Текст книги "Пещера Лейхтвейса. Том второй"

Автор книги: В. Редер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 40 страниц)

Глава 52
УБИЙСТВО В ОПЕРНОМ ТЕАТРЕ

Итак, нашелся негодяй, который дерзнул поднять руку на лучшего и благороднейшего государя. Преступник, который собирался убить обожаемого народом монарха, выдающегося героя своего времени.

Гретхен знала все это, она одна была свидетельницей преступных замыслов, и она решила сделать все, что могло зависеть от нее, чтобы расстроить эти коварные замыслы. Одна ее мысль была теперь – предотвратить злодеяние. Быть может, короля еще можно спасти! Быть может, удастся еще предупредить его…

В несказанном волнении вышла она из гостиной и, сама не сознавая что делает, начала искать короля в толпе. Празднество достигло своего апогея. Три оркестра музыки играли беспрерывно, повсюду раздавалось хлопанье пробок от шампанского, звон бокалов и восторженные крики в честь великого короля Пруссии.

– Да здравствует победа! – раздавалось всюду по залу. – Да здравствует Фридрих, великий прусский король! Да ниспошлет нам Господь счастливый мир после победоносного похода!

Никто не подозревал, что под эти крики убийца уже приготовлял кинжал, чтобы нанести смертельный удар королю. Об этом знала одна только Гретхен. Пытливо озираясь по сторонам, она искала глазами синее домино. Она твердо решила броситься к стопам короля и рассказать ему о готовящемся на него покушении. Но в густой толпе, в пестрой суматохе она не могла найти синего домино, хотя отлично знала, что король находится в зале, так как слышала это из уст преступников.

А время шло… С каждой минутой увеличивалась опасность, грозившая государю, а вместе с ним и всей стране.

Вне себя от ужаса, Гретхен надумала побежать в полицию и заявить о том, что она только что слышала. Она вышла из зала и очутилась в большом вестибюле, отведенном под гардероб. Здесь гости снимали плащи и головные уборы: в данную минуту в гардеробе находилось только несколько лакеев, которые, отойдя в угол, пили вино и о чем-то беседовали.

Войдя в вестибюль, Гретхен внезапно отшатнулась. На широком прилавке, отделявшем место хранения верхней одежды от места для публики, лежало великолепное синее домино из бархата, с капюшоном, обшитым золотом. Домино это в точности соответствовало описанию, сделанному злодеями. Следовательно, помимо домино, в котором был король, существовало еще второе, точно такое же домино. Гретхен не знала, кому принадлежало лежавшее на столе домино, да она и не стала спрашивать об этом, а просто схватила его. Она приняла отважное решение. Она задумала спасти короля, надев на себя второе синее домино, отвлекая таким образом внимание злодея на себя и вводя его в заблуждение. Гретхен не теряя ни минуты решила действовать. Она робко оглянулась на лакеев. Убедившись, что они были заняты своей беседой и не обращали на нее никакого внимания, она быстро надела на себя домино и торопливо вернулась в зал. Она плотно закуталась в домино, натянула капюшон на голову и надела шелковую маску, так что со стороны никак нельзя было узнать, кто она.

Она быстро прошла по залу, снова разыскивая короля, на котором должно быть другое такое же синее домино. Внезапно рядом с ней появился Арман де Роже, адъютант короля. Она чуть не вскрикнула от неожиданности. Арман был вполне уверен, что под синим домино скрывается король, и потому почтительно подошел к маске и шепнул:

– Нет ли у вашего величества приказаний? Я разыскиваю вас уже с полчаса, но никак не мог найти.

Гретхен ничего не ответила, а только плотнее закуталась в домино и крепче прижала маску к лицу. Но это-то и выдало ее. Придерживая маску, она невольно обнажила свою белую руку, на одном из пальцев которой сверкало золотое кольцо с бриллиантом. Арману это кольцо было знакомо, так как именно он и подарил его своей невесте, когда они вместе сидели как-то раз вечером в беседке за домом, принадлежавшем матери Гретхен. Он знал эту нежную, белую руку, которую не раз прижимал к устам.

