Текст книги "Мечта"

Автор книги: В. Виджани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Когда они подошли, совсем стемнело. В дежурке горел свет. Дядя Володя попросил подождать его на крыльце, но Андрюха глянул на него так, что все вопросы отпали. Дверь им открыла сторожиха. На вопрос, где Кузьмич, она, уперев руки в боки, рявкнула: «Домой уперся…» Не поверив, Андрюха оттолкнул ее и рванул в подвал. Посередине подвала на полу сидел Санек, обхватив голову руками. Вокруг него прохаживался Кузьмич с кожаным ремнем, на конце которого болталась тяжелая бляха. Он поднял руку, чтобы в который уже раз полоснуть Саньку по спине, но сделать это не успел – дядя Володя уложил его в нокаут с одного удара.

@

– Эй, ты меня слышишь? – Сашка вернул его из детства, и, не поморщившись, в один глоток осушил полбокала. – Не собирался же похмеляться. А все из-за тебя!

– Да ладно, Сань. – Андрей постучал пальцем по диску.

– Тебе весело, да? А у меня на столе лежит ядерная бомба! – Он кивнул на диск.

– Не преувеличивай. Ты зачем вообще в офис приехал? Нет бы сразу домой…

– Да я задницей почувствовал: что-то тут происходит. – Сашка выдохнул и допил содержимое. – Был я дома, но моя с порога как начала пилить, так я развернулся и сюда рванул. Лучше б дома остался, ей богу…

– Да не переживай ты. Все будет о'кей.

– Надеюсь, – проворчал шеф.

– Теперь так. Парни сделали свою работу. Нужно оплатить. Плюс дорога… Еще надо пересмотреть нашу систему безопасности. Предлагаю к ним и обратиться.

– А других кандидатур нет? – поморщился Маркелов.

– Есть и другие, но эти лучшие. – Андрей усмехнулся.

– Ладно, – проворчал шеф, – пусть выставляют счет.

ГЛАВА 34
Пять, четыре, три

– Обход! – В палату вошла старуха санитарка. Она сосредоточенно смотрела на что-то позади меня. – Убери с тумбочки яблоки. Почему не поела?

– Не хочу. – Я пожала плечами.

Санитарка недовольно покачала головой и прикрыла дверь.

@

– Добрый день, Ева. Как самочувствие? – улыбнулся Глеб Викторович.

Красивый доктор был любимцем медперсонала. Дежурная улыбка благополучного человека выстраивала невидимую стену между ним и его собеседниками. Этакий пример здоровой психики, респектабельности и столичного лоска. Рядом с ним любой чувствовал себя букашкой и посредственностью. Он продолжал улыбаться, раскачиваясь на носках дорогих туфель. Пришлось напустить на себя чопорный вид и вежливо ответить на приветствие. Без книксенов день прожит зря.

– Как самочувствие? Жалобы есть? – продолжал издеваться он.

– Благодарю. Все хорошо. Я хочу домой, – выпалила я.

– Так скоро? – Напустив на себя печальный вид, Глеб Викторович прошелся по палате, шурша белоснежным накрахмаленным халатом. – Сейчас вам нужно больше отдыхать. Это важно. Сон – лучший лекарь. Вы должны слушаться меня. Спать…

Доктор говорил еще что-то. Мне не хотелось вслушиваться в его сентенции об очевидных вещах. Он говорил уверенно и безапелляционно. Будто все его рекомендации нужно было немедленно и безоговорочно выполнять.

Борясь со сном, я упрямо повторила:

– Хочу домой.

– Скучаешь?

Мы оба вздрогнули и как по команде обернулись. Ведьма висела на потолке вниз головой, раскачиваясь из стороны в сторону. Ее длинные черные волосы стекали на пол блестящими атласными лентами. На ней был нелепый костюм Супермена из детских комиксов. Гигантская буква «S» полыхала на груди разноцветными пайетками. Не считая распущенных волос, от Супермена ее отличали аппетитные округлости и шпильки, приклеенные к потолку. Я перевела взгляд на доктора, пытаясь определить реакцию на столь внезапное появление гостьи. Он молча смотрел на нее, не выдавая каких-либо эмоций. Возникла неловкая пауза. Ведьма продолжала раскачиваться, будто всю жизнь только и делала, что висела вниз головой. Я не выдержала первая:

– Что за маскарад?

