Текст книги "Мечта"

Автор книги: В. Виджани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– Ты согласна? – залопотал гусь, вытащив из нагрудного кармана будильник.

– Конечно согласна! – Клетчатый мопс поправил очки. – Куда бы она делась, интересно мне знать?! Маргарита вдруг завертелась, и образовавшаяся от ее кружения воронка втянула нас в свою спираль, превращая в мотыльков.

Через секунду мы летели на юг.

@

Лесная тьма приняла нас, гостеприимно распахивая крюкастые объятия. Где-то высоко ухали совы, осторожные шорохи перекликались с чьим-то плачем. Сквозь деревья виднелся деревянный сруб. В проеме распахнутой двери стоял Андрей, блаженно улыбаясь и насвистывая детскую песенку. Вдруг все вокруг облепило несчетное количество белых мотыльков. Я обрела вес, и кто-то больно ткнул меня в спину. Андрей с удивлением смотрел на белесый ковер. Мне показалось, на секунду он усомнился в реальности происходящего и… подумал обо мне…

Скорее всего, мне показалось.

@

Я подхожу к тебе и касаюсь пальцами твоего виска. Долго всматриваюсь в твое лицо, стараясь запомнить все твои черты до мельчайших деталей, чтобы потом рисовать снова и снова в разных ракурсах и поворотах. Во мне закипает нежность и еще одно чувство. Я знаю, как оно рождается…

Тишину нарушает крик совы. Чертова троица начинает беспокоиться, подавая знаки и сверля нас гневными взглядами. Тогда я прижимаюсь к тебе и шепчу: «Лю…б…лю».

ГЛАВА 25
Эффект бабочки

Через месяц после их знакомства он начал путешествовать с ней по выставкам и мастерским неизвестных ему художников, фотографов, инсталляторов, людей странных профессий и хобби. Она умела возносить любое свершение до небес, радоваться чужим успехам, страдать от чьих-то неудач, придумывать, создавать, с невероятным упорством добиваясь результата. Ее было за что уважать. Но ждала ли она его уважения? И мог ли он дать ей то, в чем она нуждалась и без чего не существует творчества априори? Отвечать самому себе не хотелось, дабы не выглядеть перед самим собой примитивным идиотом.

Ее воображение поднимало их над будничной суетой и банальностью. Каждое утро, открывая почту, он получал порции сентиментального позитива – она могла искупать его в нежности, а потом неожиданно отправить несколько строк возмущения по поводу ничего не значащих комментариев с людьми, которых он едва помнил. Он смеялся над ее излишней мнительностью, а она затихала где-то в области сердца, и он слышал ее дыхание. Если ее не было, он начинал волноваться. Глупость. Дикость. И тем не менее это было так. Она возникала неожиданно, чтобы прошептать нечто понятное только ему и немедленно испариться, чтобы тут же написать эсэмэску: «Андрююююша!.. Я соскууу…»

Он стал нуждаться в ее полуфразах-полусловах. Ее «дааааа…» или «нееееет!..», все эти дурацкие скобочки, смайлики дарили ему улыбку надолго после их виртуальных встреч. Часто она ставила его перед выбором своей непосредственностью – принимать этот подарок судьбы или нет?..

Он подозревал, что за этой легкостью и некоторой беспечностью стоит какая-то ее история и ей хочется раскрыться перед ним или просто быть услышанной. Он чувствовал, что их необходимость друг в друге рано или поздно перерастет в нечто иное и в один прекрасный день эта субстанция заполнит их целиком. Ему не хотелось думать о будущем. Каждое соприкосновение с ней было чувственно и сравнимо разве что с ощущениями первой влюбленности. Это все портило. Пугало. Выбивало из привычной колеи.