– Что это? – прошептал он. – Ты ли это, Гретхен? Откуда у тебя этот наряд? Заклинаю тебя, говори, объясни в чем дело! Неужели ты не можешь простить меня? Снова повторяю тебе, что я по-прежнему люблю тебя, что буду любить тебя всю свою жизнь и что к той женщине меня влекла лишь чувственная страсть. Но сердце мое не принадлежит ей. Я говорил ей о любви, но сердце мое тут ни при чем. Гретхен! Мои лучшие, самые святые чувства принадлежат тебе одной!

Гретхен ничего не ответила. Но она остановилась, мольба любимого человека растрогала ее, и она уже хотела поднять капюшон, чтобы переговорить с Арманом. Но тут произошло нечто ужасное.

В течение последних минут за молодыми людьми следовал по пятам какой-то неизвестный в костюме ландскнехта. Лицо его было закрыто черной маской сверху донизу. Из прорезей маски сверкали блестящие глаза, устремленные с выражением фанатической ненависти в синее домино. Затем ландскнехт дрожащей рукой вынул из-за пояса длинный, острый кинжал, поднял его кверху и подержал секунду на уровне своего широкополого берета. При этом он оглянулся по сторонам, как бы желая убедиться, что путь к дверям свободен. Потом он согнулся, подобно тигру, собирающемуся сделать прыжок.

Вдруг он подскочил совсем близко к синему домино. Кинжал сверкнул в воздухе, и лезвие его по самую рукоятку вонзилось в спину несчастной девушки.

Раздался пронзительный крик.

Убийца бросился бежать, не оглядываясь на свою жертву.

– Арман! Меня ранили, – с трудом проговорила Гретхен, – я умираю… за короля!..

Арман не успел броситься вдогонку за злодеем. Он мог только подхватить Гретхен и прижать ее к себе.

– Гретхен! Милая! – воскликнул он в неописуемом ужасе. – Что с тобой? Ты бледнеешь! Что сделал этот негодяй, только что изо всей силы толкнувший тебя в спину? Боже! Я вижу кровь… в твоей спине торчит кинжал… Убийство!.. Помогите! Прекратите музыку! Здесь совершено гнусное убийство!

Музыка сразу оборвалась. Со всех сторон к месту происшествия сбежались маски. Из уст в уста передавалась ужасная весть. В несколько секунд Арман и Гретхен оказались окруженными густой толпой. Начальник полиции пробрался вперед и помог Арману перенести смертельно раненную Гретхен в зеленую гостиную. Там ее уложили на диван.

Сбежалось человек десять врачей. Все они в смущении переглянулись. Достаточно было только взглянуть на искаженное муками лицо несчастной девушки, чтобы увидеть, что тут ничем уже нельзя помочь, что молодая жизнь погибла безвозвратно.

Арман де Роже, громко рыдая, опустился на колени рядом с диваном, на котором лежала Гретхен. Он схватил холодеющие руки молодой девушки в свои и орошал их слезами, нежно называя ее по имени, и, по-видимому, забыл о том, что его окружают сотни людей. В такие минуты сердце очищается от всякой накипи, и тогда любовь прорывается наружу, как бы глубоко она ни была скрыта раньше.

– Очнись, дорогая моя, – говорил молодой офицер, – открой глаза хоть один еще раз, произнеси хоть одно только слово и скажи, что ты простила меня. Неужто пробил последний час твой и ты теперь уходишь в царство теней, не убедившись в моем раскаянии, не веря мне, что я любил только тебя одну, моя дорогая. Поверь мне в этот страшный час, что я никогда не буду любить никого, кроме тебя.

Пришлось силой поднять Армана на ноги. Его обступили несколько человек товарищей по полку, стараясь как-нибудь успокоить.

Тем временем в гостиную вошел седовласый старец. Врачи почтительно расступились перед ним, так как это был лейб-медик короля. Старик подошел к раненой и решительно, хотя по возможности и осторожно, вынул кинжал из раны. Брызнула струя крови, окрашивая голубой бархат домино в темно-бурый цвет.

Несчастная девушка вздрогнула. Холодная дрожь пробежала по ее телу, и она медленно открыла глаза.