– Так нужно, детка, – прошептала она.

– Что значит, так нужно? Объяснись, пожалуйста, – потребовала я.

Доктор присел на стул рядом с кроватью, стараясь не измять халат. Марго демонстративно не замечала его. Или делала вид.

– Тебе не нравится мой прикид? А я хотела тебя развлечь!

Я покрутила пальцем у виска.

– А какой бы ты хотела меня видеть?

На кармане хрустящего халата посверкивал золоченой вышивкой логотип клиники, похожий на кельтский крест с вензелями. Не дождавшись ответа, Марго легко спрыгнула на пол и мгновенно преобразилась в Даму Треф. Волосы сами завились в прическу времен Марии-Антуанетты и приобрели синеватый оттенок. Теперь на ней искрилось черное кружевное платье, чуть ли не в два раза уменьшившее пространство палаты. Платье было прозрачно до неприличия. Она стояла к нам вполоборота, прикрывая лицо неестественно маленьким веером.

– Я была на встрече, детка. Важной для тебя, вернее… гм-м-м… – она замялась, – вернее, важной для твоего будущего. Не будешь же ты вечно в сумасшедшем доме.

– Но позвольте! – вмешался Глеб Викторович. – Моя пациентка находится не в сумасшедшем доме…

Марго царственным жестом отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и бесцеремонно уставилась на меня. На этот раз ее поведение выходило за все рамки приличия.

Доктор продолжал изучать ее, и она ему нравилась! В смысле, как женщина нравилась. Во мне боролись противоречивые чувства. Я не могла рассказать Глебу Викторовичу про нее, про нас, про все, что мы с ней пережили или что я пережила из-за нее. Мысли путались. Молчание затягивалось. Доктор не был моим другом. Чужак, который вошел в мою жизнь со своими правилами и распорядком. Но сейчас меня волновала Ведьма. Что-то происходило с моим сознании, что-то неладное, иначе зачем она тут?

Марго недовольно приподняла тонкую длинную бровь и торжественно произнесла:

– Я разговаривала с двумя ангелочками, и они меня расстроили. Странные типы. Не в себе. – Ее лицо приняло печальное выражение.

– Ты хочешь сказать, что была в галерее? Да? Говори, не молчи!

– Расскажите нам, прекрасное создание, о вашей встрече с ангелочками. Но помните, Еве противопоказано волноваться, – бархатным голосом предупредил Глеб Викторович.

Марго наконец «заметила» его и, высоко подняв голову, состроила недовольную мину.

– Мы ждем, дорогая. – Он буквально пожирал ее глазами.

– Я не привыкла разговаривать с мужчинами, которые сидят в присутствии дамы, это раз, и два – мне вас, милостивый государь, не представили. – Ведьма поднесла веер к лицу и, прикрыв рот, высунула язык. – Кажется, он меня видит! – Она зажмурилась. – А что, симпатичный парень.

Опустив веер, Марго соизволила одарить доктора легкой светской улыбкой.

– Ева, представьте меня, пожалуйста, даме. – Доктору нужна была помощь, и я ее, конечно, оказала.

– Это Марго. Ведьма. Моя, – прошептала я и замолчала.

Он делано поклонился:

– Позвольте, я сам вам представлюсь, сударыня. Меня зовут Истомин Глеб Викторович. Так вас устроит?

– Устроит, Глеб Викторович. – Ведьма благосклонно улыбнулась, поклонившись. Кринолин угрожающе заскрипел.

– Рад, что угодил. Продолжайте, мадам! Расскажите, что именно вас огорчило в галерее?

