Текст книги "ОАЗИС. Вторжение на Таймыр"

Автор книги: Вадим Денисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Крауф не выдержал и гыгыкнул, добавив что-то по-немецки, Софи согласно прыснула.

– Особо заметны среди заполярных подземных существ ненецкие "сихиртя" – маленькие светлоглазые люди, – шведка, казалось, не обратила никакого внимание на все насмешки. – Они обитают в песчаных сопках, пасут "земляных оленей" – мамонтов, ездят на собаках, шьют одежду собачьими сухожилиями, слывут среди соседей-людей кузнецами и колдунами. Раньше сихиртя жили на земле и охотились на диких оленей, но по воле рока их чумы превратились в песчаные сопки… Входом в жилище служит торчащий из земли "рог" – бивень мамонта.

– И как же только они, бедные, вылезают из промерзшей земли? – спросил Сержант заботливо.

– Вот какой вариант предлагают эвенки,– не смутилась рассказчица. – У Хозяйки Земли есть муж, безымянный пастух при ее разнообразном зверином стаде. Хозяйка выпускает из-под земли то больше, то меньше зверей в виде шерстинок, их из-под земли приносит местный шаман в своем бубне и вытряхивает их на промысловые угодья. Хозяйка хранит шерстинки в "шингкэн" – кожаной сумочке у себя под мышками.

– Ну у нее и подмышки!

И Сергей Майер прямо в сиденье принял знаменитую позу солдатской "зимней стойки", разведя скрюченные руки в стороны. Рита хихикнула, Игорь Лапин открыл было рот, но передумал и упёрся взглядом в лобовое стекло.

На том мистико-научные изыскания и закончились.

На какое-то время стало тихо, только низко ворчал двигатель и шелестел толкающий винт. Да и вообще обстановка в салоне к долгим разговорам не располагала. Все они прилично устали на срочных сборах и комплектовке, торопились в путь, потому и не выспались. Финн спал, уткнувшись в суконное плечо немца. Тот молча дремал, уткнувшись в боковое окно. К старту он устал больше остальных, ибо поутру успел съездить на какое-то экологическое мероприятие. По дороге на сходку ему повезло! Он попал под «настоящую» пыль. Местная обогатительная фабрика сливает хвосты (хвост-это перемолотая в пыль первично отработанная горная порода, смешанная с водой) прямо на природный рельеф, и это жуткое место называется хвостохранилищем. Когда вода испаряется, а ветер дует на город со стороны хвостохранилища, можно представить, что творится на улицах… Все вокруг в пыли, она забивается везде, где только можно. Юха, как и женщины, тоже поехал в городском автобусе, еще и в самый час пик, и, вдобавок, ядовитая пыль густо висела в воздухе. Харью был поопытней, рейсовый автобус его не пугал, потому он достал портативный анализатор воздуха и, к удивлению и восхищению норильчан, начал производить анализ воздуха в салоне. После детальных наблюдений финн был в шоке.

Они были не одни на озере.

Кто это там справа? Приглядевшись, Сержант увидел вдали моторную лодку, скрытую легкой зыбью. В восьмикратном приближении бинокля был виден рыбак, ковыряющийся в моторе. Обводя биноклем горизонт дальше, Майер заметил в стороне большой белый катер. Казалось, он стоит на месте: вот она, обманчивая неподвижность глубокой перспективы! Был виден мыс, но земля за ним с трудом различалась в завесе птиц, круживших над многокилометровой песчаной косой – мёртвой, без кустика, исполосованная ветром и волнами. Вот и весь пейзаж.

Издавна здесь пролегал кратчайший путь на север, освоенный на деревянных судах и заброшенный с тех пор, как появились железная дорога до Дудинки. Меняющийся фарватер отныне системно не изучался, лоции пропали и сейчас плавать тут можно, полагаясь не столько на карту или локатор, сколько на опыт, удачу и на простое везение.

Лапин натянул на голову наушники и слушал радио, Софи, подключив ноутбук к бортовой сети, что-то неспешно писала.

Поглядев направо, Сержант опять оживился и ткнул друга в бок.

– Ага! Вот где-то тут мы зимой и встали колом, – радостно сообщил он, – в самый лютый мороз! Чуть не сдохли, трахома… Ну, я вам рассказывал про зимние испытания первого "Марса", приобретенного господином Квестом. Сидели, ждали спасателей, пили водку. Игорь всегда был нашим главным связистом, научил нас тогда от скуки "тосту радиста Кренкеля", тот говаривал за столом: "Связь есть или нет связи – все равно "ПРИЕМ!" И принимал. Игорек, помнишь?

Тот повернулся, согласно кивнул, полузакрыл глаза и тихо забубнил: "Па-аёт морзянка за стеной весёлым дискантом…"

– О! Так это произошло здесь? – неожиданно оживилась Софи Пайе, захлопывая крышку нетбука. – А точное место сможете показать?

– Как же его летом покажешь? Да и зимой тоже. Это же пустыня. Лед был кругом, заструги, темнота. GPS-навигатор был другой, отметка не сохранилась. А! Вот напротив этого мыса мы и встали.

Облачка расступились для солнца и в салоне стало жарко. Сержант скинул куртку и остался в линялой тельняшке, которая привлекла внимание. Обнаружив общественный интерес к морской форме, Майер доверительно сообщил Рите:

– Была у моей бабушки одна любовь на всю жизнь – моряки.

Так за разговорами они скользили по прямой линии к реке Пясине. Воздушная подушка услужливо позволяла водителю гнать судно, не разбираясь, где мели, а где судоходные каналы. Шли к Сметаниной губе. Старинное, чудесное, но ныне начисто забытое название северо-восточного залива озера Пясино, из которого берет начало река Пясина.

Если и есть на принорильской территории подлинно исторические места, то почти все они – на этой реке. Огромной протяженности артерия, перерезающая полуостров почти целиком с севера на юг – самая большая река Таймыра. Это самый эффективный выход в интереснейший высокоширотный район полуострова. На север от реки высятся черные хребты мрачных гор Бырранга и арктические пустыни, голые глинистые пространства. На зиму даже дикие олени, а за ними и волки покидают тундру, расположенную за этой рекой. "Пясина самой природой огорожена от посягательств человека", – так говорили исследователи в 20-х годах прошлого века. Только в 1936 году в Пясину с океана вошел первый настоящий караван речных судов с… паровозами и вагонами для строителей заполярного металлургического центра Норильска. Привел его прославленный енисейский капитан Мецайк, тот самый, что привез в 1915 году из Красноярска на Диксон первую в этом краю радиостанцию.

До этого времени легендарная река первоосвоителей Таймыра просто не знала серьезных судов. Преобразило ее строительство Норильска.

Она и сейчас пустынна. Авиация почти убила речной флот. Реку опять забросили, забыли. Сейчас она живет своей жизнью и, похоже, вполне довольна этим обстоятельством. И, знаете, еще что… На реке Пясине сегодня загадок не меньше, если даже не больше, чем их было в прошлом веке. Что ни станок – легенда, что ни изба – интрига, что ни могила – детектив. Вот так.

Первую остановку для кратковременного отдыха искатели изрисованных плит сделали на полпути между заброшенным станком Введенским, которому было не менее трехсот лет и нежилым поселком Курья. У Введенского останавливаться не стали, заметив там моторную лодку. На берегу никого не было видно, ни дыма, ни движения. Если там обосновались браконьеры "промыслового типа", то работают ночами – цедят воду неводом, солят, набивают бочки. А днем отсыпаются. Не самая контактная компания.

Замеченная Игорем старая рыбацкая избушка, даже избушечка, подопревшая, срубленная много лет тому назад, терпеливо ожидала визитеров-ремонтников, но попадались ей все больше транзитники… Разделочный стол, вешала, надворный очаг – все было в запустении, кроме мусорной кучи за избой, – там серебрилась груда свежих пустых бутылок. Юха тут же "включил эколога", начал все это безобразие собирать и зарывать, пользуясь найденной лопатой. Лопата оказалась поганая и он не поленился, сбегал на судно за штыковой, "фискаровской".

– Что это, мистер Лапин? – заинтересованно спросила у русских Софи, опасаясь поднять с земли лежащий на боку продолговатый чугунок.

– А разве в Канаде такого уже нет? Вы не встречали в походах? Странно… Это форма для выпечки хлеба. Ого, смотри-ка, чугунная! – Лапин поднял и уважительно осмотрел утварь. – Вроде бы вполне целая.

– Экзотика, – поджав в удивлении губы трубочкой, бросил Юрген, уже успевший обойти ближние окрестности и налить в кружку горячий кофе. – Не скрою, и мне было бы интересно попробовать настоящий древний русский хлеб… Отличный кофе! Интересно, почему не получается сварить столь же вкусный, сидя в собственном доме, в тепле и уюте? На охоте получается… У русских так же?

– Хлеб – это можно, больших сложностей не будет, – неожиданно заявил подошедший Сержант. – Мука у нас есть, быстрые дрожжи тоже, так что, когда остановимся надолго, так и быть, испеку вам самый настоящий тундровый формовой хлеб.

– Вы действительно умеете печь крестьянский хлеб!? – чуть ли не хором воскликнули западные женщины и переглянулись. Все же русские до сей поры дикари…

Если бы он умел это делать, Сергей Майер покраснел бы от смущения.

Но почему "крестьянский"?

– Раньше в тундре все промысловики подовый или формовой хлеб пекли. Ну, это в формочках таких чугунных, их специально с материка завозили. Дефицит, то есть редкость. Так что, кто в ведрах, кто на листах железа, но некоторые и формы добывали… Да и сейчас многие отшельники-одиночки практикуют выпечку хлеба. И я ведь научился в свое время из рациональных соображений, чисто как стратегический холостяк, – признался он.

После обеда все немного посидели у обрыва, на дорожку. Словно не желая в очередной раз выслушивать колкости (хотя плевать ему было, на самом-то деле), Майер отошел в сторонку, пристроился на берегу и с наслаждением закурил. Сидя на береговой террасе он буквально захлебнулся от самобытной красоты древних земель. Граница! Далее к северу тундра стремительно дичает. И хорошеет… Сержант не был человеком искусства и не умел красноречиво расписывать красоты родного края. Иногда он вообще следовал установке: "Культурным быть не вежливо". А вот сейчас захотелось научиться.

Он дымил да смотрел на реку. На знакомую с детства Пясину, которая кардинально изменилась за последние лет двадцать. Она словно обрела какой-то интеллект! Не он один заметил… Раз в два-три года река внезапно и необъяснимо поднималась, многие мели и перекаты почти исчезали, каналы-протоки углублялись. Казалось, что огромной протяжённости река пытается самоочиститься, уже не надеясь на помощь материнского озера, из которого она вытекала. Само озеро с момента постройки комбината превратилось в гигантский фильтр-отстойник, по берегам которого оседали все ядовитые составляющие промышленных стоков. Несчастное озеро старалось, жертвуя собой, сберечь свою реку, отдать ей воду, настолько чистую, что бы проходная рыба в ней не дохла… Долго этот фокус удавался, рыба в реке не перевелась. А вот в систему Норильских озер она уже почти не входила – никто из ныне живущих рыбаков не застал того времени, когда в Путоранских озерах можно было выловить нельму и осетра, коими когда-то славилось озеро Лама.

Озеро Пясино тоже когда-то было рыбацким, промысловым; ныне же только сумасшедший будет есть рыбу, выловленную ниже по течению от Норильска. Рыбточки умерли, берега окончательно заилились – фильтр, он и есть фильтр. Его списывают.

