под себя подмять. Ляхам же – лизоблюд. Подбивает ярославцев к Жигмонду переметнуться. И не только! Вкупе с Борятинским и Сутуповым указывал на людей, кои заговор против ляхов замышляли.

Воевода, глянув на суровое лицо Лагуна, жестко произнес:

– Сего немчина надо заманить в город. Пусть перед всем народом свои поганые речи изрекает.

Так и сделали. Вышли из крепостных ворот и сказали:

– Здраво толкуешь, купец. Не пожелаешь ли перед всем народом молвить?

Немчин, оказавшись перед огромной сумрачной толпой, на какое-то время похолодел от страха. Стоит ли говорить о сдаче города столь озлобленной ораве? Русские люди терпеливы, но иногда они взрываются, как бочка с порохом. Спаси и сохрани от этого, пресвятая дева Мария! В толпе немало богатых купцов, лица их не так уж и неприветливы. Василий Лыткин, Григорий Никитников, Петр Тарыгин… Понимают, что перед войском Лисовского городу не устоять, а посему для купцов выгодней уладиться без кровопролития, ибо обозленный Лисовский вновь до нитки разорит всех торговых людей. Сей знаменитый предводитель обещал Шмиту тысячу злотых. Громадные деньги!

Противоречивые мысли заглушила жадность, и купец повторил свои слова.

Аким Лагун стоял в толпе и напряженно вглядывался в лица ярославцев. Чем же они ответят на призыв немчина? Неужели прельстятся словами пособника врагов, которые кровью залили Русь?

На рундук поднялся каменных дел мастер Михеич, почитаемый человек в Ярославле. Большая, высеребренная борода его трепыхалась на упругом осеннем ветру.

– Что скажешь, преславный град Ярославль? Сладимся ляхам ворота открыть, аль восстанем на защиту матерей, жен и детей от мала до велика?

Громадье чуть помолчало, а затем кипуче взметнулось, да так кипуче, как будто неистовый ураган по площади пронесся:

– Не пустим ляхов!

– Насмерть биться!

– Отстоим град Ярославль!

По телу Никиты Вышеславцева пробежал озноб, вызванный ярым, мятежным откликом взбудораженной толпы, и его суровый возглас слился с возбуждающим всенародным кличем.

– Спасибо, братья! – воскликнул он и повернулся к посланнику ляхов. – А с этим что делать?

– В котел злыдня! – вновь взревела толпа.

Немчина «бросили в котел, наполненный кипящим медом, а затем вылили это варево за городские стены».

Глава 2
ГЕРОИЗМ ЯРОСЛАВЦЕВ

Анисим, Первушка, Евстафий, Нелидка и Пелагея вернулись в Ярославль после того, как только изведали, что город избавлен ополчением Вышеславцева. На их счастье изба оказалась целехонькой, но Пелагея запричитала:

– Все-то разграбили, изверги, все-то испохабили. Даже горшки перебили! Как жить-то будем? Ни курчонки, ни скотины, ни дровишек.

– Буде, Пелагея! – строго молвил Анисим. – Благодари Бога, что двор не спалили. Как-нибудь выправимся. Не одни мы пострадали. Главное, ляхов из Ярославля выдворили. Спасибо вологодскому воеводе. Теперь за обыденные дела примемся.

Но и недели не миновало, как на Ярославль навалилось новое бедствие: поляки, во что бы то ни стало, вознамерились вернуть себе город.

Перед Вышеславцевым стояла трудная задача. Ему не давал покоя Земляной город, самый большой, наиболее заселенный и богатый участок Ярославля, в котором расположились купцы и ремесленный люд. Когда-то Земляной город был окружен глубоким земляным рвом, заполненным водой, высоким земляным валом и обнесен добротным деревянным тыном с более чем двадцатью башнями. Вал (от самой Волги) тянулся от Семеновского съезда до Власьевской башни, откуда шел к северо-западной стене Спасского монастыря.

