Текст книги "По лабиринтам авангарда"

Автор книги: В. Турчин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Рис. 10. Э. Кирхнер. Ню. 1908—1909

«Мост» существовал недолго. В 1909 г. из Дрездена в Берлин переезжает Пехштейн, что поначалу некоторыми участниками группы оценивалось чуть ли не как «измена». Однако затем туда же перебираются и все остальные члены группы. Берлинская публика еще не оправилась от скандального шока, вызванного показом произведений Мунка, а тут на нее обрушилась новая волна экспериментов.

Перед войной в Берлине работали скульпторы, близкие экспрессионизму, Эрнст Барлах и Вильгельм Лембрук, друживший с Мюллером, и живописец, шедший самостоятельным путем к созданию нового искусства, М. Бекман. В 1911 т. Хеккель и Пехштейн основали Институт современного преподавания, правда, большого успеха он не имел. В том же году они, а также Кирхнер и Шмидт-Ротлуфф вступают в берлинский Сецессион. Когда его жюри не приняло 27 картин Пехштейна и Нольде, их авторы написали гневное письмо протеста председателю Сецессиона, представителю немецкого натурализма и импрессионизма М. Либерману, и «в пику» старикам основали Новый Сецессион. К ним примкнули независимые немецкие художники, были приглашены французские фовисты и кубисты. По просьбе членов дрезденской группы в 1913 г. Кирхнер издает «Хронику художественного объединения «Мост». Она вызвала недовольство остальных участников, так как им показалось, что Кирхнер сильно преувеличил свое значение как организатора и художника. Существование группы окончательно завершилось.

Стиль группы формировался параллельно французскому фовизму, во многом исходя из аналогичных истоков. Характерно повышенное внимание к творчеству Ван Гога, картины которого стали показываться в разных галереях Дрездена, Мюнхена и Берлина. Его экспрессивные краски, динамичные мазки-червячки, «наплывы» пространственных планов не только их заинтересовали, но и были непосредственно использованы. В немецких галереях выставлялись картины неоимпрессионистов и группы «Наби», Гогена. Водопады красочной пуантили «нео», декоративизм эстетов-модернистов, экзотика беглеца на Таити давали прекрасные уроки. Учтем к тому же, что все немецкие художники ездили в Париж и хорошо знали искусство Матисса и его друзей. Вскоре и французские мастера зачастили в Германию. Фовистские тенденции помогали вытеснить остатки стиля модерн, внутри которого рос экспрессионизм; росло влияние кубистов, орфизма Делоне и футуристов. Такая протофранцузская ориентация, начатая еще критиком Ю. Мейер-Грефе, часто вызывала раздражение и казалась предательством национальных эстетических вкусов и традиций. В 1911ч г. появился «Протест немецких художников против угрожающего импорта французского искусства», написанный Виннером. Ему был дан ответ, подписанный Бекманом, Кассирером, Коринтом, Климтом, Либерманом, Уде и др., причем характерно, что все названные художники принадлежали к разным поколениям.

Несомненно, для экспрессионистов много значила и культурная традиция, на которую они ориентировались. Кирхнер полемически восклицал: «Мы уже не греки!» Художники мечтали сказать решительное «Нет!» «болтуну Шиллеру» и «гипсовой маске» Гёте. Для них много значили гротески Босха и Гойи, спиритуализм Грюневальда и Эль Греко. Их интересовала антиклассическая традиция, почему они, например, с интересом относились к собственному средневековому искусству. Их «готицизмы» проявлялись в вытянутых пропорциях, нервных ритмах линий, а порой и в сознательно использованной иконографии. Не менее важным представлялось и наследие барокко с его мистицизмом и нарочитым пафосом. Ближайшим примером искусства, им близкого по духу, являлся романтизм, который немецкие историки искусства нередко называли «вторым барокко». Романтизм помог понять многое, тем более что у немцев, можно сказать, он «был в крови». В романтизме был оценен культ чувств, оттенок иррационализма, вкус к иронии и, конечно, любовь к средним векам, которые, собственно, тогда и перестали быть «темными». Наконец, экспрессионизм разделял установившееся мнение, что романские народы порождают дух формы, а северные – чистый дух. Гомеру они предпочитают А. Стринберга и Г. Ибсена, Платону – С. Кьеркегора. Эдшмидт в 1917 г. писал, что «у экспрессионизма было много предшественников во все времена и во всем мире». Показателен у представителей этого движения интерес к примитиву, детскому рисунку, японской гравюре. Экспрессионизм как бы вечен, потому что «сидит» в человеке; где человек, там и экспрессионизм. Прозаизму современной европейской цивилизации противопоставлялись чувства, рожденные на берегах Ганга. В поисках инстинктивных ощущений Нольде в 1913 г. отправился в Новую Гвинею, проехав всю Россию и Азию. В 1914 г. на острова Палау близ Новой Гвинеи ездил Пехштейн. С внеевропейскими культурами широко знакомил Дрезденский этнографический музей. Появился интерес к буддийской иконографии, совершались поездки на Восток. Так, например, Пехштейн в 1910-е гг. посетил Египет, Цейлон, Индию, Китай; А. Макке и П. Клее побывали в 1914 г. в Тунисе.

Большое значение имело впечатление от русской культуры. Два месяца провел в 1906 г. в России Э. Барлах. Особо расцвел «руссизм» в Мюнхене, где сложилась большая колония русских художников во главе с В. Кандинским, А. Явленским и М. Веревкиной. Созданное там общество «Синий всадник» состояло наполовину из русских. Г. Кайзерлинг видел «простую, сермяжную Россию, близкую к Богу». Чтение романов Ф. Достоевского и знакомство с философией «русского Ренессанса», во главе которого стоял Вл. Соловьев, порождали веру в темную, загадочную, славянскую душу. Россия в таком восприятии – тайна, экстаз и религия. Имела значение и связь с чешской культурой, тем более что в Праге возникали объединения, близкие экспрессионизму. На рубеже веков стали широко обсуждаться проблемы еврейской культуры с ее стихийным пантеизмом, фольклорностью. Знакомство с творчеством М. Шагала только убеждало в плодотворности использования национальных мотивов и поэтических образов авангарда.

В живописи экспрессионисты стремились сталкивать яркие краски, писать человеческие фигуры ядовито красным или синим цветами с радужными контурными абрисами, Они – талантливые организаторы напряженных форм. Их творчество – комбинаторика «обломков» старого языка и новых, авангардных изобразительных элементов. Перспективные планы и пропорции фигур могут произвольно меняться ради повышения экспрессии. Важна экспрессия мазков, отраженных в фактуре,– «нерасчлененная жестикуляция жестов» (В. Гаузенштейн). Этим, в известной мере, предопределялось единство творца и его произведения. Художники заметно «варваризировали» использование цвета, линии и фактуры. Их цвет то пронзительно ярок, то, напротив, словно мутнеет на глазах, становится «грязным», как бы передавая этим отношение художника к изобразительному мотиву. Линии превращаются в контур, который с трудом сдерживает буйство красок, фактура становится небрежно «намалеванной» поверхностью. Аналогичные приемы использовались в идолообразных скульптурных работах Нольде, Пехштейна и Шмидт-Ротлуффа.

Рис. 11. Э. Нольде. Пророк. 1912

Особое значение для немецких художников имела гравюра на дереве, традиция которой восходила еще ко временам Дюрера. Следуя приемам работы в ксилографии Гогена и Мунка, они показывали сопротивление материала, покрывая дерево резьбой как скульптуру. Художники отказались от торцовой распилки и резали вдоль волокон, поэтому оставались неровные углубления, зазубрины, что при печати на бумаге создавало дополнительный фактурный эффект. Мастера избегали мелких штрихов при моделировании формы. Они словно вырубали пятна, то с рваными краями, то зигзагообразные, клинообразные, а иногда и с резко выделенными, наподобие клинка ножа, контурами. Работая в гравюре с металлом, что было, правда, реже, мастера таранили материал иглой, а пятнистое травление придавало ощущение страха.