Сузив глаза, она обратилась ко мне:

– Я потребовала у этого хлыща Прагматика вернуть крылья – твое вдохновение, дорогуша. – Она задохнулась от негодования. – Пренебрегая этикетом и приличиями, я САМА явилась к ним… – С видом оскорбленной добродетели Маргарита подошла к окну и бросила взгляд на больничный двор. – Так вот, деточка, он отказал. – Она достала из декольте платочек и картинно приложила к сухим глазам.

– А что сказал Романтик? – Сердце билось больной птицей, готовое выскочить из груди.

– Старик упрямо молчал.

– Молчал? Хорошо. А что еще сказал Прагматик? – Я пыталась встать с кровати, но ничего не получилось. Меня словно скотчем приклеили.

– Это чудовище предложило мне разобраться в себе. Ах, какая нелепость обращаться к существу, которое тебя не слышит! И все потому, что у него нет сердца. Один сухарь, другой упрямец – два сапога на одну ногу, – вынесла она вердикт. Криво как-то у нее получилось. Маргарита опять изменила свой облик. Кринолин исчез, уступив место косухе, утыканной клепками, и грубым ботфортам.

– Мне кажется, этот ваш Прагматик прав! – Доктор заглянул в глаза Ведьме. – Прав по той простой причине, что вы заигрались, сударыня. Вы слишком далеко зашли в желании подарить как можно больше эмоций своей подопечной. Эмоции не нужно ждать. Их нужно получать естественным путем и в реальной жизни, а не посредством воображения и иллюзий.

Ведьма наклонилась к нему и потерлась щекой о плечо. Она походила на большую черную кошку. От Глеба Викторовича ничего не осталось – только халат и улыбка.

– Вы старомодны, док, и не умеете обращаться с настоящей леди. Интересно, у вас есть женщина в полном смысле этого слова? – И, уже обращаясь ко мне, она тихо добавила: – Док одинок! Без сомнения. Ты же такого хотела – смотри, какие у него красивые пальцы… то, чего тебе не хватало в Мечте!

– Но… – замялся Глеб Викторович.

– Никаких «но», и не нужно делать мне замечаний. Ева – самая большая любовь моей жизни. А вы не можете рассуждать о любви. Вы не любите, и поэтому у вас нет такого права!

На ней появилась шляпа, вуаль начала расти и напоминала теперь длинный шлейф. Развернувшись, Марго пошла на меня, закрывая собой проем окна. Я отчетливо видела каждую клеточку ее шлейфа. Мушки на нем оказались живыми. Они ползали по сотам прозрачной ткани огромными черными жуками. На тулье расцвели целые клумбы цветов, кажется, это были ранункулусы и анемоны. Повеяло сладким запахом лаванды и шалфея. Глаза мои начали слипаться, и поделать с этим ничего было нельзя. Ее голос давил на меня вместе с потолком, в нем появились басистые нотки. Стало жутко, но бояться не было сил.

– Сейчас я назову числа в обратном порядке, и ты откроешь глаза, Ева. Ты веришь мне. Пять, четыре, три…

ГЛАВА 35
А в городе N…

Андрей вернулся в свой кабинет и, положив жесткий диск на стол, устало опустился в кресло. Он еще раз набрал номер Евы, но она был вне сети. Бред какой-то…

Поймав вопросительный взгляд Андрея, Данте ловко приклеил к террабайтнику оранжевый стикер и снова погрузился в компьютер.

– Марк, ты можешь позаботиться об этом? – Андрей кивнул на диск.

– Банковская ячейка, – посоветовал Марк, собрал шнуры и, сложив их в сумку, спрятал диск в портфель.

– А может, лучше в космос отправить? Я могу договориться. Моя соседка в их конторе моет полы, – с серьезным видом проговорил Данте.

– Все шутишь? – Андрей покачал головой.

– Я всегда шучу, когда мне страшно. В наше время и за бутылку могут грохнуть. А тут… – Парень неодобрительно покачал головой. – Весело, конечно, но я предпочитаю разрабатывать план со всеми известными. Правда, ты друг Марка, и меня это успокаивает. Имей в виду, я не в восторге от того, что из-за денег убивают людей. Возможно, у тебя на это веские причины и я не все знаю. В любом случае, это на твоей совести.

