Текст книги "Страсть по расчету (Строптивая леди)"

Автор книги: Валери Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Может, поведение Стоунлея задело бы ее больше, не будь она так измучена.

Когда Шарлотта вернулась домой, ее встретил довольный отец. Он ласково похлопал дочь по плечу и воскликнул:

– Молодчина, Шарли! Я слышал, ты посоветовала милорду Стоунлею принять слабительное для улучшения настроения.

Шарлотта застыла на месте.

– Откуда тебе это известно?

– Похоже, ты стала объектом пристального внимания брайтонского общества, моя дорогая. А раз так – особенно когда выставляешь на посмешище такую особу, как Стоунлей, – каждое твое слово будет передаваться и повторяться. «Вы страдаете от разлития желчи, Стоун-лей?» Великолепно! В самом деле, великолепно! —

Сэр Джон, кашлянув, прошептал: – Однако я не уверен, что ты завоюешь сердце такого гордого человека, если станешь говорить с ним подобным образом. – И он засмеялся, от всей души наслаждаясь происшедшим.

Шарлотта и представить не могла, что ее глупое замечание станут повторять другие. Немного поразмыслив, она поняла, что леди Перселл, вне всякого сомнения, слышала весь ее разговор со Стоунлеем.

– О Господи, – пробормотала Шарлотта.

– Ну-ну, нечего делать такое лицо. Стоун-лею такая отповедь пойдет только на пользу. Слабительное! Просто блестяще, моя дорогая.

– Боюсь, меня расстроила болезнь Генри, и я сказала первое, что пришло в голову. Он заспорил со мной по самому смехотворному поводу – ты даже не можешь представить! Спросил, пойдет или нет днем дождь. Я сказала, что небо безоблачно, а он стал утверждать, что, хотя ярко светит солнце, непременно пройдет ливень. Я, видимо, просто потеряла терпение.

Сэр Джон фыркнул, как всегда, когда терял к разговору интерес. И сказал о другом:

– Кстати, сегодня вечером я не могу пойти к миссис Гастингс на ужин. Передай ей мои извинения. – Он подумал и спросил: – Но ты ведь пойдешь? Некрасиво, если не будет нас обоих.

Шарлотта хотела заметить, что едва ли вежливо менять свое решение в отношении миссис Гастингс перед самым званым вечером, но поняла, что это бесполезно. Отец скорей всего лишь хмыкнет и уйдет.

Она вздохнула.

– Да, папа, я туда пойду.

– Прекрасно! – отозвался он, потирая руки, словно радуясь, что полностью избавился от этого дела.

Шарлотта терялась в догадках, как и где отец проводит в Брайтоне вечера. Его редко видели на Стейне, он никогда не сидел в тени крытых веранд, не появлялся в библиотеках, не посетил ни один из балов в «Касл Ин». Поклялся, что ноги его не будет в театрах, и лишь от случая к случаю выезжал верхом. На что же он тратит свое время?

Шарлотта уже в течение нескольких дней ломала голову над этим. Единственное, что ей удалось узнать у мисс Фиттлуорт, – так это то, что каждую ночь сэр Джон возвращается домой не раньше трех часов утра. Сведения эти получены от его дворецкого Пакли.

Совершенно ясно, что у него есть друзья, о которых ей ничего не известно. Но так продолжалось много лет. Джон Эмберли всегда жил сам по себе, не посвящая дочь в свои дела.

Поднявшись наверх и направляясь к комнате Генри, Шарлотта мысленно вернулась к своей стычке со Стоунлеем. И снова она прошептала: «О Господи! «, размышляя, простит ли он ее – ведь она выставила его на посмешище. Но зачем он вызвал ее на спор?

Вечером она одна поехала в отцовской коляске к Гастингсам. Выйдя из экипажа, она почувствовала себя библейским пророком Даниилом, брошенным в ров ко львам. В числе приглашенных была и леди Перселл. Шарлотта ничуть не сомневалась, что именно баронесса распространила в обществе ее отповедь Стоунлею.

Дворецкий открыл дверь, и по донесшемуся до нее смеху и гомону голосов Шарлотта поняла, что большинство гостей уже съехались. Не успела она подняться по лестнице, как оказалась в объятиях смеющейся Эмили и столь же веселого полковника. Выслушав переданные сэром Джоном извинения, полковник Гастингс заговорил о происшествии у Уокера.

– Клянусь Юпитером, вы подарили нам обоим чудесный день, – вскричал он. – Я никогда в жизни так не смеялся, как во время рассказа жены о вашем ответе Стоунлею. Будь я проклят, вы славно его приложили! Бедняга! Воображаю, чего он уже натерпелся с утра.

Речь эта, произнесенная полковником, как она поняла, с единственной целью похвалить ее, сковала страхом сердце Шарлотты. Она пожалела, что, будучи измученной бессонной ночью, не сдержалась в разговоре со Стоунлеем.

– Не стоит аплодировать моей дерзости, – тихо сказала она. – Боюсь, я говорила не подумав, потому что слишком устала. Ночью у Генри разболелось ухо.

– Я буду хвалить вас, сколько захочу, – живо возразил полковник. – Вы в моем доме, и если я захочу… как вам идет это платье. И мне очень нравится перо у вас в волосах… просто очаровательно!

Шарлотта удивилась, почему он так поспешно заговорил о другом, но в любом случае обрадовалась. Она мельком глянула в зеркало и краем глаза увидела белое страусовое перо, пышное и шелковистое, венчавшее ее каштановые кудри.

– Благодарю, – сказала она. – Я в первый раз украсила так прическу и чувствую себя немного птицей.

За спиной Шарлотты раздался, объясняя внезапную перемену полковником темы, низкий, звучный мужской голос.

– Надеюсь, не желчной птицей? – спросил Стоунлей.

Шарлотта повернулась и увидела только что приехавшего лорда. В его синих глазах плясали огоньки удовольствия.

– Вы не сердитесь? – изумилась Шарлотта. Она раскрыла веер, пытаясь спрятать за ним лицо, словно стремясь защититься от Стоунлея.

Он наклонился к Шарлотте и своей рукой закрыл ее веер.

– Нет, – шепнул он. – Нисколько. Ваши слова излечили меня. Так что вам больше не надо волноваться о моем здоровье.

– Но это происшествие обсуждают по всему Брайтону… убеждена, вы уже знаете об этом. Вы уверены, что я не вывела вас из себя?

– Да, – ответил лорд. – Уверен.

Он действительно пребывал в хорошем настроении. Шарлотта не смогла удержаться от вопроса:

– Почему вы вели себя так скверно?

– Не скажу, – ответил лорд и повернулся к Эмили, чтобы обнять ее и запечатлеть на ее щеке поцелуй.

Эмили рассмеялась.

– Не изменяешь себе! Я рада, что Шарлотта пришла к нам. Может, она поможет справиться с твоей немыслимой гордыней.

И Эмили увлекла Шарлотту за собой в Голубую гостиную, где, к своему ужасу, девушка была встречена аплодисментами и смехом, которые только усилились при появлении лорда. Не менее получаса все только и обсуждали влияние разлития желчи на настроение и характер, пока полковник Гастингс лично не положил этому конец.

– Если вы будете вести себя как следует, моя жена обещает спеть для вас.

Это сообщение гости встретили с восторгом. Дамы расположились в креслах и на диванах, мужчины встали у стен. Эмили села за пианино.

Шарлотта уже давно не чувствовала себя так хорошо. Атмосфера непринужденности и взаимного уважения, не лишенная добродушного подтрунивания, отличала круг близких друзей четы Гастингсов. И это необыкновенно привлекало Шарлотту. Даже лорд Стоунлей казался более спокойным – она никогда не видела его таким. Девушка ощутила, что здесь нет места ревности или недобрым чувствам, тут царит дух веселья, проистекавший из родства умов, сердечности и доброжелательности.

Слушать Эмили было наслаждением – ее колоратурное сопрано, лиричное, проникновенное, оказалось достаточно сильным, чтобы заполнить мелодией всю гостиную. Аккомпанировала певице леди Перселл, прекрасно чувствуя исполнение миссис Гастингс.

Шарлотта увидела, что Стоунлей смотрит на Эмили с теплой улыбкой. И, как всегда, когда он рядом, знакомая волна обожания и чего-то еще – страсти? – захлестнула Шарлотту. Догадывается ли он о ее мыслях, чувствует ли их?

И по непонятному чудесному совпадению именно в тот момент, когда она задала себе этот вопрос, Стоунлей повернулся к Шарлотте и уже не сводил с нее глаз, пока Эмили не закончила петь.

О чем он думает? Испытывает ли те же чувства, что и она? Ей хочется быть с ним, видеть его, слышать его голос, чувствовать, как его руки обнимают ее. Безразличие лорда к тому, что из-за нее он стал объектом шуток, поразило Шарлотту больше всего. Лишь находящийся в согласии с самим собой человек мог с такой легкостью отнестись к насмешкам, обрушившимся на него буквально с той минуты, как он вошел в дом Гастингсов.

30.

На Брайтон спускались сумерки, и прохладный вечерний туман наползал с моря на Стейн. Шарлотта шла, опираясь на руку Стоунлея, но держалась настороженно. Что-то показалось ей не так в поведении лорда. Последние два дня Стоунлей как будто задался целью провести с ней и Генри как можно больше времени. Во второй половине первого дня он нанес Шарлотте «утренний» визит, а вечером танцевал с ней на балу в «Шип Ин». На следующее утро он заехал за Генри, прихватил Уильяма и Джорджа Гастингсов и отправился с ними купаться в море. А потом вся компания, к которой присоединилась и Шарлотта, позавтракала в «Касл Ин». Во время трапезы, к неописуемой радости мальчика, лорд со знанием дела рассказывал Генри о достоинствах каждой проезжавшей мимо лошади. А днем повез Шарлотту на прогулку к холмам. Путешествие они совершили в его парном двухколесном экипаже, черном и сверкающем.

И каждый раз они вновь возвращались к своей непринужденной манере общения, беседуя обо всем и ни о чем. Обсуждали достоинства идеалистических концепций мистера Брауна, связанных с пантизократией. Спорили, куда сначала полетит бьющаяся о стекло муха – к верхней или к нижней раме окна. Высказывали соображения по поводу управления имениями, рассуждали и о распределении обязанностей между дворецким и экономкой так, чтобы не обидеть ни того, ни другую. И совершенно неожиданно в течение этих двух дней Стоунлей вдруг замолкал на полуслове и смотрел на Шарлотту. И по выражению его лица она понимала, что, будь они одни, он снова поцеловал бы ее.

Забота и внимание, которыми Стоунлей щедро окружил девушку, свидетельствовали о том, что он полностью излечился от дурного настроения. И чем с большей нежностью относился он к Шарлотте, тем сильнее она начинала зависеть от его растущего к ней интереса.

Но сейчас, когда они неторопливо прогуливались по Стейну – полковник Гастингс и Эмили держались неподалеку, – Шарлотта почувствовала, что назревает неприятность, подобная той, что произошла у Уокера. На лице Стоунлея, как и тогда, появилось упрямое выражение, и он избегал смотреть на нее.

Шарлотте внезапно пришло в голову, что, возможно, иногда тот же недуг, что заставлял его сестру вести себя неприлично и опасно, овладевает им самим.

Он крепко сжал ладонь Шарлотты, замедляя шаг, точно так же, как в последний раз, когда они вместе гуляли по Стейну. Эмили и полковник ушли далеко вперед.

Когда же Стоунлей еще и умолк, Шарлотта решила узнать, что же произошло, и разрядить возникшее напряжение.

– Только не говорите мне, Эдвард, что у вас опять разлилась желчь, – предупредила девушка, желая вывести его из странного состояния, потому как посчитала его поведение причудой.

Остановившись, Стоунлей воззрился на нее, как если бы был крайне раздражен.

– У меня все в порядке. Тем не менее, буду крайне признателен, если вы ускорите шаг, приноравливаясь к моему. Мне не нравится плестись как черепахе.

– Черепахе? – отозвалась изумленная Шарлотта. – Ускорить шаг? Да я как раз пыталась подстроиться под ваш шаг.

– Что ж, вы ошиблись.

Множество клокочущих слов теснилось сначала в голове Шарлотты, потом поспешило на язык, но она все их удержала. Не стоит ссориться с ним. Усилием воли, усмирив свое негодование, она ответила:

– Если вы предпочитаете быструю ходьбу, буду счастлива составить вам компанию.

– Великолепно, – улыбаясь, сказал он и ускорил шаг.

Да как! К ужасу Шарлотты, ей скоро пришлось почти бежать, чтобы не отстать от него. Может, он все же сумасшедший, как Элизабет?

Наконец она вскрикнула:

– Хватит, Стоунлей! Это нелепо! Я не лошадь! Я женщина, и ноги у меня короче ваших.

Шарлотта остановилась на кирпичной дорожке, не обращая ни малейшего внимания на нескольких представителей высшего общества, с любопытством их разглядывавших.

Стоунлей повернулся к ней, его синие глаза сверкнули.

– Я прекрасно знаю, что вы не лошадь, но полагаю, вы недооцениваете свои возможности. Хотите сказать, что не желаете идти со мной?

Шарлотта перевела дух, озадаченно глядя на лорда.

– Ну? – поторопил он.

Его вид излучал высокомерие, и Шарлотта почувствовала нечто большее, чем досаду, ее душил гнев. Когда же он театрально скрестил на груди руки и нетерпеливо вздохнул, ожидая ее ответа, она дважды глубоко вдохнула воздух и внятно произнесла:

– Вы ведете себя грубо и сознаете это. Я не вполне понимаю, почему вы так поступаете, разве что хотите от меня избавиться. Если дело в этом, нет ничего проще. Если же вы предпочитаете извиниться…

– Извиниться? – не веря своим ушам, переспросил Стоунлей. – Я всего лишь спросил вас: «Хотите сказать, что не желаете идти со мной? « Вам следовало только ответить. Не могу понять вашей желчности.

– Моей желч… – Она остановилась, прежде чем два или три неподобающих леди слова сорвались у нее с языка. – Ясно, – наконец произнесла она. – Похоже, я совершила большую ошибку.

Стоунлей вздохнул с облегчением, не поняв, о какой ошибке сказала Шарлотта.

– Так-то лучше, – выговорил он, дерзко глядя на нее и не разнимая скрещенных на груди рук.

– Вы так полагаете? – весело спросила она. – Возможно, вы правы.

Повернулась и пошла прочь. К удивлению девушки, Стоунлей тут же ухватил ее за руку и силой заставил остановиться.

– Вы уходите? – ошеломленно спросил он. – Я вам не разрешаю.

– Не разрешаете? – удивленно переспросила Шарлотта. – У вас нет на меня никаких прав, лорд Стоунлей. И даже если были бы, я бы все равно ушла. Ваше поведение нетерпимо для меня.

– Вы не можете оставить меня стоять тут, как простолюдина.

– Да как вы смеете, – задохнулась Шарлотта. – Как вы смеете указывать мне, что делать и чего не делать, особенно если сами обладаете дурными манерами. Эдвард… нет, я отказываю вам в чести и дальше называть вас по имени. – И она продолжила более официально: – Лорд Стоунлей, спешу заметить, что простолюдин обошелся бы со мной с гораздо большим уважением, чем вы. Поэтому избавьте меня от заявлений, что ваш титул обязывает меня считаться с вашим жалким поведением, потому что я с ним не считаюсь… и никогда не буду!

Он хотел заговорить, но она надменно подняла руку.

– Ничего не хочу слышать, Стоунлей! А я-то недоумевала, почему вы с вашим воспитанием, состоянием и титулом не способны склонить ни одну из ваших знакомых дам к браку с вами. Теперь мне все понятно. Доброй ночи, сэр.

Шарлотта нашла наемную карету, которая могла доставить ее на Вест-стрит, и уехала.

Стоунлей позволил ей уйти. Его мысли сшибались друг с другом, не давая ногам сдвинуться с места. Он глядел вслед удаляющейся Шарлотте, долго оставаясь на том месте, где она его покинула. Лорду хотелось расхохотаться во весь голос. Знала ли она, какую иронию заключало в себе ее последнее замечание? Скорее всего – нет. Но в его памяти ее слова останутся как самое дорогое сокровище в его ухаживании за этой девушкой.

Стоунлей понимал, как серьезно скомпрометировал себя в ее глазах. Он тихонько присвистнул. Утром он надеялся восстановить ее доброе к себе отношение, хотя и сомневался, что она простит его легко. Не откладывая, он должен попросить у Шарлотты прощения.

Эта мысль заставила Стоунлея сдвинуться с места. Он пошел по Стейну, догоняя полковника и Эмили. Лорд улыбался. Уже много лет у него не было так легко на сердце. Он сделал глубокий вдох – ему хотелось кричать небесам, что наконец-то он нашел женщину, достойную каждой гинеи его состояния.

Сколько раз он проделывал то же самое с полными надежд юными леди, и они покорно следовали его желаниям. Мод Дансфолд просто бежала рядом, не желая идти ему наперекор, а леди Перселл расплакалась, думая таким образом разжалобить его.

За семь лет, прошедших со времени замужества Эмили, ни одна женщина не посмела противиться ему и не назвала его поведение так, как следовало, – неслыханным. Если Стоунлей и почувствовал угрызения совести, то быстро отмел их. В конце концов, он всегда сможет все объяснить Шарлотте, когда она выдержит третье и последнее испытание.

А до того ему предстоит узнать, сможет ли он убедить Шарлотту простить ему его жестокое обращение.

Солнечное утро. Шарлотта в уютной комнате городского дома ее отца с удовольствием попивала шоколад, сушила полотенцем волосы. Окно было открыто, и свежий морской воздух гулял вольготно, играя каштановыми прядями. Девушка сидела за квадратным столиком красного дерева, на нем – ваза с душистыми белыми розами. Комната была отделана просто – стены обиты светло-голубым узорчатым шелком, из этой же ткани и шторы. На окне ветер колыхал прозрачные муслиновые занавески. На стене напротив камина висела акварель с изображением панорамы Брайтона.

Шарлотта уже искупалась вместе с Генри в море. Мальчик не мог удержаться, чтобы не обрызгать сестру с головы до пят, особенно доставалось волосам. Но как ни удручала Шарлотту необходимость сушить их и заново делать прическу, она, как и Генри, привыкла к этому ежедневному ритуалу. Море влияло на нее благотворно, как и обещали стойкие приверженцы морских купаний.

Вначале ей хотелось заглушить болезненные воспоминания о своей ужасной ссоре со Стоун – леем, но, к своему удивлению, Шарлотта обнаружила, что совсем не чувствует себя спокойной и отдохнувшей. Няня взяла Генри на прогулку за город, Фиттл нагревала щипцы для завивки, а кухарка готовила свое знаменитое миндальное печенье – самое любимое лакомство Шарлотты. Поэтому девушка наслаждалась одиночеством и спокойно ожидала печенье, просматривая «Тайме». Чего еще может желать леди?

Она так увлеклась чтением, сушкой волос и чашкой шоколада, что не услышала суматохи в передней, пока шум не докатился до нее.

– Вот вы где! – провозгласил лорд Стоунлей, чуть не налетев на дворецкого, ворвавшись в комнату.

– Простите, мисс, – воскликнул Пакли, злобно глядя на лорда. – Я сказал ему, что вас нет дома.

– Что вы себе позволяете, Стоунлей? – начала Шарлотта, надежно обертывая вокруг головы полотенце и вставая со стула. Она с наслаждением помогла бы дворецкому отца вышвырнуть наглеца. – Как вы посмели войти в наш дом, не имея на то разрешения ни сэра Джона, ни моего? Или ваше самомнение не знает границ?

– Так я и думал, – произнес Пакли, потирая руки и готовясь к схватке.

Стоунлей отскочил от него и поднял кулаки.

– Я боксировал с Джексоном, – предупредил он, и глаза его полыхнули синим огнем.

– А я как-то выстоял раунд против Молино, – упрямо парировал Пакли.

– А, – удивился Стоунлей. – Талантливый был человек. Что ж, посмотрим, чему ты научился!

Мужчины начали медленно двигаться по кругу.

Им помешала опешившая поначалу Шарлотта:

– Прекратите, вы, оба! Ради Бога! Стоунлей, оставьте его… вы что, совсем сошли с ума? Пакли, будьте так любезны, покиньте комнату и закройте дверь… я разберусь с ним. И никому об этом не рассказывайте. Но, если через пять минут его светлость не уйдет, можете вернуться и выкинуть его в окно с моего благословения.

– Да, мисс Эмберли, – ответил Пакли, с видимым усилием беря себя в руки. Он почтительно поклонился девушке и бросил на Стоунлея убийственный взгляд.

Когда за дворецким захлопнулась дверь, первой заговорила Шарлотта.

– У меня еще не высохли волосы, а вы врываетесь в мой дом, словно имеете на это право… которого, безусловно, вам никто не давал! Я даже не могу представить, зачем вы пожаловали. Да будет вам известно, у меня нет ни малейшего желания говорить с вами! И позвольте предупредить – если вы пришли с каким-либо иным намерением, а не извиниться за свое ужасающее поведение вчера вечером, уходите немедленно!

Не успела Шарлотта сообразить, что он делает, как Стоунлей, обогнув столик, упал перед ней на колени. Движения его, стремительные и порывистые, заставили девушку отступить.

– Что вы делаете? – вскрикнула она.

– Простите меня, – взмолился Стоунлей. – Вы совершенно правильно угадали мои намерения. Я пришел смиренно просить у вас прощения.

Когда же Шарлотта, обеспокоенная его эксцентричным поведением, попятилась к стене, он на коленях последовал за ней, пока девушка в нее не уперлась.

– С моей стороны непростительно так обращаться с вами, Шарлотта. Не понимаю, что на меня нашло, словно какое-то безумие, как вы и сказали. Но клянусь, я осознал свою неправоту и жажду услышать, что вы меня прощаете. Только тогда я смогу восстановить свое здравомыслие.

Поскольку во время этого монолога Стоунлей обеими руками уцепился за подол желтого утреннего платья Шарлотты, то она уже не могла двинуться с места.

– Вы смеетесь надо мной? – спросила она.

– Нет, никогда, – ответил лорд, и его лицо смягчилось. – Умоляю вас, не думайте обо мне хуже, чем я есть, и найдите в своем сердце прощение, чтобы мы могли снова начать наши встречи. Как я уже говорил, я не могу объяснить, почему вчера вечером вел себя с вами столь зло. Я знаю только, что был не прав. Ужасающе не прав!

Глядя Стоунлею в глаза, Шарлотта не могла разобраться в себе, почему она все же верит ему. Полночи она волновалась и негодовала из-за его недостойного поведения и пришла к решению, что лорд не тот человек, с кем бы она хотела связать свою судьбу.

А теперь она совершенно сбита с толку и сердце бешено колотится у нее в груди, как всегда, когда он оказывается рядом. И снова у Шарлотты закружилась голова.

– Стараетесь казаться простаком, – отозвалась Шарлотта, улыбаясь и осмелившись провести пальцем по его щеке. – Знаю, что не должна, но прощаю вас.

Виконт только и ждал этих слов. Он отпустил платье Шарлотты, поднялся с колен и обнял девушку.

– Я заслужил каждое сказанное вами вчера слово. Простите меня, моя дорогая Шарлотта.

– Что вы сказали? – спросила она, желая снова услышать, как он с нежностью произносит ее имя.

Стоунлей приблизил свои губы к ее губам и повторил:

– Моя дорогая Шарлотта.

– О, – только и сказала она, и Стоунлей накрыл ее рот поцелуем.

Она обняла его за шею, тут же забыв обо всех печалях. Он крепче прижал ее к себе, и девушка подумала, что могла бы просто раствориться в нем навсегда.

Спустя некоторое время, показавшееся ей мгновением, Стоунлей отпустил Шарлотту и со всей серьезностью посмотрел ей в глаза.

– В следующую субботу я даю у себя бал. Вы приедете?

– Конечно, приеду.

– Вместе… вместе с вашим отцом, если он захочет.

– Я передам ему ваше приглашение, хотя у него могут быть уже назначены на это время другие дела.

Лорд ласково коснулся пальцами щеки Шарлотты, очертил линию подбородка.

– Каким бы нелепым ни показалось вам мое поведение сегодня, – с волнением заговорил он, – еще раз, чтобы вы знали – я сожалею о своем вчерашнем поведении… очень сожалею.

Шарлотта легонько коснулась его щеки.

– Я верю вам и обещаю простить вас, если вы дадите слово не вести себя столь дурно в будущем.

– Прежде я вырву свое сердце.

– Великолепно, – отозвалась она с улыбкой, – однако должна предупредить, что если вы этого не сделаете, то это сделаю я.

Эта угроза, едва ли подходящая для уст прелестной леди, почему-то привела лорда в восторг, и он снова захватил в плен губы Шарлотты, а она безропотно подчинилась.

Пакли стоял в коридоре и пристально смотрел на циферблат своих карманных часов. Едва только большая стрелка указала на нужное время, он захлопнул серебряную крышку и распахнул дверь.

Дворецкий открыл было рот, чтобы призвать лорда защищаться, когда понял, что ему вряд ли удастся выяснить, так ли уж хорош в бою Стоунлей, как тот похвалялся. Вид мисс Эмберли – с полотенцем на голове и в объятиях первого брайтонского щеголя – подействовал на Пакли удручающе, и он тихо удалился из комнаты Шарлотты.

Черт побери!

Так и не удалось развлечься хорошим кулачным боем.

31.

Всю последующую неделю Шарлотта прожила как в тумане. Дни ничего не значили – она ждала субботы и бала у Стоун-лея. Девушка знала, что ее имя склоняется во всех гостиных Брайтона, но ей не было до этого никакого дела! Она ощущала удивительную легкость на сердце, и если при ходьбе она еще касалась земли, то только потому, что не хотела улететь, не побывав у лорда.

Она любила его. Это всепоглощающее чувство налетело на нее, закружило, поглотило. Любовь пьянила, вызывая беспричинные слезы восторга, умиления, страдания.

Генри спросил сестру, не заболела ли она. Его смутили подозрительно блестевшие глаза сестры и яркий румянец на ее щеках.

Шарлотта подхватила его на руки и тискала до тех пор, пока он не начал безудержно смеяться.

Мисс Фиттлуорт очень беспокоилась за свою госпожу, ей казалось, что ее Шарли напрасно надеется на человека, которого не смогли склонить к женитьбе самые блестящие дамы.

Девушка только улыбнулась. Ее не волновало его прошлое. Лорд Стоунлей доказал ей свою любовь, а это все, что ей нужно.

– Он сказал вам, что любит вас? – с удивлением спросила мисс Фиттл.

– Ну, нет, не словами.

У мисс Фиттл перехватило дыхание.

– Вы позволили Стоунлею поцеловать вас? О, пожалуйста, мисс, скажите, что вы этого не сделали! О Боже, Боже. Вам не следовало принимать поцелуи за любовь. Мы мало говорили с вами о джентльменах, но вы должны знать, что они обожают этот вид общения для собственного удовольствия, разве не так?

Шарлотта рассмеялась, потрепала компаньонку по щеке и упорхнула из комнаты. Стоунлей наверняка целовал до нее многих женщин, но никакую из них так, как ее. Те его поцелуи ничего для него не значили. Она уверена!

Наступил день бала, и Шарлотта одна отправилась в экипаже отца в дом лорда Стоун-лея – Эшест. Хотя сэр Джон отказался сопровождать ее из-за ранее назначенной встречи, он пожелал ей всего хорошего и выразил надежду, что вечер пройдет прекрасно.

Шарлотта мечтательно заверила его, что так и будет, и села в экипаж. Мисс Фиттлуорт упаковала ее лучшее платье – бальный наряд из розового шелка и тюля, и девушка чувствовала себя принцессой, направлявшейся в замок к принцу. По прибытии в Эшест-холл платьем Шарлотты займется горничная, которую к ней приставят.

Два часа спустя экипаж обогнул поросший деревьями холм, и ее взору открылись владения Стоунлея. Шарлотта слышала, что дом лорда прекрасен, и знала, что Стоунлей – человек состоятельный, но оказалась не готова к встрече с представшей перед ней во всем великолепии усадьбой.

– О Господи, – потрясенно воскликнула она. – Я не думала…

Экипаж Шарлотты свернул на подъездную дорожку. Из остановившейся впереди элегантной кареты вышли лорд и леди Перселл. Лонгревзу не под силу было состязаться с Эшестом, а ведь Шарлотта считала, что дом барона несравненно красив. Как она ошибалась!

Пока экипаж мягко катил к парадному входу, Шарлотта пересчитала окна монументального здания в стиле ампир с крылатыми сфинксами и поняла, что в доме тридцать, а может, и сорок комнат для гостей. Боже милостивый!

Немного привыкнув к внушающему благоговейный восторг строению, девушка осмотрелась, переводя взгляд с густых, раскинувших ветвистые кроны лип вдоль подъездной дорожки на голубое озеро слева от дома, по которому плавали горделивые белые лебеди. В его неподвижной глади отражался храм в греческом стиле. В том, с какой продуманной небрежностью вокруг водоема были посажены кусты, хвойные деревья, были разбиты цветочные клумбы, Шарлотта узнала руку Рептона, как и в Лонгревзе.

Безмятежностью и красотой веяло от каждого уголка поместья.

Скоро Шарлотта переступила порог Эшест-холла и была сражена видом величественной двойной лестницы, ведущей наверх, как бы к застекленному куполу крыши.

– Эдвард, – восхищенно произнесла Шарлотта, когда он, крепко держа ее за руку, ввел в просторный холл. – Ваш дом – настоящее чудо. Эмберли-парк просто деревенский коттедж по сравнению с ним.

– Благодарю, – негромко произнес Стоунлей.

Шарлотта подняла голову и, глядя в его синие глаза, испытала прилив такого обожания, что и слова не могла вымолвить. Лорд, казалось, находился во власти таких же чувств. Он не сводил с Шарлотты глаз, губы его приоткрылись, словно он хотел что-то сказать ей, но не мог найти слов.

– Я рад, что вы приехали, – сказал он, наконец. – А теперь позвольте познакомить вас с моей экономкой, миссис Бернелл.

Стоунлей подвел ее к женщине в тугом, подходящем к случаю платье из черного бомбазина. Во всем ее облике сквозило что-то материнское, а фигура, как у большинства женщин средних лет, была полной и округлой. Седые, но все еще густые волосы собраны в высокий узел, который поддерживался гребнем. С шеи миссис Бернелл на серебряной цепочке свисали часики. Уверенность, присущая этой женщине, располагала к доверию.

На Шарлотту произвел впечатление прямой взгляд голубых глаз экономки.

Однако, оказавшись в обществе миссис Бернелл, Шарлотта уловила исходившую от нее некоторую сдержанность. Добрая женщина с готовностью отвечала только на все ее вопросы. Девушка испытывала неловкость: миссис Бернелл старательно воздерживалась от свободного разговора, когда он касался самой дорогой ее сердцу темы, а именно Эшест-холла. Шарлотта встречала отличных экономок, и всех их объединяло одно – любовь к дому, вверенному их заботам.

Миссис Бернелл провела Шарлотту в ее комнату, и девушка сразу же поняла, что это особенные покои. Она повернулась к экономке, не удержавшись от восклицания.

– Вы должны рассказать мне об этой комнате, потому что по изумительной позолоте и прекрасным гобеленам на стенах я вижу – с ней связано что-то значительное. Уверена в этом.

Заметив, с какой гордостью взглянула на нее миссис Бернелл, Шарлотта поняла, что не ошиблась. Экономка действительно любила Эшест-холл.

– Эта комната называется Спальней королевы. Сама королева спала в ней.

– Королева! – захватило дух у Шарлотты.

– Именно так, мисс Эмберли, – подтвердила экономка.

Она улыбнулась, в первый раз за все время, и между женщинами установилось некое понимание.

– Королева, – снова произнесла Шарлотта, потихоньку обходя царственную комнату. В глаза бросилась украшенная искусной резьбой и позолотой кровать с четырьмя столбиками. Над ней укреплен балдахин из красного бархата. По телу девушки пробежала дрожь, когда она представила Ее Величество и прислуживавших ей горничных, совершавших приготовления к ужину, балу, а затем и ко сну.

– Теперь я вас оставлю, мисс Эмберли. Вам будет прислуживать Кэтрин. Я сейчас ее пришлю.

Извлекая платье Шарлотты из дорожного сундука, Кэтрин воскликнула:

– Вы будете похожи на сказочную принцессу, мисс… Прозрачный тюль поверх розового шелка… как воздушно. Ну просто принцесса из сказки! А я уж постараюсь сделать вам прическу. Вот увидите!

Восторженность горничной оказалась заразительной, и Шарлотта загодя начала вертеться перед зеркалом. Кэтрин собрала каштановые кудри в мягкий узел на затылке, позволив локонам ниспадать мягкой волной. Легкая челка прикрыла лоб, а все волосы горничная увила золотыми и розовыми шелковыми лентами. Когда же Шарлотта надела платье, то увидела, что Кэтрин оказалась права – она действительно походила на сказочную принцессу.