Буржуа не принимали искусство экспрессионистов, называя его, как некогда творчество их предшественников натуралистов и импрессионистов, «искусством сточных канав». Это касалось не только представителей группы «Мост», но и независимых художников как в Германии, так и за ее пределами. Индивидуальные манеры вырабатывают Хр. Рольфе, К. Феликсмюллер, М. Бекман, Э. Барлах, В. Лембрук, К. Кольвиц, Л. Мейднер, Л. Файнингер, М. Эрнст, Г. Гросс, О. Дике. Интересно, что влияние экспрессионизма чувствуется в творчестве бывшего немецкого импрессиониста Л. Коринта. Во главе бельгийской школы становится К. Пермеке; сильная школа складывается в Чехии, в Вене работают А. Кубин, Э. Шиле и О. Кокошка. В России ближе всего к экспрессионизму стоят М. Ларионов и Н. Гончарова. То, что независимых художников оказалось так много,– важное свидетельство развития экспрессионизма. Объединяло их не только определенное понимание формы; много сходного имелось и в выборе сюжетов.

В их творчестве мы увидим «зубы, эпохи» и «пестроту мира» (Т. Дейблер). Болезни, голод, война, эротика, мода, религия, человеческий хаос... Витрины, проститутки, красная трава и зеленое небо, экзотические танцовщицы, проповедники, агрессивные вещи, быт казарм, кошмар больших городов, сексуальные маньяки, рабочие и сельские труженики... Такова иконография раннего экспрессионизма. Несомненно, она восходит к литературному натурализму. Характерно, что многие писатели экспрессионизма, как Альфред Дёблин, и сами начинали с натурализма. Но в живописи он не получил адекватного развития. Только лишь экспрессионизм нашел в себе силы высказать, переживая, представления о фактах, с которыми столкнулся еще XIX в. Э. Нольде в книге «Годы борьбы» писал: «Я рисовал изнанку жизни, с ее дешевыми румянами, скользкой грязью и порочностью, внешнюю мишуру жизни». Художники создавали «образы-формулы» и картины-метафоры, аллегории и притчи. Нередко они использовали, чтобы шире показать какую-либо картину жизни, форму многочастных композиций, преимущественно триптихов.

В сущности, наметились две тенденции в интерпретации действительности. Имела значение попытка «обнажить» реальность, что отразилось в сериях пейзажей, портретов, натюмортов.

Реальность становится составленной из отдельных простейших элементов. Тут находила место социальная критика. Она видна в произведениях К. Кольвиц, которая хотела показать «страдания величиной с гору», тягостную жизнь рабочих и земледельцев. Привкус критики есть в творчестве Бекмана, Феликсмюллера, Гросса и Дикса. Яркие портретные характеристики давали Бекман, Кокошка и Мейднер. Особая тема художников – христианская. Своеобразные притчи создавали Барлах, Нольде, Рольфе, Шмидт-Ротлуфф в технике живописи, в гравюре и скульптуре. Они хотели выступить против религиозного ханжества, соотнести страдания Христа, его пророков и последователей с современной жизнью. Особенно значение христианского неогуманизма выросло во время первой мировой войны. Наконец, художники создавали и обобщенные аллегории. Показательны картины Мейднера «Я и город», «На баррикадах». Бекман показывал «мистерии бытия», он считал, что «предмет нереален и реальность создается только в живописи». Его картины – мрачные спектакли, смысл которых не может быть до конца прояснен.

Каждый мастер имел ярко выраженный личный почерк, свое видение мира. Герман Макс Пехштейн – самый доступный; у него экспрессионизм получил хрестоматийное выражение; он умел соединять крайности. Его «палау стиль» подошел к системе знаковости форм. .Эрнст Людвиг Кирхнер полагал, что картина должна переносить образы и чувства из «психики в психику», от художника к зрителю. Свои, картины художник называл «притчами». Он ратует за «упразднение подобия», желая трактовать картины как самостоятельные организмы. Мастер отличался фанатичным усердием в работе и довел себя до того, что 15 лет вынужден был лечиться в швейцарских санаториях. Эрих Хеккель считал, что и сам художник должен перевоплощаться в образ, который создает. Карл Шмидт-Ротлуфф вырабатывает «геральдический стиль» простых, элементарных форм. Отто Мюллер не любил «яркости» мира, писал клеевыми красками по крупнозернистому холсту, зарисовывая с оттенком меланхолии своих «дев» в песках дюн и на берегу озер. Свой жесткий стиль с приглушенными красками, временами почти графичный, он окончательно выработал к 1909 – 1910-м гг. Эмиль Нольде создавал «цветовые бури», стремясь стронцием, кобальтом или краплаком написать буйство растительности в саду Буркхарда или «пожары неба» при закате .солнца. Его краски одухотворены, поют и страдают, как души. Его. цветы и закаты, охраняют демоны природы. Особой витальной силой обладают его библейские персонажи и образы, созданные по следам путешествия на Новую Гвинею. Веря в значение инстинкта, художник писал: «Абсолютная самобытность, интенсивное, часто гротескное выражение силы в самой простой форме – искусство». Альфред Кубин в графике создает фантастические видения. У Оскара Кокошки в портретах привлекают выразительные жесты и некая «рентгенность» форм; по манере наложения краски на холст в нем угадывается бунтарь.

Людвиг Мейднер – мастер стремительных мазков, активно использует деформации. У Хритиана Рольфса формы словно шатаются, приобретают зыбкость. Прозрачные кристаллы, представляющие дома и соборы, вырастают в картинах Лионелла Файнингера. Эрнст Барлах стремится передать в мгновении вечность. Он ориентируется на средневековую деревянную скульптуру. Коленопреклоненные фигуры Вильгельма Лембрука выражают страдания и одиночество человека в мире. Антимилитаристским пафосом пронизана графика Георга Гросса и Отто Дикса.

Экспрессионизм продолжал развиваться.

Организаторская активность побуждает Василия Кандинского создать в 1909 г. «Новое художественное объединение Мюнхена», в которое входят В. Бехтеев, М. Веревкина, А. Явленский, Г. Мюнтер, М. Коган, К. Хофер, А. Канольдт, А. Кубин, В. Издебский, А. Эрбеле, Ле Фоконье и П. Жирье. Прообразом общества, председателем которого стал Кандинский, является дрезденский «Мост». Однако по сравнению с ним мюнхенское общество отличалось пестрым национальным составом. В галерее Танхаузер в сентябре того же года открывается первая выставка объединения. В предисловии к каталогу, фактически являющемся манифестом общества, Кандинский говорит о существовании двух миров, внутреннего и внешнего, и о значении искусства, которое их соединяет. Каждый из художников по-своему решал, каким образом организуются связи таких миров. Кандинский указывал: «... каждый из участников не только знает, как сказать, но знает и что сказать. Разные души – разные душевные звуки, а следовательно, и разные формы: разные гимны красок, разные ключи строя, разный рисунок». На вторую выставку, открытую в той же галерее в декабре 1910 г., были приглашены Пикассо, Брак, Дерен, Вламинк, Кес ван Донген и Руо.

Местная критика встретила выступление общества враждебно, заявляя о его абсурдности. В этом сказывался консерватизм Мюнхена, с трудом воспринимавшего опыты авангарда. Кандинский в это время сближается с А. Макке, Ф. Марком и П. Клее, своими будущими соратниками. Само общество стало распадаться, выделилось крыло, художники которого тяготели к абстракции. Кандинский и пятеро его единомышленников уходят из объединения. У Марка и Кандинского появляется идея издавать альманах, редакторами которого ониксами бы и являлись. Название его – «Синий всадник», весьма и весьма поэтическое. Художники любили синий цвет и часто рисовали коней. Синий – фаустовский цвет, цвет трансцендентный, цвет мечты. При редакции решено было организовывать и выставки. Первая из них была открыта в декабре 1911 г. в галерее Танхаузера. Были выставлены произведения 14 мастеров, среди которых Руссо, Брак, братья Бурлюки, Кампендонк, Делоне, Кандинский, Макке, Марк, Мюнтер, Шёнберг и Кубин. Вторая выставка – выставка графики , в феврале 1912 г.; экспонировались произведения Арпа, Пикассо, Кубина, Гончаровой, Ларионова, Клее, Малевича, Нольде, Пехштеина, Брака, Кандинского, Марка и Мюнтер. На выставке показывался также русский лубок. Характерно, что в «Синем всаднике» было много русских. Кандинский прямо говорил, что «кружок тяготеет к России и считает русское искусство себе близким».

Рис. 12. М. Ларионов. Цирковая танцовщица. 1911

Последнее объяснялось тем, что имелось определенное родство между поисками немецких и русских художников, это в первую очередь интерес к Востоку, к народному и детскому искусству, к «любому сюжету». У Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова использовались огрубленный контур, жесткая ритмика, «взрывчатые» аккорды красок. Н. Гончарова прославилась своими крестьянскими жанрами, особенно циклом «Жатва» (1911) и серией «Павлин», в которой были продемонстрированы любые «художественные возможности». Неопримитивистские тенденции были воплощены в картинах о русской провинции (1907—1909) и в «Солдатской серии» (1910—1913) М. Ларионова. Помимо Гончаровой и Ларионова еще двумя участниками «Синего всадника» были братья Давид и Владимир Бурлюки. На первой выставке Д. Бурлюк показал «Матроса с сибирской флотилии» (1911), а В. Бурлюк – «Деревья» (1911). Братья использовали диссонанс красок, множественность точек зрения, «механистичность» сложения композиции. Эстетическое кредо русских экспрессионистов было выражено Д. Бурлюком в статье «Дикие в России», опубликованной в альманахе «Синий всадник». Сам термин «экспрессионизм» прижился в России только после войны, когда наладились широкие контакты между артистическими кругами России и Германии. Самым оригинальным представителем русского авангарда был поэт и художник Павел Филонов, который изобрел «двойной реализм» и отрицал кубизм и кубофутуризм («Канон и Закон», 1912). В «сделанных» картинах («Пир королей», «Запад и Восток», 1913) он желал «расцветить каждый атом материи», фокусируя глаз на плохо видимом и малоразличимом. Художник «анализирует и интуирует», представляя мир как сложный комплекс «видимых и невидимых явлений, их эманации, реакций включений, генезиса, бытия и т.п.».

Альманах «Синий всадник» мыслился как годовой, где предполагалось представлять теоретические работы, репродукции и хронику. Помимо художников приглашались композиторы Т. Хартман (Ф. Гартман) и А. Шёнберг. В проекте второго тома, который так и не был издан,– фотографии цветов и животных, китч. Финансовую помощь в издании альманаха и устройстве выставок оказывал Герварт Вальден, издатель журнала «Штурм» («Буря»), активно поддерживавший экспрессионизм.

«Штурм» был основан в 1910 г. В первые годы своего существования он был центральным органом европейского авангарда. Вальден, будучи теоретиком нового искусства, считал, что действительность—мнимость, искусство само творит искусство, но ничему не учит. Важен только ритм, будь то живопись, музыка или «сцена-буря». В галерее журнала выставлялись художники «Моста», «Синего всадника», «Первого немецкого сентябрьского Салона» и движения «сепаратистов» – «Зондербунд». В «Штурме» читал свои лекции о кубизме Г. Аполлинер, выставлялись (помимо уже названных имен) Л. Файнингер, М. Шагал и А. Архипенко. Появилось даже представление о группе «Штурм».

Через год после основания «Штурма» начал издаваться Францем Пфефером журнал «Акцион» («Действие»), связанный больше с Новым Сецессионом. Издатель журнала – букинист и анархист, сочувствующий «левой» идеологии и «левому» искусству. Программа журнала исходила из тезиса «искусство – люди». Чуть позже стали издаваться «Новый пафос», «Белые листы», «Революция», «Новая сцена», «Литературное эхо», «Мюнхенский вестник искусства», «Новое искусство», имеющие отношение к экспрессионизму. Так что можно говорить, что предвоенный экспрессионизм – большое и сложное явление культуры.

Самой радикальной являлась группа «Синий всадник». Кандинский уверенно шел к живописной абстракции. Пример его вдохновлял многих. Гуго Балль, один из инициаторов будущего дадаизма, говорил о художнике из России как о «пророке обновления». В альманахе «Синий всадник» Кандинский публикует статью «К вопросу о форме», которая теоретически обосновывала переход к мистической абстракции. Художники мечтали освободиться от «кошмара материи», предпринимая попытки «оторваться от действительности». Они устраивают экзамен, стараясь понять, что «вечного» в этом мире, и выйти в мир духовного. В Гаузенштейн говорил, что «экспрессионисты хотят выразить божественный след на вещах». Используя «цветовые знаки», вызывающие аналогии с музыкой, художники полагали, что естественное удаление от природы приводит к искусству. Знакомясь с учениями о цвете Гёте, Гельмгольца и Рода, художники стремились к чистому, радужному колориту, свободному от прямых ассоциаций с действительностью. Таким образом, сбывалось определение Воррингера, что художественное произведение– самостоятельный организм, за которым просвечивают иные миры.

Франц Марк считал, что искусство является «мостом, ведущим в мир духов». Художник, по его мнению, «смотрит сквозь материю. Материя – это то, что человек терпит, но не признает». Да и вообще все формы, движение, пространство и время – «производные структуры нашего смертного духа»; «вся жизнь – пародия, за которой скрывается истина нашей мечты». Надо «за визуально скрытым найти внутреннюю истину». Марк с детства считал человека безобразным. Он говорил: «Животные мне казались красивее и чище; нечестивый человек не волновал моих чувств». С энергией Св. Франциска Ассизского художник обратился к миру фауны. Он желал проникнуть в душу животного и «увидеть не его в ландшафте, а ландшафт его глазами», ведь «лань ощущает жизнь как лань». Он хотел научиться видеть мир как животные, существовать как растения и камни. Однако животные его разочаровывают, он увидел, что в них есть много отвратительного. Искусство Марка становится схематичнее; в ряде предвоенных работ и в альбомных зарисовках военных лет Марк стремится представлять чистые силы вселенной. Художник хотел довести структуру произведения до напряжения, сплавления элементов, до сжатия их в целое.

К абстракции шел и Август Макке, используя открытия Делоне и футуризма. Ему хотелось передать «пространственную энергию цвета». Макке писал: «Человек выражает жизнь в формах, форма выражает внутреннюю жизнь. Внешняя форма всегда содержит нечто внутреннее. Живописное пространство состоит из внешнего и внутреннего». Иначе говоря, «понимать язык форм – жить». Через форму можно добраться до общего единства, «форма – наша тайна». Макке использовал призматическую граненность в интерпретации форм; у него «фасеточное видение мира». Цветность свойственна всем его работам; интересны были акварели – «ненаписанные картины». Крайне независимую позицию занимал Пауль Клее, участник второй выставки «Синий всадник». Его индивидуальный стиль лишь отчасти соприкасается с эстетикой экспрессионизма. Ему хотелось добиться музыкальности и инфантильности своего искусства. Для него искусство —«воплощение сверхчувственного», не отражение видимого, но «делание видимого». На некоторое время к абстракции, сохраняя некоторую фольклорную орнаментальность мотивов, подходит Кампендонк. К красочному максимализму стремился Явленский. Именно эти мастера и были зачинателями нового в экспрессионизме – абстракции.

Отметим, что у новой генерации экспрессионистов, как и у старой, имелась тяга к универсальности художественной деятельности, что, несомненно, их сближало. Кандинский являлся живописцем, музыкантом, поэтом. Лембрук был скульптором, живописцем, графиком. Вальден, издававший «Штурм», писал романы, стихи, музыку. Композитор Шёнберг выставлялся как живописец. Барлах писал драмы и романы. Скульптурой занимались живописцы Кирхнер, Хеккель, Нольде и Шмидт-Ротлуфф. Известны литературные труды Мейднера – «Позади звездное небо» и «Сентябрьский крик». Высоким литературным мастерством отмечены дневники Кольвиц. Кокошка – живописец, график, драматург. Многие художники склонялись к теоретическому объяснению своих эстетических позиций. Так что вполне могло, быть оправдано выражение «универсальный экспрессионист».