– Арман, – слабым голосом произнесла она, – прощай! Дай мне руку… я хочу пожать ее в последний раз… Я так любила тебя… а теперь… теперь… я должна умереть…

Арман снова опустился на колени возле смертного одра своей возлюбленной и прижал залитое слезами лицо к синему бархату рокового домино.

У всех окружающих на глазах выступили слезы, всеми овладело искреннее сострадание, и, хотя гостиная была битком набита народом, слышался лишь подавленный шепот.

Вдруг сквозь толпу пробрался вперед, направляясь к дивану, какой-то среднего роста мужчина в синем бархатном домино. Он остановился и быстро сбросил капюшон. По толпе пронесся глухой, благоговейный шепот.

– Его величество король!

Фридрих подошел к дивану, на котором лежала умирающая. Арман встал, чтобы отдать честь, но король положил руку на плечо молодого офицера и коротко произнес:

– Не надо! Не вставайте. Молитесь. Это важнее.

Затем король обратился к вошедшему одновременно с ним начальнику полиции и спросил:

– Действительно это убийство? Неужели кто-то на самом деле заколол эту девушку?

– К прискорбию, остается только сказать, ваше величество, что какой-то негодяй нанес ей удар кинжалом в спину.

– Мерзавец! – громко произнес король. Он дал знак лейб-медику и вполголоса спросил: – Есть ли надежда? Можно ее спасти?

– Нет, ваше величество. Наука здесь бессильна. Лишь Господь властен сотворить чудо.

Король помолчал немного, а затем глухо произнес:

– Дурное предзнаменование, печальная разлука. Я люблю всех своих подданных и обязан защищать каждого из них. Господин начальник полиции, задержан ли убийца?

– Нет, ваше величество. Преступнику удалось бежать, оставшись незамеченным. Успели только увидеть, что он был в наряде средневекового ландскнехта, но лицо его было скрыто под черной маской.

– Закрыть немедленно все городские ворота, – приказал король, – обыскать весь город! Надо установить, кто сшил или кто отдал напрокат костюм ландскнехта. Где кинжал, которым было совершено убийство?

– Здесь, ваше величество, – отозвался начальник полиции, подавая королю кинжал, – он еще запачкан кровью несчастной жертвы.

Король внимательно осмотрел кинжал и в недоумении покачал головой.

Тут вдруг вскочил на ноги Арман де Роже. Еле сдерживая свое страшное волнение, он протянул руку к кинжалу.

– Ваше величество, – порывисто произнес он, – умоляю вас, дайте мне этот кинжал!

– Зачем? Для чего он вам нужен?

– Ваше величество, я не успокоюсь до тех пор, пока мне не удастся этим кинжалом пронзить грудь того, кто убил мою невесту. Я знаю, ваше величество, я предчувствую, что найду этого негодяя, где бы он ни скрывался, хотя бы он даже провалился сквозь землю. Я разыщу его и отомщу за эту несчастную девушку.

Не говоря ни слова, король передал кинжал своему адъютанту.

Вдруг умирающая Гретхен сделала движение рукой. Лейб-медик наклонился к ней. Он почти тотчас же воскликнул:

– Ваше величество! Она просит милости разрешить ей сказать несколько слов. Она хочет доверить вашему величеству важную тайну.

Король подошел еще ближе к дивану и наклонился к умирающей.

– Что вы хотите сказать мне, дитя мое? – ласково спросил он. – Говорите, как будто вы видите перед собой родного отца.

Лейб-медик немного приподнял голову Гретхен, и несчастная жертва гнусного покушения еле слышно прошептала:

– Ваше величество, я умираю с радостью, хотя мне тяжело расстаться с жизнью. Я умираю с сознанием того, что пожертвовала собой для своего государя.

– Как? Для меня? – изумился король.

– Да, ваше величество. В этом самом кабинете я… за полчаса до нападения на меня… подслушала преступников, замышлявших покушение на ваше величество. Убийца – тот самый ландскнехт, который беседовал с незнакомцем в наряде крестьянина, – он собирался разыскать синее домино – вас, ваше величество, а я, чтобы спасти короля, надела другое… такое же домино… – я хотела ввести в заблуждение злодея – это мне удалось… Боже!.. Мне нечем дышать… воздуха!.. Мои ноги… холодеют…

– Она кончается! – в сильном волнении воскликнул король. – Она не должна умереть. Врачи! Употребите все усилия. Удержите ее жизнь еще хоть на несколько минут.

