Текст книги "Приговоренные к приключениям (СИ)"

Автор книги: Вадим Шарапов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

А «Дубового Листа» не было.

Глава 13. Гостеприимство Суллы

Загородная вилла Луция Корнелия Суллы. 78 год до нашей эры

Варфоломей

Наше возвращение на виллу Суллы Счастливого было совсем не таким веселым, как полупьяное прибытие в первый раз.

Я ехал в лектике, и мысли в голове метались, как стая рыбок гуппи в аквариуме, который хорошенько встряхнули. Что случилось? Где «Дубовый Лист»? Какого черта все это значит? Почему? Раньше наш паб таких номеров не откалывал. На Аляске… ну, тогда мы просто застряли вместе с заведением. Полный набор «прелестей»: холод, не самая лучшая публика, необходимость приспосабливаться к суровой реальности времен «золотой лихорадки». Отсутствие моего любимого сайта с аниме-сериалами – что ж, все это было неприятно. Но ведь, как говорится, дома и стены помогают. А дом у нас был: в стенах «Дубового Листа» мы оба чувствовали себя под защитой.

И вот теперь эта защита сбежала в неизвестном направлении, помахав нам вывеской. Что делать дальше – совершенно непонятно.

В соседней лектике сидел такой же мрачный Фараон, который еще и ругался сквозь зубы по-валлийски, поминая на этом заковыристом языке всех святых и чертей вперемешку. Перед тем, как мы отправились в обратный невеселый путь, мой приятель свистнул, и к нему подбежал какой-то невзрачный оборванец – видимо, из местных, с рожей прожженного мошенника и носом, по которому можно было, даже не являясь Шерлоком Холмсом, определить, что регулярно выпивать горячительные напитки данный гражданин любит, умеет, практикует. При этом держался мужичонка с таким достоинством, точно был правнуком самого Ромула, не меньше, и все вокруг ему должны.

– Видел? – лаконично спросил валлиец, ткнув пальцем в стену. Оборванец, вытаращив глаза, кивнул и сделал пальцами «рога», отвращающие зло.

– В точности, – просипел он простуженно. – Сначала было. И бычара этот у входа сидел, как обычно. Я только было собрался заскочить, хлопнуть парой ассов об стойку… А тут – раз! – и ничего! Только стена маревом пошла, как будто в жару. И – клянусь приаповой елдой! – как овца языком слизнула! Я как увидел: ну все, думаю, Спурий Руга, допился ты до того, что мерещится тебе… Потом хватаю своего соседа, ну, сандальщика Мутия, ты ж его знаешь, он тебе чинил обувку при мне… Хватаю Мутия, волоку его и спрашиваю – что видишь? А он мне шепчет: «Ой, беда, Спурий, это, должно быть, боги наказали Авла Мурия!» «За что, – говорю, – наказали, дурья башка? За то, что вино всякой дрянью не разбавлял и смолы не пихал в него?» А он…

– Я понял, Спурий, – похлопал его по плечу мой компаньон. – Ты вот что. Хочешь заработать пару полновесных денариев?

– А? – Спурий на секунду потерял дар речи. – Денариев? Это ж деньжищи какие! Что надо-то, Авл Мурий? Тока ты это… я на мокрое дело не пойду, слабость у меня, вида крови не переношу.

– Да что ты такое говоришь? – невесело посмеялся Фараон. – Чтобы я честному квириту что-то такое предложил? Нет, всего-то и попрошу у тебя, чтобы ты глядел в оба за этим переулком. И как только увидишь, что все вернулось на свое место – а оно вернется, Спурий, вот чую я нутром! – так сразу чтобы известил меня. Денарий сейчас получишь, а второй – потом, как только я добрую весть узнаю.По рукам?

– А то! – красноносый Спурий Руга закивал так, что я побоялся за крепость его тонкой шеи. – Своих щенков пошлю, чтобы смотрели, все равно носятся тут целыми днями! И сам буду как стоглазый Аргус!

– Ты только не пропей денарий-то сразу, Аргус, – ласково попросил валлиец. – А то второй получит кто-то другой.

Спурий Руга оскорбленно засопел и поклялся кладбищенскими божествами, что будет трезв, как родниковая вода. Хлопнули по рукам, и на том расстались. Фараон поймал мой унылый взгляд и пожал плечами.