Обитель являлась независимой частью Ярославля и находилась между Земляным городом и слободами. Южная стена Спасского монастыря пролегала к Которосли. Монастырь, один из богатейших на Руси, был обнесен крепкими массивными каменными стенами, являлся наиболее укрепленной частью Ярославля. За обитель можно было не тревожиться, а вот Земляной город приводил воеводу в уныние.

Ров обмелел, земляной вал осыпался, а деревянный острог из заостренных сверху бревен изрядно обветшал. Заботило Вышеславцева и то, что острог тянулся на целые две версты, и ни одной пушки на башнях острога не было. Ляхи могли напасть на любое место крепости. Ополченцев приходилось рассредоточивать на весьма большом расстоянии.

Воевода, еще до подхода поляков, кинул клич:

– Все, кто способен держать топоры и заступы, на укрепление Земляного города!

Ярославцы горячо откликнулись. Был среди них и Анисим, и Первушка, и Нелидка. Даже старый Евстафий, не покладая рук, трудился на починке тына. Ремесленные люди, уже давно изведавшие о подвигах отшельника, довольно говаривали:

– Ай да отче! За троих мужиков ломит.

Приметил Евстафия и воевода.

– Молодцом, отец. Никак был свычен к тяжкой работе?

– Доводилось, воевода. Немало лет в пустыни обретался, а среди дремучих лесов квелому не выжить.

– Ясно, отец. Жаль, времени – кот наплакал. Зело много прорех в тыне.

– В том местные властители повинны.

– Истинно, отец.

«На что надеялись прежние ярославские воеводы? – с упреком думалось Евстафию. – До крепости ли им было? Лишь бы брюхо набить. Сечи-де далеко, ни лях, ни татарин, ни турок до Ярославля не добежит. На кой ляд мошну на крепость изводить? Вот и промахнулись, недоумки. Ныне же поспешать надо. Воевода прав: времени на починку тына не Бог весть сколько».

Подле рубил бревна для прорех острога Первушка. Споро, изрядно трудился, топор так и играл в его крепких руках; рубил, а в глазах так и стояла затерянная в лесах церквушка, поднятая без единого гвоздя. Сколь же деревянных дел умельцев на Руси! Экое чудо в глухой деревушке возвели, кою пришлось увидеть, когда в Голодные годы шел с каликами к Ярославлю… А когда он за каменный храм примется? Светешников до сих пор из Сибири не вернулся. Уж не приключилось ли с ним какого лиха? Не дай Бог. Без Надея все дело станет.

Душа рвалась к излюбленной работе, но Смута надолго прервала Первушкину мечту.

Неподалеку рубила бревна для острога и монастырская братия. Толковала:

– Ворог-то, чу, близок. Поспешать надо.

– Поспешать. Экая силища надвигается!

– Воистину, силища. Острог-то трухлявый. Каюк Ярославлю будет…

«Каюк!» – Первушке вдруг вспомнился знакомый голос, который он никак не мог припомнить. Именно это слово он услышал в тот злополучный вечер, когда его чуть не убили. Он глянул в сторону долговязого, щербатого мужика с рыжей торчкастой бородой и его осенило: монастырский служка Гришка! Гришка Каловский. Собака!

Ринулся с топором к служке.

– Так это ты, вражина!

Гришка оторопел: никак не чаял встретить перед собой печника из Коровницкой слободы.

– Ты чего?.. Чего наскочил?

Прищурые въедливые глаза испуганно забегали.

– А ты не ведаешь, вражина? Кто тебя подослал? Сказывай, пес!

– А ну прекратить! – послышался за спиной суровый возглас Вышеславцева. – Из-за чего брань?

– Прости, воевода. Я после с этим негодяем разберусь, – Первушка, кинув на Каловского испепеляющий взгляд, отошел к Евстафию. Тот понимающе кивнул.

– Никак, припомнил своего обидчика?

– Припомнил, отче. Это он дубиной махнул. Но по чьему умыслу?