Лейб-медик облегчил страдания умирающей тем, что поднял ее немного, так что она могла полусидеть. Он поддерживал ее спину, Арман де Роже держал ее за руки, а король снова наклонился к ней, жадно прислушиваясь к каждому ее слову.

– Никто не знал о том, что я явлюсь на бал в синем домино! – гневно произнес он. – Кто выдал преступникам эту тайну?

Умирающая широко открытыми глазами уставилась на Армана. Ведь это именно он нарушил свой долг и выдал Аделине Барберини тайну короля. Бедной Гретхен представилась возможность отомстить преступной итальянке. Но вместе с тем она погубила бы также своего жениха, а на это у нее не хватило сил. Она предпочла умереть, не выдав тайны.

– Я… не знаю… кто выдал… тайну синего домино… – порывисто произнесла она. – Арман, поцелуй меня… в последний раз… обними меня… Арман… благословляю тебя и короля! Берегитесь оба… той итальянки!

За спиной короля в эту минуту появилась Аделина Барберини. Лицо ее было мертвенно бледно, глаза ее как-то странно сверкали, но она сохранила гордую, почти грозную осанку.

Гретхен подняла кверху обе руки. Какая-то таинственная сила, казалось, придала ей новые силы для того, чтобы предостеречь короля. Звучным голосом на всю комнату произнесла она:

– Вот она! Смертельный враг короля прусского. Остерегайтесь этой змеи. Она виновна в моей смерти!

Аделина насмешливо расхохоталась. Хохот этот, в минуту кончины несчастной молодой девушки, был ужасен и жесток.

Король медленно оглянулся и пытливо взглянул на Аделину.

– Синьора, – произнес он, – умирающая возводит на вас ужасное обвинение.

– Это просто лихорадочный бред, ваше величество, – возразила Аделина.

– Совершенно верно, – подтвердил лейб-медик большой почитатель красавицы Барберини, – взгляните, ваше величество. Несчастная уже лишилась сознания.

Гретхен умирала. Молодой организм ее боролся со смертью, но сердце ее стало биться все реже и реже. Наконец она вздохнула в последний раз, по телу ее пробежала судорога. Все кончилось.

Адъютант короля, громко вскрикнув, припал к груди своей невесты.

Глава 53
ЛЕЙХТВЕЙС СПАСАЕТ КОРОЛЯ

Беспримерное в истории победное шествие вело Фридриха Великого от успеха к успеху. Завоевав Саксонию и заняв Дрезден, король готовился к бою с огромной австрийской армией, предводительствуемой фельдмаршалом Брауном.

Первого октября 1756 года при Лобозице произошло кровопролитное сражение. Австрийцы были разбиты наголову, но и армия Фридриха Великого понесла крупный урон, тем более что австрийская армия численностью значительно превосходила прусскую.

– Мои войска никогда еще не отличались столь беззаветной отвагой за все время, в течение которого я имею честь командовать ими, – сказал Фридрих Великий после этого сражения.

Потерпев поражение, австрийцы отошли к Праге, а Фридрих тотчас же начал преследование.

Шестого мая 1757 года прусские войска вступили в бой с передовыми отрядами австрийцев под Прагой. Завязалось одно из кровопролитнейших сражений семилетней войны, так называемая «Пражская битва».

Лейхтвейс со своими друзьями следовал по пятам прусской армии через всю Саксонию.

В трех милях от Праги, у шоссе, был расположен маленький постоялый двор. В мирное время жители Праги по воскресным дням совершали сюда прогулки. Но теперь, страшась ужасов войны, владелец постоялого двора и его семья бежали и скрылись за стенами Пражской крепости, подобно многим другим окрестным жителям. После этого на постоялом дворе располагались поочередно разные отряды войск. Все запасы были так основательно разграблены, что нельзя было найти даже корки хлеба. Не осталось никакой мебели, ни клочка сена или соломы. Когда прусская армия начала стягиваться к Праге, постоялый двор снова опустел.

