Текст книги "Тайная война против революционной Кубы"

Автор книги: Вадим Листов

Соавторы: Владимир Жуков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

«Они не посмеют...» – думали в государственном департаменте. «Они не посмеют...»—думали в Пентагоне и в Центральном разведывательном управлении.

5 декабря 1958 года в Вашингтон для консультаций прилетел посол США в Гаване Эрл Смит. Официальный представитель госдепартамента поспешил объявить на пресс-конференции: приезд посла носит обычный характер. Однако людей, поверивших этим объяснениям, было, как говорится, раз-два – и обчелся. На следующий же день газета «Нью-Йорк тайме» заметила: «Осведомленные лица в Вашингтоне утверждают другое. Они открыто говорят: посол Смит прибыл для консультаций в связи с тем, что волнения на Кубе быстро нарастают и распространяются по всей стране, а положение Батисты становится критическим».

В государственном департаменте началась серия совещаний, в которых участвовали представители Пентагона и Центрального разведывательного управления. На повестке дня стоял один вопрос: как дальше быть с Кубой?

Представители военного ведомства предложили организовать одностороннюю интервенцию: морская пехота, дескать, быстро наведет на острове порядок и тем самым напомнит остальным латиноамериканским странам, что США не позволят «творить безобразия» ни в 90 милях от своих берегов, ни на более далеком расстоянии. Однако против предложения Пентагона возразил госдепартамент: в мире еще не осела пыль, поднятая сапогами американской морской пехоты шестью месяцами раньше в Ливане, и поэтому дипломаты считали необходимым в создавшихся условиях найти какое-нибудь «прикрытие»; чаще всего упоминалась Организация американских государств. «Соединенным Штатам, кажется, уже слишком поздно принимать

6 В. Листов, Вл. Жуков 81

какие-либо меры,– писала 9 декабря 1958 года «Нью-Йорк тайме».– Теперь надежда – и то слабая – на Организацию Американских Государств».

К ней и обратили взоры империалисты США, пытавшиеся найти формулу для «прикрытия» своего вмешательства на Кубе или, как «элегантно» выражались американские газеты, для «прекращения кровопролития». При этом государственный департамент искал поддержки даже не у всей ОАГ, а лишь у некоторых стран, входящих в нее. Однако поиски «формулы» ни к чему не привели. Позднее, уже 31 декабря, «Нью-Йорк тайме» сокрушенно сетовала на то, что ОАГ, дескать, «проявила слабость» и не смогла действовать так, как этого требовал Вашингтон.

Но события на острове подстегивали участников заседаний в американской столице. В конце концов вашингтонские «стратеги» остановили свой выбор на испытанном варианте: в Гаване следует произвести «смену караула». Батиста должен освободить место для новых людей, которые постепенно утихомирят страсти и вернут политическую жизнь Кубы в старое привычное русло – в прошлом такая тактика не раз приносила успех.

...В сутолоке заседаний и встреч пять дней промелькнули для Эрла Смита как один день. Он смог «перевести дух» только после того, как самолет оторвался от бетонированной площадки международного аэропорта в Майами.

Под крыло убегали ряды аккуратных, утопавших в зелени одноэтажных домов. Возле них поблескивали автомобили. Потом золотистый пляж отсек темную зелень курорта от бирюзовых, причудливой формы пятен прибрежной отмели. Внизу засинела гладь моря, но и она вскоре исчезла. В иллюминаторе замелькали ватные клочья туч. Стало потряхивать. «Декабрь... Неспокойное время года»,– устало подумал Смит, откидываясь в кресло и закрывая глаза. В памяти вновь возникли сцены вашингтонских совещаний.

«Конечно, задача не из легких, но отнюдь не неразрешимая,– думал он.– Главное – опереться на нужных людей. Избранные в ноябре президент Андрее Риверо Агуэро и вице-президент Гастон Годой уже не годятся: слишком тесно связаны с Батистой. Нужно об

ставить дело таким образом, чтобы все это походило на настоящий государственный переворот. Новую власть обязательно должна возглавить армия. И конечно, гражданские лица, представляющие «широкую общественность». Дела не так уж плохи, как это кажется на первый взгляд... Мятежники, конечно, поднимут шум, но что они могут сделать? Они не посмеют крутить нам хвост...»

Встречавшие Смита в гаванском аэропорту сотрудники посольства почувствовали: шеф спокоен.

Однако информация, которую послу сообщили по дороге в посольство, основательно испортила ему настроение. Положение в стране оказалось гораздо более серьезным, чем это представлялось в Вашингтоне. Сообщения из Орьенте свидетельствовали о крупных военных успехах повстанцев. Сантьяго блокирован отрядами Повстанческой армии и отрезан от остальной части острова. Колонны во главе с Камило Сьенфуэгосом и Эрнесто «Че» Геварой фактически рассекли остров надвое. Батиста, по сути дела, утратил контроль над тремя из шести провинций острова – Орьенте, Кама-гуэй и Лас-Вильяс. В столице тоже создалась крайне напряженная обстановка. Есть данные о подготовке гаванским подпольем новой всеобщей забастовки. Но самое страшное заключалось даже не в поражениях. Начала разваливаться армия, ее дух сломлен, и уже не отдельные солдаты, а целые части отказываются воевать...

Смит понял: о том, чтобы осмотреться и детально подготовить «операцию», не может быть и речи. Теперь надо действовать немедленно. С чего начинать? На узком совещании ответственных работников посольства, созванном сразу же после возвращения Смита, было решено постараться прежде всего выиграть время. Требовалось хотя бы на несколько дней остановить наступление повстанцев. Начальнику Объединенного штаба кубинских вооруженных сил генералу Кантильо предложили установить контакт с Фиделем Кастро и начать переговоры.

– О чем? О чем угодно! – сказал ему в личной беседе Смит.– Ну хотя бы о прекращении боев, об условиях ареста Батисты, о сооружении приюта для сирот в Варадеро... Торгуйтесь, идите на уступки, выдвигайте

новые условия, затягивайте переговоры... Привыкайте к нелегкому бремени руководства государством. С мятежниками свяжетесь через падре Гусмана. На него можно положиться. Батисту возьму на себя. Разумеется, о его настоящем аресте не может быть и речи.

Батисту Смит действительно «взял на себя». История не донесла до нас детали беседы, в ходе которой диктатору предложили выехать из страны вместе с семьей и даже вывезти все награбленные им богатства. Но судя по всему, он не сопротивлялся. Батиста догадывался, что именно замышляют американцы. Он знал о встречах дипломатов США с Кантильо, с другими военными и политическими деятелями его режима. Все это бесило тирана, и он не раз испытывал искушение разделаться решительно со всеми, кто метил в его кресло. Однако против него выступали не «обычные заговорщики», а Соединенные Штаты. Диктатор понял: пора уходить «добровольно», пока хозяин гарантирует ему сохранение жизни и имущества...

Основная часть капиталов Батисты давно уже хранилась в надежных швейцарских банках. Теперь за границу были переведены и те оборотные средства, которыми он распоряжался на Кубе. В «Кампо Колумбиа» стоял четырехмоторный ДС-4, готовый в любую секунду перенести его в безопасное место. Сразу же после возвращения Смита из Вашингтона Батиста направил к доминиканскому диктатору Трухильо своего премьер-министра Геля и министра труда Риваса. Официальная цель их миссии заключалась в ведении переговоров о закупке оружия, неофициальная – в подготовке для Батисты убежища в Санто-Доминго. Затем под предлогом встречи Нового года в Нью-Йорк вывезли двух младших сыновей диктатора.

Как видим, Батиста спокойно принял из рук американцев шелковый шнурок. Его беспокоило только одно: вдруг в последний момент хозяева нарушат свое слово, вдруг Вашингтон решит полржить его жизнь на алтарь искупления собственных грехов? На протяжении многих дней эта мысль навязчиво преследовала Батисту. На всякий случай он решил перебраться на загородную виллу «Кукине», охраняемую отборными телохранителями; по его приказу ДС-4 перегнали

в ту часть аэродрома, до которой из «Кукине» было рукой подать. Свои последние дни на кубинской земле Батиста безвыездно провел на вилле, полностью отрешившись от государственных дел.

Между тем в Гаване происходили важные события. 28 декабря в «Кампо Колумбиа» собрались члены Объединенного штаба кубинской армии. Но обсуждали они отнюдь не военные, а политические вопросы. После совещания стало известно, что на действительную службу возвращается генерал Хосе Педраса. В 30-х годах Педраса был одним из ближайших сподвижников Батисты, затем они поссорились, и в 1940 году генерал даже организовал против Батисты заговор. Заговор раскрыли, и в течение 18 лет Педраса находился не у дел.

Теперь его снова «возвращали в строй».

Другой важный вопрос, обсуждавшийся на совещании армейской верхушки,– сообщение генерала Кантильо о встрече с главнокомандующим Повстанческой армии.

Как было условлено с послом США Смитом, через падре Гусмана и майора Повстанческой армии Уберта Матоса Кантильо связался с Фиделем Кастро. Однако повстанцы решительно пресекли попытки генерала начать переговоры путем обмена посланиями. Они заявили, что коль скоро командование батистовской армии желает вести переговоры, то наилучший для этого способ – личная встреча. Кантильо не оставалось ничего другого, как направиться в место, указанное повстанцами. Эрл Смит посоветовал ему подписать любое соглашение, которое хотя бы на несколько дней отсрочит развязку.

Встреча руководителя повстанцев с главнокомандующим батистовской армии произошла 28 декабря в нескольких километрах от Пальма-Сориано, возле сахарного завода «Орьенте», на старых, заброшенных плантациях. Результатом их двухчасовой беседы с глазу на глаз явилось соглашение о прекращении военных действий, а фактически о капитуляции батистовской армии. Генерал Кантильо согласился с тем, что Батиста должен быть свергнут и вместе со своими приспешниками предан суду народа. Генерал сам назначил дату свержения: 31 декабря, 3 часа утра. Но уже через день

после встречи, 30 декабря, он направил руководителям Повстанческой армии послание с предложением отложить «операцию» на сутки...

Дело в том, что накануне из Вашингтона в Гавану прибыл инкогнито некий высокопоставленный представитель государственного департамента. Это был Уильям Уиленд – директор управления по проблемам стран Карибского района и Мексики. Он лично проверял подготовку к предстоящей «операции». На все это требовалось время...

Посольство США в Гаване вело закулисную возню под аккомпанемент шумных требований американских конгрессменов организовать широкую вооруженную интервенцию на Кубу. По замыслам Вашингтона «война нервов» должна была запугать повстанцев, создать благоприятную атмосферу для успеха «переворота». Сенатор Джеймс Фултон, например, потребовал выбросить на Кубу десант американских парашютистов. 31 декабря в Вашингтоне собралась сенатская комиссия по иностранным делам, хотя сам сенат в этот момент был распущен на каникулы. Заседания комиссии, на которых выступил помощник государственного секретаря Рой Руботтом, проходили при закрытых дверях. Но двери умышленно закрыли не слишком плотно, и информация о заседаниях комиссии в изобилии публиковалась на страницах американской печати. Газетные отчеты составлялись двусмысленно: с одной стороны, не отвергалась возможность американской интервенции, с другой – давалось понять, что у Вашингтона есть и другие планы.

К вечеру 31 декабря, когда атмосфера напряженности, царившая в здании американского посольства в Гаване, достигла критической точки, посол Смит подал наконец сигнал к действию.

Вскоре после полуночи в его кабинете раздался телефонный звонок. В трубке послышался знакомый голос главы военной миссии США при кубинской армии. Он доложил, что Батиста распорядился вызвать на аэродром несколько десятков высокопоставленных офицеров.

Выслушав сообщение, Смит отправил срочную депешу в Вашингтон.

В три часа ночи в кабинете Смита снова зазвонил

телефон. На этот раз в трубке раздался голос генерала Кантильо. Главнокомандующий кубинской армией сообщил: события развиваются точно в соответствии с намеченным планом.

– Отлично, генерал,– ответил Смит.– Поздравляю вас с Новым годом и новыми высокими обязанностями...

Калиф на чао

Над Гаваной все ярче разгорался рассвет, но генералу Кантильо, потерявшему в суматохе этих дней счет времени, даже некогда было выглянуть в окно. Переговорив со Смитом, он распорядился вызвать в «Кампо Колумбиа» членов хунты, которой предстояло править Кубой после бегства Батисты.

Генералы Хосе Педраса и Лойнас де Кастильо, бывший батистовский делегат в ООН Нуньес Портуондо, председатель Верховного суда Карлос Пьедра. Новый главнокомандующий кубинской армией обводит взглядом тех, кто собрался по его вызову. Люди надежные: за плечами каждого из них – годы служения Батисте.

Заседание открывает Кантильо. Он кратко информирует о последних указаниях бежавшего шефа, говорит, что лично поддерживает постоянный контакт с американским послом, и предлагает разрешить первоочередные практические вопросы.

Первым утверждается начальник полицейского управления– полковник Ледон, бывший глава транспортной полиции. Полковник отправляется «принимать меры» на случай возможного восстания. Только после этого хунта начинает обсуждать вопрос о временном президенте страны. Учитывая рекомендацию посла США (несколькими часами позднее Смит открыто подтвердит это в беседе с корреспондентом агентства Юнайтед Пресс Интернейшнл), на сей высокий пост предлагается кандидатура Карлоса Пьедры. Пьедра благодарит за оказанное доверие, хотя и не в состоянии скрыть досаду: его, главу государства, утвердили после какого-то полицейского чиновника!..

Но хунте не до личных обид. Она продолжает «творить историю». Генерал Кантильо зачитывает

текст обращения к «мятежникам» с предложением немедленно прекратить боевые действия и начать переговоры. О встрече с Фиделем Кастро, состоявшейся три дня назад, Кантильо не вспоминает, словно ее и не было... Затем обсуждается вопрос о составе нового правительства, а в 5 часов 20 минут утра объявляется короткий перерыв.

Новая кубинская власть завтракает. Члены хунты тянут соки и крепкий кофе. Через 10 минут они переходят в салон совещаний, расположенный здесь же, в здании Объединенного главного штаба кубинской армии. Мерно гудят установки для кондиционирования воздуха. Члены хунты обмениваются негромкими репликами.

Пока все идет как будто в соответствии со сценарием, созданным в посольстве США. Душеприказчики диктатора методично разбирают его политическое наследство.

А тем временем по пробудившейся от сна Гаване с быстротой молнии несется весть о бегстве Батисты. Жизнь властной рукой начинает стучать в двери «Кампо Колумбиа». Правда, вначале это осторожный, почти вежливый стук...

К 7 часам утра возле здания Объединенного главного штаба собираются кубинские и иностранные корреспонденты. События минувшей ночи им уже известны, но они требуют встречи с новыми правителями и подробной информации. В 7.20 генерал Кантильо распоряжается впустить журналистов в салон совещаний. Он представляет им членов хунты, Карлоса Пьед-ру—«временного президента» Кубы. Тот, слегка ошалев от сознания собственной значимости, произносит перед журналистами нечто вроде тронной речи, призывает их (!) проникнуться сознанием ответственности момента, запастись благоразумием и терпением, сохранять порядок. На лицах корреспондентов недоумение. Оживление в салоне возникает только один раз, когда кто-то из членов хунты громко чихает.

Чтобы как-то сгладить неловкое впечатление от речи Пьедры, Кантильо удаляется с представителями прессы из салона совещаний и устраивает еще одну пресс-конференцию. Здесь уже речь идет о серьезных вещах.

Вскоре «молнии» телеграфных агентств разносят по всему миру известие о бегстве Батисты и о захвате власти хунтой во главе с генералом Кантильо. Ровно в 8 часов прерывает свои передачи гаванская радиостанция «Прогресо». «Через несколько минут,– сообщает диктор,– будет передана полная информация о правительственном кризисе на Кубе. В эти минуты в «Кампо Колумбиа» проходит важное совещание».

Собственно говоря, на этом можно было бы и закончить рассказ об истории с военно-гражданской хунтой генерала Кантильо. Власть, которую делили избранники американского посла, не распространилась за пределы военного городка. Пока кубинцы не знали о разыгравшихся событиях, хунта генерала Кантильо еще могла изображать из себя правительство. Но только до того момента, как заработали телетайпы, а радиостанции прервали свои обычные передачи, чтобы сообщить о бегстве диктатора. Революция фактически правила Кубой все последние недели, а после бегства Батисты она овладела островом безраздельно.

Однако в течение еще нескольких часов хунта Кантильо продолжала самым серьезным образом изображать повелителей Кубы. Около 11 часов утра Карлос Пьедра в сопровождении генерала Кантильо появляется в Президентском дворце. Усевшись в кресло, временный президент подписывает декреты. Затем он и глава хунты знакомятся с первыми американскими откликами на события. Отклики носят благожелательный характер. Особое внимание привлекают телеграммы агентства Юнайтед Пресс Интернейшнл.

«Американские должностные лица,– передает агентство из Вашингтона,– частным образом приветствовали предложение о мире, сделанное новой хунтой, и заявили, что, как они надеются, лидер мятежников Фидель Кастро найдет какой-то способ вести переговоры с военными руководителями, взявшими власть вместо Батисты».

В другой телеграмме излагается интервью с находившимся в Соединенных Штатах Антонио де Варо-ной. «Создание нынешней хунты,– заявил корреспонденту этот «нейлоновый освободитель»,– наилучшее решение при сложившихся условиях. Хунта перекидывает мост в будущее». Барона категорически отверг

предположение, будто образование хунты – маневр Батисты.

«Нет,– воскликнул он,– все лидеры хунты – противники Батисты. Скорее речь идет о перевороте, совершенном хунтой...»

В 11.30 «Радио Ребельде» начинает передавать обращение Фиделя Кастро к кубинскому народу. Взволнованные слова этого обращения слышит вся Куба. Слышат его и члены хунты, и посол Смит.

«К народу Кубы! Ко всем трудящимся!

По сговору с тираном военная хунта захватила власть, чтобы обеспечить его бегство и бегство главных убийц, чтобы попытаться остановить революционный порыв и таким образом украсть у нас победу.

Повстанческая армия будет продолжать свои нарастающие, как лавина, военные действия, принимая только безоговорочную капитуляцию военных гарнизонов.

Народ Кубы и все трудящиеся должны тотчас начать подготовку к тому, чтобы 2 января объявить по всей стране всеобщую забастовку в поддержку Повстанческой армии и обеспечить таким образом полную победу революции...»

Это уже не робкий стук в дверь, а громовые раскаты! Вопреки расчетам Вашингтона повстанцы объявляют хунте генерала Кантильо такую же беспощадную войну, как и Батисте. В 12 часов дня вышедшие из подполья революционеры в Гаване заявляют, что в городе немедленно начинается всеобщая политическая стачка. Командиры осажденных гарнизонов Сантьяго и Санта-Клары доносят: Повстанческая армия начала решительный штурм.

Корабль заговорщиков трещит по всем швам. Генерал Педраса садится в первый попавшийся самолет и улетает с Кубы. Его примеру следуют Нуньес Порту-ондо и другие члены хунты. Но Пьедра и Кантильо все еще цепляются за власть. Пьедра даже вызывает в Президентский дворец членов Верховного суда, чтобы в их присутствии принести полагающуюся по конституции президентскую присягу. Но коллеги Пьедры вежливо, но твердо отказываются принять присягу у «временного президента».

В час дня в Президентском дворце появляется по

сол Смит. Как от назойливой мухи, отмахивается он от «временного президента» и уединяется с генералом Кантильо.

С момента бегства Батисты прошло всего десять часов.

Самолет летит на Пинос

В тот же самый день, 1 января 1959 года, около 4 часов вечера, на лазурные воды Карибского моря легла тень двухмоторного самолета с опознавательными знаками кубинских военно-воздушных сил. Самолет держал курс на Пинос – остров, расположенный неподалеку от южного побережья Кубы.

Название острова мало что говорит читателю. Между тем трудно найти на земле человека, не побывавшего на этом клочке суши еще в детстве, вместе с героями одной из увлекательнейших приключенческих книг. Остров Пинос – легендарный Остров Сокровищ, воспетый Робертом Луисом Стивенсоном. Однако в дни батистовской тирании слава Пиноса носила совсем иной характер: остров являлся местом ссылки политических противников диктатора. Здесь в сырых казематах старинной крепости «Модело» содержались несколько сот узников, в большинстве своем – революционеры, с которыми батистовской охранке не удалось расправиться при «попытке к бегству».

Имелись среди узников и люди иного сорта. Один из них – бывший полковник кубинской армии Рамон Баркин – честолюбивый офицер, которому прочили блестящее будущее. 4 апреля 1956 года он вместе с группой других кубинских офицеров пытался поднять мятеж против Батисты.

Сложны причины, толкнувшие Баркина на путь военного путча. Не последнюю роль сыграли его честолюбивые замыслы – он сам хотел сесть в президентское кресло. Возможно, к его выступлению имели отношение и определенные американские круги, пытавшиеся еще в 1956 году осуществить в Гаване «смену караула». До 1956 года Баркин занимал посты кубинского военного атташе в Вашингтоне и представителя Кубы в так называемом Межамериканском совете обороны. Характер его деятельности в Вашингтоне позволяет

думать, что он являлся «своим человеком» в Пентагоне. Одно не подлежит сомнению: участники заговора были бесконечно далеки от кубинского народа и не ставили своей целью добиться каких-либо экономических, а тем более социальных преобразований.

Батисте удалось без особого труда справиться с заговорщиками, и вместо Президентского дворца Баркин оказался на острове Пинос. Военный суд приговорил его к сравнительно небольшому сроку заключения – шести годам тюрьмы. Уже сам по себе этот факт свидетельствует: у Баркина были влиятельные покровители.

В тюрьме Баркин не раз излагал свое политическое «кредо» кубинским революционерам. Как рассказывал нам Хесус Монтане, экспедиционер с «Гранмы», захваченный батистовцами в плен и заключенный в тюрьму острова Пинос, Баркин в этих беседах открыто выражал симпатии «американскому образу жизни» и убеждение в том, что на Кубе нельзя править без поддержки США. Не скрывал он и своих планов стать в конце концов во главе кубинской армии. Армия, говорил Баркин, должна играть «новую роль» в государстве. Ради достижения этой цели он был готов сотрудничать даже с повстанцами...

Но сотрудничать с повстанцами Баркину не пришлось. После конфиденциальной беседы с Эрлом Смитом в Президентском дворце генерал Кантильо возвратился в «Кампо Колумбиа», вызвал группу офицеров и дал им «особое задание»: освободить Рамона Баркина из заключения и немедленно доставить в Гавану.

Что же произошло? Почему вдруг кубинской военщине понадобился мятежный полковник?

Развал хунты генерала Кантильо поставил под угрозу не только интересы США на Кубе, но и дальнейшую карьеру самого Смита. Если повстанцы войдут в Гавану, его службу в государственном департаменте перечеркнет жирный крест – в этом американский посол не сомневался. Но он еще продолжал питать иллюзии относительно возможности «спасти положение». Эти иллюзии и привели посла в Президентский дворец около часа дня 1 января.

Трудно сказать, приехал ли Смит с готовым планом действий или интригу с полковником Баркиным

подсказал ему генерал Кантильо. Факт тот, что этот очередной кандидат в диктаторы обладал важными преимуществами перед Кантильо и другими кубинскими офицерами, служившими до последней минуты Батисте: как руководитель военного путча, направленного против диктатора, он выглядел своего рода носителем радикальных настроений, свойственных некоторым представителям армейской среды; вокруг его имени можно было даже попытаться создать ореол «мученика», пострадавшего за правое дело...

Специальный самолет забрал Баркина и группу его единомышленников в начале пятого, а уже в 5.20 вечера 1 января 1959 года гаванская радиостанция передала в эфир следующее сообщение:

«Доктору Фиделю Кастро от полковника Баркина. Я принял на себя командование армией в Гаване и хочу срочно связаться с вами, с тем чтобы вы приехали в Гавану вместе с доктором Уррутиа и сформировали новое правительство».

Так полковник Баркин оказался центральной фигурой в последней отчаянной попытке посла Смита не допустить перехода власти в стране к революционерам.

Операция с Баркиным делала честь расторопности посла США, но отнюдь не его политической прозорливости. Как и генерал Кантильо, полковник Баркин оказался калифом на час.

О политических амбициях очередного претендента на кресло диктатора хорошо знали руководители Повстанческой армии. Для революционеров, томившихся в тюрьме «Модело», беседы с Баркиным и другими, ему подобными, заключенными не были пустым времяпрепровождением. Они выясняли политические симпатии, связи, планы на будущее тех, кто в свое время участвовал в заговоре против Батисты. Полученная информация обобщалась, составлялись подробные биографии и характеристики интересовавших революционеров людей, а затем через связного, служившего в тюремной охране, эти материалы пересылались в штаб Повстанческой армии. Поэтому, когда полковник Баркин появился на гаванском горизонте, Фидель Кастро и его сподвижники знали о нем значительно больше, чем это могли предполагать Кантильо или Эрл Смит.

Связи Баркина с Вашингтоном представляли собой секрет полишинеля.

С другой стороны, сам Баркин в первую же минуту своего пребывания в Гаване допустил оплошность, которой не должен был допускать человек, претендующий на роль борца против тирании. На аэродроме Баркин обменялся крепким рукопожатием с встречавшим его генералом Кантильо. И надо же было так случиться, что в тот самый момент на аэродроме оказался репортер кубинского телевидения. Он заснял момент встречи Баркина на кинопленку, и вечером того же дня кубинцы собственными глазами увидели более чем символическую сцену братания «революционера» с батис-товским главнокомандующим.

Мы подробно останавливаемся на этих деталях, поскольку в отношении полковника Баркина посольство США и американская пропаганда заняли иную позицию, нежели в отношении генерала Кантильо. Они не только не афишировали своих симпатий к Баркину, но, наоборот, старались создать впечатление, будто вообще не имеют к нему никакого отношения и что он действует по собственной инициативе.

Газета «Нью-Йорк тайме» писала на следующий день: новое кубинское правительство будет составлено из представителей «различных политических групп», боровшихся против режима Батисты, а также из «представителей армии». Она подчеркнула: «Кастро уже объявил о назначении полковника Рамона Баркина на пост начальника генерального штаба». В свою очередь корреспондент Ассошиэйтед Пресс Райан сообщил из Гаваны: «В настоящее время на Кубе нет никакого правительства, за исключением тех лиц, которых Фидель Кастро назначил на правительственные должности. Во главе армии им, в частности, поставлен только что освобожденный из тюрьмы полковник Бар-кин»... (Курсив наш.– Авт.)

Расчет Вашингтона, судя по всему, сводился к тому, чтобы, с одной стороны, навязать повстанцам полковника Баркина, а с другой – выставить его перед всем миром как человека, действующего по мандату революции. Разумеется, полковник Баркин не имел никакого мандата, кроме того, что вручил ему по поручению посла Смита генерал Кантильо. И Баркин не пре

минул сразу же воспользоваться этим «мандатом» для борьбы против революции. Первое же подписанное им решение утверждало полковника Ледона на посту начальника национальной полиции. Такова, видимо, логика всех заговорщиков – в первую очередь позаботиться о полиции.

Баркин предпринял ряд мер с целью поставить под свой контроль осажденные повстанцами гарнизоны батистовской армии. Он назначил прибывшего вместе с ним с острова Пинос майора Монтеро Дуке командиром полка, расквартированного в Ольгине (провинция Орьенте), майора Камино – командиром военного округа провинции Камагуэй. Аналогичные посты получили другие сторонники Баркина, в частности капитан Сан Роман, который позднее будет играть одну из первых скрипок в подготовке вторжения на Плайя-Хирон.

Но батистовской армии уже фактически не существовало: старшие офицеры разбежались, а там, где еще осталось хоть какое-то подобие военных формирований, солдатские массы и младшие офицеры отказывались выполнять чьи-либо приказы, за исключением приказов командования Повстанческой армии. К утру 2 января все назначенные Баркином офицеры возвратились в Гавану и информировали его о том, что им не удалось «приступить к исполнению обязанностей».

К этому времени и полковник Ледон доложил новому шефу: полиция не в состоянии контролировать положение в столице. Тысячи гаванцев в ответ на призыв руководства Повстанческой армии немедленно начать всеобщую политическую стачку заполнили улицы столицы. Действиями масс руководили вышедшие из подполья «Движение 26 июля», Народно-социалистическая партия и другие революционные организации.

Первые удары народного гнева обрушиваются на наиболее ненавистные оплоты батистовского режима – полицейские участки, редакции газет, а также игорные дома и притоны, приносившие диктатору немалые доходы. Штурмом взята гаванская тюрьма «Принси-пе» и освобождены томившиеся в ней политические заключенные. Разветвленный репрессивный аппарат тирании не оказал никакого сопротивления. С бегством Батисты он фактически развалился. Шпики, каратели и тюремщики спасались кто как мог. Многих поймали

93

и заключили в тюрьму «Принсипе»– им предстояло ждать справедливого народного суда. Ожесточенный бой завязался только в районе Президентского дворца, на площади Центрального парка. Здесь в одном из зданий засели несколько сот телохранителей Батисты. Понимая, что им не от кого ждать пощады, преторианцы диктатора, совершавшие неслыханные преступления, дрались с отчаянием обреченных. Но схватка была недолгой: ни один из них не ушел живым.

Доклад полковника Ледона Баркину представлял собой, по существу, доклад полицмейстера, не имевшего полицейских, главнокомандующему, у которого не было армии. К утру 2 января полковник Баркин окончательно убедился: руководство Повстанческой армии не собирается отвечать на его призыв.