Текст книги "Четверка (СИ)"

Автор книги: Вад Капустин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– В Престол пойдете, в Храм Ярилы, прислужниками. Скажете, провидец велел. Искать свою судьбу. И чтоб обо всем увиденном молчать.

Потом бандюги ушли, кланяясь и благодаря, но Сашка не обратил на это внимания – его больше занимало то, что делал Ходок. Тот выхватил у брата мобильник, торопливо набрал сообщение, нажал отправку и, окутав руку оранжевой аурой маны, швырнул вверх, бормоча: "Домой, к папке, домой!". Старая тяжелая нокия вдруг вспыхнула на лету оранжевым огоньком и исчезла.

– Здорово придумал. А мою сэмээску так сумеешь? – прошептал Сашка. Он уже не в первый раз отметил, что парнишка соображает не по годам. Наверное, потому что старший, привык заботиться о других. А ведь ему самому и в голову не пришло.

Лечила представил, как будет волноваться бабка, когда он не вернется домой. Пусть не сразу – во время каникул Сашка часто зависал в виртклубе на ночь, играя с сокланами, и иногда забывал предупреждать,– но завтра она уже будет паниковать. А у нее сердце.

– Попробую, пиши давай! – согласился Ходок. – Нажмешь отправку, сразу бросай. Повыше. Если сразу перенесется, то там и отправится, и сам мобильник во двор дойдет.... Если, конечно, дойдет.

Сашка торопливо набрал текст, стараясь избегать подробностей: " Ба, все хорошо, я в походе с друзьями, вернусь через несколько дней". Он машинально влил в сотку крупицу маны, и, дав отмашку портальщику, зашвырнул повыше, провожая взглядом мелькнувший белым огонек. Ходок не подвел – спустя мгновение звездочка погасла.

Последний привет родному дому. Долго ностальгировать Сашке не дали. Стоило бандитам уйти, как на него яростно зашипела МарьИванна: – Ты что творишь! Тебе сейчас каждую каплю силы беречь надо!

Сашка виновато развел руками – не объяснять же училке, что для него предупредить бабку важнее, чем излечить неизвестного ему типа, будь он хоть трижды князем или самим Ярилой.

– Слушай! – он без колебания обратился к девушке на ты. Особого уважения она не внушала, да он и не слыша пока в этом мире вежливого "вы". Сашке хотелось уточнить еще кое-что, резанувшее слух. – А беглые, это кто? Каторжане? Так почему Видян их отпустил? Да и вообще, почему он...?

– Каторжане? – МарьИванна повторила незнакомое слово, словно обкатывая камешком на языке. – Не ведаю. А беглые – ушельцы из кланов, что родовую судьбу не приемлют. Их обычно возвращают на добрый путь, но кто-то лучшую долю находят, а кое-кто и по кривой дорожке идет. Ну, а Видян – он же из Сыромятиных, прямой потомок Изольды. Княжич Всемир ему троюродным братом приходится. Провидцем он стал после того, как в аэролете разбился, но ему и от роду многое дано. Потому и беглых в Храм Ярилы послал – имеет право.

– А в приюте он...?

– А в приюте живет, потому как сам не захотел в семью вернуться. Не верит он князю, в смерти родных винит, – понизив голос, объяснила МарьИванна. – Не время сейчас об этом.

За разговором они беспрепятственно прошли открытые городские ворота, опять так и не увидев ни одного стражника, и теперь обходили привратную площадь справа, оставляя по левой стороне невысокие деревянные строения.

Сашка вгляделся, с трудом различая опустевший к полуночи рынок, закрытые лавки, прикрытые плетеными металлическими клетями ряды, копошащиеся между ними невысокие фигуры. Бездомные или мусорщики?

– Там вон, гляди, за рынком – уже Храм. И стража кругом стоит. С чего бы? Как почуяли что-то. В обход пойдем, тайным ходом пройдешь.

Ярко освещенный факелами вход в Храм всех богов вызывал откровенное разочарование. Сашка ожидал чего-то более величественного – каменные арки, колонны, статуи. На деле же в обрамлении круга каменных валунов высилось высилось деревянное здание с круглым крыльцом перед центральным входом, без всяких идолов и изображений богов, но с большими каменными алтарями, на которых были выбиты знаки богов. По описанию учительницы, Храм представлял собой странное сочетание языческого капища и христианским монастырем. Ну и намутили они с этой игрушкой, сказал бы Сашка, если бы по-прежнему верил, что из занесло в виртуал. Но похоже, здесь намутил кто-то другой.

Главное здание, которое нельзя было, конечно, назвать откровенной халупой, представляло из себя большой восьмигранный сруб с двумя невысокими башенками. В деревянной пристройке позади находилась трапезная. А в боковых крыльях, с какими-то хозяйственными пристройками, размещались кельи, где жили прислужники и сами жрецы, а сейчас доживал свои дни больной князь. За ними и был тайный ход.

Сашка поморщился – обычно во всех книжках тайный ход приводил в канализацию. Лезть в сортир страшно не хотелось. К счастью, пророческий дар у него отсутствовал напрочь: из шарокого лаза, который скрывался в кустах за правой башней ничем таким не воняло.

– Один пойдешь, спустишься вниз, пройдешь три поворота налево, потом по лесенке деревянной наверх поднимешься прямо в келью князя. Там его и увидишь, не ошибешься. И я, конечно, могу сказать: не спеши, сразу не перегори, – но помни, что завтра мы можем и не вернуться, – сказала девушка. – А я пока к центральному входу пойду открыто – глянуть, какому великому гостю храм распахнул ворота.

– Почему великому? – не удержался от неуместного вопроса целитель. – Скорее, враги князя вашего решили проведать, жив ли еще.

– Может и враги, но никого к князю жрецы сейчас все равно не допустят. Да только и не всякому врагу светильники храм в полночь зажжет, да стражу двумя рядами выстроит. А значит, поспешить тебе надо, лекарь. А Видян тебя постережет, амулетом закроется и тебя прикроет. Иди! – Она обняла за плечи братьев Снегиревых и решительно направилась к храму.

Открывался тайный ход просто – стоило Видяну обвести непонятным знаком два из растущих в изгороди кустов, как участок земли под ними медленно отполз в сторону. Знак был похож на уложенную набок восьмерку, незамкнутую по центру, и казался несложным только на первый взгляд. У Сашки он получился только с третьего раза.

– Руной Вечность откроешь ход в келью. И не забудь замкнуть так же, – сказал Видян. – И обратно когда пойдешь, лаз наружу руной откроешь,

Видян встал возле открытого люка, поднял амулет, что-то нажал и исчез. Немного потаращив глаза в темноту в тщетных попытках разглядеть напарника, Сашка неохотно полез в провал, больше всего опасаясь, что ошибется в подсчете поворотов. Да и уточнить бы, надо ли сворачивать в эти повороты или проходить мимо. Беспокоился он напрасно, да и не о том. Стоило спрыгнуть вниз, как крышка люка вернулась на место, и он оказался в кромешной тьме. А у него теперь не было даже мобильника, и ночное зрение не прокачано.

Сашка хотел было крикнуть, окликнуть Видяна, но случайно сделал шаг вперед, и на стенах сразу зажглись ближние факелы. Фотоэлемент или магия? – глупая мысль сразу ушла: Сашка издалека увидел первую развилку и сразу свернул налево. Коридор, ведущий в княжескую келью, оказался чистым, светлым и ухоженным. Землю укрывал дощатый настил, стены и потолок были аккуратно выложены серым камнем, факелы, закрепленные на стенах, бесшумно вспыхивали при приближении парня и немедленно гасли за его спиной. Третий поворот привел целителя к деревянной лесенке, ведущей наверх.

Келью пропитывал тяжелый запах болезни. Не только стены, но и пол и потолок здесь были каменными и мрачными. Изможденный седой старик, вытянувшийся на широкой деревянной лежанке, с трудом поднял тяжелые веки, услышав шаги и так же равнодушно закрыл глаза, не проявив никакого интереса к появлению нового лица.

– Эй, дед, это ты князь? – шепотом спросил Сашка. После всех сегодняшних приключений очень не хотелось ошибиться. Спасение какого-нибудь левого старца ему точно не зачтут. А грязные нечесаные волосы, полотняная роба и взъерошенная борода больше подошли бы какому-нибудь юродивому, чем могущественному Светлолереченскому князю. Сашка невольно вспомнил холеного и лощеного княжича. Он даже решил, что князя вполне могли подменить, но ведь не для того он сюда лез, чтобы, ничего не сделав, повернуть обратно? В крайнем случае, хоть потренируется.

Сашка приблизился к лежанке и, протянув руки к телу больного, уже привычно обратился к магии. Но в этот раз все было иначе. Стоило белому сиянию окутать руки, как из груди больного навстречу ему хлынула мгла. Зеленая полоска маны начала стремительно уменьшаться. Парень отшатнулся, но не сдался, упрямо продолжая сливать ману и бормоча привычный спелл: "Исцелись, чертова зараза, блин, ну же, исцелись!".

Белый свет исцеления и черная хрень сомкнулись в воздухе по какой-то неровной границе и стали, как показалось Сашке, взаимоуничтожаться, отъедая друг от друга куски и выбрасывая хищные протуберанцы в чужие владения. Целитель заметил, что один такой белый лепесток прорвался вперед, пробил прореху в черноте и почти достиг тела старикашки. И Сашка, собрав остаток маны, – ее оставалось от силы процентов сорок, -всю ее выплеснул в поддержку этому, самому отчаянному и успешному первопроходцу, подводя его к заветной цели. И усталый и невероятно счастливый от своей маленькой победы, упустил момент, когда ответный посланец мглы коснулся рук неосторожного смельчака. Тело как будто обожгло кислотой, голову пронзил резкий всплеск боли, и Сашка, стремительно теряя силы, рухнул на пол и впервые в жизни потерял сознание.

Он так и не заметил, как больной старик снова медленно приоткрыл глаза, пошевелил руками в поисках опоры, и, не найдя ее, глухо застонал. Несколько минут полежал неподвижно, отдыхая, потом вновь собравшись с силами, чуть приподнялся и позвал:

– Ферапонт! Где тебя носит, неладный?

Дверь в келью приоткрылась, и в проем, пригнувшись, вошел медвежеватый мужик лет пятидесяти самого простецкого вида, с нитками седины в бороде и волосах.

– Неужто очнулся, князь – батюшка! Уж, по правде, и не чаяли даже, – с искренней радостью пробормотал мужик, бросаясь к старому князю, и подхватил его под руки, помогая сесть и устроиться поудобнее. На его крестоьянском лице выделялись широко расставленные крохотные глазки, в которых, однако, светился природный ум и плутоватая хитринка.

– Тише ты, не шуми, – одернул слугу князь Борислав. – Где это я? Давно занедужил? Отчего ничего не помню?

– Да, почитай пятую седьмицу в Храме всех богов, княже, – еще тише отозвался Ферапонт. – Хвороба колдовская тебя почти в могилу свела, да видно порадели боги, надо бы Яриле и Роду дары на алтарь вознести.

– И с этим погоди, – строго одернул его князь, задумчиво оглядывая скудное убранство кельи. – Не бывает так, чтобы боги сами колдовские хвори исцеляли, людскими руками они добрые дела творят. А что за отрок там лежмя лежит, служка?

– Никого сюда из волхвов не допускали. Самолично я службу у кельи нес. Другого пути не ведаю. А коли пробрался сюда мимо меня, так вор. Или убийца!

– А коли убийца мальчишка, хоть и не похож, скорее из родовитых, – князь внимательно вгляделся в лицо паренька, свернувшегося в клубок на каменном полу, словно от сильной боли, – так отчего меня вдруг хвороба отпустила? Или то жертву, богам угодную кто принес? Он, вроде, уже и не дышит даже.

Ферапонт, повинуясь знаку хозяина, склонился к мальчишке и, ухватив за плечо, потряс так сильно, что голова беспамятного несколько раз безжизненно мотнулась взад и вперед, а из горла вырвался слабый хрип. Но парнишка так и не очнулся.

– Жив, злодей-то, – с удовлетворением сказал князь Борислав. – Ты это, Ферапонт, оковы на него надень, чтобы не вырвался, да в свободную келью, по соседству, примости, чтоб никто не видел. Коли не помрет, позже сам допрошу. А ты пока поесть мне принеси, да об исцелении моем никому не слова.

Некрасивую, высокую и тощую вдову с двумя белоголовыми сынишками, пришедшую, завидев огни, чтобы поклониться алтарю Лады, стражники пропустили в Храм без лишних вопросов. Высокие заморские гости, принесшие щедрые дары Роду, не возражали против присутствия других богомольцев, и Мариоанна заметила еще с десяток верующих у других алтарей. От центрального входа они с мальчишками сразу свернули направо к усыпанному цветами алтарю Лады. В то время, как братья с жадным интересом озирались вокруг, раздумывая, что бы возложить на алтарный камень, учительница неотрывно глядела вслед стройной блондинке в зеленом бархатном платье, украшенном богатым золотым шитьем, в окружении свиты идущей к камню Ярилы. Красивое, немного хищное лицо заморской гостьи казалось смутно знакомым, но не по встречам, нет, – Мариоанна тщетно напрягала память, пытаясь сообразить, где видела яркие насмешливые глаза, чуть крупноватые губы, едва заметную высокомерную пренебрежительную усмешку. От напряжения она даже задала вопрос вслух:

– Но ведь никогда не встречала, тогда откуда знаю, где видела?

– Не встречала, значит, видела на портрете, – пожав плечами, ответил на риторический вопрос младший мальчишка.

– Точно, на портрете! – догадка вспыхнула, заставив сердце дрогнуть от испуга. Торопливо стянув с шеи серебряную цепочку, учительница поклонилась алтарю, возложила дар, мысленно воззвав к богине о помощи, и, схватив детей за руки, неприлично быстро, чуть ли не бегом, устремилась прочь.

Заметив ожидающего неподалеку от входа Видяна, она жестом велела ему следовать за собой, и только достаточно удалившись от Храма, начала разговор:

– Ты отчего здесь? Где целитель? Нам нужно срочно бежать – в Храме принцесса Ксения!

– Супруга княжича? Но ведь она не собиралась приезжать... И в грядущем я не видел... И почему ночью? – провидца новость тоже явно задела, но Ходок решительно дернул его за рукав:

– Ты что не слышал? Тебя спросили, где целитель? Где Сашка?

– Он не вернулся. Не вышел из кельи. И я его в будущем тоже не вижу, – мрачно ответил Видян.

Глава третья.

КСЕНИЯ

Ксения Волчок, или, как ее с намеком на непростой характер называли друзья, Волчица, лучший оперативник галактической службы стабильности (ГСС), проводила равнодушным взглядом нескладную, нелепо одетую аборигенку в темной вдовьей накидке с капюшоном. И польстился же кто-то на такую. Но детки у вдовушки были славные – двое белоголовых озорных мальчишек, с любопытством зыркавших по сторонам яркими голубыми глазищами. Наверное, у них с Тимом тоже могли бы быть такие, если бы... Если бы обстоятельства не сложились так, как они сложились, если бы не согласилась она тогда на работу в ГСП, поманив с собой жениха, и не приняла участие в перемещении лангедокцев на Кьяру...

После случившегося Ксения так и не простила ни лангедокцев, ни бывших напарников, Никиту и Жарко, ни ГСП "Спасите Китеж", ни остальных историков-спасателей. Два месяца она приходила в себя, а потом отомстила, уйдя на работу к соперникам и конкурентам в ГСС.

И хотя напарники и прежде называли Тима, отыгрывавшего при адаптации переселенцев роль менестреля, блядуном и безответственной скотиной, которая тащит в койку все, что шевелится, на его шашни с румяными лангедокскими крестьянками Ксения никогда не обращала внимания – она знала, что он любит только ее. Любимого она ни в чем не винила. А перемещенцы уже тогда казались ей кем-то вроде неписей в виртуальном мире, простыми фигурками, низшей расой в их сложной игре в коррекцию несправедливой и безжалостной истории.

Но они были реальными, и лангедокский граф приказал сжечь негодяя, застигнутого в спальне жены. И менестреля сожгли за богохульство, так как высокородный не пожелал выносить на люди свой позор. А напарники не успели прийти на помощь – Тим ушел развлекаться, никого не предупредив.

Переселенцам в тот раз она отомстить не смогла, – бывшие партнеры вырвали у нее бластер, который она схватила, узнав о смерти Тима, – но поселение вымерло само, завязнув в религиозных войнах. А Ксения навсегда сохранила ненависть к перемещаемым "жертвам истории".

Сейчас, в преддверии контакта и турнира, к Кьяре было не подобраться. Ее опекали особенно плотно – у планеты ежедневно дежурили патрули спасателей. И Служба стабильности выбрала своей целью Буян.

Здесь на Буяне Ксения могла отыграться за все. Их, работников ГСС, не зря называли дарвинистами – принцип "выживает сильнейший" подразумевал гибель большинства буянских переселенцев в междоусобной войне.

ГСС планировала спровоцировать на планете резню, генетически запрограммированную, по мнению главы дарвинистов Миклоша Лары, в крови жертв истории. Взаимоуничтожение нескольких княжеств полностью скомпрометировало бы китежский проект. И хотя буянцы пока на провокации не поддавались, попытки эти никогда не прекращались.

Одна из них, явление Губителя магов, так удачно использованного возжелавшим безграничной власти главой гильдии торговцев, полвека назад едва не закончилась удачей. Но Буян устоял. Больше того, восстановился и процветал.

И сейчас, когда торжествующий глава ГСП Богодан Приходько готовился к долгожданному контакту, желая представить Земле два новых благополучных мира перемещенных – Буян и Кьяру – Ксении предстояло сделать вторую попытку, сорвав соглашение.

Но следовало соблюдать осторожность: на холодной Зимовке, другой обитаемой планете системы Ярилы, более удаленной от звезды, где обитали лишь несколько семей могучих магов, сумевших сбежать порталом с Буяна до начала резни, заботами Богодана был создан филиал Института истории, где большая часть ресурсов выделялась, разумеется, ГСП.

В этот раз, правда, главы спасателей можно было не опасаться. В преддверии контакта с Землей Богодан слишком многое поставил на Кьяру и сейчас хотел немного ослабить Буян. По старой дружбе, он обратился с просьбой к бывшей сотруднице, и та с радостью согласилась. Она просто собиралась немного – раз в десять – перевыполнить задание.

В первую очередь, действовать решили, подменив Ксенией Исению, заморскую невесту младшего княжича Светлоречья. Иллюзии прекрасно удавались темнолесским колдунишкам, были долговечны и трудно определимы магией. Колдунам не составило никакого труда превратить двадцатишестилетнюю Ксению в семнадцатилетнюю заморскую королевну. Настоящую Исению, спавшую сейчас в хрустальном гробу у темнолесских ведьм, тоже замаскировали убедительной иллюзией.

Иномирянка должна была вывести из игры князя Борислава и уничтожить старшего наследника, княжича Агафона.

Порчу на старого князя охотно навели ведьмы. Им были обещаны щедрые жертвы, но позже, когда принцесса захватит власть. Пока же они довольствовались деньгами.

Темных не смущали планы дарвинистки – она честно призналась, что после свадьбы с Всемиром выдаст виновников злого колдовства, чтобы разжечь войну Светлоречья с ведьмами, погубившими Борислава, а затем, объединившись с торжествующим Темнолесьем, ввергнуть в смуту остальные княжества. Война колдунов не пугала, а поддержка могущественной иномирянки казалась им надежным залогом победы.

Долго наслаждаться семейным счастьем с владетельным "неписем" Волчок не собиралась. Взбалмошные самоуверенные мальчишки, – а именно таким был выданный аналитиками психологический портрет младшего княжича – пусть даже и довольно смазливые, ее никогда не интересовали. В патруле, при явном дефиците женского общества, вокруг Ксении, привлекательной, неглупой, раскованной, всегда царил избыток тестостерона. Она давно научилась ценить в мужчинах не только внешность, но и незаурядность, ум, волю, амбиции и, чего греха таить, умение добиваться высоких жизненных целей – власти.

Так или иначе, в ближайшие дни дорогого муженька предстояло устранить. Ксения обдумывала несколько вариантов, но все зависело от того, удастся ли быстро избавиться от основного наследника. Собственноручные убийства объектов сотрудникам Института дозволялись только при угрозе собственной жизни при самозащите, но ведь всегда можно было найти аборигенов, готовых за горстку золотых перерезать глотку кому угодно. Убийство Агафона взял на себя напарник, Влад Самойлов, и очень хотелось надеяться, что в этот раз он не облажается, как недавно с Китежем.

Младшего же княжича проще всего было бы представить заговорщиком против отца и старшего брата, чтобы его осудили свои же, а если подстава не сработает, просто подменить, сдав темнолесцам, и заменить Владом под иллюзорной личиной.

В конце концов, можно было изобразить бегство легкомысленного княжича с подружкой, которая, как уже донесли Ксении, привлекала неверного женишка намного больше собственной невесты.

На случай неудачи основного плана у девушки был еще один отличный запасной выход, план Б, который она разработала сама и который вызвал бы у китежан шок, узнай о нем ГСП. Но Ксения очень удивилась бы тому, что любой буянец, услышь он об этом плане, только усмехнулся бы, резонно полагая его заведомо обреченным на неуспех.

Прекрасная белокурая принцесса обернулась к свите. Шестеро сопровождающих преданно уставились в глаза хозяйки. По меньшей мере, половина их преданности была наигранной фальшивкой. В свиту входили двое черных магов, наблюдателей от Темнолесья, Менандр, заморский предатель – советник короля Августа, организатор похищения и подмены настоящей принцессы Исении ее почти тезкой, двое телохранителей, ботов – метаморфов из Огненной пустыни, и Самойлов, напарник по ГСС.

Напарника, самодовольного хлыща и пустозвона, девушка недолюбливала. На его счету было несколько прямо-таки эпических провалов, что, тем не менее, не уменьшало его безбрежного самолюбования. Ну да что взять с паршивой овцы! Им предстояло не раз нарушить кодекс Института истории, а Влад, по крайней мере, был по-своему предан лично Ксении. И приходилось работать вдвоем – третьего опера ей взять с собой не позволили.

Будь у нее выбор, Ксения однозначно предпочла бы Самойлову новичка патрульного, Севку Мясоедова, неопытного, но на диво везучего парня, вбившего себе в голову нелепую идею о спасении недобитых полуразумных тюленей и перешедшего ей дорогу на Земле-2. Но вот беда – симпатяга патрульный был китежанином, сотрудником ГСП. Хуже того, спелся с ее прежними напарниками, Никитой и Жарко.

Отбросив ненужные мысли, девушка, для разнообразия, решила обратиться за советом к хитрому аборигену – нужно было убедиться в успехе первого этапа задания.

– Что посоветуешь, Менандр, как нам узнать, сдох уже старый князь или еще трепыхается? – поинтересовалась она у советника.

Тот недовольно поморщился – грубость подменной принцессы коробила, и будь он в фаворе у Августа, ни за что не стал бы иметь дело с хамоватой самозванкой. Но советник впал в немилость, его ловко подставили завистники, устроившие свадьбу королевны с княжичем Всемиром, и, не желая дожидаться неизбежной опалы, он польстился на обещания подменной Исении. А обещала она многое – деньги, власть, чуть ли не трон. Сейчас он почти сожалел о своем решении, но обратной дороги не было, и обязанностей советника никто не отменял.

– Думаю, проще всего спросить об этом старшего волхва, смотрителя Храма, – сказал он.

– Не беспокойся, ведьма, если еще не сдох Борислав, то недолго ему осталось, – неожиданно вмешался в разговор колдун. – Сильную порчу девки навели, тут только восстановление жизни поможет. А Бонван вмешиваться не станет. Не до того ему сейчас, – черный маг злорадно ухмыльнулся.

В этот раз недовольно нахмурилась Ксения – своими нелепыми ужимками темнолесцы напоминали ей неопытных актеров, отыгрывавших злодеев. И со спецэффектами они явно переигрывали. Девушка благодарно кивнула советнику и подошла к стоявшему у входа волхву.

Проследив за его взглядом, Ксения с удивлением отметила, что жрец тоже смотрит вслед удаляющейся вдовице и недоуменно качает головой. Впрочем, ее это волновало мало.

– Могу ли я осведомиться о здоровье батюшки моего супруга, славного князя Борислава? Надеюсь, боги не оставили нас своей милостью? – со всей возможной почтительностью поинтересовалась высокая гостья.

– Пока порадовать нечем, но мы продолжаем взывать к милости богов, – прохладно ответил волхв.

Несмотря на щедрые дары, брошенные на алтари, заморская пришелица вызывала у него отвержение. От нее веяло чуждостью, фальшью. Не знай он точно, что говорит с законной наследницей короля Августа, Лучезар мог бы заподозрить в ней иномирянку. От свиты высокой гости тоже прямо-таки разило тьмой.

А вот недавно ушедшая из Храма девушка, напротив, вызывала симпатию. Лучезар без сомнений опознал в ней недавнюю воспитанницу женского приюта при Храме. Но молодая учительница, отмеченная милостью богов, Мариоанна никак не могла быть вдовой. Она и замужем-то не была. И откуда вдруг у нее взялись немаленькие дети? А это значит, ее привело в Храм что-то иное, весьма важное.

Размышления неожиданно совпали с вопросом чужанки, и волхв поспешил выпроводить недовольную Ксению из Храма, пообещав себе завтра же расспросить храмовых лекарей о здоровье князя и серьезно поговорить с младшим княжичем о его новообретенной супруге.

Глава 4.

ДОБРО И ЗЛО

Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, – эту неоспоримую истину Сашка Легчилин когда-то считал не слишком удачной шуткой доморощенных остряков. Однако только теперь, излечив больного старика, или, по меньшей мере, попытавшись его исцелить, Лечила понял ее справедливость.

Парень очнулся в темноте, в каменном мешке, очень похожем на храмовую келью, с той только разницей, что здесь не было даже каменной лежанки, а сам он валялся на холодном полу возле вонючей отхожей дыры, с руками и ногами, закованными в металлические цепи. Все это он разглядывалл при свете собственных рук, да и то недолго – маны не было. Длина цепей позволяла лишь расстегнуть молнию на джинсах и облегчиться, что Сашка с удовольствием и проделал, как только ему удалось встать. Похоже, это было единственным доступным ему занятием на ближайшие дни.

Плохо было не только из-за цепей – все тело болело, голова ныла так, что хотелось ее открутить и заменить чем-то другим, а исцелить себя он не мог – полоска маны слабенько мигала зеленым почти на нуле: восстановились лишь жалкие доли процента. Ну хоть не выгорел. И чувство времени подводило. Сколько он пролежал здесь? Сашка решил бы, что без сознания оставался совсем немного, если бы не занемевшее тело и сосущее чувство голода. Казалось, о нем все забыли.

Хотя кто бы мог его вспомнить? Для братьев он случайный попутчик, обуза. Для училки – просто орудие, инструмент для исцеления князя, который ей отчего-то важен. А для исцеленного – вор и убийца. Вот и вся расплата за добрые дела.

Не имея возможности ничего изменить, узник снова закрыл глаза и постарался заснуть, надеясь, что сон ускорит восстановление, и кто-нибудь о нем все-таки вспомнит. Повторное пробуждение оказалось таким же безрадостным, но тело теперь болело меньше, а вот голод стал сильнее. И к нему добавилась жажда. А отсутствие еды и питья не позволяло пополнить запасы маны.

В каменном мешке без окон и без дверей в кромешной тьме непонятно было даже в какую стенку стучать, чтобы хоть как-то напомнить о себе. Сашка перепробовал все – одинаково безрезультатно. Проклятая слабость мешала здраво соображать, перед глазами все плыло, и пленнику казалось, что он просидел здесь вечность, вглядываясь в серые стены. Ну, конечно же, стены! Его, наконец, осенило.

Мысленно обозвав себя дураком, Сашка подполз к стене и, водя в воздухе обеими скованными руками, попытался воспроизвести жест, показанный Видяном. Потом еще раз и еще. Стена не отзывалась. В отчаянии, Сашка продолжал вычерчивать перед собой руну, поочередно разворачиваясь по трем остальным направлениям.Тщетно.

Он так и продолжал бессмысленно водить руками, уже ни на что не надеясь, когда вдруг услышал глухой звук. Прямо перед ним внезапно открылся проем – одна из стен с натужным скрипом отползла в сторону, пропуская в каморку слабый свет, исхлдивший от поросших мхом каменных стен тайного хода. Не успел он обрадоваться, как в полу у другой стены часть поверхности сдвинулась, открывая еще один проход, вниз.

Подземный лаз не имел ничего общего с тайным ходом из княжеской кельи. Выложенный грубо обтесанными камнями, кое-где уже обвалившимися, он выглядел древним и очень страшным. И шел почти вертикально вниз. Сашке до ужаса не хотелось лезть под землю, но будь этот лаз единственным, он бы, наверное, все-таки решился. А сецчас у него появился выбор.

Склонившись над краем, Легчилин разглядывал грязные мокрые стены в тусклом свете стенного проема. Застоявшийся воздух в провале жутко смердел. Там бы, наверное, не помешал противогаз. И лестницы не было, а яма в темноте казалась бездонной. Для него, в темноте, в оковах, прыжок в глубину означал верную смерть – если не сразу, то после долгих мучений с переломанными ногами и руками. Пожалуй, мгновенная смерть была бы милосерднее. И Сашка решительно закрыл руной подпол, выбрав потайной ход в стене.

Он переполз границу тьмы и света, царапаясь об острые грани усыпавших пещеру камней и тихо матерясь, и очередной руной запечатал вход. Теперь даже если кто-то вспомнит про незадачливого лекаря и придет отплатить за сотворенное им добро, в келье он никого не застанет.

Начинающий целитель оказался прав – явившийся за пленником через двое суток Ферапонт так и не смог понять, каким образом тому удалось выбраться. О мальчишке слуге напомнил князь, поинтересовавшийся результатами допроса.

Больной стремительно шел на поправку, и вот уже три дня Ферапонт правдами и неправдами отбивался от служителей Храма, не давая возможности лекарям узнать об истинном положении дел, и искал доверенных людей, способных перенести выздоравливающего Борислава в надежное место. Во дворец князь пока возвращаться не спешил, опасаясь предательства.

Владыка терзался сомнениями, пытаясь вычислить злодея. Его терзали страшные подозрения – неужели все-таки сыновья возжаждали скорой власти? Агафон? Зачем? Не может быть. Ведь он готов был сам уступить власть, уйти в храм волхвом, оставив старшему сыну трон. И сотворил немало зла, устраняя соперников и расчищая сыну путь к власти. Тогда Всемир? Но по нему ли такое злодейство? Ведь для захвата власти ему предстояло еще избавиться от старшего брата.

Спустя несколько дней Ферапонт принес весть о прибывшей в Светлоречье заморской принцессе и о покушении на старшего княжича, к счастью, неудавшемся. Значит, все же Всемир. Но Борислав не мог смириться с мыслью, что младший сын, любимчик, возжелал его смерти. Не верил в это и Ферапонт, с малолетства растивший младшего княжича. Былок, резок был Всемир, но отходчив. И не настолько властолюбив.

Занятые своими бедами, к исчезновению пленника оба отнеслись равнодушно – исчез из запертой кельи, значит, точно вор. У них были дела и поважнее.