Затем сюда явился Лейхтвейс со своей шайкой. Разбойники устроились, насколько возможно было, удобно, и Лейхтвейс решил остаться здесь на все время осады Праги с тем, чтобы отсюда совершать набеги на окрестные селения.

Лора и Елизавета в последнее время носили не женские платья. Во избежание неприятных столкновений и щекотливых расспросов, они должны были переодеться в мужские костюмы. Лейхтвейс, незадолго до этого, наведался в опустевший дом какого-то лесничего, обитатели которого тоже бежали перед надвигавшейся прусской армией. Там разбойники нашли нарядные костюмы лесных сторожей, в которые Лора и Елизавета и нарядились. Таким образом, на них теперь были тужурки с зелеными обшлагами и воротниками, серые брюки, высокие сапоги и маленькие шапочки с петушиным пером. Как Лора, так и Елизавета, вооружились каждая хорошим ружьем.

Вообще разбойники не ощущали недостатка в оружии и боевых припасах. Гораздо труднее было обеспечивать себя пищей, так как сначала австрийцы, а затем пруссаки опустошили всю окружающую местность, подобно стае саранчи, внезапно опустившейся на ниву и уничтожающей в течение нескольких часов все, что только можно. На огромном расстоянии кругом нигде нельзя было найти даже за большие деньги ни хлеба, ни мяса, ни домашней птицы. Бежавшие в Прагу крестьяне забрали все, что только можно было, а остальное уничтожили. Они предпочитали вылить все свое вино в реку, лишь бы оно не досталось ненавистным пруссакам. В лесах, понятно, не было никакой дичи, так как она была либо истреблена, либо разбежалась во все стороны, или же замерзла, так как в 1756 году зима отличалась особой суровостью, и порой даже птицы замерзали на лету.

В большой комнате постоялого двора разбойники сидели за круглым столом при свете нескольких сальных свечей. Это было накануне большого сражения под Прагой, во время которого Фридрих Великий снова проявил себя таким гениальным полководцем. Бруно и Отто притащили из леса молодую сосну и распилили ее на дрова. Они внесли поленья в комнату и затопили огромную печь, так что в доме было тепло и уютно. Зигрист и Рорбек ушли, чтобы поохотиться. Они ушли давно, еще после полудня, и Лейхтвейс уже начал беспокоиться, так как наступил вечер, а их все еще не было. Время от времени он выходил из комнаты на полуразрушенную деревянную веранду и выглядывал на шоссе и прилегающее поле, не покажутся ли наконец его друзья. Но ночь была темная и, кроме того, несмотря на то, что было уже пятое мая, шел мелкий снег и густой туман заволакивал все окрестности.

Вдруг Лейхтвейс ощутил на своем плече прикосновение нежной ручки. Обернувшись, он увидел перед собой Лору.

– Ты озабочен, мой милый, – обратилась она к нему. – Тебя беспокоит участь наших друзей, не правда ли? Я и сама неохотно расстаюсь с кем-либо из товарищей. Ведь может легко случиться, что Зигрист и Рорбек столкнулись с передовыми постами прусской армии или с каким-нибудь летучим отрядом австрийцев, и тогда они неминуемо должны погибнуть. Их сочтут за шпионов или же, что еще хуже, за мародеров, грабящих раненых и убитых. В том и в другом случае их немедленно расстреляют.

– И это будет очень несправедливо, – отозвался Лейхтвейс. – Да, мы разбойники, мы ищем добычи, но мы никогда еще не грабили раненых. Это гадко и омерзительно, и я, клянусь, собственноручно убил бы того из моих товарищей, кого застал бы за таким бесчестным делом. А что касается шпионажа, то ведь мы не вмешивались в борьбу и не держались ничьей стороны, хотя признаюсь, что я начинаю волноваться, когда вижу врагов прусского короля, и охотно готов стрелять в них.

– Я знаю, – ответила Лора с улыбкой, – ты любишь короля, ты уважаешь его.

– Да, люблю и обожаю! – воскликнул Лейхтвейс. – Я восторгаюсь его гением, его личной отвагой и неутомимой энергией. Кроме того, я ведь клялся, что буду становиться на защиту притесняемых и угнетенных, а ведь король Фридрих находится в крайне стесненном положении. Он дерется сразу с тремя великими державами: Австрией, Францией и Россией. Его хотят задавить численностью войска, а он тем не менее не только оказывает сопротивление, но даже одерживает победу за победой. Да, Лора, если бы я не любил так страстно свободу, если бы я не был связан священной клятвой с тобой и моими друзьями, то я стал бы в ряды прусской армии даже простым рядовым.

Тут Лора указала рукой на две черные фигуры, появившиеся на опушке леса.

– Кажется, там идут Зигрист и Рорбек, – сказала она. – Да, да, это они, я уже узнаю их. Сейчас пойду успокою Елизавету, которая тоже сильно беспокоится о Зигристе.

Лора вернулась в дом, а Лейхтвейс быстро сошел с веранды и пошел навстречу своим друзьям.

– Поздравь нас с успехом! – уже издалека крикнул Рорбек Лейхтвейсу. – Смотри, какая у нас добыча. Поневоле вспомнишь Нероберг и наши совместные удачные охоты.

Лейхтвейс чрезвычайно обрадовался, когда увидел, что друзья его тащат за собой большого оленя, несомненно убитого ими в лесу.

– Это еще не все, – сказал Зигрист, пожимая руку Лейхтвейсу, – у меня на спине мешок, а в нем разные припасы вроде муки, сала и даже кофе.

– Отлично, отлично, друзья мои! – воскликнул Лейхтвейс и взял мешок к себе на спину, чтобы дать отдохнуть Зигристу. – Откуда же на вас свалились все эти прелести?

– Оленя убил Рорбек, – ответил Зигрист, – сразу видно, что он был когда-то лесничим. Он еще издалека почуял дичь и, действительно, как видишь, не ошибся.

– А мука, сало и кофе откуда?

– Это мы отобрали у крестьянина, который на телеге ехал, надо полагать, в Прагу. Он притворился, что не знает ни одного слова по-немецки, но когда мы отобрали у него то, что нам было нужно, то он начал прекрасно ругаться на этом языке.

– Но вы, надеюсь, не обобрали его дочиста?

– Конечно, нет. Мы не забываем твоих приказаний, Лейхтвейс, и никогда не отнимем у бедняка последнее. Если бы мы захотели так поступить, то привезли бы с собой целый воз с припасами вместе с лошадью. Но мы удовлетворились самым необходимым, и теперь мы можем быть спокойны о нашем продовольствии в течение следующих трех-четырех дней.

Затем они все втроем вошли в дом.

Появление Зигриста и Рорбека вызвало всеобщую радость, а спустя пять минут на покинутом постоялом дворе началась кипучая работа. Бруно и Рорбек сняли шкуру с оленя и выпотрошили его. Лора и Елизавета немедленно принялись хлопотать по хозяйству. Вскоре после этого по комнате распространился приятный запах свежего кофе. Затем они изжарили довольно большой кусок оленьего мяса, и спустя час разбойники были уже за столом и аппетитно ужинали. Они сидели за столом и с наслаждением ели, чего сравнительно давно уже были лишены.

– Совсем как у нас дома в пещере! – воскликнул Лейхтвейс. – Как часто мы там так сидели, в недрах земли, вдали от людей. Теперь же мы тоже, в сущности, находимся вдали от людей. Ведь кругом на большом расстоянии нет ни живой души, разве только какой-нибудь заблудившийся солдат или случайный патруль.

– Не вспоминай о нашей пещере, – сказала Лора, – я сильно тоскую по ней, страшно скучаю по нашему подземному жилищу и жду не дождусь случая поскорее вернуться туда.

– Будем надеяться, что это нам скоро удастся, – ответил Лейхтвейс, – но прежде всего надо позаботиться о какой-нибудь добыче. Нельзя же вернуться туда с пустыми руками, а до сих пор мы никакого значительного успеха не добились. Мои надежды, которые я возлагаю на войну, еще не оправдались. Я даже нахожу, что для нас мир выгоднее войны, так как в мирное время люди не так бережно охраняют свою собственность, а во время войны всякий старается подальше запрятать свое добро, чтобы не так-то легко было найти его. Скажите, Зигрист и Рорбек, не видели ли вы сегодня чего-нибудь такого, на что стоило бы обратить внимание в смысле добычи?

