355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » В. Виджани » Мечта » Текст книги (страница 17)
Мечта
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 00:21

Текст книги "Мечта"


Автор книги: В. Виджани



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 37
Пробуждение

– Ну что, дорогая моя… хочу вас обрадовать… Завтра готовимся к выписке! – Глеб Викторович улыбался, демонстрируя качественную работу дорогого стоматолога.

Мой закадычный враг и ненавистный исцелитель, я постараюсь простить тебя в максимально короткие сроки. Постараюсь забыть ампутацию части моих мыслей. Постараюсь… Улыбаясь чистой утренней улыбкой выздоровевшей Весны, я лицемерно выставляю напоказ бодрость духа и здоровье.

– Вы удивительно хороши… Вам к лицу выказывать доброе расположение духа!.. Надеюсь, лечение в нашем учреждении пошло вам на пользу. – Не поднимая глаз, он принялся читать мою историю болезни.

– Спасибо, Глеб Викторович, – только и смогла прошептать я.

Иногда он напоминал мне английского литературного лорда. Такой холеный избалованный бог, снизошедший до общения с людьми.

Он сидел, развалившись, в кожаном кресле, увлеченно перелистывая страницу за страницей.

– Читаю историю вашей болезни как роман, – самодовольно усмехнулся он. – Дарецкая Ева Юрьевна… год рождения… опустим, так… поступила с реактивной астенией… назначено было… та-а-ак-с… глюкоза плюс витамины капельно… ноотропил… инъекции… электросон… глицин… и… спасительное трио… тоже опустим… Мы победили? – Глеб Викторович высокомерно улыбнулся, поправляя очки в тонкой золотистой оправе.

Я молчала, чувствуя себя сиротой, оставленной родителями в приюте. Мне ли не помнить триколор всех этих препаратов! Красно-бело-желтые горошины возвращали мне состояние синтетического покоя и уверенности.

– Что, испугал вас?.. – Ему осталось лишь ласково потрепать меня по волосам.

Я сидела на краешке стула и отчаянно пыталась не смотреть ему в глаза, чувствуя себя жертвенным агнцем.

– Мне необходимо вас протестировать… еще раз перед выпиской. Мы с вами поиграем в игру. Я буду задавать вопросы, а вы коротко отвечать. – Доктор продолжал улыбаться, и мне показалось, что его очарование превращается в свинцовый волчий оскал. – Этот тест – простая формальность. Процедура не займет много времени. Я прошу вас сосредоточиться и односложно отвечать на поставленные вопросы.

Меня накрыла мутная волна паники… Только бы не проколоться!.. Господи… святые… помогите! Я старательно не показывала своего волнения, но меня предательски била дрожь. Ладони мгновенно заледенели, а голова, наоборот, горела огнем. Я обернулась к спасительному окну – ждала ее. И она не обманула моих ожиданий. Там, в небесном далеке, мелькнули знакомая ухмылка и средний палец с кровавым топазом. Паника улетучилась, и я расслабилась. С ней все было понятно и просто. Маргарита возникла в кабинете.

– Итак… приступим. – Доктор поглубже уселся в кресло и вперился в меня взглядом энтомолога, решающего судьбу коллекционной бабочки. – Я буду задавать вопросы, касающиеся последнего периода вашего пребывания в клинике. Ну-у-у… скажем, мы обсудим ваше эмоциональное состояние за минувшие десять дней. Постарайтесь отвечать быстро, не задумываясь. Расслабьтесь и смотрите мне в глаза.

Он ворвался в мой мозг, как всегда, бесцеремонно, расталкивая и так не слишком стройный поток мыслей. Я подумала, что Глеб Викторович был ниспослан мне свыше в наказание за Мечту. Не слишком ли дорогая плата за «безбилетный» проезд? Мое сознание должно было покориться, с готовностью выполнить все предъявляемые требования. Но все ли? Глеб Викторович прекрасно справлялся с задачей ликвидировать любые эмоции, приводящие к фантазиям. По его мнению, я была хорошим художником… талантливым «виртуальным реалистом», как он меня называл. Однако на этот раз со мной Ведьма, с которой он уже имел честь познакомиться… Она готовилась защитить мое неуправляемое сознание от агрессии извне. Доктор растерялся буквально на долю секунды, а потом собрался и ринулся в атаку:

– Как часто за последние десять дней своего пребывания здесь вы обнаруживали желание вновь оказаться в Интернете?

