Текст книги "Четверка (СИ)"

Автор книги: Вад Капустин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Это ты князь? Где лекарь? Тот парень, что тебя исцелил, где он сейчас?

Старики настороженно переглянулись, и здоровяк, явно прислужник, укоризненно сказал:

– Не гневи князя, отрок! Учтив будь. Не ведаем мы про лекаря, боги исцелили светлого князя, явили милость!

– Боги? – Витьку охватила непривычная ярость. Он сжал кулаки, прикрыл глаза и медленно сосчитал до десяти. Прежде всего надо было выяснить судьбу друга. – А не парнишка такой белобрысый, худой, чуть меня постарше? В штанах синих и черной футбол..., майке?

– В штанах синих? Валялся тут такой в келье вор, – признался слуга, не заметив предупреждающего жеста князя. – Сказать ничего не мог, и в оковы мы его....

– И где он сейчас? – невежливо перебил Витька.

– Не ведаю, – ответил старик. – Сбежал он из кельи допросной.

– Так значит, – медленно повторил Витька, с ненавистью глядя на снисходительно улыбающегося князя, – лекарь сюда пришел, исцелил тебя, порчу снял, отдал все силы так, что не мог ничего рассказать, а ты его в оковы и в допросную? Да ты, ты...! – у него не хватило слов.

Впрочем, слова все же пришли:

– Да если с ним что-то... Да я тебя..., я тебя сам прокляну! Живьем сгниешь!

И Витька вернулся в приют, где долго метался по комнате, бормоча проклятия и не обращая внимания на терпеливо дожидающегося отчета Видяна – Ярополка.

После исчезновения мальчишки князь задумчиво сказал:

– Сильный портальщик. И без артефакта. Думаешь, из каких?

Ферапонт пожал плечами: – Я до сих пор полагал, что так только Саламандр и Бонван могут. Ну или из старших Сыромятиных кто, через зеркало.

– Не было у него зеркала. Да и Сыромятиных мы наперечет знаем. Может, побочный какой или иномирец?

– Иномирцы-то как раз все с артефактами, – возразил слуга. – Разве что и впрямь... А ведь сходится все. Давеча слыхал я, – он оживился. – Слыхал я, что вызвали волхвы иномирского целителя, да с ним еще были двое мальчонок.

– Так, значит, то был не вор, а целитель, – с легким сожалением сказал Борислав. – Жаль, коли сгинул. Хороший лекарь пригодился бы. Думаешь, и впрямь проклянет малой?

– Навряд ли, – пожевал губами верный прислужник. – Портальшик ведь, а не колдун.

–Но ты все же отыщи его, Ферапонт, отыщи! А мне, исцеленному, пожалуй, пора пришла явиться пред лица волхвам, и возложить благодарственные дары богам на алтари.

Глава шестая

ПОБЕГ

Поговорить им толком так и не удалось. В комнату влетел взволнованный Гусь.

– Ребята, там такое случилось! А сейчас учителя во двор всех зовут, на собрание.

– В двух словах объясни, что хоть случилось-то? – вставая, спросил еще не остывший от знакомства с князем Ходок.

– Никодим сбежал. И МарьИванна. Да что там говорить, сейчас учителя все объяснят, – бросил Игорек, устремляясь к выходу.

Во дворе собрался, наверное, весь приют. Десятка четыре пацанов расселись, кто на скамейках, а кто прямо на земле. В центре мялись трое угрюмых мужиков, а чуть поодаль замерла повариха тетя Глаша. Еще дальше, у забора стояли с похоронными лицами Касиан и Дамиан. Ну эти, скорее, горевали из-за МарьИванны. Училка приворожила не только княжича.

– Это учителя наши, милс Знатолюб, милс Горемир, и милс Феоктист. Милс – это так учителей тут зовут, милосердный типа, – объяснил брату Гусь, уже успевший побывать на уроках и немного освоиться.

Феоктист, невысокий и кряжистый, был похож на типичного деревенского кузнеца, но одет как стражники, которых Витька видел в городе, в кожаный доспех и тяжелые башмаки. И не жарко ему, – подивился Витька. – Все же лето.