– Мы почти не выходили из лесу, – ответил Зигрист, – и лишь случайно прошли мимо какого-то замка. Но он был так же запущен, как и этот трактир, так что там можно было бы взять разве только несколько ржавых гвоздей.

Вдруг беседа разбойников была прервана топотом быстро скачущих лошадей и затем громким стуком в дверь дома. Послышался громкий мужской голос:

– Отворите, ради Бога! Надо спасти драгоценную жизнь! Отворите скорей, если вы люди, а не звери!

Разбойники вскочили со своих мест и бросились к дверям. Но прежде чем они успели добежать до них, прогремело несколько выстрелов и снова послышался топот копыт скачущих коней.

Однако Лейхтвейс, не смущаясь опасностью, открыл ставни одного из окон и выглянул наружу. За дверьми стояли два незнакомца в плащах, по-видимому, какие-то офицеры. Лошади, с которых они соскочили, были очень красивы и породисты.

– Отворите! – крикнул один из незнакомцев, стройный, высокого роста мужчина. – Вы получите большую награду, если впустите нас. Вон кроаты уже показались на опушке леса. Мы спасаемся от преследования.

– Вы пруссаки? – спросил Лейхтвейс.

– Да, пруссаки, если вас это так интересует.

– Если так, то войдите. Мы сумеем защитить вас.

Лейхтвейс быстро отошел от окна, закрыл ставни, побежал к двери и быстро открыл ее. В ту же минуту оба прусских офицера вошли в комнату. Один из них, высокий ростом, был еще довольно молод. Другой, пониже, высоко поднял воротник своего серого плаща и надвинул шляпу на лоб, как бы желая остаться неузнанным.

– Слава Богу! – воскликнул молодой офицер. – Теперь мы спасены.

– Погоди еще радоваться, – ответил его спутник, – кроаты попытаются взять этот дом приступом и тогда…

– Тогда они дорого поплатятся за свою дерзость, – прервал его Лейхтвейс, – в этом доме находятся семеро здоровых мужчин и две женщины, которые в крайнем случае не уступят мужчинам. Мы окажем очень упорное сопротивление. Но прежде всего надо спрятать лошадей, а то было бы жаль, если бы они достались кроатам.

– Что делать, – отозвался молодой офицер, – чтобы выйти из дома и отвести лошадей во двор, надо рисковать жизнью.

– Я сделаю все что нужно, – произнес Лейхтвейс.

Не долго думая, он открыл дверь, выбежал через веранду наружу и взял поводья лошадей.

– Отворяй ворота, Зигрист! – крикнул он. – Живо! Кроаты уже близко.

Но прежде чем открылись ворота, прошло минуты три.

Человек тридцать кроатов на маленьких быстрых лошадках мчались по дороге по направлению к дому. Они успели заметить, что преследуемые ими офицеры скрылись в доме и, по-видимому, собирались взять этот дом приступом. Во главе отряда ехал офицер на крупном вороном коне. При ярком свете луны Лейхтвейс сразу хорошо мог разглядеть этого офицера, размахивающего огромной саблей. Едва только он увидел искаженное злобой лицо офицера, как остановился как вкопанный. Рука его, в которой он держал поводья, бессильно опустилась.

– Батьяни, – глухо вырвалось у него, – мой смертельный враг!

Предводитель кроатов круто остановил своего коня, так как тот встал на дыбы, и, громко расхохотавшись, крикнул громовым голосом:

– Лейхтвейс! Вот уж не ожидал здесь с тобой встретиться! Но на этот раз тебе не уйти от меня, наконец-то мы сведем с тобой счеты. Он обернулся и изо всей силы крикнул кроатам: – Скорей сюда! Цельтесь вернее в того человека, который хочет увести лошадей. Стреляйте метко.

