Текст книги "Танкист (СИ)"

Автор книги: Валентин Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

**************************************

Прошка еще в своей деревенской жизни привык к тому, что к нему липнут все жизненные напасти, существующие в этом мире. Поэтому он не стал удивляться тому, что каким-то неведомым путем оказался на незнакомой проселочной сельской дороге. Он нагнулся, снял шикарные армейские берцы, перекинул их через плечо и босяком бодро зашагал по заросшей травой дороге.

Главное, что сейчас он был предоставлен самому себе, что был не в той армии, с которой не нашел общего языка!

Рядовой Ломакин до пуза расстегнул липучки рабочей робы танкиста, которая в прошлом носила гордое название "танковый комбинезон" и, по-деревенски загребая босыми ногами, зашагал по дороге, куда глаза глядят. Но очень скоро ему пришлось остановиться, дорога привела Прошку к перекрестку, где пересекались три дороги, которые еще не были знакомы ни с асфальтом, ни с бетонокерамзитом, ни со стекловолокном, популярными во времена Прошки Ломакина твердыми покрытиями дорог. Парень долго ломал голову, пятерней чесал затылок, решая, по которой дороге ему идти дальше, но ничего дельного не лезло в его лысую голову. Тогда Прошка поступил, как всегда поступал, пошел налево, то есть отправился по крайней левой дороге, которая вскоре его привела к большой реке. С высокого берега было хорошо, что ранее по реке курсировал паром, который перевозил транспортные средства и народ с одного берега и на другой. Но в данный момент паром стоял, приткнувшись носом в берег, выглядел почему-то полусгоревшим, а народа, которого можно было бы поспрашивать о том, как перебраться на другой берег, нигде поблизости не было видно.

Прохор Ломакин немного постоял на берегу реки, до этого места он уже прошел километров десять, возвращаться назад было бы глупо, ничего интересного или привлекательного за спиной не было. Все интересное и непознанное сейчас скрывалось на другом берегу, но плыть через такую широкую реку Прошка опасался. Как все крестьянские сыны, он умел плавать, но мог уверенно продержаться на поверхности реки не более десяти-пятнадцати саженей. Поэтому Прошка Ломакин прежде, чем принимать окончательное решение о форсировании водной преграды, решил немного поспать в прибрежных кустиках.

Он подобрал себе очень хорошее и удобное местечко в разросшихся прибрежных кустах и, подложив под голову пилотку, быстро заснул, не обращая внимания, на какой-то странный гул и временами громкую трескотню, доносившиеся со всех сторон.

Рядовой Прохор Ломакин проснулся от звуков простого человеческого голоса, который слышался поблизости от его места ночлега. Но этот голос был каким-то странным и совершенно ему непонятным, он имел странные стреляющие фразы. Прежде всего, Прошка пришел к выводу о том, что это был не русский язык. Русским языком он владел с детства и хорошо его понимал, вырос на нем, будучи гражданином великого Советского Союза. От совершенной непонятности всего происходящего вокруг него, Прошка оторвал от земли свою буйную головушку. Еще не выспавшимся человеком, он покинул свой кустик и вышел на белый свет, чтобы обозреть окрестности и разобраться в том, что за дела вокруг него сейчас происходят. Его пилотка, берцы остались в кустах, а Прошка в танкистском черном комбинезоне вдруг нос к носу столкнулся с каким-то парнем, который был одет в мышиную цвета военную форму.

Если судить по выражению лица этого парня, тот был страшно удивлен неожиданным появлением из кустов Прошки Ломакина. Этот парень отступил на шаг, чему-то весело заржал и, демонстрируя отлично ухоженные белые зубы, наставил винтовку на Прошку и пальчиком поманил его к себе, что-то произнося на своем лающем языке:

– Gefeihrten, schauen Sie, ein zusДtzliches Pheinomen der russischen Ivan Leute. Anscheinend denn wir ist es notwendiger, gesamter Tag des Gefangenen zu erfassen. He, ist Ivan, genegend zu schlafen und dieser Krieg, den Sie verschlafen. Gehen Sie zu uns, arbeiten Sie hier for Sie wird lokalisiert.[1]1
  – Парни, посмотрите, еще одно явление русского Ивана народу. Видимо, нам придется, весь день пленных собирать. Эй, Иван, хватит спать, а то войну проспишь. Иди к нам, здесь работа для тебя имеется (перевод с немецкого языка).


[Закрыть]

Прошка ни черта не понял из того, что же произнес этот тявкающий на него немец. Немецкий язык он учил только в сельской школе, причем, школьная преподавательница немецкого языка как-то не совсем так произносила все эти немецкие слова. Поэтому он продолжал стоять, недоуменно помаргивая своими глазами, а немец явно начал терять терпение. От нетерпения и не понимания обстановки, он задвигал затвором винтовки. В этот момент откуда-то снизу донесся еще один немецкий голос, который что-то советовал своему товарищу:

– Heinrich, zu Ihnen ist genЭgend mit den Russen unterhalten zu werden. Wir mЭssen diese Herde von RAMas zur BehДlterunterseite der russischen Abteilung heute abtreiben. Dort finden sie Arbeit durch sie, und wir studieren unsere direkte Angelegenheit. Damit Verfolgung, die nicht hier dieses gekonnt wird zum Krieg russischer Ivan diese ist.[2]2
  – Генрих, хватит тебе с русскими развлекаться. Сегодня это стадо баранов мы должны отогнать на танковую базу русской дивизии. Там им найдут работу, а мы займемся своим непосредственным делом. Так, что гони отсюда этого не умеющего воевать русского Ивана (перевод с немецкого языка).


[Закрыть]

Прошка Ломакин перевел свои глаза вниз и ахнул от удивления. Громадная колонна людей, одетая в хорошо знакомую ему красноармейскую форму, рассыпалась вдоль речного берега, люди пили речную воду. Некоторые красноармейцы стояли на коленях, ладонями зачерпывая воду, пили речную воду. Другие же красноармейцы зашли в реку и, склонив голову к реке, по-собачьи лакали эту воду. Третьи же красноармейцы, но таких было очень мало, снимали с поясов котелки и ими черпали воду из речной стремнины, чтобы напиться.

Над колонной стоял гул голосов. Она состояла из одних только красноармейцев. Из простых, как и Прошка Ломакин, русских парней, которые говорили на великом русском языке. Наблюдая за этой картиной, любой человек мог бы догадаться о том, что это немцы перегоняют колонну военнопленных с одного на другое место их размещения. Но такие большие колонны русских военнопленных немцы захватывали только в начале Великой Отечественной войны, которую, если судить по памяти Прошки, Советский Союз вел с нацистской Германией более ста лет тому назад. Разумеется, в своей провинциальной жизни Прошка Ломакин многое знал о Великой Отечественной войне. Учитель истории в свое время Прошкин класс возил в Сталинград, город, полностью разрушенный той войной.

– Gut das wurde es genug gesehen. Geben, GefДhrte, senden ihnen. Krieg fЭr Sie wurde beendet.[3]3
  Ну, что насмотрелся. Давай, парень, ступай к ним. Война для тебя окончилась (перевод с немецкого языка).


[Закрыть]

Прошка все-таки умудрился, на секунду нырнуть в кусты, чтобы схватить свои пилотку и армейские ботинки берцы, которые тут же натянул на босые ноги, а самостирающиеся носки поспешно запихнул в карман комбинезона. Подталкиваемый прикладом винтовки, Прошка спустился с берега вниз к реке, где его ударом приклада в спину втолкнули в ряды колонны пленных красноармейцев.

Но только немцы оставили Прошку в покое, как в другом конце колонны послышались хлесткие щелчки винтовочных выстрелов. Приподнявшись на цыпочках, Прошка увидел, какое-то смятение в голове колонны, а затем он почувствовал, как колонна тронулась с места и по дороге начала подниматься прочь от реки. Минут через десять после начала движения головы колонны, ряд военнопленных, куда немец засунул Прошку, сделал первый шаг вперед, а затем второй и третий... .

Так начался Прошкин плен, хотя парень совершенно не понимал, что это за сила перенесла его во времена Второй мировой войны. Через десять минут Прошка прошел мимо того места, где на речном песочном берегу лежали четыре трупа молодых парней в форме красноармейцев.

– Так они всегда поступают! Перед началом движения колонны расстреливают нескольких человек. Видимо, в назидании другим, чтобы и не помышляли о побеге. – Кто-то негромко пробормотал за его спиной.

Рядовой Ломакин даже не стал оборачиваться и глазами искать автора этих слов, понимая, что не найдет такого. В такие моменты все военнопленные смотрели себе под ноги, думая только о своих собственных проблемах и несчастиях. Правда, некоторые военнопленные красноармейцы испытывали облегчение или скрытую радость от того, что, оказавшись в немецким плену, одним только этим они сохранили себе жизнь. Все молодые люди были растеряны случившимся, пока еще пытались разобраться в том, как же это случилось так, что война только-только началась, а они уже оказались во вражеском плену. Сегодня в небе нельзя было увидеть ни одного советского истребителя или бомбардировщика. Куда-то исчезли столь знаменитые танки БТ 7 от поступи, которых совсем недавно содрогалась испанская земля. А сейчас какой-то вшивый взвод немецких пехотинцев, вооруженный одними винтовками "Маузер 98к", конвоирует, чуть ли не дивизию пленных красноармейцев.

В ходе этих размышлений что-то дрогнуло внутри рядового Ломакина, сломалось его внутреннее и внешнее равнодушие ко всему окружающему, которое он так упорно формировал в годы учебы в сельской школе. Во времени, которое пока еще не наступило, у Прошки никогда не болела голова в отношении того, что будет, если он вдруг окажется на войне. Тем более, на войне, на которой воевали его прадеды. Сейчас, находясь в рядах колонны военнопленных, он пытался внутренне собраться и быть готовым к большим неожиданностям, которые, наверняка, ожидали на его пути военнопленного красноармейца. Его рабочий комбинезон, видимо, мало чем отличался от обмундирования красноармейца танкиста, пленные красноармейцы тоже не обращали на него ни малейшего внимания.

Колонна медленно со стонами раненых бойцов, которых в рядах военнопленных красноармейцев оказалось немало, продвигалась вперед по дороге. Прошка обратил внимание на то, что в этой колонне находилась практически одна только двадцатилетняя молодежь, Изредка перед глазами мелькали тридцати или сорокалетние мужики, на которых обмундирование было лучше, но у всех у них были срезаны уголки воротничков или нарукавные знаки различия. Это были командиры Красной Армии, которые явно не стремились выдавать врагу своего истинного воинского звания, они явно стеснялись своего положения военнопленного командира.

Эти люди с обрезанными воротничками и нарукавными знаками образовали свою маленькую, но крепко сбитую группу, в которую никого из рядовых красноармейцев и, даже комиссаров, не допускали. Те же в свою очередь пытались вести беседы с бойцами, разъясняя им сложившуюся обстановку и настраивая их на активное сопротивление врагу. Но в данную минуту комиссаров никто не слушал и не слышал, они превращались в изгоев прямо на глазах самих военнопленных красноармейцев.

Только однажды Прошка увидел полковника РККА, с который со всеми полагающимися полковничьими шпалами в петлицах на воротничке и на рукаве, проходя мимо рядов военнопленных красноармейцев, подбадривал бойцов и советовал им беречь силы на будущее. Это был единственный полковник среди десяти тысяч пленных, при приближении которого, красноармейцы вставали и замирали по стойке смирно. На других командиров они попросту не обращали внимания. Как Прошка теперь понимал, эти командиры со срезанными знаками различия, этим действием продемонстрировали рядовым бойцам свой страх перед немцами. Одним только этим они перестали существовать для этих двадцатилетних русских парней, одетых в красноармейскую форму. Полковник же сохранил свой авторитет настоящего командира Красной Армии, проходя мимо рядового Ломакина, он вдруг остановился, коснулся рукой его плеча и сказал:

– А ты, парень, настоящий танкист! Постарайся таковым оставаться и до конца своих дней!

Полковник давно уже исчез в рядах колонны, а Прошка Ломакин продолжал автоматически переставлять свои ноги, размышляя о том, что судьба, прикосновением руки этого полковника его отметила, дав ему имя "Танкист", которое он должен с гордостью пронести до конца дней своей жизни.

Глава 2

**************************************

Под вечер эту гигантскую колонну русских военнопленных немцы начали разбирать на отдельные команды. Сначала от колонны отпочковывались целые и большие, до тысячи человек, группы военнопленных, которые сворачивали на другие дороги и исчезали в пелене пыли, поднимаемых шаркающими ногами пленных. Когда остаток колонны, наконец-то, остановился на ночь, то колхозное поле, на котором расположились военнопленные красноармейцы, оказалось радиофицированным. Время от времени из репродукторов, висевшим над людьми на столбах, начало доноситься:

– Aufmerksamkeit, die Soldaten, желающие поработать на овощебазе, проходить fЭr die Ausrichtung zum Leiter des Befehls.

С земли поднимались военнопленные красноармейцы и шли в ту сторону, откуда им махал рукой маленький немец, знаток русского языка. Таким образом, медленно и верно русские военнопленные растаскивались по разным местам и временным лагерям для пленных красноармейцев.

Прошка своим сельским знанием немецкого языка из разговора двух унтер-офицеров, проходивших неподалеку от него, понял, что командир немецкой дивизии, взявшей в плен столько военнопленных красноармейцев, сейчас был в бешенстве от того, что в его дивизии не оказалось ни продуктов, ни воды, чтобы прокормить и напоить такое количество народа. Вот он и перезванивал другим командирам немецких дивизий, упрашивая их взять на прокорм хотя бы малую долю пленных русских, намекая на то, что, если командирам этих дивизий требуется бесплатная рабочая сила, то он готов им предоставить столько пленных, сколько потребуется.

В этот момент из черных репродукторов на колхозном поле вдруг послышалось:

– Внимание пленным русским солдатам, срочно требуются танкисты для ухода за танками!

Ноги сами собой подняли тело Прошки Ломакина и понесли его к красноармейцу, который стоял на краю поля, держал в руках микрофон. По которому только что сделал такое странное заявление. На его приглашение идти поработать к танкистам откликнулось всего человек пять-шесть военнопленных, не более.

– Ну, и хорошо, парни, что вас танкистов так мало, больше жратвы каждому достанется. За вами, вот тот толстенький фельдфебель приехал! Der Sergeant-Haupt Herr, dieser ist Ihr Befehl. Kann es wegnehmen!

Подошедший фельдфебель неожиданно заговорил на хорошем русском языке:

– Хватит тебе трепаться, язык твой без хребта, как и сам твой хозяин. Почему так мало пленных, мне десятка три пленных танкистов нужно! Плохо работаешь парень...

– Извините, господин фельдфебель, как вы просили, так я и объявил по радио, но пришло только шесть человек.

– Значит, плохо людям объяснил. Дай микрофон, я сам объявление сделаю, рыло немытое.

Через минуту над полем с военнопленными послышался голос немецкого фельдфебеля:

– Господа, бывшие русские солдаты! Одному танковому учебному центру требуется команда, члены которой будут помогать немецким мастерам, ремонтировать захваченную вражескую технику и убирать помещение. Питание три раза в сутки, нормированное.

Красноармейцы в общей толпе тяжело поднимались с земли, пошли на регистрацию в команду. Прошка, стоял в сторонке и внимательно наблюдал за всем вокруг него происходящими событиями. Когда набралось человек тридцать добровольцев из военнопленных, то толстый фельдфебель удовлетворенно хмыкнул. Но в этот момент с земли поднялись еще трое раненных, за которыми Прошка давно уже наблюдал и никак не мог разобраться в том, кто же они были по военной специальности. Но парни, несмотря на свои ранения, вели себя независимо и обходились без чужой помощи, помогая друг другу. Один из этих красноармейцев имел ранение в голову. Видимо, серьезное, так как сам плохо держался на ногах. Двое других имели ранение в плечо и в грудь, но они уверенно держались на ногах, все это время, помогая третьему бойцу, раненому в голову, держаться на ногах.

Немецкий фельдфебель, было, дернулся этой тройке навстречу, чтобы не допустить ее в свою формирующуюся команду. Но увидев танковые петлицы одного из раненых бойцов, остановился и, повернувшись к Прошке, приказал:

– Ну, а ты, салабон, помоги этим парням. Если с ними что-либо произойдет, то тебе будет плохо в первую очередь!

Вскоре другой немец подогнал старенький грузовичок Опель-блитц^{1}, открыл его задний борт и приказал, пленным группы забираться в кузов. Но первому же ринувшемуся в кузов красноармейцу, Прошка сунул кулак по нос и мрачно сказал:

– Обождь, сначала раненых погрузим!

И он сам сильно удивился вдруг наступившему уважительному молчанию, которое было вызвано его словами. Сначала Прошка ловко вспрыгнул в кузов, чтобы помочь раненным взобраться и расположиться на удобных местах. Раненого парня в голову уложили вдоль кабины, а его товарищей Прошка рассадил на лавки таким образом, чтобы они имели возможность помогать друг другу. Только после этого он позволил и остальным военнопленным занимать места на лавках кузова грузовика, но сидячих мест всем, разумеется, не хватило. Примерно, одной трети пришлось оставаться на ногах, держась руками об обрешетку кузова для брезентового тента, но в тот момент самого тента над кузовом грузовика не было накинуто. Прошка решительно поднялся на ноги и прошел назад к заднему борту грузовика, уступив свое место красноармейцу, выглядевшему совсем изможденным и больным человеком.

Фельдфебель, ни слова не говоря, открыл кабину и сел на пассажирское сиденье рядом с водителем, Опель-блитц тут же чихнул двигателем и тронулся с места. Прошка стоял и, обеими руками держась за верхнюю обрешетку, наблюдал за выбегающей из-под грузовика дорогой и столбом пыли, поднимающимся из-под его колес. На полном ходу и, не останавливаясь, они проскочили какой-то белорусский городок. Уже на выезде из городка Прошка с большим трудом рассмотрел поврежденный взрывом снаряда дорожный указатель "Л.да". Не трудно было догадаться о том, что они только что проехали небольшой белорусский городок Лида, что сейчас грузовик едет по направлению в Литовскую Советскую Социалистическую Республику.

Совсем уже начало смеркаться, когда грузовик по сохранившемуся бетонному мосту перемахнул широкую реку. Неман, сонно подумал рядовой Ломакин, который, не смотря на то, что экзамен по школьной географии сдал наотлично, в данную минуту был способен только на то, чтобы из всех названий литовских рек вспомнить название этой великой реки Литвы. К полуночи все пленные красноармейцы в кузове грузовика крепко спали, образовав переплетенную между собой кучу человеческих тел. Никто из них не видел огней литовских городов, сел и деревень, проносящихся за бортом немецкого грузовика.

Когда грузовик остановился, то Прошка Ломакин с громадным трудом, ему ужас как хотелось спать, поднял веки глаз, чтобы осмотреться. Но он сумел только сообразить, что грузовик, по видимому, прибыл на конечную остановку своего путешествия. Опель-блитц с выключенным двигателем стоял у какого-то большого серого здания в несколько этажей, окна которого, словно не было войны, светились ярким электрическим светом. В кабине водителя и рядом с грузовиком не было видно ни одного человека. Прошка никак не мог разобрать, который сейчас час и мысленно выругался по поводу того, что у него не было наручных часов, но, судя по всему, приближался рассвет и новый день.

Вдруг послышались топот нескольких ног и голос на украинском языке громко произнес:

– Як добре, le?eboki, відновлення і один проходять в казарми руками, підняті. Там ви шукали і якщо знайшли, продовжує а спати. І якщо ви знайти щось не точне, rasstrelБem на місці! Крім того, Бадж собака лайно![4]4
  А ну, лежебоки, подъем и по одному переходим в казарму с поднятыми руками. Там вас обыщут, и если не найдут оружия, то продолжите и дальше спать. А если обнаружат, то не взыщите, расстреляем на месте! А ну, шевелись, дерьмо собачье! (перевод с украинского языка).


[Закрыть]

Прошка проследил за тем, чтобы с ранеными парнями обошлись бы должным образом, чтобы им дополнительно особого вреда не причинили.

Украинские мужики с какими-то желтыми повязками на рукавах особо злобными личностями себя не проявили, они, как и сами пленные красноармейцы, в эти утренние часы страшно хотели спать, поэтому особо не молотили прикладами направо и налево. Прошка опять-таки последил за тем, как подошедшие с носилками украинцы, его подопечных раненых уложили на носилки и куда-то понесли. Только после этого он с чувством исполненного долга отправился спать вслед за своими товарищами по плену. Когда он появился в помещении, выделенном под общую спальню военнопленных, то внутренне очень удивился тому, что эта спальня на тридцать человек очень напоминала ему спальню армейской казармы родной танковой дивизии, в которой он совсем недавно начал военную службу.

Следующим утром рядовой Ломакин проснулся одним из первых. Он был из тех сельчан, которые ложились спать пораньше, чтобы просыпаться с первыми лучами солнышка, поднимающимся над горизонтом. Вот и сегодня Прошка проснулся очень рано, когда только первые лучи солнышка только-только показались над горизонтом.

Полежав и немного поворочавшись на своем спальном топчане, Прошка натянул рабочий комбинезон и вдруг вспомнил о том, что в карман комбинезона все еще хранится радиоаппаратура, мини радиоприемник и плеер CD, а также мини компьютер планшетник Ай-пэд. Аккумуляторы этих устройств были способны на то, чтобы вырабатывать достаточно энергии в течение целого года. Он хотел было с утра послушать хорошую музыку, но вовремя вспомнил о том, что во время Великой Отечественной войны не было ни всемирной информсети, ни музыкальных радиоканалов, ни компьютерных сетей. Подумав немного, Прошка тут же решил, что пока не будет включать мини радиоприемник, чтобы шумом переключения радиоволн к себе не привлечь излишнего внимания окружающих его собратьев военнопленных.

Поднявшись на ноги, Прошка направился к одной из дверей, ему хотелось немного прогуляться и осмотреться вокруг. Но эта дверь оказалась заперта на ключ, а остальные двери этого помещения были забаррикадированы поломанной мебелью и какими-то громоздкими ящиками. Дверь, запертая на ключ, к тому же охранялась сразу тремя украинскими полицаями, которые, якобы, ни слова не понимали по-русски. При приближении Ломакина, украинцы начинали шевелиться, направляя на него стволы винтовок, вполголоса при этом приговаривая:

–Не добре, що ти, хлопець може спокійно сидети. Крім того, від оттути!

А через грязные и во многих местах разбитые стекла трудно было чего-либо рассмотреть. Виднелась какая-то аллея и какие-то небольшие серые здания по обеим ее сторонам. Несколько зданий кучковались на центральной площади военного городка, они были добротными, но внешне были угрюмыми и какими-то злыми и нехорошими, так это показалось Прошке Ломакину. Но, больше всего парня поразили, стоящиеся в отдалении, деревянные вышки с пулеметами, уж очень они чего-то Прошке напоминали. Однажды в школе он прочитал толстую книгу о немецких концентрационных лагерях, в которых содержали, мучили и убивали юных коммунистов. Так, вот эти строящиеся вышки вдали были очень похожи на пулеметные вышки концентрационного лагеря, который так красочно описывался в той толстой книге.

В этот момент на одной из дорожек появился толстенький фельдфебель, который с улыбкой на губах направлялся к их зданию. По этой улыбке, и по вальяжной походке, можно было бы судить о том, что эта немчура была довольно своей службой и жизнью. Издали заметив появившегося из-за угла другого здания немецкого лейтенанта, фельдфебель мгновенно изменил выражение своего лица на деловое и беспристрастное. Сделав несколько строевых шагов вперед, фельдфебель остановился, замер и вытянулся по стойке смирно ровно за три шага до лейтенанта. Тот небрежным кивком головы поприветствовал фельдфебеля и что-то негромко тому приказал. Выслушав лейтенанта, фельдфебель снова ловко щелкнул каблуками начищенных до гуталинного блеска ботинок и произнес нечто вроде того:

– Яволь, господин лейтенант!

В этот момент гад территорией военного городка разнесся сигнал общей побудки, подаваемый горном. Военнопленные за спиной Прошки начали просыпаться и, разыскивая свою одежду, одеваться в быстром армейском темпе. Но в какой-то момент этого процесса парни вдруг вспоминали о своем положении военнопленного и о том, что им некуда спешить. Они тут же замедлили процесс одевания, застывая под грузом тяжких размышлений. Впервые на молодых лицах многих красноармейцев Прохор Ломакин увидел растерянность и нерешительность. Эти парни покинули дом и ушли служить в армию, чтобы бороться за победу всеобщей революции во всем мире, за счастливое будущее рабочего человека и крестьянина. Как вдруг, совершенно неожиданно для самих себя, оказались военнопленными в руках врага. Многие из них оказались в плену, так и не успев поддержать в руках трехлинейные винтовки, чтобы хотя бы один раз выстрелить в сторону врага.

Прошка стоял у окна спальни казармы и, развернувшись лицом к своим товарищам по несчастью, пленным красноармейцам, внимательно наблюдал за поведением и переживаниями своих новых товарищей. Неожиданно громко проскрежетал ключ в замке двери, и в помещение казармы появился толстенький и всегда улыбающийся немецкий фельдфебель, которого на этот раз сопровождали несколько солдат вермахта с винтовками на плечах.

**************************************

Рядовой Прохор Ломакин попал в только сформированную группу военнопленных красноармейцев, которая должна была заниматься расчисткой грязевых завалов военного городка 2-й танковой дивизии РККА, прежде стоявшей в литовском городке Укмерге, расположенном в семидесяти километрах от Каунаса. Эта дивизия в первый же день войны спешно покинула свой военный городок, бросив ремонтные мастерские, доверху заваленные никому не нужным барахлом и грязью.

В первый день пленных красноармейцев заставили работать по освобождению от ненужного домашнего барахла домиков, в которых ранее проживали семьи командиров различного ранга этой танковой дивизии РККА. Работа была простой, но уж очень нервной, так как молодым красноармейцам военнопленным пришлось работать под началом фрау и фрейлин, а у тех было семь пятниц на неделе. Но зато эти фрау и фрейлин в перерывах между работой молодых русских парней кормили на убой.

Второй день был занят расчисткой учебных помещений, там фрау и фрейлин уже не было, поэтому кормиться приходилось ходить общим строем в столовую, где готовили украинские кашевары из полицейских. Роту украинских полицаев сняли из-под Ужгорода и срочно перебросили в Литву для охраны брошенного русскими военного городка. Немцы военный городок 2-й танковой дивизии РККА решили превратить в учебный центр по переучиванию немецких танкистов воевать на советской бронетехнике. Курсанты в городке еще не появились, а советские трофейные танки уже начали завозить автотранспортерами, так как танки в большинстве своем оказались не на ходу из-за различных повреждений или поломок. Каждый день прибывало от восьми до десяти автотранспортеров с танками, разгрузкой которых занимались одни только немецкие технические специалисты.

Третий и четвертый день все тридцать подсобных рабочих занимались очисткой ремонтных мастерских и подсобных технических помещений танкового депо бывшего военного городка, а теперь немецкого учебного центра. Это было настоящей головной болью, столько грязи и столько ненужных деталей и инструментов валялось на земле в полнейшем беспорядке! Сначала за работой каждого военнопленного присматривал немецкий специалист, который даже иногда нагибался и поднимал с грязного пола какой-нибудь брошенный инструмент или деталь. Но уже через час немцы на все махнули рукой и приказали военнопленным из депо выбрасывать все подряд, вплоть до вконец раздолбанных токарных и фрезерных станков ремонтных мастерских.

На пятый день тридцать военнопленных строем и под конвоем десяти украинских полицейских водили в литовский городок Укмерге, где они в городской бане целый час отмывались от грязи и масла. Такое большое количество украинских полицейских было выделено в конвой не из-за того, что немцы боялись, что русские военнопленные разбегутся, а для того, чтобы украинцы их защищали от местного литовского населения. Прошка сам лично столкнулся с такой антирусской настроенностью населения этого литовского городка. Уже, находясь в парилке бани, к нему полез драться какой-то литовский парень лет восемнадцати. Причем, поначалу литовец очень хотел убить своего русского противника, а когда он сообразил, что это ему не под силу, слишком уж разнилось мастерство владения рукопашным боем, то этот молодой литовец впал в какой-то странный транс и едва не помер от перенапряжения.

На шестой день из Германии привезли новое токарное и фрезерное оборудование, новые танковые пушки и пулеметы. Сначала монтировалось оборудование, а затем начались ремонтные работы и работы по ремонту и перевооружению захваченных русских танков. Прибыли немецкие мастера, которые должны были заниматься ремонтом трофейной бронетехники. А затем обучать немецких танкистов тому, как следует с этой бронетехникой обращаться. Каждому такому немецкому мастеру-наставнику в помощь выделили по одному пленному красноармейцу для подноски инструментов и материалов, а также для производства всякой черновой работы.

Рядовой Прохор Ломакин был выделен в помощь для ремонта русского танка КВ мастеру-наставнику некому Гюнтеру Винтеру. Они вдвоем в течение недели должны были отремонтировать тяжелый танк КВ. А затем в течение двух последующих недель мастер-наставник Гюнтер Винтер должен был обучить немецкий экипаж тому, как следует сражаться на этом тяжелом советском танке.

Обо всех этих планах Гюнтер Винтер проинформировал Прошку Ломакина при встрече, в которой активное участие принимал и переводчик. В заключение разговора мастер-наставник намекнул своему русскому помощнику, что его дальнейшая судьбы будет находиться в прямой зависимости от того, как он быстро изучит немецкий язык, а то иначе они могут и не сработаться. Мастер-наставник Гюнтер Винтер несколько хвастливо заявил о том, что он привык работать только с теми людьми, которые его хорошо понимают, как по знанию немецкого языка, так и по знанию бронетехники, которую им предстояло ремонтировать.

Разговор с немецким мастером-наставником на Прошку произвел двойственное впечатление, в душе ему не понравилась внешнее безразличие к нему, к его судьбе, продемонстрированное Гюнтером Винтером. Ну, какому человеку, даже если он пока еще молод и является еще не познавшим жизнь парнем, понравиться почувствовать себя в положении чужой и рабской собственности! Но в тоже время ему показалось, что, не смотря на проявленный снобизм и хвастливость, его немецкий мастер-наставник многое знает и многое умеет. Что же касается знания немецкого языка, то в какой-то мере он был с этим немцем согласен, ну как можно было бы чему-либо научиться у мастера-наставника, если ты не знаешь и не понимаешь, что будет твой мастер-наставник тебе говорить. Поэтому Прошка постарался вспомнить, что ему в таких случаях обычно советовала делать его же собственная бабка Евдокия Андреевна, оставшаяся в далеком будущем. Он научился напрямую подключаться к сознанию своего мастера-наставника Винтера, чтобы заранее знать о том, что же тот думает и что он хочет ему приказать.