Он сопротивлялся, выстроив жесткие рамки, за которые ей было запрещено заходить. Ему казалось, что таким образом он спасет их от неотвратимости расставания. То, что они расстанутся, было понятно с первого дня – она столичная девочка, избалованная богемой, не видевшая настоящей жизни… По-другому не могло быть. Но… он не хотел ее терять и не знал, что с этим делать. Он берег ее, как мог, – научился сдерживать ее горячность, воображение, хотя иногда до чертиков приятно было думать о встрече с ней…

Мысли об их возможной близости рождали приятные вибрации внутри, неосознанные запахи свежего молока, травы и раздавленных ягод. Иногда он явственно ощущал в миллиметре от себя тепло ее кожи, дыхание, изгибы ее тела…

«Никакой любви. Только дружба!» – это была четкая установка, данная самому себе, и он постарался донести каждое слово этого постулата до ее сознания. Она была совершенным ребенком, немедленно вообразив, что приобрела друга, не понимая, что они втягиваются в лабиринт, у которого из ста процентов случаев девяносто восемь не имеют выхода. Существовало, конечно, два процента исключений. У него лично не было наглядных примеров этих исключений, но почему-то эти два процента были ему необходимы. Они всегда присутствовали в контраргументах самому себе.

@

Андрей свернул на загородное шоссе, и тут же замелькали деревенские дома за высокими заборами. Вдоль дороги, на обочине, стояли разномастные ведра, тазики, пакеты, наполненные фруктами… Он остановился и подошел к ведру с крупными красными яблоками… Выбрав самое большое, он закрыл глаза и с удовольствием вдохнул аромат. Из ближайшего двора выбежала худенькая девочка-подросток в длинной растянутой майке и обрезанных резиновых сапогах:

– Покупай, дядь, не пожалеешь! Только что нарвала. Сладкие, как мед! – На конопатом личике появилась хитрая улыбка.

– Ну, и кого ты решила обмануть? Думала, я лох городской? Да я в детстве столько яблок натырил, что тебе за всю жизнь не продать! – Андрей принял суровый вид, но на девчушку это не возымело никакого действия.

– И чё? – Она простодушно захлопала глазами.

– А то! Ты их с земли насобирала, и больше двух дней они не пролежат! – авторитетно заявил Андрей. – Небитые есть?

– Ну, есть! Только они дороже будут!

– Тащи! – Он надкусил яблоко и, сморщившись, сплюнул. – Я ж говорю – обман налицо.

Девчонка шмыгнула во двор и вынесла другое ведро. Андрей рассчитался, пряча улыбку, и, аккуратно высыпав плоды искушения на заднее сиденье, поехал дальше. Не все люди живут в столицах, и пишут маслом тоже не все, и от этого они не хуже столичных, просто другие – от них пахнет парным молоком, свежим хлебом или яблоками… Он улыбнулся. А наивные попытки обмануть скорее умиляют, чем вызывают раздражение.

@

Ее не было на связи два дня. Внутри росло беспокойство. Андрей отмахивался от него, приводя самому себе всевозможные доводы – она могла заболеть, внезапно уехать к матери, получить, например, срочный заказ, да мало ли что.

Проезжая через мост, он увидел мальчишек, сооружающих на песчаном берегу шалаш из подручных материалов. Съехал с дороги и остановился, наслаждаясь спокойствием и тишиной. Затем, подумав немного, достал телефон и набрал ее номер. Пока шло соединение, он разулся и, закатав штанины, вошел в воду.

– Привет, Андрюша, – обрадовалась она, – я жутко соскучилась. Ты даже представить не можешь КАК! Разрешаю поставить тысячу восклицательных знаков.

– Привет, – сухо поздоровался он. На душе отлегло: бодрая – значит, здорова. Это главное.

– А я была в нашем знаменитом подвале, – похвасталась она.

– Не понял, в каком подвале? – переспросил он.

– На прошлой неделе позвонил мой бывший сокурсник. Я тебе о нем рассказывала. Предложил поучаствовать в одном небольшом проектике. Дань юности. Я согласилась не раздумывая.

– И что за проект?

– Каким-то чудом в Москве собралась наша «Могучая кучка», еще со времен альма-матер. Я же тебе говорила! Помнишь?

– Ты что-то путаешь! Не говорила.

– Ну что ты, Андрюша!

– Я пока не жалуюсь на память! – замороженным голосом произнес он и вздохнул.

– Ну что ты вздыхаешь? Хочешь сказать, это у меня не все нормально с памятью? – Она сразу сникла и обиделась.