Раздался залп. Тридцать пуль ударилось в крышу и в стены дома, но Лейхтвейс стоял невредим. В ту же минуту открылись ворота, и прежде чем кроаты успели зарядить свои ружья, Лейхтвейс скрылся с обеими лошадьми во дворе дома. Сознание, что предстоит новая схватка со смертельным врагом, что предводителем кроатов состоит Батьяни, возбудило в Лейхтвейсе неукротимую жажду борьбы. В нескольких словах он сообщил Лоре и своим друзьям, кто именно предводительствует кроатами, и что теперь приступ будет направлен не столько против двух прусских офицеров, сколько против Лейхтвейса и его товарищей.

Офицеры тем временем успели подкрепиться несколькими глотками горячего кофе. Молодой офицер сбросил плащ. Он оказался очень красивым юношей в блестящей форме.

– Мое имя Арман де Роже, – быстро произнес он, обращаясь к Лейхтвейсу, – я вместе с моим спутником объезжал окрестности Праги, и вдруг на нас напали вооруженные кроаты, выскочив неожиданно из чащи. Нас спасли наши превосходные лошади – они с поразительной быстротой домчали нас сюда к вам. Тем не менее наша участь далеко еще не решена. Ведь кроаты превосходят нас численностью в несколько раз. Но если вы согласитесь оказать нам содействие, то мы будем биться до последнего. Вы, господа, даже не подозреваете, что исход этой борьбы может оказать роковое влияние на исход всей войны. Дело в том, что мы везем секретные документы, которые ни под каким видом не должны достаться неприятелю.

Тем временем спутник молодого офицера сел на скамье у печи. Он не последовал примеру юноши и не снял плаща, а напротив, еще плотнее закутался в него. Он снял шляпу, положил ее рядом с собой на скамью, оперся руками на трость с золотым набалдашником и задумчиво смотрел на огонь. Пламя ярко озаряло его лицо. Лейхтвейс взглянул на него и невольно вздрогнул.

Он хотел что-то сказать, но удержался и обратился к молодому офицеру со словами:

– Мы будем защищать вас и вашего товарища и, если будет нужно, то пожертвуем даже жизнью для вас обоих. Пока этот дом стоит на месте, пока его не подожгут, нам нечего опасаться.

– Благодарю вас, – в сильном волнении ответил молодой офицер. – А если нам удастся отбить нападение кроатов, то вы можете рассчитывать на королевскую награду.

– Не в этом дело, – возразил Лейхтвейс, – мы не за деньги продаем нашу жизнь, а будем биться за вас потому, что вы наши гости и мы вам оказали гостеприимство.

Лейхтвейс отправился к своим товарищам в другую комнату, где разбойники уже заряжали ружья и готовились к бою. Выходя из комнаты, он расслышал, как старший офицер, сидевший на скамье, сказал спутнику:

– Молодец мужчина. Хорошо, что мы встретились с ним. Он храбр, и я думаю, мы справимся с кроатами при помощи его и его друзей.

– Не лучше ли, – отозвался Арман де Роже, – сказать этим людям, за кого они собираются сражаться?

– Нет, – решительно заявил старший офицер. – Это мы успеем сделать и после боя. А если кроаты нас перережут, то никто не должен знать, кто именно здесь погиб.

Между тем Лейхтвейс вошел в другую комнату и закрыл за собою дверь.

– Нас ожидает серьезная борьба, – произнес он. – Надеяться на милость кроатов не приходится, так как ими командует Батьяни. Но помимо этого мы обязаны биться до последней капли крови за тех, кого мы приняли у себя.

– Кто бы они могли быть? – недоумевал Зигрист. – По-видимому, они занимают высокое положение в рядах прусской армии.

– Очень высокое, – ответил Лейхтвейс с улыбкой. – Один из них назвал себя: это Арман де Роже, судя по форме, майор. Другой не назвал своего имени, но я и без того узнал его.

– Неужели ты знаешь его? – спросила Лора. – Почему ты сразу не сказал об этом?

– Да, я знаю его! – воскликнул Лейхтвейс, и глаза его заблестели. – Знайте же и вы, друзья мои, что за человек сидит у печи, углубившись в свои думы, пока враги пытаются захватить его. Это – Фридрих, король Прусский!