Текст книги "Страсть по расчету (Строптивая леди)"
Автор книги: Валери Кинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
– Вы должны уйти, – выдохнула между приступами смеха Шарлотта.
– Только если вы сопроводите меня до следующей купальни.
– Не смогу, – ответила она. – Я плаваю хуже Мод. Кроме того, Стоунлей, хоть мне и понравилась ваша шутка, не думаю, что она разумна. О Господи, сюда спешит Генри. Пожалуйста, оставьте меня. Умоляю.
Стоунлей, увидев, что Генри направляется к сестре, погрузился в воду и поплыл прочь.
– Шарли, кто это был? – спросил Генри. – Посмотри, как хорошо она плывет, лучше Мод!
– Мисс… э… Стоунмэн, – ответила Шарлотта. – Ее время в купальне почти закончилось, поэтому ей пришлось уйти. Мы с тобой заговорились и, если не поторопимся, пропустим утреннюю почтовую карету у «Касл Ин».
– Конечно! – согласился Генри и быстро поплыл к купальне.
– Что он сказал? – спросила Селина, пока женщина помогала Генри забраться по ступенькам в купальню. – Зачем он приплывал?
– Придумывают с Гарри разные глупые затеи.
Селина не могла продолжать расспросы, потому что смотрительница теперь стояла рядом.
Когда минуту спустя появилась Мод, возбужденная и запыхавшаяся, Шарлотта поторопила подруг подняться в купальню и сама последовала за ними. Кабинка на колесах тронулась. Генри отвернулся, чтобы девушки могли переодеться. И только тогда Шарлотта смогла обдумать утренние происшествия.
Мод разрумянилась, глаза у нее сияли, как небесные звездочки. О чем она думала, Шарлотта сказать не могла, но предположила, что, будь Гарри другого происхождения, к концу лета ее подруга вышла бы замуж.
Мысли о том, что будет с Мод и о ее отношениях с лордом Стоунлеем волновали ее. «Зачем он появился здесь?» Шарлотта вздрогнула, ее руки покрылись гусиной кожей.
– Ты замерзла, – заметила Селина. – Дать тебе полотенце?
– Нет, не надо, – заверила подругу Шарлотта.
– Но ты же болела. Тебе нужно следить за собой, чтобы не схватить мозговой горячки.
– Да нет же, я здорова. Возможно, просто немного напугана. Лорд Стоунлей оказался совсем не таким, каким я его себе представляла.
Мод и Селина внимательно посмотрели на Шарлотту, прервав переодевание, которое и без того было затруднено в небольшом пространстве покачивающейся купальни.
– Бог мой, – прошептала Селина. – Неужели ты сама в него влюбилась? Никогда бы не подумала, ведь ты всегда была самой разумной из нас троих.
Не на шутку расстроенная Мод попросила Шарлотту:
– Прошу, будь осторожна. Ты предупреждала меня, теперь позволь мне предостеречь тебя. Он разбил больше сердец, чем у него волос на голове. Умоляю тебя, Шарли, будь осторожна.
Шарлотта согласно кивнула.
– Я знаю об этом, я постараюсь, – пообещала она, и новая волна озноба обдала ее с головы до ног.
19.
– Но зачем вы это сделали? – спрашивала Шарлотта, прикрывшись веером, чтобы никто в Красном салоне не заметил ее улыбки. Они с лордом Стоунлеем стояли у высокого окна в самой элегантной из парадных гостиных Королевского Павильона и тихо разговаривали. – Могу поклясться, я никогда не забуду вашего лица под кружевным чепцом. Ну и удивили вы меня! У вас безупречная репутация в отношении изысканных манер, что и как подобает делать. И вот вы переодеваетесь во фланелевое платье и ищите со мной встречи. Мне следовало позвать на помощь и публично ославить вас за ваше недостойное поведение!
– Поверьте, это все Гарри. Похоже, едва увидев глаза вашей подруги мисс Дансфолд, он сдался и был сражен. Он предложил пари, утверждая, что я не смогу убедить вас поплавать со мной, зато он без малейшего труда уговорит мисс Дансфолд сделать это. И, разумеется, с легкостью выиграл. Даже если бы мне удалось уговорить вас составить мне компанию, он все равно одержал бы победу. Мисс Дансфолд проплыла вместе с ним до третьей купальни. Я не хочу умалить ваши возможности, но немногие мужчины способны на такой подвиг.