– Я ничего не хочу сказать. Просто ты мне ничего не говорила ни про ваш «проектик», ни про подвал. Рассказывай дальше. – Внутри что-то царапнуло, рождая подозрение в откровенном вранье. Но она никогда до этого не лгала: или не умела, или была потенциальной правдисткой. Есть такие люди, тут нечему удивляться.

– Ну, слушай. Мы, сообщество диких художников-авангардистов по призванию и определению, решили встретиться в старом логове. И я опять выпала из жизни, только на этот раз в другое измерение и в другое пространство.

Он слушал ее и наблюдал за играми загорелых до черноты мальчишек.

– Я рад, что тебе было весело. – Говорить было не о чем. Главное, ничего из ряда вон не случилось.

– Прости, Андрюша… – она перешла на шепот, – я попала в прошлое и… растерялась. Если честно, совсем не весело. Просто впечатления… институт – запахло весной в конце лета.

Стайка мальков резвилась возле ног, задевая лодыжки скользкими прохладными боками. Андрей замер, боясь их спугнуть.

– Я понял – ты одержимая.

– Наверное… я скучаю… По настоящему искусству! Вот, вернулась домой, пропахшая красками, и руки в гипсе. – Она рассмеялась.

– Почему в гипсе? – испугался он.

– Мы ваяли… гипс – материал скульптуры.

У него отлегло от сердца.

– Тебе повезло родиться в столице. В другом месте ты зачахла бы.

– Прости, не поняла.

– Продолжай, мне интересно.

Его голос осип, и ему показалось, что она догадается, но Ева улыбнулась:

– Тебе правда интересно?

Мальки исчезли так же внезапно, как появились, стоило на секунду оторвать от них взгляд… Андрей вышел из воды и присел на отполированный добела камень.

– Мы делали слепки рук. А композиция представляет собой стену, покрытую газетными листами, афишами, рекламными флаерами и фотографиями – всем тем, что может символизировать информационное поле… всё, о чем говорит мегаполис…

– А клавиатура, наверное, занимает центральное место, – перебил он ее, и она рассмеялась:

– Я написала там очень важные слова. Тебе. Не спрашивай какие. Боюсь, не воспроизведу сейчас. Но ты их обязательно услышишь.

– Теперь я знаю, зачем Бог даровал мне большие уши. – Андрей повертел головой, глядя на свою тень.

– Руки – самое главное! Там из стены вопрошают, танцуют, молятся, плачут и смеются человеческие руки. Их много… очень… я не знаю сколько, не считала… – Она говорила в запале, перепрыгивая через слова. – Теперь среди множества других есть и моя рука, а рядом – твоя. Я уверена, что у тебя красивые кисти… рук.

– Красивые?.. Ни маникюра, ни лака… полный, как его… моветон. Жаль, что ты не слышишь меня. – Андрей с интересом стал разглядывать свою руку.

– Но ты же не метросексуал! От таких я бегу. Руки передают информацию… вернее, их прикосновения, ведь не все люди красноречивы? А еще я подумала о том, что моя рука могла бы перевернуть твою страницу и… мы никогда бы не познакомились. – Ее голос дрогнул.

– Возможно, наша встреча была логическим завершением каких-то не связанных на первый взгляд событий… И я не исключаю, что эта цепочка начала выстраиваться в день нашего появления в Интернете. Например… если бы в детстве меня пугали ведьмами или, скажем, развратные девицы привили бы мне в подростковом возрасте какой-нибудь комплекс, мое знакомство с Марго вряд ли состоялось. – Он запнулся и спросил: – Так вы закончили работу?

– Пока нет. Все дело во мне… впрочем, как всегда. Я подумала, что там чего-то не хватает… Мне нужна моя Ведьма, я совсем беспомощна без нее… Но она виртуальная, поэтому с ней сложнее… Зато все понятно!

– Вот как? Прямо треугольник какой-то… Не понимаю, зачем она тебе? Ты не думала об этом?

– Я не хочу думать дурно о ней… и не хочу ее терять. Ведь к потерям нельзя привыкнуть.

