Текст книги "Капитан Брамы (СИ)"

Автор книги: Вадим Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Неожиданные новости

Как только рассвело, Прошка осторожно покинул свое укрытие. Перед тем как выйти, он долго прислушивался, не топочут ли где его соплеменники. Все было тихо. Но Прошка все же не решился идти сразу на Брошенную дорогу. Он двинулся к лесу напрямик, через холмы. Стараясь четко придерживаться западного направления.

Идти напрямик было сложно даже ему, гному. В этом месте у холмов слишком крутые склоны, а между ними одни сплошные ямы да овраги. Вдобавок склоны преимущественно песчаные, предательские: карабкаешься на склон, а он вдруг начинает под тобой осыпаться.

Один раз Прошка едва не угодил в глубокий овраг. После этого решился выйти на дорогу. Впереди был знакомый ориентир – большие и призрачные развалины человеческих домов на высоком холме с широким и плоским верхом.

Прошка остановился, снял с плеча дорожный мешок и извлек из него небольшой (чуть больше пятака) осколок родового камня Раха-а-халд. Несколько минут он пристально разглядывал ничем непримечательный серебристо-серый камень. Затем, вздохнув, завязал дорожный мешок, а камень положил в карман.

Прошка направился прямиком к дороге…

Раха-а-халд защитит меня. Я буду идти по дороге, тереть камень и думать, много думать. Я мог бы и дальше идти через горы, но так я не могу тереть камень и думать. А я должен многое понять, прежде чем встречу лесной народ и скажу правильные слова…

Прошка вышел на Брошенную дорогу и, не оглядываясь, зашагал в сторону Брошенного леса.

…Ляксашка тер камень и стал другим. Сначала он вспомнил свое настоящее имя. Он не Ляксашка, он – Гам! А потом Гам вспомнил, что была совсем другая жизнь, до того как они попали под молнию ангеля. И в этой, другой жизни, они долго шли с больших гор, что находятся где-то далеко на востоке.

А вот зачем они шли, Гам вспомнить не успел. Но зато он вспомнил, что до молнии мы не служили человекам и ангелям. А теперь служим, как последние рабы.

Гам тер камень и понял – это колдовские чары, злые чары. Злой ангель и злой авве Василий хотят, чтобы мы воевали с лесным народом. Мы не должны убивать лесной народ.

Лесной народ мудр и добр к нам, пусть и разные у нас пути. Но лесной народ знает наш путь и подскажет, как нам быть. Плохо, что Тимошка с Филькой пролили кровь. Лесной народ может быть зол на нас, но я попрошу прощения, я скажу, что мои братья не виноваты, они под колдовством. И я скажу главное, о войне…

Так размышляя и потирая пальцами заветный камень, Прошка оставил за собой холмы и вступил в Брошенный лес:

…Гам много и хорошо думал. Он сразу обо всем мне рассказал и дал немного потереть камень. И я тоже начал вспоминать.

Тогда Гам расколол Раха-а-халд, кусочек мне подарил, а другой взял себе. Сказал, что идет в шахту, попробует еще кого-нибудь из братьев пробудить. Не получится, возьмет в сумку блестящий металл и камень-самородок. Вернется, будем уходить.

Если же его, Гама, схватят, то тогда мне надо будет дождаться ночи и иди к лесному народу. Сказать им о готовящейся войне…

Прошка встал как вкопанный. К нему вернулся прежний страх. Впереди, прямо возле дороги, в кустах, под деревом виднелась хорошо знакомая ему шляпа.

Пастух! Плохой человек, хоть и старается быть добрым к нам.

Прошка пожалел, что не взял топор. Но тут же вспомнил, что идет с миром и топор ему больше ни к чему. Ему никого не хочется убивать, даже Пастуха.

Но что же тогда делать!?

И Прошка решил опять положиться на Раха-а-халд. Сжав изо всех сил пальцами камень, он стал мелкими шагами двигаться мимо сидящего Пастуха. Пастух не шевелился.

Сквозь дымчатую весеннюю зелень были хорошо видны его скрещенные ноги и широкополая шляпа – она немного примялась о ствол дерева, но сидит все равно ладно, словно одно целое с головой. Вот уже видно лицо: широко открытые глаза, приплюснутый нос и полуоткрытый рот…

Странно, – подумал Прошка, и тут же понял, что именно «странно» – Пастух не дышал! Совсем не дышал!