– Мод настоящая спортсменка, хотя она не хочет, чтобы об этом знали.
Стоунлей задумчиво посмотрел на Шарлотту, в его синих глазах отразилось любопытство.
– А знаете ли вы, что, благодаря вашему приезду в Брайтон, я открыл в мисс Дансфолд черты, которых в ней и не подозревал? Вы, видимо, обладаете способностью учить окружающих вас людей умению радоваться жизни. Я был удивлен, что она вообще согласилась пойти на море.
Шарлотта рассмеялась.
– Это потребовало некоторых усилий с моей стороны. Но вы должны помнить, что я росла вместе с Мод и Селиной, а великосветское общество не всегда позволяет молодым леди вести себя как хочется.
– Только не в деле неустанного поиска мужа.
– Это вы сказали, милорд, не я. Шарлотта вспомнила о закапанных слезами письмах Мод и постигшем ее горьком разочаровании, после того как угас неподдельный интерес лорда Стоунлея к ней. Более того, он прервал с ней все отношения на балу, бросив ее там одну. Мод пребывала в страшном отчаянии.
Шарлотта отвела глаза и напомнила себе, что не должна очаровываться его теплым к ней отношением. Возможно, он и пытался выиграть шутливое пари, флиртуя с ней у купальни, но он также способен нанести глубокую рану.
Она в Брайтоне всего две недели, а, кажется, что прошла вечность. Как много всего произошло и как мало. Надежды ее подруг на то, что она сможет разбить сердце Стоунлея, казались и далеким воспоминанием, и, как ни странно, вполне различимой целью. Шарлотта понимала, что он выделяет ее. Как Мод и Селину, на один сезон?
– И что же я такого сказал, – поинтересовался Стоунлей, – что взгляд ваших прелестных глаз стал таким настороженным?
– Мне очень приятно ваше общество и внимание, которое вы мне оказываете, но вы должны знать, что ваша репутация обогнала вас, сэр.
Она поразилась его потрясенному виду.
– Моя… репутация?
Шарлотта медленно сложила веер, понимая, что невольно допустила ошибку.
– Вижу, что огорчила вас, но я лишь хотела сказать, что вы наверняка знакомы с мнением окружающих о вас…
– То есть, ваших подруг.
– Да, моих подруг. Но позволю себе заметить, что если бы вы поинтересовались тем, что думают о вас те, с кем я знакома, то, уверена, обнаружили бы, что многие разделяют суждения моих подруг.
Лорду явно не понравились эти слова, ноздри у него слегка раздулись.
– Если меня чернят, то я хотел бы знать, как именно, чтобы иметь возможность оправдаться.
– Вы не только упрямы, – сказала Шарлотта, не меняя непринужденного тона, – но и горды. Пожалуйста, не сердитесь на меня. Я не хочу обсуждать с вами ваш характер и, уж конечно, не собираюсь пересказывать, что о вас говорят другие.
– Но мне не нравится, когда ко мне относятся недоверчиво из-за обыкновенных сплетен.
– Обыкновенных сплетен? – переспросила Шарлотта. – Хотела бы я, чтоб это оказалось правдой. Но как вы можете отрицать, что жестоко обидели и Мод, и Селину и дали повод их лондонским знакомым презирать их. И все только потому, что решили, будто ни одна из них не достойна вашей руки?
Шарлотта не могла бы себе объяснить, почему выбрала именно этот момент для обсуждения его отношений с ее подругами.
Стоунлей молча смотрел на девушку, взвешивая каждое ее слово.
– Если ваши подруги поняли мое знакомство с ними именно так, тогда я действительно оскорбил их обеих, что ничуть меня не украшает. Вы должны мне поверить – у меня и в мыслях не было вызвать болезненные для них слухи, когда я решил прервать свои ухаживания. Как иначе я могу узнать женщину, если не сделаю ее до некоторой степени объектом интереса? Но, поступив так, я не могу отвечать за то, что произойдет после. Как говорится, у сердца свои глаза.
В памяти Шарлотты всплыли слова отца: «Избавилась ли ты, наконец, от этой по-настоящему отвратительной привычки спорить с каждым мужчиной?» Он всегда предостерегал, что она останется старой девой, если не последит за своим языком.
И вот она спорит со Стоунлеем.
Но что теперь поделаешь. Она уже зашла слишком далеко, когда поняла, что не вправе требовать от него ответственности за потерпевших фиаско подруг.
– Вы не можете знать, чем окончится флирт, но если бы вы проявляли чуть больше осторожности, делая очередную даму объектом своего внимания, то не так глубоко ранили бы ее, когда ваш интерес угасал. – Она помолчала, нахмурившись. – Я не хотела учить вас тому, о чем сама имею довольно слабое представление. Пожалуйста, забудьте, что я сейчас сказала.
Он не обратил внимания на ее последние слова.
– Значит, вы мне совсем не доверяете? – спросил он.
Шарлотта мгновение раздумывала.
– Более правильным будет сказать, что у меня есть некоторые сомнения, которые не так-то легко развеять. Но позвольте мне спросить вас… вы доверяете мне? Полностью? В конце концов, мы едва знаем друг друга.
Стоунлей тоже помолчал, пытливо смотря девушке в глаза. Потом тряхнул головой.
– Нет, сожалею, что нет. Но здесь нет вашей вины, уверяю вас.
Шарлотта засмеялась.
– Как это нет моей вины? Что за несуразность?
– Боюсь нанести вам ужасное оскорбление, мисс Эмберли, но скажу, что это происходит из-за вашего ближайшего родственника.
Шарлотта почувствовала, как отлила от лица кровь, как больно повернулось в груди сердце. Он просто причинил ей острую боль. И не только потому, что был прав.
– Я вижу, что все же оскорбил вас.
– Нет, – поспешила заверить Шарлотта, легко коснувшись его руки затянутой в перчатку ладонью. – Нет, не оскорбили. Учитывая вражду между вами и моим отцом, вас нельзя осудить.
– Тем не менее, мне следовало промолчать, – сказал Стоунлей.
Шарлотта взглянула на него, и ощущение нелепости происходящего заслонило все ее невеселые мысли.
– По-моему, мы оба совершаем одну и ту же ошибку. Ни вы, ни я не проявили должной сдержанности. А мне тем более не следовало упрекать вас за прошлые прегрешения.
Стоунлей криво усмехнулся и вздохнул.
– Однако я считаю ваш упрек не до конца заслуженным.
– Это решать только вам. Вы знаете себя лучше других, вам и судить.
– И снова в ваших глазах настороженность, мисс Эмберли. Даю вам слово, я совсем не такое бессердечное, бесчувственное существо, каким вы меня себе представляете.
– Давайте прекратим. Нам обоим следовало промолчать. Поэтому забудьте все, что я вам наговорила.
– А вы сделаете то же самое?
– Как я смогу? – вопросом на вопрос ответила Шарлотта.
Ее позвал отец, и она покинула Стоунлея с тяжелым сердцем. Шарлотта подумала, что ее отец, наверное, никогда не заботился, как его поведение скажется на его детях. Зная его, она утешила себя лишь тем, что подобная мелочь, вне всякого сомнения, никогда не приходила ему в голову.
Лорд Стоунлей остался стоять у красной шторы в столь глубокой задумчивости, так много мыслей и переживаний охватили его, что он не сразу отошел от окна. Взгляд его блуждал по салону, словно он посетил его впервые.
Потолок неправильной формы поддерживался несколькими колоннами в виде пальм. На стенах размещены двадцать шесть китайских картин, написанных маслом и наклеенных на обои с узором из драконов, обрамленных имитацией бамбука. Каминная полка была выполнена из белого мрамора.
Стоунлей отвернулся, красота и необычность обстановки отвлекала его и не давала привести мысли в порядок.
Как могла мисс Эмберли так резко критиковать его? Виноват ли он? Лорд глубоко вздохнул. Неужели он стал настолько бесчувственным, что не осознает причиняемую им боль? Он всегда гордился своим умением уважительно обращаться с интересующими его дамами. Так что же, он оказался слеп?