– Нельзя. Согласен. Но потеря – не самое плохое, что может случиться в жизни. Гораздо страшнее обман или предательство. Часто потеря оказывается единственно правильным решением, и мы долго помним о ней… А через много лет эти воспоминания могут вызвать, как ни странно, положительные эмоции.

– За меня теперь раздает Ведьма, нисколько не заботясь о тех, кто получает от нее авансы и кредиты в преданности, одаривая давно забытыми эмоциями… Поэтому я пришла за ней.

– Странно… я думал, вы друг без друга никуда. Иногда я вижу, как она молча стоит у тебя за спиной и показывает мне язык. – Андрей взглянул на часы и не спеша пошел к машине.

– Когда собирали каркас нашей конструкции, у меня возникло ощущение, будто я вхожу в тайное сообщество небожителей. У меня всегда возникает подобное ощущение, когда я рисую.

А у него возникло и все более укреплялось стойкое чувство, что они говорят на разных языках. Причем не слышит его – она. Плюс ко всему – виртуальная игла, на которой она сидит. Выход был очевиден, но для него это была непосильная ответственность. Он отдавал себе отчет в том, что удивительная девушка Ева Дарецкая стала частью его сознания, но к реальности он не был готов. Пока не был.

– Ты же не можешь отрицать, что мы лишь игрушки в руках какого-нибудь Робота Гиганта и он может просто все перемешать в своей большой картонной коробке… а у нас в это время случится землетрясение или цунами, например, – лепетала она.

Фантазировать у нее получалось мастерски. Он слушал ее, а внутри рождалось нечто теплое и волнующее. Не сейчас – оборвал он себя и переключился на ее монолог.

– Может быть, океан – это всего лишь бассейн или маленький аквариум. И все эти вавилонские столпотворения, катастрофы, затмения – просто шалость какого-то чудака, играющего в жизнь?.. Стоит стать его любимыми куклами, и он перенесет нас в другую жизнь.

– Фантазерка, – усмехнулся Андрей, – если два человека по какой-либо причине не могут быть вместе… это вовсе не означает, что они не могут оставаться близкими людьми… и тем более не означает, что они не испытывают взаимную симпатию. Если одного из них такое положение не устраивает, лучше им перестать общаться… и чем быстрее они это поймут, тем лучше для обоих. Иначе с большой долей вероятности можно утверждать, что их отношения закончатся, мягко говоря, некрасиво.

@

Каждый раз после прощания с ней он мысленно забирал ее с собой. Она поселилась где-то глубоко в его сознании со всем своим багажом – странными картинами, сухими букетиками, книгами и еще бог весть с чем. Она часто заканчивала их разговор словами «Не исчезай…». Но он и не хотел исчезать из ее жизни, наоборот, каждый раз, когда они общались, у него возникало неодолимое желание рассказывать ей о мало-мальски существенном, происходящем в его скудном реале, рассказывать легко и непринужденно, но так, чтобы ей не показалось, будто необходимость в ней перешла границы их виртуального общения. Он расстроился, когда она заявила о своем возможном переезде в Китай. В голове не укладывалось – она и азиатская культура, все равно что какая-нибудь Эмма Уотсон или Моника Беллуччи неожиданно поселятся в его Тмутаракани. И расстояние… Это еще больше отдалит их, отодвинет и, возможно, спугнет возникшее было чувство, которому и названия-то пока нет.

Ева сообщила эту новость почти скороговоркой, опустив глаза и покусывая нижнюю губу. Она нервничала, ожидая его реакции. Он сначала растерялся, пытаясь улыбнуться и перевести разговор на другую тему. Тогда она принялась хохотать, надела на нос игрушечные очки с нарисованными глазами и стала сердито хмуриться, изображая известную Мымру из старого советского фильма. Он задумчиво смотрел сквозь равнодушное стекло, а она, пугаясь его реакции, кричала: «Ну какой из меня функционер? Я же рассеянная и вообще… художник!» На следующий день он ходил сам не свой. Телефон молчал, а вечером она не вышла в Сеть. Он совсем расклеился, а потом подумал – какая, в сущности, разница, все равно ее нет рядом. А ей полезно сменить обстановку. Перемена отвлечет ее от виртуальности и… наверное, от него.

ГЛАВА 26
Врушка

Город небоскребов пылал радужными огнями, отражаясь пастельными пятнами в океане. Девятичасовой перелет сделал свое дело – сначала вымотал нервы, а потом заставил принять неизбежную химию, и я провалилась в тяжелый семичасовой сон. Больше часа находиться в воздухе я не могла. Шестьдесят минут – рубеж между обычным состоянием и началом панических атак, выраженных в приступах удушья и ощущении чужого тела. За этим рубежом внутри начинает что-то меняться, разламываясь на три составляющие: тело, сознание и страх. Мое спасение заключалось в золотистой капсуле, упакованной в металлический цилиндр, похожий на тюбик герленовской помады; стоимость капсулы была как раз соразмерна стоимости маленького этюда, написанного на последнем пленэре. Июльский полевой сплин и безвредная бабочка, повешенная на сухой ветке чертополоха, – панацея от страха быть задушенной неизвестно кем. Слава Асклепию… Люди, сами того не понимая, любят смерть больше, чем жизнь, и платят за нее самую высокую цену.

Papillons de mort безболезненно перенесла меня в Китай, подарив городской ландшафт, похожий на фантастический триллер, и двоедушие, возведенное в философию. Азия – другое измерение, похожее на виртуальность, бесконечная история призраков в зыбучих песках времени…

Я чувствовала себя счастливой – у меня был новый день, новое небо и океан. Состояние эйфории подтачивал маленький беспомощный червячок, который засел глубоко в сознании и робко задавал противные вопросы: почему мы не вместе и что произойдет, если взять билет и неожиданно нагрянуть к нему? И что держит его? Семья? Женщина? Нет, это исключено. Он был искренен, чист и спокоен. Мужское спокойствие – первый признак свободы. Но тогда что все-таки его держит? Ответа не было, и от этого рыбьего молчания становилось тошно. Нереальность происходящего между нами рождала страх перед безумием, которого, казалось, не миновать.

@

В аэропорту меня встречала небольшая китайская делегация с традиционными азиатскими улыбками, церемонно подчеркивающими значимость гостя. С непривычки восточное гостеприимство воспринимается раболепием, вызывая раздражение. Я не люблю рабов. С рабами страшно и… никакого содружества. Сославшись на тяжелый полет, я отказалась от ужина и попросилась в отель.

Через два часа я валялась на широченной кровати в спальне со стеклянным полом и зеркальным потолком. С некоторых пор зеркала внушали мне подозрения, поэтому, выключив верхний свет, я любовалась медленным танцем зубастых бирюзовых волн, представляя себя скромной ракушкой, вынашивающей жемчужину. Ничегонеделание дало результат, на который не приходилось рассчитывать, – я уснула полноценным здоровым сном.

@

Проснувшись под утро, я открыла свой лэптоп, и он тут же моргнул бледным экраном, а затем, выкинув горку почтового спама, и вовсе погас, экономя зарядку. Палец непроизвольно коснулся главной клавиши, и экран вновь ожил, услужливо предлагая музыкальный плейлист. Включив первую попавшуюся композицию, я зашла на его страницу. Огонек пылал красной точкой – большая рыжая Обезьяна мирно спала. Иногда от тишины в Сети можно оглохнуть…

Я всегда точно знала, когда он придет, хотя раньше не могла похвастаться особой интуицией. С ним все стало по-другому. С первого дня нашего знакомства внутри родилось нечто похожее на теплый комок, который то взлетал к самому горлу, то ухал вниз с космической скоростью. Отчасти это состояние напоминало дурацкие панические расстройства, но в нем было больше возбуждения, чем страха. Андрей приходил и долго стоял за «дверью», а потом резко открывал ее, замирая на пороге… Я с восторгом бросалась к нему, чтобы повиснуть на шее, шепча на ухо ничего не значащие новости горячими влажными губами… На самом деле нам не было никакого дела до новостей. Мы оба несли чушь, перебивая друг друга, забывая, с чего начали, мы путались, смеялись, а потом замолкали. И тогда приходило ощущение неизбежной потери, и теплый комок, холодея, превращался в камень. Мне нужно было совсем немного – просыпаться с человеком, которого я выбрала.

Он чувствовал любую перемену, которая происходила со мной. Стекло монитора обостряет внутреннее обоняние. Он пытался развеселить меня, рассказывая что-то нелепое и смешное. Я покупалась на его уловки. Меня никто не мог так рассмешить, как он.

Теперь у меня складывалась другая мозаика счастья – «он» и «работа». Осталось суметь совместить их, и… я растерялась. Шло время. Ничего не происходило. Он молчал, а я трусила спросить: «Что дальше?» Идиотский вопрос. Приглашение в Китай оказалось кстати. Я собралась с силами и прилетела, а растерянность осталась там, в Москве.

– Мадам, распоряжения по поводу вашего доклада переданы на ресепшен отеля, где вы проживаете. Перевод текста послан вам на e-mail. Завтра в шестнадцать двадцать пять у вас интервью с… – Далее следовало перечисление нескольких СМИ.

Сухая телефонная дама отвлекла от печальных мыслей. Впереди ждали работа и драйв созидания. Я не умею предавать то, что люблю. А к остальному равнодушна, хотя «остального» в моей жизни оставалось так ничтожно мало, что оно казалось незначительной частью чего-то еще меньшего, совсем лилипутского, не имеющего к нам никакого отношения…

@

Два дня изнурительного просиживания в гигантском, даже по китайским меркам, зале со сложным и путаным названием подходили к концу. Я никак не могла определиться с датой своего отъезда. Мне предлагали полугодовой контракт, таская по галереям и выставкам, которые потрясали размахом, другим содержанием, другим подходом к жанру, в котором я работала. Нельзя оставаться равнодушной к чудесам. Меня сдерживал страх влюбиться во все это и, как следствие, остаться. Принять такое решение значило бы оттянуть нашу встречу еще на полгода. Нет, я определенно не смогу так долго ждать. И он не сможет. Мне хотелось услышать его совет, а еще лучше – решение, и я тянула с ответом. Но его не было на связи почти неделю, а точнее, пять дней и пятнадцать часов. Невероятно долго. Оставалось успокаивать себя тем, что у нас были и более длительные разлуки, но это ничего не значило. Ровным счетом ничего. Он всегда появлялся неожиданно, чтобы замереть на пороге…

@

Какой-то китаец целое утро вручал мне конверт с приглашением на завершающий банкет. Вручал долго, с особым почтением, держа его двумя руками и безостановочно кланяясь. Затем пригласил на завтрак от имени одного из устроителей конференции и владельца компании, которая приглашала меня на работу. Я не могла отказать. Отказ в совместной трапезе выглядел бы оскорблением, таковы местные традиции.

Через полчаса за мной прислали длинный черный автомобиль, похожий на похоронный лимузин из старых фильмов про гангстеров. Малюсенький водитель в красно-черной униформе ловко открыл одну из многочисленных дверей необычного авто и зачем-то вручил проспект городских достопримечательностей на абсолютно китайском языке. Спустя сорок минут неуклюжий автомобиль подкатил к стеклянному зданию ресторана, который находился через улицу от отеля. Опять традиции. Пока мы плелись по узким улочкам Старого города, я торчала в телефоне, поглядывая на колонку гостей своей страницы, а потом, вспомнив разницу во времени, немного успокоилась.

Китаец, пригласивший меня на завтрак, с воодушевлением рассказывал о всех преимуществах работы в Поднебесной, о нашем будущем партнерстве, о чудесной жизни на побережье и еще о чем-то, должно быть, важном и пафосном. Он плотоядно посматривал в мою сторону, неловко ухаживая и безостановочно лопоча на адской смеси английского и русского. Слово «партнерство» напугало меня до смерти. Совместный бизнес мужчины и женщины – это, вероятно, постель со скомканным сексом в душной чужой спальне, выкуренная за вечер пачка сигарет и долгое пребывание в душе. Я не выносила духоту ни в каких видах.

– Собирайся! Тебе сегодня нужно быть очаровашкой, дорогая! – Ведьма валялась на растерзанной кровати, изображая средневековую блудницу.

Ее появление застало меня врасплох.

– Через два часа начало банкета, – она хрипло рассмеялась, – и вся ваша тусовка соберется покривляться перед камерами и пр., пр., пр., как всегда и везде. Только тут они другие.

– Что такое «пр.»? – Я взглянула на часы.

– Прочее, – строго пояснила она. – Надень шелковое платье и шпильки. И все смешные человечки будут у твоих ног.

– Перестань, – стараясь придать своему лицу серьезное выражение, попросила я. – Никакие они не человечки. Они замечательные че-ло-ве-ки, и художники у них самобытные, понятно?

Показав Ведьме язык, я побежала в ванную.

– Лилипутики, – громогласно заявила она.

– Ничего подобного! – рассмеялась я уже из ванной.

В спальню я вернулась разрумянившаяся, завернутая в белоснежное полотенце и кинулась на кровать остывать.

– Ты тут? – спросила я, глядя на себя в зеркало, висевшее напротив кровати.

– Нет, – незамедлительно отозвалась Ведьма, – меня здесь нет и не было. Но тебе пора одеваться, иначе ты опоздаешь. – Голос раздавался из-под кровати.

– Не дури. Вылезай!

Ведьма молчала, видимо обидевшись. На всякий случай я заглянула под кровать. Там было пусто.

Устав от шума, света и камер, я вышла в золоченый холл ресторана. Зал, где проходило торжество, изобиловал несметным количеством блюд, персонала, украшений и подарков. Фуршет подходил к концу.

Еще в самом начале банкета девушка-координатор в национальном костюме приколола к моему платью букетик желтых цветов. Именно в этот момент я поняла, что сегодня что-то произойдет. Ведьма с таким именем и трогательный букетик желтых хризантем… Меланхолия улетучилась, и я тут же почувствовала себя искусительницей – состояние, похожее на аромат любимых духов, который еще долго остается после тебя в комнате, свидетельствуя о том, что ты тут была. Улыбнувшись своим мыслям, я обернулась.

На меня смотрел мужчина, высокий и статный, похожий на Бонда девяностых. Бондиану я знала наизусть – ее любила бабушка. Он не спеша подошел ко мне и коснулся моей руки. Было в нем что-то демонически притягательное. Улыбнувшись уголками рта, он негромко произнес по-английски:

– Я точно знаю, что ты хочешь сейчас, впрочем, как и я. Смерив его ледяным взглядом, я ответила, что он ошибся. Ответила намеренно громко и по-русски. Он пожал плечами, будто понял, и вернулся в зал.

Странно, но этот человек не вызвал у меня протеста своей наглой выходкой. Я внутренне потянулась к нему, немедленно представив себя рядом с ним. Он был мужественный и элегантный… в меру… нет… на грани показного лоска и интеллекта… В любом другом случае подобное поведение мужчины повергло бы меня в шок. А тут… потащило к нему с невероятной силой. Но… Это выглядело бы некрасиво. Я была уверена, что потом… после всего того, что спонтанно случается между мужчиной и женщиной, мучилась бы угрызениями совести. Я не имела права.

@

– Ну? – вкрадчиво спросила она. – Как время провела?

– Хорошо провела. – Я усмехнулась.

– Вре-е-ешь! – протянула Ведьма. – Врушка! Врушка! – Она вскочила на кровать и начала прыгать.

– Не вру! Слезь с кровати. Сломаешь!

– Что это было, Ева? Ты отшиваешь супергероев. Ой, не могу… держите меня, клавиши. Куда ты собралась? Вот он, твой герой. Лови его!

– Он же чужой. У меня есть Андрей!

– Неужели? – Маргарита залилась хохотом. – Ты сначала разберись в себе. Например, начни со своего прошлого.

– Ты о чем?

– Сожги содержимое черных пластиковых пакетов. Или продай. Сделай хотя бы что-нибудь.

– Непременно. Я возвращаюсь в Москву.