Текст книги "Приговоренные к приключениям (СИ)"

Автор книги: Вадим Шарапов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Хорошо, – покладисто согласился Чарльз Джоуин. – Странный… потому что какое-то там было все словно бы неправильное. Вот, например, виски. Я, господин судья, в жизни немало повидал, и стесняться не стану – знаю толк в добром скотче, как и все парни из Биркенхеда. Даже американский виски для меня не в диковинку, уж поверьте. Но ни единого названия из тех, что были напечатаны на этикетках, я ни разу в глаза не видел. Ни единого! При этом виски отменный, врать не стану.

– Что-то еще?

– Да. Как-то там тревожно было. Будто кто-то в спину смотрит. И второй бармен – крепкий такой парень, лысый, совсем был не похож на тех, кто обычно за стойкой стоит. Все руки в татуировках, будто делали где-нибудь в Нагасаки.

Джоуин неловко замялся.

– А один раз мне даже почудилось, что из-за бутылок высунулась – господин судья, я ей-богу говорю правду! – мерзкая такая харя, с хоботом…

– Достаточно, – чересчур мягко прервал пекаря судья Бигман, вслушиваясь в смешки из зала. Потом он повернулся к судебной стенографистке, безуспешно пытавшейся не хихикать в кружевной платочек. – Мисс Бордлей, прошу вас вычеркнуть эти показания мистера Джоуина из протокола.

И, все-таки не сдержавшись, рявкнул на весь зал суда:

– Хобот! Да что за…

«Титаник». Под барной стойкой. Мануанус Инферналис

– Хрррр… Вяяяяя! Вяяяяя! Айсьберьгь! Мерзь! Вяяяяя! Хррррр…

Кошмарный сон в мельхиоровом ведерке для шампанского.

Варфоломей

До столкновения с айсбергом оставалось всего ничего. Во всяком случае, в этом вопросе я всецело доверял Фараону, который прочитал тонну книг про знаменитое кораблекрушение. Скоро все полетит к чертям. Наверное, именно в этот момент я окончательно успокоился и уверился в том, что сделать ничего нельзя. Спасти всех не получится, и корабль обретет свою последнюю пристань там же, где лежит в наше время. Потом про него напишут книги, снимут кино, история обрастет выдумками и предположениями. А мне… мне остается только наблюдать.

Я выпил еще стопку виски и решил прогуляться. Критически оглядел себя в зеркало и остался доволен – все на месте, одет прилично, даже ботинки начищены так, что в них можно глядеться. Сойду за пассажира первого класса, главное морду сделать кирпичом.

Несмотря на позднее (по корабельным часам, конечно) время, на самой роскошной прогулочной палубе было полно гуляющей публики. Особенно в районе шикарного ресторана «A la porte» и курительного салона. Оркестр наяривал регтайм, джентльмены покуривали и выпивали, дамы в нарядах типа «дорого-богато» щебетали о своем и рассматривали ночное море сквозь застекленные окна. Ощутимо пробиравшая прохлада, похоже, никого не смущала – кругом искрились мехами роскошные манто и всякие прочие шубки, в названиях которых я не разбирался. Искусственного меха здесь не было, это точно, как, впрочем, и зоозащитников. Публика вокруг гуляла такая, для которой деньги не были проблемой, так что разговор про искусственный мех здесь попросту бы не оценили.

Я невольно увлекся, рассматривая всех этих миллионеров, промышленников, стальных королей и знаменитых журналистов. При мысли о больших деньгах, внезапно вспомнилось, что в кармане лежит алмаз Типпо-Сагиба. Я усмехнулся и проговорил вслух:

– Такого у тебя, душа моя Катрина, точно не было.

Татуировка на моей груди на мгновение стала невыносимо горячей.

– Вы уверены? – негромко и вкрадчиво спросил кто-то из-за моего левого плеча. Каким-то чудом мне удалось не дернуться и даже не подать виду, что я слегка испугался. Я спокойно повернул голову, одновременно доставая из кармана портсигар с папиросами. Черт его знает, откуда он у меня взялся. Вероятно, прилагался «по умолчанию» ко всему нынешнему антуражу.

Сзади, небрежно облокотившись о перила, стоял смуглый человек в длинном черном пальто, фраке и идеально отглаженных брюках. Несколько старомодный шелковый пластрон просто резал глаза – настолько он был белоснежным. Зато неизменный лакированный цилиндр на сей раз выглядел вполне уместно. «Не то, что тогда на Аляске», – подумал я. Встретившись со мной взглядом, давешний знакомый слегка улыбнулся и приподнял цилиндр.

– А что не так-то? – спросил я с любопытством. – Камень не из тех, которые под ногами валяются. Бриллиант с историей. Одна штука, эксклюзивный продукт.

– Все так, – наклонил голову спутник Катрины. – История имеется, и камень действительно уникален. Но за долгое время в этих изящных ручках, смею вас заверить, перебывало множество подобных драгоценностей. Например, розовый бриллиант Трисакти, или Даймонд ДеБирс. А как вам «Флорентиец» из коллекции Медичи?

– Убедили, – вздохнул я. – Про Трисакти я даже не слышал. И что теперь?

– Ищите, – пожал мой собеседник острыми плечами, щелчком сбивая с пальто какую-то невидимую пылинку. – Время у вас еще есть.

– Да просто полно времени! – саркастически усмехнулся я. – Особенно сегодня.

– Сегодня ничем не отличается от вчера, – глубокомысленно заметил смуглый. – Рекомендую вам вернуться в бар, чтобы не пропустить ничего важного.

Я поперхнулся папиросным дымом, пытаясь как-то уложить в голове эту совершенно идиотскую словесную конструкцию.

– Простите, сэр, у вас все в порядке? – меня негромко окликнул официант, бесшумно проскользнувший рядом, с подносом, уставленным бокалами с шампанским. – Вы так громко беседуете сами с собой, что я подумал…

– Сам с собой? – я обернулся. У перил никого не было.

– Да, все в порядке, – я махнул рукой. – Люблю, знаете ли, иногда поговорить со своим внутренним голосом. Полезные советы дает… хоть и не всегда.

Официант неопределенно-вежливо хмыкнул, а я взял с подноса бокал, залпом выпил дорогое шампанское, варварски погасил в оставшихся каплях бычок и еще раз окинул взглядом пассажиров.

Тоска. Пожалуй, и верно, нужно пойти в бар. Там как-то уютнее.

Фараон и Вар. 15 апреля 1912 года. Ночь.

Когда Варфоломей вошел в бар, Фараон, облокотившийся на стойку, вопросительно поднял голову. Прежде чем повар успел что-то сказать, валлиец уставил вверх палец, показал на часы и коротко бросил:

– Сейчас.

Почти в ту же секунду Вар ощутил толчок, от которого задребезжали бокалы над стойкой, а потом – долгий, мягкий скрежет, почти на грани слышимости. Он зажмурился и сильно потер щеки ладонями.

– Что это было? – мужчина у дальнего края стойки, допивавший свой коктейль «Авиация», удивленно поглядел на Фараона. Не меняясь в лице, валлиец вежливо пояснил:

– Мы налетели на айсберг, сэр и скоро все утонем. Или почти все.

– Айсберг? – несколько секунд мужчина оторопело смотрел на бармена, потом громко рассмеялся: – Ну вы и шутник! Всем известно, что «Титанику» всякие такие айсберги – как слону дробина.

– Как скажете, – покладисто согласился с ним Бриан. – Дробина, конечно. Еще одну «Авиацию», сэр? Как вам коктейль? Может быть, самую малость больше мараскина?

– Я бы предпочел чуть больше джина, – хохотнул мужчина. – Хотя коктейль просто замечательный, да, сэр.

Варфоломей протянул руку и, не глядя, взял с полки бутылку виски. Глянув на этикетку, он увидел, что держит Laphroaig Quarter Cask и невольно ухмыльнулся. Посреди моря пить «лафройг», в котором все напоминает о море – ирония судьбы. Островной скотч ухнул в горло и торфяной горечью растекся во рту.

– Нервничаешь? – остро глянул Фараон.

– Есть немного.

– Погоди, то ли еще будет через несколько часов, когда все поймут, что непотопляемый пароход на самом деле очень даже тонет, – тихо пробормотал валлиец.

Через несколько часов его предсказание, разумеется, сбылось.

Палубы превратились в ад, наполненный растерянными, орущими, рыдающими, кое-как одетыми людьми. Правда, перед этим Вар и Фараон заблаговременно вытащили из бара по-прежнему бесчувственного пинкертоновца и погрузили его в одну из спасательных шлюпок, заботливо накрыв брезентом. Когда они, осуществив это, без сомнения благородное дело, с чувством выполненного долга удалялись от шлюпки, их окликнули.

– Эй, вы! Что вы там делаете?

– Да что ж нас никак в покое не оставят? – вздохнул повар. Потом присмотрелся повнимательнее.

– А вы еще кто такой? – спросил он без особого интереса.

– Я? – задохнулся от возмущения высокий холеный мужчина. – Я, к вашему сведению, Джозеф Исмей, и я председатель компании «Уайт Стар Лайн»! Еще раз – что вы здесь…

Кулак Фараона врезался в челюсть известного бизнесмена, председателя, директора-распорядителя и человека, который принял решение о строительстве «Титаника». Джозеф Брюс Исмей мешком осел на палубу. Варфоломей удивленно ухнул по-совиному, быстро огляделся, потом подхватил безвольное тело и, крякнув от натуги, перебросил его в шлюпку, где Исмей сломанной куклой развалился прямо на укрытом брезентом агенте.

– Валим отсюда! – прошипел повар, тигриным скоком преодолев сразу половину расстояния до двери в коридор. Уже на подходе к бару, он посмотрел на приятеля и спросил: – Это что было вообще?

– Давно хотел это сделать, – мрачно отозвался Фараон, потирая сбитые костяшки. – Этот гад сбежал с «Титаника» вперед женщин и детей. Сел в пустую шлюпку, когда…

Он внезапно замер, пораженный до глубины души. Варфоломей, нехорошо ухмыляясь, смотрел на него.

– Так это получается, что он не сел… Что это мы его…

– Мы его, – подтвердил повар. – Сначала ты его левым хуком, а потом я его, как добрый самаритянин. Очухается в шлюпке, не будет ничего помнить. Чист, аки голубь!

– Бли-ин! – саданул себя ладонью по лбу валлиец.

– Вот так, – назидательно воздев палец вверх, сказал Варфоломей тоном школьного учителя, – мы творим историю. Помимо своей воли.

Фараон заскрежетал зубами и выругался на валлийском.

15 апреля. Половина второго ночи.

Поставить на барную стойку было уже ничего нельзя. Стаканы скользили по ней и падали на пол – «Титаник» накренился угрожающе, и крен с каждой минутой продолжал увеличиваться. Поэтому валлиец с точностью опытного хирурга манипулировал бутылками прямо на весу. В коридорах по-прежнему орали, топали и просили о помощи. Несколько раз люди забегали в бар, но, увидев двоих мрачно-спокойных мужчин, неспешно опрокидывающих стопку за стопкой, глядели на них, как на сумасшедших, и выбегали, ища спасения в другом месте.

Фараона и Вара это вполне устраивало. Правда, были редкие исключения – например, все тот же старший пекарь Чарльз Джоуин, который появился еще раз, со стоическим спокойствием попросил несколько бутылок виски и, несмотря на все увещевания, настоял на том, чтобы заплатить за них полную цену. Вар с уважением поглядел на этого мужика, от которого несло, как от перегонного куба. Если у повара до этого еще оставались какие-то сомнения в том, что старший пекарь спасется и останется цел и невредим, то теперь эти сомнения рассеялись бесследно.

Дверь еще раз распахнулась. На пороге, с трудом удерживаясь на ногах, стоял растрепанный старик, после короткого взгляда на которого Варфоломею отчего-то вспомнилось студенчество и университетская аудитория. В одной руке старик, весь перекосившийся от тяжести, сжимал ручку большого окованного железом чемодана, а за вторую ладонь уцепилась маленькая кудрявая девочка, замотанная в клетчатый плед.

– Неплохое… место, Софи, – тяжело дыша, проговорил старик. – Давай… немного посидим… здесь.

– Да, – пискнула девочка. Старик шагнул вперед по перекосившемуся полу, но тут тяжеленный чемодан вырвался из его руки и загромыхал в угол, по пути сокрушив своей бронированной тушей несколько стульев. Вар, пользуясь предусмотрительно протянутой через весь бар валлийцем веревкой, ловко подскочил к сгорбившемуся человеку, ухватил того за локоть и посадил к стене, где не было риска упасть.

– Бегите к шлюпкам! – сказал он с тревогой. – Вы с ребенком, вас туда посадят!

– Не… дойду… – прохрипел старик, держась за сердце. Он бросил взгляд на чемодан в руке у Вара, который повар держал с небрежной легкостью, и скривился в гримасе отчаяния. – Я профессор Симон Розенфельд… Труд… труд всей жизни, господа…

Девочка в это время с ловкостью обезьянки пробралась к стойке и уцепилась за ее край.

– Ой, – внезапно засмеялась она, – у вас тут такой потешный сидит… Ой, он хоботом шевелит! Смешной!

Валлиец подавился глотком виски и посмотрел под стойку. Там, выпучив от неожиданности глаза и открыв зубастую пасть, съежился посиневший Мануанус Инферналис. Прежде чем Фараон успел хоть что-то придумать или просто пошевелиться, маленькая Софи протянула руку и смело погладила монстра по взъерошенному хохолку.

– Ыть, – тоненько сказал Мануанус и замер, вцепившись когтями в край мельхиорового ведерка. Когти пропороли металл насквозь.

– Смешной! – девочка улыбнулась ошалевшему существу и посмотрела на Фараона. – А у меня вот кто есть!

Она засунула руку под плед и протянула Мануанусу крошечного, жалобно попискивающего черного котенка. Монстр вжался в край ведра, но лохматый котенок уже высунул язычок и лизнул его прямо в хобот.

– Коть, – жалобно-беспомощно сказал монстр. – Коть… амь!

– Я тебе дам – амь! – прошипел Фараон, внезапно разъярившись. Нервы сдали, и все вдруг упало на него тяжелым грузом: тонущий пароход, события последних часов, удар кулаком в челюсть Исмею… – Я тебе дам, скотина бесчувственная! Фугу забыл?

– Неть фугь! – переполошился Инфернались. – Неть! Коть – не амь!

Он выдернул когти из мельхиора и осторожно, неумело погладил котенка. Тот в ответ лизнул хобот еще раз и запищал снова.

– Дедушка сказал, что меня не пустят в шлюпку с Чернышом, – хлюпнула носом девочка, – но он же маленький! Я его не брошу!

– Не бросишь, – успокоил ее Фараон. – Давай так: ты отдашь Черныша мне, а я обещаю, что его сберегу и потом, когда мы будем в Нью-Йорке, отдам тебе. Хорошо?

– Правда? – с надеждой спросила Софи.

– Правда-правда, – подтвердил валлиец, на душе у которого в этот момент скребли даже не кошки, а натуральные саблезубые тигры.

– Тогда держите! – обрадованная девочка решительно протянула котенка Фараону. Он осторожно взял теплое, мохнатое, почти невесомое тельце и бережно посадил котенка в корзинку для бутылок, где лежали несколько полотенец. Сверху бармен накрыл Черныша салфеткой и зыркнул на Мануануса.

– Смотри в оба!

– Вяяяя, – мрачно пробурчал инфернальный монстр, но спорить не стал, а послушно залез в корзинку и уселся рядом с котенком. Тот уткнулся в щетинистое брюхо и внезапно перестал пищать. Из корзинки раздалось неуверенное и пока еще неумелое урчание. Мануанус Инферналис совершенно по-человечески вздохнул, злобно посмотрел на Фараона, потом свернулся невообразимым клубком вокруг котенка и засопел.

– О чем вы говорите? Что еще за труд жизни? – недоумевающе осведомился повар у тяжело, с хрипом дышащего профессора. Губы у того синели все больше, и повар крикнул через плечо:

– Бриан! У нас есть в аптечке что-нибудь от сердца?

– У нас и аптечки-то нет, – уныло отозвался валлиец. – Потому что ее третьего дня кто-то съел. Целиком.

– Твою мать, – с чувством выругался Варфоломей.

– Не… трудитесь, юноша, – хрипнул Розенфельд. – У меня уже было несколько инфарктов. Похоже, этот последний… Умоляю, – он с неожиданной силой вцепился холодными пальцами в запястье повара, – спасите девочку и заберите мой чемодан!

– Софи – ваша внучка? – спросил повар.

– Нет, нет, – покачал головой старик. – Она потерялась в этой неразберихе, я нашел ее внизу, на палубе, ее чуть не растоптали… Спасите ее…

– Я отведу ее к шлюпкам, – вмешался Фараон, – прямо сейчас. Идем, милая, – он поднял девочку на руки.

– А дедушка?

– Он придет позже, – ласково сказал валлиец. Посмотрел на Варфоломея бешеным взглядом: – Я мигом. Дверь не закрывай!

– Шутник… – пробурчал повар. Проводил бармена взглядом и снова посмотрел на профессора.

– В чемодане… – задыхаясь, сипел тот. – уникальная… рукописная инкунабула. Это «Рубайат» Омара Хайама… Я вез его в частную коллекцию, но это огромная… огромная ценность, понимаете?

– А как же, – ошарашенно отозвался Варфоломей, – конечно, я понимаю! Но…

– Спасите книгу! – надсаживаясь, выкрикнул профессор Розенфельд. И замер. Неподвижный взгляд потускнел, зрачки остановились на чемодане и словно бы разом покрылись пылью.

– Земля пухом, – вздохнул повар. – Все-таки многовато у нас тут трупов за два дня.

Он, как мог, уложил старика, сложив тому руки на груди. Провел ладонью по лицу и закрыл профессору глаза. Потом рывком вздернул чемодан и взгромоздил на полку.

– Спасите… Легко сказать! Тут бы самим спастись.

15 апреля. 2 часа 18 минут ночи

– Кота держи! – заорал Фараон. – Не отпускай! Холодно-то как…

– Да держу я! – взвыл в ответ Варфоломей, каким-то чудом удерживающийся на самом верху шкафа, по пояс в бурлящей воде. – У меня тут кроме кота еще и этот, с хоботом, в корзинке! Ты сам книгу не потеряй!

– Не потеряю! Поставлю ее потом в пабе на видное место, а на обложке напишу «Рецепты»! Или прямо с чемоданом поставлю!

– Тоть светь! – просипел простуженно Мануанус Инферналис и закашлялся.

– Точно. Тот свет уже отчетливо виден! Ай, да какого черта, – внезапно совершенно спокойно сказал повар, балансируя с корзиной на голове, – нет, ну какого черта? Надо было выйти на шлюпочную палубу…

– Я там был, – так же спокойно отозвался валлиец, – поверь мне, туда нам не надо.

– А девочка?

– Посадил в шлюпку, как и обещал. Точно знаю, что именно эта шлюпка не перевернется.

– Хоть что-то… Как-то по… теплело на душе, – простучал зубами Вар.

«Титаник» дернулся в агонии, и стал резко заваливаться носом вниз.

– «Дубовый лист»! – из последних сил заорал повар, держа корзинку над головой. – Ты охренел?!?

Тьма.

Свет.

Опять тьма.

Чувство плавного и головокружительного падения.

И целая ванна холодной морской воды, обрушившаяся сверху.

Варфоломей грохнулся на такие восхитительно ровные доски, ухитрился удержать корзинку, в которой сиреной выл Мануанус, и тут же задохнулся от боли, когда получил под ребро окованным краем пудового чемодана. Где-то рядом изощренно сквернословил Фараон.

Мокрый с ног до головы повар поднялся на ноги и машинально заглянул в корзинку. Удивился увиденному. Котенок мирно спал. Мануанус, тоже мокрый и взъерошенный, накрывал его собой. Поглядев на Вара, он прошипел:

– Убивать! – и встряхнулся, как собака, лязгнув шильями зубов.

– Понимаю тебя, старик, и всецело солидарен. Понять бы еще, кого именно убивать, – вяло отозвался тот, и сел на холодный пол, едва не заорав от навалившегося облегчения. Потому что вокруг все было как обычно. Никакого «Титаника». Никакой толпы. Никакого моря. И самое главное – никакой воды, прибывающей с каждой секундой. Обычный «Дубовый лист».

– Что-то мне совсем не понравилось вот это вот все, – обессиленно проговорил хозяин паба, опустившись на пол рядом с приятелем. – Как-то это, по-моему, было чересчур…

Они переглянулись, и, не сговариваясь, одновременно спросили, скорбно обращаясь в никуда:

– «Дубовый лист», ты совсем спятил?!

Глава 11. Огонь, растворенный в воде

Рим. Район Субура. 78 год до нашей эры

– Как в этом вообще можно ходить? – прошипел Варфоломей. Он повернулся к Фараону и пожал плечами, вложив в этот жест максимум отчаяния. – Как они в этом ходят?

– Дело привычки, я думаю, – валлиец неопределенно покрутил рукой. – Если ты с самого рожденья вынужден одеваться именно так, то рано или поздно привыкнешь. Сам посуди, они к галлам относятся, как к варварам, еще и потому, что те носят штаны. Так и называют те края «Галлия браката» – в штанах, мол, дикари.

– У меня все время ощущение, что я голый, – повар мрачно почесал коленку, украшенную старым узловатым шрамом, – ни о чем другом думать не получается.

– Просто представь, что ты на пляже. Вышел в длинной майке и купальных плавках к морю, стоишь и наслаждаешься ветерком, теплой погодой…

– Не могу.

– Вар, ты какой-то нервный, – безмятежно заметил Фараон. – Представляю, что будет, если мы с тобой, например, попадем в какую-нибудь древнюю Полинезию.

Варфоломея передернуло.

– Ой, вот надеюсь, что не попадем. Куда в твоей Полинезии воткнуть паб? Это здесь худо-бедно, но имеются заведения общественного питания, потому что дома готовят только богачи. А в Полинезии?

– Расслабьтесь, друг мой, – посоветовал валлиец. – И смотрите по сторонам… черт!

Фараон ловко увернулся от содержимого ночного горшка, выплеснутого с третьего этажа обшарпанной инсулы.

– Чтоб тебя ларвы освежевали, подлюга! – заорал он, прибавив к этому пару отборных ругательств. Из окна инсулы донесся неразборчивый ответный крик, явно с пожеланием чего-то такого же, а потом вылетела старая глиняная плошка. Дзынь! – осколки брызнули в разные стороны, с сухим треском отскакивая от стен.

– Ненавижу Субуру, – пробормотал Вар, аккуратно переступая калигами через вонючую лужу, на краю которой скрючилось чье-то тело – не понять, то ли уже мертвец, то ли просто пьяный настолько, что мало чем отличался от мертвого. – Здесь и днем-то не пробраться, а уж ночью…

– Сейчас будет перекресток, – сообщил ему Фараон, – я вон ту статую хорошо запомнил, – приятель повара ткнул пальцем в стенную нишу, где перед неряшливо раскрашенной статуэткой еле теплилась плошка с плавающим в масле фитилем, – это какая-то местная богиня из мелких, покровительница фонтана.

– А сам фонтан где? – заинтересовался Варфоломей. Пытаясь присмотреться в темноте к окружающим зданиям, он промахнулся мимо выщербленной мостовой и с плеском наступил в лужу. Длинная матерная тирада огласила ночную темень.

– Вон там, – валлиец кивнул в сторону полуобвалившегося каменного сооружения.

– Не уследила богиня, – сухо резюмировал повар, тряся ногой в калиге, – фонтан-то высох.

– Да, с водой тут не очень, – глубокомысленно отозвался его компаньон. – Обычно за такими перекрестками следят люди из разных братств, но тут, видимо, никакого братства давно нет, или разбежались все.

– А если пожар?

– А если пожар, – назидательно заявил Фараон, – то прибежит отряд вигилов и попытается его потушить. Поскольку воды нет, а при себе у них только одеяла, смоченные уксусом, то вигилы встанут подальше, чтобы кирпичом не зашибло, и будут наблюдать, как весело тут все будет гореть. Может быть, соседний дом разрушат баллистой. А «матрасники» – это у них так специальные крепкие пареньки называются, которые толстые матрасы подстилают всем, кто из окон прыгать собрался – матрасники побегают, конечно. Но потом все равно все сгорит дотла, эка невидаль…

– Бардак… – хмуро сказал Вар. И вдруг подобрался хищно, шепнул: – Погоди-ка, это что за птицы там впереди?

– Так-так, – валлиец прищурился, – может повернем назад?

– Похоже, уже поздно.

Было и правда поздно: их заметили. При свете немилосердно коптящего факела трое темных личностей шустро потрошили какого-то бедолагу, избавляя от ценных вещей. Жертва уже лежала на земле и признаков жизни не подавала.

– Э, там! Кто такие? Клянусь приаповой елдой, еще какие-то жирные сардины подвалили на наше счастье! – широко ухмыльнулся кривоглазый мужик, судя по всему – главарь. – Слышь, Крисп, а ну-ка, забей чушку!

Здоровенный детина с объемистым брюхом под грязной туникой, и тупой щетинистой рожей, расчерченной кривыми шрамами, разогнулся от лежащего тела и шагнул в сторону Вара и Фараона.

– Гладиатор, что ли? – спросил повар, ни к кому конкретно не обращаясь. – Да нет, скорее уж мясник. Ну давай, потанцуем… Эй, дубина! Смотри, будешь завтра лежать на прилавке Бычьего рынка, там никаким мясцом не брезгуют!

Фараон укоризненно покачал головой и аккуратно, чтобы не запачкаться, прислонился к стене. Здоровяк на подначку Варфоломея никак не отреагировал – только засопел сильнее и поднял увесистую деревянную колотушку, утыканную кривыми гвоздями. А потом, удивительно быстро для такого толстяка, рванулся вперед, замахиваясь. Но на том месте, куда должен был обрушиться страшный удар, вышибающий дух и мозжащий кости, уже никого не было. Варфоломей, точно чертик из коробочки, выпрыгнул из тени за плечом костолома и два раза, быстро и точно ударил своим сантоку.

– Кх-р-х-р… – сказал бандит, качаясь на непослушных ногах. Голова у него была развалена пополам почти до самых зубов. Из широкого разреза на шее хлестнула кровь. Колотушка вывалилась из ослабевших пальцев и упала в грязь. Следом повалилось грузное тело, судорожно елозя по булыжникам протертыми подошвами сандалий.

Главарь больше не улыбался, единственный его глаз изумленно расширился.

– Э! Ты знаешь, кого завалил? – хрипло спросил он. – Милон этому не обрадуется… – в его руку, как живая, прыгнула отточенная сика.

– Передай Милону мое почтение, – широко оскалился Вар, и в полутьме, кое-как освещаемой плящущими бликами факела, звонко и страшно скрежетнула сталь – это два сантоку обухами прошлись друг по другу.

– Чтоб тебя… – негромко ругнулся валлиец, подставив ногу третьему бандиту – щуплому коротышке, который метнулся к узкой щели между двумя домами. – Свидетелей нам только не хватало!

Коротышка взвизгнул затравленным зайцем, отмахнулся (Фараон едва успел увернуться от лезвия бронзовой бритвы, блеснувшего прямо перед носом) и покатился по мостовой. Точку поставил сам хозяин паба «Дубовый Лист» – обрушился сверху, морщась от ядреного чесночного духа и вони немытого тела, схватил бандита за сальные патлы и несколько раз звучно тюкнул головой об угол полуразвалившегося фонтана. От многострадального сооружения отвалился еще один кусок. Щуплый подергал ногами и затих.

– Внеси свой вклад в развал Вечного Города… – проворчал Фараон, оглядывая разрушения. Тем временем бывший повар и его соперник танцевали извечный танец людей с холодным оружием.

– Драл я твою мамашу в зад! – рявкнул кривоглазый, делая выпад сикой.

– Зря ты так… – выдохнул Варфоломей, по-прежнему скалясь. – Мог… бы… жить.

На каждом слове он делал взмах, и тяжелое лезвие падало, безошибочно находя цель. Хрясь. Хрясь. Хрясь. Короткий крик, бульканье, звон сики на камнях.

– А теперь валим отсюда! – рявкнул повар.

– Погоди, а тот? – оторопел Фараон, махнув в сторону жертвы бандитов.

– Тот уже труп! Еще не хватало нарваться тут на ночной обход стражи! В Мамертины захотел?

Никакого желания оказаться в Мамертинской тюрьме у валлийца не было, и он побежал вслед за Варом, который успел прихватить какую-то тряпку – похоже, кусок туники – и на бегу вытирал сантоку, очищая сталь от крови. Они, не останавливаясь, пробежали по улице Патрициев, уворачиваясь от ночных телег, громыхающих повсюду, бросив взгляд на темную громаду башни Мамилия, выскочили на Малую Субуру, и тут Фараон запротестовал.

– Да погоди ты… – прокашлял он, дыша, как загнанная лошадь. – Куда мы бежим? Кто за нами гонится?

– Никто, – с некоторой растерянностью в голосе признал его приятель, аккуратно спрятав ножи под плащом-сагумом из грубой шерсти.

– Вот и не будем суетиться. Смотри-ка, мы уже добрались до почти освещенных мест!

– Ну слава Аполлону Светозарному, или кто у них тут за это дело отвечает…

– Слушай, – замялся валлиец. – Вар… Я тебе вопрос задам, только ты не сердись, ладно?

– Я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся…

– Что?

– Да нет, это я так, – сказал Варфоломей. – Цитирую. В наш век постмодернизма и кросспостинга цитаты на каждом шагу. Хотя я опять забыл, что до изобретения постмодернизма еще две тысячи лет. Ну говори уже, слушаю.

– Вот ты опять кого-то убил. Они, конечно, бандиты, и думать бы долго не стали, что с нами делать, но…

– А. Вон ты о чем, – догадался повар. – Думаешь, откуда во мне столько неуемной кровожадности, и почему я потом не испытываю шока и стресса, не рву на себе рубаху, или тунику, к примеру?

– В общем, да.

– Друг мой Фараон, – мягко сказал Варфоломей. – Я ведь не всегда был поваром. И студентом – тоже не всегда. Я еще и в армии служил.

– Боюсь спросить – где.

– Не надо бояться риторических вопросов. Я бы и сам сказал. На острове Русском. Тебе это о чем-нибудь говорит, или я зря стараюсь сейчас, делая такое торжественное лицо?

– Что-то слышал, – неуверенно признался валлиец через минуту, наморщив лоб. – Какой-то спецназ?

– Вроде того. К сожалению, акваланга у меня нет, да и нырнуть тут не получится. А то я бы тебе продемонстрировал некоторые ухватки водоплавающих…

– Так это вроде «морских котиков»?

– Это котики вроде нас, – обиженно проворчал Варфоломей, – а мы сами по себе.

– Там тебя этому и научили?

– Главным образом, там меня научили не паниковать по пустякам. Справляться с эмоциями. Ну и, конечно, обращаться с тем, что режет и стреляет. Несколько «командировок» – ну, это у нас так называли спецзадания, не буду распространяться, оставим это, так сказать, за кадром. Так что потом, уже будучи поваром, я просто закреплял некоторые полученные знания...

– И в Японии?

– А что – Япония? Народ там, конечно, специфический, зато имеющий богатый исторический опыт по части смертоубийства. И, что характерно – чрезвычайно легко относящийся к этому делу даже сейчас.

– Ясно, – кашлянул Фараон. – Теперь как-то даже неудивительно.

– Знаешь, Бриан, – назидательно сказал повар. – То, что нас не убивает…

– … делает нас сильней?

– Нет. То нас не убивает, потому что мы убиваем это сами. И все. Вот я сейчас думаю не о том, кем был этот неведомый беспредельщик, который хотел долбануть меня дубиной, и которому я сделал трепанацию черепа. Ну был. Наверняка убивал и насиловал. Я просто поставил точку в его замечательной жизни.

– Злой ты.

– Да уж. Нечуткий.

Они помолчали.

– Холодно как-то, – наконец передернул плечами владелец «Дубового Листа». – Днем жара адская, ночью волосы дыбом.

– Рим, что тут скажешь. Не в самом удачном месте его Ромул и Рем воткнули. Нет, с точки зрения грабежа проезжих и прохожих – безусловно, удачное местечко. А вот по климату…

– Вар, – спросил валлиец, – ты говорил, что Субура «так себе район», я и сам это вижу. Тогда как вышло, что здесь поселился Цезарь?

– Вообще-то, не сам Цезарь, а его родители. Все потому, что мамаша будущего исторического персонажа – очень практичный человек. Обычно богачи предпочитают селиться в отдельных особняках, и правильно делают. В Риме это хоть какая-то возможность обеспечить себе комфорт и чистый воздух. Но если у тебя есть голова на плечах и умение ладить с людьми, то и на первом этаже инсулы можно устроиться очень даже ничего себе. Вот они и устроились.

– Почему на первом? – удивился Фараон. – Я всегда считал, что миллионерам нравится пентхауз под самой крышей.

– Это в нашем времени. Хотя какое из времен наше – я теперь уже и не знаю, – поморщился повар. – Ну сам подумай. У нас есть канализация, центральное отопление и вода, которую подают наверх под напором. Хоть до сотого этажа, если надо. А здесь, – Варфоломей небрежно ткнул пальцем во мрак, где виднелись мрачные силуэты инсул, – вода если и есть, то только в фонтанах общего пользования, то есть не выше земли. Про отопление и слыхом не слыхивали. А что до канализации, ты и сам все видел.