Война многое изменила в развитии экспрессионизма. На фронт санитарами, пулеметчиками, артиллеристами отправились Хеккель, Бекман, Кирхнер, Мюллер, Кокошка, Мейднер, Шмидт-Ротлуфф. Погибли Марк и Моргнер; Дике, Хеккель и Бекман вернулись с тяжелыми психическими расстройствами; Лембрук в 1919 г. покончил жизнь самоубийством. Русская часть движения покинула Германию. В самом немецком искусстве усилились антимилитаристские настроения, а военная тема заняла главное место в творчестве художников. Многие из художников прониклись революционным сознанием, влились в «Ноябрьскую группу» и «Рабочий совет по искусству». В манифесте «ноябристов» говорилось, что группа выступает против реакции. С группой активно сотрудничали Пехштейн и Феликсмюллер. Членами «Рабочего совета» являлись Хеккель и Шмидт-Ротлуфф. В Дрездене с «Группой 17» сближается О. Дике. Экспрессионизм широко используется в плакатах, оформлении журналов, книг, спектаклей. Заметим, что, несмотря на общее обнищание, книги раскупались, а театры были полны. Конечно, как правило, экспрессионисты смутно представляли себе социальное будущее общества, зараженные то толстовством, то анархизмом. Однако они понимали, что, как говорил Пехштейн, искусство – долг перед народом. Они верили, что экспрессионизм приблизил революцию в Германии, как некогда Просвещение приблизило 1789 год во Франции. Пехштейн в 1919 г. публикует манифест «Ко всем художникам!», в котором призывает мастеров активизировать свою деятельность в обществе. «Акцион» печатает работы В. Ленина, Л. Троцкого и А. Луначарского. «Идейный» экспрессионизм поддерживают журналы «Трибуна», «Новая Германия», «Высокий берег». Об утопизме, вере в «христианский коммунизм» красноречиво свидетельствует гравюра «Кафедрал социализма» Файнингера.

«Реннесанс экспрессионизма» приводит к его распространению в разных видах искусства. Наиболее важными являются драматургия, кинематограф, музыка и архитектура. В историю кино вошли фильмы «Кабинет доктора Калигари» В. Винка и «Носферати» В. Мурнау. Переворот в области музыки совершили А. Шёнберг, А. Веберн и А. Берг. К экспрессионизму приблизились зодчие Э. Мендельсон, Г. Пёльцих, Б. Таут, В. Лукхард и М. ван дер РОЭ. Они используют экстравагантные формы, стремятся у духовности форм.

В 1920 г. устраивается выставка «Немецкий экспрессионизм». Журнал «Штурм» в 1921 г. возвещает, что «импрессионизм являлся только модой, экспрессионизм же – мировоззрение». Это утверждение широко распространяется. После войны выходят книги «Экспрессионизм» В. фон Зидова, «Об экспрессионизме в искусстве» В. Гаузенштейна, «Об экспрессионизме в литературе и поэзии» А. Эдшмидта, «Кризис современной культуры» Г. Зиммеля. В Германию в 1917 г. прибывает Кокошка, в 1919 г. он становится профессором Дрезденской академии художеств; Рольфе в 1920 г.– член Прусской академии художеств. Пехштейн в 1922 г. становится профессором Берлинской академиии художеств. В 1924 г. Мейднер руководит учебными мастерскими в Берлине (Шарлоттенбург). В 1925 г. Бекман – профессор Штеделевской художественной школы во Франкфурте-на-Майне.

Однако экспрессионизм истощался. На смену ему идут новые течения, прежде всего дадаизм и «Новая вещественность». Дадаисты-нигилисты обвиняют экспрессионистов в том, что они требуют почета, что им «кресла важнее, чем шум улицы», что свой стиль они «нашли на чужбине» и высказали «слишком сентиментальное сопротивление эпохе». Ныне, утверждают критики, экспрессионизм – «жирная идиллия» и «ожидание хорошей пенсии». Гросс пишет, что «экспрессионисты слишком почтенные самоуглубленные господа», что у Клее – «трогательное девичье рукоделие», а у Кокошки – «искусство деградирующего буржуа».

Он подчеркивает, что экспрессионизм – «восстание слабых». Шпенглер говорит об экспрессионизме как о «стильной дребедени современности».

«Осень» экспрессионизма оказалась трагичной. Фашистская диктатура громила остатки этого движения, уничтожала воспоминания о нем. Кирхнер покончил жизнь самоубийством, многие эмигрировали. Оставшимся запрещали работать, отстранили от преподавания. Их картины фигурировали на выставке «Дегенеративное искусство» в 1937 г. – злобной насмешке над авангардом. Испытание страхом и насилием вновь обрушилось на художников.

Экспрессионизм – пестрое течение, собрание личностей, составляющих порой значительные школы. Им свойственно трагическое восприятие действительности. Как и романтизм, экспрессионизм не стиль, но душа, особое переживание мира.