– Если ты такой совестливый, тогда почему не найдешь себе другое занятие?

– Не могу. Я за Марка в ответе. Он же без меня, как дитя неразумное.

– Марк, я пойду осмотрюсь, а ты пока успокой его, – Андрей указал на Данте, – а то у него, не дай бог, истерика случится.

@

Андрей со Стасом вышли. Несколько припаркованных автомобилей, все знакомые, парочка целующихся школьников в сквере напротив, два бездомных лохматых пса и дымящийся окурок возле урны.

– Кажись, чисто, – пробормотал Стас.

– Поговори еще раз с охраной, пусть держат язык за зубами. – Андрей махнул Марку, стоящему у окна. – Мы сейчас ко мне, потом посажу ребят на самолет и заеду… или не заеду. Короче, гляди тут по сторонам. Если что, звони. Коробку с железом отнесешь в котельную и лично засунешь в топку. Вроде все.

– А разве Александр Иванович не выйдет нас проводить? – засмеялся Данте, появившись на улице.

– Иди уже… – Марк подтолкнул парня в сторону машины.

– Слышишь, гений! – окликнул Данте Стас. – В следующий раз приедешь, с меня культурная программа.

– Заметано. – Парень улыбнулся, подняв вверх два пальца. – Поставим на уши вашу деревню.

@

Марк дремал на переднем сиденье. Встречная машина посигналила им фарами и остановилась, оглушив народным рэпом. Из окна высунулась бритая башка.

– Привет, Динамо. – Андрей протянул мужику руку. – Сто лет тебя не видел. Думал, опять посадили.

– Здорово, Андрюха! Не дождутся. – Мужик явно был рад встрече. – С тещей земельку в аренду взял. Я с гоп стопом завязал, типа, честный феодал. Йо!!! – заржал мужик. – Слушай, Летов, у вас грузовик тентовый есть?

– Есть. Тебе для чего конкретно?

– Да барахло тещино на фазенду перевезти.

Сзади подкатил еще один автомобиль и нетерпеливо посигналил.

– В задницу себе подуди! – лениво бросил бритый. – Ну, так как?

– Тебе когда нужно? – уточнил Андрей.

– Да прямо сейчас.

– К офису подскочи, скажи охраннику, чтобы Стаса позвал. Он сделает.

– С меня пузырь.

Андрей кивнул, и они поехали дальше.

– Что это было? – рассмеялся Марк.

– Это у нас такие пробки. Интересно, да?

– Офигеть, я почти влюбился в этот персонаж. По нему рыдает столичный шоу-бизнес.

– Не… – Андрей подмигнул в зеркальце заднего вида. – Он не из этих.

@

Они свернули на узкую улицу. Впереди лошадь катила телегу. Вожжи держал крепкий мужичок с вызывающе торчащим из-под заломленного козырька чубом, в синих штанах с лампасами, заправленных в отполированные сапоги. Данте присвистнул и начал снимать казачка на телефон.

– Вот так и живем не торопясь, – протиснувшись между телегой и бордюром, сказал Андрей и объехал телегу.

– Да уж, – улыбнулся Марк, – корейское авто с невоспитанным плейбоем внутри и этот румяный набор генов вполне могли бы стать инсталляцией на какой-нибудь столичной выставке. «Пересечение параллельных миров», например. А что, актуальная тема.

– Ну да, – погрустнел Андрей. – Глядя на эту инсталляцию, столичные дамочки будут писать в трусики от восторга.

– Выберут-то все равно Рублевку. А у вас супермаркеты есть? – встрял Данте.

– Нет, только сельпо.

@

У дома в накинутом поверх халата расписном павловском платке стояла Надежда Васильевна. Рядом стирал с коленок грязь пятиклассник Матвей. Чуть поодаль валялся велосипед со слетевшей цепью.

– Как дела, Матвей? – Андрей разворошил непослушные вихры мальца. – Здравствуйте, теть Надь.

