355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вадим Чирков » Слямбу катамбу нок! или Прключения первобытного выдумщика » Текст книги (страница 7)
Слямбу катамбу нок! или Прключения первобытного выдумщика
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 20:23

Текст книги "Слямбу катамбу нок! или Прключения первобытного выдумщика"


Автор книги: Вадим Чирков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

ТРИ ПЕРВОБЫТНЫХ СНА

И снова они в узком, темном и холодном ущелье. Высоко над их головами изломанная полоска неба, они совсем здесь одни, лишь иногда срываются с отвесных стен большие серые птицы, чьи крики множатся, рассыпаются эхом.

Тропинка узкая, трудная, речка обрызгивает их холодной водой, впереди – за каждым поворотом! – неизвестность. Здесь может выйти навстречу могучий зверь, а то и еще одно племя людей, которое неведомо как отнесется к чужакам. На них могут осыпаться камни и похоронить под собой. Да мало ли что может случиться в этом страшном ущелье!

Охотник и воин Напролом идет впереди, за ним шаг в шаг следует Хоть-Куда, только Дум то и дело останавливается, чтобы задрать голову к очередной вершине.

Они идут долго, небо над ними не меняет цвета, оно все так же сине; но вот в ущелье становится чуть теплее – это день приближается к середине.

Вдруг Солнце засияло в теснине – разноцветно засверкали брызги над камнями, радуга раскрасила противоположный берег, рыбы стали чаще выпрыгивать из воды, ловя мошкару, заплясавшую над волнами.

Солнце лишь заглянуло в ущелье и быстро ушло дальше, и путники снова стали ежиться от сырости, холода и брызг. Но берега речки начали неожиданно сужаться, вот она уже не речка, а ручей. Еще один поворот – и на них дохнуло теплом, открылся редкий лес, спускающийся к ручью с обеих сторон, а ручей совсем сузился и вскоре превратился в родничок в пологом склоне прямо перед ними. В родничке плавал кругами желтый лист.

Ущелье кончилось! Теснина выпустила их!

Напролом на радостях гикнул и метнул копье в ближайшее дерево.

Скоро путешественники вышли в высокотравную степь, вдалеке виднелась небольшая рощица, куда они и направились, раздвигая траву руками и копьями.

Уже вечерело, когда они ступили в тень рощицы. Дум и Хоть-Куда сели, привалившись спинами к стволам деревьев, а неутомимый Напролом пошел отыскивать подходящую ветку для лука, вместо оставленного чихастикам. Глядя на него, они вздохнули и двинулись собирать сухие сучья для Костра.

Когда Напролом вернулся, Костер уже горел. Охотник, готовя будущий лук, еле сгибал здоровенными ручищами упругую толстую ветку, чтобы повязать ее тетивой.

Товарищи вынули из сумок мясо, которым снабдили их чихастики, насадили куски на обостренные ножами сучья и стали поджаривать над притихшим к этому времени Костром. Они смотрели, как капают на красные угли капли жира и сока и глотали слюнки. Спокойный дым поднимался к кроне дерева и застревал там, среди листьев.

Ужин готов. Напролом отложил почти отлаженный лук, все трое впились зубами в мясо. Было не до разговоров.

Тепло Костра постепенно прогоняло холод, который накопили их тела в ущелье, а с дымом уходил и страх, внушенный мрачной тесниной.

Надо было пойти за дровами – ведь они будут у Костра ночевать. Снова поднялись Дум и Хоть-Куда, а охотник, чуть проглотив последний кусок, схватился скользкими от жира руками за лук. Ему не терпелось увидеть его готовым к стрельбе.

Дум и Хоть-Куда уже улеглись, накрывшись зеленым ветками, а Напролом, не забывая подбросить сучьев Костер, ладил и ладил при его свете свой лук. Наконец, сделав все, он уложил на него тоже готовую стрелу и натянул тетиву. Он даже поискал цель, чтобы проверить и оружие, и себя, но вокруг была уже темнота. Там и сям пели невидимые ночные птицы, но не стрелять же, целясь в голос, а не в тело! Только потеряешь в темноте стрелу.

Так и не найдя, куда выстрелить, Напролом улегся на приготовленные и для него ветки и тут же уснул, держа в одной руке лук, а в другой – стрелу, словно и во сне ему может понадобиться оружие.

Первым утром проснулся Дум. И не сам по себе, а оттого, что услышал чей-то крик. Он поднял голову и увидел, что кричит Хоть-Куда. Кричит во сне и изо всех сил сучит ногами и размахивает руками. Дум поскорей разбудил его. Тот открыл глаза, сел и сразу же стал оглядываться по сторонам.

– Ох! – сказал он. – Спасибо, Дум, ты меня спас!

– От чего, Хоть-Куда? – спросил Напролом, продирая глаза.

– Мне снилось, что мы вернулись домой, – рассказал тот, – а нас там не узнают и говорят, что если мы действительно внуки Горы, то должны пройти проверку на каменность. И будто Шито-Крыто берет свой любимый каменный молоток и идет к нам, чтобы стукнуть как следует каждого по темечку, а я стою в ряду первым.

– Если бы ты вовремя не проснулся, – заметил Напролом, – Шито-Крыто расколол бы твою голову с первого раза. Молоток для него я делал собственными руками, знаю его силу.

– А тебе что снилось, Напролом? – спросил Дум.

– Мне виделся сон пострашнее, чем Хоть-Кудаю, – рассказал тот. – Будто идем мы на охоту. Я, Напролом, Хоть-Куда и ты, Дум, хотя какой ты охотник. У меня лук и копье, у Хоть-Кудая копье, а ты свое потерял, потому что о чем-то задумался, как всегда некстати. Так задумался, что налетел на дерево и набил на лбу шишку.

И вот идем мы и идем. У меня лук и копье, у Хоть-Кудая копье, а тебя шишка. Идем, идем…

– А не могли бы мы идти побыстрее? – попросил Хоть-Куда. – Я уже проголодался.

– Нет, – отказал Напролом, – настоящие охотники не торопятся. Идем мы, идем…

– Уф! – только и произнес Хоть-Куда.

– Вдруг я вижу, кто-то впереди пробежал! Я достаю стрелу… Пригибаюсь… Крадусь к дичи… А там – волки! Вот столько, – Напролом показал три пальца, потому что, волнуясь при рассказе, позабыл счет. – Они стоят и скалят зубы. Я натягиваю тетиву… А передний волк вдруг как чихнет! И волков уже, – Напролом показал четыре пальца. – Еще раз – и их, – охотник поднял растопыренную пятерню. – Расчихался – и волков стала целая стая!

– Так-так, – отозвался Хоть-Куда, – и как же мы с ними справились?

– А мы с ними не справились, – спокойно ответил Напролом.

– Неужели они нас съели?!

– Нет, – так же спокойно сказал охотник, – я толкнул к ним этого смутьяна и никчему Дума и пока волки разрывали его на куски, мы с тобой удрали подальше. И скоро отправились в Обратный Путь.

Хоть-Куда почесал голову.

– А ты знаешь, где Обратный Путь, Напролом?

Тут почесал голову воин и охотник Напролом. Обвел взглядом рощицу. Высунул язык.

– Н-не знаю, – признался он, – Дум что-то говорил об этом, но я не запомнил.

– Я тоже. Едва ли стоит скармливать Дума волкам, Напролом! Ты бы доспал чуток и пересмотрел свой сон. Дума лучше оставить живым.

Охотник наморщил лоб.

– Пересмотреть сон? – спросил он. Повторил озадаченно: – Пересмотреть сон… А что если мне привидится совсем другое? Да и я не хочу больше спать. Слушай, Дум, а тебе не снилось случайно то же самое? Ну, где волки?

– Снилось, – коротко ответил Дум.

– Тогда, может, ты придумал что-то перед тем, как они тебя съели?

– Придумал, понятно. Ветер дул в их сторону, и я поджег траву. Волки убежали, и мне стал сниться другой сон.

Хоть-Куда и Напролом долго смотрели, моргая, друг на друга. Потом над их головами прошумел утренний ветерок, Хоть-Куда встряхнулся и спросил:

– А что тебе приснилось после волков, Дум? Случайно не то же, что и мне? Ты ведь стоял, когда мы вернулись домой, рядом со мной и после меня Шито треснул бы по голове тебя.

– Совсем другое. Будто сижу я у Костра и вдруг слышу чей-то голос, который как-то странно говорит.

– Как же это, Дум?

– Странно… То ли ветер дудел мне в уши, то ли доносилось дальнее эхо. Я слышал такое впервые.

– Ты запомнил, что тебе сказал голос?

– До единого словечка. Слушай:

 
Ущелье мрачное осталось позади —
Кто скажет нам, что ждет нас впереди?
 

– И все, Дум?

– Нет, было еще:

 
Нас много дней дороги вдаль вели;
А есть ли он на свете, Край Земли?
 

– А чей это был голос, ты не узнал?

– Мне кажется, – сказал неуверенно Дум, – мне кажется, это был мой собственный голос! Но такой, когда его приносит эхо.

– Теперь мне все ясно! – объявил доселе молчавший Напролом. – Ты разговаривал со своим Ночным Духом, Дум! Ведь у твоего Духа должен быть такой же, как у тебя, голос. А в его голове такая же дурь. Мой Дух не стал бы говорить мне подобные глупости, даже схвати я его за горло. А ну-ка вставайте! – прикрикнул он на товарищей. – Надо поскорей дойти до Края Земли и столкнуть Дума в Бездну. Вдруг Край Земли сразу за рощей?

Путешественники раздули Костер, в глубине которого сохранилось несколько тлеющих угольков, поджарили оставшееся мясо, наскоро поели и двинули через рощицу, что оказалась не такой уж маленькой.

А через какое-то время они стояли на границе рощи и зеленой, чуть всхолмленной долины и не сводили глаз с еще одной высокой и далекой синей горы, стоящей на краю долины.

Они стояли и смотрели на эту далекую гору, пока Хоть-Куда не стал бормотать что-то, какие-то слова. Дум услышал бормотание и спросил, какому богу он молится.

– Я не молюсь, – ответил тот, – я вдруг вспомнил те слова.

– Какие?

Хоть-Куда покосился на Напролома и произнес:

 
Нас много дней дороги вдаль вели —
А есть ли он на свете, Край земли?
 

Скажи честно, Дум, – добавил он, – откуда эти слова? Не может быть, чтобы ты сам их придумал. Их в самом деле надудел тебе какой-то дух – они у меня не сходят с языка.

– Наверно, Хоть-Куда. Я и не говорю, что придумал их сам. Я услышал их во сне. А сон это такое место, куда мало ли кто может забрести.

– Эта гора так далеко, – вмешался в разговор охотник. – Вот если бы ты, Дум, придумал, как побыстрей до нее дойти!

– Нет ничего проще, – сказал тот, не промедлив и секунды. – В этой долине наверняка есть звери, на которых ты можешь опробовать свой новый лук и стрелы. Ты забыл, что у тебя в руках, Напролом?

– Ты прав одиннадцать раз, Дум! – завопил, подпрыгнув, охотник. – Одиннадцать, а может, и больше! Меня сейчас не интересует ни Край Земли, даже будь он в трех шагах отсюда, ни следующая гора, ни еще одно племя людей-чудаков, каких-нибудь заковыр и закоряк – мне подавай дичь, мне подавай зверя, в которого я мог бы пустить стрелу! – Напролом тут натянул тетиву. – Гляньте-ка, оружие готово! Сегодня мы будем есть свежее мясо! Вперед!

И охотник первым шагнул в высокую траву.

СЛЯМБУ КАТАМБУ НОК!

Напролом сделал только один шаг. Но стоило ему занести ногу, чтобы ступить во второй раз, как из травы поднялся человек с дубинкой в руке и крикнул ему:

– Стой!

Выглядел человек странно. Голову он держал набок, вверх правым ухом, левое же было заткнуто каким-то длинным и желтым плодом, который он придерживал свободной рукой. Путешественники подумали, что он кривошеий, а ухо у него болит.

– Посмотри сюда, – скомандовал кривошеий и показал на что-то позади себя. – Что ты видишь?

– Борозду, – ответил охотник.

– Это не борозда, дуралей, это Граница! И раз ты чужеземец, то не имеешь права ее переступать. Это граница нашей земли.

– Вот еще! – ответил Напролом. – Я переступил уже много границ, и никто не орал на меня.

– Сейчас позову своих, – пригрозил кривошеий, – они тебе покажут! На нашей земле не должно быть чужаков.

– Мы только хотим пройти через нее, – вступил в разговор Дум, – мы идем вон к той горе и еще дальше.

– И никому не делаем плохого, – добавил Хоть-Куда.

А Напролом, которого подбодрили слова друзей, взял да и шагнул еще.

Человек с желтым плодом в ухе закричал:

– Здесь, – он показал на землю под собой, – я с вами говорю еще на вашем языке, – он почему-то сплюнул, – а вот тут, – он ступил назад, за борозду, – поторам боту калянаса!

– Что-что? – переспросил Дум.

Незнакомец ступил вперед.

– Там, – он снова показал назад, – вы должны говорить только на нашем языке. Кто скажет хоть словечко на своем, того мы, – странный человек попятился, – слямбу катамбу нок!

Он высунул из-за Границы голову.

– Знаете вы наш язык?

– Нет, – ответил Дум.

– Значит, ни шагу вперед. А то, – он целиком оказался на "своей" территории, – слямбу катамбу нок!

– Можешь не переводить, – сказал Дум, – кое-что мы уже понимаем.

Четыре человека застыли по обе стороны борозды-границы.

Дело осложнилось. Как же все-таки пересечь чужую территорию, не изучив языка туземцев? А кривошеий повторял, каждый раз взмахивая дубинкой, полюбившуюся угрозу:

– Слямбу катамбу нок!

Напролом вопросительно посмотрел на Дума. Дум прочитал в его взгляде: "Может, треснуть несговорчивого парня пикой по лбу? Или опробовать – ох как хочется! – лук?" "Нет, – ответил Дум тоже взглядом, попробуем иначе…"

– А скажи, – обратился он к туземцу, – откуда ты знаешь наш язык?

Тот сделал шаг к ним и только тогда заговорил:

– Когда мы ловим на своей земле какого-то чужака, не знающего нашего языка, мы его незамедлительно поджариваем. А чужеземцы, надо вам сказать, вкуснее всего, когда их жарят живьем. На огне же всякий так красноречив, так хорошо поясняет жестами то, что и чувствует, и говорит, что мы легко усваиваем любой язык.

– Ага, – сказал Дум, не удивившись и даже не поморщившись (не будем забывать, что наш изгнанник и незнакомец с желтым плодом в ухе были первобытными людьми, которые не видели ничего исключительного в том, что кто-то может полакомиться пойманным врагом; не будем, кстати, забывать и того, что автор повести вовсе не Вадим Чирков, а некий человек, живший 30 тысяч лет назад, художник, чей каждый рисунок стоит половины страницы этой книжки…) – Ага… – повторил выдумщик. – Значит, для того, чтобы пройти вон к той горе, мы должны выучить ваш язык… – И вполголоса, чтобы его слышали только свои, добавил: – Зайдите с двух сторон, ребята, и схватите его!

Напролом, не медля ни секунды, выбил из руки кривошеего дубинку, вместе с Хоть-Куда они сшибли его с ног, перевернули на живот, завели руки за спину и связали.

– А теперь, – распорядился Дум, – разведем Костер. Ты, Напролом, займись дровами, нам их понадобится много.

– Эй, – подал голос связанный, заговорив на языке чужаков, хотя и находился на "своей" территории, – зачем вам Костер?

– Как зачем? – удивился Дум. – Мы хотим поскорей выучить ваш язык! Подвесим тебя над огнем, ты, я думаю, не будешь молчать, и мы за день-два заговорим на вашем языке. Огонь будет маленький, так что особенно не беспокойся. Нам ведь во что бы то ни стало нужно добраться до той горы!

Связанный подергал руками, но узел на них был прочный.

– А что если обойтись без Костра? – предложил он. – Я сам возьмусь учить вас языку.

– Это может затянуться надолго. Ты сам подсказал нам вернейший способ. Поторопись с дровами, Напролом! Хоть-Куда, давай подвесим парня вон на том дереве! Да-да, к этой толстой ветке. Берись за его ноги!

– А-а-а! – завопил кривошеий.

– Что означает на вашем языке это "а-а-а!"? – поинтересовался Дум.

– Оно означает, что я не хочу на Костер! Смотрите, какой я тощий! Я быстро сгорю! Я невкусный! Я наелся горьких трав!

– Смотрите-ка, "а-а-а!" на нашем языке означает то же самое. Хоть-Куда, ты набрал сухой травы? Тогда высекай искру. Сейчас мы узнаем еще несколько слов нового языка, кроме "слямбу катамбу нок".

Напролом уже раскладывал сучья на охапке сухой травы.

– А-а-а! – снова завопил кривошеий. – Не зажигайте огня! Снимите меня с ветки! Развяжите! Я проведу вас по нашей земле так, что никто не увидит! Без меня вы все равно попадетесь кому-то на глаза!

Крикуна освободили, поставили на ноги.

– Пошли! – скомандовал Дум. – И знай: если ты позовешь своих или приведешь нас к ним, пеняй на себя. Напролом, поручаю его твоему копью.

Они двинулись по холмистой долине извилистым путем, обходя какие-то опасные, по мнению провожатого, места, пробирались где пригнувшись, где бегом, а где чуть ли не ползком. Иногда они слышали то женские, то мужские голоса и тогда замирали и притихали.

Наконец все четверо оказались в Лесу, что спускался с горы, как медвежья шкура с шамана, приготовившегося ворожить, и здесь кривошеий (а он так и шел, придерживая желтый плод в ухе) сказал, что бояться больше нечего. Устав от перехода, который занял часа два, мужчины присели отдохнуть и перекусить. Пригласили к трапезе и туземца.

– Расскажи нам о своем племени, – обратился Дум к кривошеему, занятому куском жареного мяса.

– Сейчас, – согласился тот, – только доем мясо и догрызу этот вкусный корешок. Мы находим такие в земле, но никто не догадался еще их попробовать. Все думают, что они ядовитые (может, речь шла о морковке? Или петрушке?)

Туземец поел, руки облизал, потом вытер их о волосы на голове и бороду, приосанился и начал:

– Наше племя одно из самых славных на земле, а скорее, самое славное, и в этом почти никто уже не сомневается. Наш язык – самый звучный, самый приятный для слуха и самый понятный.

– Как вы об этом узнали? – сразу же спросил Дум. – Вам кто-то об этом говорил? Ведь должны были собраться все-все, чтобы назвать ваш язык лучшим.

– Мы знаем об этом без всех-всех! – рассердился кривошеий. – Наши предки получили язык от Самого Бородатого!

– Кто это?

– Он во всем самый. Даже не стоит перечислять, в чем. Наши пытались это сделать – перечислить, но им не хватило жизни. Они дошли до слова, что начиналось с Ко…, и умерли от изнеможения и старости один за другим. Следующие, следующие и следующие наши всё гадают и гадают, что там дальше, за этим Ко…, что это за слово, что это за штука, которая начинается, но неизвестно чем кончается. Здесь загадка загадок! А вдруг это слово магическое, и именно с него по свету валом повалят чудеса?…

– Ну вот, – тут кривошеий перевел дух, – а теперь хотите знать, как получилось, что мы обрели дивный язык? У нас об этом говорит несколько поколений. И все любят повторять: "Касундо о патика массо калибо карита пи-ти-мо-ко-ла-пи". Правда, хорошо звучит? В переводе это означает: "Наш язык самый красивый, остальные же годятся только для разговора с лягушками".

– Да утащит в подземелье мохнатый Бабай всех, кто так заявляет! – ругнулся Напролом. – Выходит, я разговариваю на лягушачьем языке?

– Конечно, о незнакомец! Жаль, что ты сам этого не понимаешь. Слушайте же рассказ о том, как Самый Бородатый дал нам язык.

– Слушаем, слушаем, – сказал за всех Дум.

КАК ЛЮДИ ЗАГОВОРИЛИ

– Это было, – начал провожатый, – он все время менял руки, чтобы придерживать в ухе желтый плод, – это было, когда никто из людей не мог разговаривать. Чтобы передать друг дружке какую-нибудь новость, им приходилось либо размахивать руками, либо верещать, как обезьяны, либо трубить, как мамонты, либо чирикать, как воробьи, либо шипеть, как змеи.

И все равно у тогдашних людей мало что получалось. Потому что на земле существуют такие вещи, как, например, дождь или искры, про которые, как ни маши руками, как ни верещи, как ни чирикай, не расскажешь. Разве не так? Ну-ка попробуйте изобразить руками – чтобы все поняли – дождь или искры! Я так и думал – у вас ничего не выйдет.

Или вот еще. Как сказать "далеко"? "Светло"? Или "ты зря сердишься"?

Да! – воскликнул рассказчик. – И тогда, в то бессловесное время, светило Солнце, но никто еще не называл его Солнцем, и тогда сияла по ночам Луна, но не было никого, кто бы назвал ее по имени. И тогда земля простиралась вокруг каждого селения, но не было ни слова Земля, ни слова "вокруг", не говоря уже о словах "простиралась" и "каждый".

Что было делать бедным бессловесным первобытным людям?

И вот как-то собрались вместе несколько племен и договорились – лучше бы сказать, доверещались или дочирикались, – что нужно пойти к Самому Бородатому и попросить у него язык для людей.

Каждое племя выделило для этого одного человека, и посланцы отправились к Самому Бородатому, который обитал на высокой горе. От нашего племени вместе со всеми пошел один юноша.

На дорогу ушло три дня, но всем показалось, что больше, потому что спутники ни о чем меж собой не разговаривали.

Наконец все жаждущие слова толпятся у горы, на которой сидит Самый Бородатый, борода у него так велика, что покрывает половину горы.

Самый Бородатый, конечно, понял, зачем к нему пришли люди. Но издалека он не разглядел, что один человек отличается от другого – у всех были разные прически, разные краски на лицах, разные украшения, даже походки и те были разные. Он этого не разглядел и крикнул так:

– Пусть кто-нибудь из вас поднимется ко мне – я дам вам речь! – Да, Самый Бородатый подумал, что собравшиеся у подножия горы одинаковы, и речь им нужна одна на всех.

Люди кинулись взбираться наверх все вместе: каждому показалось, что именно его зовет к себе Самый. Гора была и высока, и крута – и один за другим жаждущие скатывались вниз, а некоторые падали и разбивались насмерть. Только один человек, это был юноша нашего племени, смог добраться до самого верха.

