Текст книги "Берег загадок"

Автор книги: Валентин Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

III

Вечером на Амударью, на ее прибрежные равнины, поросшие саксаулом, тамариском , камышами, на дженгели и песчаные острова и, конечно же, на хижину бакенщика навалилась липкая духота. Днем было очень жарко – овцы в загоне дышали, словно меха надувая бока. Куры копались в навозе сонно, с раскрытыми клювами. А вечером, когда должна была прийти прохлада, вдруг опустилась с небес эта несносная духота.

Довран вынес из хижины кошму, бросил ее на крышу, затем туда же закинул подушку – решил спать под открытым небом. Отец расположился на тахте. Перед сном он разделся до пояса, полил себе на голову и плечи водой, чтобы не было душно. Довран тоже вылил на себя целое ведро теплой, отстоявшейся за день воды и взобрался на крышу.

Он лег на спину и стал смотреть на загорающиеся в небе звезды. Довран смотрел и думал: сколько же до них километров? Интересно, если бы можно было плыть по небу, как по реке, то смог бы он, Довран Клычдурдыев, добраться до них. Вразмашку или по-собачьи, конечно же, не доплывешь. Но если лечь вот так, как сейчас, на спину, то доплыть можно. Он думал и прислушивался к чему-то. Ему казалось, что звезды шуршат, как ячмень в мешке, когда его высыпаешь в кормушку курам. Но это шуршали камыши на ветру. Когда теплый удушливый ветер усилился, то шуршание стало еще более выразительным, и Довран догадался – шуршат камыши. А потом и течение реки стало слышнее: как будто бы гул из-под земли вырвался и заполнил все вокруг. А вот и звуки пионерского горна донеслись из лагеря. Довран подумал: это, конечно: играет Генка, и с гордостью улыбнулся.

– Сынок, ты не замерзнешь там?! – окликнул Доврана отец. – По-моему, ветер усиливается, и дождем в воздухе пахнет– Может быть, спустишься на тахту?

– Нет, папа, я здесь буду спать! – отозвался Довран.– Здесь лучше.

Довран вновь вперил взгляд в далекие звезды и незаметно уснул. Проснулся он среди ночи от яркого высверка молнии и прокатившегося по небу грома. Надвигалась гроза. Наползали тяжелые волглые тучи с юга. В темноте их не было видно. Но молнии, сверкая на горизонте, высвечивали темную завесу. Гроза приближалась быстро – ее гнал налетающий порывами сильный ветер. Довран подумал: надо слезть с крыши и сбросить кошму с подушкой, но властная, приближающаяся сила ненастья удерживала его. Доврану хотелось увидеть – как пронесется над его головой гроза. Он испытывал некоторый страх перед вспышками молний и раскатами грома, но все же любопытство было сильнее страха. Внезапна с реки донесся гудок теплохода. Сначала один, а потом несколько гудков подряд.

– Папа, вставай! – крикнул Довран, свесившись с крыши. – Пароход идет, как бы на мель не сел!

– Слышу, сынок, слышу, – недовольно проворчал Клычдурды-ага. – Эти речники специально проплывают мимо нас в такое время, когда – или несчастье над головой, или половодье. Боюсь, как бы не снесло их на мель. Кажется это «Ашхабад» плывет, а на нем капитан – совсем еще мальчишка.

– Тебе помочь? – спросил Довран. – У тебя фонарь в порядке?

– В порядке, – отозвался уже из хижины Клычдурды-ага. Он там, кряхтя и поругиваясь, надевал резиновые сапоги.

– Папа, дождь пошел! – с испугом объявил Довран, почувствовав как ему на плечи упало несколько крупных капель.

– Слезай с крыши – иди в комнату! – строже проговорил отец и зашагал со двора.

Довран слышал, как отец спустился к воде, завел моторку, и она, надрывно гудя, помчалась против течения, в ту сторону, откуда время от времени доносились гудки.

Дождь между тем пошел чаще, и черная огромная туча, начиненная огненными стрелами молнии совсем подобралась к хижине бакенщика. Вот опять раскатисто, словно предупреждая о беде, прокатился по небу гром. И вдруг дождь неимоверной силы обрушился на крышу. Довран вскрикнул, сбросил с крыши на тахту кошму и подушку, и сам начал спускаться. Он наступил босой ногой на гребень дувала, и было такое ощущение, словно он вляпался в грязь – в какие-то полминуты дувал намок и оплыл под грозовым водопадом. Спрыгнув во двор, мальчик вбежал в комнату и остановился у порога, наблюдая за буйствующей силой природы. Молния сверкала беспрестанно. Беспрестанно гремел гром, и дождь все лил и лил, как из ведра. Любопытство Доврана к разыгравшейся грозе постепенно сменилось тревогой и боязнью – как бы этот проливной дождь не размыл хижину и не унес ее в Амударью, – тогда и жить будет негде. Разве что, можно будет скрыться в пионерлагере. Там можно в палатке поставить еще одну кровать и спать на ней. Можно и отцу в палатке пионеров ночевать. Надеть ему на голову белую панаму, на шею – красный галстук. Только бородатый он... Если бы сбрить бороду!

Постепенно ливень стал ослабевать. Туча ушла в низовье реки, и гром стал чуть-чуть потише. А когда стало еще тише – Довран услышал отдаленный собачий лай. Мальчик прислушался, но никакого лая больше не услышал: решил, что ему почудилось. Лег спать, постелив кошму у самого порога. Но уснуть уже не мог – пронесшаяся гроза разогнала весь его сон, да и об отце все время думал Довран, и о пароходе.

Клычдурды-ага вернулся на рассвете. Промокший до нитки, он повесил на гвоздь под потолком фонарь, сбросил с себя' зюйдвестку, затем бязевую рубаху, сапоги, брюки и остался в одном нательном белье. Но и белье было мокрым.

– Ну чего там? – спросил Довран, пока отец раздевался.

– Вода прибывает, сынок, – не сразу отозвался Клычдурды-ага.– Столько воды с неба пролилось, что всю долину затопить может.

– А пароход?

– Парохода не было. Это был теплоход «Ашхабад», как я и предполагал. Их чуть не вынесло на мель. Я помог им – теперь они в безопасности. Достань-ка мне из сундука сухие штаны и рубаху.

Довран проворно выполнил отцовскую просьбу, Отец переоделся и вновь удрученно сказал:

– Да, сынок, вода прибывает. Я думаю, не залило бы низину. Если зальет, то и хлопковые поля, и сады окажутся под водой.

– Можно, я пойду посмотрю?

– Увидишь еще – подожди хоть солнце взойдет.

– Нет, я пойду посмотрю! – настоял на своем Довран и выбежал со двора.

Спускаясь к реке, он видел поднимающийся из-за горизонта огненный диск солнца и всю равнину, залитую водой и алой краской солнечного восхода. Это было величественное, но тревожное зрелище. Довран почувствовал, как тяжело ему дышится. И вместе с навалившейся тяжестью пришла пугающая мысль: «А как же мой падишах?!» Довран посмотрел в ту сторону, где за косогором и излукой находилось его «волшебное царство» и тотчас принял решение: надо поскорее идти к падишаху.

Как всегда, Довран был только в одних трусах. Его немножко знобило от утренней свежести и тревоги. Скрестив руки и поеживаясь, он направился в сторону баржи, поднялся на косогор и удивленно ойкнул. Камыши, через которые он всегда ходил, были залиты водой. Вода, затопив их, подобралась к подножью барханов, на которых росли саксауловые кусты. Пришлось вновь образовавшийся залив обойти справа, по саксаульнику. Но когда Довран опять вышел к реке, к тому месту, где должна быть старая баржа, то не увидел ее. Все тут залило водой. И на месте баржи, гибельно завывая, суетилось какое-то чудище. Довран поначалу испугался, отступил даже: «Может, это и есть настоящий аждарха!» Но приглядевшись узнал завхозовского пса Глупыша. Пес был по самые уши в воде, скулил и завывал, но никак не мог выбраться из воды. А вода поненмогу прибывала. Довран окончательно освоился в необычной обстановке и поманил собаку:

– Глупыш! Глупыш! Ну, иди скорее ко мне!

Увидев мальчика, спаниель забултыхал лапами и еще сильнее затявкал, с подвывом, жалуясь на свое бедственное положение.

– Глупыш, что с тобой?! – не на шутку испугался Довран и пошел к нему, осторожно ступая по разлившейся воде. Сначала она была по щиколотку, но потом дошла до колен и даже до бедер.

Чем ближе Довран подходил к собаке, тем больше убеждался, что она за что-то зацепилась и никак не может выбраться. «Наверное, зацепилась за баржу!»– смекнул мальчик. Но как сюда попал Глупыш?»

– Иди ко мне, иди ко мне, Глупыш, – ласково приговаривал Довран, ступая по дну и погрузившись уже по самую шею в воду.

Пес держался на плаву, и вероятно уже давно. Он уже выбился из сил, бултыхая беспрестанно лапами. И хотя лапы у него перепончатые, как у утки, мог бы плавать дольше другой собаки, но устал Глупыш, оказавшись в воде может быть еще ночью. Поднырнув, Довран высунул голову возле самой морды Глупыша и дотронулся до ошейника. Ощупывая ремень, коснулся цепи, которая свисала с ошейника и тянула Глупыша вниз. «Да это же наша цепь, которую вчера...» – догадался Довран-Мальчик, нажав на пружинку, отделил цепь от ошейника и, таща ее за собой по дну, поплыл, а потом пошл к берегу. Глупыш, повизгивая поплыл за ним и, первым выскочив на берег, радостно залаял и закружился волчком, выражая самую искреннейшую благодарность своему спасителю. Едва Довран вышел из воды, как Глупыш с той же радостью бросился к нему и, повизгивая и жалуясь, принялся лизать руки и ноги. А Довран гладил спаниеля, смотрел на прибивающую воду и приговаривал улыбаясь:

– Дурачок... Как ты оказался на цепи? Еще бы час, а может и меньше, и утянула бы тебя цепь на дно... Захлебнулся бы ты, Глупыш...

И вдруг мальчика осенило:

– Ба, да ведь тебя посадили на цепь сторожить мое волшебное царство! Генка, Бяшим и Аннагозелька тебя посадили! Правильно я говорю?

Глупыш, немножко успокоившись, продолжал повизгивать и уже поглядывал в сторону пионерлагеря. Вот он, словно из-извиняясь за то, что ему пора бежать к своему хозяину, тявкнул еще разок, другой и скрылся в саксаульнике. Довран не стал его останавливать. Усевшись на песок, он смотрел на разлившуюся воду, на другой берег реки, где уже не было видно земли, а сверкала на солнце сплошная вода, и с досадой думал о своих друзьях. Думал, пожимал плечами, хмыкал и выражал свои мысли вслух;

– Надо же... А еще друзья называются! Почему они без меня Глупыша привели сторожить волшебное царство! Цепь прицепили к барже – кое-как отцепил. А самое главное посадили Глупыша сторожить падишаха и спят себе спокойно. Тут потоп – весь мир вода заливает, а они спят в своих палатках! Еще немного – и погиб бы Глупыш! Хорошенькая игра, ничего не скажешь!

Доврана все больше и больше разбирала обида на своих друзей, и он решил идти к ним в лагерь и высказать им все. Поднявшись, он повесил цепь на плечо и зашагал к карагачевой роще, где стояли палатки.

Довран уже подходил к синей разрисованной арке у входа в рощу, когда навстречу ему, таща Глупыша за уши, попались Генка и Бяшим.

– Да вы что! Вы что делаете с Глупышом! – возмутился Довран.– Да он же...

– Ай, дрянь вислоухая! – издевательски хохоча, заговорил Генка. – Мы его сделали Цербером, посадили сторожить волшебное царство, а он порвал цепь и сбежал...

– Отпустите его! – вне себя крикнул Довран. – Как вам не стыдно!

– Да ты что, Довранчик?– удивился Бяшим. – Ты разве забыл про нашу игру? Все только еще начинается...

– Какая может быть игра, когда – наводнение! – вскричал Довран. – Отпустите собаку!

– Ну, ладно, только без гонора,– сказал насупясь Генка. —Ятоже могу голос повышать. Наводнение придумал тут же... Тоже мне – хозяин Амударьи!

Генка пнул Глупыша, и пес обиженно побежал к палаткам. Довран презрительно посмотрел на Генку, повернулся и тоже зашагал прочь.

– Довран, куда ты?– позвал Бяшим. – Ну, чего ты обиделся?

– Пусть идет, – сказал независимо Генка. – Подумаешь, задавала...

О том, что на реке, в самом деле, половодье, ребята узнали лишь через час, после завтрака, когда пошли к барже. На месте сухой, поросшей травой низины, из которой еще вчера торчал нос старой ржавой баржи, они увидели целый залив. И даже трудно было определить место – где под водой покоится старая баржа. Генка, виня себя, что незаслуженно обидел Доврана, сказал тихонько:

– Интересно, успел он спасти своего падишаха?

– Да он же Глупыша спас! Причем тут падишах... Падишах – кукла, а Глупыш – живой же! Глупыш прибежал весь мокрый, а мы схватили его бедненького и хотели опять посадить на цепь...

– Да кто же знал, что река разольется, – слабо защитился Генка.

И оба мальчика долго смотрели на разлившуюся реку и стесненно молчали. Молчали не оттого, что не о чем было говорить. Просто стихия своим страшным могуществом стесняла дыхание, и трудно было выговаривать слова.

Амударья, и все вокруг нее изменилось до неузнаваемости. Несколько маленьких островков и большой, заросший дженгелями, скрылись под водой. Еще вчера река у большого острова делилась надвое, напоминая огромную вилку. Теперь же Амударья больше походила на озеро, берега которого сливались с горизонтом. Там, за клокочущим фарватером, несущим вырванные с корнем деревья, коряги, целые островки на которых виднелись то мечущиеся зайцы, то взлетающие и вновь садящиеся птицы, – то ли вороны, то ли сойки, – вода была зеркально гладкой, и в ней отражалось солнце. Стайки мелких пичуг летели с того берега, истошно чирикая на лету: «Ой, спасите, спасите!» И сороки, теперь уже не одна, а сразу несколько, встречая мелюзгу, кричали в саксаульнике: «А, голубчики! Долетались, допрыгались! Позатопило ваши гнезда! Унесла вода птенцов и яйца! Будете знать, как вить гнезда в тугаях!» А вот неожиданно, немного левее того места где сидели Бяшим и Генка, выскочил на берег целый выводок диких свиней. Грязная клыкастая кабаниха злобно сверкнула глазками, захрюкала, собирая в кучу поросят, и понеслись они по саксаульнику, возбуждая и без того возбужденных сорок.

Мальчики с испугу бросились было наутек. Бяшим, отбежав немного, быстро вскарабкался на саксаул и затаился. Генка быстрее своего друга сообразив, что опасность миновала – кабаны пустились вдоль реки – радостно засмеялся:

– Слезай, Бяшимчик! Ну и трусишка же ты!

– А сам-то,– слабо защищался, спускаясь с саксаула Бяшим. – Сам драпанул – только пятки засверкали.

– Кто – я? Да я никогда в жизни не трусил. – И тут же предложил: – Давай искать волшебное царство?!

– Как ты его найдешь-то, – не согласился Бяшим.– Вода же кругом.

– Под водой и будем искать. Задача номер один – спасти падишаха и отнести его Доврану.

– Да его наверное вода унесла. Чего зря лазить под водой, – заупрямился Бяшим.

– Давай все же проверим. А вдруг он в барже. – Ты что – собрался в баржу под водой лезть? – испуганно спросил Бяшим.

Но Генка, не слушая друга, вошел в воду, затем нырнул и поплыл к тому месту, где по его соображениям могла быть скрывшаяся под водой старая баржа, Генка нырнул и не показывался на поверхности чуть ли не с минуту. Бяшим не на шутку испугался. Едва из воды показалась рыжая голова Генки, он завопил, чуть не плача:

– А ну вылезай, осел несчастный! Утонуть задумал, а потом отвечай за тебя!

– Иди подержи меня за ноги, я в баржу заберусь. Если запутаюсь там – вытянешь меня за ноги! – прокричал Генка и основательно перепугал Бяшима.

– Подержу, как же! Я тебя так подержу, что сразу поумнеешь!

Подплыв к Генке, Бяшим схватил его за руку и потянул к берегу.

– Да ты что? – возмутился Генка. – Ну и трусишка же ты. Вот уж не думал, что у меня такой трусливый товарищ!

– Кто – я трусишка? – лицо у Бяшима вспыхнуло краской стыда. – Я-то не трусишка, а вот ты настоящий дурак. Если хочешь доказать свою храбрость, то пожалуйста... Я тебе таких фонарей наставлю – век будешь помнить!

– Ты – мне?! – еще сильнее друга возмутился Генка. – Да я тебя одним мизинцем...

– Хвастунишка... Мизинцем... А ну, идем – стукнемся!

Бяшим решительно направился к берегу, и Генка последовал за ним. Выскочив из воды, они мгновенно кинулись друг на друга и началась потасовка. Наверное они надавали бы друг дружке, если бы не появившаяся Аннагозель.

– Ой, мальчики, да вы что! – закричала девочка. – Как вам не стыдно! А еще друзья! А еще пионеры! А ну-ка немедленно перестаньте! Бяшим! Гена! Ну будьте умниками! – Аннагозель побежала к ребятам, схватила Генку за шею и оттянула его от Бяшима.

– Не мешай, чего ты лезешь! – оттолкнул ее Генка. – Я должен проучить хулигана.

– Я – хулиган?! – вдруг жалобно проговорил Бяшим и от обиды заплакал. – Сам ты хулиган...

– Мальчики, ну хватит вам! – прикрикнула Аннагозель. – Деретесь тут, а там в лагере Абдулла сам не свой: ходит по палаткам, допытывается – кто его Глупыша так в грязи извозил. Говорит: не успел, мол, я уехать в город за продуктами, как тут же нашлись хулиганы и измучили Глупыша. Зову, говорит, его на охоту, а он лежит и скулит, никуда идти не хочет. – Ты ему не сказала о том, что его Глупыш чуть не отдал концы, – встревожился Генка.

– Ну, что ты! За кого меня принимаешь! Бяшим, успокоившись, хмуро выговорил: – И вообще – разве это игра? Только начали играть – и уже драка.

– Мальчики, немедленно помиритесь, – тоном нетерпящим возражения приказала Аннагозель.

– Да я – что, – уныло согласился Генка. – Я запросто. Это Бяшим упрямый, а мне ничего не стоит.

– Кто – я упрямый? – Бяшим ухмыльнулся. – Я всегда готов.

– Тогда подойдите друг к другу и пожмите руки, – сказала Аннагозель.

Ребята молча повиновались. Генка первым подал руку и пошутил:

– Сейчас, когда вся земля залита водой, и отечество в опасности, – нам, как никогда, необходим мир. Надо помириться и с Довраном.

– А ты что, и Доврана поколотил?! – возмутилась Аннагозель.

– Да что ты... Просто он... Просто мы не поняли друг друга.

– Ребята, немедленно пойдемте к нему, – сказала Аннагозель.

– А как же падишах – опять было заупрямился Генка. – Надо бы его вытянуть из баржи. А так, с голыми руками мириться неудобно.

– Ничего, еще как удобно, – твердо выговорила Аннагозель, посмотрев на зеркальную гладь залива. – Царство падишаха стало подводным царством Доврана... Теперь падишах играет с рыбками и с сомами.

– Давайте пойдем, проверим нашу закидушку на сома, которую Клычдурды-ага поставил? – предложил Бяшим.

– Пошли, – согласился Генка. – Но вряд ли можно теперь отыскать тот заливчик.

И, действительно, побродив по берегу, ребята не нашли лагуны, куда ездили на катере с бакенщиком.

– Ладно, – сказал Генка, – пойдемте к Доврану. Ребята поднялись на косогор, то и дело останавливаясь и оглядывая залитое водой пространство, и остановились возле хижины бакенщика. Во дворе царила тишина, если не считать, что квохтали куры. Дверца в дувале, некое подобие калитки, была отворена настежь, и виднелась тахта, Хозяев, вероятно, не было дома. Генка заглянул во двор и. нерешительно позвал:

– Довран, где ты?!

Ответа не последовало. Только в загоне жалким блеяньем отозвалась овца.

– Довран, выйди, не прячься – это мы! – вновь прокричал Генка.

Но вновь услышал баранье блеянье и тревожное кудахтанье кур.

– Да ладно тебе задаваться! Подумаешь, обиделся... Да мы же не знали о половодье, – принялся извиняться Генка. – Ну, выйди, хватит тебе...

Генка, не дождавшись ответа хотел, было, войти во двор, но вдруг услышал за спиной голос Аннагозель:

– Да вон же они – на реке! И Довран, и его отец. Они на катере катаются!

Ребята устремились к обрывистому берегу, глядя в даль, где в слепящих объятиях воды и солнца виднелся БМК. Судя по тому, что он постепенно увеличивался, и потому что рокот мотора становился все четче, катер держал курс к хижине. И вот уже стал ясно различим. И не только катер. Следом за судном плыла какая-то копна – то ли соломенная, то ли из веток. Было видно, что Клычдурды-ага сидит за рулем, а Довран стоит в катере, повернувшись лицом к этой копне. Метрах в трехстах от хижины БМК неожиданно повернул к берегу, как раз к тому месту, где ребята с Клычдурды-ага поставили закидушку, чтобы поймать сома. Копна тоже повернула за катером, и это привело ребят в восторг.

– Ничего себе, вот это да! – первым воскликнул Бяшим.

– Да они что-то поймали! – вскрикнула и Аннагозель.

– По-моему, это чатма – чабанский шалаш! Пойдем – встретим! – позвал и первым помчался к месту, где должен был причалить катер, Генка.

Ребята подоспели в самый раз. Когда они выбежали, спустившись с бархана, к берегу, то увидели то, чего и во сне не приснится. Катер уже стоял, приткнувшись носом в песок, а Клычдурды-ага и Довран стоя рядом, тянули на себя веревку, которая была привязана к копне. Копна приближалась к берегу, да только это была вовсе не копна и не чабанская чатма, а самый обыкновенный, но огромный куст. А еще точнее, сплетение многих кустов и коряг. И на этом кусте металась рыжехвостая лиса.

– Ур-ра, попалась, голубушка! – восторженно закричала Аннагозель. – Ой, какая красивая! А хвост какой!

Клычдурды-ага и Довран, увлекшиеся делом, лишь искоса посмотрели на ребят и опять принялись подтягивать островочек из кустов. Ребята спустились с бархана и тоже схватились за веревку.

– Клычдурды-ага, – спросил Бяшим, – а куда вы ее денете?

– Никуда мы ее девать не будем, пусть спокойно живет, – ласково отозвался бакенщик. – Видите, как она напугана, бедняжка.

– Еще бы немного и утонула, – сказал Довран. – Она же не одна. Она с маленьким лисенком, вот и не смогла его бросить в беде.

– Ой, посмотрите, и правда – лисенок! – со счастливым смехом закричала Аннагозель.

Крик девочки, казалось, заставил лису принять самые решительные действия. До берега оставалось каких-нибудь шесть-семь метров, и вдруг лиса схватила своего лисенка за шиворот и бросилась в воду. Неся в зубах щенка, она поплыла вдоль берега, к затопленным камышам. Ребята, было, бросились по берегу за ней, но Клычдурды-ага строго остановил их:

– Вернитесь назад, джигиты! Не надо гнаться за ней, она и без того напугана. Пусть бежит – теперь ей ничего не грозит.

Ребята остановились, с восхищением глядя, как метрах в ста ниже по течению выбирается из воды лиса с лисенком. Вот она выкарабкалась из воды, положила щенка на песок, встряхнулась и посмотрела на Клычдурды-агу и его детскую ораву. Посмотрела так, словно отблагодарила за спасение. И Довран пояснил своим друзьям:

– Лиса говорит, что она ничего плохого людям не сделала. Она говорит, что если бы захотела, то всех бы кур перетаскала, но пожалела. Я, говорит, пожалела вас, а вы меня...

– А откуда ты знаешь, что она так говорила? – спросила удивленно Аннагозель,

– А ты сама разве не слышала? – не меньше ее удивился Довран.

– Гена, ты слышал? – спросила девочка.

– Слышал, конечно, – отозвался Генка. – Только два последних слова лисы не разобрал. По-моему, она сказала «спасибо вам».

– Да, кажется, что-то в этом роде, – важно произнес Бяшим, боясь как бы его не обвинили в невежестве и в полном отсутствии слуха.

– Мы с этой лисой давно знакомы, – усмехаясь, сказал Клычдурды-ага. – Еще прошлой осенью она приходила ко мне в гости, просила петушка. Я ей тогда пригрозил: если не перестанешь попрошайничать и подкрадываться к моему курятнику, то придется по тебе выпалить заряд дроби. Лиса хорошо поняла мое предупреждение, вот я и не тронул ее. Пусть живет – ловит мышей.

Ребята озорно засмеялись, и Генка тотчас спросил:

– Клычдурды-ага, а что вы будете делать с этими кустами?

– На топку пойдут. Зажжем огонь в тамдыре, нагреем печку как следует, напечем чуреков. Потом вас всех угостим. А пока, давайте-ка все вместе вытащим этот хворост на сушу, да отнесем его домой.

Ребята шумно приступили к делу...