– Глянь, этот раздолбай новый велик сломал.

– Мать теперь уроет, – заныл мальчишка.

– Сам-то цел? – Андрей поставил пакеты на лавочку и подмигнул своим гостям. – Давай посмотрим, что можно сделать. – Он подошел к велику и подергал за цепь. – Ёшкин кот… У меня когда-то был «Орленок» Нормальный отечественный агрегат. А сейчас… – Он махнул рукой.

– Вижу, без меня вам не разобраться, – закатал рукава Данте. – Инструменты есть?

– А ты чё, починить можешь? – удивился Матвей.

– В багажнике возьми. – Андрей протянул ключи.

– А вы, дяденьки, идите колбаску нарежьте, – подмигнув мальчишке, распорядился Данте.

@

– Киру видел? – спросил Андрей Марка.

– Сделал несколько снимков. Издалека. Как вор. Кира считает отцом другого человека. Может быть, потом… когда подрастет. – Он нахмурился и затушил сигарету.

– Что делать, жизнь так устроена, – заметил отец. – Всегда приходится чего-то ждать.

– Теперь Данте мне как сын, как брат…

– А ну, ребята, освободите-ка место под горячее, – распорядился отец. – Пока вас не было, я поколдовал тут. На стол было выставлено внушительных размеров блюдо, в центре которого красовался подрумяненный карп с маслинами вместо глаз и пучком укропа во рту. Композицию завершали ломтики картофеля, посыпанные зеленым лучком.

– Ух ты! Слов нет, пап, ты настоящий художник! – развел руками Андрей.

– Дааа… дядя Володя, – присвистнул Марк. – Рука не поднимется на такую красоту.

– Да перестаньте, ребята, – засмущался отец. – Андрею спасибо – духовку отдельную на кухню поставил, и я теперь с ней управляться могу. Давайте зовите вашего друга, рыбу нужно есть горячей.

– Гляньте, как он развлекается! – Андрей показал в окно. – Пап, и тебе интересно будет.

Во дворе Данте нарезал круги на отремонтированном велосипеде. Матвей смотрел на него, раскрыв рот от восхищения. Вдруг откуда ни возьмись к ним подбежала Нинка и с размаху огрела парня по голове кокетливой дамской сумочкой. Слетев с велосипеда, Данте тут же попытался вскочить, но Нинка прижала его к асфальту ногой:

– Лежи, бандит! Убью!

– Держи вора! – крикнул из окна Андрей.

Несчастный парень, увидев в окне оторопевшего Марка, жалобно простонал:

– Марк! Я домой хочу!

– Чего ржете? – возмущенно воскликнула женщина. – Милицию вызывайте!

Матвей наклонился к Данте и тихонько прошептал:

– Ты лучше пока не вставай. Я сам мамке все объясню.

@

Пообедав, Данте подобрел:

– Как мало нам все-таки нужно, чтобы забыть о неприятностях. – Он положил себе на тарелку второй кусок пирога. – Бывая в таких городах, как ваш, понимаешь, что столичная суета превращает людей в безликую массу. А у вас тут все размеренно, ничего лишнего, и каждый человек виден как личность. Дядь Володь, вот скажите, зачем все едут в Москву?

– Человеку свойственно желать большего.

– Лично я не знаю ни одного москвича, который добровольно променял бы столицу на периферию. – Андрей налил себе чаю в большую чашку. – Есть, конечно, такие, для кого и вправду рай в шалаше, но это быстро проходит. И еще, – добавил он, помолчав, – Москва – это не только шанс на лучшую жизнь, но еще и архитектура, театры с мировым именем, музеи…

– Так это все можно в Интернете посмотреть, – усмехнулся Данте.

– Посмотреть-то можно, – кивнул отец, – а вот прикоснуться, в полной мере почувствовать атмосферу не получится.

– У Интернета синтетический привкус, – подхватил Андрей. – И чувства там синтетические. Мне кажется, в Сети присутствует некое извращение чувственности, Сеть меняет восприятие…

– Андрюш, я вот сегодня обсуждал на форуме последние политические события. И вдруг какой-то пользователь начал меня оскорблять! – пожаловался отец.

– Да ладно, пап. Безнаказанность виртуального мира способствует проявлению самых мерзких человеческих наклонностей. Тебя провоцировали на скандал, только и всего.

– Но зачем?

– Понимаешь, моральному уроду не понять, что существуют по-настоящему интеллигентные люди. О других он судит со своей колокольни и считает непохожих на него лицемерами. Задушил бы парочку собственными руками.

– Ты, Летов, какой-то агрессивный сегодня. Не выспался? Скажи лучше, когда вы выберетесь в Москву? – спросил Марк.

– В Москву? Ну, если только ради тебя, Марик.

– О-о-о… – Марк посмотрел на часы. – Нам пора. Где мой пиджак?

Андрей показал в сторону коридора, и они вышли.

– Я рад, что познакомился с вами, дядя Володя! – Голос Данте дрогнул. – Вы мудрый и сильный человек. У меня в Москве такой же дед, как вы. Он и Марк – самые главные люди в моей жизни. А теперь еще и вы с Андреем Владимировичем.

ГЛАВА 36
Полоса отчуждения

Теперь я жила в соответствии с загадочной таблицей, расчерченной таинственным Некто на ровные столбцы: прием эмоций, завтрак, сон, обед и «двачасапередсном». К последнему пункту я относилась особенно бережно. «Двачасапередсном» включали в себя тетрадные листы, на которых я записывала малюсенькие истории, выжимая их из памяти… Эти истории, состоящие из разнообразных сюжетов, крутились вокруг удивительной Ведьмы… Сперва я не помнила ее имени и поэтому называла N. Впрочем, что говорить… я умудрилась забыть точную дату своего безумия, но зато хорошо помнила причину!.. Она заключалась в том, что я не дождалась чего-то важного, что должно было изменить мою жизнь.

@

Я напоминала себе трансформер, сложенный, как детский конструктор, из разноцветных деталей, очень ненадежный и подвижный. Все дело в основе, на которой построена эта конструкции. Основа и есть душа, тонкая, но прочная материя. Какой бы тонкой она ни была, она удержит любую конструкцию, если ее построили с любовью. В моем случае любовью были наполнены лишь отдельные детали, а в целом конструкция сложилась в уродливое творение. Все дело в душе, и теперь поздно задавать вопросы. Я превратилась в абстракцию, хотя простое объяснение всему этому было где-то рядом. Его нужно было найти, но мозг отказывался искать. Ирония заключалась в том, что управление моей конструкцией было бесконтрольным. Это и был мой главный секрет, и я не собиралась никому его доверять.

@

Уткнувшись в поле, ограниченное квадратом, ты вдруг осознаешь себя хозяином маленькой вселенной. Ты властен создавать и уничтожать, ты властен насыщать свое эго маленького властителя игры воображения. Опасность заключается в его ненасытности – сначала оно причмокивает, радуясь лакомству, а потом жадно требует еще и еще. И чем больше ты даришь ему власти, тем больше оно алчет. А что может быть слаще власти? Свобода? Но свобода капризная штука и дается не всем. Прежде ее нужно осознать в полной мере и только потом пользоваться… В моем случае осознание свободы не привело ни к чему, кроме как к одиночеству… К черту свободу! Слишком много свободы губительно действует на конструкцию под названием «Человек». В сознании все подчиняется законам Иллюзии и Воображения… Рисуй сколько угодно! Сады Эдема, например. А хочешь – погрузись в глубину мироздания, придумывая неизвестные миры… Главное – уметь рисовать! И краски тут не нужны!.. Фантазия послужит чистым листом, а инструментом – слова…

Еще у меня были идол и жертвенник, переполненный эмоциями, выраженными в строчках… Идол всегда должен быть сыт, а жертвенник – полон, иначе наступит тишина, от которой можно оглохнуть или умереть, а за ней придет забвение. Я опоздала и в наказание оказалась тут. Быстро и надежно, как в самом примитивном рекламном слогане.

@

Они называли это здание «учреждение», а вместо больничного слова «укол», употребляли другое – «инъекция». «Инъекции подарят тебе доброе настроение на целый день», – с широкими улыбками говорили мне. Оставалось совсем немного – определить, где этот день начинается и где заканчивается.

Этот их «позитив» я получала четыре раза в сутки. Препараты отодвигали скудную больничную жизнь в сторону, эмоции впадали в летаргический сон, а я погружалась в свою нирвану, качаясь на ласковых волнах полного спокойствия. Ничего не хотелось. Странное состояние, когда нет желаний.

За мной ухаживала старуха санитарка, навещая по поводу и без… Кажется, она жила здесь. Я бы предложила администрации сделать ее лицом «учреждения», как Одри Хепбёрн в свое время была лицом Дома Живанши. Забежав «на минутку», санитарка садилась у меня в ногах и, вероятно думая, что я не могу уснуть, начинала тихонько петь… Она любила петь, даже говорила нараспев, но я почему-то не могла запомнить ее голос.

Для старухи она выглядела неплохо. Возраст выдавали руки – дубленые, морщинистые, с толстыми жилами и артритными узлами на суставах. И глаза у нее были странные – стертые, будто кто-то провел по ним ластиком; совершенно безликие глаза – прозрачная радужная оболочка и черные жучки зрачков в обрамлении белесых ресниц.

Каждое утро она приносила мне по два яблока и молча оставляла на столе. Четыре инъекции и два яблока – невероятное количество позитива!

Как-то, войдя в палату, старуха торжественно объявила:

– К тебе гостья. Собирайся гулять.

Я растерялась… Разве в гости ходят без приглашения?

– Мне никто не звонил! – смело заявила я и сама испугалась своей смелости.

– И не позвонит! – Санитарка развела руками. – Телефон-то у меня. Лежит себе выключенный. Домой пойдешь – отдам.

Я разволновалась, и старуха обняла меня. Внутри нее что-то хлюпало и клокотало, пахло потом и кислятиной, похожей на больничный суп.

Она ласково взяла меня за руку и повела за собой. Мы вошли в холодное помещение с единственным окном. Против света стояла женщина, почти как в съемке с заполняющей вспышкой. И тут я все поняла.

– Ты пришла! – закричала я и кинулась к ней. – Я знала, что ты меня не бросишь! Марго! Ведьма моя!

От нее веяло холодом и Délice. Бог мой, могла ли я забыть этот острый пряный запах счастья? Вероятно, поэтому я не могла сосредоточиться на ее лице. Она отчаянно прижимала меня к себе, внюхивалась, проникала под кожу, плакала и страдала. Я чувствовала и ее страдания, и ее вину. Но почему? Мне не за что было ее винить – с ней было весело. Ведьма продолжала рыдать, руки ее дрожали. А старуха стояла в дверях и укоризненно качала головой. Вероятно, я что-то забыла по своему обыкновению, а вспоминать бесполезно – старухины песни не давали сосредоточиться. Они вертелись в голове, создавая примитивный монохромный орнамент. Это плохой орнамент – тусклый и скучный.

В конце концов санитарка нас оставила. Маргарита стала одевать меня, подолгу застегивала каждую пуговицу пальто. Устав от ее неумелых попыток, я потребовала немедленных превращений, но… она опять разрыдалась. Это было так не похоже на нее, что я притихла, стараясь определить изменения, которые произошли в ней. Она постарела. У нее тряслись руки, нервные, прежде умевшие танцевать пальцы с трудом распутывали шнурки на ботинках. Очевидно, она решила забрать меня из «учреждения», и я вдруг испугалась, что она передумает. Мы гуляли по старому больничному скверу, вдыхая морозный осенний воздух. Сухие листья вились под ногами рыжими змейками. Маргарита останавливалась и согревала своим дыханием мои пальцы. Немного кружилась голова, скорее всего от воздуха. Она поддерживала меня и вдруг, остановившись, прошептала:

– Прежде чем открыть новую дверь, обязательно нужно закрыть старые.

