Текст книги "Цивилизации долины Нигера"

Автор книги: Ваккури Юха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Аския Мухаммед

Аския Мухаммед, едва придя к власти, начал расширять свое государство. По «Тарих ал-Фатташ», он был властителем Сонгай уже несколько лет, когда завоевал Дьягу. Эта область славилась своими каменщиками, которых там насчитывалось, согласно хронике, пять сотен. Четыре сотни из них аския увел с собой в Гао, а остальных отдал своему брату Омару Комдьяго. По свидетельству хроники, в тот же год аския учредил для Омара особую должность – канфари – второго лица в государстве после царя.

В 1496–1497 гг. брат аскии присоединил к империи Тендирму, где начал строить свою резиденцию. Для этого ему и нужны были те сто каменщиков, которых дал ему аския. Ему не удалось руководить строительными работами, так как через 25 дней гонец аскии позвал Омара Комдьяго к царю. Строительство города, однако, не прекратилось, так как аския послал следить за работами баламу Мухаммеда Корей, он же «светлый Мухаммед», и бенга-фарму Али-Кинданкангайя.

Аския призвал брата, так как решил совершить хаджж. Почему аския Мухаммед пожелал отправиться в Мекку сразу по приходе к власти, вполне понятно: он знал, что удачное путешествие укрепит его положение в государстве. Он не был законным преемником династии, что давало бы ему право на трон. Хаджж дал бы ему бараку – благодать, освящение его власти свыше. Он поднял бы его престиж как в глазах мусульман, так и анимистов.

Аския Мухаммед имел образец для подражания, когда планировал свое паломничество, – мансу Мусу. Он хорошо помнил, как государь Мали с помощью хаджжа укрепил свое положение. Подобно мансе Мусе, аския послал своих сборщиков собирать подати для расходов на путешествие. Но основная часть средств была взята, видимо, из сундуков двора. «Тарих ал-Фатташ» сообщает, что 300 тысяч золотых слитков были накоплены еще во времена ши Али, а во дворце ши Али были закопаны и попрятаны сундуки с несметными богатствами.

Хотя аския Мухаммед и взял за образец хаджж мансы Мали, свита его была значительно меньше. Воинов у него было с собой «только» 800. В их число входили и военачальники, в частности, сын аскии Муса, а также Али Фолен, носитель громкого титула хукокорей-кой, то есть «начальник дворцовых евнухов».[103]103
  Вместе с Али Фоленом аския через некоторое время после хаджжа совершил описанную выше инспекционную поездку в Томбукту. Али Фолен оставался ближайшим советником царя все время его правления. – Прим. авт.


[Закрыть] Кроме того, в свиту царя входили четыре «светлых» начальника, очевидно туареги, и поддерживавший аскию Мухаммеда во время междоусобной войны баракой Кура бен Муса, а также семь мусульманских ученых, один из которых – автор «Тарих ал-Фатташ» Махмуд Кати.

Согласно арабским хроникам, паломничество прошло успешно: по описаниям, аския вел себя в Мекке как пламенный мусульманин. О его правоверном поведении лучше всего говорит анекдот, связанный с неким мужем, о котором шла молва, будто он владеет несколькими волосками пророка Мухаммеда. Купцы приходили к нему и за соответствующую мзду получали возможность омочить волосы пророка в воде, которая после этого становилась священной. Купцы уносили эту воду и могли ее использовать в благочестивых целях. Аския, подобно другим, пошел к этому человеку и попросил показать ему волосы пророка. Увидев их, аския тут же схватил один из них и проглотил!

Аския купил в Мекке участок земли и построил там дом, в котором встречался с местными знатоками ислама. В Мекке ему поднесли синий тюрбан, который окончательно узаконил его правление: он получил прозвище эль-Хадж, то есть царь, совершивший паломничество. Он получил в Мекке также почетные титулы имама и халифа и стал, таким образом, амир-аль-муминином, или «повелителем верующих».[104]104
  В мусульманской правовой теории любой независимый мусульманский государь считается верховным имамом, то есть и религиозным главой подчиненной ему общины мусульман, совпадающей с государством. Поэтому получать утверждение в этом сане аскии Мухаммеду, собственно, не было нужды. Что же касается сана халифа и связанного с ним титула «повелитель верующих», то более вероятно, что такую инвеституру аския скорее мог получить не в Мекке, а в Каире, где мамлюкские султаны со второй половины XIII в. содержали марионеточных халифов из числа потомков династии Аббасидов, уничтоженной монголами в 1258 г. – Прим. ред.