Маргарита мгновенно отразила удар:

– Крайне редко, доктор!..

– Часто ли за этот же отрезок времени вы замещали мысли о реальной жизни утешительными мыслями об Интернете?

Она обольстительно улыбнулась:

– Иногда, Глеб… эээ… Викторович. Мне хотелось бы посмотреть электронную почту на предмет предложений работы, к примеру.

– Не нужно пространно отвечать. Мы не беседуем с вами. Я вас тестирую.

– Иногда, доктор, – холодно ответила Маргарита.

– Часто ли вы ощущали, что жизнь без Интернета скучна и безрадостна? – Кажется, он начинал злиться. Видимо, темпераментные монстры быстро раздражаются.

– Никогда за последнее время. Жизнь прекрасна! – Ведьма веселилась вовсю.

Он смотрел на меня удивленно – вероятно, не ожидал столь скорого выздоровления.

– Что для вас является приоритетом в данный момент: пребывание в Сети или интимное общение с партнером?

– Конечно интим! Я соскучилась по мужскому вниманию, доктор! – Ведьма кривлялась, изображая стриптизершу из клуба.

– Сколько раз вы предвкушали, чем займетесь в Интернете, пока находились офлайн?

– За последние две недели – ни разу. У меня скопилось много дел.

– Я не спрашиваю вас о делах! Извольте коротко отвечать на мои вопросы. – Мне стало жаль его, а Маргарита, чувствуя себя богиней победы, ликовала.

– Ни разу за последние две недели.

Я видела, как она парит вокруг него, очаровывая и увлекая. Его удивление граничило с восхищением моей Ведьмой. Она куражилась, и он сменил тактику:

– Послушайте!.. Я не могу быть уверенным в том, что вы, вернувшись домой, первым делом не шагнете в вирт… Я не верю, что вы ни разу не фантазировали здесь о своих виртуальных историях… – Он пересел на край стола и продолжил доверительным тоном: – Кстати, весьма красивых и увлекательных.

– Но я не рассказывала вам о своих виртуальных историях!.. Я еще в своем уме… – Я запнулась.

Фраза прозвучала двусмысленно, и мы рассмеялись.

– В процессе диагностики… вам пришлось рассказать кое-что. Мне понравилась история… о…

Перебив его, я покраснела:

– Может быть, поговорим о чем-нибудь другом?.. Мне не хочется слушать параноидальный бред вашей пациентки, Глеб Викторович!

Мы опять рассмеялись.

Ведьма беспардонно оттолкнула меня. Для нее он был сильным мужчиной и желанной добычей. Она излучала волнующее тепло покорной пленницы.

– Ну-у-у… мы можем поговорить, например, о грядущей весне, о воздухе, который наполняет легкие. О том, что, по сути, все бренно, кроме впечатлений и эмоций… эмоций от возбуждения первым теплым ветром, первым запахом созревающих почек, от…

– От?.. От чего? Продолжайте… – Он слабо улыбнулся.

– От первого «Привет!.. как ты?». Разве не так, док?! Разве вы не испытываете подобного волнения, когда включаете свой компьютер? У вас, несомненно, есть виртуальная пассия, и не одна… Вы ведь известный профи в области зависимостей… Вы… Вы не могли не подойти к черте. Вы достигли высот в профессии, потому что достигли высот в экспериментах. Разве ваше воображение не рисовало пальцы, танцующие за экраном, нервное дыхание, тонкую кожу?..

Наваждение исчезло вместе с Ведьмой. Он смотрел прямо мне в глаза:

– Вы действительно хотите сказать…

– Доктор, дайте мне прийти в себя. – Я жалостливо смотрела сквозь него. – Согласитесь, терапия, которую я получила тут… она… она вымотала меня… я устала, Глеб Викторович! Я хочу домой…

– Хорошо, я отпущу вас. Я почти поверил. – Он помолчал и продолжил: – Мне бы хотелось увидеть вас, Ева. Вот теперь он выглядел человеком. Я собралась ответить ему… Но Ведьма приложила палец к губам и тихонько покачала головой… Пришлось промолчать.

