Текст книги "Тираны. Императрица"

Автор книги: Вадим Чекунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 6
УГОВОРЫ

Пламя полыхнуло, ударило в днище сковороды, вырвалось из-под него и взвилось под потолок. Хозяин харчевни, круглолицый толстяк Лу Да схватился за длинную темную ручку посудины, встряхнул зашипевшие овощи, ловко перемешал их, подбрасывая уверенными, отточенными движениями. Удерживая сковороду на весу, плеснул порцию масла. Уменьшил огонь и кинул мелко порезанную свинину в закипевший соевый соус. Специи он всегда добавлял лишь в конце, иначе мясо получится жестким. Может, того не заметят невзыскательные завсегдатаи его заведения, но сегодня – особый день. Потерять лицо нельзя. Вдруг зайдут перекусить люди, понимающие толк в еде, поважнее соседей-работяг. С самого утра квартал наводнили императорские слуги – в глазах рябит! Богато разодетые евнухи рыскали по узким улочкам, то и дело заглядывая в списки и расспрашивая встречных. Потому вот уже несколько дней не видать и не слыхать окрестных девиц. Попрятались в самые дальние комнатки своих домов. Умолкли звонкие смешки и сладкоголосое пение, стихло дробное постукивание обуви по утоптанной и промерзшей земле, не мелькают расшитые девичьи халаты. Одна лишь Орхидея, как ни в чем не бывало, вчера проходила мимо заведения Лу Да. Но этой сам черт не брат, отчаянная девчонка. После смерти мужа бедная Тун Цзя только на старшую дочь и уповает. А та, поговаривают, давно уже встречается с молодым работником почтенного Чженя – то и дело шмыгает в его лавку, будто бы за чаем. Впрочем, вчера она пошла не вниз по переулку, как обычно, а направилась в сторону Глазурного рынка.

При мыслях об Орхидее повар нахмурился. Многие мужчины попадают под обаяние этой маньчжурки. Стоит той откинуть волосы, наклонить голову и засмеяться, считай, дело сделано – еще одно сердце начнет беспокойно биться. А уж если она запоет, пусть даже у себя во дворе – то жизнь в переулке замирает, ремесленники перестают стучать, а играющие дети умолкают. Все наслаждаются нежным голосом удивительной соседки и вздыхают…

Толстяк глянул на плиту. На соседней сковородке исходили соком баклажаны. В огромном чане варились пельмени. К маленькому окошку в потолке тянулся густой пар вперемешку с дымом. Раскрасневшийся Лу Да смахнул пот со лба, будто стирая мысли о дочке вдовы Хой. Шагнул к двери, откинул полог из плотной материи и высунул голову, остужая ее на морозце. Погода сегодня словно угодливо прислуживала императорским людям – ветер совсем утих, ночью снова выпал снежок, а с утра над городом взошло белое солнце. Хотя его лучи не принесли желанного тепла, но люди радовались светилу, так долго скрытому за песчаной пеленой.

Едва повар успел жадно втянуть бодрящего после кухонного чада свежего воздуха, как нос к носу столкнулся с облаченным в роскошный халат пожилым евнухом, на голове которого красовалась шапка с синим пером. Морщинистое лицо гостя из Запретного города выглядело крайне озабоченным – он теребил в руках развернутый свиток и крутил головой по сторонам. Из-за его плеча на Лу Да смотрел евнух помоложе – широконосый, румяный, в круглой меховой шапочке.

– Не скажете ли нам, почтенный, где находится дом вдовы Хой Чжэна? – Старик ткнул пальцем в крайний столбик из иероглифов в своем списке. Указал на надпись явно не повару – тот наверняка грамоте не обучен. Евнух будто желал еще раз удостовериться сам, что его запись верна. – И проживает ли с ней ее старшая дочь, урожденная Ехэнара? Знаете такую?

Ничуть не удивившись, повар расплылся в улыбке и с готовностью кивнул:

– Как не знать! Вам, почтеннейшие, надо свернуть в переулок, что называется Оловянным. Это после цирюльни, сразу за скобяной лавкой. Идите до шестого двора от начала – там и живет вдова со своими детьми. И старшенькая с ними, не беспокойтесь. Известна под именем Орхидея. И впрямь похожа на цветок! Не далее, как вчера, видел ее в совершенном здравии! Красавица, каких поискать!

О том, что девчонка путается с наемным работником из чайной лавки, Лу Да благоразумно предпочел промолчать.

– Фу ты, – с облегчением выдохнул евнух. – Думали, уже не найдем. Всё утро потратили на поиски!

От природы болтливый, а к преклонному возрасту и вовсе характером начиная походить на вздорную старуху, евнух собрался было пожаловаться повару на тяготы жизни, но вовремя опомнился. Все же перед ним простолюдин, а он сам – человек из императорского дворца, и шапка его увенчана знаком отличия! И хотя еще в начале дня главный управляющий Палаты важных дел сурово отчитал подчиненных за непроворную работу, зато теперь снова появилась возможность выслужиться. Гнев управляющего Цуя вызвало недостаточное количество отобранных девушек. Многие из тех, что были заранее внесены в списки, на поверку оказывались или не слишком хороши собой, или больны. Несколько девиц и вовсе умерли – кто еще в детстве, кто совсем недавно. А некоторых родители успели выдать замуж, что вызывало ругань императорских сановников и посулы всевозможных кар, но не могло вернуть утраченной невинности. Мало кто желал дочери судьбы наложницы Сына Неба. Ведь в большинстве случаев из Запретного города у девушки выхода не было. Попав туда, она могла прожить до седин и морщин где-нибудь на задворках или умереть от болезней и тоски в самом расцвете юности – о выпавшей ей доле семья никогда не узнает. Лишь самым исключительным, заполучившим звание «драгоценная наложница», позволялись редкие свидания с родителями. Не чаще раза в год, под бдительным присмотром, не покидая стен императорского дворца. Других родственников не допускали, а сами встречи мало того, что были редки, так еще и коротки – иногда лишь разрешалось взглянуть друг на друга, после чего плачущих дочь и родителей уводили в разные стороны. А наложницы без высоких званий пропадали во дворце на долгие годы. Многие из них за всю жизнь могли так и не увидеть того, кому были предназначены. Некоторых со временем выгоняли из дворца – за утрату привлекательности, молодости и другие недостатки. Существование выдворенной было безрадостным – ей запрещалось выходить замуж, и остаток своих дней она влачила никому не нужным «сорванным цветком». Были еще и другие темные стороны жизни в Запретном городе, о которых в народе лишь ходили слухи. Что многие наложницы от невостребованности и тоски по родным сходили с ума или накладывали на себя руки. Что с неугодными и строптивыми девушками расправлялись без промедления – заставляли броситься в колодец или умерщвляли с помощью золотой пластинки.

С каждым разом становилось все труднее собрать необходимое число будущих наложниц. И хотя оно казалось не так велико – всего лишь семь десятков против трех тысяч, что требовалось парой столетий раньше, – задача всё равно была не из простых. Впервые за много лет нехватку кандидаток решили восполнить за счет китаянок. Хотя им и раньше случалось оказываться в императорских покоях – знатные маньчжурские семьи не желали отдавать родных дочерей и покупали у китайской бедноты девочек, которым не забинтовывали ноги. Такого ребенка, когда приходил срок, выдавали за свою внесенную в списки дочь. Евнухов, чтобы не усердствовали в раскрытии обмана, подкупали. Но теперь настали трудные времена. Юг страны охватили волнения и бунты – тайпины всё ближе подступали к северным районам страны, угрожая самой столице. Большинство маньчжурских аристократов отправили свои семьи еще дальше на север, а сами отбыли в действующую армию. Быть может, чтобы отвлечь императора от череды государственных неурядиц, его мать и объявила о новом наборе наложниц.

Крутя носом, старый евнух принюхивался к запахам, доносившимся с кухни Лу Да. Поборов в себе мимолетное желание зайти в харчевню, перекусить и пропустить пару чашек крепкой ароматной водки, он поблагодарил повара за помощь и повелительно махнул рукой, приказывая молодому следовать за ним.

Толстый Лу Да, глядя им вслед, прищурил и без того узкие, заплывшие глаза.

– Глядишь, во дворце-то эта девчонка будет посговорчивей…

О том, что год назад он безуспешно сватался в доме вдовы господина Хоя, повар вспоминать не любил. Так беззаботно и легко смеялась над ним прелестная Орхидея, что даже ее матушка, тихая и скромная Тун Цзя, прятала глаза и едва сдерживала улыбку. С побагровевшим от стыда и злости лицом, обливаясь потом, Лу Да еле выбрался тогда из-за низкого столика, накрытого посреди маленького двора вдовьего дома, и с тех пор перестал здороваться со всем их семейством, к большому их недоумению. «Такой он, видать, человек, – махнув рукой, сказала Тун Цзя дочери. – Хорошо, что не все люди таковы. Если бы каждый, кому ты отказала при сватовстве, перестал с нами разговаривать, все кварталы на многие ливокруг умолкали бы, едва мы выходили бы на улицу».

Лу Да еще какое-то время стоял, разглядывая удаляющихся евнухов, и ухмылялся. Когда пара императорских посланцев скрылась за поворотом, повар хмыкнул и принюхался к воздуху. Изменившись в лице, он всплеснул руками и кинулся в кухню. Из квадратного окошка валил дым.

Мясо безнадежно пригорело, а пельмени разварились в серое месиво…

…Шествуя вразвалку по переулку чуть впереди своего подчиненного, пожилой евнух сохранял бесстрастное выражение лица, в то время как его молодой напарник разглядывал обшарпанную стену и прикрывал нос рукавом халата – как только ветер утих, повсюду воцарилось зловоние, и даже холод не мог с ним справиться. А уж как здесь смердит в жару, летом, младший евнух знал прекрасно – сам был родом из подобного места, только в северной части города. Но за годы, проведенные во дворце, куда его продали едва сводящие концы с концами родители, он успел вырасти из мальчика в капризного, изнеженного, привыкшего к добротной одежде и вкусной еде юношу. О цене, которой далась ему новая жизнь, он старался не думать и не вспоминать прежнее существование.

– Старший брат, – почтительно обратился он к спутнику. – Как же так получается, что даже в таких трущобах приходится выискивать наложниц для Сына Неба?

Второй евнух покачал головой и осуждающе скосил глаза:

– Разве не знакомо тебе, младший брат, выражение: «Если золото лежит в песке, то рано или поздно оно заблестит и его найдут». Искать надо повсюду. Никогда не знаешь, где поджидает удача. К тому же – неужели не было в тех местах, откуда ты попал во дворец, добродетельных девушек?

Юный евнух, вразумленный напоминанием, уважительно сложил ладони и на ходу поклонился.

…Орхидея, едва не падая с ног, спешила домой. Утренняя прогулка не задалась – ни одну из ее подруг не выпустили сегодня на улицу.

Мать она застала во дворе, возле чана для стирки. Вырядившись, как китайская простолюдинка, Тун Цзя отрешенно занималась работой. Голову и лицо она повязала теплым платком, из-под овала которого выступали, точно два булыжника, ее скулы

– Что случилось, дочь? – отложила мокрое белье Тун Цзя, с тревогой вглядываясь в перепуганное лицо Орхидеи.

– Мама! – с трудом переведя дыхание, воскликнула та. От волнения и бега по холоду щеки ее раскраснелись. – На улицах полным-полно дворцовых евнухов! Объявлен новый набор! Всем вокруг известно об этом, лишь наша семья «спит в барабане»! Меня же могли увидеть и схватить в любой момент!

– Ну, так уж и «схватить»… – улыбнулась Тун Цзя и снова взялась за стирку. – Это же не разбойники. Вот дойдут мятежники до столицы – всем станет туго! Тогда всю семью схватят – ведь отец твой дослужился до второго ранга… И плевать, что мы теперь прозябаем в нищете – по спискам-то мы самая настоящая знать, да еще наше родовое знамя желтого цвета!

Орхидея упрямо мотнула головой – толстые косы метнулись по длинному халату. Глаза из-под ровной челки гневно темнели.

– Ты же знала, что я внесена в списки! Именно из-за отца! Угораздило его выслужиться до высокого звания, при этом упустить все сквозь пальцы! И сам пропал из-за своих страстей! Теперь ты хочешь еще меня потерять! Кто поможет тебе заботиться о Лотосе и братьях?

Тун Цзя разогнулась, стряхнула воду с рук и удивленно взглянула на нее.

– Доченька, что ты говоришь! Кому, как не мне, желать тебе лучшей жизни. Во дворце ты будешь, по крайней мере, сыта. А здесь посмотри, что тебе уготовано – стылый дом, одежда как у простолюдинки, да еда, от которой разве что кулине откажется. А о сестре и братьях ты сумеешь позаботиться и из дворца, если судьба будет благосклонна к тебе…

Не успела Тун Цзя договорить, как Орхидея, топнув ногой, убежала со двора.

Оказавшись в своей комнате, она ничком повалилась на кровать и горько расплакалась, уткнувшись лицом в ватное одеяло, надеясь, что толстая ткань заглушит ее рыдания. Нельзя допустить, чтобы посторонние, шныряющие сегодня по переулкам, догадались, что именно тут живет несчастная девушка, предназначенная пропасть во дворце.

В это самое время ее мать, так и оставшись стоять возле чана с бельем, растерянно смотрела на пару облаченных в дорогие халаты евнухов, что ввалились без стука в ее дворик и с деловым видом принялись оглядываться, будто искали нечто принадлежавшее им.

– Что вам нужно, уважаемые? – спросила она, хотя прекрасно знала о цели визита императорских слуг.

Тот, что был старше, театрально всплеснул руками:

– Как же госпожа может не знать о наборе наложниц! Мы сбились с ног, разыскивая достойных девушек! А у вас, как нам доложили, проживает настоящая красавица. И если это верно, то разве благоразумно пренебречь такой возможностью – породниться с Десятитысячелетним господином! Ведь если ваша дочь понравится ему, то изменится не только ее жизнь, но и всего вашего семейства! Даже трудно представить, как долго вам придется благодарить нас за то, что мы наконец разыскали ваш дом!

Во время его речи второй евнух выразительно двигал бровями и кивал, как бы подтверждая все сказанное своим умудренным напарником.

– Ваши слова и правильны, и сладки, почтеннейший! – поклонилась Тун Цзя. – Но прежде чем выразить свою благодарность, мне нужно кое-что…

– За подарками и денежным пособием дело не станет!.. – с живостью воскликнул молодой евнух и осекся, заметив, что его напарник усмехнулся.

Глядя на хозяйку дома ласковыми глазами, пожилой евнух вкрадчиво произнес:

– Правильно ли мы понимаем, госпожа Хой, что для успешного окончания дела недостает самой малости? А именно – согласия дочери? Но ведь вы нам поможете его получить?

Тун Цзя пожала плечами:

– Не уверена, что получится сразу. Дочка моя немного строптива – уж не знаю, доложили ли вам и об этом… Но я попробую.

Оба евнуха поклонились, а старший проникновенно заверил:

– Мы будем ждать столько, сколько потребуется. Если будет нужно – придем и завтра, и послезавтра.

Императорские слуги распрямились и, сложив руки на животе, замерли, подобно изваяниям.

Тун Цзя поспешила в дом. Взволнованная, она вбежала в комнату дочери и опустилась на кровать рядом с ней.

Орхидея села, повернула к матери мокрое лицо. Слезы уже не лились, лишь глаза еще были красными и припухшими.

– Почему я такая несчастная, мама? – с тихой горечью спросила она.

Ласково поглаживая дочь по плечу, Тун Цзя улыбнулась.

– Я ведь родила тебя в один из самых благоприятных дней – десятое число десятого месяца. И ты, моя девочка, прекрасно знаешь, что это очень счастливое сочетание. Уже одно это обеспечило бы тебе место в записях управляющего императорской палаты. А ведь и год, и час твоего появления на свет тоже означают везение и успех! Все восемь иероглифов в реестре – как на подбор!

– Лучше бы ты родила меня в какой-нибудь обычный день. – Орхидея слабо повела плечом, будто желая, но не решаясь скинуть материнскую руку. – Тогда бы запись обо мне отразила всю правду нашей жизни – нищету и позор.

– Глупый ребенок. – Тун Цзя, продолжая улыбаться, покачала головой. – Не все дается человеку от рождения. За многое приходится побороться или выждать подходящее время, чтобы получить свое. Всему свой час, не забывай. Тем более, знаки никогда не врут! Разве я не рассказывала тебе о своем удивительном видении в ночь перед тем, как ты появилась на свет? Когда уже подошел срок, а ты все не хотела покидать меня, мы стали волноваться, смогу ли я благополучно разрешиться. От страха и волнения я не спала почти всю ночь, лишь с приближением рассвета на какое-то время задремала. И вдруг мне во сне явился яркий месяц – такой нестерпимый свет исходил от него, будто его отрезали от солнца! Я перепугалась, что ослепну, и сильно сощурилась. Но тут месяц спустился с неба и подлетел ко мне. Я почувствовала, как от него исходит жар, точно от угля на плите. Я испугалась снова, на этот раз думала, что сгорю заживо. А месяц взял и нырнул ко мне в лоно! Вот тогда я закричала, прямо во сне, переполошила всех в доме. Конечно, я проснулась, и мой живот сводило от рези, а едва показалось солнце, я родила тебя!

Орхидея слушала и кивала, хотя слышала эту историю множество раз. Все соседи и знакомые семьи тоже знали о полученном ее матерью знаке свыше. Больше самой Тун Цзя про особое внимание Неба к рождению его дочери любил упоминать отец. Даже больной, изможденный, уже умирая, он часто звал к постели старшую дочь, брал ее за руку и между приступами кашля, с трудом двигая губами, шептал о ее избранности.

Сама же Орхидея относилась к убеждению родителей с каждым годом все прохладней. В детстве ей еще верилось в особенность своей судьбы. Втайне от матери, которая не одобряла ее увлечение театром, она мечтала стать знаменитой актрисой. Часто, вернувшись домой после спектакля, повторяла по памяти движения, увиденные на сцене, и напевала вполголоса новые арии, иногда на пару с отцом – тот сам был любителем столичной оперы. А случалось, они, несмотря на ворчание Тун Цзя, разыгрывали в гостиной сценки или даже целые представления. Мать протестовала, считая, что это занятие слишком несерьезное для их высокого ранга, но дочь с отцом лишь посмеивались и с удовольствием предавались забаве. Малолетних братьев и сестру Орхидея рассаживала в качестве слушателей, и матери волей-неволей приходилось к ним присоединяться.

Но как погожие дни рано или поздно сменяются затяжным ненастьем, так и на их семью легла беспросветная череда невзгод. Карьера отца рухнула, богатства и почета не стало. Закончились походы в театр, изысканные рестораны и чайные заведения. Одно за другим исчезли украшения, дорогая одежда обветшала. Все пошло прахом, остались лишь нужда и долги. Не сумев оправиться от падения по служебной лестнице, отец искал утешения в злачных заведениях – днями и ночами лежал на рваной циновке, едва удерживая в иссохших руках длинную трубку. Когда денег стало не хватать даже на еду, он решил экономить на всем, включая свое увлечение. Нет, он по-прежнему оплачивал все новые и новые порции зелья, только отказался от помощи хозяина заведения. Теперь его старшая дочь постигала науку приготовления трубки. Училась правильно окунать иглу в темную вязкую жижу, чтобы получился шарик нужного размера – его следовало поместить на стенку глиняной чашечки, затем поднести к маленькой лампе, так, чтобы огонь смог разогреть ее дно. В это время отец брался за мундштук и делал первую затяжку…

– Сокровище мое, – нежно сказала мать, внимательно глядя на погруженную в неприятные воспоминания дочь. – Да, ты права – может показаться, мы потеряли все, что имели. Но ведь это не так!

Орхидея вопросительно посмотрела на нее.

Тун Цзя улыбнулась, отчего глаза ее сузились, а на лице, словно мелкие царапины, проступили многочисленные морщины.

– Я ведь не зря тебя называю своим сокровищем, доченька! Взгляни, до какой жизни мы докатились. Видишь, что стало с моими руками от стирки – какие они распухшие, некрасивые… Нет на них ни колец, ни браслетов. А ногти – полюбуйся! Скоро выпадут…

Орхидея всхлипнула и прижалась щекой к материнской руке на своем плече, а другую накрыла своей ладонью.

– Пройдет еще несколько лет, я совсем состарюсь и больше не смогу зарабатывать стиркой, – продолжала Тун Цзя. – От холодной воды и щелока суставы быстро изнашиваются и слабеют. Скоро мои руки будут похожи на лапы мертвой птицы, я и палочки вряд ли удержу… На братьев твоих надежды у меня нет – они все в отца, такие же непутевые. И сестра твоя тоже ничем особым не поможет. Разве что станет прачкой, когда у меня выйдут все силы…

– Но ведь Лотос моложе меня! – воскликнула Орхидея. – Во дворце ценят совсем юных девушек, и ей вполне может повезти!

– Лотос – хорошая и милая, но у нее нет твоего ума и красоты, – вздохнула Тун Цзя. – Да, если ее отдать вместо тебя – и она вполне может пройти отбор. Ее поселят в одном из дворцов, обеспечат хорошей одеждой, станут вкусно кормить. Однако какова вероятность, что именно ей император окажет внимание и милость? Ведь там собраны лучшие из лучших, самые изнеженные и утонченные красавицы со всех уголков! А Лотос обычная девушка, у нее нет твоих талантов! Ни рисовать, ни петь она не умеет и к книгам всегда была равнодушна.

– Зато хоть у кого-то из нашей семьи наступит достойная жизнь! – упрямо тряхнула косами Орхидея. – Ей там будет лучше, чем здесь!

– Ты так думаешь? – Тун Цзя с сожалением покачала головой. – Она попросту умрет там от скуки. Или дотянет до глубокой старости, никому не нужная. А вот ты – совсем другое дело. С твоими характером и способностями ты непременно привлечешь к себе внимание его величества, и жизнь твоя не пройдет зря. Девочка моя! Если сумеешь добиться успеха во дворце – а я верю в тебя, вспомни мой сон, – тебе будет подвластно столько всего, что голова пойдет кругом!

Орхидея развернулась к матери и положила ей руки на плечи. Мать крепко прижала к себе дочь. Голос ее дрожал.

– Только об одном тебя прошу, – сказала она. – Помни, что тут, в неприметном Оловянном переулке, живем мы и только на тебя у нас вся надежда. Лишь ты сможешь помочь нам.

Внимая словам матери, Орхидея изо всех сил сдерживала плач.

– Знай, мама, – если когда-либо мне удастся завладеть таким богатством, что из всего золота можно будет соорудить большую гору, то на ее вершину я усажу тебя.

Тут слезы переполнили глаза девушки, и она вновь разрыдалась. Заплакала и мать. Обнявшись, они долго сидели на кровати. В этот раз Орхидея не опасалась, что кто-нибудь может услышать их.

…Императорские слуги, все это время терпеливо стоявшие посреди двора, встрепенулись и прислушались к донесшемуся из дома плачу. Младший вопросительно взглянул на старшего. Тот, помедлив, едва заметно улыбнулся и кивнул.

Годы службы во дворце научили его хорошо разбираться в слезах – их, как и крови, за стенами Запретного города проливалось немало.

– Младший брат, – обратился он к напарнику, еще раз пробежав оценивающим взглядом по бедному убранству дворика. – Отметь в записях, чтобы урожденной Ехэнаре на время прохождения отбора предоставили из дворцовых хранилищ подобающую одежду и украшения.