– Физкультура и труд, – подсказал Игорек.

Горемир, высокий и стройный, преподавал историю, географию и устройство мира. Холщовые рубаха и штаны висели на нем, как на чучеле, но выглядел он самым спокойным и уверенным из тройки и был явным лидером.

Знатолюб, самый молодой, оказался учителем математики, и понравился Гусю больше всех, потому что на уроке все время его хвалил. Из всех троих он был самым потерянным. Больше всего математик походил на сказочного Иванушку-дурачка: стриженые под горшок кудрявые волосы, ясные голубые глаза, белая рубаха, вышитая по вороту красными нитками, короткие порты. Лапти на ногах довершали образ.

– Отроки, – наконец, решительно взял слово Горемир. – Беда к нам пришла, откуда не ждали. Сбежал управитель Никодим, да не просто сбежал, а всю казну приютскую унес с собою. Остались, конечно, кое-какие припасы, но денег не осталось вовсе. На самоходке приютской уехал.

– Ничего себе, – мысленно посочувствовал Витек. – И самоходки тоже не осталось. Куда ребятам теперь идти?

Мальчишки зашумели, обсуждая новость, но учитель, подняв руку, остановил споры.

– Мы постараемся всем помочь, – сказал он. – Самые старшие, отойдите в сторону!

Самых старших, ребят лет пятнадцати-шестнадцати, оказалось шестеро. Двух сразу забрали к себе в артель Касиан и Дамиан – кому-то надо было добывать для приюта дичь, а парни хорошо себя показали на охоте. Остальным обещали выправить бумаги и пристроить в городе на поденные работы.

– Младшие, кому меньше семи, – продолжил учитель. – Отправятся сейчас с милсом Феоктистом в храмовый приют для девочек. В возрасте таком в том большой беды нет, вас примут. А позже Храм обещал о вас позаботиться.

Малышей оказалось примерно с десяток, и с ними со слезами на глазах долго прощалась тетя Глаша. Когда их, наконец, увел физкультурник, Горемир вопросительно посмотрел на Видяна.

– Мы позаботимся о себе сами, – уверенно отозвался пророк.

Оглядев оставшихся мальчишек, которых осталось чуть больше двух десятков, учитель печально вздохнул:

– А нам, пожалуй, идти некуда. Придется затянуть пояса. И помощи ждать не от кого. Вы знаете, что князь Борислав болен. Старший княжич ищет злоумышленников, а Всемир...

– А что Всемир? – заинтересованно спросил Видян, подавшись вперед.

– Он тоже сбежал, – печально сказал учитель, и в толпе мальчишек раздались слабые смешки. Сам Витек тоже не смог удержаться от улыбки – все было настолько плохо, что вызывало уже не горечь, смех. Впрочем, улыбки быстро пропали, когда учитель закончил говорить:

– Да, княжич Всемир исчез, и как бы не вместе с нашей Мариоанной.

Тетя Глаша встревожено охнула, а Горемир, успевший уже опросить учеников, рассказал, что кто-то из мальчишек видел, как Никодим сговаривался с княжичем, и тот передавал ему деньги. Называли даже сумму – пятьдесят золотых – огромное богатство по меркам Светлоречья. А кое-кто даже видел, как бывший управитель подливал что-то в морс похищенной учительницы, а потом вел ее, слабую и безвольную, за руку к самоходке. Видеть видели, а донести не успели или побоялись.

– А почему ты решил, что она сбежала с Всемиром? – Видяну явно не нравилась мысль о побеге учительницы с княжичем.

– Да зачем же еще она Никодиму понадобилась бы? – удивился учитель, но парня явно не убедил.

На этом собрание закончилось. Учителя ушли с выпускниками выправлять нужные бумаги, а мальчишки вернулись в комнаты.

Гусь свернулся в калачик на топчане и долго хлюпал носом – ему было жалко мальчишек и МарьИванну, – потом незаметно уснул. А Видян и Ходок снова начали спорить.

Витька заметил, что с ними, иномирцами, провидец постепенно оживал, казался почти нормальным. И если к Сашке он изначально относился настороженно – целитель ему был не нужен, да еще и призванный лечить ненавистного князя, – то к нему, Ходоку, испытывал что-то вроде уважения. Это было понятно – редкий дар, возможность сбежать из приюта. Но к этому прибавлялась, похоже, и легкая зависть, когда Видян наблюдал за общением братьев. Замкнувшись в одиночестве после гибели родных, парень явно истосковался по близким. Впрочем, аргументов в споре это Витьку не добавило: сам он хотел немедленно отправиться на поиски Сашки, Видян настаивал на том, чтобы сначала найти Никодима и МарьИванну.

– Тебе ведь и самому потренироваться нужно. Ведь по человеку искать придется. Слыхал я, что великие маги, – Видян говорил с искренним уважением, словно включая в ряды великих и Витьку, – лишь представив лицо человека, могли к нему перенестись. Да не просто абы как, а в желанном расстоянии до цели. Тебе до такого далеко, но скоро и ты сможешь. А пока лишь бы оказался рядом. А то ведь вдруг не одолеешь путь Сашкин – за столько дней, небось, ушел далеко. А Никодим сбежал совсем недавно.

– Зато на самоходке, – возражал Витька яростно, но тихо. Он не хотел тревожить уснувшего брата. Мальцу и так немало досталось в последние дни.

– А ежели целитель в темнице не один, а ты туда явишься? И, не дай боги, у тебя закончится сила? – довод был весомым. Но ведь и Никодим мог оказаться в таверне или еще где-то на людях, где появление чужака сразу будет заметным. Но это, пожалуй, не так пугало, как возможность застрять в темнице.

Хотя знай Витька, что его ожидает, он ни за что не уступил бы, но он не знал, и потому поддался уговорам. Никодим, так Никодим.

Мальчишки долго обговаривали детали. Решили дождаться ночи. Темная накидка с капюшоном, подаренная еще МарьИванной, должна была помочь портальщику остаться незамеченным или хотя бы неузнанным. И, главное, следовало быть настороже и при малейшей опасности перенестись обратно – одному или с училкой, если она при Никодиме найдется.

Понятно, что спланировали они все, как дети, даже не задумавшись, как сумеет не особо крепкий мальчишка справиться хотя бы с таким противником, как Никодим. Но это Витька понял немного позже.

Потом они долго подбирали подходящий образ Никодима, больше от волнения, чем по необходимости, а когда, наконец, стемнело, боярич сосредоточился на картинке, и Витька, поймав изображение, нырнул в портал.

В этот раз концентрация далась легче. Голова почти не болела, но прыжок забрал больше половины маны. Беглец успел отъехать довольно далеко на север – здесь было ощутимо холоднее.

Ничего похожего на таверну видно не было. Плохонькая дорога, полянка, окруженная деревьями, пустая самоходка, почти воткнувшаяся в какой-то ствол. Тишина нарушалась лишь звуками леса и ничем не настораживала.

Никодима сначала Витек и не увидел. Он медленно подобрался к тележке, заметил что-то блестящее и нагнулся, чуть подсветив руки оранжевым ореолом силы. Подобрав пять разбросанных монет, он небрежно сунул их в карман джинсов и вдруг приметил на траве темные пятна. Витек резко поднял светящуюся руку и, наконец, увидел Никодима – и его замутило.

Беглец лежал на траве под самоходкой, а вокруг все было залито кровью – кто-то безжалостно перерезал бывшему управителю горло. А может даже перерубил топором – голова ворюги была почти отделена от тела. Недолго он пробыл богатым и свободным.

Страшная рана еще кровила – убийцы побывали здесь совсем недавно.

Позади хрустнула ветка, и Витька от страха метнулся в сторону, но был схвачен сзади за рубашку сильной рукой.

– А вот и незваные гости пожаловали, – поднявшийся из-за телеги убийца, в отличие от давешних разбойников, был одет богато, даже пышно, в кафтан с буфами, а длинноватое лицо с тонкими чертами украшала аристократическая бородка. И говорил он слащаво, с тщательным выговором, вот только на нарядном кафтане хорошо были заметны брызги крови. Изысканный бандит внушал ужас, и Витька замер. Он впервые в жизни понял, что испытывает кролик, глядя в глаза удаву.