– Не может быть, чтобы вот так все закончилось, – бодро сказал он, и полез в носилки.

– Ладно, – вслух сказал я, чтобы успокоить самого себя. – Проблемы будем решать по мере их поступления. Вот сейчас они поступили. Что мы имеем в активе?

Носильщики-лектикарии не обращали на мой бубнеж никакого внимания. Им вообще, похоже, было на все наплевать. Ну подумаешь – увозили клиентов из нормального кабака, привезли к сбежавшему. Эка невидаль. Рим и не такое видел.

Я вздохнул, и, мерно раскачиваясь на подушках, продолжил:

– В активе – два моих любимых ножа, – тут я невольно потянулся к ножнам под одеждой и погладил рукояти сантоку, – то есть, безотказный рабочий инструмент при мне. И не только рабочий… Смена одежды в сумке, мешочек монет на шее. Пара бутылок виски. Опять же, я успел побриться, и, кажется, мой станок тоже в сумке… Отлично, пока что обойдемся без щетины.

Теперь про пассив. В пассиве, конечно же, «Дубовый Лист». Где и в каких необозримых просторах пространства-времени теперь болтается беглый кабак, я даже представить себе не мог. И все-таки где-то внутри, в душе у меня теплилось такое же, как у моего приятеля ощущение – скорее даже, надежда, – что это еще совсем не конец.

– Подождем, – резюмировал я и пожал плечами. А какие у нас варианты? Тут ведь как: не можешь ничего изменить? Просто постарайся получить удовольствие от сложившейся ситуации.

Хорошее настроение не возвращалось, но сменилось чем-то более-менее приемлемым. Уже не хотелось взвыть в голос и устроить мордобой в пределах досягаемости. Руки и ноги были на месте, а со своими ножами и точильным камнем я точно не пропаду. «Мы не пропадем», – мысленно поправился я, вспомнив про моего компаньона. Я вздохнул, потом медленно, вспоминая уроки японской дыхательной гимнастики, выдохнул сквозь зубы.

– Переживем. Кстати, это не твоих ли рук дело, дорогая Катрина? – буркнул я, покосившись на скрытую под туникой татуировку. Рисунок на мгновение стал горячим, но это ощущение так же быстро прошло, сменившись легким покалыванием.

– Интересно, это «да» или «нет»? – проворчал я. Никакого ответа не последовало. Носилки дернулись и замерли неподвижно, а потом опустились на землю. Шарканье сандалий прекратилось.

– Вилла Луция Корнелия Суллы! – доложил один из лектикариев.

– Вы не ждали нас, а мы приперлись… – хмыкнул я, откидывая занавеску.

Фараон и Вар

Сулла Счастливый встретил двоих приятелей у ворот виллы, распахнутых настежь. Факелы в руках бывшего диктатора и вольноотпущенника Евтерпия бросали колеблющиеся отсветы на бронзовые полированные заклепки в массивных досках ворот, пламя металось на теплом ветру. Сулла был невозмутим, точно ничего особенного не случилось. Гости, спешно откланявшиеся, вернулись? С кем не бывает. Вар с удивлением отметил, что Луций Корнелий снова выглядел абсолютно трезвым, и даже красные пятна со щек пропали без следа.

– Что я вижу? Боги благоволят ко мне, они вняли моим мольбам! – чуть склонившись в утрированно-шутовском поклоне, воскликнул Сулла. – Я даже еще не приказывал убрать со стола, хотя там и убирать-то после вас особо нечего… Однако же, друзья, не обессудьте, – я, кажется, что-то такое нынче уже говорил? – не обессудьте за скромность моей виллы и отсутствие разносолов. Слуг-то я отпустил вместе с толпой нахлебников.

Бывший повар ухмыльнулся в ответ. Фараон удивленно покосился на него, а Вар развел руками.

– Так случилось, о Счастливый, что боги временно, – он особо подчеркнул голосом это самое «временно», – лишили нас жилья. Не приютишь ли ты нас еще на какое-то время? Обещаю, мы тебя не стесним.

Сулла расхохотался, и его резкий смех эхом прокатился по пустынной дороге.

– Стесните? Да тут когорту можно разместить, никто даже не заметит! И к тому же – когда еще боги дадут мне таких отличных собутыльников? Пить одному надоедает.