Я рисовала – ничто не могло убить во мне художника. Я читала его образ, образ узурпатора. Охотник, который легко превращается в хищника… От него несло азартом, превосходством и победой. Я слышала звон натянутых нервов. Я видела лопающиеся сосуды в стальных холодных глазах. Рот искажали влажные клыки. От него шли смешанные испарения угрозы, страсти и равнодушия. Его общение, как общение профессионала, было безупречным!.. Он великолепно владел навыками своей профессии и получал удовлетворение от результата применения собственной методики лечения зависимостей. Он гордился своими трудами, с маниакальным упорством добиваясь заданного результата. И я была его гордостью, положительным результатом. «Мой случай» был красив эстетически. Но Ведьма… Я читала его мысли. Это было несложно. Мы слишком много времени провели вместе. Ведьма, смеясь, кинула ему под ноги шелковую перчатку. И ему ничего не оставалось, как принять вызов. Принять, чтобы вновь доказать себе, что нет такой величины, которая могла бы переиграть его эго.

– Я правда могу быть свободна?

– Завтра… завтра я награжу вас свободой!..

Он смотрел мне вслед равнодушными глазами зверя.

ГЛАВА 38
Ад, кошка и человек

Осень хмурилась густыми дымными облаками, грозила дождем и даже, может быть, снегом. Глеб смотрел прямо перед собой в темный проем окна и думал о ней.

Все, что происходило в последние несколько дней, выглядело полным бредом и поэтому не укладывалось в голове. Последние результаты работы с ней говорили о прогрессе. Он чувствовал ее почти физическую неприязнь к Интернету, или, как называют его геймеры, вирту. Слово-то какое – вирт, цепкое и мертвое…

Глеб расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и открыл фрамугу. Пахнуло свежестью и морозцем. Он подышал на холодное стекло, и оно тут же запотело туманным облачком. Интересная девушка и с фантазией. Ей бы книги писать, а она вцепилась в свою «цифровую мечту». Он инстинктивно вывел на стекле букву «М» и тут же стер, словно испугавшись своей слабости. Не к лицу ему… и не к месту. Он врач, хороший врач, со степенью и положением, ворохом монографий на тему зависимостей и последствий. Должен же он разобраться во всей этой чехарде, путанице образов, гуляющих в ее сознании, – в конце концов, это его обязанность. Ему захотелось увидеть ее – сейчас же, немедленно войти в палату, присесть на кровать поверх грубого одеяла и начать неспешный разговор, постепенно подводя ее к тому, что засело в ее хорошенькой головке.

Он взглянул на часы и, вздохнув, направился к двери. Что-то не давало ему покоя, ускользая от внимательного взгляда. Но что? Последние два сеанса с ней закончились обильной рвотой, потом она лежала на узкой больничной кушетке, безразличная и подавленная. Бледность ей шла. На следующий день она не смела глаз на него поднять, сидела втянув голову в плечи, словно ожидая удара. Он щадил ее. После гипноза ее настроение становилось ровнее, она стала нормально есть и даже разговаривать на отвлеченные темы. Но сегодня он опять получил по щеке крепкой ладошкой ее Ведьмы. Дрянь баба. Но притягательная дрянь. Глеб улыбнулся – прием известный: внешне пай-девочка, этакий домашний ребенок, продукт бабушкиного воспитания, но стоит заглянуть глубже, как обнаруживается эта ее стерва, или, как она сама ее называет, Маргарита, надменная, холодная сука. Он до крови прикусил губу. Солоноватый привкус во рту вызвал раздражение. Завтра он собирался ее выписывать, и вдруг на тебе… ее Ведьма вернулась. Больше всего он был недоволен собой – принял игру и перестал контролировать ситуацию. Имеет ли он право отпустить ее… или все-таки еще один сеанс? Пройти глубже, снимая генетическую память пласт за пластом?

Глеб бесшумно покинул свой кабинет и направился в отделение. Дверь ее палаты была приоткрыта. Ева лежала на спине, укрытая до подбородка колючим синим пледом, вытянув руки вдоль туловища. Глаза ее были плотно закрыты, но это не значило, что она спала. Он неплохо ее изучил. Каштановые локоны змейками вились по подушке, создавая своеобразный узор. На лбу выступили капельки пота. Ему захотелось прижать ее к себе и укачать так, чтобы на лице ее заиграла улыбка, но не гримаса отчаяния.

Она страдала от духоты. Глеб поискал глазами оконную ручку, но не нашел. В его отделении больным разрешалось выходить в коридор, открывать окна и даже гулять. Странно… Он топтался возле ее кровати, не решаясь начать сеанс, потом снова ринулся к окну, пытаясь открыть его, но ничего не получалось. Склеенная тройная рама, решетка и осень за стеклом. Да уж, негусто для впечатлительной натуры.

Глеб вышел в коридор, но сестер не было, и он вернулся в палату. Рядом с ней он удивительным образом преображался – ему хотелось шутить, смущая ее, или молчать, пристально разглядывая легкую фигурку, острые коленки и руки с тонкими нервными пальчиками. Он опять разозлился на себя – ну какого черта придумывать то, чего нет на самом деле? По сути, их двое, и непонятно, кто ему приглянулся больше – его пациентка или… Маргарита. Он поймал себя на мысли, что называет ее Ведьму по имени, тем самым персонифицируя. Но ведь человеку свойственна двойственность натуры. Это норма, принятая психологией, и искать тут патологию глупо, другое дело – двуличность. Внешне похожие, эти явления имеют абсолютно разные причины возникновения и по-разному действуют. Двуличие относится к поведенческим началам, тогда как двойственность зависит от перемен настроения и поведения по ситуации. Человек двойственен сам по себе, и две его противоположные сущности проявляются при разных обстоятельствах. В случае Евы, кроме зависимости, наблюдается четко выраженное раздвоение, или, другими словами, диссоативное расстройство идентичности, когда второе «я» полностью отделяется и выходит из-под контроля первого. Возможно, тут сыграла роль травма, перенесенная ею относительно недавно, возможно, стресс… Хотя не исключено, и, скорей всего, это так, она выдумала свою Маргариту, чтобы выползти из депрессии, но при этом она жестко контролирует Ведьму, продолжая, таким образом, играть. Определенно, в ее случае клиника ни при чем.

Он присел на кровать и осторожно коснулся запястья, проверяя пульс. Красивая девушка, жаль… Она вся была словно из хрупкого стекла, тронешь – и разлетятся осколки… кажется, она сама говорила ему об этом. Глеб улыбнулся. Ева приоткрыла глаза, посмотрела на него без удивления и снова закрыла, словно дала понять, что можно начинать. «Неужели в ней спит некто, кто может препятствовать моей терапии?» – он в сотый раз задал себе этот вопрос. Да нет, бред! Хотелось бы посмотреть на того, кто может противостоять его методике подавления. Ему показалась, девушка усмехнулась, словно читала его мысли. А может быть, наоборот, следует спровоцировать ее Ведьму, вытащить наружу, изучить… а там… там, как карта ляжет…

Он заговорил вполголоса, не меняя тона, чуть растягивая гласные, и она безропотно покорилась его воле.

Ад.

– Где ты?

– Мне назначен ад.

– Тебе страшно?

– Нет.

– Расскажи, что с тобой происходит.

– Здесь не лучше и не хуже, чем в земной жизни. Два странных крылатых парня только что подвели меня к массивной двери. Они стоят за спиной, переминаются с ноги на ногу и поглядывают на часы. Знаете, такая смешная парочка лоботрясов, у которых всегда найдутся «срочные дела». Такие обычно строят из себя деловых в случае, когда им неинтересна ситуация. Это и есть мой случай – ситуация абсолютно банальная. Рослая девушка с правильным прикусом, стильная и дерзкая, свела счеты с жизнью, ушла по-английски. – Она рассмеялась сухим нехорошим смешком.

– Ты можешь назвать причину своего суицида. – Он старался не выдавать своего волнения. Такую находку нужно было записать. Он вытащил из кармана миниатюрный диктофон и включил запись.

– Скучно, – вдруг вскричала она, – в один прекрасный момент мне стало скучно. Там, в жизни, я была капризной и взбалмошной женой высокородного австрийского барона Гюнтера фон Баха, развращенная вниманием и любовью. О, как я ненавидела одинокие серые вечера и по-собачьи преданные глаза своего мужа. Ску-у-у-чно… – Она помолчала, облизывая потрескавшиеся губы, а затем, набрав в легкие воздуха, заговорила с жаром, словно боялась не успеть досказать всю историю своего падения. – В один из таких вечеров я затолкала в себя десятка два белых таблеток… а затем запила их виски с водкой. Мерзкий микс. Но ничего не поделаешь, не всегда под рукой алкоголь, которым хочется насладиться в последний раз… Потом снова таблетки и… глотками дурное пойло. Сначала ничего не происходило, немного кружилась голова, подташнивало, а потом появилась слабость и захотелось спать, но проклятая тошнота и холод не давали уснуть. Руки тряслись… я перестала чувствовать тело. Теряя сознание, я тут же приходила в себя, и все повторялось снова. Когда кислород прекратил поступать в легкие, я умерла.

– Что происходит сейчас?

– Какой-то белобородый старичок задает странные вопросы. Я не хочу отвечать. Он вежливо улыбается и зачитывает мои земные деяния. Я устала… Все это напоминает плохое телевизионное шоу. – Ева замолчала и вдруг заговорила снова, порывисто дыша: – Вредный старикашка! Из его слов я поняла, что не заслужила ничего положительного и гореть мне в аду. Фу, не переношу жару… Теперь я знаю, что ад – это то, что ты ненавидишь… Ненавидишь, но вынужден терпеть.

– Расскажи, что конкретно ты видишь. – Его просьба прозвучала настойчиво, но мягко.

– Парни-лоботрясы вытолкали меня в узкий коридорчик и подвели к странной двери, обитой медными листами. Сейчас начнется…

Ева стала метаться по кровати, и ему пришлось надеть на нее резиновые держатели. Он закрепил их на металлической прикроватной раме и вернулся к окну.

Она сникла и горько усмехнулась:

– Ну вот и всё. Двери открылись. Я слышу шум. Ощущение, словно одновременно играют как минимум три симфонических оркестра. Свет режет зрачки. Я ничего не вижу, кроме расплывчатых силуэтов каких-то чудиков, снующих повсюду.

Из ее глаз потекли слезы. Она сильно вспотела. Глеб поморщился и, достав из нагрудного кармашка носовой платок, промокнул ей лоб.

– Дым забивается в ноздри, выедая слизистую. Вытащите меня отсюда! Ай! – Она вздрогнула. – Кто-то из «добродетельных» ангелов толкнул меня внутрь, и двери закрылись. Как можно называть добродетельными тех, кто толкает тебя в преисподнюю? Пусть они и ангелы.

Она забилась, потом, захрипев, обмякла.

– Тебе ничего не угрожает, Ева, это всего лишь сон. Рассказывай свой сон.

– Теперь я вижу стену из живых человеческих голов. Они кричат от боли и ужаса. – Она сморщила личико и уже спокойнее продолжила: – Я стою на балюстраде, усыпанной купюрами разных эпох. Кажется, я званая гостья… я отражаюсь в зеркале. На мне головной убор танцовщицы Crazy Horse… Я обнажена, и мне есть чем гордиться. У меня красивое тело. Правда?

– Ты красивая. Рассказывай.

– Не могу! Снимите с меня этот проклятый обруч. Перья слишком тяжелы. – Она состроила недовольную мину. – Ко мне боком приближается волосатый тип с закрученными рогами, похожий на фавна. В лапах он держит здоровенный микрофон. Кажется, сейчас начнет орать. Сделайте потише звук, прошу вас…

– Не бойся его. Что он хочет от тебя?

Подражая неведомому фавну, она опять закричала. Вены на ее шее вздулись и потемнели.

– Достопочтимые ПадонГГи!.. Ур-р-роды и Ур-р-родки! Встречаем долгожданную баронессу Еву фон Бах!.. Приготовили украшения и… трижды: «Ур-р-р-ра-а-а!» Оркестр, туш! Ничего себе обращение? М-м-м? Ой! – Она изогнулась, пытаясь освободиться от резиновых наручников. – Он тычет мне раскаленным прутом в бок и просит улыбнуться. Из его волосатой пасти жутко разит нечистотами. Мне больно!

– Тебе не больно! Ты видишь сон и скоро вернешься домой. – Глеб обвел палату взглядом.

Совсем обессилевшая, Ева заговорила шепотом, словно доверяла ему самую сокровенную тайну:

– Уроды скандируют мое имя, взрывая хлопушки в виде гигантских фаллосов. Огонь похож на маленький пожар… Помещение наполняется дымом и гарью. Кажется, в голове лопаются сосуды. Мои попытки стянуть проклятый обруч приводят к еще большей боли, он впивается в лобовую кость так, что глаза выскакивают наружу, и я теряю сознание… В чувство меня приводит фавн. Он подносит к моему носу кусок розовой губки, пропитанной горячим крепом венской канализации, и я возвращаюсь к реальности. Абсурд!

– Дальше. Рассказывай!

– Конферансье подает мне два стакана – один, наполненный наполовину таблетками, и второй, с бледно-желтой жидкостью. Я все поняла. Что ж, остается сожалеть о Марго.

– Кто такая Марго?

Девушка улыбается кому-то в своем сне и причмокивает:

– Марго – это вино. Chateau Margaux… Каждый уважающий себя человек пьет шато. – Она хихикнула.

Он зловеще скрипит:

– А вот любимое вино нужно заслужить, дорогая! Когда вы преодолеете три тысячи восемьдесят пятый раз процедуры, возможно – я говорю, возможно, заметьте, – вам будет предложено великолепное Chateau Margaux… Год урожая на ваше усмотрение, баронесса!

– Что-о? Вы слышали? – Ева испуганно завертела головой. – На три тысячи восемьдесят пятый?.. – Потом подавленно добавила: – Он жонглирует стальными пиками, и мне придется подчиниться, да?

– Продолжай! – Глеб испытывал почти экстаз. Теперь перед ним лежала та, вторая, только притихшая. Поделом тебе, дрянь!

– Я… пью виски с водкой, глотая таблетку за таблеткой… и снова запиваю смертельным пойлом… и опять таблетки. Мне плохо. Мутит. Озноб… я перестаю что-либо чувствовать… Кислород прекращает поступать в легкие, и я, кажется…

– Хорошо, Ева, – он старался не выдавать своего возбуждения, – рассказывай дальше.

– Я невидимая личинка, прилепившаяся ко дну глубокой карстовой пещеры. Покой и ровная радость…

Она снова превратилась в его пациентку, и ему стало скучно.

– Вокруг безмолвные мертвые сталактиты. Мы привыкаем друг к другу. Когда я наконец погибну, рядом не окажется никого, только скучные натечные образования. Гармония сосуществования и вечный покой… – Она замолчала, растягивая пересохшие губы в улыбке.

– Что с тобой? Не молчи, говори.

– О, опять этот фавн. Он будит меня, предупреждая, что я умерла лишь в первый раз, а впереди… – она запнулась, – а впереди у нас еще три тысячи восемьдесят четыре… Я постепенно прихожу в себя. Уродливые создания скачут вокруг моего несчастного холодного тела, а ненавистный фальцет кричит в огромный микрофон: «Достопочтимые ПадонГГи!.. Ур-р-роды и Ур-р-родки! Встречаем долгожданную баронессу Еву… Приготовили украшения и… трижды… Туш…»

@

– Вы постепенно и мягко выходите из дискомфортного состояния. Вы слушаете меня… слушаете и выполняете мои пожелания. Во всем теле появляются ощущения спокойствия и тишины, дыхание постепенно восстанавливается, становится ровным и спокойным, сердце бьется ритмично, мысли исчезают, становятся вялыми, их меньше и меньше, почти нет. Все путается, стирается и исчезает. Вам становится все приятнее и приятнее. Вы больше не думаете ни о чем, ничто вас не пугает… Вы ничего не знаете и не видите. Слышите только что-то невнятное и будто бы издалека… Сон… Сон… Вы спите…

Кошка.

– Расскажи мне, где ты сейчас?

– Я кошка, полуголодная и замерзшая, трусь о продавленную ступеньку старого крыльца и зову хозяйку этого прекрасного домика. Но помощь не приму, если только молоко, которое возвращает к жизни. Я вижу, как открывается дверь дряхлой веранды. На пороге стоит женщина, закутанная в толстый шерстяной платок. Меня обдает спасительной струей теплого воздуха. Женщина тяжело спускается со ступенек и направляется в глубину двора. В руке у нее ведро. Я еще в прошлый раз заметила – она выходит на улицу по нескольку раз на день. Не понимаю, зачем человеку столько воды… Я стрелой влетаю на веранду, а потом в комнату. Спасение. Женщина возвращается и наливает мне молока в неглубокую удобную миску, а потом крошит хлеб. Урчу от удовольствия… Я почти уверена, что, кроме молока и хлеба, у нее ничего нет. С охотой принимаю ее угощение. Она смотрит на меня грустными глазами и что-то говорит вполголоса, качая головой. Я не понимаю ее языка. Знаю только, что ничего плохого она не сделает, если, конечно, не полезет гладить. Но этого не случится и в этот раз… Когда я пришла к ней впервые, она попыталась меня приласкать. Но я никогда никому этого не разрешаю, потому что знаю – за лаской последуют побои… Это закон.

Я жадно пью молоко и ем размякший хлеб… Сегодня хлеб серый и кислый. Видимо, дела у нее не очень. Но выбирать не приходится. Она сидит напротив и смотрит, как я ем. У нее кошачьи глаза. Она сама кошка. Просто не знает об этом. Странная. Я заползаю под круглую черную печку, скручиваюсь в клубок и засыпаю. Блаженство…

Меня будит чувство тревоги. Я протискиваюсь в полуоткрытую дверь. Женщина сидит перед светящимся окном и плачет, тихонько всхлипывая. Я не могу ничем ей помочь, разве что… дать себя погладить… Ее это успокоит. Она ласково сажает меня на колени и начинает проводит ладонью по спине. Я испытываю отвращение до дрожи. Как же все-таки отвратительны человеческие руки! Она продолжает что-то шептать. Ее голос успокаивает меня. Я начинаю верить ей и перестаю дрожать. Утром я ухожу, чтобы вернуться через несколько дней.

Тяжелыми хлопьями валит снег на мертвую белую землю. Я голодна и очень устала. Знакомая калитка… Я зову ее. Сначала, как обычно, потом долго и отчаянно. Но в окнах нет света. Под толстым слоем снега пропали крыльцо и дорожка в глубь двора. И я вдруг отчетливо понимаю, что ее тоже больше нет. Нет и не будет. А значит, не будет и меня.

@

– Вы постепенно и спокойно возвращаетесь в состояние сна. Слушаете меня и выполняете мои пожелания. Вы слушаете только меня. Во всем теле появляются ощущения покоя, тепла и тишины. Дыхание постепенно восстанавливается, становится спокойным, ровным, сердце бьется ритмично, мысли исчезают, их меньше и меньше… их почти нет. Все путается, стирается, забывается и исчезает. Вы обо всем забываете… Вы забыли обо всем. Вам становится все приятнее и приятнее. Вы больше не думаете ни о чем, и ничто вас не пугает. Вы ничего не знаете. Вы не видите ничего. Слышите только что-то невнятное и откуда-то издалека… Сон… Сон… Вы спите…

Человек.

– Откуда ты черпаешь силы?

– Я сильна своей верой. Верой дофину и Франции.

– Где ты? Рассказывай подробно. Не торопись.

– Меня раздевают какие-то женщины в монашеской одежде, и сама леди Бедфорд освидетельствует мою девственность. Больно и холодно. Низ живота сводят судороги. Горячо только лицу. Я обязана доказать свою чистоту, чистоту тела и чистоту помыслов.

– Рассказывай все… Дальше!..

– Сегодня, в теплый весенний день, меня привели к святым отцам на трибунал. Несколько часов подряд меня уговаривают подписать покаянную формулу, признав вероотступничество. Мне зачитывают документ за документом. Суд признает мои видения ангелов и святых исходом от злых духов и дьявола. Также суд признает безрассудным мое утверждение, что я узнавала ангелов и святых по получаемым от них наставлениям и ободрениям. Суд признает еретичным мое убеждение, что это и есть проявления веры Христовой. Меня обвиняют в ношении мужской одежды и коротких волос, расценивая это как богохульство, оскорбление таинств, нарушение Божественного Закона, Священного Писания и канонических постановлений. У меня кружится голова от голода и возбуждения. Трибунал настаивает на признании вины во множестве грехов, также я должна немедленно отречься от своих преступных заблуждений. Но я в сотый раз кричу: «Non!!!» Святые отцы называют меня закоснелой еретичкой и отлучают от Церкви. Постепенно я успокаиваюсь. Я знаю, что святая Маргарита за мной. Я слышу шорохи ее одежд и чувствую ласковое дыхание в затылок. Вердикт: «Сжечь!»

Нет страха. Мое сердце осталось распятым на пыльных дорогах тяжелыми ботинками солдат. Я кашляю кровью, и каждая капля кричит: «Не отступай!» Да поможет мне Бог!

– Дальше! Говори, что видишь!

– Солнце слепит глаза. Торжественно и светло. Меня ведут на эшафот. Три помоста. Один из них завален дровами. И я перестаю что-либо видеть – только место своей казни. Оглашают приговор. На голову надевают бумажную митру. Там что-то написано. Но я не умею читать, да если бы и умела, не смогла бы и слова прочитать от волнения. Я молюсь и прошу Силы Небесные принять душу мою. Знаю, что палач не ускорит мою смерть. Знаю, что сгорю заживо. Помогите мне, святая Маргарита и архангел Михаил! В ровных солнечных лучах появляется архангел Михаил. Святая благодать! Он рядом. Я вижу его и, улыбаясь, прошу дать мне крест. Красный палач сует мне в руки две хворостины. Я скрещиваю их над головой и больше не слышу шума на площади, не вижу рыдающего Кошона и откровенное горе плебеев. Я чувствую только свое окровавленное сердце, переполненное любовью к дофину и моей стране!

@

Он стоял в растерянности. Расщепление идентичности или все-таки что-то другое? Времени на размышления не оставалось. Нужно выводить ее на поверхность. Или?.. Или оставить сознание рассыпаться? Нагрузка, которую она перенесла сейчас, гигантским прессом давила на ее сознание, состояние ее было сродни тяжелому наркотическому небытию… Он вновь почувствовал себя богом. В его силах вернуть ей разум или… лишить его. Перед ним пластилин, с которым можно и нужно работать. Как он мог просмотреть подобный психический феномен?..

Ева лежала перед ним, спокойная и мертвенно-бледная. На лице отражалась упрямая насмешка той, другой, которая откровенно издевалась над ним. Он попытался представить их вместе – серенькую художницу и плод ее воображения. На ум пришло интересное сравнение из лепидоптерологии – бабочки данаида-монарх и вице-король относятся к разным подсемействам, однако внешне схожи. Одна из них, кажется монарх, ядовита, и умница вице-король использует мимикрию, чтобы походить на первую. Птицы не трогают ни ту, ни другую, боясь ошибиться. Но с ним этот номер не пройдет. Он разберется, кто именно из этих двух ядовит.

На лице его подопечной появилась слабая улыбка.

– Да она смеется надо мной!..

Глеб проводит пальцем по ее лицу, и у него мгновенно возникает желание обладать ею. Это желание настолько острое, что он, отдернув руку, буквально вылетает из палаты.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю