Текст книги "Четверка (СИ)"
Автор книги: Вад Капустин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
Пока девочка безуспешно пыталась обрести равновесие, с трудом управляясь с изменившимся телом, сам он с трудом удерживался на грани сна. Неблагодарная вещь эта косметология, забирает слишком много сил.
Но тут за окном вдруг усилился галдеж, раздался звук тумаков, и суровый женский голос, разогнав толпу любопытствующих, зазвучал ближе к порогу, рявкнул:
– А ну вон пошли, – и еще ближе, уже в комнате:
– Нюша, деточка, ушли они, пойдем домой.
– Мама пришла, – обрадовано сказала карлица, разбудив задремавшего Сашку. – Сейчас она мне поможет. Все хорошо, мама, – сказала она. – Я только встать никак не могу.
– Изуродовал, мерзавец, скотина! – лицо высокой красивой брюнетки исказилось гневом. – Она раньше хоть ходить сама могла. Вот знала я, что нельзя никому верить, а все надеялась, дура!
Женщина, ворвавшаяся в комнату, набросилась на лекаря с кулаками. Все, что случилось дальше, и оказалось той самой свиньей, которой Сашка терпеливо ждал. Он просто не думал, что это будет так больно. Не слыша возражений дочери и Сашкиных слабых стонов, разъяренная мать стащила парня с лежанки и бросила на пол, пиная ногами. Ее с трудом оттащила повисшая на руках матери Нюшка, которой все же удалось подняться с табуретки, и прибежавшая на крики Дарья.
Женщины подхватили девочку под руки и вывели из дома. В вечерней мгле они даже не заметили произошедших с ней изменений. И возразить Нюшка ничего не могла – она еле держалась на ногах, и в голове у нее сильно шумело. А виноват в этом, наверное, был добрый и симпатичный, но неопытный лекарь.
Потерявшего сознание Сашку оставили валяться на полу. Там его и нашли мальчишки, которых привел почуявший неладное Видян.
– И почему я совсем не удивлен, – пробормотал он, глядя на избитое тело товарища.
– А хорошо все же, что ты целитель. Двадцать процентов маны на себя, и опять как новый! – утром Лечилу разбудил отвратительно жизнерадостный голос Ходока. – Вставай, соня, тетка Дарья уже завтракать позвала.
– Так я и не ужинал, – Сашка вспомнил отвратительный вчерашний день, и куда-то идти расхотелось. Хотелось лежать на сене, думать о вселенской несправедливости и жалеть себя. Вчерашнее беспамятство перешло в тяжелый сон, оставивший после себя легкую головную боль, и он даже не мог вспомнить, как ребята оттащили его на сеновал, где Дарья позволила им заночевать.
– Заодно и поужинаешь. Тетка Дарья блинов напекла, с медом. Пальчики оближешь. Давай, пошли! А то Игорешка с Видяном все сожрут, – настаивал Витек.
– Не пойду, терпеть не могу мед, лучше с маслом, – решительно сказал целитель, жадно сглотнув при мысли о вкусных блинах. – Сюда принесете. То, что останется.
– Переборчивый какой, масло ему подавай! Нет у нее масла, только мед. Там еще вчерашние бабы пришли, все утро с кукурузницей нашей шептались. А правда то, что в селе говорят, что ты девчонку эту поцеловал? – с интересом спросил Ходок.
– С чего бы мне ее целовать? – удивился Сашка.
– Ну, так говорят. Мол, лекарь карлицу исцелил, а потом поцеловал, чтобы стала она красавицей писаной. А мамка ее увидала, все неправильно поняла и чуть его насмерть не прибила. Что, неправда, что ли?
– Правда только то, что чуть не прибила, – он отвернулся к стене, вспомнив искаженное злобой лицо красивой брюнетки.
– Так они же извиняться пришли, – Витек был отвратительно настойчив.
– И вот на х.. мне их извинения? – вызверился Сашка.– Видеть этих баб не могу. Вали давай отсюда. И блинов мне принеси. Без меда.
Утром Нюшка вскочила пораньше – мамке помочь по хозяйству. Вчерашний вечер помнился смутно – вроде как с лекарем получилось что-то нехорошее, и голова сильно болела. Но сейчас все было просто здорово.
– Мама! – радостно кинулась она к матери. Но та замерла, отступила, не отводя от дочки глаз. Ее Нюшка, кровиночка родная, хоть и порченая, словно чудом преобразилась – стала на голову выше, тоньше в стане, и ноги – длинными их не назовешь, коротковаты, но это уже не прежние косолапки, а настоящие девичьи ножки. И лицо, ее малышка вдруг стала красивой и невероятно похожей на отца.
– Ждан, иди сюда, на Нюшу погляди! – слабым голосом позвала она.
Испуганный отец выскочил из дома, бросился к дочке. Посмотрел, потом обнял, прижал к себе, погладил по голове.
– Анна! Уже не чаял, не гадал, – в глазах его стояли слезы.
– Целитель это заезжий помог, – смущенно отстранилась она, счастливая. Отец, наконец, дал ей полное имя. И такое красивое – Анна.
– Но ты его хоть поблагодарила? – заботливо спросил отец.
– Да мамка его чуть ногами не запинала..., – девочка запнулась, сообразив, что ляпнула что-то не то. Лицо отца посмурнело.
– Злая ты, Незвана, не зря тебя прокляли, – с горечью сказал он жене, бывшей темнолесской ведьме. – Люблю я тебя, иначе давно бы ушел к другой. Но вот пожалел сейчас, впервые пожалел, что не ушел. Разве ж так можно, за добро злом? Идите прощения просить, обе. – Он отвернулся и ушел в дом.
Спустя несколько минут он вновь появился на пороге, уже не в будничной, а почему-то в выходной одежде, сказал, что идет к старосте, и ушел.
Незвана с дочерью, просидев у Дарьи все утро, лекаря так и не дождались.
– Сказал, что видеть не хочет, – развел руками Витька. – И сил, говорит, не осталось в дом идти. Блинов вот просил принести. Без меда.
Он забрал для лекаря остатки блинов, а гостьи, не став дальше засиживаться, вернулись домой. Особенно обидно было Нюшке, помнившей, с каким неподдельным вниманием и сочувствием расспрашивал ее вчера добрый лекарь. А сегодня не захотел даже видеть.
В доме Дарьи, неожиданно ставшим средоточием сельской медицинской помощи, осталась только лесничиха. Бабка принесла мед, надеясь увидеть целителя. Ее сына Ведьмедьку он должен был лечить вторым. В семнадцать лет руки паренька оставались короткими и недоразвитыми, а несколько пальцев и вовсе от рождения были сросшимися. Муж лесничихи по молодости служил в пограничье, у Огненной пустыни, а проклятые земли на всех оставляли свой след.
–Так это, выходит, зря я пришла? – спросила старуха, обращаясь к Дарье. – Целитель, значит, силы совсем лишился?
Тетка пожала плечами, а несчастной матери за всех ответил добросердечный Игорек:
– Вы не горюйте, тетенька. Сегодня у него сил нет, а завтра все в порядке будет. И сына вашего он быстренько вылечит.
Бабка взбодрилась, приняв его слова за непреложную истину.
– Спасибо на добром слове. Так я, значит, завтра приду?
– Конечно, конечно, приходите. С сыном, – закивал Игорек.
Лесничиха ушла, и взгляды дружно обратились к мальцу.
– Может, сначала надо было спросить самого лекаря? – для порядка выговорил ему Видян без всякого энтузиазма, явно думая о чем-то своем. Может быть, о людской неблагодарности.
– Ну правда, чего тебе было вылезать? А вдруг Сашка откажется? Как ты бабке завтра посмотришь в глаза, – укорил мальчишку вернувшийся в комнату брат.
– С чего это он откажется? – удивился Гусь. – Он же обещал! Мы, что, собираемся в каменоломнях камни дробить?
Старших ребят неожиданно поддержала Дарья:
– Положим, в каменоломни никто вас теперь не отправит. Доказал целитель уменья свои. А вот коли он лесничихе завтра в помощи откажет, неладно выйдет. Ты ведь за него обещался, а что силой он не обделен, теперь про то все ведают. Злой обман это будет.
– А вот не будет! – упрямо сказал мальчишка. – Я его сам уговорю.
Уговаривать ему Сашку не пришлось – это взяли на себя другие, более взрослые и лично заинтересованные люди.
В поисках Лечилы в дом заглянули староста – давешний хлипкий старикашка, которого, как выяснилось, звали Пахомом, – и деревенский кузнец Ждан. Мальчишки, все трое, проводили гостей к сеновалу, и Сашке все же пришлось сползти вниз для серьезного разговора.
В первую очередь, кузнец обратил внимание на сковывающие запястья целителя "браслеты".
– Снять сможешь? – заметив его интерес, спросил Сашка. – Инструмент тебе для этого какой-то нужен?
– Ничего не нужно, – кузнец протянул руку, провел пальцами вдоль краев металлического обруча, надавил, и тот со щелчком открылся, разделившись надвое. Так же легко он избавил Сашку от второго.
– Здорово. Спасибо, – искренне поблагодарил целитель.
– Просто секрет знать надо. Это ведь не кандалы, а вериги: сам надеваешь, сам снимаешь. Не раз я такие делал. А к тебе и я челом бью, – Ждан низко поклонился. – Прости баб моих. Помоги остальным сельчанам болезным, коль сможешь.
– И я о том прошу, – поддержал староста. – Двое увечных у нас осталось, Михайла, да Ведьмедька. Завтра к тебе явятся оба. Коли сможешь, низкий тебе поклон, коли не выйдет, так, значит, боги рассудили. А тебя с мальцами в Липень Ждан – он кивнул на кузнеца, – опосля самолично прям к Бонвану на самоходке доставит. Ну а уж на суде там – это как господин ваше дело решит. Не обессудь, помочь не сумеем.
– Ладно. Сделаю, что смогу, – уступил Лечила. Ему просто не хотелось больше спорить.
Кормили в тот день пришельцев просто на убой. На обед Дарья приготовила густой суп с фрикаделками и щавелем, а на второе подала аж целых два блюда: огромную жареную рыбину с кашей и запеченного с грибами лесного кабанчика, прибитого лично Ведьмедькой.
Иномирцы дружно предпочли мясо, а рыбу почти целиком в одно рыло умял счастливый боярич, честно признавшийся, что давненько так вкусно не едал. Предложенные на десерт фрукты уже ни в кого не влезли.
Ужинать Сашка не стал, предпочел лечь спать пораньше: завтра он собирался работать, а не бегать по сортирам с пережору. Он бы с удовольствием погулял по селу, но его удержала еще не прошедшая слабость, да и, чего скрывать, нежелание быть предметом глупых сплетен и пересудов. Народ и так поглядывал на него странно.
Умом он сельчан понимал – чужаки внесли долгожданное разнообразие в монотонную повседневную жизнь. Но надо же знать меру! Общительный Игорек донес до Сашки две совершенно дикие новые сплетни: о том, что заезжий лекарь Нюшку ссильничал, и теперь собирается ехать к Бонвану, просить дозволения жениться на малолетке, и, напротив, о том, что несчастную повезет к Бонвану отец, чтобы волшебством вернуть ей утраченную невинность. Буйная фантазия сельчан поражала воображение. Кукурузы они переели, что ли?
На следующий день с утра лесничиха привела на лечение сына. Руки у невысокого крепкого паренька были чуть больше, чем в половину нормальных. Из пяти пальцев на правой руке сросшихся было три, на левой – из четырех два.
Выгнав из "кабинета" заботливую мамашу, Сашка приступил к исцелению.
Возиться с парнем он особо не стал. Ведьмедька не нуждался в расспросах и самозабвенно рассказывал об эпической охоте на съеденного вчера кабана. Лечила, не вслушиваясь, кивал. Он убрал заклинанием явственно ощутимое темное пятно в верхней части позвоночника, и занялся руками.
Так же, как вчера с Нюшкой, здесь недостаточно было простого заклинания. Раз за разом, Лечила представлял себе желанные изменения рук, и подкреплял образы целительской аурой. Так же пришлось работать и с пальцами. Это оказалось заметно проще: представить себе медленно крепнущие и разделяющиеся пальцы было почему-то намного проще, чем удлиняющиеся непонятно за счет чего руки.
Результат не слишком впечатлял: пальцы на руках оформились и разделились, но слева их так и осталось всего четыре. Руки парню удалось удлинить едва ли на сантиметров десять – двенадцать.
– Больше материала просто взять неоткуда, иначе кости станут чересчур хрупкими, – объяснил целитель, – а вот мясо еще нарастет.
Однако Ведьмедька остался доволен. Он пошевелил заметно похудевшими руками, несколько раз рвстопырил пальцы, сжал их в кулаки. Потом, чуть помявшись, спросил:
– А ты, это, не можешь меня сделать чуток на лицо покрасивше?
Сашка пожал плечами. Маны у него оставалось вполне достаточно, но он не собирался тратить ее на гламурный глянц для крутых деревенских мачо. Нет уж – теперь наведение красоты только в порядке очереди и за большие деньги. Поглядев на обыкновенную, не слишком смазливую, но и отнюдь не уродливую физиономию парня, и вспомнив ходившие по селу слухи, Сашка ехидно спросил:
– А может, тебя тоже еще и поцеловать?
Парнишка, явно не понявший иронии, ненадолго задумался, потом отрицательно помотал головой:
– Да я, пожалуй, и так похожу.
Он выскочил из комнаты, за стеной послышались ахи и охи Дарьи и счастливой матери, а Сашка с облегчением закрыл за ним дверь, даже не предупредив о том, что процесс только запущен, и руки могут еще подрасти. Он не сомневался в том, что уже вечером по селу пойдут слухи о том, как заезжий лекарь приставал к Ведьмедьке с непристойными предложениями.
После обеда незнакомая стройная шатенка, моложавая и миловидная, втолкнула в комнату лекаря огромного, почти двухметрового детину. Сложно было поверить, что это сын и мать.
Михайла, последний пациент, на первый взгляд казался полнейшим слюнявым кретином. Взгляд переростка был совершенно бессмысленным, речь представляла собой неопознаваемые обрывки слов.
Однако все оказалось не так просто. По словам женщины, в юности она попала в плен к пустынному метаморфу. Сбежала она уже беременной, вытравливать плод было поздно. Ребенок оказался двуипостасным, перевертышем. Обращался он в медведя, и зверем был хитрым, разумным и вполне ручным: понимал и выполнял команды, охотился для семьи, не трогал своих. Но стоило ему превратиться в человека, как он терял даже звериный разум.
– Я его исцелю, – уверенно сказал Лечила недоверчиво вскинувшейся женщине, – в каком-то смысле. То есть, соображать он начнет. Но вот все то, что могло ему дать человеческое воспитание, я возместить не смогу. Он больше не будет, ну... таким, как есть, но его – сколько ему, двадцать лет уже есть? больше? – так вот, его придется учить и воспитывать, как младенца, – учить говорить, вести себя правильно, по-человечески есть...
– Не беда, – в глазах женщины вспыхнула надежда. – Дай ему человеческий разум, а потом звериная ипостась ему поможет созреть – для метаморфов это обычное дело.
Сашка даже не стал выставлять ее за порог. Мать усадила больного на табуретку, – иначе лекарю было не дотянуться до головы гиганта. Сашка привычно ощутил в голове пациента две темные точки, возложил на них руки и, активировав ауру, негромко сказал: "Исцелись!".
Откат, как обычно, заставил его опуститься на лежанку, и он не сразу заметил, что женщина смотрит не на сына, а восторженно следит за ним, Лечилой.
– Ты словно светишься весь, – с восхищением сказала она. – Давно я не видела настоящей магии жизни.
Она продолжала бы и дальше смотреть на Сашку жадным взглядом, но тут завозившийся на табуретке гигант вдруг отчетливо сказал: "Мама!"
На этот раз, не дослушав очередные охи и вздохи, Сашка первым выскочил из комнаты и рванул на сеновал. Еще немного, подумал он, и сплетня о том, как к нему приставала мамаша пациента, могла оказаться правдой.
Еду ему до конца дня приносили друзья, и спустился он вниз только тогда, когда Дарья притащила ему родную, постиранную и заштопанную одежду, потому что к дому уже подъехал на самоходке Ждан, чтобы отвезти мальчишек в Липень.
Тетка, похоже, искренне горевала об отъезде гостей, сделавших ее дом на недолгое время центром деревенской жизни, насовала им с собой полную сумку еды, которую вручила Видяну, и Сашка не стал говорить ей о том, как его раздосадовали вышитые на джинсах на месте заштопанных дырок цветочки.
Он предпочел бы дырки, но ведь непрошеная благодетельница хотела как лучше, – медленно считая до ста, уверял себя целитель. – Ведь бессмысленное добро все же лучше откровенного зла, ведь так?
Из всех друзей его горе мог понять только Витька. Он бросал на испорченные брюки сочувствующие взгляды, однако не мог скрыть радости от возвращения олимпийки. Сашкину черную футболку с черепами цветочки почти не портили – наоборот, придавали ей своеобразный кладбищенский антураж.
В конце концов, кто меня тут увидит? В школе никто и не узнает, – утешил себя Легчилин. – А дома штаны просто выброшу.
Глава десятая
СУД
Кузнец высадил недоумевающих пассажиров возле стихийной ярмарки у въезда в город, отговорившись срочными делами в селе. Больше всех это огорчило Лечилу. Он, как старичок, всю дорогу нудил друзьям о том, что еще не опомнился после княжеских подземелий, устал от бессовестной эксплуатации селян, а теперь вот вынужден пешком тащиться на пятиозерский суд. И все время приходилось подлечивать ноги, натертые выданными теткой Дарьей огромными башмаками, – загубленные в подземелье кроссовки пришлось выбросить.
Судопроизводство в анклаве поражало простотой. Явиться на суд волшебника и изложить свое дело им предстояло самим, а потом покорно выслушать его мудрое и справедливое решение, и так же покорно приступить к исполнению.
Найти дом Бонвана они тоже должны были сами. Это не составило труда – первый же торговец, у которого заинтересованный Гусь купил расписную кружку как сувенир, указал чужакам путь.
Витек даже не стал ругать растратчика – роспись на кружке вызвала общее любопытство. На ней, по словам торговца, был изображен сам Бонван, убеленный сединами могучий старец, державший за горло мерзкого, покрытого ярко-красной чешуей хвостатого человекоящера – пристрастный пятиозерский живописец не слишком объективно воплотил образ владыки пустынь Саламандра.
– Пропаганда, – уверенно сказал Витек, внимательно разглядывая картинку. И добавил, подражая отцу. – Ура-патриотизм. Но тема интересная.
Владыка пустынь для местных был настоящим пугалом, и мальчишки отправились на прогулку по городу, по пути забрасывая Видяна вопросами об Огненном ящере. Ответы поразили Сашку парадоксальностью. По словам боярича, выходило, что Саламандр был вовсе не записным злодеем, раз за разом бросавшим орды чудовищ на завоевание соседних земель, а таким же, как и многие на Буяне, попаданцем, только вот не известно из какого таинственного мира.
Попав в буянскую огненную пустыню, великий ящер-маг сумел стать там хозяином. Ему удалось даже в какой-то мере обуздать полчища лютоваваших там монстров-метаморфов, до этого сжигавших соседей подчистую, и объединить их под своей властью. И все равно время от времени многоликие чудовища по одиночке или целыми племенами устраивали очередную свару за передел власти, и тогда пустыня извергала следующую бездержную волну завоевателей, алчущих потехи, добычи и крови, которую приходилось устранять соседним княжествам. Останавливал пустынников только невыносимый для них холод и лед. А ледяных магов на Буяне, со времен Изольды, больше не появлялось. Поэтому каждый раз набеги заканчивались гибелью множества невинных жертв. Винили во всем, естественно, Саламандра, который, будучи далеко не безобидным и не безгрешным, не менее остальных владык был заинтересован в сохранении равновесия сил.
При этом, вопреки мнению пятиозерского кружечного живописца, схватка Саламандра с Бонваном вполне могла закончиться отнюдь не в пользу последнего.
Больше всего ребят заинтересовало упоминание про многочисленных попаданцев.
– Выходит, на Буяне много таких, как мы? – удивился Сашка.
– Таких, как вы, не встречал, – Видян отвечал обстоятельно, словно объяснял детям всем известные вещи. – А в остальном, так, почитай, весь Буян – из других мест переселенцы. В свое время иномиряне многих сюда перемещали, да только было это много лет назад, никто уже и не помнит, отчего так вышло. Простой народ, безграмотный, верит, что в дело вмешались боги, у каждого свои. Ну, а те, кто может прочесть старые свитки, правду знают. Из настоящих местных тут только пустынники-метаморфы, да ведьмы Темнолесья. Они раньше так и плодились: добрались пустынники до лесов, умыкнули баб, и понарождались новые колдуны и многоликие.
Новая информация не хотела укладываться в голове, все эти "иномиряне" и "перемещенцы" требовали осмысления и уточнения, и Лечила, отложив сложные вопросы на потом, посвятил все внимание пятиозерской столице.
Липень показался Сашке просто увеличенной копией недавно покинутой деревеньки: все те же белые домики, окруженные садами, узкие немощеные улицы, разве что вместо полей – многочисленные базары. Ушлые торговцы привозили сюда из Подгорья изделия искусных мастеров – кое-где на рынках продавались даже самоходки, – а сами закупали в Пятиозерье дары полей, садов и огородов.
Жилище волшебника разительно отличалось от княжеского терема в Светлоречье. Ничуть не дворец, а скорее усадьба: невысокий господский дом терялся в глубине огромного парка с несколькими, заросшими розовыми кувшинками прудами. Само здание, двухэтажное, легкое, построенное из светлого дерева, украшали ажурные наружные лесенки и большая открытая веранда. Увитые ползучей зеленью резные ставни довершали ансамбль, придавая дому воздушный, сказочный вид.
– Не обошлось тут без эльфов, – выразил общее чувство Видян. – У нас на севере так не построишь. Летний домишко. Но хорош.
Насчет домишки Сашка был решительно не согласен, но что-то эльфийское в окружающей красоте безусловно чувствовалось. Во всяком случае, эльфа они увидели на веранде сразу, как только вошли в парк через распахнутые настежь кованые ворота – волшебник Бонван не боялся непрошенных гостей. Мальчишек, пришедших на справедливый суд, магическая защита пропустила беспрепятственно.
Красота данного конкретного представителя дивного народа не только поражала, она буквально сбивала с ног. Настолько, что еще двух сидевших на веранде людей, а может, и нелюдей, мальчишки сначала даже не заметили.
Скорее спортивный, чем утонченный, безупречно мужественный, с коротко стрижеными, чуть вьющимися темно-русыми волосами и выразительными зелеными глазами, чародей показался бы совершенством даже самому придирчивому взгляду. Одет он был в темно-зеленые шелковые штаны и рубаху.
– Из эльфийского шелка, – завистливо подумал лекарь: простая, безо всяких украшений одежда из драгоценного материала выглядела изысканней любого княжеского наряда.
При виде эльфа Видян вздрогнул, остановился, пробормотал что-то вроде:
– Да это же сам О..., – в этот момент взгляд его упал на второго гостя хозяина, он подавился еще не названным именем.
На первый взгляд спутник эльфа выглядел странно. На второй – точно так же. То, что Лечила сначала принял за горб, оказалось сложенными за спиной большими белыми крыльями – рядом с эльфом сидел белокрылый незнакомец из пророчества. Похожий на эльфа, но не эльф. Темные брюки его очень напоминали обычные джинсы, а вот как швее, украсившей белую шелковую рубаху пышными воланами и складками, удалось решить проблему с крыльями, мальчишкам разглядеть не удалось – недоэльф сидел к ним лицом.
Белокрылый что-то вдохновенно доказывал слушателям, так убедительно, словно собирался продать им что-то совершенно ненужное. При каждой эмоциональной реплике крылья за его спиной чуть вздымались, а белые перья забавно топорщились.
В третьем из сидевших на веранде Сашка опознал, по умолчанию, сильно искаженного воображением базарного художника Бонвана. Хорошо, что опознавать его пришлось не по кружке. Крепкий и широкоплечий, волшебник вовсе не выглядел стариком, и в его короткой полукруглой бороде даже не было проседи. Исчезла, правда, и порожденная воображением художника шапка пышных кудрей – их место заняла обширная лысина с редким ободком волос по краям. Умные голубые глаза вполне могли принадлежать какому-нибудь немолодому питерскому мастеровому, не растерявшему с возрастом незаурядного чувства юмора. Сашке почему-то пришло в голову, что именно таким когда-нибудь станет Гусь, когда помудреет и состарится. Впрочем, они ведь имели дело с великим волшебником, и не исключено, что его истинная внешность скрывалась под личиной: тогда или сейчас.
Бонван с усмешкой смотрел на белокрылого, время от времени прерывая его монолог ехидными репликами.
На мальчишек никто не обратил внимания, и они подошли поближе, прислушиваясь к разговору.
Белокрылый, наконец, умолк, и двое гостей теперь внимательно слушали хозяина.
– Ты, телохранитель, уж не знаю как, уболтал Оберона на этот турнир, – говорил Бонван. – Предлагаешь ему помериться силой с иномирскими магами. И не только ему, но и мне. А все зачем? Чтобы доказать, что наши маги сильнее всех. Коли мы победим, значит, мы лучшие и получим контракт с Землей. А вот ты уверен, что мы – лучшие?
Белокрылый ангел закивал, подтверждая.
– А вот я не уверен. Разве знаешь ты силу иномирских магов? Ведь на самом деле, даже здесь, на Буяне, нас, лучших, трое, – с прежней усмешкой продолжал волшебник. – Это не только я и Оберон, но еще и Саламандр.
– Давай не будем о Саламандре, – возразил эльф. – Достаточно нас двоих. Мне лично просто интересно увидеть силу иномирских волшебников.
– Всем нам интересно не только увидеть силу иномирских магов, но и победить, – возразил Бонван. – Но вот контракт с Землей, кому он нужен? Зачем?!
Попаданцы настороженно переглянулись.
– У меня глюки, или он сказал "Земля"? – тихо спросил Витька.
– Я тоже это слышал, – подтвердил Гусь. – Думаешь, вон тот, белобрысый, землянин?
– Опомнись, – щелкнул его по лбу брат. – Какой он землянин, с белыми крыльями?
– Мутант? Или, может, он из этих, перемещенцев? – предположил Лечила.
– А про Землю тогда он откуда знает? – спросил Ходок. – Точно иномирянин. Чужой-два.
– А может, это все-таки игра? – настаивал на своей версии событий Сашка.– Иномиряне – игроки, остальные НПС.
– А мы тогда кто? – фыркнул Витька. – Искусственный интеллект? Давай лучше послушаем дальше.
Они снова прислушались к разговору.
– Так получается, ты против? – подытожил эльф. Он выглядел недовольным и хмуро постукивал пальцами по столу, чуть сдвинув в сторону фарфоровую расписную чашку.
Пользуясь случаем, мальчишки внимательно его разглядывали. Эльф и вблизи был невероятно, по-игровому красив. Первым не выдержал Лечила.
– Нет, я признаю, что как целитель играл за альтмера, – тихо сказал он, не скрывая осуждения. – Но внешность всегда оставлял реальную. Мужчина не должен быть слишком красивым.
– Ну, почти реальную, с поправкой на расу, – уточнил он, заметив скептический взгляд Витька. – Как минимум, на девяносто процентов.
– А я играл за темного, – с ностальгическим вздохом сказал Витька. – Тоже для портальщика неплохо, только играть лучше в темное время суток.
– Тебе подходит, – охотно согласился Сашка, окинув критическим взглядом лопоухого и курносого Витька и мысленно пообещав себе хотя бы уши ему при случае, по дружбе, подправить. – Лиловые глаза, темная кожа, должно быть здорово.
– Я тоже буду играть за эльфа, когда папка виртуальную капсулу купит, – Гусь мечтательно закатил глаза. – Только за лесного, и обязательно лучником, рогой.
– Да кто ж тебя пустит? – возмутился Снегирев старший.
Но тут в разговор вмешались взрослые. С мальчишек не спускал глаз белокрылый, внимательно прислушиваясь к спору и что-то прикидывая в уме. Больше всего, казалось, его заинтересовали Сашкины вышитые джинсы. Однако первым высказался эльф, вероятно, не слишком довольный критикой в свой адрес.
– И что же это за игра, в которой люди могут отыгрывать эльфов? – с некоторой угрозой в голосе спросил он.
– Да почти любая, – честно ответил Сашка. – Эльфы везде есть, ну там, где мечи и магия.
– Иномирцы, – уверенно сказал белокрылый Сель. – Земляне. Вы сюда вообще как попали?
– Вызвали нас, жрецы Ярилы. Князя Борислава лечить, – угрюмо ответил Легчилин, которому воспоминание о князе не доставило радости. Но он не хотел сдавать Витька, который, так или иначе, был к этому делу причастен.
– Ага, наслышан, – на удивление беззлобно кивнул волшебник, заинтересовавшись. – Так это ты и есть тот самый целитель? – с первого раза угадал он. – Преуспел там, где сам Бонван не сдюжил, молодца. Это про тебя, выходит, мне Пахомка доносил из Двухрядки? Силен, силен. Так, значит, метишь ко мне в ученики?
Сашка даже не успел ответить, что прибыл только на суд, и ни в какие ученики не собирается, а хочет поскорее вернуться домой, но вовремя поймал предупреждающий взгляд Видяна и неопределенно кивнул.
– Давай сначала закончим разговор, а потом уже займешься учеником, – вернул мага к теме насупленный эльф.
– Ну ладно, – уступил Бонван. Видимо, мысль о потенциальном ученике улучшила его настроение. – Раз уж речь зашла о споре, тогда и я согласен побороться за победу. Но только с одним условием: если вы уговорите Саламандра, я тоже приму участие в турнире, хотя и не понимаю, зачем это нам всем нужно. А не уговорите – тогда и на меня не рассчитывайте. Итог будет одинаков.
– Саламандра – это вот этого страшного? – Гусь с гордостью продемонстрировал красного ящера на драгоценной кружке.
– Его, – согласился волшебник. – Только тут он не слишком на себя похож.
– Мы уже догадались, – тихо сказал Лечила, но осмотрительно не стал повторять слова Ходока о пропаганде и ура-патриотизме.
– Согласен. Договорились, – решительно сказал эльф. – Сель возьмет на себя Саламандра.
Хозяин вежливо открыл для гостей портал, вызвав зависть и восхищение Витька. Портал был настоящий, с оранжевым окном перехода для нескольких человек, не требующим переноса самого мага, и, главное, стабильный. Бонван легко удерживал его минут десять.
Оберон встал, прощаясь, а белокрылый Сель подошел к мальчишкам.
– Ребята, не знаю, откуда вы тут взялись, и вообще, как сюда попали, и я вам обязательно помогу, но не сейчас. Пока мне не до вас, своих дел полно. Да еще и Машка, как назло, куда-то пропала, – последнюю фразу он буркнул едва слышно, про себя.
– Это МарьИванна-то? – печально поддакнул Гусь, даже не задумываясь о том, откуда телохранитель Оберона может знать приютскую учительницу из Светлоречья. – Так она же сбежала с Всемиром.
На пару минут белокрылый потерял дар речи, потому и спросить ничего не успел.
– Нашли общих знакомых? – издевательски осведомился волшебник. – Ты, Сель, кажется, куда-то спешил? Тебя ждет хозяин и портал. А мне пора поговорить с учеником.
Бросив на прощанье: – Держитесь пока Бонвана, вернусь, поговорим, – ангел исчез в мгновенно схлопнувшемся за ним портальном окне.
– Итак? – великий маг картинно заломил бровь, убедившись, что эльфийские гости, наконец, удалились. – На суд, значит, явились? Кто расскажет мне медленно и подробно обо всем, что случилось?
Сашка посмотрел на друзей, но те вежливо отмолчались, единогласно предоставив ему слово. А он не знал, с чего начать, и поэтому начал с кукурузы. Тема показалась ему самой безобидной. Однако, судя по реакции волшебника, таковой вовсе не была. Маг даже не стал выслушивать оправданий, которые робко пытался пропищать Гусь.
– Отработаешь, – сурово сказал Бонван. – На южной границе раненых всегда полно, а мне недосуг каждый день то одного, то другого латать. Ученики мои там поденно практикуют. Вот и ты седьмицу при гарнизоне пробудешь. Заодно и докажешь, что в ученики мне сгодишься.