Текст книги "Сорока"

Автор книги: Валентина Седлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Не сразу, но Сорока стала более спокойной, рассудительной. Она уже не рвалась куда-либо по первому зову, а сначала трезво взвешивала «за» и «против» намечающейся авантюры. Сорока сама удивлялась происходящим с ней переменам, поскольку считала, что в ее возрасте измениться уже невозможно, и нельзя сказать, чтобы они ее не радовали. Хотя иногда Ксении казалось, что она просто стареет. Или взрослеет. Это с какой стороны посмотреть. Хотя есть же такие строчки в одной из песен Митяева: «Повзрослеть за столько лет так и не смог, я от прочих умудрился лишь отстать». Так что, может быть, ей только казалось, что она изменилась.

Тренировки настолько увлекли ее, что даже в те дни, когда их не было, Ксения устраивала себе спортивные разминки, чтобы быть в форме. Да и было чему радоваться: талия стала просто осиная, а совсем еще недавно худющие руки и ноги приятно округлились мышцами. Сорока даже вспомнила танцевальную молодость и потихоньку повторяла дома движения из разных танцев, красуясь перед своим отражением в двери полированного шкафа. Пресс Ксения уже качала на равных с лучшими ребятами из секции, а отжималась от пола почти тридцать раз за один заход и останавливаться на достигнутом не собиралась. За одобрительный взгляд Берсерка или за похвалу старшего тренера она была готова вообще наизнанку вывернуться. Да и ребята, с которыми она тренировалась, окончательно признали ее своей и перестали сторониться или увиливать от работы в паре с Ксенией. Но самое главное, она перестала бояться мужчин из-за их перевеса в физической силе. Исчезла проблема, которая отравляла ей жизнь последние несколько лет. Теперь она запросто спарринговала с парнями и временами даже брала над ними верх (особенно над новичками). Хотя даже если она терпела поражение, то не воспринимала его как конец света или свидетельство собственной неполноценности. Просто еще один повод хорошо тренироваться, не более. Если раньше поднять руку на человека для нее было просто немыслимо, то сейчас она и не помнила об этой своей слабости.

А потом у Ксении появилось непреодолимое желание что-то кардинально изменить в своей жизни. Зная, что лучший способ избавиться от навязчивого желания – это его удовлетворить, начать она решила с гардероба. В тартарары полетели все старые и заношенные вещи, а также те, которые просто перестали радовать глаз. Затем настал черед косметики. Пересмотрев груду модных журналов и перепробовав множество стилей, Ксюша выбрала для себя имидж капельку мечтательной деловой женщины (минимум ярких цветов – подчеркнутая естественность во всем). Новый образ требовал новой помады, теней и кремов. Потратив на них чуть ли не половину своего месячного заработка, Сорока успокоилась, но ненадолго. Пока не решила обновить обувь. Когда же и с этим было покончено, Ксения заново переставила мебель на основе принесенного ей Берсерком руководства по фэн-шуй – восточному искусству организации жизненного пространства.

После того как Майка с Игорем наконец-то справили свадьбу, практически совпавшую по времени с Новым годом (кстати, Майка уже значительно пополнела там, где и была должна), девчонки сообща решили, что пришла пора поменять Ксении прическу, что они и осуществили, пересмотрев груду модных журналов и выбрав нужную модель. Теперь вместо скучного конского хвоста или старомодного пучка Сорока красовалась взлетающим при каждом движении облаком волос, которое, казалось, никогда не находится в покое. И всего-то было дел: хитрым образом укоротить хвост да хорошенько поработать над челкой и боковыми прядями! Плюс небольшое мелирование. Стригла и красила Ксению сестра Майки Оксанка. Она, правда, сначала долго отнекивалась, говорила, что боится что-нибудь испортить, но под совместным напором Майки, Ксении и Игоря в конце концов сдалась.

Майка, конечно, догадалась, в чем дело, и как-то раз, дождавшись, когда они с Ксюшей останутся наедине, спросила напрямик:

– Для своего сероглазого спецназовца стараешься?

– Почему ты так решила? Для себя.

– Да ладно тебе. Мне-то не рассказывай сказок, я тебя уже слишком давно знаю. Думаешь, что если станешь идеальной женщиной – мечтой поэта, то он быстрее тебе сдастся?

– Ну, не так грубо. Хотя, может быть, ты и права. Просто сейчас у меня появилось время, которое я целиком могу потратить на себя. Сделать то, что давно хотела, но до чего раньше все как-то руки не доходили. Знаешь, словно затишье перед… Даже не знаю, как сказать.

– Перед решающим объяснением?

– Ну, где-то как-то. Хотя тоже не совсем. Просто я хочу быть уверена, что выгляжу на все сто и делаю все правильно. Тогда во что бы наши отношения ни вылились, мне будет не так обидно, если что-то пойдет не так. Дэн уже дал мне многое, и даже если он уйдет, мне есть что вспомнить. Хотя, между нами, девочками, не представляю, что со мной будет, если он все-таки исчезнет из моей жизни. Он для меня сейчас тот самый «свет в окошке».

– Как-то пессимистично звучит. А ты что, больше не пытаешься форсировать события?

– Нет. Когда сам захочет определенности, тогда поговорим. А пока меня устраивают и такие наши встречи: тренировки, поцелуи в подъезде, чай на кухне, беседы на высокие темы.

– А почему поцелуи в подъезде, а не дома? Или так романтичнее?

– Да я просто неудачно выразилась. На самом деле он меня целует только при встрече и когда прощается. Не переходит каких-то более личных границ. Ну а я ему не навязываюсь, держусь в его ритме. Пусть определится сам.

– Странно, совсем на тебя не похоже.

– Да я сама на себя удивляюсь, не ты одна. И кроме того, я же сказала: пока устраивают такие встречи. А потом посмотрим.

– Слушай, а может быть, у него просто уже кто-то есть?

– Ты про что?

– Может быть, он так себя ведет, потому что не свободен? Ждет его где-нибудь в коммуналке сварливая жена с бигуди на голове и трое вечно орущих сопливых ребятишек. Вот он и отдыхает душой у тебя, а потом сваливает к ней.

– Так у него и кольца на пальце нет! Хотя это не показатель. Да нет, один он, это точно. Я бы сразу поняла, если бы у него кто-то был.

– Так уж и сразу?

– Да ладно тебе, ну даже если он женат, хотя я очень сильно в этом сомневаюсь, это разве что-то меняет? Что так мы просто друзья, что этак, как ни крути. Главное, мне с ним хорошо. Когда захочет о себе поговорить, тогда все сам и расскажет. Да и не женат он, это точно. Иначе бы не говорил о наших будущих отношениях да и намеки многозначительные не выдавал. Как тогда, в ресторане. Я его «смею надеяться» до сих пор слышу, можешь даже смеяться. А в душу к нему лезть, проверять его на правдивость я не собираюсь.

– Ну хоть настроение у тебя из-за этого не портится, это уже радует. Кстати, будешь Пашкиной крестной мамой?

– С большой радостью. Только, может, это не Пашенька, а все-таки Настенька или Оленька?

– Я сказала – Паша, значит, Паша. И никаких инсинуаций! А то тумака дам за сомнения! Или тебе моей интуиции мало? Тогда могу показания УЗИ притащить! Мальчик это, мальчик!

– Щас мужу твоему новоиспеченному пожалуюсь, что его свидетельницу притесняют, тумаками потчуют!

– Ах вот, значит, как! Игорек, меня обижают!

В комнату вошел Игорь, одетый в испачканный мукой передник, и ласково посмотрел на жену.

– Не кричи, рыбонька, а то даже маленького кусочка пирога не дам. Я и так у тебя на поводу иду, помогаю тебе врачей за нос водить. Вот Ксюша сладкое получит, ей диету соблюдать не надо.

– Так нечестно! Вы сговорились!

Ксюша наблюдала за перепалкой счастливых молодоженов и искренне радовалась за Майю. Игорь был красивым, представительным мужчиной, но (слава Богу!) совершенно не в ее вкусе. В последнее время она привыкла видеть вокруг себя накачанных представителей сильного пола, а всех остальных, включая несколько субтильного Игоря, воспринимала как отклонение от нормы, что помогало ей справляться с завистью, которая здорово донимала ее все последнее время в связи с замужеством подруги.

За окном разводил сырость месяц март, раздавался ор неугомонного кота, которого не могли заглушить даже проезжающие машины. Стервец явно наслаждался мощью своих легких и не собирался прекращать концерт. Работать не хотелось совершенно. Да и как таковой работы практически не было – так, повседневная текучка, не больше. Сорока, лениво почесывая карандашом за ухом, слушала завывания кота и машинально делала набросок кроны дерева, стучащего ей в окно, подумывая о том, как бы потактичнее смотаться пораньше домой.

– Занята?

– Да нет, Пал Палыч. Не особенно.

– Это хорошо. Какие у тебя планы на вторую половину дня?

– Честно говоря, ничего особенно. А что, опять какой-нибудь клубный концерт намечается?

– Не совсем. Вечернее платье есть?

– Разумеется, а что?

– Что-что. Быстренько дуй домой, переодевайся, наноси полную боевую раскраску и бегом обратно. Мой старый друг пригласил меня сегодня на юбилей своей компании, а приглашение на два лица. Так что давай собирайся. Немножко отдохнешь, да заодно поддержишь мой имидж старого ловеласа.

– А можно вопрос?

– Валяй, но быстро.

– Боевая раскраска а-ля женщина-вамп? И теней фиолетовых вокруг глаз побольше?

– Только попробуй, быстро смываться отправлю. Ты должна выглядеть на все сто, и это не просьба, а убедительная просьба. Считай – приказ. И вообще распоряжения начальства не обсуждаются. Еще вопросы есть?

– Никак нет, – бодро отрапортовала Сорока, впрыгивая в сапоги. Пал Палыч явно был в хорошем настроении, видимо, предвкушал, как проведет предстоящий вечер.

В последнее время между ним и Ксенией вообще возникли доверительные отношения, он часто рассказывал о своей семье, о детях и своей первой внучке, показывал семейные фотографии (вот уже пять лет он вдовел и все не решался привести в свой дом, где он счастливо прожил с женой больше тридцати лет, другую женщину). Часто спрашивал, как дела на личном фронте у Ксении, переживал, что она все еще изображает из себя амазонку, поддавшись тлетворному влиянию Анжелы, которая противоположный пол вообще терпеть не может, и давал полушутливые советы на все случаи жизни. Сорока очень ценила эти минуты неформального общения и даже специально завела на своем столе банку с любимым сортом кофе Пал Палыча. В принципе подхалимаж, конечно, ну и что! Что же касается его сегодняшнего приглашения, то Сорока уже не впервый раз моталась с Папой на подобные мероприятия, иногда даже умудрялась, что называется, между делом, договориться об интервью или даже целиком отписать материал, если для развлечения гостей приглашались какие-нибудь группы.

Дома она достала из шкафа свое недавнее приобретение, обошедшееся ей в весьма кругленькую сумму (весь гонорар за срочный перевод контракта и всей сопутствующей документации по заказу одного ее старого знакомого). Это было платье изумрудно-зеленого цвета, мягко обтягивающее фигуру, с глубоким декольте и очень длинное. Сорока влюбилась в него с первого взгляда, как только увидела в бутике на Новом Арбате. Оно переливалось всеми оттенками летних трав, а в вечернем свете экзотично поблескивало. Названия материала Ксения так и не запомнила, хотя продавщица повторяла его ей несколько раз. Ксения надевала платье всего раз, на Майкину свадьбу, и когда подруга его увидела, то единственное, что она сказала: «Ну, ты в нем прямо как Хозяйка Медной горы!», чем здорово обрадовала Ксюшу, которая в приливе чувств даже исполнила для подруги что-то вроде танца кобры перед заклинателем и здорово повеселила всех гостей.

Так, а что же делать с глазами? И с прической? Распущенные кудри сюда не пойдут. Значит, надо собрать волосы в ракушку и, так и быть, оставить свободными пару локонов, только завить их плойкой. Отлично, теперь макияж. Кисточки быстро летали туда-сюда, преображая лицо Ксении, слегка раскашивая на восточный манер разрез глаз, удлиняя и делая более объемными ресницы. Что же надеть из бижутерии? Наверное, вот этот комплект: серьги и колье из золотого и перламутрового бисера. Все, Хозяйка Медной горы готова к встрече со своими подданными. Хотя нет, последний хулиганский штрих: чуть-чуть брызнуть на волосы лаком с блестками. Вот теперь действительно все как надо!

К ресторану, где проводился юбилей, Ксения и Пал Палыч подъехали рано, в половине шестого. Немногочисленные пока гости еще только-только начинали подтягиваться ко входу, затягиваясь сигаретами и поругиваясь на мартовский холод и слякоть. У входа Сороку и Папу встретили, проводили до гардероба, указали, где будет проводиться основное торжество, и вежливо испарились, убедившись, что все в порядке. «Вышколенные мальчики», – автоматически отметила про себя Ксения, глядя на удаляющиеся спины обслуживающего персонала, пока Пал Палыч помогал ей снять пальто.

Войдя в банкетный зал, они смешались с толпой дефилирующих туда-сюда гостей, пробующих напитки, предлагаемые все теми же безмолвными мальчиками в шелковых жилетках. Папа выбрал себе полусухое белое вино, а Сорока предпочла мандариновый сок. Потягивая его, Ксения почувствовала, как предательски начала гудеть голова и стали путаться мысли. Подчеркнуто роскошное убранство ресторана, все в золотых и красных тонах, вызывало просто физическое ощущение нехватки воздуха. С другой стороны, Сорока знала, что минут через пятнадцать все пройдет: она привыкнет к обстановке и перестанет ее замечать. А пока надо просто ровно дышать и даже не пытаться что-либо сделать со своим приступом клаустрофобии. Хорошо, что забыла дома диктофон, все равно бы работы в такой обстановке не получилось.

– Эй, ты чего? Тебе нехорошо? Даже под румянами видно, как ты побледнела!

– Да нет, Пал Палыч, все в порядке. Просто голова чуть-чуть закружилась. Сейчас пройдет.

– Ну смотри, если что, ты мне сразу скажи.

– Хорошо, обязательно скажу.

В этот момент к ним подошел улыбающийся седой человек.

– Паша, ты все-таки решил доставить мне удовольствие лицезреть твою хитрую физиономию! Вот это самый лучший подарок, который я только мог сегодня получить!

– Борис, сколько лет сколько зим! Как я мог не воспользоваться такой возможностью попить хорошего вина за твой счет? Помнишь, как мы тогда, у Валерки на даче, чудили? А Дашку помнишь? Уже трижды бабушка! Да и у меня внучка подрастает. У-у, чертяка! Как ты вообще докатился до жизни такой?

– Ну, не сразу. Сегодня первые десять лет нашей компании отмечаем, а что мы за это время пережили… Кому рассказать, на кучу детективных романов бы хватило. И с рэкетом боролись, и конкуренты нам палки в колеса будь здоров вставляли. Ничего, пробились. А что это за очаровательная барышня рядом с тобой? Не познакомишь?

– А это моя коллега по работе, наш музыкальный редактор Ксения.

– Весьма польщен! Мадемуазель, вы – неотразимы! Пашка, я всегда восхищался твоим вкусом. Так, идемте скорей со мной, там в большом зале накрыты отдельные столы. Я хочу, чтобы вы сидели за нашим столом, вместе со мной, а то мальчики-официанты еще предложат вам, чего доброго, место где-нибудь в углу. Тогда не сможем поговорить как следует. – И Борис, вклинившись между Пал Палычем и Ксенией, буквально потащил их за собой, крепко сжав их руки своими ладонями, сухими и горячими.

«Ну и ну, – только и подумала Ксения, едва успевая переставлять ноги в туфлях на высоченных каблуках и огибать столы, стулья и косяки дверей. – Его бы энергию, да в мирных целях!»

То, что было дальше, Ксении запомнилось смутно. Они сидели рядом с Борисом, как поняла Сорока, – главой консалтинговой фирмы. Он то и дело отвечал на поздравления, подливал всем вина, перебрасывался шутками с Пал Палычем. Ксения с дежурной вежливой улыбкой подавала в нужный момент свои реплики, выслушивала воспоминания старых друзей, смеялась вместе со всеми, но, честно говоря, откровенно скучала и ждала, когда можно будет под благовидным предлогом улизнуть домой. Вся эта суета порядочно утомила ее, но обижать Пал Палыча тоже не хотелось. Борис то и дело поглядывал на часы, видимо, ждал кого-то, потому что часто бросал взгляд в сторону дверей. Сороке же казалось, что время назло ей остановило свой бег. Ее бледность сменилась лихорадочным румянцем от выпитого вина, и Пал Палыч окончательно успокоился на ее счет. Пару раз Сороке казалось, что она видит знакомые лица, но в такой ситуации ей мог показаться знакомым любой человек. От нечего делать Ксения налегла на виноград, давно уже манящий ее своими сочными ягодами, и совершенно отключилась от происходящего.

– Ну наконец-то! – вдруг раздался радостный голос Бориса. – Я уже начал бояться, что что-то случилось! Все в порядке?

– Да ничего особенного, Борис Михайлович, просто машина, как всегда, не вовремя встала, пришлось с ней немножко повозиться. Пока с Сашей неполадки устранили, пока руки отмыли да переоделись…

– Друзья мои! С радостью представляю вам мою, не побоюсь этого слова, правую руку: заместителя по хозяйственной части и начальника нашей службы охраны Дениса Соболева! Если бы не этот молодой человек, боюсь, сегодняшний праздник мог бы просто не сложиться! Буквально несколько месяцев назад на нас было совершено нападение, и если бы не Денис, фирма понесла бы ущерб гораздо больший, чем искореженная дверь и пара разбитых стульев!

Сорока медленно подняла глаза, и тут ее словно ударило током. На нее в упор, не мигая, смотрел Берсерк. Одетый в превосходный костюм из тонкой шерсти, в ослепительно белую рубашку с бабочкой, совершенно не похожий на того лесного «спецназовца», но это был он! Похоже, что и для него было большим сюрпризом встретить здесь Сороку.

– Добрый вечер, – сказал Денис, но глаза его все так же неотрывно смотрели на Ксению. Окружающие почувствовали, что пауза несколько затянулась, и стали недоуменно переглядываться. Борис уже хотел о чем-то спросить своего зама, но тут к столу подошел еще один человек.

– Добрый вечер! Борис Михайлович, извините за опоздание, но мы и так изо всех сил старались побыстрее все закончить. Со… Ксюша, здравствуй. Вот это неожиданность!

– Да, Саша, я тоже не ожидала встретиться здесь с вами, – с трудом подбирая слова, ответила Ксения, переводя взгляд то на Дениса, то на Свояка.

– Ребята, подсаживайтесь к нам. Я попрошу персонал, чтобы они поставили вам стулья. Не думаю, что нам будет тесно, – засуетился Борис.

Действительно, через минуту стулья уже были принесены, вновь прибывшие рассажены, причем Денис оказался рядом с Сорокой. Она сидела как на иголках, колено Дениса было тесно прижато к ее ноге и вызывало противоречивые чувства: от дикого восторга до желания немедленно разобраться во всем происходящем. Судя по всему, Денису тоже было несладко: он сидел неестественно прямо, предупреждал каждое желание Ксении и молчал. По крайней мере ничего, кроме дежурного обмена репликами с соседями, Сорока от него не услышала. Когда эта пытка застольем стала совсем невыносима, на их счастье, заиграла музыка, начались танцы. Сорока и Берсерк буквально выпрыгнули из-за стола и убежали на площадку для танцев. Пал Палыч и Борис им вслед только обменялись удивленными взглядами.

– Так вот ты, значит, какой, – произнесла Ксения сквозь зубы, стоя в обнимку с Дэном, натянутая как струна, и изображая вместе с ним для окружающих медленный танец, – начальник охраны, заместитель по хозяйственным делам. А я почему-то считала тебя кем-то попроще, если так можно сказать, думала, ты человек подневольный. В тебе чувствуется хороший исполнитель, это меня и обмануло.

– Ты же никогда не спрашивала, кто я.

– Я думала, что ты не хочешь о себе ничего рассказывать, и ждала, когда же ты поймешь, что мне можно доверять.

– Разве дело в доверии? Я считал, что тебе это просто неинтересно.

– Неинтересно! Мне!!! Как ты мог так про меня думать! Вот говорят, что у мужчин мозги совершенно по-другому устроены, чем у нас, только лишний раз в этом убедилась. Надо же придумать такое!

– Ну теперь ты знаешь, кто я. Что-то от этого изменилось? Или, может быть, моя профессия тебя серьезно разочаровала? Или боишься потерять в глазах окружающих свой имидж богемной девушки, связавшись с таким, как я?

– Не знаю! Я вообще ничего теперь не знаю! И вообще, кто я для тебя?

– Не понял?

– Да все ты понял, все! И профессия твоя тут ни при чем абсолютно. Не уходи от ответа, я больше не могу жить в этой неопределенности. Ведем себя, как брат и сестра, ей-богу! Вместе на тренировки, потом чай с мятой, поцелуй в щечку – и бай-бай. А куда ты потом едешь, чем ты живешь, о чем думаешь?

– Ты действительно хочешь это знать?

– Да, хочу, и немедленно.

– Тогда поехали.

– Сейчас?

– А чего ждать?

И Берсерк, сказав пару слов Борису, увлек Сороку за собой из зала. Борис поманил к себе Сашку Свойского, через минуту к ним присоединился Пал Палыч. Закончив допрос минут через пять и отпустив красного как рак Сашку, старые друзья многозначительно улыбнулись друг другу, а затем продолжили застолье.

Сорока вместе с Денисом вышла на улицу, подождала пару минут, пока Дэн подгонит к выходу роскошный «опель-фронтеру». Уже в салоне машины она с язвительной ноткой осведомилась:

– «Уазик» у тебя тоже для пущей конспирации? Чтобы был меньше похож на начальника?

– Отнюдь. «Опель» числится за фирмой, и его обычно водит и обслуживает Сашка, он у нас работает личным водителем у высшего руководства. Я же его беру по мере необходимости. А «уазик» – мой собственный. Люблю я эту марку, что поделать!

Больше до дома, где жил Берсерк, они не обменялись ни словом. Сорока вся кипела изнутри и даже самой себе не могла объяснить, почему она так взъелась на Дениса. Поэтому она мрачно наблюдала за мелькающей дорогой и пыталась взять себя в руки или по крайней мере просто успокоиться. Сказать по правде, получалось это у нее весьма неважно. Она панически боялась тех откровений, что сейчас могла услышать от Дениса (да еще Майка, будь она неладна, с ее предположениями о трех сопливых детях и жене в бигуди!).

Ехать пришлось больше получаса. Жил Берсерк на Юго-Западе, в районе Битцевского парка, рядом с Кольцевой автодорогой. Панельный дом, очень напоминавший Ксюше ее собственный, стоял вплотную к кромке леса, поэтому в темноте выглядел немножко мрачно (в лесопарке, как всегда, не горели фонари). Продолжая хранить молчание, они поднялись на двенадцатый этаж. Дэн открыл дверь, предложил Ксении тапочки (весьма своевременно, между прочим, поскольку от ходьбы на шпильках ноги уже просто одеревенели и окоченели, а переодеться обратно в сапоги Сорока просто не успела ввиду быстрой эвакуации из ресторана). Когда пальто Ксении отправилось в стенной шкаф-купе, Берсерк сказал:

– Располагайся, отдыхай, я вернусь минут через пятнадцать. – И ушел.

Что ж, неясно, что он затеял, но его временное отсутствие Ксении только на руку! Она, еще раз убедившись, что в квартире больше никого нет, зажгла везде свет и отправилась на экскурсию. Первым делом она обследовала ванную комнату, поскольку давно убедилась, что ничто так не выдает тайну совместного проживания, как ее содержимое. Да, кроме мужской парфюмерии, на полочках ничего не было, даже зубная щетка и то красовалась в стаканчике в гордом одиночестве. Ну ладно, хотя до конца еще не убедил. А что творится на кухне? Так, обычный набор круп, хотя и весьма небольшой. Ого, сколько полуфабрикатов! А соусов! А что у нас с чаем и кофе? Упс, и то, и другое на донышке – типично мужское разгильдяйство.

Настроение Ксюши неуклонно поднималось. Уже гораздо веселее она прошла в комнаты (жил Берсерк в трехкомнатной квартире). Странно, оформлены комнаты были совершенно по-разному. Гостиная выглядела весьма традиционно, если не считать навороченного музыкального центра, занимавшего вместе с колонками почти полстенки. Вторая большая комната, видимо, служила хозяину кабинетом и немного спортивным залом: компьютерный стол, заставленный оргтехникой и опутанный паутиной проводов, множество светильников на гибких кронштейнах, книжные полки и ряды дисков и кассет, боксерская груша на растяжках, в углу примостились гантели. А вот третья комната… С потолка свисала странная конструкция из веревок и нарочито грубо сколоченных крест-накрест досок, покрашенных морилкой, служивших основанием для самодельных жестяных плафонов, из которых струился мягкий свет. Вся мебель была самодельная, особенно приковывал к себе внимание журнальный столик, основанием которого служило огромное корневище, отполированное до блеска и покрытое лаком, а столешницей – спил весьма древнего, если судить по многочисленным кольцам, дуба. Табуретки были выполнены в том же стиле, но выглядели очень разномастно: одна высокая, вторая приземистая и широкая, третья вообще оказалась не табуреткой, а стулом. На полках строили рожи веселые чертенята и прочая лесная нечисть, сделанная из каких-то шишек, веточек, косточек, спичек, желудей и прочего подобного добра. И свечи. Море свечей во всевозможных плошках, стаканах, облитых разноцветным воском бутылках. Свечи восковые и парафиновые, тонкие и толстые. На полу лежал ковер абстрактной расцветки с очень густым и длинным ворсом. Приглядевшись к нему повнимательнее, Сорока так и ахнула: ковер определенно был самодельным, изготовленным с помощью специальной полой иглы.

Вернувшийся с огромным пакетом Берсерк (на неделе он был сильно занят, готовясь к празднованию юбилея фирмы, поэтому немного упустил из-под контроля содержимое холодильника) быстро разделся. Оставив пакет в кухне, он прошел в комнату, где Сорока, как завороженная, продолжала рассматривать обстановку, находя для себя все новые и новые диковинки вроде малахитового лягушонка или охотничьего ножа с настоящим дамасским клинком:

– Почему-то так и думал, что обнаружу тебя именно здесь.

– Ой, ты меня напугал! Я даже не услышала, как ты вошел.

– Ну как, нравится?

– Очень. Это все ты сделал?

– В основном. Многое друзья подарили, когда узнали, что я задумал. Кое-что купил на распродажах. Некоторые вещи достались от родителей.

– А почему столько свечей?

– Очень люблю смотреть на живое пламя. Особенно когда на душе тяжело или просто устал настолько, что ничто уже не радует. Тогда прихожу сюда, зажигаю все свечи и сижу.

– Просто сидишь?

– Да. И ни о чем не думаю. А потом наступает момент, словно толчок какой-то изнутри: все, кончай сидеть, иди и твори. Знаю, звучит как-то с пафосом, но это именно так, по-другому и не скажешь.

– И что, идешь и творишь?

– Ну, примерно так. На худой конец, просто разминаюсь по полной программе: отжимаюсь, работаю с грушей. Потом иду в ванную и смываю трудовой пот. Это особенно помогает снимать злость. Так что рекомендую на будущее.

– А спишь ты где?

– Обычно в большой комнате, но когда приходят гости и остаются на ночь, бывает, что и здесь, прямо на ковре. Подушку под голову, спальник сверху, и все.

– Сквозняков не боишься?

– В этой комнате их не бывает. Здесь стеклопакеты везде.

В этот момент у Сороки затрезвонил пейджер. Она бросилась к своей сумочке, быстро прочитала послание. На ее лице появилось выражение легкого недоумения, потом Ксению бросило в краску. Берсерк хотел спросить ее, все ли в порядке, но в этот момент завибрировал его сотовый. Прочитав CMC-сообщение, он только сказал: «Вот, значит, как». И, улыбнувшись краешком губ своим мыслям, отложил телефон.

– Солнышко, ты о чем-то хотела меня спросить, не так ли?

– Да.

– Думаю, что момент настал. Спрашивай.

– Я еще раз повторяю свой вопрос: кто я для тебя?

– И как ты хочешь, чтобы я ответил?

– Это ты сам решай. Главное, чтобы честно.

– Боюсь, если я буду предельно откровенен, это может тебя испугать.

У Сороки внутри все сжалось. Сейчас она услышит то, чего так боялась все это время! Что он, конечно, ее уважает, но вместе они быть не могут, потому что (нужное вписать), поэтому давай просто останемся друзьями… Ничего, она справится с этим. Не в первый раз. А такая неопределенность ее скоро совсем сведет с ума, поэтому хватит: карты на стол! И она, собравшись, подняла глаза и посмотрела на Берсерка в упор.

– Я готова к твоим откровениям. Слушаю внимательно.

– А можно, я не буду ничего говорить, а просто покажу?

– Попробуй.

– Обещай мне только одно, что не обидишься на меня за это.

– Нет, я на тебя не обижусь.

– Точно?

– Я же сказала! Точно! Делай что угодно, но я хочу знать правду и не обижусь на тебя, когда все узнаю. Удовлетворен?

– Да, вполне. Ну, смотри…

Берсерк подошел к Сороке вплотную, провел ладонью по ее лбу, щеке. А потом внезапно привлек к себе и поцеловал. Поцеловал так, что Ксении показалось, что еще немного, и сердце в ее груди просто взорвется. Или остановится. Так он ее не целовал никогда, даже тогда, в палатке. Страстно, неистово, жадно. Словно в нем до поры до времени дремал тщательно скрываемый ото всех зверь, который сейчас проснулся и вышел наружу. Его руки крепко обнимали Ксюшу, гладили ее по спине, по волосам. Чувствуя, как женщина отвечает ему, Берсерк все с той же животной страстью стащил с нее платье, освободил от последних остатков одежды. Ксения помогла ему расстегнуть рубашку, освободила из плена брюк. И они сплелись в древнем танце любви, вечном, как сама жизнь.

Когда все было кончено, Берсерк ласково отер пот со лба Ксюши. Она открыла глаза, улыбнулась, а потом рассмеялась.

– Ты чего, солнышко?

– Щеголяем в костюмах Адама и Евы, но часы не сняли. Дети цивилизации!

Тут расхохотался и Берсерк. Потом с напускной серьезностью снял с себя «Касио», после расстегнул браслет Ксюшиного «Ролекса». Отодвинул часы подальше и шальным взглядом исподлобья посмотрел на Ксюшу. Она ответила ему не менее озорным взглядом. И они снова набросились друг на друга.

Где-то через час, пресыщенные и усталые, они плескались в ванне. Денис мягко массировал Ксюшину спину, а она играла с душем и взбивала из шампуня роскошную мыльную пену. Дэн ввиду ограниченности объема ванны то и дело менял позу, чтобы не затекли ноги, и наконец просто положил правую ногу на бортик. Ксюша потерлась о нее щекой, и тут ее что-то словно кольнуло изнутри. Что-то здесь было неправильно. Она повернулась и еще раз внимательно посмотрела на ногу Дениса. Вся голень была изборождена бугристыми шрамами. Сорока провела рукой по левой ноге Берсерка. Здесь шрамов было значительно меньше, но они тоже были! Тогда она повернулась лицом к Денису и душем смыла пену с его груди. Там тоже виднелись черточки шрамов. Ксюша вспомнила, что уже видела их один раз: тогда, когда он приехал к ней ночью, но ей ни до чего не было дела в тот момент, поэтому она как-то не обратила на них особого внимания.

– Денис, милый, что с тобой было? Что это?

– Это объяснение тому, почему я теперь на гражданке, а не в армии.