Текст книги "Цивилизации долины Нигера"

Автор книги: Ваккури Юха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Мали утрачивает гегемонию

После мансы Сулеймана в Мали начинается период упадка. Историки, правда, представляют иногда это падение слишком быстрым, однако несмотря на слабых правителей, Мали еще долго сохраняло свое господствующее положение в Западном Судане.

Историю Мали 1360–1390 гг. мы знаем в основном по Ибн Халдуну, а также дополняющим его, а иногда расходящимся с ним данным устной традиции. После мансы Сулеймана за корону Мали боролись сын Магана I – Мари Дьята (в традиции Хаманы его называют Конгудугу Камисса) – и сын самого мансы Сулеймана – Камба, которому отец передал власть, так же как манса Муса передал власть Магану I. После девяти месяцев борьбы Камба был вынужден отказаться от короны в пользу Мари Дьяты II, который в момент смерти отца был малолетним и которого манса Сулейман в свое время отстранил от власти.

Ибн Халдун выносит однозначный приговор Мари Дьяте II, и устная традиция не находит ничего хорошего в этом государе, который стремился жить так же роскошно, как его дед манса Муса. Последствия были соответствующими: экономическое положение страны заметно ухудшилось. Престиж самого царя, его репутация не улучшались от того, что он пытался, увеличивая налоги, собирать с народа все новые богатства взамен попусту растраченных. Мари Дьяту помнят в Мали как жестокого самодержца, его влияние на ранее хорошо действовавшее централизованное правительство было исключительно вредным. Он пробыл у власти 14 лет (1360–1374).

Сын умершего от сонной болезни Мари Дьяты II – манса Муса II (по устной традиции Хаманы – Фатима Муса) – стал его преемником, хотя был правителем только по титулу. Настоящую власть держал в своих руках его великий визирь, или первый министр, которого знают под именем Мари Дьяты.[64]64
  Имя Мари Дьята (Джата) было довольно обычно в Мали. – Прим. авт.


[Закрыть] Этот первый министр, судя по всему, был энергичным правителем. Он укрепил малийское войско и осуществил новые захваты земель на востоке государства.

По Ибн Халдуну, манса Муса II отличался от своего отца тем, что был справедлив и следовал законам страны. Но, судя по всему, он был слабым правителем, иначе нельзя объяснить, почему власть перешла в руки министра. Манса Муса II умер в 1387 г., и царем стал его брат Маган II, которого традиция Хаманы называет Кида Тенин Маган. Он правил, однако, только год, после чего, согласно преданиям, бежал в Киту, где и стал властелином. Но он не пожелал навсегда остаться там и ушел с частью клана Кейта на юг; в конце концов он создал объединение Кейта в Хамане на верхнем Нигере.

После Магана II власть вновь захватил визирь, который правил на сей раз, не пытаясь использовать никого из законных правителей в качестве ширмы. Сантиги (или Сантаки)[65]65
  Сантиги, или манса-дьон, не собственное имя, а название должности и титул – букв. «начальник» (имеется в виду «начальник придворных рабов»). – Прим. ред.


[Закрыть] был у власти лишь два года (1388–1389), несмотря на то что пытался упрочить свое положение женитьбой на вдове Мари Дьяты II. Он был устранен Маганом III.[66]66
  Маган III – последний царь Мали, упоминаемый Ибн Халдуном. – Прим. авт.


[Закрыть] Новый манса, возводивший себя к мансе Гао, сыну Сундиаты, пришел к власти в 1390 г. Его называли также Махмуд.

Судя по описанной выше борьбе за власть, малийский царский двор переживал на рубеже столетий кризис. Единственным правлением в конце XIV в., когда положение Мали оставалось прочным, было время Мусы II, да и тогда реально правил его визирь. Первыми признаками ослабления центрального правительства были миграции за пределы Мали и разделение клана Кейта. Ниань относит рождение переселенческого поселения из клана Кейта на верхнем Нигере именно к этому времени.[67]67
  По традиции области Диома, клан Кейта занял эту землю через 5–6 поколений после Сундиаты. – Прим. авт.