– А еще магичит, сопляк, – лениво протянул второй, тот, что держал мальчишку сзади. Витька его так и не увидел, но при слове "магичит" словно очнулся. Ни о чем не задумываясь, просто от ужаса, он рванулся вперед и активировал портал. Рубашка с треском порвалась, и где-то позади застыла в провале ругань разбойника.

О недостатке маны Ходок вспомнил, только вывалившись на полпути из портала. Он упал с высоты и больно ударился локтем при падении, но ничего не сломал, – не так уж плохо, если учесть, что переносился он без всякой точки возврата, не к цели, а куда угодно, лишь бы подальше. Его просто потянуло обратно в исходную точку.

И не дотянул он до приюта совсем немного: неподалеку уже виднелась знакомая роща. Пятнадцать минут ходу, и он дома. Ходок печально усмехнулся: давно ли приют стал для него домом? Но там был брат. А значит, дом.

Вот только подняться с земли не было сил. Витька долго мотал головой, словно прогоняя жуткие картинки. Казалось, все случилось мгновенно и не с ним, но перед глазами все еще стояли кровавые лужи. Он, как наяву, видел перерезанную глотку Никодима и страшное в своей благообразности лицо убийцы.

Только минут десять спустя портальщик понял, что накатившая слабость вызвана не только страхом. Мелькавшая прежде на периферии зрения иконка маны полностью обнулилась. Ее просто не стало. Перегорел! Допрыгался!

На мгновение Витька позволил себе поддаться отчаянию, потом сообразил, что изначально, после переноса, сила тоже никак не проявлялась. А значит, надо было только подождать. Неизвестно сколько, может быть, пару дней, может, больше, но вот только дождутся ли его Сашка и МарьИванна?

Мучительным усилием он заставил себя подняться с холодной земли, слишком хорошо ощущавшейся через прореху в рубахе, и медленно, натыкаясь на деревья при слабом свете луны, побрел через рощу к приюту.

Минут через десять ему послышались голоса. Он на мгновение замер, прислушиваясь, и начал двигаться осторожнее. Потом между деревьев замелькал огонек – сердитый светлячок упорно бился о стенки светильника, озаряя знакомую поляну со сделанными из пней табуретами и столиками.

Вокруг одного из столов сидели трое учителей и повариха. На столе стоял глиняный кувшин, из которого Феоктист разливал что-то прозрачное в небольшие деревянные стопочки. Витек прислушался. Звонкий голос тетя Глаши было слышно издалека:

– Не уйду я никуда из приюта, детишек не брошу.

– Да пойми, не можем мы теперь тебе жалование платить, – возражал Горимир.

– Без оплаты работать буду, – настаивала повариха. – Небось, Антипка мой заработает семье на хлеб. Да и сама при котле прокормлюсь.

– Да кашу и мы сготовим. Не пропадем – крупы до зимы хватит. Да и охотники мясом подсобят, четверо их теперь у нас. А вот одежу на осень детишкам справить не на что, ведь растут! Вовремя подгадал Никодимка, сбежал и все жалованье с собой увез. Пусть ему Ярила воздаст за его лукавство.

Ярила ему уже воздал, – при страшном воспоминании Витьку слегка передернуло. Не пошли ворюге впрок чужие деньги. Мальчишка вдруг вспомнил о подобранных монетах. Он их даже не разглядел, но приютским они наверняка пригодятся больше. Слова Горемира вдруг вызвали ничем не объяснимые угрызения совести.

Придержав одну монетку для себя на всякий случай, Ходок вытащил из кармана остальные четыре и уже в открытую подошел к столику. Заметив его, Феоктист торопливо прикрыл рукою стопку. Оттуда сильно потянуло самогонкой, но Витька сделал вид, что ничего не заметил. Повод пить горькую у милсов был самым подходящим.

– Здоровы будьте. Я тут проходил случайно, разговор услышал, – смущенно сказал мальчишка. – И это, хотел монетки отдать вот эти, для приюта. – Он протянул деньги Горемиру.

Учитель сжал монеты в ладони, поднес к глазам, и у него от удивления вытянулось лицо.

– Золотые? Четыре золотых? – неверяще сказал учитель, рассматривая монеты в неярком свете ночного жучка. – Да на эти деньги весь приют может месяц прожить. И одежку детям хватит снарядить, коли брать недорого. Сам князь нам на приют по три золотых жаловал. В казне столько не было. Ты где их взял-то? Не украл ли? – голос его внезапно стал строгим, учительским.

Ходок даже не обиделся. По сути, деньги он и вправду украл – у Никодима или у бандитов. И никаких угрызений совести по этому поводу не испытывал – деньги эти, никодимовские или княжеские, принадлежали приютским. А вот отмазку надо было придумать заранее.

– Не украл я, – замялся Витька, потом всколыхнулся, припомнив болтовню братишки. – Я это... на площади подобрал, бросали на свадьбе.

– А там и золотые бросали? Раньше была все больше медь, – историк удивился, но суровости в его голосе больше не было. Напротив, в нем появилось облегчение и надежда. – Вот удача! И что, отдашь их на приют просто так, не пожалеешь? – он испытующе уставился на Витьку.

– Чего жалеть? Как пришло, так и ушло, – пожал плечами мальчишка. Он не стал говорить об оставленной на всякий случай монетке, но учителя и так смотрели на него с искренней благодарностью.

– Славный ты отрок, почитай, спас нас сегодня, – прослезилась размякшая от самогона тетя Глаша. – Но теперь спать ступай, не дело детям по ночам шастать.

И в кои-то веки Витек был с ней совершенно согласен. Он вежливо попрощался и отступил к деревьям, стараясь не поворачиваться к учителям спиной, – порванная рубаха была приютская, выданная еще в первый день МарьИванной, – потом на автопилоте побрел к приюту. Как он дошел до спальни и упал на топчан, он потом даже не мог вспомнить.

Мана восстановилась только через двое суток. Большую часть этого времени Витька проспал. Он не стал вдаваться в подробности, рубаху припрятал в рюкзак, но о смерти Никодима друзьям все же пришлось рассказать. И о твердой, пусть и ничем не обоснованной уверенности в том, что МарьИванны с ним не было, тоже. Потому что иначе ее можно было бы уже не искать.

Через два дня, когда мана дошла до капа, и Ходок нашел Сашку в туннеле, у него уже хватило силы для того, чтобы вытащить друга в приют. Как и в прошлый раз, после обнуления полоска маны заметно возросла.

Смотреть на друга было просто больно: тощего, похудевшего на несколько килограмм, моргавшего покрасневшими глазами, как разбуженная днем сова. Причем сова, разбуженная взрывом и упавшая с дерева, повредив крыло, – парень едва держался на ногах.

Им не хватило времени даже снять с него кандалы. Сашка едва успел поесть жидкой каши, оставшейся с обеда, и немного восстановить потраченные силы, когда в спальню в панике ворвался Гусь: по приюту шастали княжеские слуги. Разыскивали они, якобы, пропавшего княжича и МарьИванну, но спрашивали и про Ходока. Обшаривали они все, от чердака до погребов.

Спрячься мальчишки на время неподалеку от приюта, никто из приютских одаренных выдавать бы не стал – хотя Видян особых симпатий не вызывал, но Игорька многие успели полюбить. Но провидец уверенно сказа – бежать!

В лесок далеко за пределы города Витек перенес друзей в два приема всего за несколько минут – сначала Видяна, как самого самостоятельного, потом Гуся и Сашку, оставшегося в кандалах. Ориентир без споров – на них не было времени – выбрали методом тыка по грубой географической карте, выданной Игорехе на уроке Горемиром. По воле жребия, цель находилась возле небольшого городка Перунь у границы с Пятиозерьем.

Когда Ферапонт со стражей, наконец, пришли в комнату мальчишек, там уже никого не было.

Глава седьмая

ПОИСКИ И ПРОИСКИ

Ксения не злилась, нет. Она была в бешенстве. Мало того, что болван напарник не сумел найти нормального исполнителя для убийства Агафона, так еще из храмовых келий вылез неожиданно выздоровевший Борислав. Неснимаемая порча, которой так гордился темнолесский колдун, исчезла бесследно – старый князь был здоровее прежнего, и даже казался помолодевшим.

Старший наследник отделался легким испугом, и даже не слишком усердствовал в поисках заговорщиков. Обрадованный выздоровлением отца, он с удовольствием сбросил бремя ответственности и охотно вернулся к дворцовым развлечениям.

Запершись в выделенных князем покоях, Волчица оставила метаморфов сторожить вход, но на всякий случай еще и врубила глушилку. Менандра, который не замедлил переметнуться на службу к Бориславу, она на порог не пустила. Ей нужно было остаться наедине с Владом.

Теперь она отыгрывалась на напарнике, который молчал и угрюмо кивал в ответ на все упреки. Чего отнекиваться, виноват. Это еще больше выводило из себя, лишая удовольствия полаяться всласть.

– Ты хоть понимаешь, что натворил? Я что, одна должна за всех работать? – накричавшись, наконец, угомонилась Ксения. – И эти темнолесские болваны тоже напортачили! А ведь как хвалились – неснимаемая порча, скоро помрет!

Ксения проверила слухи об иномирском лекаре, якобы исцелившем князя, отправив запрос в Институт истории. Слухи оказались полной чушью – ни ГСП, ни ГСС врачей на Буян не отправляли. Целителю просто неоткуда было взяться. А значит, ошибку допустили ведьмы.

И предъявить претензии было некому – колдунов из свиты пришлось отпустить домой еще до свадьбы – уж больно подозрительно поглядывали на них волхвы. Особенно усердствовал старый Лучезар, которого девушка мысленно называла ярилиным выкормышем. А ведь она, по совету Менандра, оставила на алтарях не какие-то там шубы и кафтаны, а драгоценные каменья и артефакты. Но и этого оказалось недостаточно, чтобы утихомирить жреца. Хорошо еще, что не отменил свадьбу. Впрочем, хорошо ли?

Очередная новость чуть не заставила Ксению окончательно сорваться. Посреди пышной свадьбы, когда она глуповато улыбалась и принимала поздравления, оглядываясь в поисках куда-то подевавшегося жениха, внезапно живее забегали слуги и челядины. Они то и дело подбегали к старому князю и что-то нашептывали ему на ушко.

Сначала новобрачная не обратила внимание на переполох, но когда пришло время молодым удаляться в спальню, а Всемир так и не появился, заподозрила неладное.

Подвыпившим, и потому доверчивым гостям сообщили, что молодой с нетерпением дожидается супруги в опочивальне, однако пронырливый Менандр, незаметно подобравшись к самозванке, не без ехидства объяснил, что княжич, похоже, сбежал.

– Говорят, бежал Всемир с весьма смазливою девицею. Здешнего приюта наставницею, – в голосе советника было и злорадство, и некоторая обида – ведь он, предостерегая заморского владыку от родственного союза со Светлоречьем, оказался во всем прав.

Новость Ксения сначала приняла с недоверием. Она отослала из опочивальни служанок, долго нервно расхаживала по пустой комнате, потом вылила в ночной горшок вино с лошадиной дозой снотворного, предназначенное хитроумному беглецу.

И, наконец, поверила в очевидное: от нее скоропостижно сбежал новоявленный спутник жизни. Исчез, так и не отдав супружеский долг – не оставив ее счастливой вдовой.

И сбежал он не из-за метки темных, в которую почему-то никто не поверил, и не по сценарию иномирской супруги, которая даже не успела подготовить подмену. Младший княжич исчез прямо со свадьбы, как позже с притворным сочувствием подтвердили злорадные дворцовые сплетницы, прихватив с собой полюбовницу, какую-то приютскую девицу.

И, спрашивается, под каким предлогом она сейчас могла бы привести во дворец подменыша? Сказать, что княжич внезапно раскаялся и возвратился? Это было даже не смешно.

Как женщина, Ксения чувствовала себя оскорбленной пренебрежением. Она, Волчица, вдруг оказалась брошенкой! И обижалась она не только за себя, но и за заморскую милашку Исению. Девчонка, если судить по иллюзии, которую дарвинистка порой видела в зеркале, была молода и очень хороша собой. Непонятно, как мог Всемир предпочесть ей какую-то сухую воблу, училку, да еще и не намного моложе настоящей Ксении?

Такое с ней было в первый раз. Хотя в первый ли? Волчица неожиданно вспомнила о Тиме. Ведь он ее тоже бросил. А может, права была не она, а прямолинейные напарники, пытавшиеся открыть ей глаза? Иначе, почему Тимур не спешил со свадьбой? Почему предпочитал ее обществу дешевые ласки лангедокских потаскушек?

Проклятый княжич, сам того не желая, разбередил старую рану. Сейчас Всемир, прежде безразличный, вызывал у Ксении настоящую ненависть.

Знатные гости разъехались по домам, разнося слухи и домыслы, а положение брошенной жены при княжеском дворе стало весьма двусмысленным. С одной стороны, бедняжке весьма сочувствовал старший наследник. Агафон оженился прошлым летом на поморской княжне, бесцветной, бледной моли, которая теперь постоянно ходила за ним следом, кичась небольшим, но уже заметно выдающимся пузом. Видно, потому он не давал проходу незадачливой родственнице, то и дело приглашая то на прогулку в лес, то на охоту, то просто посидеть наедине в удаленном садочке.

Разъяренная Ксения была готова задушить навязчивого поганца собственными руками. Ее останавливали только суровые взгляды старого князя и мысли о полном провале порученного задания.

Борислав, недовольный как маневрами старшего сына, так и невесткой, не сумевшей привлечь и удержать юного супруга, уже не раз намекал на то, что заморская королевна, по существу, явилась незваной, да так и не стала настоящей женой младшему княжичу. Ведь ничего такого не случилось бы, останься она дома спокойно дожидаться приезда суженого, как и было договорено изначально.

А значит, ей не место в княжеском тереме, и лучше бы ей по доброй воле возвратиться к отцу. А там, читалось между слов, по пути и несчастье какое с бедняжкой может приключиться – разбойники нынче лютуют.

Ксюха Волчок была не так глупа, чтобы не догадываться об уготованной неудачнице участи. Не собственного же сына князю обвинять в небрежении сыновним долгом. Пока старик не требовал отъезда прямо, но чувствовалось, что недалек тот день, когда ее могут и выдворить силой.

Покинуть так просто Светлоречье Ксения не желала, но и спокойно дожидаться, когда ее бесцеремонно прогонят, тоже не собиралась. И сумела на прощанье немного подгадить старому князю, объявив при народе на утреннем молебне в Храме, что не может жить в разлуке с любимым. И поелику не верит она, что взращенный лучшими учителями при просвещенном дворе княжич мог добровольно покинуть молодую жену, то отправляется на его поиски, чтобы отыскать и покарать злых похитителей. Никто ей, понятно, не поверил, но слово было сказано.

Не постеснялась Волчица и подрядить писца составить письмо папаше настоящей Исении, которое надиктовывала весьма громко, не боясь подслушивания княжеских челядинов.

– Здоров будь, любезный батюшка! – Ксения не знала, уместно ли такое обращение, но рассчитывала, что недоразумения спишут на неловкость писца. – Хочу повиниться в том, что покинула родные края, не испросив твоего дозволения. За то пострадала, поелику лишила меня добрая Лада своей милости. Пишу, чтобы уверить тебя в моем совершенном здравии. Не могу сказать того же о счастии, ибо не чувствую я себя в Светлоречье счастливою и желанною гостьею. Князь Борислав, по милости богов, оправился от болезни лютой и поспешил со свадьбою. Однако жених мой, младший княжич Всемир, со дня свадьбы исчез бесследно, и судьба его мне неведома.

Дальше в письме она вновь жаловалась на холодный прием волхвов, пренебрежительное отношение Борислава, и вероятное оскорбительное бегство мужа с безродной полюбовницей. Заканчивалось письмо толстыми намеками на жажду жестокой мести:

– А на прощание со всем почтением сообщаю, что за страдания мои некому воздать обидчикам. Оттого и отправляюсь днесь на поиски беглого супруга моего, а коли не сыщу, то возможно и домой возвращусь, а может и погибну в Светлореченских лесах неотомщенною. Прощай!

Перечитав законченное письмо, Ксения с удовлетворением подумала, что, если оно дойдет до адресата, то вполне может вызвать войну между разгневанным отцом любимой дочурки и слишком много возомнившим о себе светлореченским князем. И пусть война будет не с Темнолесьем, а с Заморьем, это тоже неплохо – ей было все равно.

Доверив письмо самой быстрой почтовой птице, иномирянка быстро собрала немногочисленные пожитки и выпросила у князя самоходку. Старик гневался, но не посмел отказать невестке, собравшейся в путь ради благой цели – поисков любимого мужа.

Когда доверенный писец, восстановив по памяти полный текст письма, принес его главе тайной службы, а тот, в свою очередь, отнес владетелю, князь сильно пожалел, что не велел тайно придушить наглую девку. Но к тому времени заморская королевна уже успела покинуть Светлоречье, да и почтовую птицу уже невозможно было перехватить.

Ксения отправилась в путь, прихватив с собой лишь двух телохранителей и бестолкового напарника.

Менандра, прижившегося при княжеском дворе и пришедшегося по душе Бориславу, она предоставила его собственной судьбе. С предателя сталось бы и сообщить князю о подмене. Ксении лишь оставалось надеяться, что советник не настолько глуп – ни на первый и ни на какой взгляд, он не производил впечатления дурака.

Подменной Исении пришло время исчезнуть. В Заморье должна была вернуться настоящая наследница Августа. Будить спящую красавицу Ксения отправила Влада, как только самоходка достаточно удалилась от города.

– И я тебя умоляю! Не наделай глупостей, как в прошлый раз. Объясни девчонке ясно и просто, что сначала она сбежала из дома, а потом от нее сбежал мужик. От этого она впала в забытье, возвращаясь к папочке, и только сейчас очнулась. И говори убедительно – так чтобы, принцесска обиделась и невзлюбила Светлоречье на всю оставшуюся жизнь. И никаких там лямуров, понял!

Влад, невероятно счастливый от того, что сможет ненадолго сбежать от суровой напарницы, только истово кивал, не особо вслушиваясь в ее прочувствованную речь.

– Да ладно тебе, – доверительно сказал он. – Ну и вернется девчонка брюхатой, и что? Она ведь теперь замужняя. Скажет, что от Всемира ребенок, никто ничего не докажет. Тем более мы с ним немного похожи.

– Очень, – съязвила Ксения. – только он темноглазый брюнет, а ты сероглазый блондин.

– Но мамаша-то светлая!

– Да пес с тобой, развлекайся, – махнула рукой Ксения. – Твое дело доставить девчонку к папаше в Ладожь живой и очень злой. И злой не на тебя, а на Борислава. А если Август сразу объявит Светлоречью войну, получишь премию – месяц на лучших курортах Беллы.

– Даже не сомневайся! – легкомысленно ответил напарник.

Дороги их надолго разошлись. Влад отправился в ближайшее село обзаводиться транспортом для путешествия в Темнолесье, а девушка направила самоходку в Подгорье.

Ее путь лежал в город Мастеров. После досадной неудачи, именно там она надеялась найти союзников для воплощения плана Б.

А если по пути ей случайно встретится Всемир, он об этом сильно пожалеет.

С Ксенией оставались теперь только двое телохранителей. Как-то очень похоже на стишок про десять негритят, пророчески подумала она.

Глава восьмая

НА ВОЛЬНЫХ ХЛЕБАХ

Вывалившись из портала в лесу, Ходок улегся под дерево рядом с Сашкой. У него ожидаемо обнулилась мана. Хорошо еще, что Лечила, физически совершенно истощенный, почти полностью сохранил целительскую силу. Он, собственно, только на ней и держался. И манобанка у него была заполнена почти на три четверти. Перед вторым прыжком он просто скастовал на портальщика исцеление, практически целиком передав ему свой запас. Но маны на перенос двух человек все равно едва хватило. Так что на ногах после переноса остался только Игорек.