Текст книги "Море и берег"

Автор книги: Валентин Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Глава 19

1

       Сама мать-природа образовала это удивительное по красоте место на океанском побережье. Склоны гор с двух сторон подступали к океану, своими хребтами-выступами как бы обхватывали эту ложбину, чтобы ее укрыть от океанского побережья. Сюда, в ложбину, можно было попасть только по двум прибрежным проходам, где хребты выступы чуть ли не вплотную соприкасались с океаном. Там оставалось место, которого едва хватало на то, чтобы здесь могли бы разминуться две встречные повозки. В иные дни, когда океан штормило, то полотно дороги покрывалось небольшим слоем океанской воды. В такое ненастные дни тягловым ящерам приходилось тянуть повозки или телеги, будучи по колено в океанской воде. В штиль же – океанские волны лишь ласково подлизывались к основанию дороги, предоставляя возможность даже пешим людям спокойно по ней идти.

       Именно это место идеально подходило для организации засады табору номадов, как только он минует одну из перемычек и окажется на прибрежной дороге этой ложбины. В этом месте можно было бы легко перерезать дорогу в обоих направлениях. А если в эту ложбину заранее доставить стрелометы и разместить их там, то табор окажется под непосредственным артиллеристским огнем. К тому же глубины у берега позволяли биреме "Весенней Ласточке" очень близко к нему подходить и производить обстрел номадского табора из морских баллист. В случае необходимости бирема могла высадить реальный десант прямо на побережье у табора.

       Тем более, номады ни коем образом не могли миновать этой ложбины с провокационным изгибом берега. К Валенсии не было других дорог или обходных путей, которые могли бы пропустить такое большое количество людей, повозок, тягловых и верховых ящеров, как номадский табор. Противник, а в основном это были номадские всадники, так и не приспособился к ведению боевых действий в предгорьях. Кочевники привыкли воевать на степных просторах или на местности, где не было множества оврагов, высоких курганов или других естественных препятствий или изломов рельефа. Попав в столь непривычные условия, номады боялись и лишнего шага сделать в сторону от этой прибрежной рокады и слепо придерживались ее, направляясь к Валенсии.

       Было прекрасное утро! Желтый Карлик своими лучами согревал землю, под ногами зеленела сочная трава, и над травой струился легкий утренний туман, только лишь подчеркивающий прелесть нового дня.

       Когда утром я вышел из палатки, в которой провел ночь, находясь в лагере морских пехотинцев Борга, то весь лагерь уже был на ногах. Одни морпехи завтракали, другие, видимо, уже позавтракавшие, выстраивались в небольшие колонны, которые тут же покидали пределы лагеря. Третьи же продолжали возиться с каким-то оборудованием, что-то ремонтировали или налаживали в этом оборудовании. Словом, шла обыкновенная жизнь воинского лагеря, со стороны это могло показаться неразберихой, но все лагерные события протекали строго и согласно предварительному планированию, каждый морпех хорошо знал свое место в строю, а также то, что должен сделать в рамках подготовки к сражению.

       Я попытался глазами отыскать полковника Борга, но его не оказалось поблизости. Но вдали слышался знакомый рев коммодора Скандинава, который громко и весьма вычурными фразами отчитывал одного из своих матросов, который стоял перед ним и, виновато опустив голову, выслушивал нарекания "батьки". Не знаю, насколько понятны простому матросу были неологизмы коммодора, даже мне иногда приходилось напрягаться, чтобы разобраться в том, что же Скандинав хотел выразить этими своими словами. Но результаты такого его боцманского общения с матросами всегда были налицо, все, что требовалось, моментально выполнялось, плохо выполненная работа тут же переделывалась. Следует ко всему этому только добавить, что матросы палубной команды экипажа никогда и никому не жаловались на столь панибратское обращение с ними их "батьки". Как правило, в большинстве случаев они стояли за него горой и всячески его защищали.

       Я же обратил внимание на рев Скандинава только потому, что к этому времени он должен был уже находиться на борту "Весенней Ласточки". Внимательно присмотревшись, я понял, чем было вызвано недовольство нашего коммодора. Он стоял уже в баркасе, а сейчас распекал молодого матроса паренька за то, что тот на секунду позже его подбежал к этому баркасу. Это опоздание и вызвало справедливый гнев командора. Через мгновение баркас, переваливаясь с волны на волну, резво заскакал по волнам отлива к биреме, а коммодор Скандинав, раскинувшись на задней банке баркаса, взирал на окружающую природу. Я удивился и подумал, что и такому человеку, как Скандинав, которому, оказывается, были не чужды восхищение и понимание красот природы.

       Мимо пропылила колонна из десяти тягловых ящеров с навьюченными на их спины станками переносных скорпионов. Я знал, что наша артиллерия, состоящая из скорпионов, онагров, баллист и катапульт, уже была расставлена на позициях. А эти артиллерийские резервы тягловыми ящерами подтягивались ближе к фронту. Краем глаза я уловил мелькнувшую вдалеке фигуру полковника Борга. Сегодня в отличие от коммодора Скандинава полковник Борг, широко известный говорун и ерник, был молчалив и сосредоточен. Заметив, что попал в поле моего зрения, он поприветствовал меня слегка поднятой рукой. Но, пробегая мимо, полковник даже не замедлил своего бега, только бросив на ходу, что ему сейчас некогда и чуть попозже он доложит мне остановку.

       Если перевести слова Борга на доступный всем нормальным людям язык, то это означало, чтобы я не путался у него под ногами, так как он занят неотложными делами. Волею случая я вновь я оказался предоставлен самому себе, большей частью от нечего делать, а также и для того, чтобы скоротать время, я задрал голову и стал вглядываться в бескрайнюю синеву небосклона. Желтый Карлик приближался к зениту, начиная свой долгий дневной путь, а его лучи становились все более жаркими. Над головой пролетали шустрые птахи, название которых я пока еще не знал, но по внешнему облику, практически ничем не отличавшиеся от земных пернатых. Было приятно и увлекательно наблюдать за их стремительными полетами, неожиданными виражами и переворотами, совершаемыми на полной скорости в воздухе. Я настолько увлекся ротозейством, что не сразу отреагировал на вежливое покашливание, раздавшееся у самых ушей.

       Полковник Борг, успевший обежать лагерь с последними распоряжениями и приказами, уже стоял рядом и, с хамоватой усмешкой наглеца, старался привлечь мое внимание. По его улыбке и смеющимся глазам я понял, что это была уже не первая попытка привлечь мое внимание.

       – Скар, – начал наглец, даже не поздоровавшись, – пока все обстоит так, как мы ранее и планировали. Артиллерия заняла свои позиции, орудия замаскированы и в любую секунду готовы к стрельбе. Все мои пехотные подразделения выдвинулись на запланированные позиции и находятся в боевой готовности. Теперь я смело могу сказать тебе, что мы выдерживаем график операции и ни на мгновение, ни на йоту не отстаем от плана. Разве, только ты несколько задержался на берегу, три минуты назад ты должен был отплыть на борт "Весенней Ласточки".

       – Лорд Борг, – я холодно посмотрел на полковника Борга, моего ближайшего друга-наглеца, – я несколько задержался на берегу, благодаря вашей милости. Вы не нашли времени переговорить со мной ранее, резво пробегая мимо меня несколько минут назад, вот мне и пришлось углубиться в размышления о бренности нашего мира. Поэтому именно по вашей вине мне пришлось нарушить график своих передвижений и задержаться на берегу в ожидании вашего рапорта.

       – Который ничего нового не принес, – в общей тональности моей мыслеречи продолжил полковник Борг, – и который к тому же нарушил столь приятное и увлекательное времяпровождения, как разглядывание летающих птичек в небесах. К тому же вы, по неизвестной мне причине, забыли вызвать баркас с биремы для доставки вашего бренного тела на "Весеннюю Ласточку". Каким же образом вы, мой капитан, теперь доберетесь до биремы?

       К сожалению, полковник оказался опять таким правым и в этом вопросе, я забыл о том, чтобы заранее вызвать баркас или шлюпку, которыми мог бы попасть на "Весеннюю Ласточку". Сейчас же просить об этом коммодора Скандинава было несколько поздновато, так как это для меня означало бы публичное признание своего недогляда. Мы посмотрели в глаза друг на друга и громко расхохотались. Ведь друзья не ссорятся, они всегда найдут компромисс даже в очень спорных ситуациях. Я пожал руку полковника Борга, продолжая смотреть в его глаза. Он выдержал этот взгляд, ни на секунду не отводя глаз. Малой доли мгновения мне хватило, чтобы увидеть и понять все, что было необходимо.

       Полковник Борг не сомневался в нашей победе над врагом.

       Он был уверен в своих воинах, во мне и в самом себе.

       Правда, его морские пехотинцы только что познали азы военного искусства, но теперь настало время, теорию проверить на практике. По его мыслям в голове, можно было бы судить, что он все сто процентов доверял мне, как другу и как руководителю. Его мысли читались, как слова в книге, Борг знал или, если быть точнее, полковник догадывался о моей способности проникать в разум других людей, но ему было нечего скрывать от меня. Я освободил от рукопожатия руку Борга, а затем медленно приподнялся в воздух, на несколько сантиметров приподнявшись над землей. Негромкий хлопок, затем мгновенный магический перенос и вот я уже нахожусь на верхней палубе "Весенней Ласточки".

       Полковник Борг, как стоял с протянутой рукой, та и продолжал стоять в этой нелепой позе человека. Было даже смешно видеть, как глупая и нагловатая улыбочка на его лице сменилась вначале выражением крайнего изумления, перешедшее в глубокую задумчивость. Машинально Борг несколько раз смотрел на свою все еще протянутую руку, а затем переводил взгляд на мою фигуру на палубе биремы, которая стояла на рейде, на якоре в полукилометре от берега. Ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать произошедшее, и только после этого он опустил руку.

       Развернувшись через левое плечо, полковник Борг быстро зашагал по берегу, направляясь к группе морпехов, ожидавших его неподалеку.

    2

       «Весенняя Ласточка» пока еще находилась на рейде, но была готова в любую минуту сняться с якоря и передвинуться к месту сражения. Мы планировали, что бирема на поле боя должна была появиться в тот момент, когда она должна будет сказать свое веское и последнее слово в этом сражении. Другими словами, «Весенняя Ласточка» до самого последнего момента оставалась нашим секретным оружием, которым мы хотели воспользоваться, чтобы переломить сражение в нашу пользу. Поэтому особое значение имела своевременность доставки информации о самом ходе боя, ведь было бы весьма затруднительно принимать то или иное решение, если информация поступала бы с большими задержками или искажениями.

       Чтобы в корне решить эту проблему, я над полем боя решил подвесить магический ретрансляционный шар, который собирал бы всю зрительную информацию с поля боя и передавал ее на монитор в моей каюте на "Весенней Ласточке". Мне пришлось немного поколдовать над оборудованием этого шара, чтобы он давал бы хорошее изображение на мониторе и, охватывал бы, как можно большее, пространство. Две ночи трудов и и моих исканий принесли весьма неплохой результат, с помощью этого шарика я с высоты птичьего полета обозревал все поле боя, мог следить за передвижением войск противника и морских пехотинцев полковника Борга. Шар ходил кругами нал полем боя, мог зависать на месте и был практически невидим, так как я его окрасил в молочно-белый цвет, чтобы случайно его не обнаружили поморские шаманы.

       Проведенные испытания трансляционного шара показали, что он получился весьма удачным по своей конструкции, выдавал устойчивое изображение и управлялся импульсами моего головного мозга. Продолжая тестирование своего изобретения я, с согласия Борга, однажды переключил прием сигнала изображения на его головной мозг. Парень чуть не умер от изумления, когда непосредственно в его сознании появилась картинка улыбающегося коммодора Скандинава. Коммодор, обратив внимание на то, что я занимаюсь непонятными для него вещами, с этого момента не отходил от меня ни на шаг – в своей памяти он сохранил подробности изобретения подзорной трубы.

       Позже полковник Борг свое состояние крайнего испуга в связи с появлением в его подсознании улыбающегося Скандинава, пытался объяснить тем, что никогда прежде в жизни не видел улыбающегося коммодора и никогда не думал, что, улыбаясь, он выглядит столь страшно. Но я это объяснение воспринял, как очередной прикол Борга и больше не концентрировал на этом факте особого внимания.

       По детски наивный коммодор Скандинав тут же потребовал повторить с ним то, что я только что проделал с полковником. Он стойко воспринял эксперимент в целом, потерял сознание только на второй минуте его проведения. Я вначале этого не понял, Скандинав хорошо воспринимал изображение на сетчатку своего глаза, много при этом улыбался. После чего я несколько увлекся наладкой работы оборудования шара, поэтому сразу не догадался, что именно произошло, когда послышался громкий его стук головы о деревянный настил палубы биремы. Выскочив на палубу, я мог увидел незабываемую картину, лежащего на палубе орангутанга с надвинутой на глаза коммодорской фуражкой и вокруг этого тела столбом стоящих матросов. Только после этого я все догадался взглянуть на то, что привело нашего коммодора в такое состояние, я посмотрел на картинку, которая транслировалась в мозг реципиента, это был фрагмент из какого-то порнофильма.

    3

       Первые всадники табора номадов показались из-за правого склона горы, плотно приткнувшегося к самому берегу океана, оставляя всего несколько десятков метров для полотна прибрежной дороги. Низко свесив на грудь головы, всадники и их верховые ящеры, словно механические куклы в театре марионеток, двигались по прибрежной дороге. Вслед за первыми всадниками из-за горы выплывали последующие ряды колонны конной номадской орды. Всадники колонны производили странное впечатления и передвигались в абсолютном молчании, – они не переговаривались между собой, не шутили и ни на что не обращали внимания. Они, словно деревянные истуканы, держались в седлах верховых ящеров, никак не понукая их, одной рукой они придерживали удила, а другая рука безвольно свисала вдоль тела.

       Я мысленно приказал шару, дать увеличенные планы лиц этих всадников и тихо ахнул от неожиданности того, что увидел. На крупных планах отчетливо просматривались полузакрытые глаза кочевников, в которых ничто и ничего не выражалось, зрачки слились с белком глаз в сплошной черный цвет и были устремлены в одну только точку, куда-то вперед по ходу движения.

       Я бы даже сказал, что на крупных планах изображения на меня смотрели глаза живых мертвецов! До глубины души пораженный всем увиденным, я сбросил по паре крупных планов этих кадров коммодору Скандинаву и полковнику Боргу.

       После передачи изображения в сознания своих друзей, я мысленно приказал шару перейти на трансляцию изображения с верхней точки. Картина с птичьего полета показала, что вслед за всадниками в природную западню повалила колонна людей в черном. С номадами наши воины уже не раз сталкивались и знали все их минусы и плюсы в сражении, а вот с людьми в черном, мы должны будем встретиться практически впервые. Поэтому я решил уделить пару минут на их доскональный осмотр, чтобы понять, чем они смогут нас удивить.

       Первое, что сразу же бросалось в глаза и особенно поражало меня, были их глаза, лица и походка. Хотелось бы сразу сказать, что выражение глаз этих людей в черном ничем не отличались от выражения глаз всадников номадов. Лица были мертвенно-бледны, не работал ни один лицевой мускул, они сохраняли раз и навсегда застывшее выражения, – было ли то удивление, восхищение, ужас или испуг. В течение всего времени, пока я их рассматривал крупным планом лица людей в черном, ни одно лицо не изменило выражение. Да и передвигались они довольно таки странной походкой, словно переступали ногами не разумные люди, а некие существа, выполнявшие приказы со стороны. Их походка носила деревянно-механический характер неживых роботов – андроидов, они шли, словно утки, переваливаясь с бока на бок, широко расставляя ноги в больших черных сапогах.

       Внешний облик людей в черном только подчеркивал, что они не живые люди, но ничто не говорило о том, что же они собой на деле представляют, поэтому я решил напрямую коснуться их головного мозга.

       Мои первые попытки проникнуть в головной мозг людей в черном оказались неудачными, мой мысленный зонд беспрепятственно проходил через головы этих существ, ни на чем не активируясь. Зонд вообще не регистрировал какой-либо активности головного мозга этих людей. Такое беспрепятственное проскальзывание мысленного щупа говорило только о том, что у этих существ было что-то не в порядке с головой, с ее содержимым или же я неправильно осуществлял сам процесс зондирования их головного мозга. Также из этого всего можно было бы сделать вывод и о том, что у этих людей в черном вообще отсутствует сознание, что их головной мозг не осуществляет мыслительных процессов. Иными словами можно было бы сказать и так, что у людей в черном полностью отсутствовал разум.

       Только у пятого или шестого человека мой мысленный щуп обнаружил малые зачатки разума, которым мог бы обладать ребенок в возрасте полутора лет. Последнее исследование подтверждало вывод, сделанный мной ранее о том, что люди в черном полностью лишены человеческого разума.

       Открывшаяся передо мной картина была настолько аномальной, что я почувствовал жуткую дурноту, и мой желудок чуть-чуть ли не вывернуло наружу. Да люди в черном имели человеческое тело, голову, руки и ноги, но их нельзя было бы называть людьми в истинном понимании этого слова. На деле это были сохраненные копии существ, которые ранее были людьми, но или умерли или погибли. Их нельзя было даже назвать клонами человека, ведь клоны имели головной мозг, который достаточно эффективно осуществлял мыслительный процесс. Творец людей в черном сознательно лишил копии людей разумов и душ. В его руках они превратились в прямо-таки безмозглых существ, которые создавались только для выполнения четко определенных задач. Так вот эти люди в черном были созданы только для того, чтобы заниматься уничтожением простых и настоящих людей.

       Любой умерший своей смертью или погибший на поле боя человек мужского или женского пола мог быть воссоздан в такой копии. Душегубу-создателю требовались только тело, в которые он вместо душ закладывал магические матрицы, превращая их в неодушевленные человеческие копии. В течение длительного времени такая копия сохраняла внешний облик и человеческую плоть на костях, которая не истлевала и даже обладала регенирующими свойствами, отрубленная рука или голова, если не сжечь тело, через неделю восстанавливались и быстро залечивались раны на этом уже мертвом теле. Но, разумеется, это копия не могла заниматься своим воспроизводством, не могла думать и являлась простым боевым придатком поморского шамана.

       Но не каждому шаману или колдуну чернокнижнику предоставлялось право управлять копией бездушного человека-оружия, существовала определенная когорта шаманов северного Поморья, которым и доверялась работа с боевыми копиями человека. Но даже и они не знали полного секрета создания такой боевой копии человека, они умели только командовать людьми в черном, которых было бы лучше называть нечистью.

       Сделанное открытие потрясло меня до глубины души, некоторое время после этого я оставался недвижимым и ни на что не реагировал. И из-за волнения даже на некоторое время прекратил дышать, на что немедленно и несколько своеобразно отреагировал коммодор Скандинав. Он нежно полуобнял меня за плечи своими тяжелыми клешнями-лапищами, начал массировать грудь и плечи, стараясь несвойственной ему нежностью вывести меня из ступора и вернуть к жизни. Когда в результате этого массажа, мне действительно стало нечем дышать, кислорода в легких почти не осталось, то я был вынужден возвратиться в реальность, чтобы избежать несвоевременной смерти из-за нежных ласк орангутанга в образе человека.

       – Не пора ли поднимать якорь, милорд? – Заметив мой оживший взгляд, спросил коммодор Скандинав.

       – Нам следует выждать еще некоторое время, коммодор, сражение еще не началось.

       Ответил я. И чтобы командор Скандинав больше не отвлекал бы меня от дел, я передал в его сознание картинки, транслируемые шаром с поля боя. Скандинав тут же прекратил задавать свои глупо-наивные вопросы и, занявшись изучением ситуации на поле боя, перестал уделять мне свое тяжелое внимание.

       Шар же тем временем демонстрировал, как в ловушку, созданную самой природой, заползал огромный табор номадов и колонна людей в черном, а авангард охраны табора уже подошел к заградительным укреплениям нашей морской пехоты, перекрывшими выход из этого природного мешка. За укреплениями в определенном порядке выстроились три каре морских пехотинцев по пятьдесят человек в каждом. Бойцы в каре не двигались, только отдельные офицеры и сержанты деловито сновали между ними. Мне показалось, что на одном из пригорков рядом с артиллерийскими позициями расположился полковник Борг со штабными офицерами и вестовыми. Полковник через подзорную трубу наблюдал за разворачивающейся панорамой начинающегося сражения. Но боевого контакта войск пока еще и не произошло.

       Номадская конница, упершись головой своей колонны в заградительные укрепления, так и замерла в неподвижности перед частоколом.

       И только после всего этого в поле моего внимания попала странная четверка чудаков, которая, словно какие-то циркачи, была разодета в разноцветные балахоны с капюшонами. Вместо клоунских колпаков на головы чудаки натянули цветные банданы, изготовленные не из ткани, а из растительного материала. Похоже, было на то, что эти чудаки не особенно блюли в своей повседневной жизни чистоту и гигиену, потому что их банданы, как и балахоны, в прошлом имевшие определенную окраску, сейчас напоминали давно не стиранные грязные тряпки.

       Балахоны этих чудаков больше напоминали рубища нищих или бродяг, но они когда-то имели яркие окраски их внешние и внутренние сторон. Я бы не стал столь внимательно рассматривать и изучать этих неудачливых циркачей, если бы их аура чудаков не светилась бы столь ослепительным спектром радужных красок. Это аура во все горло кричала о том, что на поле боя появились боевые шаманы северного Поморья. Разумеется, в их руках не было видно бубнов, но имелись посохи, которые можно было бы использовать и в качестве оружия.

       Данная четверка чудаков циркачей и была моими настоящими врагами!

       Поморец Ануфрий – хранитель древних знаний пятого порядка, Поморец Чернорясник – хранитель древних знаний четвертого порядка, Поморец Черноскитник – хранитель древних знаний четвертого порядка и Поморец Пшенник – хранитель древних знаний второго порядка. Имена магов-шаманов северного Поморья скользили по экрану монитора-зеркала в моей каюте и по полочкам моей памяти, неторопливо сменяя друг друга. Одновременно в сознании росло понимание, что с этими ребятами-циркачами и любителями бандан, лучше особо не шутить и с самого начала воспринимать их совершенно серьезно.

       Резким всплеском языка темного пламени, с экрана монитора было стерто спектр ауры и имена шаманов, а изображение перешло на демонстрацию общих планов начинающегося боя.

    4

       Я не заметил, каким именно образом враг подал сигнал на начало сражения, но, в любом случае, что-то нечто подобного было проделано. Внезапно авангард конницы номадов перешел в движение и начал весьма своеобразную атаку наших укреплений.

       Во-первых, это было что-то ужасное?!

       Во-вторых, это был настоящий паноптикум смерти!

       Верховые ящеры и их наездники пытались с места перепрыгнуть довольно-таки высокое заграждение, построенные из частокола бревен с заостренными торцами. Верховые ящеры даже не делали разбега для прыжка, они просто приседали на задние лапы, группировались и вместе с наездниками, словно резиновые шарики, взлетали вверх.

       Верховые животные сами по себе были крупными тварями, добавьте к этому вес их наездников, да, и к тому же они близко не были кенгуру. Поэтому любому разумному человеку даже изначально было ясно, что верховые ящеры со всадниками не сумеют преодолеть высокий забор из заостренных бревен. Бедные животные заваливались на острия бревен, распарывая себе животы и нанося тяжелейшие увечья, ломая шеи, хребет и ноги. Наездники-истуканы десятками гибли под тушами своих верховых ящеров, они вываливались из седел, чтобы тут же попасть под туши раненных и погибающих верховых животных. Никто из всадников даже не вытащил сабель из ножен и не натянули тетива луков и арбалетов, но они погибали десятками.

       В течение нескольких минут, без единого выстрела из скорпионов, онагров, баллист и катапульт, с авангардом номадской конницей было покончено. Около двухсот молодых кочевников навсегда канули в вечность, они так и не столкнулись лицом к лицу с противником, так и не обнажили своего оружия. Табор номадов снова осиротел, мгновенно потеряв так много молодых воинов в столь неудачном и по сути дела ненужном штурме наших заградительных укреплений. Будущее этого табора, с ненужной потерей такого количества юношей, покрылось темным флером неизвестности!

       Но этот дурацкий наскок конного охранения на частокол укреплений был, разумеется, только завязкой сражения.

       В передовую линию, вместо погибшего конного охранения номадов стали выдвигаться люди в черном, а оставшаяся номадская конница оттянулась поближе к табору. Если сравнивать количество конных кочевников в начале боевых столкновений, то ее численный состав значительно сократился, в строю конных номадов осталось ровно половина бойцов, но многие из них были недееспособны.

       Что же касается боеспособности людей в черном, то о ней невозможно было судить по внешнему облику или боевому настрою отдельного воина в черном. Эти бездушные существа, по-прежнему, сохраняли мертвенную невозмутимость лиц, были недвижимы в строю и больше напоминали боевых андроидов в человеческом образе.

       Когда погибло боевое охранение номадов, то последовала команда шамана, вся колонна людей в черном сделали несколько шагов вперед и, как до этого номады, замерла перед самыми укреплениями. Обычно, когда два войска встречались для сражения в поле, то перед началом схватки воины обеих сторон, раззадоривая себя перед схваткой шумной перебранкой или одиночными поединками с противником, стараясь этим возбудить в себе боевой азарт или подавить чувство страха перед возможной гибелью. Люди в черном мертво сейчас стояли и не двигались в строю, они абсолютно не реагировали ни на одной бранное слово в свой адрес, никто из них не выходил из строя, чтобы помериться силой в одиночных поединках с противной стороной. Наши морские пехотинцы, возбужденные непонятной атакой и гибелью номадских кочевников, всячески оскорбляли и этих своих противников, – людей в черном. Они вызывали их на молодецкие поединки, но, пораженные полным безмолвием противной стороны, вскоре тоже притихли.

       Над полем боя повисла тяжелая тишина.

       В этот критический момент раздались первый залп наших скорпионов, онагров и баллист. Передовые ряды людей в черном были прорежены стрелами и дротиками самострелов. Но людей в черном в колонне насчитывалось около двух тысяч человек, и первый залп нашей артиллерии оказался подобен укусу шмеля, был весьма болезненным, но не смертельным. К тому же задние ряды колонны находились вне зоны обстрела и практически не пострадали.

       Последовали второй, третий залпы, прочертившие просеки и коридоры в передовых рядах темной массы неподвижно стоящих людей. А я с тихим ужасом наблюдал по монитору за происходящими событиями на поле боя. Я не поверил своим глазам, но видел, как на земле зашевелились тела первых павших от стрел стрелометов людей в черном, которые медленно поднимались на ноги и покалеченные и травмированные снова становились в общий строй.

       Правда, если уж быть до конца честным, то на ноги поднялись не все павшие люди в черном, но большая их часть.

       Впервые в мою душу холодной змею стал заползать липкий страх. Нас и так мало, сто пятьдесят человек против почти трех тысяч человек на стороне противника, а тут еще оживающие трупы. Очень было похоже на то, что наш замысел, нанести серьезный урон живой силе противника посредством артиллерии, проваливался. Нужно было срочно вносить какие-то коррективы в этот план. Я попытался связаться с полковником Боргом, который пребывал вместе со своим штабом на пригорке вблизи артиллерийских позиций. По лицу полковника было хорошо заметно, что и он чем-то сильно обеспокоен.

       – Полковник, – полилась моя мыслеречь, – сражение начало развиваться не в полном соответствии с тем, что мы ранее планировали. По моему мнению, настало время вносить соответствующие коррективы в наш предварительный план и каким-то образом поднять эффективность использования артиллерии. Противник несет потери от ее огня, но не такие, какие мы ранее предполагали. -

       В мониторе появилась крупный план лица полковника Борга. Он утвердительно кивнул головой, подтверждая, что получает и понимает мою мыслеречь.

       – Капитан Скар, – прервал он меня, – все не так уж плохо, как ты полагаешь.

       На мониторе было видно, как шевелятся его губы, складывая слова во фразу и предложения. Полковник не совсем еще привык общаться мыслеречь, он полагал, что когда отвечает мыслеречью, то его слова должны звучать в моей голове, поэтому всегда старался четко формулировать фразы и предложения своей мыслеречи.

       – Скорпионы, онагры и баллисты наносят существенный ущерб противнику. Правда, не совсем такой, как мы хотели бы, но наши стрелы и дротики пока еще находят свои цели и жертвы.

       – Но я вижу, как павшие враги оживают и поднимаются на ноги, чтобы снова встать в строй. – Довольно таки грубо прервал я друга.