[Закрыть] Так, с помощью хаджжа он объединил в своей особе власть светскую и власть духовную. В Каире аския Мухаммед, говорят, посещал гадателей, чтобы узнать судьбу своего государства. Предсказатели намекали, что для Томбукту особенно опасным может оказаться голод. Дженне в свою очередь может быть уничтожен потопом, который сметет все и вся. Мрачные предсказания, видимо, не омрачили души аскии: «Тарих ал-Фатташ» рассказывает, что следом царь услышал и множество более приятных предреканий.[105]105
  Из текста хроники «Тарих ал-Фатташ» следует, что это предсказание принадлежало не «гадателям» и не ал-Магили, а одному из крупнейших мусульманских авторитетов того времени Джалал ад-Дину Абд ар-Рахману ас-Суйюти (1445–1505). – Прим. ред.


[Закрыть]

Предсказателем гибели Дженне был Сиди Мухаммед бен Абделькерим, он же ал-Магили, у которого была репутация фанатичного мусульманского ученого. По данным хроники, позже он побывал в Гао и, несомненно, пытался навязать аскии свои крайние религиозные идеи. Это, очевидно, не удалось, поскольку вообще мусульманство аскии было умеренным. Говорят, что за все время правления он лишь однажды повел религиозную войну – джихад. Это произошло сразу после хаджжа, или в 1498 г. Согласно законам джихада, до открытого сражения аския призвал врага, которым был, как и для многих других западносудан-ских правителей, моси-кой, перейти в ислам. Этот призыв был формальностью: моси веками успешно противостояли распространению ислама, и у них не было никакого основания менять свою позицию и теперь. Ответ короля моси, как рассказывается, раздражил аскию. Это было неудивительно, так как моси-кой, как утверждают, ответил посланцу Сонгай, что, прежде чем дать окончательный ответ, он должен посоветоваться со своими богами!

После бесплодных переговоров последовало сражение, в котором аския одержал победу. Говорят, он взял так много пленных, что для них пришлось построить в Гао целый квартал. Но основная задача-обращение моей в ислам-достигнута не была, если исключить новообращенных пленников, в искренности которых следует усомниться.[106]106
  На глубокое укоренение анимизма у моси показывает то, что примерно 50 лет спустя царю аскии Дауду пришлось предпринять против них новый военный поход. – Прим. авт.


[Закрыть]

В то же самое время, в 1498–1499 гг., аския Мухаммед назначил в Томбукту нового кади – Махмуда бен Омара, который сменил на этом посту кади Хабиба, назначенного еще ши Али. Как показывает приведенная выше беседа между новым кади и аскией, у мусульманского судьи в Томбукту было в то время прочное положение. Наряду с кади к мусульманской верхушке Томбукту принадлежала целая группа влиятельнейших советников, власть которых не поддавалась контролю. Хроники упоминают среди них мори Салиха Дьявару, который дружил с братом аскии Омаром Комдьяго.[107]107
  Прозвище Омара-Комдьяго – значит «покоритель Дьяги», что указывает на битву, происшедшую в 1494 г. в южной Масине, где Омар возглавлял сонгайское войско. После того как во время хаджжа аскии Мухаммеда Омар был регентом, он вернулся на пост канфари (или курмина-фари), т. е. наместника западных земель. В этой части Сонгайской державы влияние ислама было всего ощутимее, об этом свидетельствует и то, что Омар послал своего сына Мухаммеда Бенкана в Санкоре на выучку мусульманским ученым. Неудивительно, что Салих Дьявара был доволен своим высокопоставленным учеником. – Прим. авт.


[Закрыть] Из других мусульманских вельмож ближайшими советниками царя были мори Мухаммед Хаугаро, альфа Мухаммед Туле, который был в свое время послом аскии к ши Баро, а также Гао-Закария; все они принадлежали к свите аскии во время хаджжа.

Аския Мухаммед, несмотря на подстрекательства мусульманских фанатиков вроде ал-Магили, не начинал более религиозных войн, но продолжал планомерно расширять границы своей державы – новые земли приносили новые доходы. После джихада против моей армия сонгаев была направлена на Багану, область к западу от владений аскии, номинально принадлежавшую Мали. Армию повел, видимо, опять Омар Комдьяго. Багана-фари вступил в союз с фульбе, которые, видимо, со времен ши Али считали сонгаев своими злейшими врагами. Войска Омара Комдьяго выиграли сражение, которое обычно датируют рубежом XV–XVI вв. Эта победа означала существенное укрепление позиций Сонгай на западе.