[Закрыть]

По устной традиции, два царевича из клана Кейта – Серебанджугу и Гбере – вернулись в Ниани, укрепив предварительно свое положение в Диоме. Они хотели освободить город от осаждавших его фульбских племен из Вассулунке. Им это удалось, и они начали править в Мали. Ниань считает, что Серенджугу был тем царем, которого знают под именем Мусы III. Мансу Гбере он отождествляет с мансой Ули II.[68]68
  Доводы Нианя в основном языковые: Гбере и Ули на языке малинке синонимы, оба они означают «красный». – Прим. авт.


[Закрыть] Оба они правили в начале XV в.

Примерно в 1400-х гг., как сообщается, на Мали было совершено нападение со стороны Сонгай (Гао). Но настоящее выяснение отношений между ними и затем переход гегемонии в Западном Судане к Сонгай произошли, однако, спустя добрых полстолетия, во времена ши Али Бера (Али Великого). Тогда же, в начале XV в., Мали теснили и племена моей под предводительством царя Бонга. Моей, которые не приняли ислама, считали Мали своим главным противником в Западном Судане. Одним из основных объектов нападений моей был Томбукту, процветающий центр торговли и культуры. Оборона города была слаба, и моей легко овладели им, обратив в бегство представителей государственной власти Мали. Говорят, что моей убили много горожан, разграбили и разрушили постройки, а затем отступили. Когда моей ушли, представители царя Мали вернулись, но прежний авторитет был ими утрачен. Туареги, жившие близ Томбукту, также заметили ослабление власти малийского царя и, ободренные этим, начали в свою очередь теснить Томбукту. Горожане жаловались, что «царь, который не в силах защитить город, не имеет права быть его господином».

В 1435 г., когда Томбукту взял вождь туарегов Акил, город был окончательно потерян для Мали. Хотя в восточной части страны, где Гао-Сонгай постепенно укрепляло свои позиции, власть Мали мало-помалу рушилась, малийские цари сумели сохранить почти в неприкосновенности подвластную им территорию на Западе и на побережье Атлантики. В тех краях единственными государствами, отколовшимися от Мали, были Текрур и Дьолоф.

На побережье Атлантики важнейшими провинциями Мали были Гамбия (или Бати), губернатора которой называли Бати Манса, а также Касса, которой правил Касса Манса.[69]69
  Название провинции Казаманс в Сенегале происходит от названия Касса Манса. – Прим. авт.


[Закрыть] Ниань полагает, что именно кланы старого Мандинга – Сисоко, Корома и Камара, завоевали эти западные провинции Мали. В топонимии названия провинции есть явные совпадения с местными названиями Древнего Мандинга.[70]70
  Ниань употребляет название «Древний Мандинг» для территории, расположенной между Бамако и Сигири и ограниченной с востока рекой Санкарани. – Прим. авт.


[Закрыть]

Для Мали значение провинции Бати заключалось прежде всего в земледелии, которым занимались там свободные люди. В этом отношении западные провинции резко отличались от восточных областей государства, где рабочей силой служили трудившиеся на земле рабы. Португалец Валентин Фернандиш, который писал в 1506 г. о Западной Африке на основе личных наблюдений,[71]71
  Валентин Фернандиш свел воедино сообщения португальских мореплавателей второй половины XII в., хранящиеся в архивах Лиссабона и Лажиша. Сам он плавал в Африку только один раз, в 1508–1509 гг., и во время этого плавания не бывал дальше Арзилы (современная Асила) на океанском побережье Марокко. – Прим. ред.


[Закрыть] рассказывает, что важнейшим продуктом Бати был рис, который вывозили во внутренние районы страны. Наряду с этим в провинции выращивали просо и хлопок (который отправляли ткачам в Кассу), а также занимались скотоводством. Между прибрежными провинциями Атлантики и внутренними частями Мали шла оживленная торговля. Жители побережья получали за свои сельскохозяйственные продукты золото и железо.