На другой день Первушка помышлял сходить в монастырь, но помешал приход поляков.

Ляхи приступили к осаде, но все ожесточенные наскоки на укрепления города были мужественно отбиты. Однако через два дня Будзило и Наумов пошли на новый приступ Земляного города. Главный удар ляхи направили на Власьевские ворота. «В пятом часу ночи воры пришли к большому острогу всеми людьми, приступом великим по многим местам. В последнем часу ночи промеж Власьевских ворот воры острог зажгли и государевых людей с острогу збили. А в те поры своровал изменил Спасского монастыря служка Гришка Каловский: Семеновские ворота отворил и воров в острог пустил. И воры, вошедши в острог, посад зажгли, и посад в большом остроге выгорел».

Начались нещадные бои, и все же защитников острога оказалось гораздо меньше, им пришлось отступить в Рубленый город и Спасский монастырь. Острог же ляхи предали разорению и огню. Были сожжены мужской Николо-Сковородский монастырь на Глинищах, женские Вознесенский в Толчковой слободе и Рождественский (рядом со Спасо-Преображенской обителью). Предали огню и Власьевскую церковь. Разграблен и сожжен был и Толгский монастырь, что неподалеку от Ярославля.

Будзило поспешил уведомить о захвате Ярославля в Тушинский лагерь, но осажденные Рубленого города и не думали сдаваться. Надеясь на богатую добычу, войска Будзилы и Наумова сражались с остервенением, приступ следовал за приступом. Вскоре начались еще более ожесточенные схватки.

4 мая «в шестом часу ночи воры пришли к острогу со всеми людьми великими, с щиты и огнем, смолеными бочками, с таранами и огненными стрелами». Но и этот жесточайший наскок был отбит ярославцами.

Воевода Вышеславцев не довольствовался одной обороной. Он вновь собрал ярославцев у собора и произнес жгучую речь:

– Иноверцы обложили весь Рубленый город. Совсем недавно град Ярославль уже был в руках латинян, и вы отменно помните их изуверства. Так неужели, братья, мы вновь позволим ляхам грабить наши дома, осквернять православные храмы и предавать сраму девушек и женщин?!

– Не позволим! – горячо отозвались ярославцы.

– А коли так, братья, выйдем за стены и с именем Господа побьем иноземцев!

В вылазке приняли участие и Анисим с Первушкой. Впервые им, обуреваемым неодолимой местью к злодеям, довелось в открытую сразиться с ляхами. Ярость ярославцев и ополченцев Вышеславцева была настолько отчаянной, что ляхи не могли сдержать ожесточенный натиск и потерпели сокрушительное поражение. Победителям удалось захватить много оружия и уйму пленных.

Будзило, Микулинский и Наумов, понеся огромные потери и увидев всю тщетность своих попыток захватить Ярославль, отступили от города и направились к Угличу.

…………………………………………………

Отступая от Ярославля, Будзило встретил Лисовского с главными польскими силами. 8 мая поляки вновь подступили к городу. Осада Ярославля возобновилась и длилась две недели. Вновь завязались ожесточенные бои, приступы проистекали по нескольку раз в день. Поляки норовили любой ценой взять важный для всей Руси город.

С каждым днем положение осажденных становилось всё тяжелей. Сотни ополченцев, оборонявших город, были убиты и ранены, порох был на исходе, плохо обстояло дело и со съестными припасами. Но ополченцы продолжали героически отстаивать Ярославль.

За борьбой, проистекавшей под Ярославлем, следила вся Русь. Во многих городах собирали оружие и ратных людей для помощи осажденным. К Ярославлю двинулись отряды ополченцев. Все потуги Лисовского завладеть отважным городом не увенчались успехом: ярославцы сражались с исключительным мужеством.

22 мая 1609 года Лисовскому пришлось снять осаду. Попытка взять Ярославль закончилась полным крахом.

В Ярославль же приходили все новые и новые пополнения. Град на Волге становился одним из центров борьбы с иноземцами.