В 1500-х годах государство расширялось на восток. Аския послал свои войска в область Аир, на Агадес, который был важным стратегическим пунктом на караванных путях через Сахару. Большая часть экспортируемых в Европу товаров по-прежнему шла через Сахару.[108]108
  В какой-то мере товары средиземноморских стран шли в государство аскии по океану и западным землями Мали. – Прим. авт.


[Закрыть] В то же время сонгайская армия напала на Диалу, расположенную в Каарте, которая была одним из центров ослабевшего Мали и где находилась одна из многочисленных резиденций короля Мали. После этого войско аскии, видимо, вернулось в Гао, и прошло несколько мирных лет. Согласно «Тарих ал-Фатташ», аския послал свои войска в следующий раз на битву в 1505–1506 гг., и противником на этот раз было государство Боргу.

Уже ши Али пытался заставить эту область платить налоги Гао, но это ему не удалось, и для аскии этот поход кончился его катастрофическим разгромом. Согласно арабским хроникам, войско правителя Боргу окружило его и отрезало от основных сил сонгайской армии. Махмуд Кати рассказывает, что при аскии было 100 его сыновей.[109]109
  Это число включает также племянников аскии (со стороны братьев). – Прим. авт.


[Закрыть]

Они требовали, чтобы он разрешил им вывести его из окружения, «поскольку ты единственный и если ты умрешь, то у нас нет отца, который заменил бы нам тебя». Рассказ «Тарих-ал-Фатташ» об этой битве несколько противоречив: хроника преувеличивает либо серьезность окружения, либо легкость выхода из него; в ней сообщается, что аския и его сыновья прорвались из окружения так, что ни один из них не был даже ранен. Хотя царь со своими сыновьями и вырвался из окружения, он потерпел неудачу в другом: одна из его жен – мать аскии Мусы, будущего царя сонгаев, – попала в плен к правителю Боргу.

На следующий год (1506–1507) аския отправил свое войско очень далеко, а именно в Галам, в верховья Сенегала, который в то время официально еще принадлежал Мали, хотя практически уже приобрел самостоятельность. О результатах этого похода арабские хроники молчат. Очевидно, аския намеревался уничтожить последние крохи великодержавности Мали. Другой причиной могло быть характерное и естественное для создателя империи желание пробиться к морю и таким образом вступить в контакт с португальцами, о которых аския должен был быть наслышан. Они появились на берегах Сенегала в 1440-х годах и оттуда мало-помалу продвигались в глубь континента.

Следующий военный поход сонгаев был направлен в западную часть их владений и связан с волнениями, начавшимися в 1490-х годах. Именно тогда вождь области Фута по имени Тенгела, или Тениедда, начал объединять некоторые роды фульбе в области Фута-Торо. Ему удалось создать там довольно сильный союз, который становился явной угрозой для ослабевшего Мали и мог быть опасен для сонгайских притязаний на господство. Когда в 1512 г. каньага-фаран из Кинги сообщил, что Тениедда пришел и грабит территорию Кинги, ответственный за безопасность западных частей Сонгай канфари Омар немедля снарядил армию и двинулся в поход. Однако, прежде чем он догнал Тениедду, тот успел уничтожить главный город кань-ага-фарана.

Омар, видимо, полагал, что его поход будет лишь небольшой карательной экспедицией, и не взял с собой большого войска. Но его армия, как повествует «Тарих ал-Фатташ», так измучилась в ходе длительного марша между Кинги и Тендирмой, что ее спасла от численно превосходящего и более сильного противника только милость Аллаха. Аллах и в самом деле не только спас войско Омара от погибели, но и даровал начальнику сонгаев победу над врагами.[110]110
  Здесь также видно апологетическое отношение хрониста к аскии: упоминая, что Омар убил Тенгеллу, и добавляя несколько позже, что брат сонгайского царя отсек голову вождю фульбе и увез ее в Тендирму, хронист подчеркивает, что это произошло без ведома аскии. – Прим. авт.


[Закрыть]

От Тениедды командование армией фульбе перешло к его сыну Коли. Хотя Коли уклонился от сражения и отступил со своими ордами в Фута-Торо, он продолжал экспансионистскую политику отца. Он даже напал на золотоносную область Бамбук, правда, потерпел поражение от малийского войска, но не потому, что Мали вдруг окрепло, а потому, что Мали, почти утратившее свое великодержавие, получило помощь со стороны. По некоторым предположениям – со стороны Португалии, что вполне объясняет поражение Коли.

Следующая военная операция аскии была направлена на земли хауса к юго-востоку от Гао. Первым объектом на его пути оказался город-государство Каци-на, которое приняло ислам во второй половине XV в. Исламскую династию в Кацине основал Мухаммед Корау, который властвовал в быстро укрепляющемся государстве до 1493 г. В то же время развивалось и соседнее государство Кано, что вело к трениям между Кациной и Кано. Правитель Кано, носивший титул саркин-кано Мухаммед Румфа (1463–1499), оказался сильнее и заставил Кацину платить дань.

После Мухаммеда Корау в Кацине несколько лет правил Ибрагим Сура (1493–1498). Очевидно, именно во время его правления аския обратил внимание на этот город-государство. По данным некоторых исследователей, Кацина именно в это время стала данником не Кано, а Сонгай. Однако наиболее известный поход сонгаев на Кацину относится ко времени уже следующего ее царя – Али, примерно к 1513–1514 гг. В результате этого похода положение аскии как получателя дани с Кацины стало неоспоримым. Судьба Али, напротив, оказывается неясной. Одни историки считают, что он продолжал властвовать до 1524 г., другие ссылаются на Льва Африканского, который дает понять, что аския убил короля города-государства Кацины.[111]111
  Между прочим, Джон Ханвик сообщает, что Али правил до 1524 г. – Прим. авт.


[Закрыть]

Так же как и Кацина, Зегзег (Зариа) первоначально платил дань Кано, но во время похода аскии на хауса Зегзег перешел в круг владений сонгаев. То же произошло и с самим Кано. Благосостояние этого города основывалось на торговле и ремесле. Важный торговый путь из Кано к Гонья, расположенный у слияния Черной и Белой Вольты, был открыт еще во времена господства Якуба (1452–1463), предшественника Мухаммеда Румфа. Правление преемника Мухаммеда Румфа-Абдуллаха (1499–1509) – было временем возвышения Кано, когда вышеупомянутые соседние города Кацина и Зегзег стали его данниками. Разногласия между Сонгай и Кано могли происходить именно из-за права обложения данью этих двух государств хауса, и, прежде всего Кацины. Кано, несомненно, пытался вернуть себе это право уже после того, как Сонгай завоевал Кацину. В равной мере возможно и то, что нападение аскии на Кано было лишь частью большой военной операции, планировавшейся много ранее, против территорий, заселенных хауса. После долгой осады аскии удалось овладеть Кано и заставить его платить себе третью часть всех собираемых там налогов. Мухаммед Кисоки, который в то время правил Кано, предложил аскии в жены одну из своих дочерей. Очевидно, знаменитый сонгайский царь произвел на Кисоки впечатление мощью своего государства. Однако последующие годы показывают, что аския не сумел достаточно зорко следить за государствами хауса, хотя и оставил там после похода своих чиновников. Мухаммед Кисоки оставался у власти необычно долго (1509–1565).

Из Кано аския продолжил свой завоевательный поход в государство Гобир, которое также славилось богатством. Здесь образ его действий напоминает произвол ши Али: он убил короля Гобира, оскопил его сыновей и разорил неумеренными поборами это прежде столь процветавшее маленькое королевство. Но и этого ему показалось мало: аския увел из города значительную часть населения, с тем, чтобы поставить его на работы в Гао и других городах Сонгай или обогатить свою казну работорговлей.

Следующим деянием аскии была посылка войска вновь на восток к Агадесу в Аире. Система взимания дани, которую он создал в ходе предшествующих походов 1500–1501 гг., действовала недостаточно эффективно, несмотря на то, что для большей надежности был смещен тогдашний властитель Аира Мухаммед Талзи Танет.

Агадес, главную часть населения которого составляли арабские и берберские купцы, не доставлял ему условленных 150 тысяч дукатов. В новом походе 1515–1516 гг. сонгайским войском руководил, очевидно, денди-фари, отвечавший за безопасность юго-восточной части государства. Среди его помощников был правитель государства Кебби по имени Канта Кута, который был вассалом денди-фари. Ко времени военного похода в Аир власть аскии Мухаммеда была наиболее сильной, а его государство наиболее обширным. Однако сокращения подвластной территории было недолго ждать.

Старость аскии – начало внутренних распрей

Первым из сонгайских вассалов отложился именно Канта Кута, который поссорился с денди-фари из-за дележа военной добычи. Очевидно, денди-фари, ослепленный военными успехами сонгаев, не считал нужным исполнить обещания, которые он дал малозначительному, по его мнению, вассалу. Последствия были, однако, неожиданными: Кута отказался от вассальной зависимости и провозгласил государство Кебби свободным. Будучи одаренным военачальником, Кута умел лучше, чем денди-фари, использовать окрестные болота и раз за разом отражал нападения сонгаев.

За отложением Канты Кута последовали и другие: поскольку аския в это время уделял внимание в основном тому, чтобы вновь овладеть государством Кебби, он был вынужден ослабить свой контроль над недавно завоеванными хаусанскими государствами. Следствием этого было обособление некоторых из них от Сонгай. Таким образом, объединенный аскией Западный Судан существовал в этом единстве лишь несколько лет.[112]112
  Здесь речь идет о сравнительно позднем (с XIX в.) понимании топонима «Судан» как региона, где располагались города-государства хауса (т. е. нынешних южной части Республики Нигер и Северной Нигерии), в противоположность названию «Текрур», которым обозначалась практически вся территория к западу от него. – Прим. ред.


[Закрыть]

Наряду с внешними угрозами власть аскии стали подрывать внутренние распри, прежде всего между его многочисленными сыновьями. Брат аскии, курмина-фари Омар, умер в 1519 г. Это было большой потерей для стареющего царя. Смерть Омара произошла в то время, когда аския отправился в Кабару, портовый город неподалеку от Томбукту. В тот самый день, когда он должен был вернуться в Гао, он узнал о болезни брата и решил навестить его в Тендирме. Когда он приехал, по данным арабских хроник – инкогнито, в административный центр курмина-фари, ему рассказали, что Омар только что умер. Говорят, что аския пробыл в городе три дня. Смерть брата, которому он всецело доверял, видимо, заставила его осознать опасности, грозившие государству. «Тарих ал-Фатташ» говорит, что он подъехал к ближайшей реке и воскликнул: «Как прекрасна и великолепна эта страна! Как жаль, что здесь не найдешь и двух людей, которые бы об одном и том же мыслили одинаково!» Последующие годы показали, сколь ошеломляюще проницательными были слова 70-летнего царя.

Новым курмина-фари аския назначил своего брата Йахью («Тарих ал-Фатташ» говорит, что о родстве Йахьи и аскии ходило много разных слухов. По одним, он будто бы был сыном одной из жен аскии (хотя и рожденным не от самого аскии), по другим – племянником, сыном брата матери аскии Кассы. Но чаще всего Йахья считается просто братом аскии. – Прим авт.). Это назначение не вызвало разногласий в придворных кругах, но, когда аския несколько позже назначил нового бенга-фарму, начались возражения. Бенга была озерной областью Сонгай, и должность ее правителя считалась особенно важной. По рекомендации Йахьи аския назначил на эту должность Баллу, своего младшего сына, который прославился своей храбростью. Старшие сыновья аскии открыто выражали недовольство этим назначением.

Число недовольных было немалым: по арабским хроникам из Томбукту, у аскии насчитывалось 34 сына![113]113
  «Тарих ал-Фатташ» перечисляет имена следующих сыновей: аския Муса, уаней-фарма Муса Йонболо, корей-фарма Мори-Муса, курмина-фари Усман-Йубабо, Мори-Усман-Сакиди, Усман-Корей, Сулейман-Катенга, бенга-фарма Сулейман (Канкага), калиси-фарма Сулейман-Кондикойра, Омар-Кай, Омар-Туту, Омар-Йуйа, Букар-Гуро, Букар-Сонфоло, Букар-Кирин-Кирин, Али-Уайе, Али Косоли, бенга-фарма Али Кинданкангай, Мори-Мухаммед, Мухаммед-Гимби, Мухаммед-Кодира (последние двое известны также под именами Мухаммед-Дандума и Мухаммед эт-Тахир), фари-фарма Абдаллах, аския Исхак, аския Исмаил, Махмуд Думиа, Махмуд Данмаа, Махмуд-Букар, аския Дауд, Якуб, бенга-фарма Мухаммед (которого лучше знали под именем Хабиб-аллах), Халид, Ибрахим, бабели-фарма Фамао. К этим тридцати четырем хроника добавляет, что у аскии было «неисчислимое множество» других сыновей. – Прим. авт.


[Закрыть]

Каждый из них создал себе окружение, которое поддерживало его в борьбе за открывающиеся перспективы. Поскольку у сыновей аскии часто были разные матери, то усмирять эти ссоры мог только их общий отец и оставшиеся верными ему влиятельные мусульмане. Аския был уже в преклонном возрасте, кроме того, у него начало слабеть зрение. Али Фолен старался сохранить в тайне болезнь царя и стал ограничивать его аудиенции, это в свою очередь усиливало раздражение сыновей. Открыто выражал свою вражду старший сын аскии фари-мундио Муса, который в конце концов пригрозил прикончить Али Фолена. Старый и верный слуга понял, что его положение стало критическим, и бежал к Йахье в Тендирму. Без Али Фолена слепой аския был бессилен и не мог удерживать власть в своих руках. Йахья сразу приехал в Гао и убедился, что недовольство и мятежный дух широко охватили двор. Он попытался спасти положение, проведя совет аскии с Мусой и другими сыновьями, но тщетно. Однажды он выехал верхом за пределы Гао; Муса со своими приверженцами поехал по его следу и настиг его около Рас-Аризура. После короткой схватки Йахья был убит.

Потеряв второго брата и последнюю опору, аския понял, что остался в одиночестве во власти своих сыновей, и в первую очередь Мусы. Когда последний в воскресный день 26 августа 1528 г. в связи с праздником правоверных ид-ал-адха[114]114
  Ид ал-адха, праздник жертвы, связываемый с легендой о построении храма Каабы в Мекке библейским Авраамом и о получении им священного «черного камня», хранимого в этом храме, из рук архангела Гавриила. К этому празднику приурочивается время паломничества – хаджжа – в Мекку. – Прим. ред.


[Закрыть] объявил, что берет власть в свои руки, у 80-летнего аскии не было другого выбора, кроме одобрения уже свершившегося. В ознаменование своего нового положения Муса вместе с придворными прошествовал к месту моления. Хотя после отстранения аскии обстановка в Сонгай многие годы была нестабильной, на территориях империи это не сказывалось. Власть Сонгай в государствах хауса ослабела еще в последние годы владычества аскии, да и область Аир уже тогда начала ускользать из-под надзора центрального правительства.

Лев Африканский в Сонгай

Историки, опирающиеся на арабские хроники, считают аскию Мухаммеда самым выдающимся сонгайским, а может быть, и вообще западносуданским, государем. Несомненно, эпоха его владычества означала вершину господства Сонгай. Аския наряду с расширением своей империи умело использовал аппарат чиновников и был относительно гуманным правителем, хотя, конечно, не следует принимать за чистую монету все похвалы хроник в его адрес.

О внешнеполитическом значении Сонгай писал в свое время крещеный испанский араб Лев Африканский, который путешествовал по Западному Судану как раз во времена аскии Мухаммеда. Хотя его отчеты содержат явные ошибки и преувеличения,[115]115
  Во всяком случае, говоря об африканских животных, Лев Африканский склонен к преувеличению: он упоминает о десятиметровых львах, о громадных и ужасающих драконах. – Прим. авт.


[Закрыть] они строятся в основном на его личных впечатлениях. И поскольку он был в Судане только проездом и писал свои отчеты много позже, у него не было необходимости включать в них льстивые оценки правителей и старейшин. Так, он прямо пишет, что аския (он называет его «иския») «предательски» убил законных государей завоеванных им областей.

Лев Африканский был в Томбукту в 1513 г., то есть в то время, когда могущество Сонгай было особенно велико. Он ошибочно считал этот город столицей аскии, отчасти, видимо, потому, что Томбукту был центром внешней торговли и играл более важную роль в распространении ислама, чем Гао. Возможно также, что аския пребывал в Томбукту во время посещения его Львом Африканским. Во всяком случае, он называет аскию «королем Томбукту». Рассказав о местоположении Томбукту, Лев Африканский переходит к описанию самого города. Прежде всего он восхищается «роскошным храмом, стены которого сделаны из камня и извести», и «королевским дворцом, который построил прекрасный мастер из Гранады». Лев Африканский имеет в виду постройки, запланированные эс-Сахели и восходящие к правлению мансы Мусы. Ко времени Льва Африканского они простояли уже почти два столетия. После этого он упоминает многочисленные лавки и сообщает, что «берберийские купцы» или черные африканцы привозят в город ткани из Европы.

«Все женщины этой области ходят с закрытыми лицами, за исключением рабынь, которые продают все, что употребляется в пищу. Жители, и особенно чужестранцы, которые здесь живут, очень богаты, настолько, что нынешний царь даже выдал двух своих дочерей за двух братьев-купцов ради богатства последних.[116]116
  Упоминание об «обеих» вводит в заблуждение, во всяком случае если Лев имеет в виду аскию, а не Томбукту-коя, т. е. начальника города, так как, по «Тарих ал-Фатташ», у аскии было 19 дочерей: Уэйза-Бани, Уэйза-Ум-Хани, Уэйза-Айша-Коро, Уэйза-Хафса, Айша-Бенкан, Айша-Коро, Бентьи, Хава-Адама, Амкура, Мага-Масина, Фураса-Маненко, Киборо, Фати-Коро, Хаудакой, Да-лал, Нана-Хасса, Фари-Дионди, Фати-Уэйза, Кара-Тутьшга. Уэйза – почетное имя, которое носили только высокопочитаемые женщины. – Прим. авт.


[Закрыть] В Томбукту есть много колодцев с пресной водой, и всегда, когда Нигер разливается, вода по нескольким каналам доходит до города. Там величайшее изобилие зерна и скота (поэтому жители потребляют много молока и масла), однако очень недостает соли. Поэтому ее доставляют из Тегаззы, отстоящей от Томбукту примерно на 500 миль».

Лев Африканский рассказывает, что видел, как верблюжий вьюк соли продавали за 80 дукатов. Ниже он говорит, что 15-летняя рабыня (или раб) стоили в Гао шесть дукатов, а лошади, за которых купцы платили в Европе десять дукатов, продавались в Гао за 40 и даже 50 дукатов.

«Самое скверное европейское сукно продается по четыре дуката канна,[117]117
  Канна – средневековая итальянская мера длины, варьировавшаяся от 2,10 м на Мальте до 2,646 м в Неаполе. – Прим. ред.


[Закрыть] сукно среднего качества – монокино и минино – по 15, а тонкое венецианское алое, фиолетовое или синее – по 30 дукатов канна. Меч стоит здесь три или четыре кроны, также шпоры, уздечки и другие подобные товары, пряности продают здесь тоже по высокой цене, но соль стоит дороже любого другого привозного товара».

«Богатый король Томбукту», по описанию Льва Африканского, весьма напоминает малийского мансу Мусу, так же как и этикет при его дворе:

«Король обладает большим богатством в золотых пластинах и слитках, из которых некоторые весят 1300 фунтов,[118]118
  1300 фунтов=590,2 кг. – Прим. авт.


[Закрыть] и он содержит блестящий и хорошо устроенный двор. И когда король отправляется со своими придворными из одного города в другой, то он едет верхом на верблюде, которого ведет кто-нибудь из знати; так же он поступает, и когда идет в сражение, при этом все его воины едут на конях.

Тот, кто хочет говорить с королем, должен сначала пасть перед ним на колени и посыпать голову и плечи землей; обычай требует того же от тех, кто приветствует короля в первый раз, а также от послов других княжеств. У него всегда около 3000 конных и множество пеших воинов, которые вооружены отравленными стрелами. У них часты столкновения с теми, кто не хочет платить дань. Всех взятых в плен (неплатящих) он продает купцам в Томбукту».

Подобно тому как добрых 150 лет до этого в Мали, в Сонгай очень ценились лошади. Рассказывая о них, Лев Африканский затрагивает и «национальную» политику аскии:

«Здесь очень мало выращивают лошадей.

Торговцы и придворные ездят верхом на маленьких лошадках. Лучших лошадей доставляют сюда из Берберии. Как только царь узнаёт, что в город прибыли купцы с лошадьми, он приказывает привести их к себе, выбирает себе лучшего коня и платит за него хорошие деньги. Он так ненавидит иудеев, что не разрешает никому из них приходить в его город. Если он узнаёт, что какой-либо из берберийских купцов имеет дело с иудеями, он тут же конфискует его имущество».

Лев Африканский подтверждает пиетет аскии перед мусульманской цивилизацией и письменностью:

«Здесь много врачей, судей, священнослужителей и других ученых, содержание которых щедро оплачивается королем. Сюда привозят также различные рукописи и книги из Берберии, которые ценятся дороже других товаров».

По словам Льва Африканского, в качестве денег в Томбукту ходят золотые монеты без клейма. Для оплаты менее ценных покупок пользуются раковинами каури, которые, как свидетельствует автор, привозятся из Персии. 400 раковин соответствуют одному дукату. Много путешествовавший хронист удивляется широте торговых связей Сонгай за пределами Берберии: «Удивительно, как много товаров привозят сюда ежедневно, как они дороги и прекрасны».

В то же время Лев Африканский замечает, сколь неравно распределяется достаток в царстве Сонгай:

«В остальной части королевства (то есть за пределами городов Гао и Томбукту) есть только деревни и хижины, где живут землепашцы и пастухи, которые зимой покрывают свое тело шкурами животных, летом же ходят совершенно нагими, прикрыв только срам. Иногда у них есть обувь, сделанная из верблюжьей кожи. Это невежественные и грубые люди, и едва ли найдешь одного грамотного на сто миль вокруг. Они постоянно подвергаются грубому вымогательству, так что у них почти ничего не остается на прожиток».

Заметки Льва Африканского, несомненно, основываются на его собственных наблюдениях и потому достоверны. Но следует помнить, что в то время – в начале XVI в. – ни в одной части света достаток не был распределен равномерно. Очевидно, аския все же пытался в какой-то мере прислушиваться к жалобам народа. Наряду с чиновничьим аппаратом аския и сам часто занимался решением споров, возникающих среди простого люда, поэтому он не мог не быть хоть сколько-нибудь в курсе того, как живут низшие слои населения. Переодевшись до неузнаваемости, он любил бывать среди народа. Лев Африканский подчеркивает стремление аскии лично разрешать конфликты между подчиненными. Все это, однако, не означает, что аския не был в то же время бесспорным самодержцем.

Существенной частью системы мусульманского социального обеспечения была раздача милостыни, и в этом отношении все хроники превозносят аскию. Хотя хроники и стремились польстить властителю, щедрость аскии – неопровержимый факт. Вряд ли, например, Махмуд Кати стал бы приводить в «Тарих ал-Фатташ» следующий случай без какого-либо реального к тому основания:

«В 913 г. [хиджры] он [аския] совершил путешествие в Кабару, где встретил трех шейхов, потомков мори Хаугаро. Это были мори эс-Садык, мори Джейба и мори Мухаммед, которых ши Али [сонни Али] арестовал во время своего правления… Они страстно жаловались аскии на претерпленные ими от ши Али жестокости и дурное обращение. Аския дал им по 10 рабов и 100 коров, и они отправились восвояси. По дороге они встретили других своих братьев,[119]119
  Согласно тексту «Тарих ал-Фатташ», вновь встреченных братьев было пятеро. – Прим. ред.


[Закрыть] как и они, внуков мори Хаугаро, которые шли к аскии Мухаммеду. Когда они спросили шейхов о государе, те стали превозносить его обращение, доброту и щедрость.

Они рассказали, как получили от него рабов и коров.

„Нам, как вашим братьям, причитается из этого своя доля, – сказали вторые, – поделим все поровну“.

Первые братья отказались делиться, разгорелся спор. Он разрешился тем, что все братья вернулись к аскии Мухаммеду и рассказали ему все как было. Аския, будучи в хорошем настроении, выслушал братьев и сказал: „Когда я давал подарок, я помнил не о всех потомках мори Хаугаро, а только о тех троих, которые присутствовали. И то, что я дал им, и есть то, что Аллах дал на вашу долю. Оно принадлежит вам полностью, такова воля Аллаха“. Потом он дал другим братьям по 10 рабов и 100 коров и сказал: „Они принадлежат вам лично. И пока я жив, вы все имеете право ежегодно требовать от меня такую же пеню“.

Получившие подарки братья благодарили его и просили у Аллаха долгого века аскии и мира его царствованию».

Если потомки Хаугаро и не воспользовались обещанием аскии о ежегодной уплате пени (что составило бы 420 рабов и 4200 коров), сам по себе этот эпизод, относящийся примерно к 1507 г., говорит о том, что аския пытался наладить отношения с мусульманскими учеными, которых притеснял ши Али.

«Тарих ал-Фатташ» рассказывает также о другом подарке, который сделал аския мусульманским ученым, и этот случай характеризует как общественные ценности времен величия Сонгай, так и собственную позицию аскии Мухаммеда: говорят, он послал в Томбукту кади Махмуду бен Омару в подарок женщину и тысячу мискалей с таким письмом: «Если эта женщина родит тебе сына, дай ему мое имя и эту тысячу мискалей; если она родит дочь, дай ей 500 мискалей, а 500 оставь себе». «Тарих ал-Фатташ» сообщает, что женщина родила сына, будущего кади Мухаммеда.