Фараон тяжело вздохнул и помотал головой, точно лошадь после тяжелого перехода. В глазах Суллы мелькнули насмешливые искорки – или это только показалось в неверном свете факелов.

– Проходите, друзья! – он махнул рукой, и за спиной лязгнули, закрываясь, створки ворот.

Усевшись за стол, римлянин сокрушенно оглядел пустые блюда и груды костей.

– Жрать нечего, – совершенно по-простецки он почесал затылок и растерянно пожал плечами, – похоже, придется отправить Евтерпия в харчевню.

– Зачем? – спросил Вар. Повар, секунду подумав о чем-то, почесал бритую голову и неуловимым движением извлек огромный сантоку, матово блеснувший дымчато-синей сталью. – Позволь, Луций Корнелий, я продемонстрирую тебе, что твои гости умеют не только пить, будто онагры в жаркий день, но и не гнушаются работать руками.

– Что ты хочешь сделать? – заинтересовался Сулла.

– Хочу кое-что приготовить… Где кухня? – спросил Вар у Евтерпия. – Будь добр, покажи-ка мне ее, уважаемый. Да не кривись ты, я не буду тебя заставлять разводить огонь в очаге! Сам справлюсь. Веди! А вы, – повар обернулся к Фараону и хозяину виллы, – наливайте по одной. Чего сидеть зря?

– Вот она, воплощенная мудрость, – усмехнулся квирит. – Никакой грек, даже из числа тех, пыльными свитками которых забиты наши книгохранилища, не сказал бы лучше. Что ж, Авл Мурий – последуем мы его совету, или так и будем сидеть с постными рожами?

Валлиец согласно кивнул, и в его руках тут же появилась полная бутылка.

– Понеслось, – проговорил Вар по-русски и отправился следом за вольноотпущенником.

Варфоломей

Кухня на вилле Суллы Феликса была самой обычной. Вообще, римляне, даже богатые, плевать хотели на такую приземленную деталь жилища. Есть что-то подобное, и ладно – рабы справятся, а свободным квиритам там, в жаре и духоте, делать нечего. Стандартная древнеримская кухня, как правило, представляла собой тесное, полутемное помещение, освещавшееся несколькими лампами и пламенем из очага. Никакой бытовой техники, которую в наше время многие превратили в фетиш и тратят на нее уйму денег. Да что там, даже с вытяжкой проблемы. Правда, на этой кухне была проточная вода, и даже – тут я готов был пуститься в пляс – окно возле разделочного стола, прорубленное в толстой стене. Сейчас, правда, толку от него было мало, но хоть дыма меньше.

Быстро раздув огонь под решеткой жаровни, я поглядел на Евтерпия. Вольноотпущенник стоял с таким видом, точно попал куда-то в грязный притон, где едят пиявок.

– Не кисни, приятель, – ободряюще помахал я ему, – с остальным я справлюсь и без тебя. Евтерпий сделал свое дело, Евтерпий может… Короче, шагай отсюда!

Он что-то возмущенно буркнул, помялся у входа, потом развернулся и резво убрался из кухни – только накидка прошуршала. Ну-ну. Пожрать-то мы все горазды, а как дело доходит до готовки…

Да и черт с ним. Я выкинул из головы ненужные мысли и задумчиво прошелся по кухне. Так… вижу корзину с оливками, кувшин с маслом… а это что? Винный уксус, понятно. Хороший уксус. О, вот и мясо – тщательно завернутое в листья и погруженное в железный чан с холодной водой, прикрытый сверху рубленой соломой с… Эй, это что, лед, что ли?

У меня глаза полезли на лоб. Под несколькими слоями соломы и впрямь обнаружились полурастаявшие бруски льда. Я с уважением покосился на дверь кухни. Из сада до меня доносились еле слышные обрывки какого-то рассказа Суллы. Вот теперь вижу, что мужик не просто из богатых – из запредельно богатых. Лед в Рим везли издалека, и уж поверьте, это было куда покруче, чем, например, доставка свежей рыбы из Остии или Байев. Высокий риск, большие сложности – и, в итоге, заоблачная цена. Но Луций Корнелий Сулла, похоже, мог себе позволить еще и не такое.

Так. Все это, конечно, замечательно, но где же самое главное?

Мешок с отборной просеянной мукой нашелся в дальнем углу кладовой, примыкающей к кухне. Я пересыпал муку из горсти в горсть. Хорошая, и даже не ячменная, а пшеничная. Еще один плюс – из такой муки пекут хлеб для разборчивых граждан Рима. Вот и хорошо. А я сейчас сделаю кое-что другое.

Скрипнула дверь, и я оглянулся. Сулла протягивал мне стеклянный кубок со щедрой порцией… ну разумеется, виски.

– Угощайся, Вар Квинтилий. Если честно, ума не приложу, где тут что лежит, – бывший диктатор с пренебрежением обвел рукой тесное помещение. – Веришь ли, даже не заглядывал сюда ни разу…

– Тебе и не нужно, Луций Корнелий, – я оторвался от теста, которое замесил, добавив в него пару яиц, найденных в корзине. Яйца оказались вполне свежими. – Кухня – место грязное, не таким, как ты, на ней горбатиться.

– Но ведь и не таким, как ты? – хмыкнул квирит. – Так почему же…?

– Потому что мне нравится, – я вытер руки чистой тряпицей, висевшей на кованом крюке возле выложенного плиткой желоба, по которому, булькая и журча, струилась вода. – И я, смею тебя заверить, неплохой повар. Пожалуй, мог бы даже заткнуть за пояс тех умельцев, что готовят в домах богатейших сенаторов. Да и в твоем доме, я думаю.

Сулла хмыкнул. Я взмахнул сантоку, и срезал длинный кусок копченого мяса с бараньей ноги, подвешенной на веревке к потолку. Бросил мясо на деревянную доску, распластал на несколько полосок. Потом сделал длинный глоток из кубка.

Виски, как всегда, огнем прокатился по горлу и ухнул в желудок, взорвавшись там горячей бомбой. Мясо отправилось следом.

– Вижу, Фар… то есть, Авл Мурий перешел на островные сорта… – задумчиво сказал я, выдохнув. – Рекомендую, Луций Корнелий. Копченое мясо – отменная закуска для таких случаев.

Легендарного квирита не пришлось долго упрашивать, и он незамедлительно употребил свою порцию виски вслед за мной. Шумно выдохнул и зачавкал мясом.

– Угу, – с полным ртом отозвался экс-диктатор, одобрительно тряхнув головой, – и верно… Но что ты все-таки делаешь, Вар Квинтилий?

– Это называется «пицца», – я назидательно воздел палец. – Вот увидишь, стоит тебе попробовать, и ты навсегда влюбишься в это произведение искусства. К сожалению, во всем Риме не найдется одного овоща, который я привык добавлять в это блюдо, но ничего, обойдемся и без него. Шинкуем мясо… и это мясо тоже… и вот этой копченой луканской колбасы сюда добавим… Ого, я вижу, здесь есть свежие грибы! Стоит похвалить твоих поставщиков, Сулла… Так, теперь смешаем соус…

Спохватившись, что запросто назвал Суллу его прозвищем, я посмотрел на него, но римлянин стоял, опираясь плечом на дверной косяк, и весело ухмылялся.

– Давай без церемоний, друг мой, – сказал он мягко и покрутил в руках опустевший кубок. – Впрочем, Вар Квинтилий, не буду тебе мешать. Вижу, ты здесь, точно полководец перед своей армией. Чувствую себя несчастным шпаком, который и в руках-то оружия не держал.

– На кухне я непобедим! – я принял важную позу и вскинул сантоку, как гладий. Сулла громко заржал и отправился восвояси, размахивая кубком и что-то напевая. А я продолжил делать пиццу, которая, по моему замыслу, должна была быть на толстом тесте. Ненавижу тонкие, почти прозрачные ломтики, которые у нас готовят сплошь и рядом во всех заведениях. Во-первых, на один укус, не успеваешь толком понять, что только что побывало у тебя во рту. А во-вторых, когда эти ломтики полежат немного, то сразу становятся похожими на чертовы сухари. Нет, пицца точно должна быть не такой.

Вилла Луция Корнелия Суллы Феликса. Сад

Когда Вар торжественно внес большую каменную доску (не найдя подходящей, он просто использовал вместо сковородки одну из сланцевых плит, на которых местные повара, видимо, иногда что-то жарили), по саду разнесся аромат свежеиспеченной пиццы с копченостями. Сулла задергал носом, принюхиваясь, и невольно облизнулся так, что валлиец, как раз разливавший новую порцию виски, рассмеялся. Римлянин, прищурившись, глянул на него.

– Хорошо тебе смеяться, Авл Мурий! Для тебя, поди, такие запахи привычны с детства. А меня-то не баловали, семья наша не отличалась богатством. «Мы патриции древнего рода!» – любил повторять отец. Ну да, древнего. Вот только древность в миску не положишь… Этот запах сейчас напомнил мне пирог, который по большим праздникам стряпал повар отца… откуда-то издалека был парень, чуть ли не из Фракии. Все фракийцы скверно приспособлены к чему-нибудь, кроме доброй драки, но этот был особенный, готовил так, что пальчики оближешь, от плиты его было просто не оттащить. Отец его ценил, да. Вот только, как его звали-то… – Сулла задумался, потом сделал неопределенный жест, покрутив ладонью над головой. – Не то Руфус, не то Рудис. А может, Барбус?

Он ненадолго задумался, потом пренебрежительно фыркнул.

– Хотя, какая разница-то?

Вар небрежно пнул круглый камень, попавшийся под калигу, и несколькими взмахами ножа распластал пиццу на треугольники.

– Прошу, – он аккуратно протер сизую сталь сантоку полотенцем, и уселся на скамью. – Только осторожно, эта штука горячая.

– Пицца, – усмехнулся Сулла, и аккуратно, дуя на пальцы, потянул к себе кусок, исходящий ароматным паром.

– Кстати, ее лучше бы запивать молодым вином, – добавил повар, – поскольку то, что мы пьем сейчас, будет крепковато.

– Вином… – задумался квирит, вгрызся в сочный треугольник пиццы и зашипел сквозь набитый рот, – Все-таки обжегся! Но вкусно, Вар Квинтилий, вкусно.

Он вытер жирные губы чем-то вроде расшитой виноградными листьями салфетки, потом озадаченно крякнул.

– Точно! Я помню, недавно мне доставили фалернское. Несколько кувшинов самого отборного вина, таким не побрезговал бы даже сам Квирин.

– Думаю, – вступил в разговор валлиец, – Ромул, который потом стал богом Квирином, ни черта не понимал в хорошем вине. При жизни уж точно. В болотах, на месте которых потом построили Рим, откуда было взяться хоть одной виноградной лозе?

– И верно, – хмыкнул Луций Корнелий. – Что же они там пили-то, а? Хотя постой, постой! Помню я Галлию, там эти здоровенные ублюдки иногда варят свое пиво из такого, о чем даже на мужской пьянке рассказывать нельзя. Корешки всякие, сушеные грибы… Не-ет, мое фалернское такое, что даже первые богачи Рима могут позволить себе не больше пары кувшинов – иначе недолго и по миру пойти. Виноград для этого вина дал урожай двадцать пять лет назад! В год, когда консулом был прохвост Гай Флавий Фимбрия… и Марий с ним, уже во второй раз.

Взгляд Суллы полыхнул злостью.

– Гай Флавий и Гай Марий – та еще парочка. Помню, на следующий год после своего консулата Фимбрия попал под суд. Проворовался в пух и прах, драл взятки направо и налево, вел себя, как полный идиот. Ему повезло, оправдали…

– Так это… – нерешительно возразил Варфоломей. – Может, тогда стоит приберечь такое вино?

Сулла расхохотался.

– Зачем? Вар Квинтилий, ты меня удивляешь. Вроде бы, посланник богов, а рассуждаешь порой прямо как плебей какой-то, уж извини за прямоту. На кой мне беречь какое-то вино, пусть и стоящее на вес золота, если у меня в жизни и так осталось мало радостей?

Он разом посерьезнел, морщины прорезались глубже.

– Посмотри на меня, друг Вар, – тихо продолжил Сулла. – Парки уже примеряются к нити моей жизни, старуха Морта наточила свои ржавые ножницы, и вот-вот щелкнет ими. Для чего беречь вино? Или – для кого? Мой сын Фавст… этот еще мал, но я уже вижу, что пошел не в меня, а в Далматику, его мать. Дочь, Фавста Корнелия… да кого вообще интересуют дочери, кроме юных хлыщей, которые будут увиваться вокруг богатой невесты? Но до невесты ей еще далеко. Так кому оставлять такое роскошное вино? Евтерпию, что ли?

Вольноотпущенник, который безмолвной тенью ошивался поодаль, обиженно кашлянул, но под холодным взглядом Суллы тут же сделал вид, будто ничего не слышит.

– Вот, – подытожил тот. – Надо пить.

– Логично, – согласился Вар.

– Да ну их к эриниям, всех этих логиков! Вар Квинтилий, уважь старика, а? Сам я в этот винный погреб не полезу, уж больно там крутые ступени, недолго все мослы оставить на тех камнях, если невзначай поскользнусь и полечу вниз. Рабов рядом нет. А ты – крепкий. Бери фонарь и отправляйся за вином – не ошибешься, новые кувшины самые красивые. Зачем поставщик решил их раскрасить, точно тирскую шлюху перед перепихоном, я знать не знаю, да и наплевать. Бери один и тащи сюда!

Вар без лишних слов покладисто кивнул головой, потом снял с кованого, затейливой формы треножника, масляный светильник на бронзовой цепи, и отправился в направлении, куда ткнул сухой, костистый палец Суллы.

Погреб, обложенный крупными камнями, он нашел сразу же. С натугой отвалил прочь толстенную дубовую плаху двери, протянул светильник в глубокую тьму.

Сбоку, в кустах, кто-то не то хихикнул, не то ойкнул. Повар невольно собрался, отшатнулся вбок, но тут же понял – голос-то женский. И точно, это оказалась давешняя чернявая красотка-рабыня. Она испуганно попятилась назад, и Вар понял, что, сам того не осознавая, выдернул из ножен Зангецу. По лезвию пробежала цепочка отблесков от болтающегося светильника.

– Извините, господин! – пискнула рабыня совсем тихо. – Я случайно, я…

– Да ничего, – со вздохом оборвал ее путаные извинения мужчина, и зачем-то провел рукой по бритой голове. – Слушай, а где все остальные? На вилле у Луция Корнелия наверняка должно быть полно челяди. Я помню, ворота нам открывал этот, как его… Евн. И управляющего помню, Батия.

– Наш хозяин отправил всех восвояси, даже раба-привратника! А самых ненадежных рабов велел запереть в дальнем эргастуле… Я слышала, как он говорил кому-то, что ожидает двух важных гостей, про которых не нужно знать никому. Простите, господин… – глаза рабыни наполнились страхом, который грозил вот-вот хлынуть через край.

– Успокойся, – с досадой буркнул Вар, – никто тебя не съест. Иди за мной, подержишь лампу, хорошо?

Нужные кувшины и впрямь оказалось нетрудно найти. Больше всего их раскраска напомнила Варфоломею картины примитивистов вроде Пиросмани. Коряво, но от всей души изображенные люди в тогах восседали и возлежали за столами, и поднимали к небу кубки, полные вина.

– Толково, – одобрительно просипел он, ухватив ближайший кувшин и с хэканьем взвалив на плечо. Весил тот прилично. «Литров на пятьдесят, не меньше», – подумал Вар, и стал осторожно подниматься по крутым каменным ступеням. Дотащившись до выхода и старательно отводя глаза от обтянутой туникой и довольно-таки соблазнительной попы рабыни, поднимавшейся впереди, повар мысленно вел ехидный диалог с Катриной, укоризненно спрашивая ее: зачем так блюсти целомудрие здорового мужика в полном расцвете сил?

Ответа не было, но Вар внезапно почувствовал резкий укол в грудь, точно в татуировку всадили толстую иглу. Невольно охнув, он заторопился выйти. Кувшин здорово давил на плечо, и Варфоломей с облегчением опустил его на землю, аккуратно пристроив к стене.

– Ты давай-ка, беги, – сипло сказал он рабыне, – только лампу оставь.

Та робко кивнула и неслышно исчезла в тенях, а повар вдруг почувствовал непреодолимое желание отлучиться по малой нужде.

– Черт, вот не вовремя, – прошипел он, озираясь в поисках чего-нибудь, похожего на уборную. Потом плюнул и махнул рукой. – Да ладно, вон какие кусты здоровенные! Убытка точно не будет.

Недолго думая, повар продрался через густые, но аккуратно подстриженные заросли каких-то южных растений, и со вздохом облегчения поспешно задрал тунику.

Закончив свое немудреное дело, мужчина привел одежду в порядок, и уже собрался шагнуть из кустов наружу, но что-то заставило его замереть неподвижно.

«Оп-па! – Вар присел на корточки, глядя сквозь просвет в зелени. – А это что за гости понаехали?»

Через стену, ограждающую виллу, перевалился человек. Он сделал это так быстро и бесшумно, что, если бы не случайность, повар бы даже не заметил ничего подозрительного. Человек, присевший на одно колено, был одет в неприметную темную тунику, ноги замотаны тряпками, перехваченными ремнями. «Шуметь, значит, не собирался», – резюмировал Варфоломей про себя. Грубое, широкое и темное от загара лицо было настороженным. А вот и еще интересная деталь: уши незнакомца напоминали два бесформенных кочана цветной капусты. Похоже, не дурак подраться.

Вар уже приготовился аккуратно подобраться к незваному гостю, но тут дело приняло совсем нежелательный поворот. Из-за стены дома вышла давешняя рабыня – похоже, она хотела что-то спросить у Варфоломея, или напомнить, что хозяин заждался вина. Увидев чужака, она распахнула глаза до невероятной ширины, и завизжала, как пароходная сирена. Смуглый мужик мгновенно рванул из-за пояса длинный кинжал и кинулся вперед.

– Э, нет! – заорал Варфоломей во всю глотку. – Стоять, козлина!

Он рыбкой вынырнул из кустов, перекатился по земле и вскочил, отрезав убийце (в том, что это убийца, никакого сомнения не оставалось) путь к рабыне, которая визжала так, что в ушах звенело.

– Беги! – рявкнул ей повар, но девушка, похоже, ошалела от страха, и стояла, как вкопанная. Смуглый ощерился щербатым ртом, и перекинул кинжал из руки в руку. Сделал длинный выпад в сторону Варфоломея.

– Оба-на, какие мы понторезы, – криво улыбнулся тот, и левой рукой вытянул из чехла синюю сталь Сигурэ, держа рукоять обратным хватом гяку-тэ. – Пора поработать, братишка.

Щербатая ухмылка пропала, будто стертая с лица убийцы. Он что-то гортанно взревел и бросился на Вара.

Вжих! Синяя молния блеснула и встретилась с металлом кинжала, без труда развалив его на две части. «Оката-сан меня убил бы за такое», – мелькнула мысль. Вар ударил правым кулаком, целясь в челюсть противника, ошеломленно глядящего, как несколько срубленных пальцев вместе с куском кинжала падают на траву, и тут же добавил рубящий кириаге – снизу вверх и наискосок, точно в его руке вместо сантоку был настоящий меч.

От страшного удара грудная клетка убийцы раскрылась, точно створки кровавой устрицы, и во все стороны брызнули алые капли. Рабыня за спиной Вара мгновенно заткнулась, точно ее выключили – и мужчина услышал мягкий шум от падения тела. «Обморок, вот и славно. Орать не будет». Но через стену уже переваливались другие люди, и Вар метнулся в сад, мимоходом подхватив легкое девичье тело. Он мчался огромными прыжками и вылетел к освещенному столу, увидев, как на него смотрит чрезвычайно удивленный Сулла, поднявшийся со своего места. Римлянин, видимо, услышал вопли – хотя не услышать их мог бы только мертвый или безнадежно глухой.

– Тревога! – крикнул Варфоломей, швыряя обморочную рабыню в куст каких-то пышных цветов. – Убийцы!

– Что за… – но тут Сулла глянул за спину повару и мгновенно преобразился.

Больше не было изнуренного болезнью пожилого человека. Был скалящийся волк, бешеными глазами выцеливающий подходящую жертву.

– Кто подослал? Осмелели, падаль?! – взревел Сулла яростно, и в руке у него каким-то непонятным образом оказался остро отточенный гладий. Обтянутые потертой кожей ножны, кувыркаясь, полетели в сторону. – Подходи все разом, шакалы!

– Все разом – это как-то слишком! – усмехнулся Вар, чувствуя, как голову туманит знакомая ярость. К ним бежали пятеро, расходились, чтобы обхватить полукругом: кто с кинжалом, кто с бандитской сикой, а один, тряся неопрятной бородищей – похоже, с чем-то вроде зубастой дубинки. Сбоку от него поднялся из-за стола совершенно невозмутимый Фараон, что-то дожевывая. Он поднырнул под замах дубинки чернобородого верзилы, и впечатал кулак тому между ног.

– Ых! – крякнул бандит, складываясь пополам, и валлиец, не мешкая, хватил его по голове ребром серебряного блюда, с которого посыпались дочиста обглоданные кости. Блюдо глубоко засело в черепе. Варфоломей видел это краем глаза, но удивляться было некогда.

– Урх… – пробулькал чернобородый, и остался лежать на ухоженном газоне – только дергалась нога в стоптанной сандалии-кальцее.

Луций Корнелий Сулла Феликс злобно плюнул в сторону невысокого, но крепкого с виду дяди, по самые глаза заросшего щетиной. Двигался дядя так, что сразу было понятно – рубиться ему не впервой, особенно в пешем строю. Сулла тоже это понял, обозвал противника матерно, предложив ему отсосать у карфагенского слона, а потом попользовать этим слоном собственную мамашу – и ловко увернулся от колющего удара, направленного в грудь. Сам рубанул в ответ, достал щетинистого по бицепсу, тот охнул, и тут же поскользнулся на круглом камешке – похоже, на том самом, отброшенном Варфоломеем в сторону. Машинально вздернул руку, пытаясь удержаться на ногах. Сулла воспользовался оплошностью мгновенно – всадил острие гладия под мышку убийце, выдернул и отшагнул назад, заученно, точно в легионном строю. Щетинистый выронил свой меч и рухнул римлянину под ноги.

– А ты давай! – подначивал Варфоломей гибкого, как змея, человека, лицо которого было замотано полосатой тряпкой. – Смелее, скотоложец! У меня же только нож, а ты вон какой крутой!

Он взмахнул двумя сантоку, и увидел в глазах своего соперника сомнение и непонимание. Ножи, пусть даже лишенные заметного острия, выглядели достаточно впечатляюще. Но Вар сделал неприличный жест, и нападающий не стерпел – кинулся вперед, сделав хитрый выпад сикой. Шаг вперед – выход в позицию ирими – уклонение – удар сразу двумя. Зангецу и Сигурэ прозвенели в унисон, бесстрастно поделив противника на несколько неравных частей: отрубленная рука, которая так и продолжала сжимать сику, шлепнулась на выложенную мозаичной плиткой дорожку, вторая, отхваченная прямо у плеча, отлетела в розовый куст. Гибкий всхлипнул, заливая все вокруг кровью; шок запечатал крик глубоко в горле, колени подогнулись.

Вар обернулся, и увидел, как прямо на него несется краснорожий светловолосый великан, по виду схожий с германцем. Белобрысый замахнулся топором на длинной, перемотанной кожей рукояти, и повар, уже понимая, что не успевает уклониться, загородился скрещенными сантоку.

Бах! Бах!

Два оглушительных выстрела прозвучали, как гром с ясного неба. Германец хрюкнул и повалился в шаге от Вара, так и не выпустив топор. Вместо носа и правого глаза у него лохматилась красная яма с торчащими осколками костей. Неподалеку рухнул еще один бандит, наседавший на Суллу и успевший, похоже, зацепить бывшего диктатора: тот припадал на левую ногу.

– Что за… – Варфоломей закрутил головой и увидел, как из-за колонны выглядывает все такой же бесстрастный валлиец. В его руке дымился здоровенный револьвер.

– Охренеть, не встать, – констатировал повар. – Это что, «таурус»?

– Ага, «таурус», он самый, – отозвался Фараон. – Питаю, понимаешь ли, слабость к большим пушкам.

– Ты бы еще корабельную артиллерию сюда притащил, корректор истории. Хотя на здоровье, я же не Фрейд, не порицаю… Иногда размер и впрямь имеет значение. Скажи мне только одно, мой полный сюрпризов друг, – Вар балагурил весело, но сам оставался настороже, а его взгляд цепко скользил по окрестностям.

– Что?

– Где ты его прятал? Кобуры я у тебя как-то не замечал, под туникой неудобно. Значит… в мешке с бутылками?

Хозяин «Дубового Листа» усмехнулся и развел руками.

– Ну сам видишь – пригодилось же. Я даже не предполагал…

Его прервал хриплый, усталый голос: