Текст книги "Русский Париж"

Автор книги: Вадим Бурлак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Студент не был пьяницей, чтобы пить в одиночку. Но как же не попробовать заказанные продукты до прихода гостей? Ведь подобные яства молодой человек не мог себе позволить за годы учебы. И он отведал всего понемножку, в том числе коньяк и вино.

И запела, заволновалась душа!.. Вышел студент с початой бутылкой на балкон: пусть все проходящие внизу видят его праздник!..

Панорама города и парижанки, на которых можно было беззастенчиво пялить глаза, не рискуя заработать пощечину, так взбудоражили молодого человека, что он откупорил очередную бутылку. А пустую швырнул, вовсе не собираясь попасть в прохожих.

Звон разбитого стекла, крики людей еще больше вскружили голову студенту. Он запел и пустился в пляс.

Танец вскоре прервался. Праздник завершился печалью. Халтурщики среди строителей существовали всегда. Париж XVIII века – не исключение. Балкон обрушился.

К счастью, никто из прохожих не пострадал. Виновнику переполоха тоже повезло: отделался несерьезными ушибами.

В честь знаменательного события

Когда его забрали в полицию, он даже поучал стражей порядка и делился печальным опытом:

– Парижские балконы так же восхитительны и коварны, как и парижанки… Увлечешься, засмотришься – и можешь потерять голову… Не пляшите, господа, на балконах!..

Говорят, сам Луи-Себастьян Мерсье и его приятель-адвокат пришли на помощь молодому человеку. Ведь бедолага остался без денег, и ему грозили длительные штрафные работы. За рухнувший балкон здания, построенного много лет назад, больше не с кого было спросить.

От тюрьмы студента спасла находчивость Мерсье и адвоката.

Стражам порядка они объяснили:

– Виновник происшествия был настолько обрадован выздоровлению после простуды нашего короля, что исполнил в честь этого знаменательного события старинную русскую ритуальную пляску!..

Трогательное отношение к французскому монарху возымело действие. Студент оказался на свободе и беспрепятственно вернулся на родину.

Неосуществленные замыслы

Осенью 1760 года в Париж прибыл молодой русский архитектор Василий Баженов. Он был направлен сюда Петербургской академией художеств для продолжения учебы и для ознакомления с работами известных европейских мастеров.

Баженова определили стажироваться к известному французскому живописцу и королевскому архитектору Шарлю де Вальи.

Занятия Василия чередовались с ознакомительными прогулками по городу. Нотр-Дам де Пари, площадь Дофина, дворец Турнель, Триумфальная арка, мосты, парки, Лувр, отели Субиз, Матиньон, Ласе…

Каждый парижский памятник архитектуры Баженов подолгу, обстоятельно осматривал и рисовал. Обращал он внимание и на балконы роскошных и обычных городских зданий.

– Кажется, наш русский коллега вознамерился изобразить все балконы Парижа, чтобы потом воссоздать их на родине, – поговаривали французские архитекторы.

Неизвестно, собирался ли так поступать Василий Иванович, но сам он жаловался на парижских коллег, утверждая, что они «…крадывали мои проекты и жадностию их копировали».

Баженов намеревался в России украшать светские строения балконами. Но многие планы и замыслы замечательного архитектора остались неосуществленными. Причины тому оставались загадкой и для самого Василия Ивановича, и для его окружения, и для тех, кто спустя много лет изучал жизнь и творчество архитектора.

Как отмечал уже в XX веке известный русский живописец и искусствовед Игорь Грабарь: «Вокруг имени Баженова скопилось столько былей и небылиц, что уже одно распознание правды от неправды требует значительных усилий».

Еще одно странное увлечение

Во второй половине XVIII века многие русские, прибывшие в Париж, почему-то полюбили посещать тюрьмы.

Сострадание к несчастным заключенным?.. Надежда увидеть нечто необычное? Тайные замыслы?..

Нет однозначного ответа.

О французских темницах того времени Мерсье писал: «Тюрьмы тесны, воздух в них нездоровый, зловонный; их совершенно правильно сравнивают с глубокими и широкими колодцами, к стенкам которых пристроены отвратительные, узкие каморки. Если заключенный желает помещаться отдельно от других, он должен платить шестьдесят франков в месяц за маленькую каморку в десять квадратных футов! В тюрьмах все продается по двойной цене, словно нарочно, чтобы увеличить нищету заключенных.

Громадные собаки делят с тюремщиками обязанности сторожей, и даже надзирателей. Аналогия в их характерах поразительна! Эти ученики так выдрессированы, что по первому знаку хватают заключенного за шиворот и тащат его в камеру; они слушаются малейшего знака.

Маленькая плотная дверь открывается в течение четверти часа раз тридцать. Вся пища и вообще все необходимое для жизни вносится через эту дверь; другого выхода нет.

Камеры являются средоточием всех несчастий и ужасов. Там укоренились самые чудовищные пороки, и праздный преступник только глубже погружается в новые мерзости…».

Таинственная и знаменитая

Самая известная тюрьма Франции, Бастилия, была сооружена в XIV веке. Во время войн она являлась важным укрепленным пунктом на северных подступах к Парижу.

^{Бастилия. Общий вид и генеральный план крепости}

С конца XV столетия грозная твердыня стала еще и местом содержания арестантов. В ней томились в основном политические заключенные. Великий Вольтер дважды являлся узником Бастилии. Мерсье не раз упоминал ее в «Картинах Парижа»: «Кому известно, что делалось в Бастилии, что она заключает, что заключала в себе? Но как писать историю Людовика XIII, Людовика XIV, Людовика XV, не зная истории Бастилии?

Все самое интересное, самое любопытное, самое странное произошло в ее стенах. Таким образом, самая интересная часть нашей истории останется для нас навсегда скрытой: ничего не просачивается из этой бездны, как не просачивается из безмолвной могилы.

Генрих IV хранил в Бастилии королевскую казну. Людовик XV велел запрятать туда Энциклопедический словарь, который и гниет там по сие время. Герцог Гиз, властитель Парижа в 1588 году, был также хозяином Бастилии и Арсенала. Он назначил комендантом Бастилии Бюсси Леклера, парламентского стряпчего. Бюсси Леклер, окружив войсками парламент, отказавшийся разрешить французов от присяги в верности и послушании, арестовал всех председателей и советников в судейских мантиях и четырехугольных шапочках и посадил их в Бастилию на хлеб и воду.

О, толстые стены Бастилии, принявшие в течение трех последних царствований вздохи и стенания стольких жертв! Если бы вы могли говорить, как опровергли бы ваши страшные и правдивые повествования робкий и льстивый язык истории!

Рядом с Бастилией расположен Арсенал, в котором находятся пороховые склады, – соседство столь же страшное, как и сама тюрьма…

Когда кто-нибудь из заключенных умирает, его хоронят в три часа ночи в Сен-Поле. Вместо священников, гроб несут тюремщики, а при погребении присутствуют офицеры…».

Исчезновение Марии

«Как только в Париже заходит речь о Бастилии, тотчас же начинаются рассказы о Железной маске. Каждый рассказывает эту историю по-своему, и к фантастическому рассказу примешивает собственные, не менее фантастические соображения».

Легенда о несчастном принце, заточенном в Бастилию в XVII веке и получившем прозвище «Железная маска», волновала многих приехавших в Париж русских.

Романтические натуры из студентов и путешествующих аристократов подозревали, что столь знаменитая тюрьма обязательно как-то связана с Россией.

Подозрение не обмануло!.. Знай наших!..

И вот примерно в середине XVIII столетия среди русских в Париже поползли невероятные слухи о дочери сподвижника Петра I, светлейшего князя, генералиссимуса Александра Меншикова. Известно, что в 1727 году, проиграв в дворцовых интригах, он был арестован и вместе с семьей сослан вначале в Ранненбург, а затем – в Березово. Там Александр Данилович и умер, там же похоронена и его дочь Мария.

Но, согласно преданию, Меншиков в Ранненбурге отыскал бедную девушку, похожую на Марию, и совершил подмену. Пообещав большое вознаграждение, он уговорил простолюдинку, под видом его дочери, отправиться в Березово. Каким-то образом у Меншикова оказался паспорт на имя баронессы Шлегель. С этим документом и скрылась из Ранненбурга настоящая Мария. Она смогла добраться до Парижа и получить с тайных счетов своего отца немалые деньги. Но никто не догадывался во Франции, кем на самом деле являлась баронесса Шлегель.

А дальше, как и положено в легенде, – любовь. Избранником русской беглянки оказался французский аристократ – вольнодумец. За свои взгляды он угодил в Бастилию Попытки Марии добиться его освобождения ни к чему не привели. Прошения, просьбы влиятельных особ Франции, подкуп должностных лиц – все оказалось бесполезным. Власти сообщили баронессе Шлегель, что ее возлюбленный навсегда останется в Бастилии.

И Мария пошла на крайнюю меру: замыслила побег своего любимого. Она явилась к начальнику тюрьмы и попыталась подкупить его. Но тот был верен долгу.

Отчаявшись, Мария заявила офицеру, что отныне остается в Бастилии, пока не будет освобожден ее возлюбленный. Начальник тюрьмы приказал вывести баронессу за пределы крепости, но упрямая визитерша непостижимым образом исчезла. Ступила за порог кабинета и – пропала.

Охрана обыскала каждый закоулок Бастилии, однако загадочную посетительницу так и не обнаружила. Стражники утверждали: крепость она не покидала.

Лучше не вспоминать

Обескураженный начальник тюрьмы постарался, чтобы руководство не узнало о случившемся. Но чем сказочней происшествие, – тем трудней его утаить.

И через несколько дней восторженные русские, показывая вновь прибывшим в Париж соотечественникам Бастилию, с упоением сообщали о трагедии Марии Меншиковой и о том, как «незримая, она каждую ночь обходит коридоры тюрьмы и является в камеру к возлюбленному».

Однако даже самые большие любители преданий и легенд, возвратившись в Россию, не вспоминали необычную обитательницу Бастилии – Марию Меншикову.

Даже во времена Екатерины II русские подданные опасались это делать. Мало ли какая еще самозванка объявится в Европе? Хоть и была бы дочь Александра Даниловича немощной старухой, доживи она до правления государыни Екатерины Алексеевны, а все равно повторять легенду боялись. Кто знает, как отнесется к этому императрица…

Незадолго до разрушения Бастилии парижане высказывали недоумение:

– И что это русские повадились к мрачным стенам?.. Что надеются там увидеть?..

После сообщения Людовику XVI о захвате народом Бастилии, король воскликнул:

– Но это же бунт!..

Придворный ответил:

– Нет, Ваше Величество, – это революция!..

Когда в июле 1789 года знаменитая тюрьма была взята восставшими, а впоследствии разрушена, парижане – любители мистики заявляли:

– Русские сглазили Бастилию…

Глава пятая
«Прости, Париж-батюшка!..»

Все языки обладают большими или меньшими недостатками: это неровная поверхность, из которой рука искусного художника умеет извлечь пользу.

Франсуа Вольтер

Слово не есть наша произвольная выдумка: всякое слово, получившее место в лексиконе языка, есть событие в области мысли.

Василий Жуковский

Ранний визитер

На рассвете сторожей Парижской Ратуши переполошил настойчивый стук в парадную дверь.

«Видимо, какой-нибудь взбалмошный начальник решил проверить нашу бдительность, – подумали служивые. – Однако не понятно, почему этот проверяющий не воспользовался колокольчиком у входа?..».

Каково же было удивление взбодрившихся сторожей, когда на пороге, вместо важного чиновника, они увидели странного субъекта.

Помятый, неприглядный, неизвестно какого роду-племени, визитер широко взмахнул руками, словно хотел обнять разом всех служивых Ратуши.

Но, очевидно, устыдившись своего порыва, он лихо сплюнул в сторону, отер губы рукавом и весело заорал:

– Что, проспали, черти картавые?!.. Ну-ка, хватайте поклажу и в мои покои несите! Да Федьку немедля будите!.. Скажите: Кузьмич пожаловал!.. То-то обрадуется, шельмец кудрявый!..

Но громогласные распоряжения раннего визитера не возымели действия. Увы, русский язык был неведом стражам столичной Ратуши. Поначалу они хотели скрутить возмутителя спокойствия, но ящики и мешки за его спиной остановили справедливое негодование.

Поклажу, видимо, только что выгрузили из повозки. Ее вид еще больше озадачил сторожей. Случалось, ночные кутилы пытались вломиться в Ратушу. Но тащить с собой ящики и мешки никому из них не приходило в голову.

Сторожа учтиво попытались выяснить: отчего так взволнован месье, что понадобилось ему в ранний час в солидном учреждении и зачем он приволок сюда столько вещей.

Рассудительный тон служивых смутил громкоголосого пришельца. Он недовольно поморщился и полез рукой в кису из желтой кожи, висевшую у него на животе.

Сторожа замерли, с любопытством ожидая, что же будет извлечено из старомодного дорожного мешочка.

Наконец визитер достал завернутый в тряпицу свиток:

– Ну-ка, поглядите, нерасторопные-непонятливые!..

Служивые развернули свиток и дружно склонились над ним. Лишь теперь им стало ясно, откуда явился загадочный гость. Хоть предъявленный документ был на непонятном русском языке зато сверху и снизу листа бумаги красовались разрешения от коменданта Дюнкеркского порта, таможенного начальства и еще каких-то чиновников, написанные по-французски.

– Значит, месье – русский негоциант!..

– А к нам прибыл торговать?.. – Разом заговорили сторожа.

– Ни бельмеса не пойму!.. Но вроде бы теперь верно лопочете, – радостно засмеялся гость. – Рюс… рюс негоциант… Дошло наконец остолопы!.. Давайте, живехонько, мои покои показывайте в ваших чертогах. Зря, что ли, я в Петербурхе отвалил вашему Федьке пол-шапки серебряных рублей?..

В ожидании переводчика

Сторожа тем временем обменялись мнениями:

– От этого нахального негоцианта мы сами не отвяжемся…

– Полицию надо вызывать…

– Не стоит с ней связываться: вдруг этот русский натворил чего-нибудь в Париже, а нас начнут таскать как свидетелей…

– Господа, предлагаю вызвать моего племянника. Поль поможет нам: он четыре года работал в Москве гувернером. Недавно только вернулся. Тем более живет он неподалеку, рядом с башней Шатле…

«За Федькой небось помчался, – подумал купец, глядя, как поспешно удаляется один из сторожей. – Эх, Париж, Париж, – хоть и почтенный город, а все здесь не по-нашенски…»

Гость обернулся к сторожам:

– Эй, служивые, а питейные-то заведения у вас поблизости имеются?.. У нас ведь как говорят: «Ходи в кабак, вино пей, сволочь бей – будешь архирей», «Сон да баба, кабак да баня – одна забава»!..

Сторожа разом улыбнулись и стали кивать:

– Да, да, месье…

– Понимаете, когда не ленитесь! – похвалил купец.

Но французы тут же зашептали друг другу:

– О чем этот русский вопит?..

– Видимо, какие-то непристойности…

– Главное – чтобы королевскую семью не затронул…

– Интересно, а что у него в ящиках и мешках? Каким товаром решил удивить Париж?..

– А учтет ли он наши хлопоты?..

– Говорят, русские – народ щедрый. Долго хранить деньги не любят. Глядишь, и нам перепадет, за беспокойство и почтительное отношение…

Просто Кузьмич

Наконец вернулся гонец в сопровождении заспанного молодого верзилы.

– А где же Федька?!.. – воскликнул купец.

Но вопрос остался без ответа.

Молодой француз озабоченно взглянул на русского, потом – на его вещи и представился.

– Ну, наконец-то хоть одну грамотную голову повстречал в Париже!.. – обрадовался купец. – А то по-людски и поговорить не с кем. Значит, величать тебя Полем – по-нашему, Павлуха. А меня можешь без церемоний, по-простецки, именовать Кузьмичом.

Француз кивнул:

– Простите, месье Кузьмич, вы упоминали какого-то Федора…

– Федька – приятель мой, – живо пояснил Кузьмич и удивился: – Разве ты не знаешь его? Он же из ваших, из французов!.. Торговую компанию мы с ним затеяли. Вот в этих чертогах Федька снял для меня и покои, и погреба… А сам, шельма, пообещал – и не встретил! Загулял, поди, сорванец! Он и в Питере был мастак по этому делу…

Поль нахмурился и озабоченно взглянул на собеседника:

– Кажется, вас, месье Кузьмич, ввели в заблуждение. В доме, на ступенях которого мы стоим, никогда, никому не сдавались помещения. Ведь это же Ратуша!..

Купец хитро подмигнул французу:

– А то я, олух царя небесного, не знаю, что это за хоромина!.. Федька толково мне все объяснил: господин Ратуш – его свояк, вот он и определил здесь местечко для торговых дел. Коль не веришь, погляди сам… Федька своей рукой записал.

Кузьмич поспешно запустил руку в кису и извлек книгу в красном сафьяновом переплете:

– Вот заветный мой бытейник. Всегда ношу его с собой. Ну-ка, убедись, душа недоверчивая!..

Поль от изумления не нашел, что ответить, и машинально уставился в раскрытую книгу. Прочитанное привело его в еще большее замешательство.

– П-п-позвольте… – Француз оторвал взгляд от страницы бытейника. – Вы хоть сами видели, что ваш приятель написал?..

– Вот чудак-человек!.. Как же я ненашенские словечки разберу? – хохотнул Кузьмич. – Видать, нерасторопный ты малый, коль Федьку не знаешь. Он ведь заявлял, что в славной столице его каждая синьора и синьор знают…

– Вы сказали: синьора или синьор?.. – перебил Поль.

– Ага…

– Так ваш приятель, верно, итальянец!.. И подписался он – Франческо…

– Ну, пущай, итальянец, – кивнул Кузьмич. – Главное – отыскать его побыстрей, а то устал я с дороги.

– Может, синьор Франческо под славной столицей не Париж, а Рим имел в виду?.. – не обращая внимания на слова собеседника, невозмутимо продолжил Поль.

– Да по мне все равно: что Рим, что Париж. Помоги, любезный, отыскать прохвоста Федьку. В долгу не останусь, – стоял на своем Кузьмич. – Значит, говоришь, итальянец мой приятель. А я-то думал: раз Франческо – значит, француз. Ну и прыткий, шельма!.. Он даже всяческие французские слова понаписал мне в бытейнике…

Кузьмич радостно взглянул вверх и, словно прочитав в небесах, провозгласил:

– «Ультра вирес!..». Что по-вашему, Павлуха, означает: «За пределами всяческих сил!..».

Поль сокрушенно покачал головой:

– Месье Кузьмич, я, конечно, знаю латынь, но в вашем исполнении она выходит за пределы понимания. Уж лучше говорите по-русски.

Кузьмич обиженно пожал плечами:

– Выходит, зря старался – учился по-вашенски лопотать… «О темпра, о морес!..».

– Но это же латынь!.. У нас, в Париже, быть может, один из тысячи ею владеет, – терпеливо пояснил Поль. – Вы – в современной Франции, а не в Древнем Риме, находитесь!

– Опять ты за свое! – огорчился Кузьмич. – А по мне: хоть в Индии – в Китае, с Персией в придачу!..

«С Россией не пропадешь!..»

С трудом удалось Полю убедить нового знакомого отказаться от затеи поселиться в Парижской Ратуше и отыскать там ловкача Федьку.

А когда Кузьмич наконец понял, что был обманут прохвостом и не состоявшимся компаньоном, посокрушался минуту-другую, побурчал, отчаянно сплюнул и весело подмигнул Полю и сторожам:

– Ну и шут с ними: и с проказником Федькой, и с вашей Ратушей! Пора за дело приниматься. Кислые щи – это вам не пилюли!.. Не вовремя откупоришь – сами на волю вырвутся!..

Что такое щи и почему они должны вырываться на волю, – не знал даже Поль.

Сторожа слегка приуныли. Они надеялись вдоволь посмеяться над забавным русским: думали, что, осознав свое положение, тот начнет истошно вопить, рвать на себе волосы. Но веселого представления не получилось. Зато Кузьмич подарил каждому по серебряному рублю:

– Гуляй, Париж!.. Не грусти, Франция!.. С Россией не пропадешь!.. А коль пропадешь – то весело!..

Служивые тут же, на глазок, определили значимость монет. Уныния – как не бывало!..

Товар в черных бутылках

Кузьмич со своим багажом разместился в дорогом отеле «Жанетта», неподалеку от Гревской площади.

Вышло как-то само собой, без всякой договоренности: Поль внезапно стал помощником и переводчиком русского купца. Француз даже не поинтересовался, долго ли ему придется исполнять эти обязанности и сколько он получит за свои труды.

Вероятно, Поль на время утратил деловую хватку: так велико было его изумление. Странное появление в Париже негоцианта из России, требование поселиться в Ратуше, настойчивое желание отыскать обманщика Федьку-Франческо, щедрая раздача серебряных монет и, наконец, – товар!.. Как тут не изумиться?..

Во второй половине XVIII века в Париже продавалось все, что производилось на планете. Так, по крайней мере, утверждали французы.

На законных основаниях и из-под поды на рынках, в магазинах и на многочисленных складах Парижа можно было приобрести экзотические коренья, травы и снадобья из Китая и Африки, пряности из Индии, оружие из Дамаска и Самарканда, ювелирные изделия народов Кавказа, самоцветы из Средней Азии, меха из России, кожаные изделия из Италии, слоновую кость с берегов Конго.

Однако не продавали еще в Париже товар, доставленный Кузьмичом: кислые щи!..

Когда Поль выяснил, что же находится в закупоренных бутылках, – еще больше удивился:

– Я вспомнил… В Москве мне доводилось есть щи. Это такой русский суп из капусты…

Кузьмич кивнул и охотно пояснил:

– Верно… Только привез я вовсе не капустный суп. Щи кислые у нас изготавливаются из смеси солодов, которые мы выдерживаем в хорошо закупоренных бутылках. И пенится нашенский напиток, – вроде вашего шампанского. Только в голову задорней шибает и запах не такой ласковый, как от нежных, французских, вин.

Поль пожал плечами и осторожно заметил:

– А заинтересуют ли эти кислые щи парижан?..

Кузьмич рассмеялся:

– Эх, голова рассудительная, кабы знал я, что мой товар разойдется в лёт, – не одну, а дюжину повозок доставил!..

Разрешение на торговлю в Париже экзотическим продуктом было получено без всяких проволочек.

Чиновников лишь удивило: почему русский проделал необычный маршрут из Петербурга – через Дёнкерк, когда в Париж из России давно налажен более короткий путь? Конечно, заинтересовал их и странный товар, о котором чиновники никогда не слышали.

Добрая душа, Кузьмич тут же преподнес им пол дюжины бутылок. Но те, взглянув опасливо на черные бутылки, от подарка отказались.

«Чтобы встрепенуть и раззадорить»

Получив нужные документы, Кузьмич заявил помощнику:

– Завтра торговлишкой займемся и с вашими винными купцами договоримся, а теперь желаю разглядеть душу Парижа.

– Что желаете посмотреть? – поинтересовался Поль.

– Вначале надобно помолиться, потом желаю, хоть издали, ваших короля и королеву увидеть, еще – поглядеть, как у вас, прямо на улице, малюют всякие художества, а уж тогда – по заведениям, где пляшут озорные девки, где вин – тыщу сортов, а вокруг – зеркала!.. – не раздумывая, выпалил Кузьмич.

– Выбор понятен, – кивнул Поль. – Но чем заинтересовали месье зеркала? Ведь в России они тоже есть.

Кузьмич хитро подмигнул:

– Конечно, и у нас они имеются, да не так много. Сказывали нашенские купцы, что в Европе зеркала в каждом солидном питейном заведении имеются. Колоти – не хочу!..

– Да зачем же их бить?!.. – удивился Поль.

От такой непонятливости Кузьмич даже развел руками:

– А душу-то как встрепенуть и раззадорить?!.. Самое в дугу – бутылками по зеркалам шарахнуть!..

– И никак нельзя без этого? – осторожно поинтересовался Поль.

Кузьмич упрямо покачал головой:

– Никак!.. Иначе не гульба выйдет, а постная каша…

«Весь, до единой бутылочки»

Поль слабо помнил, как завершился их вечер с лихим русским негоциантом. Главное, что Кузьмича, без особых происшествий, удалось доставить в отель «Жанетта», а самому – вернуться домой.

– Прости, Павлуха, что нынче – без куража и плясок со свистом… Видать, дальняя дорога меня чуток уморила. А вот завтра!.. Эх, разгуляйся, душа, вдрызг зеркала!..

Кузьмич так яростно потряс кулаками, что Полю стало не по себе: что же будет завтра?..

Выспаться ему не удалось.

Какой-то оборванец спозаранку принялся орать под окном:

– Месье!.. Месье!.. Вашего русского друга выставили из «Жанетты»!.. Он в ярости и выкрикивает непонятные, но очень недобрые слова!..

«Господи!.. Что же этот неугомонный Кузьмич мог натворить в такую рань?.. И чего ему не спится?.. – лихорадочно размышлял Поль. – Вот уж подарила судьба знакомство!..»

Через полчаса он уже был у входа в отель. И открылось ему странное зрелище.

Кузьмич сидел на своем сундуке у входа. Лицо – благодушное, веселое, и никаких следов ярости. Рядом с ним сидел полицейский. Между ними шла оживленная беседа – будто встретились давние приятели. Каждый говорил на своем языке, но это не мешало дружескому разговору.

Рядом стоял хозяин «Жанетты» и блаженно улыбался. Несколько человек, – видимо, постояльцы, – выносили вещи на улицу. Им помогали служители отеля. Несмотря на ранний час, у всех почему-то было радостное настроение.

Поль даже энергично потряс головой: не снится ли?.. Он ожидал увидеть совсем другую картину. Какая странная веселая суета… Словно вот-вот начнется грандиозный праздник.

– А-а-а!.. Павлуха пришел!.. Давай к нам! Чего оторопел?.. – заорал Кузьмич. – Иди, познакомлю с моим другом-капралом!

– Да скажите, на милость, что здесь происходит? – взмолился Поль и обвел взглядом, по очереди, Кузьмича, хозяина отеля, капрала.

– Эх, проспал ты, Павлуха!.. Такое тут учинилось, аж слова жаль расходовать – все равно не опишешь!.. – У Кузьмича от восторга перехватило дыхание.

Но он тут же справился:

– В общем, гикнулся мой товар!.. Не знаю, уж отчего, – все, до единой, бутылки с щами кислыми взорвались!.. Такого у меня еще не случалось. Видать, мои помощнички непутевые наколобродили, когда закупоривали бутылочки. Ох, и шумнуло, так, что стекла в доме задрожали. Весь подвал отельный щами залит!.. Слава Богу, все живы-здоровы!..

– Но вам же придется вносить непомерную сумму за ремонт, причиненные неудобства… – растерянно пролепетал Поль.

Кузьмич презрительно сплюнул, взглянул на него, как на бестолкового мальчишку, и даже не удостоил ответом.

– За все уже уплачено… – по-прежнему улыбаясь, пояснил хозяин отеля. – И наш доблестный капрал не обижен… С месье Кузьмичом не бывает проблем!.. И постояльцы получили свое за вынужденное переселение. Видите, все довольны. Так что сегодня же начну ремонт.

– О!.. Где-то на соседней улице уже цокают лошадки! – радостно возвестил Кузьмич. – Сейчас, Павлуха, в другой отель махнем.

Из-за сундука он достал початую бутылку шампанского и протянул полицейскому:

– Ну-ка, пригуби, служивый!.. Эх, жаль, не смог я вас щами кислыми угостить. Ну, ничего, спозаранку и ваше винцо впрок.

– Как можно, месье?!.. – Полицейский поспешно выставил вперед обе ладони. – В такую рань!.. К тому же я на службе!..

– Ох, и непонятливый народ мне с утра попался, – укоризненно покачал головой Кузьмич и протянул бутылку Полю.

Помощник также отклонил искреннее предложение:

– Сегодня столько дел… – произнес он и осекся.

Кузьмич расхохотался:

– Какие дела, забывчивый?!.. Я же сказал: гикнулся мой товар!.. Весь, до единой бутылочки…

Бурные дни и ночи

В годы пребывания в России Поль повидал купеческие «загулы». Но тогда он был лишь сторонним наблюдателем. С Кузьмичом остаться лишь наблюдателем не удалось.

Казалось, вихрь, состоящий из льющихся напитков, музыки, звона разбитой посуды, женского визга, удалой брани русского купца, бессонных ночей, провалов в памяти, головной боли, безудержного веселья, братаний с незнакомыми людьми и занудных нравоучений полицейских, навсегда втянул в себя Поля, и не было никаких шансов освободиться от его власти.

Но в какой-то день вдруг наступили тишина и покой.

Поль открыл глаза и увидел над собой лишь серый потолок в трещинах и в отвратительных пятнах:

– Так, наверное, выглядит земля, по которой смерть ведет грешника на тот свет. Неужели в эти скорбные минуты не наступит облегчение, и последний путь суждено преодолевать с головной болью и нестерпимой жаждой?..

Нет, это еще не конец…

На фоне серого потолка появилось веселое лицо Кузьмича.

– Пьяный – не мертвый: когда-нибудь, да проспится, – важно изрек он. – Пора, Павлуха, подниматься. Как говорят грамотеи, на жизни точку ставить рано, а запятую – в самый раз!

– Где я? – едва выговорил Поль.

– Кажись, еще в Париже. То ли в «Сиреневом приюте», то ли в «Золотой акации». Но во Франции – это точно! – Кузьмич задорно подмигнул: – Очумел я маленько от Парижа… А может, и он – от меня… Сегодня завершаю труды свои торговые, и завтра – в путь, на родимую сторонушку.

– Труды торговые?.. – изумился Поль. – Вы ж еще не приступали к ним…

– Шалишь, Павлуха… Бочонки с французской водкой, то бишь с коньяком по-вашему, уже готовы. А в них – «паттандр» упрятан. Каждая фарфоровая финтифлюшечка в тряпицу обернута, чтобы не гремела и не звенела, в пути не разбилась.

^{Изделия Севрской фарфоровой мануфактуры}

Поль напряженно поморщился:

– Погодите, какой коньяк, какой фарфор?!

Кузьмич покачал головой и назидательно пояснил:

– Глубоко в хмель врезался, коль ничего не помнишь. Закупил я, значит, в городе Севре вазы, фигурки, сервизы всякие, по моделям самого месье Фальконе изготовленные.

– Так мы и в Севре побывали?.. – еще больше удивился Поль.

– Кто бывал, а кто и в облаках витал. Зачем пастушку голову отбил? – Кузьмич погрозил пальцем.

– К-какому пастушку?..

– Фарфоровому. Мне ведь за него пришлось платить… Ладно, не робей, ухарь беспутный! Приладят московские умельцы голову, и продам я порченного пастушка какой-нибудь слепенькой барыне.

Поль подпер щеку ладонью, уставился в одну точку и тихо заговорил:

– Наследник русского престола, принц Павел, получил недавно от нашего монарха в подарок великолепный туалетный набор из шестидесяти четырех предметов, изготовленный севрскими умельцами…

Кузьмич хитро подмигнул собеседнику:

– А мы про тот подарок наслышаны…

Поль вдруг встрепенулся:

– Господи, и когда же вы, месье Кузьмич, успели столько сделать? Мы ведь почти не расставались все эти жуткие дни и ночи… Но объясните, зачем прекрасный севрский фарфор прятать в бочки с коньяком?

– Так выгодней… Хоть на границе и располовинят мой коньяк всякие служивые охальники и бесчинщики, зато фарфор сохраню.

– А если и до него доберутся?

– И это не велика беда!

– Так в чем же выгода?

– А выгода – в слухе! – Кузьмич хитро сощурил глаза: – Ну, доберутся служивые до фарфора, ну, отнимут необъявленный товар, зато слух о том обойдет все города и веси.

– Ну и какая вам польза от этого?

– Вот голова непонятливая! – Кузьмич расхохотался, но все же снизошел до пояснения: – А дело в том, что у нас, в России, свои фарфоровые фабрики имеются. Первую открыл господин Дмитрий Виноградов еще при матушке-государыне Елизавете Петровне. И фарфор у нас, Павлуха, производится не хуже севрского.

– Так зачем же его завозить из-за границы?

– Затем, что нашенские модники слишком падкие на все французское. За сервиз, в отечестве изготовленный, больше рубля не дадут, а за такой же, но севрский, три с половиной, не моргнув, отдадут.