Широко открытые глаза колдуна смотрели в небо, остекленевшим взором. В стеклах мертвых глаз застыл неподдельный ужас, смешанный с удивлением. А c искаженного, полуоткрытого рта, казалось, еще рвется беззвучный вопль.

Тут только до Прошки окончательно дошло – колдун мертв. Понять это было непросто, на теле колдуна не было крови, ран, следов борьбы. Он сидел, как живой, только не дышал. Этот факт так удивил гнома, что он вспомнил свое подлинное имя. Мысль, пришедшая в голову, была такая:

Топ, болван, что ты стоишь, лесной народ рядом!

– Топ, – тихо повторил Прошка, – я Топ, Топ! Топ!.. Тогда что же я стою?!

Топ радостно поправил дорожный мешок и двинулся бодрым шагом дальше.

***

Всю ночь мне чудилось, будто ледяные пальцы тянутся к моему горлу, а холодный голос, раз за разом, шипит: все, путешествие окончено… путешествие окончено…

Только под утро провалился в долгожданное забытье. Перед пробуждением мне приснился дождь с грозой. Сверкали молнии, грохотало, я стоял под теплыми струями дождя. Дождь смывал с меня черную болотную слизь, и на душе становилось радостнее и легче.

Где-то в отдалении пели стражи, и так же стояли под струями дождя отец Иван с Капитаном. Наконец громыхнуло так, что я проснулся окончательно. И услышал знакомый голос:

– Э-гей-гей, вставайте сони! Солнце уже поднялось, э-гей-гей!

Отшельник ходил вокруг шатра и постукивал по нему своим посохом.

Отшельник был в обычном облике. Лучи восходящего солнца падали на его голову. Лохматая грива волос пылала золотистым цветом, словно нимб.

Несмотря на беспокойную ночь и на пережитый ужас я чувствовал себя бодро.

– Да, ночь была тяжелая, – сказал Отшельник. – Непростая ночь, тьма едва не раздавила нас. Но все окончилось лучше, чем мы предполагали. Так что умывайтесь, кушайте и слушайте.

– Тот, кто следил за вами, мертв, – сообщил Отшельник, когда мы сели есть.

– Пастух мертв! – воскликнули стражи, – вот так новость!

– Если вы, друзья-товарищи, пойдете по Брошенной дороге, а лучше всего двигаться по ней, вы его обязательно увидите. Если, конечно, его не обнаружат раньше рабы отца Василия и не отнесут в катакомбы.

– Он сидит почти на границе Брошенного леса и холмов. Недалеко от дороги. Сидит, как живой, но он мертв. Так и сидит с ранней ночи, с часа, когда на вас напали демоны с кургана.

– Так это Пастух демонов натравил? – спросил отец Иван.

– Пастуху очень не хотелось идти к отцу Василию с плохим известием, что вы благополучно миновали Могильники и стоите у него под боком. Тогда он осторожно, с помощью демонов, пощупал, так сказать, вас. А вы дрыхните в своей норе, как серые после тяжелой работы на кургане. Ну, тогда он и решился на последний и решительный бой.

– Задача была вывести из строя отца Ивана и его друга Диму… Да, если б ему это злодейство удалось, то тогда бы терялся весь смысл вашего похода… Так он думал и с такими мыслями сел под дерево колдовать. Он призвал всех демонов, которых смог призвать, и более того, сделал себя как бы… фокусом силы для бесплотных духов, как бы линзой для их воплощения.

– Очень опасное колдовство. Да. Очень опасное. Оно его и погубило, когда внезапно явился тот, кого он ненавидел, боялся и меньше всего ожидал здесь увидеть.

Отшельник сделал многозначительную паузу.

– Ну, брат Отшельник, не мучь, – сказал Белодрев.

– Великий служитель Кон-Аз-у…, тот, кто когда-то был в вашем мире отцом Геннадием, – торжественно произнес Отшельник, – явился с того Берега на огненной колеснице в сопровождении Ангелов.

– Отец Геннадий, – просиял Капитан, – тот самый батюшка, которого взорвали вместе с храмом. И его Чаша…

– О чудеса, – прошептал отец Иван, – Господь с нами.

Да, сам отец Геннадий явился, – подумал я, – лучшее подтверждение, что все это не бесовская прелесть с нами.

– Тот самый! – Отшельник радостно хлопнул в ладоши, и сразу вдалеке прогрохотало.

– Тот самый, друзья-товарищи! Ах, если б для Пастуха свет не был тьмой! Ему бы понять, что отец Геннадий давно простил его и хочет только ему помочь. Ему бы пасть к его ногам и попросить о помощи. А он уцепился за своих демонов. А когда увидел, что демоны бегут от отца Геннадия, как мошкара от огня, то сразу решил, что ему конец. Сейчас ему отец Геннадий отомстит за взорванную церковь, за свою мученическую кончину.

– Что, Пастух взрывал?! – воскликнул удивленно Капитан.

– Нет, не Пастух конечно же взрывал, – поправился Отшельник, – но, благодаря ему, тогда носящему маску молодого комсомольского активиста, все это дело и закрутилось. При вашем Хрущеве.

– О, Пастух тогда немало сил приложил. Как он ненавидел отца Геннадия. И вот пришло время расплаты. Сейчас его заберут в огненную колесницу и швырнут в глубины адские, на муки вечные и непредставимые, уготованные колдунам от начала века. В общем, все, что отец Василий живописал ему на счет участи колдунов и прочих бесов. И никто ему теперь не поможет.

– Да. Тут-то сердечко у колдуна и не выдержало… Что ж, друзья-товарищи, будем надеяться, что отец Геннадий поможет Пастуху в его очень трудном пути на другой берег.

– А у меня вам другая радостная весть. Отец Геннадий с Ангелами этой ночью прямо в курган явились. Была большая битва. Над курганом теперь белый шатер. Над Могильниками так же светлая преграда. Пришельцы пока выйти не могут. Нам неслыханно повезло! Демонских козней не будет, путь открыт! Кто знает, может и отец Василий в себя придет. Без своего искусителя. Вот насчет духов земли сложней, они упрямые.

– Впрочем, вот еще интересная новость – один из народа гор движется сейчас вам навстречу. Хочет с лесным народом говорить. Так что вы уж, товарищи мои зеленые, не ударьте в грязь лицом. С таким союзником уже не надо будет лезть в катакомбы вслепую… Теперь наш план окончательно ясен. Пора. Солнце высоко.

Отшельник резво поднялся и нырнул в кусты. Через минуту из кустов взмыла большая чайка, и с протяжным криком устремилась на юго-восток.

***

Отправив Анатолия и Сергея с металлом в село, отец Василий вышел во двор. Во дворе гномы исполняли особый боевой танец, представляющий собой целую сложную мистерию. Попутно оттачивались удары боевыми топорами. Всем руководил Гришка. Отец Василий только давал свое благословление.

Вот сегодня, с самого раннего утра, едва рассвело, благословил всех земляных духов освободить от послушаний. И срочно оттачивать боевую подготовку.

Пора начинать войну с лесными демонами. И затворяться…

О войне он старался не думать. Он ее совсем не представлял себе.

Если в ближайшие дни от ангела не будет указаний, – размышлял отец Василий, наблюдая боевую пляску гномов, – придется тогда во всем на Гришку положиться…

С противным картавым криком промчалась большая белая чайка. Чайки над холмами летали довольно часто. Все-таки море рядом. Но эта чайка отцу Василию почему-то крайне не понравилась. Отец Василий проводил птицу взглядом полным неприязни:

Кричит, как жид в синагоге.

Наглая картавая птица снова появилась из-за холма. И вновь с противнейшим криком пронеслась над ними.

Отцу Василию даже показалось, что клюв у чайки изогнут на манер семитского носа, а перья, по бокам головы, свалялись…

Ну, один в один жидовские пейсы!

Вспомнились слова ангела:

И птицы некоторые здесь на стороне антихриста… Да, недобрый знак…

Жидовская чайка появилась снова. На этот раз высоко в небе. Сделав несколько кругов, чайка полетела в сторону моря.

Отец Василий внезапно понял, (понимание вторглось в его разум, минуя рассудок, как бы извне), чайка – это знак. Сегодня явятся непрошенные гости.

Отец Василий подозвал гнома Гришку и дал ему указания по поводу гостей: человеков пропустить к нему беспрепятственно, лесных же демонов задержать и убить. Но убить только после того, как человеки войдут внутрь катакомб. Если же демоны побегут, то преследовать их всюду.

На мгновение возникла жуткая и одновременно сладостная мысль – приказать убить всех. И концы в воду, кто чего будет искать здесь, в аномальной зоне…

Нет! Нельзя! Сатанинское искушение. Человек создан по Образу Божьему и Подобию. Убить его большой грех. По приказу государя одно дело, а самовольно – грех страшный. Не убить, а убедить надо. К тому же поп не безнадежен.

Отдав указания, отец Василий отправился в катакомбный храм. Надо было помолиться перед встречей. Попросить духовного мира и разумения. Попросить грозного царя о молитвенном предстательстве у Престола Господа за него многогрешного.

Он вошел в холодный пещерный полумрак храма. Встал на колени перед алтарем. Полились привычные слова молитвы. Однако мысли были не здесь.

Отец Василий попытался сосредоточить ум на словах молитвы. Но мысли упорно бежали к предстоящему разговору с краснокутовским попом (отец Василий разил попа убедительными доводами), а то и вовсе улетали неизвестно куда.

Молитва не шла. И все же он окончил правило. Истово перекрестился, коснулся лбом холодного каменного пола, снова перекрестился и тут подумал, что надо бы спрятать Антиминс с Чашей…

Ничего он прятать не будет. Он не вор. Он будет свидетельствовать об истинном положение вещей в церкви.

Отец Василий вышел из храма. Но тут же вернулся снова. И взял с алтаря Антиминс.

Припрячу-ка я его в келье. Естественно, не ради того, что б спрятать, а ради более аргументированного разговора с краснокутовским попом.

«Ну, вот и встретились»

Брошенная дорога представляла собой две колеи, выложенные бетонными плитами. Плиты местами отсутствовали, местами были расколоты и торчали отдельными фрагментами из земли. Но, тем не менее, это была первая довольно сносная дорога, после того как мы спустились с холма.

Мы быстро шагали вперед. Капитан рассказывал мне и отцу Ивану краткую историю дороги: мол, бывшая военная трасса на отдаленную и теперь так же брошенную станцию ПВО.

Не совсем ясно, каким образом дорога, из мира людей, с такой четкостью отобразилась здесь. Капитан предположил, что, возможно, всему виной мощное излучение, что давала станция ПВО.

Прямо по курсу, далеко за лесом, показались холмы (конечный пункт нашего похода). Холмы были огромны, еще больше чем в Алексеевке; целые горы! На их пепельно-дымчатых склонах виднелись яркие зеленые точки деревьев. Уже по этим точкам можно было представить размер холмов.

– Так какой же все-таки окончательный план? – спросил стражей отец Иван.

– План теперь полностью ясен и очерчен, дерево дало лист, – ответил Белодрев. – Пора вам его поведать.

Белодрев изложил план.

Все самое опасное стражи брали на себя. Нам, человекам, а вместе с нами Пестрому, надо было только войти в катакомбы и забрать у отца Василия церковное имущество. И если все будет идти, как задумано, нам ничего не угрожает. А вот стражи рискуют жизнью.

Капитан сказал об этом Белодреву. Белодрев ответил, что главное, это мы, человеки, и то, что мы должны сделать – остановить отца Василия. Все остальное неважно. Если они и погибнут под топорами народа гор, то с радостью уйдут на тот Берег. А вот если погибнем мы, все потеряет смысл…

Что ж, нам осталось только поблагодарить наших необычных друзей. Если б не они и Отшельник, то наш поход был бы обречен на полный провал.

Пока уточняли детали плана, впереди показалась маленькая фигурка. Она шла нам навстречу.

– Идет, – сказал Клен, – сын гор идет. Его зовут Топ. Он вспомнил свое имя, это хорошо.

– Друзья-человеки, – обратился к нам Белодрев, – встаньте-ка вы аккуратно вот за эти деревья. Что б сразу этого… гнома не смущать. Мы вас позовем.

Мы сошли с дороги и встали за ближайшее дерево. Особо не скрываясь. Отец Иван предложил присесть. Мы присели, но маскировка у нас все равно была слабой. Зато все было хорошо видно:

Вот небольшой человечек стремительно приближается к стражам. Глядя на человечка, мне хотелось улыбнуться – лилипут с большой головой в ярко красной шапочке, в каком-то нелепом театральном кафтане и сапогах.

– Одет как крепостной лакей при дворе богатого помещика, – заметил отец Иван, – это их отец Василий так одел? Или это их обычная одежда?

Капитан пожал плечами:

– Ничего не могу сказать, сам впервые вижу этот народ. Но предполагаю, что это не их настоящая одежда. Возможно, демон, искусивший отца Василия, так их одел. Мол, образец идеального послушника, с точки зрения демона, конечно.

– Хороши послушники. Нет слов. Сюда бы нашего епископа, что б он сказал…

Человечек по имени Топ подошел к стражам. Сняв свою красную шапочку, он низко им поклонился. Стражи поклонились в ответ. Между ними завязалась беседа. Слова почти не долетали до нас. Но по отдельным гортанным звукам можно было догадаться, что разговор шел на непонятном нам языке.

Говорил в основном Топ. Говорил и все прикладывал руки к груди, как будто извинялся за что-то. А стражи все успокаивали гнома, похлопывали по плечам. Брат даже обнял его.

Закончив говорить, Топ попросил напиться воды. Теперь стражи задавали вопросы, и гном им отвечал. Даже сел на корточки и взяв палочку, стал чертить ей на земле.

– Кажется, план катакомб рисует, – догадался Капитан.

Наконец, стражи стали что-то объяснять Топу и показывать в нашу сторону. Топ понимающе кивал головой.

– Друзья! – крикнул Пестрый, – выходите. Сын земли хочет с вами познакомиться.

Вблизи Топ уже не казался столь умилительным и смешным. Несмотря на маленький рост (где-то чуть больше половины обычного человеческого роста), он был необычайно широк и плотен. Во всей его угловатой, будто из камня выточенной фигуре, чувствовалась огромная сила.

Да, пожалуй, они неплохие войны.

– Здра-а-авствуйте, лю-ю-юди! – обратился к нам Топ. И протянул руку.

Слова приветствия он произнес весьма странно. Не просто растягивая гласные, а как бы выворачивая все слово наизнанку и разделяя на отдельные фрагменты. И уже эти фрагменты соединяя гортанными гласными.

Вслед за Капитаном я пожал руку Топу. Ладонь была словно каменная. Маленькие глазки гнома цепко, но дружелюбно, смотрели на меня. Сразу ниже глаз начиналась чуть рыжеватая растительность, переходящая в ухоженную бороду почти до пояса. Лицо Топа сияло.

Наверное, все вспомнил – подумал я.

– Да, главное он вспомнил, – сказал Белодрев, – все, как и предполагал Серебряный. Так что наш план полностью сходится.

– Что сходится? – спросил Капитан.

– Топ вспомнил, куда они шли, до того, как стали рабами Василия, – сказал Клен. – А вот откуда шли, вспомнил пока очень плохо… Сплошная пелена тумана. Какие-то большие горы. Им стало там трудно и непонятно жить. Тогда два десятка самых выносливых и сильных представителя их народа отправились в поход, сюда.

– Здесь, вблизи Истока, почти на берегу моря, есть у них священная пещера. Так что Серебряный был прав. Пещера есть! Именно в нее-то мы и должны, друзья-человеки, заманить детей гор.

– Здесь, возле Истока, их народ давно не живет. Так что пещера с очень стародавних времен. В пещере, как верно увидел Серебряный, один из святых камней этого народа. Очень важный камень и большой. Они называют его Раха-а-халд. Путешественники должны были добраться до этого камня и понять, как им быть дальше…

Раздалось частое и сухое покашливание. Это кашлял Топ и при этом быстро кивал головой.

– Наш друг Топ выражает в высшей мере согласие, – пояснил Белодрев. Топ перестал кашлять и сказал глухим голосом:

– Надара.

– Благодарить будешь потом, друг Топ, когда с братьями войдешь в священную пещеру, – сказал Клен и улыбнулся. – А сейчас слушайте дальше. В конце пути путешественники повздорили. У них закончились драгоценные металлы и камни. А значит, стало плохо с едой. Один из его народа, оказался довольно порченым. Он стал мутить воду среди путешественников. Он говорил, что нет никакой святой пещеры. Это все сказки древних.

– Кончилось тем, что он сбил всех с пути. Вместо юга, они пошли на север. Дошли до брошенной вашим народом военной станции, там и попали под чары демона. А гном, что мутил воду теперь старший. Василий дал ему имя Гришка.

Клен замолчал. Несколько секунд стояла «всепонимающая» тишина.

– А камни и металл они, что, на еду меняют? – нарушил тишину Капитан.

– Совершенно верно, – подтвердил Клен. – Сбывают свои дары серым. Серые обожают все блестящее. Ну а серые им дают еду.

– Дают еду? – удивился я. – Что-то когда их котлован проходили, я еды не заметил. Где ж они ее берут?

– У вас.

– Воруют?

– Не совсем. Серые очень хорошо к вам приспособились. Это… это как ваши кошки. Да, точно. Кошки. Только невидимые для вас, и более умные. Поэтому много ваших вещей как бы отражается в их мире. Ну, вот как эта дорога, по которой мы идем.

– Удивительно, – задумчиво сказал отец Иван, – как чудно все устроено… да, Клен, продолжай.

– И так же отражается ваша еда. Серые делают даже запасы в своих норах. Да… Что же касается тех несчастных, в котловане. Этих, скорее всего, кормят пришельцы с кургана. Плесенью.

– Чем?! – воскликнули Капитан и отец Иван почти одновременно.

– Особая питательная плесень, – невозмутимо ответил Клен. – Темные ее выращивают прямо в кургане. Она и голод утоляет и дает нечто вроде темного забвения. И опьянения.

– Ясно, – сказал я, – нечто вроде грибочков. Понятно теперь, чего они такие безумные были.

– Друзья, – воскликнул Брат, – может, это, поедим перед главным делом.

Есть нам особенно не хотелось. Впрочем, подкрепиться не мешало бы все равно. Бог весть, когда теперь покушаем. Но я так понял, предложение поесть было сделано больше для Топа. Вот почему Белодрев сразу согласился.

И действительно, гном оказался весьма голоден. Покончив с трапезой, Топ отказался от воды стражей. Порывшись в своем дорожном мешке, он извлек самую обыкновенную литровую бутыль пива марки «Рогань Традиционное Монастырское». Я глазам своим не поверил.

– Авве Ва-а-асилие не бла-а-гословляет, – сказал он нам. – Но те-е-еперь можно. Те-е-еперь я другой.

Топ достал большую деревянную кружку и вылил в нее пиво.

В небе показалась большая белая чайка. Она сделала над нами круг и с тревожным криком умчалась в юго-восточном направлении.

– Отшельник торопит, – сказал Белодрев, – время удобное. Все рабы Василия на улице. Готовятся к войне. Идемте. План катакомб объясним на ходу.

Топ несколькими огромными глотками покончил с пивом. И бодро, почти не выворачивая слова, сказал:

– Я готов.

Через час достигли границы Брошенного леса. Мертвый Пастух так и сидел на том же месте и в той же позе под деревом – да, это был именно тот зловещий пастух овец, с которым нам довелось встретиться при выходе с Черноморки. Именно тот.

Стражи пропели над ним короткую и печальную песнь, а отец Иван прочитал такую же краткую заупокойную молитву.

Я поймал себя на мысли, что мертвый Пастух выглядит даже лучше, чем живой. Как не кощунственно это звучит. Но мертвые стеклянные глаза все же не так страшны, чем глаза полные запредельной потусторонней ненависти.

– Какая тяжелая здесь атмосфера, – сказал отец Иван.

Мы покинули мертвого Пастуха и ускоренным шагом двинулись дальше.

Брошенный лес остался позади. Теперь нас обступали со всех сторон огромные, словно горы, холмы. Дорога то петляла между ними, то взбиралась на их плоские желтовато-белые песчаные вершины.

Вскоре показалась брошенная воинская часть. Правильней, наверное, сказать – позиция. До части несколько призрачных одноэтажных домов с покосившимися мачтами антенн, на вершине громадного отдельно стоящего холма, не дотягивали. Дома были длинные, как бараки в Черноморке и частично обрушенные. Пыльная серая дымка витала над ними.

Брошенная позиция напоминала мираж, готовый вот-вот растаять. И, тем не менее, вполне настоящая дорога бежала от нас в сторону позиции. Мы остановились.

– Пора, – сказал Пестрый.

Капитан повернулся к отцу Ивану:

– Батюшка, благословите, – тихо попросил он.

Отец Иван благословил и обнял его:

– Друг, Николай, ты мне, прямо, как родной стал. Господи, только бы все получилось у нас. Я так переживаю.

– Все мы переживаем, – сказал Клен поразительно спокойным голосом, – не переживайте, все будет хорошо.

– Верно, – подхватил Пестрый, – все будет хорошо… Веди нас, Топ.

Гном важно кивнул головой и двинулся в сторону брошенной позиции. Следом за ним Пестрый и Капитан. Топ должен был провести их к тайному лазу в катакомбы. По той самой тропинке, по которой уходил от отца Василия сам.

Лезть обратно в катакомбы Топ наотрез отказался. Боюсь стать прежним – заявил он нам. Так что Капитану и Пестрому оставалось в одиночку обшарить логово отца Василия. Взять церковные ценности и выдвигаться к главной келье, «игуменской».

А мне и отцу Ивану предстояла беседа с «игуменом», в этой самой келье. Если конечно нас не прибьют раньше его рабы. Хочется верить стражам, но, увы, страх сильнее.

– Идемте, – сказал Белодрев, – осталось совсем немного.

– Вы, – обратился Белодрев к отцу Ивану и ко мне, – идите теперь чуть вперед. Мы немного отстанем, чтобы в случае чего успеть спрятаться. А вы смело шагайте, говорите им, что к Василию идете. Они вас не тронут. Не бойтесь. Мы читаем мысли Василия, что звучат в их головах.

Я и отец Иван тяжко вздохнули и двинулись быстрым шагом вперед. Дорога несколько раз круто повернула, а потом мы услышали голоса. Грубые гортанные голоса, выкрикивающие, кажется, какую-то команду. Что-то вроде «аза-аб-дуб».

И снова все мое нутро похолодело от страха. Отец Иван выглядел не лучше. Но шаг мы не сбавляли.

Дорога вывела нас на небольшую поляну перед высоким конусообразным холмом, со срезанной вершиной. Именно отсюда и раздавались голоса.

С десяток, если не больше, родственников Топа носились по поляне и махали устрашающими огромными топорами. Со стороны все их движения напоминали причудливый, сложный танец… если б только не зловещие топоры.

Из толпы «танцующих» отделился один гном. Выставив вперед топор, он двинулся прямо на нас. У меня сердце ушло в пятки. Не доходя до нас несколько шагов, гном остановился и прокричал:

– Ни ша-а-агу вперед, слу-у-ги анти-и-христа!

Мы остолбенели. Тут появился другой гном, толстый и важный, с густой черной бородой. Он оттолкнул кричавшего гнома в сторону и обратился к нам, почти не выворачивая слова:

– А-авве Василие ждет вас. Идите прямо. Видите вход? Идете туда. В мона-а-астырь. Будет стена. Нажмете на рыбку, войде-е-те в коридор, нитки-веники. Потом пря-я-мо по коридору. Будет лестница. Идите по ней наверх. И та-ам увидите.

И гном даже нам поклонился. Я обратил внимание, что гном без топора, зато на груди у него болтается та самая «рыбка», а рукава и полы кафтана прошиты золотыми нитками и украшены блестящими самоцветами.

Гришка, – догадался я, – старший гном.

Мы неспешно двинулись вперед. Остальные гномы (а они перестали махать топорами, как только заговорил с нами Гришка) кланялись нам и как заведенные повторяли:

– Простите нам наше несмирение. Простите нам наше несмирение…

От этой картины было и смешно и страшно одновременно.

Мы миновали несколько ступенек, высеченных прямо в камне, и уже почти вошли в катакомбы, как на нашем пути оказался невысокий, чуть полноватый человек, лет 30–35. У него было круглое, бледное лицо и жидковатая, но длинная бородка. Человек был в черном подряснике.

Увидев нас, он широко улыбнулся и дружелюбно взмахнул руками:

– Ну, вот и встретились, – сказал он.