Я чувствовала – она готова помочь мне. Поэтому улыбнулась, согласно кивнув. Маргарита тут же успокоилась и начала что-то рассказывать, бурно жестикулируя. В какой-то момент показалось, что рядом со мной мама, и я вспомнила о ней, о любимой ею Европе, о высоком искусстве и о том, что опять забыла ей позвонить. Но разве у нас нет высокого искусства, как в Европе? Я поделилась этой мыслью с Марго. Ведьма странно отреагировала – поцеловала меня, заявив, что я и есть для нее самое высокое искусство. Она просила напомнить ей о последних наших приключениях, чем удивила до глубины души. Я принялась перечислять все, что всплыло в памяти: наш маленький островок со старыми часами и сундуком, прошлое, запрятанное в спальне, винтовую лестницу на чердак, где сидела кошка, скользкую крышу и ветер, – но было что-то главное, что я упустила из виду – мысли рассыпались, как конфетти на яркие блестящие квадратики. Внезапно меня осенило – если Маргарита заподозрит меня в безумии, она обязательно уйдет и я вновь останусь со старухой. Больше я не проронила ни слова. Пусть думает что хочет.

Ведьма по-своему расценила мое молчание и предложила начать все сначала, закрыв все счета. Но ведь всегда остается хотя бы один неоплаченный, о котором забываешь по случайности или нарочно, а со стороны подобная забывчивость обычно выглядит некрасиво и тебя могут не простить. Я наконец вспомнила о своей Мечте… о том, как стерла грани между реальностью и другим измерением и попала в это «учреждение». Но я молчала, стараясь не смотреть ей в глаза.

– Бедная моя! Бедная! – шептала Маргарита.

Она присела на единственную скамейку и зарылась в воротник пальто. Ее состояние передавалось и мне. Марго крепко держала меня за руку, так крепко, словно меня могли отнять у нее. С ней было хорошо и совсем не холодно. Она что-то шептала мне на ухо, но я устала и, понимая значение каждого слова в отдельности, переставала понимать смысл в целом.

@

Мы вернулись. Старуха ждала нас на пороге. Схватив в охапку мою одежду, она ушла.

Марго навещала меня еще несколько раз – приходила, стараясь приободрить, а потом не выдерживала и плакала. Но меня слезами не обманешь. Я-то знаю, на что она способна, нужно лишь набраться смелости и попросить у нее чудес, и тогда она мгновенно преобразится в чертову Ведьму и предложит тысячу вариантов счастья на выбор. Нужно ли мне это? Ведь я так и не научилась просить и все еще надеюсь собрать свою историю в роман о большой и безгрешной любви. Ведь в виртуальности не может быть греха, потому что нет прикосновений. Разве прикосновения словом – это грех?..

Мысленно послано в блог. Ноябрь 2035 г.

…знаешь, мама, иногда так хочется стать кошкой – своенравной, свободной, а значит, сильной… разливать свое одиночество в бокалы на изогнутых ножках, курить кальяны молочные, менять занятия как перчатки, бросать мужчин, равнодушно кивая на двери…

…а иногда – замереть посреди дороги в позе лотоса и медитировать, расслабляясь медленно, каждой клеткой, течь рекой вдоль ломкого берега, слизывая камни, играя с глупыми рыбами… поблескивать стразами в пенке волны бесшабашной и, кинувшись вдруг на гальку, разбиться миллиардами капель…

…стать бы зевающим облаком, пролиться ленивым дождиком над твоей Невой или Москвой-рекой, оставляя круги, на ловушки похожие, улыбаться случайным прохожим, отражаясь в питерских лужах, ну, или в московских… прожить бы в других жизнях по сто лет и в каждой купать звезды в бездонном корыте, и чтоб ночи белые, а дни в шквале фонтанов и меди… и чтоб карусель, как в детстве, – в лошадках и носорогах…

…а еще сломать бы крылья на перья, найти слова самые нужные, такие, чтоб сразу в сердце…

…знаешь, мама, я ужасно скучаю.