По устной традиции, жившие между Гамбией и Рио-Гранде вассальные племена Мали составляли свободный союз, известный под названием Каабу (Габу). Границы Мали на западе расширялись вслед за проникновением туда купцов-малинке и земледельцев. В связи с завоеванием Каабу упоминается полководец Сундиаты по имени Тирамахан, о котором говорится, что он организовал царство Каабу. Связь Каабу с Мали сохранялась по крайней мере до конца XVI в. Это подтверждается тем, что правитель Каабу, носивший титул фарим, вступал в должность в столице Мали того времени – Ниани, хотя власть Мали в западных провинциях стала уже номинальной.

В середине XV в. положение в Западном Судане существенно изменилось: парусники португальцев достигли устья Гамбии. Первая встреча европейцев с африканцами была полна взаимного недоверия и враждебности, но обе стороны быстро поняли выгоды торговли. Прибывавшие с чужеземцами издалека товары укрепили положение племенных вождей побережья, хотя они и не хотели официально порывать вассальных отношений с Мали. Состоявший на службе португальского короля венецианец Ка да Мосто заключил в 1455–1457 гг. соглашение с гамбийским Бати Мансой и начал вывозить из Африки золото и рабов, что приносило в Европе большие прибыли. Бати Манса со своей стороны получал для своего двора товары европейского производства.

Вывоз рабов в Европу составлял лишь малую долю африканской работорговли. Первых черных везли в Европу главным образом для того, чтобы подтвердить, что корабли действительно плавали в столь экзотические страны, где живут люди, отличающиеся от европейцев цветом кожи. Подсчитано, что во второй половине XV в. в Европу привозили примерно 700–800 рабов в год. Всего к концу века в Европу было привезено примерно 35 тысяч африканцев. За все время существования работорговли в Европу привезли от 50 до 100 тысяч рабов – не так уж много по сравнению с торговлей людьми в целом, которая исчислялась миллионами. Но в то же время в связи с работорговлей следует помнить, что в число рабов, куда бы их ни отправляли, попадали по большей части самые лучшие, здоровые и крепкие люди, из этого следует, что даже относительно небольшое число потерянных путем работорговли молодых мужчин и женщин наносило тяжелый удар тому обществу, из которого эти рабы были взяты.

Первых рабов португальцы покупали на берегах Сенегала у царя Дьолофа, потом они добрались по реке Гамбии вплоть до Кантора, где завязали отношения с торговцами-дьаханке,[72]72
  Дьаханке – специфическая группа мусульманских богословов и грамотеев, расселившаяся в XIII–XV вв. по всей территории Западного Судана; отнюдь не все поселения дьаханке были связаны с торговлей. – Прим. ред.


[Закрыть] последние привозили им, кроме рабов, также золото и хлопчатобумажные ткани, производимые ремесленниками Касса. Таким образом, при посредничестве португальцев внутренняя торговля Мали превратилась во внешнюю.

Торговля золотом на Гамбии была только началом, объем ее значительно вырос после того, как португальцы в 1471 г. прибыли в торговый центр, расположенный южнее и несколько западнее современной Аккры, который позже стали называть Эльминой.[73]73
  Эльмина – полное название, которое дали новой фактории португальцы, – Сан-Жоржи да Мина, т. е. «[замок] св. Георгия на руднике», – прямо указывает на главный объект интереса португальцев в этой части гвинейского побережья: золото, поступавшее из месторождений на севере современной Ганы. – Прим. ред.


[Закрыть]

Преимуществом новой фактории было то, что она находилась близ золотоносной области Акан, откуда золото вывозили в Европу и раньше, но в значительно меньших масштабах, чем теперь португальцы. Раньше золото поступало в Европу из Акана через множество посредников: прежде всего это были малийские торговцы, которые привозили золото к началу караванных путей, откуда арабские и берберские купцы везли его далее через Сахару. Теперь торговля шла непосредственно с европейцами, и золото сделало свое дело: губернатор Эльмины сообщал в 1513 г., что, будь у него в достатке рабов и европейских товаров, он мог бы доставить португальскому царю столько золота, сколько тому будет угодно. Он жаловался, что часть золота идет через мандингских купцов прямо на север.

Другой источник свидетельствует, что, хотя по объему торговля золотом на Гамбии была скромнее, чем в Эльмине, она все же превратила Кантор в столь оживленный торговый центр, что некоторые малийские купцы предпочитали возить золото не в Эльмину, а в Кантор.

В начале XVI в. из Эльмины в Португалию доставляли примерно 400 кг золота в год, во второй половине века количество привозимого в Португалию золота уменьшилось, но не из-за истощения запасов, а потому, что дорогу в Эльмину нашли английские, французские и голландские купцы.

Мали стремилось не только к торговым связям с Европой. Видя, что границы его власти сокращаются прежде всего из-за укрепления позиций Сонгай, царь Мали, манса Мамаду, в 1480-х гг. попытался установить дипломатические связи с Португалией. Он надеялся, что союзнические отношения с заморским государем Жуаном II помогут спасти его власть от гибели. Однако установить эти связи не удалось, и распад державы Мали продолжался. В это время и произошло решающее сражение за гегемонию в Западном Судане. Царство Сонгай под руководством Али Бера выиграло у Мали борьбу за власть, длившуюся годы (1460–1473).

Потерявшее господствующее положение Мали перестало интересовать зарубежных хронистов. В XVI в. в страну прибыл только один известный путешественник – Лев Африканский,[74]74
  Лев Африканский, он же ал-Хасан Мухаммед ал-Ваззан ал Фаси, родился в Гренаде в 1494 г., получил при дворе папы Льва X имя Джованни Леоне, откуда образовалось имя Лев Африканский, под которым он стал известен миру, и особенно Европе, благодаря своим знаменитым отчетам о путешествиях по Африке. – Прим. авт.


[Закрыть] – и то по пути в Сонгай.

Лев Африканский рассказывает, что видел в Ниани стада, хлеба и хлопок. Местные жители были, по его мнению, «гостеприимны и зажиточны», а также «более умны и прилежны, чем все остальные».

Но, несмотря на гостеприимство, трудолюбие и ум народа, распад государства Мали в XVI в. продолжался. Из царей того времени упоминаются обычно только трое: Мамаду II (1530–1535), Мамаду III (правил в 1560-х гг.), а также Маган, о котором рассказывается, что он был «последний манса».

Прежде чем окончательно стать одним из незаметных государств, Мали получило последнюю возможность для нового подъема, когда марокканцы разрушили Сонгай. Малийский царь Махмуд (Мамаду) решил напасть на Дженне в 1599 г., но сражение обернулось поражением, поскольку город получил помощь от посланных из Томбукту резервных марокканских частей. Исход сражения решило огнестрельное оружие, и у марокканцев оно было, а у малийцев – нет.

Маган, который, как сказано, был последним мансой, отступил вместе с остатками своего народа в Кангабу, где и вел жизнь скромного вождя племени, подобно тому как жили мандинги за 450 лет до этого.

Со временем он отказался от власти и передал ее преемнику. В межгосударственной политике Западного Судана объединение мандингов в Кангабе участия не принимало, а если в нем и продолжалась борьба за власть, то это были незначительные межродовые столкновения. Говорят, что еще и в нашем веке в Кангабе стоял у власти тот же род, который в свое время повелевал могущественным царством Мали.

Сонгай

Легенда о Фаране Мака

Хотя царство Сонгай, или Гао, достигло расцвета последним из трех «золотоносных стран» Западного Судана, корни его уходят в такое же далекое прошлое, как первой «страны золота» – Ганы, и так же, как история Ганы, первоначальная история Сонгай окутана легендами.

Главная фигура легенд о рождении Сонгай-мифический герой по имени Фаран Мака. До его появления на берегах Нигера эту область, согласно легендам, стерегли духи-властители – Тору, которым подчинялись также небо, ветры, дожди и грозы. По легендам, корни властителей Тору уходят далеко в прошлое, вплоть до прямых потомков Адама. Таким образом, легенды о Фаране Мака можно считать более древними, чем легенды о Вагаду. Древнейшая фигура западносуданских мифов, которая упоминается в легендах, – это Данду Бери, который считался духом-хранителем великого царя Сонгай ши Али Бера.

У сына Данду Бери (он же Данду Урфама) по имени За Бери была дочь Харакой, которая считалась духом– повелительницей вод. Харакой имела пятерых детей от разных отцов: отцом Кирей был «красный туарег» из Гао, отцом Махама – туарег из Тафана, у третьего сына – Мусы Ниаури – отец был гурманче из Гассадунду, у Хаусакоя – отец, как можно догадаться по его имени, хауса, кузнец из Яури. Младшим ребенком была дочь Фаран Бару, отец которой был родом из Гао.

Считается, что в пятерых детях Харакой воплощены разные этнические группы Сонгай: рожденные от мужчин из Гао Кирей и Фаран Бару представляют северные племена, Муса Ниаури – запад, а Хаусакой – восток. Сверх того, Харакой, по рассказам, усыновила мальчика по имени Донго, отцом которого, согласно легендам, был охотник из Боргу, то есть представитель южных племен. Позже Донго, как говорят, стал покровителем грома.

Семья Харакой хотела удержать власть над излучиной Нигера и всей вселенной. Но на притоке Нигера, Гуруби, ей пришлось сразиться с подземными духами-джиннами, господами вод. И хотя Харакой сама была повелительницей вод, ей пришлось отступить перед джиннами. Она смогла вернуться в свою стихию, воду, лишь когда Муса Ниаури пришел ей на помощь. Его вызвал на место схватки венценосный журавль. Муса Ниаури сумел прогнать джиннов и вернуть матери и другим духам Тору власть над рекой.

Борьба с джиннами была жестокой. Во время сражения старший сын Харакой, Кирей, оружием которого были молнии, потерял глаз. После этого сражения в легендах возникает фигура Фарана Мака, который и становится главным героем мифов. Он вошел в милость Харакой и ее семьи после сражения с джиннами, поскольку был единственным из рыбаков этой местности, который сумел восславить Мусу Ниаури после его победы. Но, заняв привилегированное положение, Фаран попал в сложные обстоятельства. Муса Ниаури не смог разгромить джиннов до конца, и, когда они услышали, как Фаран поет песнь в честь победы, они собрались с силами для новой битвы, и здесь против них выступил уже Фаран Мака.

Это не было обычное отчаянное сражение смертного с духами, владеющими сверхъестественными силами. Дело в том, что если отец Фарана Мака был обыкновенным сорко, то мать его сама принадлежала к числу духов и наделила сына сверхъестественной силой. Противником Фарана Мака был Динки Бару, «царь-рыболов», которого звали также джинном-рыболовом. Битва снова происходила на реке Гуруби, и окончилась победой Фарана, после чего никто не мог оспаривать его положение на Нигере.

О юности Фарана Мака есть много рассказов. Согласно одному из них, он происходил из Бамаба, откуда приплыл по Нигеру, ища себе подходящего противника, чтобы помериться силами. Он плыл под парусами и, как рассказывают, остановился у красной песчаной косы Дугарад. Но равного противника он не встретил и решил вернуться в Бурем.

У Фарана жила дочь его брата Нана, которой в один прекрасный день наскучили хвастливые речи ее дядюшки, и она отправилась в Бура, расположенное в области Мопти, где и встретила рыбака по имени Саба Фоно. Он, как и Фаран Мака, был уверен в своем могуществе. Видимо, этот тип мужчины показался ей знакомым и надежным, и она, недолго думая, вышла за него замуж. До поры до времени она слушала кичливые похвальбы Фоно, но потом они ей надоели, и она намекнула, что Фоно, раз нет ему достойных соперников, мог бы помериться силами с ее дядей по отцу – Фараном Мака.

Саба Фоно сразу же пустился в путь, и километров за семь от Бамаба Гунгу увидел Фарана, что позволяет судить о росте последнего. Фоно это не смутило, он подошел к Фарану и справился, можно ли убить бегемота, которого он видел в окрестностях. Фаран ответил, что к тому не будет никаких препятствий, если они сначала убьют другого бегемота, который живет в Коима, дюнах Гао. Они сразу же направились в Коима на поиски этого бегемота. Трудность была в том, что на гарпунный канат набрасывались термиты и сразу перегрызали его, так что брошенный гарпун просто тонул в реке. Только последним, унаследованным от отца гарпуном Фарану посчастливилось убить бегемота.

Фоно же не повезло: когда Фаран в решающий момент приблизился к добыче и подплыл к лодке Фоно, она перевернулась и, к большому, его позору, Фоно оказался в воде. Особенно скверно было то, что на охотничье состязание пришли и родители жены Фоно, которые стали свидетелями неудачи зятя. Все это привело Фоно в такую ярость, что он в отместку убил мать Фарана с помощью чар. Фаран, конечно, догадался, кто виноват в смерти матери, и сразу после похорон пошел искать бежавшего Фоно. Тот спрятался на берегу реки в кроне дерева. Отсюда, согласно легенде, произошло его имя – Фоно, что значит обезьяна.

О столкновении Фарана и Фоно, как и вообще о приключениях Фарана, существует множество различных версий. Иногда их борьба рассматривается как соперничество разных кланов внутри племени сорко: Фаран относится к гаоским сорко, а Фоно – к сорко Гурао. По версии Бокара Кисее, личные отношения этих героев были несколько иными, чем в приведенном рассказе, но конечный результат был тот же.

У Фоно было две жены, из которых одна имела детей, а другая – не имела. Бесплодной жене надоели хвастливые россказни Фоно прежде всего потому, что она их всегда слушала в постели. Она сказала, что если Фоно хочет доказать, что он годен на что-нибудь иное, кроме того, чтобы ломать кровать жены каждый раз, когда они предавались любви, то ему следует помериться силами с Фараном.

Фоно тут же пустился в путь и, достигнув Гао, разбил лагерь на берегу реки. Фарану гость не понравился, и он не вышел к нему с приветствием. Но дочь Фарана сразу пришла в восторг от Фоно и заявила, что выходит за него замуж, хотя до этого отказывала всем женихам. Но на сей раз ее брачные планы не одобрил Фаран и пригрозил, что убьет дочь, если она пойдет в жены к Фоно. Дочь, однако, настояла на своем и вышла замуж за чужака.

Однажды, когда Фоно ушел на рыбную ловлю, Фаран осуществил свою мрачную угрозу и убил дочь, а на ее место положил красивую рабыню, наряженную в платье и украшения его дочери. Вернувшись домой, Фоно сразу узнал от сына о смерти жены и решил отомстить. Убив дочь, Фаран стал беспокоиться о безопасности собственной жены и поэтому всегда брал ее с собой, когда ездил в город. Но духи предоставили все же Фоно средство отомстить за гибель жены: он метнул в воздух свой особый гарпун, который взлетел до неба, а оттуда упал прямо в лодку Фарана и пронзил его жену. Фаран сразу опознал гарпун, и схватка двух мужей стала неизбежной. Некоторое время никто не мог получить перевеса в борьбе, и, наконец, Фоно крикнул Фарану: «Если ты мужчина, взгляни на меня!» И едва Фаран повернул голову, как Фоно смертельно ранил его. Но и умирая, Фаран показал силу своих чар: когда Фоно посмотрел на него, он превратился в обезьяну, которая скрылась на дереве.

Фаран Мака, без сомнения, принадлежит к величайшим героям западносуданской мифологии. О его богатырском росте говорит его могила, которая, по преданиям, находится в Банибо Сорко. Ее длина – 100 метров! Могила Фарана играет важную роль для охотников и рыболовов: сорко ходят туда точить гарпуны, поскольку, по поверьям, гарпун, наточенный на могиле, не знает промаха.

Легенды о Фаране Мака с их противоречиями и множеством вариантов причинили много хлопот как историкам, так и фольклористам, поскольку они пытались искать в них «историческую правду». Существуют также взгляды, по которым в легендах выведены не один, а много Фаранов.[75]75
  Малиец Сидики Дьябате считает, что исторические путешествия подлинного Фарана начинаются с гор Гангара и идут через Сигири и Сиби к реке Дьолиба или Нигеру и заканчиваются у озера Дебо. Кроме настоящего Фарана, или Фарана Мака Сидики, Дьябате слышал также о Фаране Дьясси, Фаране Бурама, Сиби Нунанфаране Камара, Табу Нунанфаране Камара и Ньенкема Нунанфаране Камаpa. Принадлежат ли эти имена разным лицам или это варианты одного и того же имени, установить невозможно.
  Другой малийский исследователь, Бокар Сиссе, дает интересное объяснение. По его мнению, наследный принц Сонгай жил в Тендирме (в то время, когда Гао был столицей государства), а наследного принца, которым мог быть сын или брат царя, титуловали курмина-фари, или канфари. В дополнение к этому он, и только он, мог пользоваться именем Фаран Оно, по мнению Сиссе, происходит от сонинкского слова фарен (в Мали пользовались формой фарба, идущей из языка малинке), и, если люди говорили, что Фаран сделал то-то и то-то, то они всегда имели в виду действия наследного принца Тендирмы. На каком-то этапе дела принцев, особенно те, что их прославили, становятся далекой историей, где действует всегда Фаран, и на этом этапе они присоединяются к мифологическим рассказам о подвигах Фарана Мака. Мысль Бокара Сиссе можно продолжить: древние деяния наследных принцев, возвеличенные устами народа, могли в конце концов развиться в мифы о великом Фаране Мака. – Прим. авт.


[Закрыть]

Пожалуй, деяниям Фарана Мака наиболее достоверное толкование дал Жан Руш. По его мнению, речь идет о внутренней борьбе в области Нигера или о борьбе Гао, стремившегося к верховной власти, с другими местными племенами и сообществами. Победы Фарана Мака отражали, таким образом, постепенное усиление Сонгай, или Гао. Фаран сражался, кроме Фоно и Динки Бару, и с вождями-сонни, и против белла, обернувшихся бегемотами.

Борьба сорко (их прародителем считают Фарана) с племенами сонни или ши, по мнению Руша, была борьбой между традиционной верой и магией: сорко были представителями традиционной веры, а сонни – магии. Разницу между ними Руш определяет следующим образом: при традиционной вере человек обращается к божеству вверх, то есть бог стоит выше человека, в то время как в магии человек обращается с богом как с нижестоящим существом, отдавая ему приказы и предъявляя свои претензии.

Хотя хронология событий в легендах о Фаране Мака меняется у разных рассказчиков и в разных версиях и по ним крайне трудно восстановить подлинную картину ранней истории обществ излучины Нигера, некоторые историки пришли к следующему заключению: под руководством Фарана Мака сорко и охотники-гоу, а также в какой-то мере присоединившиеся к ним земледельцы-габиби, жившие около Тиллабери, включились в одну систему правления, и это ознаменовало начало возникновения государства Гао – Сонгай. Когда в точности произошло образование этого сообщества рыбаков, охотников и земледельцев, если это происходило действительно так, определить невозможно.