Он поднялся наверх, и Самый Бородатый сказал ему:

– "Подставь мне правое ухо, юноша, а левое чем-нибудь заткни. Тебе нечем заткнуть ухо? Тогда на тебе банан (а боги предпочитают время от времени перехватить банан-другой) и воспользуйся им. А то все просыплется".

Юноша повиновался. И тогда Самый Бородатый обеими руками стал насыпать в ухо нашего посланца слова – много-много слов. Их было как листьев на дереве, как иголок на сосне, как капель проливного дождя. И все они вошли в правое его ухо, и ни одно не выпало через левое, ибо оно было заткнуто бананом.

Когда операция закончилась, Бородатый спросил у юноши, не стала ли слишком тяжелой от слов его голова, спустится ли он с горы самостоятельно и дойдет ли до дома. Тот ответил, – он уже мог говорить! – что слова невесомы, кроме некоторых, он еще не знает, каких именно, и что он, пожалуй, сам спустится с горы.

Самый, во-первых, дал юноше имя – он назвал его Невмоготу, а во-вторых, вырвал несколько волосков из своей бороды, связал их, вручил один конец нашему посланцу, а другой накрутил на свой указательный палец. Так, по волоскам бороды бога юноша Невмоготу спустился с высокой горы.

Когда он оказался внизу, разноцветная толпа окружила его, требуя, чтобы Получивший Речь У Самого Бородатого поделился ею со всеми. Но наш юноша, единственный, кто коснулся бороды бога, держал рот и оба уха заткнутыми (в правое он сунул палец). Он подумал, что только его племя достойно речи, данной ему Самым Бородатым.

И Невмоготу поспешил отправиться домой, а все остальные последовали за ним.

Скоро все наше племя владело речью, а другие племена, оставшиеся без языка, окружили наше селение и стали ждать, что, может статься, их тоже научат говорить.

Самые нетерпеливые подкрадывались к нашим домам и пытались подслушать звуки, что доносились от нас, надеясь услышать человеческую речь и научиться ей.

Однажды до них донесся храп спящего, они подумали, что это и есть человеческая речь, и сделали их нашего храпа свой язык.

Другие услышали чей-то кашель и сделали из кашля свой язык

Третьим человеческой речью показалась брань двоих наших ссорящихся мужчин, и они сделали из брани свой язык.

Для четвертых языком стал лепет нашего младенца.

Пятые же подслушали бормотание человека, который наелся пьянящего корня, приняли бормотание за человеческий язык, и сделали из него свой язык.

Вот как произошли все языки, на которых сейчас говорят люди, вот как вышло, что мы единственные, что получили язык от Самого Бородатого, понятно и дураку, что наша речь самая лучшая и что с нами нужно разговаривать только на ней. Это так же верно, как то, что меня зовут Взахлеб! Мне, между прочим, уже полчаса болтающем на вашем языке, похожем на квакание лягушек, придется потом целый день полоскать рот и выковыривать застрявшие между зубов ваши противные слова!

– Мы сначала думали, что ты кривошеий, – отозвался на это Дум, – а теперь поняли, что ты боишься растерять слова, и поэтому держишь голову косо-криво, а левое ухо заткнул бананом. Все ваши делают так?

– Конечно! – сердито ответил Взахлеб. – Зато все слова, что давным-давно дал нам Самый-Самый, в целости и сохранности. Мы и спим-то на левом ухе. А если кто потеряет банан, того мы слямбу катамбу нок!

– Что все-таки означают эти слова?

– Зажариваем до полной готовности!

– Ну ладно, – сказал Дум, поднимаясь, – нам пора в дорогу. Спасибо тебе, – обратился он к Взахлебу, – за то что проводил нас. Мы пошли дальше. Привет! – Трое повернулись и зашагали по направлению к горе.

– Горипас марако у-ва полима! – крикнул им на прощание Взахлеб и исчез за деревьями.

– Что означают твои слова? – тоже крикнул Хоть-Куда.

– Мы съедим вас на обратном пути! – донеслось из чащи Леса.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю