Текст книги "Ключ"

Автор книги: Вадим Собко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

– Ты не знаешь, сколько сейчас времени?

– Десять часов.

– Откуда это тебе известно?

– Последние известия передают. Я живу по радио.

– Скажи, это очень неприлично, что я вот так забралась с ногами на твою постель?

Демид оторопело посмотрел на Ларису.

– Послушай, – сказал он, – и запомни раз и навсегда, тебе только пятнадцать лет, и ты пока всего-навсего зеленый стручок, которому предстоит еще стать красивой девушкой.

– Ну ты и нахал…

– Лежи, лежи. Тебе когда нужно быть дома?

Лариса метнула на него настороженный взгляд, поняла, что лгать, пожалуй, нет смысла: Демид обо всем уже догадался, и покорно сказала:

– Где-то около одиннадцати, наверное.

– Вот и лежи, отогревайся. Слушай музыку, поищи что-нибудь интересное, джаз, например. Я люблю. А мне в училище задали одну логическую схему набросать. – И углубился в свою схему, стараясь понять, как в простом сумматоре электронно-вычислительной машины подключаются логические элементы. Музыка тихо играла, пока не прозвучал сигнал точного времени.

– Мне, пожалуй, пора, – сказала Лариса, – уже одиннадцать.

– Я провожу тебя. На лестнице темно, и тебе будет страшно.

Лариса молча кивнула, надела шубку.

– Ты какой-то несовременный, – сказала она. – У него девушка разлеживает на постели, а он занимается своими логическими схемами.

– Я уже сказал вам, уважаемая Лариса Павловна, что вы еще не девушка, а зеленый стручок, но, если тебе так хочется, я исправлю свою оплошность и сейчас же поцелую тебя.

– И получишь по заслугам! – Глаза Ларисы вспыхнули гневом.

– Так чего же ты хочешь?

– Я хочу, чтобы за мной ухаживали, говорили мне комплименты, красивой жизни хочу.

– Дуреха ты, Лариска, вот что я тебе скажу…

– А мои учителя, например, другого мнения. За все восемь классов у меня была одна-разъединственная четверка.

– Не о том, однако, речь. Ключ, который подошел бы ко всем сейфам, тоже часть твоей «красивой жизни»?

– Возможно. Невежливо грубить хозяину, оказавшему тебе гостеприимство, но я скажу – ты все-таки не из нашего столетия…

– Ты права, я из будущего.

– От скромности ты не умрешь. Удивительное все-таки дело: ты очень правильный парень и потому должен быть скучным, а с тобой интересно. Почему бы это? Однако пора идти. Спасибо за все. Хорошая у тебя комната. Мне бы такую. Чтобы можно было запереться.

Демид минут через пятнадцать вернулся домой, и Ольга Степановна снова постучала в дверь.

«Сейчас придется выслушать нотации»… – подумал беззаботно Демид, не чувствуя за собой вины, однако глубоко ошибся. Ольга Степановна вошла, села на табуретку, стоявшую возле железного столика, с которого Демид уже успел убрать остатки ужина, помолчала немного, а потом сказала:

– Хорошая девушка была у тебя, Демид.

– Сейчас их навалом таких, мечтающих о красивой жизни, – ответил Демид.

– Ты правильно сделал, что пригласил ее. Между прочим, она очень талантливая и трудолюбивая девочка.

– Не знаю, может быть, я бесталанный, но я работать люблю и в поисках красивой жизни в туфельках по морозу не бегаю…

– Господи, какой же ты еще глупый, – спокойно заметила Ольга Степановна. – Она тебе ничего не говорила? – Они разговаривали, как два школьных товарища.

– Это я ей кое-что сказал…

– И напрасно. Она на мороз в туфельках выбежала скорее всего потому, что не успела потеплее одеться. У нее отец алкоголик… Ты этого не знал? Когда у него запой, она из дома убегает. Сколько еще горя на земле, Демид.

Юноша припомнил отца Ларисы, Павла Аполлоновича Вовгуру. Крупный мужчина, работает, кажется, где-то на мясокомбинате, рубит свиные да телячьи туши, пьяным его Демид никогда не видел.

– Ольга Степановна, вы не ошибаетесь? Он всегда трезвый. И зарабатывает хорошо. Лариса видели как одевается? Шубка, туфельки…

– Не ошибаюсь. И это очень страшно, когда человек пьет тихо, тайно, чтобы никто, кроме домашних, не знал, а напьется – начинает издеваться, и тоже тихо, ни к чему не придерешься. Жену свою, маму Ларисы, он прежде бил смертным боем, теперь на дочку огонь перенес, новый объект подрос… И что удивительно, когда трезвый – любит ее…

– Ольга Степановна, почему на свете так много плохих людей?

– Нет, их не так уж и много. Просто хороший человек – это норма нашей жизни, а плохого сразу видно. Представь себе – красивый ковер, а на него кто-то бросил ошметки грязи. Ты не сразу разглядишь рисунок ковра, а вот грязь заметишь, грязь – она издали видна. Это, конечно, простейший случай, бывает посложнее. Вот Колобок, по-твоему, хороший или плохой человек?

Демид усмехнулся, подумал.

– Так прямо и не скажешь. Он и хороший и плохой, а иногда и… страшный.

– Вот видишь. Может, и в душе Павла Вовгуры есть что-то хорошее, только оно затуманено алкоголем. Так и живут они. Он на работу идет, Лариса еще спит. Она возвращается, он уже спит.

– А мама?

– А маме, как и всем мамам, горше и тяжелее всех. Хочет сделать всем добро, хочет всех любить, а поправить ничего не может и потому терпит.

– И неужели никто не поможет…

– Возможно, кто-то и помог бы, да не любят люди вмешиваться в такие дела. Тем более внешне все тихо-мирно, заявлений, жалоб не пишут. А с Павлом Вовгурой никто толком не говорил. Боятся. А бояться нечего, нужно только к его душе ключик подобрать…

– Ключик?

– Вот именно. Для каждого человека существует ключик, которым открывается его душа. Душа ребенка открывается просто, и ключик этот простой, но с годами все становится сложнее, и взрослый человек – это уже проблемы. К Павлу Вовгуре есть даже два ключа, один – проще простого: бутылка водки. Другой посложнее, о нем никто, может, даже сам Вовгура, не догадывается. Встретится ему в жизни человек, который отыщет этот потаенный ключик, будет счастлив Павел Вовгура, не встретится – так и останется он жалким пьянчужкой. Ничего, все равно на свете хороших людей больше, нежели плохих. Значит, победа будет за ними. А сейчас спать. Скоро полночь, не выспишься.

– Высплюсь, – беспечно сказал Демид, – мне пяти часов больше чем достаточно. А за котлеты спасибо. Ох, и вкусные были!

– На сковородке еще две остались, утром съешь…

– Потому что иначе придется выбросить, – закончил за нее Демид.

Тишина наступила в квартире. Демид протянул руку, дотронулся до батареи – горячая, отлично работает ТЭЦ. Хорошо дома, тепло, окно искрится серебристым инеем, стекла разрисованы причудливыми листьями папоротников. Мороз, на улице сейчас он хозяин. Как там у Ларисы?

Повернул ручку старого «Филипса», загорелся «глазок», то сходятся, то расходятся в нем зеленые лепестки. Нашел музыку, тихую, убаюкивающую, взял одну из книг Вовгуры, ту, что потоньше других. Раскрыл ее. Здесь Вовгура уже не шатался по заграницам, а описывал наши советские сейфы. На Украине, оказывается, их производят восемь заводов. Чудовский, Белокриницкий, Загорский, Чернопольский, Зарайский, Славногородский, Корчевский, Крампольский. Рисунки сейфов помещены на отдельных страничках, попадаются даже фотографии, особенности каждого замка выделены жирным шрифтом. Один раз увидишь – во веки веков не спутаешь. Ключи также отдельно описаны по годам, ни одной детали не пропущено.

И невольно Демид Хорол, перелистывая жесткие страницы, почувствовал уважение к этой огромной работе. «В Славгороде мастер Лановой всегда ставит первым более низкий выступ и очень любит, чтобы ключ походил на лесенку, ведущую или вверх, или вниз. В Чудове мастер Гринтгун наиболее важным делает третий выступ…» Какое же упорство нужно было вложить в эту работу! И все для чего? Для того, чтобы двадцать пять лет глядеть на белый свет сквозь тюремную решетку? Это была скорей всего не жажда денег, добыть их такому мастеру, как Баритон, было нетрудно: это была страсть, значительно большая, чем обычная работа «медвежатника» – желание открыть никем еще не открытое. Недаром, когда Лубенцов рассказал ему про электронно-вычислительную машину, он заплакал горючими слезами – понимал: времени на осуществление мечты у него не осталось.

Глава восьмая

Ранним утром, а точнее говоря, еще ночью, перед рассветом, Демид любил проходить, а вернее, пробегать километр, отделявший ВУМ от конечной остановки трамвая.

Предутренний мороз злой, но почему-то не страшный, веселый. Январь перевалил за вторую половину, и зимы осталось, как говорится, кот наплакал. Перезимуем, а весной переедем на бульвар Ромена Роллана, тогда до завода будет минут пять ходу. Демид уже видел свое будущее жилье – небольшую однокомнатную квартирку, зажатую между лифтом и мусоропроводом. Но остался доволен: ему к тесноте не привыкать. А тут – еще и кухня, и ванная. Королевские хоромы! Побыстрее бы только перебраться. Сейчас он живет с волнующим ощущением грядущей радости, ожиданием каких-то значительных событий и перемен в своей жизни. В том, что они настанут, сомнений нет!

Вот он, его завод, и сердце замирает от восторга, когда идешь через проходную, будто бы равнодушно поглядывая на высокое, четырнадцатиэтажное здание заводоуправления – мозг всего объединения, а потом поворачиваешь направо к приземистому на фоне заводоуправления трехэтажному корпусу цеха. Сразу при входе тебя обдает теплым ветром, словно кто-то сильный и добрый приветствует тебя и говорит: «Как славно, что ты пришел, сейчас я тебя обогрею, обласкаю».

В корпусе разместилось несколько цехов, шестой – цех Демида – на третьем этаже. Туда можно и на лифте подняться, но ему пробежать по широкой светлой лестнице одно удовольствие. Тем более что свой бушлат вместе с пуховым платком Ольги Степановны он оставил внизу, в гардеробе, и сейчас наденет белый халат и станет похожим на опытнейшего радиомонтажника.

Вообще, удивительный это цех! Куда ни посмотришь – всюду девушки. В белых, хорошо отглаженных халатиках, всегда модно причесаны, губы подкрашены, брови подведены, глаза… Вот с глазами дело обстояло не так-то просто. Они отличались от обычных глаз, было в них что-то сосредоточенно-веселое, неведомое Демиду.

Когда Демид впервые пришел в цех, закончив подготовительные шестимесячные курсы, начальник цеха разговаривал с ним недолго. Просто направил в бригаду, сказал:

– Я рад, что ты пришел к нам работать, товарищ Хорол. Давай иди в бригаду Пальчика.

Демид вышел из кабинета начальника цеха (собственно, назвать кабинетом эту отгороженную стеклянными перегородками часть цеха было так же трудно, как и комнаты техбюро и секретаря парткома), нашел бригадира Пальчика, парня лет двадцати пяти. Среднего роста, светловолосый, а глаза темные, внимательные. Тоже в белом халате, озабоченный, в руках бумаги.

– Подожди минутку, – сказал Пальчик, когда Демид подошел, – сейчас разделаюсь с этой бюрократией и буду весь твой. Посиди здесь, я скоро.

Он усадил Демида на стул, стоявший на небольшом возвышении, откуда был виден весь цех, и исчез. Демид с удивлением огляделся: такое множество молодых рабочих в одном цехе ему никогда не приходилось видеть. А девчата какие красивые! Что делает их такими?

– Ну, давай, Демид, знакомиться, – сказал, подходя, Пальчик. – Зовут меня Валерой.

– Откуда ты знаешь меня?

– Интересовался. Узнал, что ты увлекаешься радиоделом, в школе был чемпионом по изучению морзянки, знаю, что запросто можешь починить, отремонтировать приемник… Как видишь, мы изучаем свои будущие кадры. Теперь о твоей предстоящей работе: сейчас тебе кажется, что ты легко справишься с любым делом, какое бы тебе ни поручили. И глубоко ошибаешься, на курсах тебя учили, что здесь каждый шаг рабочего расписан, думать не надо, все за тебя решено. В принципе верно, а на деле – ничего похожего. Обязательно нужно, чтобы рабочий понимал, что он делает. Обычно говорят: пока конструируют машину – думают, а когда запустят в серию, тогда думать нечего. Это глубоко ошибочное заключение. Думать нужно постоянно каждому из нас. Сейчас тебе кажется, что ты представляешь, как работает ЭВМ, – продолжал Пальчик. – В школе рассказывали и на курсах учили. Так вот, имей в виду, знания твои пригодятся, но ты сам над своей самоуверенностью будешь смеяться, когда столкнешься с машиной.

– А у меня нет такой самоуверенности, – сказал Демид.

– Есть, она у каждого новичка есть. Так что же такое электронно-вычислительная машина? Ты ее видел когда-нибудь? Нашу М-4030?

– Видел. Три шкафа, стоящие один за другим. На передней панели первый пульт управления. Рядом пишущая машинка «Консул». В середине шкафа секции, а на них стоят вот такие платы. На каждой из них смонтирована определенная схема, каждую из таких плат можно вынуть и заменить другой.

Пальчик взял желтый прямоугольник текстолита с нанесенными на нем серебристыми узорами и сказал:

– Смотри. Вот это есть основа машины – тэз. Расшифровывается это так: типовой элемент замены. В литературе, между прочим, да и не только в литературе, инженеры – и в разговоре, и в статьях – такую машину называют электронным мозгом. По-моему, на современном уровне техники это несерьезно. Когда я думаю о машине, у меня возникает другая аналогия, эту машину хочется сравнить не с мозгом, а с большой библиотекой. Только в библиотеке книги словно спят мертвым сном, не тронь их – тысячу лет простоят и голоса не подадут. А в машине тэзы все время работают, дают о себе знать. Но у каждого, так же как и у книги, есть свое назначение. Один дает указание, куда твои данные записать, второй – какие именно данные, третий рассказывает, что с ними следует делать, четвертый переводит их на язык, понятный человеку; пятый сортирует данные, дает ход нужным и задерживает лишние. И так далее, и так далее. В машине где-то около восьмисот тэзов, и в каждом из них смонтирована определенная схема. Начнем с простейших, с тех, скажем, которые в сумматоре проводят логические операции, складывают единицу с единицей. Вот чертеж. Вот точная копия деталей, какие тебе нужно получить, вот карта, где указано, какой контакт к какому нужно подсоединить. Вот твой стол. Теперь один конкретный вопрос: паять умеешь?

– Конечно.

– Прекрасно. Давай посмотрим, как ты это делаешь. Для начала я посажу тебя рядом с девушкой, ее зовут Ганей. У нее, правда, только третий разряд, но руки – золотые.

За соседним столиком сидела темноволосая, круглолицая девушка такого же приблизительно возраста, как и Демид Хорол.

– Здравствуй, Валера, – сказала она певуче-мелодично, по-сельскому, и Демид готов был поклясться, что и живет она не в Киеве, а в одном из сел, расположенных неподалеку от завода.

– Я тебе привел ученика, знакомьтесь.

Когда Ганя и Демид подали друг другу руки, девушка посмотрела на него с интересом, потом усмехнулась.

– Рано мне обзаводиться учениками, ведь у меня только третий разряд!

– Да и паять я умею, – подал реплику Демид, – не один приемник отремонтировал на своем веку…

– Неужели? – приветливо улыбнулась девушка. Лицо у нее было веселое, ясное, на подбородке ямочка, глаза карие, усмешливые. – Так что же ты теряешь время даром, садись на мое место, паяй тэз, а мы посмотрим, может, тебе и в самом деле учиться нечему.

Поднялась со стула и оказалась невысокой, складненькой, с крепенькими стройными ногами.

– Давай, давай, – одобрительно кивнула Ганя. – Не стесняйся. Смотри, вот эти маленькие черные жучки и есть микросхемы. Что у них внутри, разбираться пока не будем, не наше дело. Бери микросхему.

Демид послушно взял маленького черного «жучка» с блестящими лапками.

– Смотри на его индекс. Где он должен стоять по чертежу?.. Правильно, молодец. Ставь на место. Просунь контакты в дырочки, теперь пинцетом загни концы. Так, хорошо. А теперь осталось припаять каждый контакт микросхемы к проводнику.

«Сейчас я вам покажу, – с азартом подумал Демид, – не такие видел».

Он взял паяльник, припаял первый контакт, второй, двенадцатый, четырнадцатый. Готово.

– Молодец, – сказала Ганя, а Валера неизвестно отчего улыбнулся. – Теперь бери другую микросхему, читай на ней маркировку, где ее место? Правильно. Ты способный.

– Я через полчаса подойду, – сказал Валера.

– Лучше минут через сорок, – сказала Ганя.

«Они считают, что раньше чем через сорок минут я не управлюсь. Ну, дорогие мои, сейчас увидите. Сейчас я вам покажу, на что я способен», – думал Демид, ставя на место очередную микросхему, загибая контакт на другой стороне текстолитовой платы и снова берясь за паяльник.

Почему Валера появился? Неужели прошло сорок минут? Взглянул на большие часы: какие там сорок – больше часа прошло.

– Готово, – сказал Демид и положил на столик припаянный тэз, с удовольствием любуясь своей работой. – Ну, умею я паять?

– Будешь уметь, и скоро, – заверила Ганя.

Демид посмотрел на нее с признательностью; в уголках пухлых губ девушки дрожала улыбка.

– Паять будешь, это верно, – сказал Валера, – но такой тэз Ганя не только постыдилась бы мне показать, но и сама вспоминала бы о нем как о кошмарном сне! Ганя, покажи-ка свой тэз.

Она протянула бригадиру желтую текстолитовую плату с припаянными микросхемами, тот взял ее, положил рядом с Демидовой.

– Смотри.

Демид взглянул и почувствовал, как краснеют, наливаясь горячей кровью, щеки, лоб, даже уши. Детали лежали рядом, внешне будто бы одинаковые и в то же время абсолютно разные. У Гани каждая пайка – аккуратное, круглое серебряное пятнышко, все они одинаковые, а у него одно маленькое, другое большое, третье на сторону съехало, четвертое вообще еле заметно, пятое с шестым слилось…

– Ну, что ж, – глухо сказал он, – конечно, у нее красивее, но ведь и я все правильно сделал.

– Сейчас увидим, – сказал Валера, взял тэз, подошел к большой коробке, рядом с которой стояла пишущая машинка «Консул», сунул его в щель, щелкнул несколькими тумблерами. Сразу побежала перфолента, «Консул» ожил, застучал. – Это контрольный стенд, он все твои ошибки подметит, сейчас посмотрим. Смотри: контакт 17—3 – ошибка; видишь потек припой, два контакта слились в один. 12—7 – нет контакта, не припаялся, 19—11 – слишком долго держал паяльник у контакта, вот и перегорел проводник схемы. Контрольный стенд ни одной ошибки не пропустит.

– Значит, брак? – произнес Демид, с ужасом постигая смысл этого слова.

– Ганя все выправит и тебя научит. Понял теперь, что такое наша Ганя и почему она у тебя за наставника?

Взял ее деталь и опробовал на контрольном стенде. «Консул» молчал.

– Понял, – через силу ответил Демид.

– Значит, неделю поработай под началом Гани, – приказал Валера, – а потом будешь паять самостоятельно. И, пожалуйста, не кисни, смотри соколом: все мы через это прошли. Ну, Ганя, приступай к своим новым обязанностям.

С того дня прошло полтора месяца.

– Молодец, – говорила Ганя, и Демид, ликуя в душе, поражался, какую радость может доставить ему похвала девушки. И правда, не раз потом снился ему первый, словно следами оспы отмеченный тэз. И потом, через много лет, встречая Ганю, он с уважением думал о ней: мастер!

Теперь жизнь приобрела для него особый смысл. Он ходил по земле, как влюбленный, и средоточием, центром этого удивительного чувства был не какой-нибудь человек, не девушка, а завод с его атмосферой возвышенного, интеллектуального труда, ощутимой сопричастности с будущим.

А тем временем дом на Фабричной совсем состарился и погрустнел. Смотрел на вечернюю улицу только одним окном: это Ольга Степановна поджидала Демида. Какое это счастье, что в жизни встречаются такие люди, как его старая учительница! Как он жил бы сейчас без нее? Представить невозможно. Большое это дело, когда с тобой такой друг. Жаль только, что нет рядом Павлова. Правда, в шестой цех Семен Александрович раза три заходил, перекинулся словом с Демидом, посмотрел на его тэзы, кивнул одобрительно и вскоре ушел, даже не ясно было, зачем приходил.

– Павлов родня тебе? – потом спросил Валера.

– Нет, мы соседями были, жили в одной квартире. Хороший он человек.

– Он не просто хороший человек, он, к твоему сведению, один из лучших наладчиков, – с гордостью сказал Валера, – портрет его во всех газетах…

– Портрет одно дело, а хороший человек – совсем иное, – заметил Демид.

– Интересный ты парень, Хорол, – подвел итог их разговору Валера.

Когда вечером Демид пришел домой, навстречу ему из своей комнаты вышла Ольга Степановна и, с улыбкой поглядывая на него, остановилась на пороге. Высокая, сухощавая, прямая, а ей ведь далеко за семьдесят, в зубах, как всегда, папироса.

– Загляни ко мне, дело есть.

– Одну минуточку, только руки вымою.

– Садись, чай пить будем.

– Ольга Степановна, вам не кажется, что я перешел на ваше содержание?

– Нет, не кажется. Зарабатываешь ты почти сто двадцать рублей в месяц, и у меня такая же пенсия. Как видишь, мы с тобой на равных. Садись к столу. Бери колбасу, масло. Ешь.

– Спасибо.

Как-то незаметно у них сложилось общее хозяйство, ужинали они почти всегда вместе, а завтракал и обедал Демид на заводе.

– Я сегодня не так просто устраиваю чаепитие, – прокуренным голосом сказала Ольга Степановна. – Оказывается, на Борщаговке мы с тобой тоже будем соседями. Куда ближе, чем думали. Ты будешь жить в квартире на седьмом этаже, я в такой же квартире над тобой, на восьмом. Квартира, сам видел, небольшая, да мне и не нужно больше, и тут возникает проблема, куда девать всю эту мебель?

Демид посмотрел на учительницу внимательно и улыбнулся.

– Выходит, Ольга Степановна, точь-в-точь, как с котлетами? Ешь, а иначе выброшу!

– Как ты можешь в таком неуважительном тоне со мной разговаривать? – обиделась женщина. И то, как она искренне изобразила на своем лице обиду, окончательно рассмешило Демида. – Не вижу причин для веселья. Я хочу, чтобы ты мне помог. В одну мою комнату вся эта мебель не войдет, а в обеих наших квартирах великолепно разместится. И вот я прошу, чтобы ты временно, я подчеркиваю, временно поставил к себе тахту и два кресла.

– А сидеть в креслах можно будет?

– Где твое ухо, маленький грубиян, – сердито сказала Ольга Степановна, и Демид сразу послушался, подставил ухо. – Одним словом, договорились? Пускай побудут у тебя мои вещи?

– Пускай постоят, – улыбнулся Демид. – Какой же вы трогательный и милый человек, Ольга Степановна. Ну просто слов не найдешь, чтобы выразить!

Через полчаса он вернулся к себе в комнату. Теперь у него и в самом деле не было проблем. На новую квартиру он возьмет с собой портрет отца, этот железный столик от маминой швейной машинки, инструменты, книги и еще табуретку. Кровать только тронь с места – развалится.

Взглянул на переплетенные в кожу Вовгурины записи, потянулся к ним рукой, раскрыл…