Но настало время, и уже сама река решила, казалось, взять судьбу в свои руки – такой вот антропоморфизм. В спорах с друзьями Лапин на полном серьёзе утверждал, что пришел предел терпения среды. Налицо окончательная усталость принорильской природы от экологического бремени – стоков и сбросов, сернистого и хлористого газа, бесцеремонных вездеходных троп, инспекторских дорог вдоль газопроводов и линий ЛЭП. И рванул какой-то природный взрыв, качественный сдвиг, скачок – так думал и считал Игорь, и чем дальше, тем больше Сержант соглашался с ним. Река оказалась ему живым существом, весьма адаптивным, способным на жёсткий, если не жестокий ответ.

Майер подумал, что ничуть не удивится, если река сама образует запруду и превратит равнинные тундровые земли к северу от Норильска в сплошной катастрофический затон, призванный смыть все нечистоты, накопленные "обществом экскаваторщиков"… Это когда мы роем землю, добываем руду, льём металл, делаем из него экскаваторы для того, что бы завтра рыть глубже, а добывать больше. И порождаем из этого металла еще более чудовищные экскаваторы. И так до бесконечности. И никто не может внятно объяснить "экскаваторщикам", зачем вообще весь этот экстенсивный цикл нужен?

– Видать, самая реальная тема для Заполярья – превратиться в ноздреватый сыр, – потушив докуренную до фильтра сигарету, резюмировал Майер, как бы подводя черту. Но мысль не отпускала.

Всё, что касается влияния деятельности человека на природу тундры – сложный вопрос. Тут весьма показательны космоснимки. Если бы инопланетяне увидели только кусок Земли с полярной шапкой и тундрой, а не расположенные южнее квадраты вырубленного леса, то никогда бы не сделали однозначного вывода о наличии разумной жизни. Нас могли бы выдать исключительно расплывчатые пятна в районе Никеля, Воркуты и Норильска да неясная природа больших площадей развеваемых песков в районе Нарьян-Мара. Остальные воздействия локальны, хотя интенсивны.

Нефте– и газодобытчики буровыми вышками и нефтепроводами теснят оленеводов, что приводит к истощению оставшихся пастбищ… Сильнейшее разрушения ландшафтов в Норильске, последствия заполярных ядерных испытаний… Встроиться в жизнь тундры, по большому счету, не всегда могут даже современные оленеводы и охотники, нарушая хрупкое равновесие перевыпасом и повышенным убоем зверя. И все-таки можно сказать, что, за исключением районов действительно неуютных заполярных поселков и мест локального нарушения ландшафта добычей полезных ископаемых, природа тундры еще мало изменена человеком, а уменьшение населения в Арктике и удорожание вертолетов и вездеходов – лишь благоприятные факторы для нее. Влияние же глобальных изменений (загрязнение атмосферы, потепление климата, радиация) на российскую тундру по существу только начинает изучаться.

Но не поздно ли? Чем дальше, тем больше выяснялось, что роковой "щелчок" уже произошел, причем давно, и назад экологическую ситуацию так просто уже не отыграешь. Надо вкладываться, а это сделать нелегко, денег жалко.

Северная природа обретала какой-то "разум", она научалась давать отпор. Так или иначе, Пясина шалила, и чем дальше, тем больше. Причин непредсказуемых подъемов пясинской воды, стремительно уносящей всю грязь в океан, никто не мог определить. Да никто особо и не старался. Крепко профинансированная и должно снаряженная экспедиция научников, наверное смогла бы объяснить процессы рационально. Хотя, кто его знает… Мир всегда был полон тайн, и многие из них так и остаются неразгаданными даже в эпоху извращённой посткомпьютеризации.

Беседы под местным наркозом

– Не понимаю, как соусом «Тысяча островов» можно поливать свиной шашлык, – не вытерпел Донцов, глядя на тарелку друга, заполненную горкой жареного на углях мяса, – Это не сочетается, на мой взгляд.

– Ты просто никогда не бывал на лазурном острове Таити, – пропыхтел Самохин, тщетно пытаясь поудобнее пристроить в пластмассовое кресло своё большое тулово. – А я вот бывал. Там обожают поливать свинину всякими сладкими, пряными и кислыми соусами, и получается вполне деликатесно. Кроме того, именно мясо жирного порося в тех весях контрасно готовят вместе с морепродуктами, ибо другого мяса на островах просто нет, свинина традиционна. Раньше еще человечина была, они её поливали… Может, и сейчас иногда поливают, для родных и близких… Это в тебе косность кулинарного мышления говорит. Ты костный, Донцов, – сделал вывод академик, в третий раз возвращая на место убегающий круглый столик. – Еще пивка возьмем?

– Ладно, не дуй щеки. Таити-маити… На Таити мы не бывали, но в подобных ярких краях доводилось попутешествовать, – хмуро отбился Андрей. А мебель действительно неудобная. Во всех летних кафе неудобная. Когда-то была гнутая железная, то ли дело! А сейчас везде тонкий хлипкий пластик, и традицию тому положила жена бывшего мэра Москвы.

– Как же, как же, наслышан, путешествовал ты… На ржавом тяжёлом крейсере.

– Не на ржавом, и не на крейсере… А на острова высаживаться приходилось.

– Вот и надо было пробовать деликатесные блюда, а не затвором лязгать. Пора уже приобщаться к мировой кухне, – беззлобно пожурил его Толик, протягивая Донцову для пробы кусок мяса, обильно политый спорным соусам. Тот с усмешкой покачал головой, кивнув на старую добрую аджику. Но сам снедать не торопился, – полковник был занят тем, что мысленно переваривал уже высказанное Анатолием по поводу нового феномена.

– Кстати, ты не первый, кто пришел ко мне с подобными вопросами. И даже не третий, – не переставая жевать, ошарашил Самохин Донцова.

– Да? И кто же в первых рядах запаренных? – Донцов быстро поднял на него глаза.

– Может быть, ты и удивишься, но это были простые обыватели, – легко выложил инфу Самохин. – Это наш сосед, например, что живет за протокой, Николай, фамилий не помню, ты его знаешь… Еще один мой знакомый, работник мерзлотной лаборатории, заядлый снегоходчик. Информация, она как настоящий башкирский мёд, продукт сладкий, липкий, имеющий высочайшую степень текучести. Ты удивлен?

– Не особенно, – признался Донцов, – мы обязаны этого ожидать.

– Ожидайте. Но тщательней скрывайте, а то сочится. Скрывайте, это нормально для ГеПеУ. В мире нет ни одной страны, где бы власть ни стремилась скрывать информацию, а взамен вешать лапшу на уши добропорядочным бюргерам.

Они уже полчаса сидели в кафе-шашлычной "Синильга" (что свидетельствовало о похвальной начитанности владельцев), раскинувшей полиуретановый шатёр напротив старого городского стадиона "Заполярник".

Заслуженный стадион – носитель уникального северного термина – накрыли уже вторым гигантским куполом, после того, как выяснилось, что американские проектанты напортачили с первым. Вначале горожане здесь были недовольны, здесь все-таки сохранился главный в городе хорологический ресурс (это когда вы смотрите на панорамы или пейзажи и отдыхаете душой). Люди не хотели, что бы куполом-ангаром портили кругозор. Но вскоре общественное мнение признало, что бесхозный стадион с просевшим полем и позорными трибунами, полностью оккупированный пивными группировками, засравшими (во всех смыслах) всю площадь – никакая не хорология и вообще есть большее из зол… Но мнение учли и второй купол сделали прозрачным. Появился хозяин, существенно облагородивший территорию, и затеявший пять лет назад массированные лесопосадки. Большинство невысоких деревцев прижилось, получился скромный, но милый северный городской парк.

Ломая голову все нелегкие последние дни, Донцов так и не смог выстроить цельный и обоснованный план действий. Ситуационных аналогов не было, подсмотреть не у кого… За все годы службы в КГБ он привык защищать заполярную Родину от самых разных напастей. От шпионажа и от терактов, от возможных диверсий или вторжений сил недружелюбных соседей, от разборок криминальных группировок, от опасных сект и ненормальных одиночек. От техногенных катастроф, наконец. И даже от океанских пиратов.

Но никогда Донцов не думал, что ему предстоит греть нейроны, разрабатывая противоядие от мифических чудовищ, столь чуждых и противоестественных этому миру, будто они были порождены каким-то бешеным неземным селекционером!

Инициатором сегодняшней встречи был сам Андрей, узнавший, что Самохин находится в городе. А за городом академика фиг достанешь – там он весь в делах. Можно сказать, уже бывшего академика, хотя высокого звания у Анатолия пока никто не отнимал. В последние два года Самохин окончательно отошёл от академической науки, основав какую-то свою "академию" с мистико-трансцендентальным уклоном. Таких мутных организаций немало, так вот и еще одна появилась.

Учёное сообщество давно уже воспринимало участившиеся склонения Самохина в сторону всевластия Всевышнего вполне традиционно – в мире классического познания излишне частые апелляции к Богу считаются прямым предательством Науки.

Процесс начался не сегодня: он тянулся еще с тех времён, когда Самохин на свои деньги построил неподалёку от особняка часовню и учредил воскресную школу для детей. Одни обыватели поступком восхищались, другие недоумевали, а то и фыркали, – это уж кто по какую сторону религиозного забора стоит.

Православной церкви помощи и подкрепления от этого не вышло, Самохин никакую традиционную мировую религию не признавал и не одобрял, громогласно заявляя, что вся его Академия занята поисками нового (сугубо научного!) подхода к некой Новой Религии XXI века. Не секту он создавал, а Веру нового типа. И тут, похоже, ему Эммануил Кант был куда ближе, чем библейские сказания. Академик Самохин, как говаривали едкие комментаторы, захотел стать единственным человеком на Земле, правильно ответившим на вопрос: "Что же в действительности кроется там – н а в е р х у?"

Друзья расценили всё случившееся по-разному. Достаточно смиренный адепт Русской православной церкви, Игорь Лапин расстроился, посчитал трансформацию ученого интеллектуальным злокачественным образованием мозга. Даже свечку ставил. Атеист Сержант временно объявил себя агностиком и плотно заинтересовался поисками Самохина. Чаще всего встречающийся с Анатолием для банальных загородных пьянок, Димка Квест главную проблему видел совсем в другом: слишком умный Самохин до сих пор не женат. Через что свободен, но чудит.

Плевать Донцову было на все эти перипетии! Сейчас Андрей мыслил сугубо как работник госбезопасности. Секта, религия, вера, наука… Главное для него было в другом: уникальный мозг физика-теоретика Анатолия Самохина с годами ничуть не ослаб, а в связи с новыми интеллектуально-духовными исканиями ныне являл собой универсальный аналитический центр, работающий без всяких шор и тормозов. Даже хорошо. Теперь можно задавать совсем уж глупые вопросы. Кто же еще, как не Самохин, мог проветрить особисту мозги относительно творящегося на Таймыре безобразия?

Разговор продолжался.

– Знаешь одну из наиболее распространённых киношных фраз голливудских фильмов? "Не знаю что это, но оно надвигается на нас!" Вот увидишь, пройдет совсем немного времени и ты эту фразу будешь слышать чуть ли не каждый день, по рации, по сотовому и по спутнику, – уже без улыбки заявил ему Самохин, открывая очередную бутылку темного пива и переливая его в кружку. – Дети эсэмэсками завалят.

– Фраза знатная, – недобро усмехнулся Донцов. – А еще в блокбастерах часто повторяется такая: "Соедините меня с президентом!"

– Не волнуйся, и эта пригодится, – невозмутимо заверил академик.

– Типун тебе на язык! – Донцов чуть не перекрестился.

Рядом на детской площадке возились несколько ребятишек, нарядных и разноцветных, как попугаи. Их родители, так же как и собеседники, сидели-гуляли в чреве жёлтого шатрового сооружения, тонкие стенки которого, казалось, чуть трепещут от низких частот музыкального центра. Родителям было вполне вольготно, детям тоже. И полковнику Донцову совершенно не улыбалось загнать всех этих хороших людей в унизительное положение скрывающихся за охранным периметром беженцев. Скрывающихся от какой-то бесовщины! Нелепо, но именно так и может быть. Еще немного, и вся эта выверенная культура повседневности нарушится. Если дело пойдет такими темпами.

– А пантелеймоновцы на тебя не выходили?

– О чём мне с неучами говорить? – искренне удивился Самохин. – Примитивисты. А ты их в чём-то подозреваешь?

– Возможно, – не стал врать полковник, – кстати, а как они тебе вообще? Ну там, цели, идеи…

– Забавная старина, патина. Трижды прожёванное, – коротко ответил Самохин.

– Осторожная оценка.

– А ты чего ожидал? Обычная шайка-секта, в которой теологических исканий столько же, сколько их есть в футбольном фан-клубе. Ничего экстраординарного, всё те же "дома солнца", амулеты, "вождь Пуп Земли", ньюхиппианство и, в то же время, серьезные материальные и финансовые взносы… а! еще вялые обличения всей цивилизации. Главный прокол в этом деле – неумение излагать свои идеи по-настоящему публично в сочетании со слабой теоретической базой. Вот отсюда и проистекает типичная для подобных мафиозных образований закрытость. Ты когда-нибудь в СМИ их материалы читал?

– Было пару раз. Хрень типа лекарской рекламы.

– Почвенники они, – отрезал Анатолий. – К тому же, этот банальный культ самородного золота… Почему? Что им золото сдалось? Нет, ну действительно… – он замолчал, а чём-то подумав.

– А ведь им бы нужен культ серебра, согласись… Они ведь рядом. Нет, здесь скорей что-то другое, то, что действительно по твоей п р и в ы ч н о й части, – тут академик возмутился, или же просто разыграл возмущение, – Но для чего ты, скажи на милость, уводишь нашу чудесную импровизацию в сторону? Или Комитет, на самом деле, совершенно другое интересует?

– Что ты, Толик! И не думал, – торопливо поднял ладони Андрей, – я не докладчик, всё что мог, уже сказал. Я вообще сюда слушать пришел, если откровенно.

Лучше молчать.

Народ к вечеру прибывал, хорошо, что они заняли дальний столик на открытой площадке заранее. Люди шли после работы голодные и шашлыки уходили на ура. Позднее подтянется другая публика, не особо любимая официантами: на еду прижимистая, шашлыки им побоку, этим дай лишь дешевого пива, пепельницу и "посидеть до упора".

Музыка зазвучала громче.

А Самохин тем временем продолжал неспешно и последовательно отвечать на весь "список" актуальных вопросов, озвученный Андреем ещё в самом начале беседы. Некоторые из вопросов Донцов смог выговорить не без внутренних моральных усилий над собой, настолько диковато они прозвучали. Никогда еще матёрый оперативник полковник Донцов не чувствовал себя столь глупо. Молодой академик, однако, не высказал и тени насмешки и скоро включился в тему полностью. Хорошо, что за многие годы их общения Анатолий Самохин приучился в разговорах с обыкновенными людьми говорить просто и доходчиво, толковый словарь почти не требовался.

– Теперь так, Андрей… Это было вступление, а теперь по вопросу номер один, если только я правильно понял приоритеты. Запоминай, – он усмехнулся.

– Все возможные попытки объяснить происходящее рационально заранее обречены на провал. Более того, они контрпродуктивны. Сейчас для мало-мальски приемлемого анализа критически мало данных. Да их практически нет. Пока нет, не так ли? – Самохин замолчал, внимательно поглядывая на собеседника.

Тот тоже молчал.

– Вижу, что я прав… – радостно догадался Самохин, – сам я мало что слышал, но узнанного хватит, что бы сделать именно такой вывод. Да и твое зловещее ведомство, Андрей, судя по всему, знает весьма немного и имеет лишь минимум фактического материала, иначе бы вы продвигались традиционным апробированным путем – пересылкой всех накопленных материалов по служебной вертикали после их примитивной, и даже наивной, обработки на каждой стадии движения. Но тогда ты бы со мной не сидел, получив на язык штемпель "совсекретно".

– Чёрт… Ты, в общем-то прав, но лишь отчасти, – начал было Донцов.

– Да нет тут, Андрюша, никаких "но", – мягко перебил его академик. – Зачем тебе вообще нужно версифицирование на этой мутной стадии? Вероятность ошибки колоссальна, а что это даст?

– Начальство спросит, – честно ответил Андрей.

– Вот пусть столь любопытное начальство и выдвигает гипотезы, хотя до них никто и ничего не смог "выдвинуть", – ничуть не смутился академик, тыкая вилкой мясо, – шашлык-то уже остывает, надо бы еще заказать.

– Гипотезы появления чудовищ из-под земли? – поднял брови полковник.

– Совершенно верно. Ты уже понимаешь, насколько смешно строить версии! Ты слышал так называемые "хюнсэрэ дюрумэ" аборигенов Севера? Ну. их "старые предания"… Подобное наблюдалось и раньше. Очень редко, но вы там поройтесь в старой милицейской статистике, да и в своей тоже. Хотя у ментов статистика всегда врала… Нынешние появления, по твоим словам, территориально хоть и обозначены, но пока непредсказуемо дискретны. Пока что никто из очевидцев не смог задокументировать происходящее видеорядом или фотоснимком, никакие научные организации или даже единичные ученые к работе над темой не привлекались. Биологического материала у тебя имеются лишь крохи и они никак не привязаны надёжно к конкретному объекту.

– Я так не считаю! Есть у нас и документы, и протоколы, и схемы, – неискренне возмутился Донцов.

– И все это даёт тебе возможность… что там у вас? Начать привычное следствие, возбудить д е л о, всё, что там у вас, чекистов положено, я не силен в оперативной работе… Но пойми, всё это "богатство" – ваши бюрократические пасквили – ты на конференцию или симпозиум не вынесешь. А без строгого научного заключения никакие официальные органы и рубля тебе не выделят. А это главное. Это штаты и оборудование, а, значит, реальные действия… Образцов нет, отчётов о системных наблюдениях нет, генетики тоже нет. Ничего материального у вас нет!

И тут Самохин был прав. Видео и фото нет. Образцы? В Норильске подобную экспертизу провести невозможно, комитет по своим каналам отправил образцы тканей в Москву, но когда оттуда придет непредсказуемый результат – неизвестно… Если вожди не засекретят материал, что до сих пор творится по вопросу НЛО.

– Но ведь хоть какие-то версии должны же быть? – понимая, что это звучит, как дурацкое наивное мечтание, вопросил Андрей.

– Версии никому и ничего не должны, – Самохин нахмурил мохнатые брови, – их могут выдвигать торопливые дилетанты и отчаявшиеся кагэбэшники… Впрочем, выбирай любою, реферативного материала по этим темам предостаточно.

– Так какие, например? – быстро спросил его Донцов.

– А-а, почуял слабину! Вот ты откуда решил зайти! – усмехнулся Анатолий, умело парируя вопрос вопросом, – вижу, мы играем вариант: "Абстрактный разговор об актуальной проблеме"?

– Считай так, – безнадёжно махнул рукой Донцов. – Мне сейчас всё пригодится.

– Первым делом сетевые тексты расскажут тебе про межпланетную инвазию, – начал перечислять Толик, ничуть не смущаясь новой ролью просветителя по паранормальному. Ему этот разговор, в общем-то обывательский, явно нравился. Это было заметно.

Донцов думал.

"Полковник, ты всё правильно сделал? Глядишь, он еще использует тему в своих скандальных разработках, может, подписку о неразглашении у него взять? – прокручивал он в голове. – Ведь все яйцеголовые ненормальны, слишком глобально мыслят. Потому Самохин и не женат, ему быт мешает, семейные обязанности мешают… С Майером всё по-другому, тот просто старый невоспитуемый бабник".

Отвлекшись лишь на секунду, он продолжал внимательно слушать Толика, записывая всё услышанное в смартфон, невинно лежавший на столе.