Похоже, мисс Эмберли считала именно так, в этом-то и состояло затруднение. По каким-то причинам, которые не в состоянии объяснить, он доверял ее мнению почти так же, как мнению Эмили.
Кто-то тронул лорда Стоунлея за рукав, и он, подумав, что это мисс Эмберли, стремительно повернулся, надеясь, что она вернулась извиниться за свои слова и успокоить его уязвленную гордость.
Но это оказалась Эмили. Она вглядывалась в него своим особенным взглядом, как смотрела всегда, когда хотела сказать нечто, что ему не хотелось бы услышать.
– Великий Боже, что на этот раз? – воскликнул Стоунлей.
– Плохое настроение? – дразня, осведомилась она.
– Из-за Эмберли, – отозвался он.
– Что случилось, Эдвард? – весело начала Эмили. – Разве она не дала понять тебе, как очарована тобой и какое удовольствие доставляет ей каждое слово, слетающее с твоих прекрасных уст, или о том, что ты являешь собой пример, которому должен следовать каждый мужчина?
Он уныло улыбнулся.
– Мы поссорились.
– Неужели? – с надеждой спросила миссис Гастингс.
– Учти мой характер.
– Звучит многообещающе. Я заинтригована. Прошу, продолжай.
– Судя по всему, у нее сложилось впечатление, что я жестокосердный человек и плохо обхожусь со знакомыми дамами.
– Правда? – спросила Эмили, беря его за руку и увлекая к двери.
Прибыл принц-регент и, предложив руку леди Хертфорд, был готов вести гостей в банкетный зал.
– Разумеется, нет, – отрезал Стоунлей.
– Совсем-совсем нет?
– Значит, ты с ней согласна?
– До некоторой степени, – ответила Эмили. – Шарлотта, конечно, не представляет, что значит быть одним из самых желанных женихов Лондона, и не знает, с каким усердием некоторые леди преследуют тебя.
– Тем не менее, ты считаешь, что я виноват.
– Да, виноват, – сказала она, но в голосе ее не было суровости. – Но я не могу винить только тебя одного. Ты не можешь год за годом неусыпно стоять на страже своего поведения. Но я заметила, что в последние два, возможно, три сезона твое терпение стало иссякать.
– Ты говоришь о том случае, когда я оставил мисс Дансфолд в центре зала на балу у миссис Найт?
– Со стороны мисс Дансфолд, вероятно, было не совсем мудро говорить тебе о своей любви во время вальса. Но, Эдвард, ты оскорбил ее женскую гордость.
Он тяжело вздохнул.
– Ты не представляешь, как я от всего этого устал. До крайности. Сделай одолжение, Эмили, найди мне жену. С легким, как у тебя, характером и таким же добрым сердцем. Все, что от тебя требуется, это сказать: «Женись на ней», и я тут же поведу ее к алтарю.
– Будь осторожен, – предупредила Эмили. – Если ты помнишь, у меня есть кузина, приятнейшая дама средних лет. У нее очень легкий характер и добрейшее сердце, и она была бы тебе прекрасной женой…
– … но у нее не хватает зубов, она некрасива, старше меня и страшная зануда. Нет уж, благодарю. Возможно, мне не следует давать тебе так много власти… ты, безусловно, злоупотребишь ею.
– Не сомневайся.
Леди Перселл сидела на диване у окна, сосредоточив взгляд на своих кружевных перчатках.
У нее как-то по-особому начинала болеть шея, едва какая-нибудь молодая особа начинала охоту на Стоунлея. Леди Перселл подняла подбородок, пытаясь утишить ломоту. Но это не помогло. Боль усиливалась и от шеи пробиралась своим обычным путем – к сердцу.
Леди Перселл семь лет назад отдала свою руку Перселлу. Сейчас ей исполнилось тридцать четыре года, она обожала своих детей, за которыми смотрела целая армия нянек, при двух старших мальчиках состоял домашний учитель.
Ее супруг – пятый барон, лорд Перселл – оказался преданным мужем и отцом. Он каждый день доказывал ей свою любовь – словами, добрым отношением, дорогими подарками, которыми всегда старался угодить ей. Она улыбнулась ему, надеясь, что это поможет ей преодолеть резкую боль и избавит от испытываемого страдания – привычного и неизбывного.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил, подойдя к леди Перселл, ее муж. Предложил ей руку, и она поднялась и нежно оперлась на нее.
– У меня… разболелась голова, – ответила она.
– О, дорогая, впереди еще обед. Но, если хочешь, я могу извиниться перед принцем.
– Нет, – поспешно отозвалась леди Перселл.
Боль скоро достигнет головы. Правый глаз почти совсем перестанет видеть, и начнется очередной приступ мигрени. Но ни за что в мире она не упустит возможности понаблюдать, как будет действовать мисс Эмберли, пытаясь завоевать сердце Стоунлея, и как сам лорд поведет себя.
Только представить – эта девчонка дала ему отпор в Королевском Павильоне.
Сама она никогда не была так хитра и потому вышла замуж за Перселла, когда не смогла завладеть лордом Стоунлеем. Лорд подверг ее испытаниям, и она выдержала их. Но даже сейчас, спустя столько времени, леди Перселл не знала, чем же она разочаровала его.
Где же я допустила ошибку? – в тысячный раз выкрикнул ее разум. Боль стискивала голову, била в висок.
Леди Перселл знала, что Стоунлей дал ей полную свободу, как десятку других до нее и десятку – после, но что же она сделала не так?
Она понравилась Эмили Гастингс, и на некоторое время они даже подружились, то же происходит сейчас и с мисс Эмберли.
Леди Перселл знала, что принцу нравится ее общество, в этом она не ошибалась.
Кроме того, она прекрасно танцевала со Стоунлеем, а когда приходил черед показать свои другие дарования, кто мог сравниться с ней в знании французского или итальянского языков, превзойти в игре на фортепиано или в искусстве акварели?
Она даже добилась успехов в верховой езде, что больше всего нравилось лорду, – стала великолепной наездницей. Он брал ее с собой на верховые прогулки.
И по сей день она не поняла, почему в июне 1813 года, в последний вечер лондонского сезона, он попросту оставил ее. Не сказав ни слова, не попытавшись хоть как-то объяснить такую перемену в своем отношении к ней и, что самое ужасное, так и не сделав ей предложения.
До конца лета она оплакивала свое разбитое сердце.
– Нет, – запоздало повторила она мужу. – Неразумно будет оказать такое неуважение Его Королевскому Высочеству.
Они вошли в галерею. Синий бамбук и розовые стены усилили боль в виске и тошноту. Она ненавидела убранство Павильона и не принимала блажь принца, испортившего дворцовую постройку коллекцией китайских статуй, фонарей и нескладной бамбуковой мебелью.
Взгляд леди Перселл нашел объект ее болезненного внимания – мисс Эмберли. Каштановые локоны девушки, искусно перевитые жемчугом, выделялись издалека. Леди Перселл задумалась, как могло случиться, что своим нелепым обмороком в банкетном зале две недели назад эта молодая особа возбудила интерес Стоунлея? Лорд, бывало, смотрел на нее таким же взглядом – так смотрит покупатель на аукционе у Таттерсолла, когда, приобретая верховую лошадь, выявляет все ее достоинства и недостатки.
Леди Перселл пристально смотрела мисс Эмберли в затылок, и ею овладевало уныние. Она не услышала обращенных к ней слов мужа, пока тот не ущипнул ее за руку.
– Дорогая?
– Да, что такое?
– Я вижу, что тебе действительно нехорошо. Нам лучше уйти, – прошептал он.
И правда, никогда еще головная боль не донимала леди Перселл так сильно. Неужели мисс Эмберли та самая?
Сердце у нее сжалось. Она не может допустить этого.
– Кристофер, – сказала она, придвинувшись к мужу. – Обещаю, что за обедом мне станет намного лучше. Я вот о чем подумала. Было бы неплохо в ближайшее время пригласить нескольких человек к нам в Лонгревз.
Лорд Перселл задумался, прежде чем ответить.
– И ты полагаешь, тогда твоя головная боль пройдет навсегда?
Иногда ее муж бывал более проницательным, чем ей того хотелось бы. Тем не менее, она проигнорировала его вопрос и любезно поблагодарила за согласие с ее планом, который, она знает, доставит им обоим большое удовольствие.
20.
Шарлотта тихонько дотронулась до рукава бутылочно-зеленого фрака отца.
– Папа, – обратилась она к своему притихшему родителю. – Я никогда не видела тебя таким несчастным. – Она помолчала и с улыбкой продолжила: – Неудача в любви?
Сэр Джон смотрел в окно кареты, легко покачиваясь в такт ее движению. Они ехали по Сассексу. Взгляд баронета ни на чем не задерживался, а ссутулившиеся плечи и опущенные уголки рта красноречиво извещали Шарлотту, что произошло нечто ужасное. С момента встречи за завтраком, когда Генри в сопровождении няни уже ушел на море, она поняла, что отец пребывает в мрачном настроении.
– Неудача в любви, – тихо повторил он с печалью в голосе. – Да нет. Нечто похожее случилось в прошлом году, но ничего особенного. Если говорить начистоту, я оставил надежду найти женщину такую же, как твоя мать. Нет, плохо не из-за такой ерунды, как неудачное амурное приключение.
– Расскажи, что тебя тревожит. Несколько дней назад ты радовался, что твое состояние вернется к тебе. Что же подорвало твою уверенность в поддержке принца? Что случилось?
Сэр Джон злобно фыркнул.
– Да, случилось. И я должен благодарить за это только одного человека. Ты очень легко можешь догадаться кого!
Шарлотта почувствовала стеснение в груди. Она уже знала ответ, но ей так хотелось, чтобы это оказался кто угодно, но только не лорд.
– Стоунлей? – прошептала она.
– А кто же еще! Этот человек снова вмешивается в мои дела. Он, без сомнения, убедил принца, что я – неоправданный риск, и я получил уведомление, в котором говорится, что пока принц не получит подробного доклада о предполагаемой деятельности моей компании, он не может рекомендовать парламенту выдачу мне грамоты. Все пошло не так, как я рассчитывал.
Шарлотта не очень-то разбиралась в вопросах торговли, судоходства и особенно в том, как выдаются грамоты, как они помогают вернуть состояние и как действуют с их помощью. Но все, что она слышала от своего отца, казалось ей вполне разумным.
– Извини мое невежество, папа, но разве существуют какие-то причины, по которым ты не можешь собрать и представить принцу требуемые сведения?
– Много ты в этом понимаешь! – бросил отец, обратив на нее сердитый взгляд. В нем она прочла озабоченность и некоторую потерянность. Он стукнул тростью в пол кареты. – Это дело чести, моей чести! Когда это слово Эмберли ставилось под сомнение? Извини за вспышку, Шарли, но я безумно зол, что Стоун-лей снова одержал надо мной верх. Знаешь, он поклялся уничтожить меня.
– Что?
– Ты слышала, что я сказал. Он намерен погубить меня, но что тогда станет с Генри? У тебя есть собственные деньги, так что от меня ты не зависишь, но у Генри нет ни фартинга, кроме того, что он должен унаследовать вместе с титулом. И большая часть этого будет потеряна, если Стоунлею удастся осуществить свой замысел.
Шарлотта глубоко вздохнула. Жестокие слова, ей было больно даже слышать их, не то, что верить. Почему лорд так презирает и ненавидит ее отца?
– Он действительно зол на тебя настолько, что поклялся погубить? Но почему?
Сэр Джон молчал, положив стиснутый кулак на набалдашник трости. С видимым усилием он произнес:
– Мне нелегко вспоминать это. Позволь мне просто сказать, что он, привыкнув всюду совать своей нос, навсегда лишил меня надежды снова привести в Эмберли-парк жену. Я хотел это сделать четыре года назад. Стоунлей все разрушил.
– Понятно, – неохотно отозвалась Шарлотта.
Отец сказал много и ничего. Кто была та женщина, и каким образом Стоунлею удалось увести ее у отца? И что именно заставило его так поступить? И нужна ли для этого причина? Многие мужчины просто жестоки по натуре и доставляют другим страдания ради своего удовольствия.
Шарлотта, содрогнувшись, отвернулась к окну. За прошедшие со дня смерти матери семь лет она познакомилась с разными людьми и считала себя достаточно проницательной в распознавании характеров. Конечно, девушка могла поверить, что Стоунлей способен на небрежное отношение к некоторым дамам, но его желание уничтожить другого человека без видимой на то причины выглядело достаточно невероятным. И самое худшее заключалось в том, что этим человеком оказался ее отец.
Что-то в объяснениях отца не устраивало ее. Шарлотте хотелось бы получить ответ еще на многие вопросы, но она не могла заставить себя задать их. Ей тогда бы пришлось задуматься о характере отца, а это, в конце концов, не совсем честно.
Карета легко катилась по мощенной щебнем дороге, ведущей к усадьбе лорда Перселла, которая располагалась всего в нескольких милях северо-западнее Брайтона. Нежная зелень холмов Сассекса постепенно завораживала, оттесняя беспокойные мысли, изнуряющие мозг. Мягкие очертания покрытых травой возвышенностей прочертили сложенные из камня ограды. На поляне, раскинув ветки, возвышался одинокий дуб, привлекая взор красотой и величием. Из-за горы виднелся шпиль сельской церкви, которая могла видеть отряды Вильгельма Завоевателя, проходившие здесь несколько столетий назад.
В какой-то краткий миг Шарлотта захотела очутиться среди знакомых безопасных стен и запахов Эмберли-парка. Услышать, как позвякивают ключи экономки, когда она входит в комнату, уловить идущий из духовки запах пирогов с абрикосами, посидеть, склонившись над пяльцами или над книгой в утренней комнате, выходящей на самые красивые клумбы, а то и просто прилечь на своей любимой, обитой бархатом софе, и слушать, как беззаботно перекликаются малиновки. Все сказанное отцом разрушило ее мир, и самым обидным было то, что она никак не могла ему помочь.
Сэр Джон стиснул зубы, с трудом владея собой. Когда же он заговорил, в голосе его зазвучала злоба.
– Мне следовало вызвать его на дуэль! Проклятие, я должен был сделать это. А теперь посмотри, что вышло, и все потому, что я… я разыгрывал из себя джентльмена и не обращал внимания на оскорбления.
– Я поговорю с ним, – объявила Шарлотта. Слова сорвались у нее с языка прежде, чем она приняла это решение.
– Нет, – поспешно возразил ее отец. – Я хочу сказать, что не годится тебе обсуждать со Стоунлеем подобные дела. Это не дамское дело.
Шарлотта хотела возразить ему, но зачем?
Он был упрямым человеком, и никакие доводы, даже самые аргументированные, не смогли бы переубедить его. Но для себя девушка решила, что обязательно спросит об отце у Стоунлея. В конце концов, он сам флиртовал с ней… он поцеловал ее запястье на Стейне. Он вырядился в женское фланелевое платье и всего два дня назад беседовал с ней в Красном салоне. А вчера вечером на балу в «Касл Ин» он дважды танцевал с ней. Их ссора в Павильоне была забыта, более того, он искал ее, чтобы поговорить с ней.
Шарлотта не ожидала, что он подойдет к ней, а тем более станет танцевать, ведь она так решительно высказала ему свое мнение в Красном салоне Павильона. Но Стоунлей объяснил свое желание простить ее тем, что знал – Шарлотта до некоторой степени права. Даже Эмили сказала то же самое. И они словно раскрыли ему глаза, пробудили его.
Шарлотта смотрела на него с удивлением.
– Вы меня поразили, – сказала она.
– Каким же образом?
– Я была готова к тому, что остаток лета вы не будете обращать на меня внимания. Вместо этого нахожу вас немного виноватым и готовым признать свою ошибку.
– А вы полагали, что я совершенно безнадежен? – парировал он.
– Не совсем, – возразила Шарлотта. – Мужчина, который не побоялся рискнуть своей репутацией, надев фланелевое платье леди, не до конца потерян.
– Вы испытываете мое терпение, – произнес он с напускной суровостью.
– И прекрасно.
Шарлотта не могла не улыбнуться, вспоминая об этом обмене колкостями под легкое покачивание кареты, и на сердце у нее снова стало тяжело. Она чувствовала, что за последнюю неделю весь ее мир изменился.
Хотя ни Мод, ни Селина не поверили бы ей, Шарлотта прекратила свои действия по завоеванию сердца Стоунлея. На самом деле она их и не начинала. С той самой минуты, когда она выбежала из музыкального салона, Шарлотта распрощалась со всеми своими намерениями в отношении лорда. А то, что в нем пробудился интерес к ней, – так то каприз судьбы, а от нее не уйдешь.
Шарлотта не задумывалась о его намерениях в отношении себя. Главным для нее стало – узнать, что заставляет Стоунлея так ненавидеть ее отца. Возможно, если она выяснит причину ссоры, то сможет стать посредником и помочь уладить их разногласия, и тогда лорд в ответ поддержит сэра Джона и поспособствует получению грамоты на создание акционерной компании.
Последнее соображение приободрило Шарлотту, и она не без удовольствия обратилась мыслями к предстоящему отдыху в загородном доме леди Перселл.
Когда карета, перед тем как спуститься в раскинувшуюся перед ними долину с перелесками, поднялась на холм, Эмберли объявил:
– Лонгревз.
У Шарлотты вырвался вздох восторга: напротив, на склоне холма, стоял красивый дом, возведенный по законам красоты и изящного вкуса. Ее глазам предстали стрельчатые арки, греческие колонны с капителями.
– Как гармонично сочетаются деревья и пейзаж с этим великолепным домом. Какая пластика!
– Это Рептон. Одно из его лучших творений. Необыкновенно живописно.
– Мы чудесно проведем здесь время, папа, я уверена.
– Если только не появится Стоунлей, что вполне вероятно.
– Тогда предлагаю тебе не обращать на него никакого внимания, как поступлю и я, если он не поведет себя с тобой как должно.
Сэр Джон лишь фыркнул в ответ. В этот момент лошади начали спускаться по пологому склону к Лонгревзу.
21.
– Моя дорогая мисс Эмберли! – проворковала леди Перселл. – О, пожалуйста, давайте оставим формальности, особенно здесь, в моем доме. Вы позволите мне называть вас Шарлоттой?
Тонкая, изящная рука леди Перселл прикоснулась к ее плечу. Она ощутила едва уловимый запах сирени, исходивший от шали хозяйки дома и от ее летнего платья из вышитого муслина. Шарлотта слышала ее слова, убеждавшие в дружеском расположении, но не верила им. Она почти не была знакома с баронессой и считала такое предложение преждевременным. Однако она у леди Перселл в гостях, и отказ прозвучал бы неучтиво.
– Да, конечно, – отозвалась Шарлотта, взглянув на высокую, утонченную даму.
– А вы будете называть меня Антея.
– Как пожелаете, Антея, – вежливо ответила Шарлотта.
Леди Перселл постаралась тепло улыбнуться, чтобы Шарлотта уверилась в ее расположении. Но ее глаза горели таким непримиримым огнем, что Шарлотта инстинктивно поняла, что должна опасаться этой женщины.
– Вы полюбите Лонгревз, – продолжила разговор Антея. – Это самое красивое место в графстве, не считая, конечно, дома Стоунлея. Я, со своей стороны, ничем не заслужила всего этого и благодарна судьбе, что подарила мне так много.
Шарлотта припомнила слова из «Гамлета»: «… Леди слишком много обещает» – и подумала, что они очень подходят этой воркующей леди.
Леди Перселл провела Шарлотту из внушительных размеров холла, пол которого был выложен черной и белой плиткой, через прелестную гостиную, где стояли пианино и арфа, в большую просторную комнату. В двух ее противоположных стенах располагались один над другим по два ряда больших квадратных окон. Комнату заливал свет утреннего солнца, чудесно высвечивая каждый предмет и придавая ему особое очарование.
На каждом окне висела украшенная золотой бахромой штора из светло-синего узорчатого шелка, прикрывая собой белую муслиновую занавеску. Большой камин, украшенный лепным орнаментом в виде завитков и резьбой по дереву, выкрашен в белый цвет. На каминной полке стояли две вазы севрского фарфора и невысокий букет из царственных гладиолусов с мечевидными листьями и благоухающей сирени. Над камином висело зеркало в позолоченной раме.
