Текст книги "Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную"

Автор книги: В. Злыгостев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Глава четвертая. Звездный час Субэдэя

Восшествие на великокаанский престол Угэдэя ознаменовалось активизацией действий монголов в северном Китае, тем более что государства тангутов Си Ся, игравшего на протяжении четверти века определенную роль в монголочжурчжэньском противостоянии, более не существовало. Тан гуты, то выступавшие союзниками монголов и с удовольствием отгрызавшие от Цзинь жирные куски, то впадавшие за чжурчжэньские деньги в состояние нейтралитета в войне между Севером и Югом, более не были головной болью монгольской политики. Их государство, аннексированное и жестоко наказанное в результате последнего похода Чинчисхана, стало одним из флангов чжурчжэньского фронта, а весь военный потенциал Си Ся, и людской, и технический, принадлежал отныне монголам. Все это позволяло Угэдэю исполнить завещание Чингисхана, которое, сказанное буквально со смертного одра, гласило: «Хоть десять лет трудись, но обязательно заверши завоевание: если задержишься завершить завоевание, то остатки цзиньской породы вновь размножатся… Разбить их обязательно!» [12, с. 77, 162].

Уходя из Китая в 1215 году, Чингисхан оставил там постоянно действующий контингент своих войск в составе трех-четырех туменов под командованием Мухали, назначенного в 1217 году наместником вновь завоевываемых земель, с присвоением княжеского титула го ван. За счет рекрутируемых китайцев, чжурчжэней-изменников и киданей Мухали довел численность вверенных ему войск до 70 тысяч человек и более. Однако этого было явно недостаточно для того, чтобы выжечь на теле Цзинь тавро монгольского владыки, определяющего его собственность. Армии Цзинь, униженные катастрофическими позорными поражениями и обильным кровопусканием, были по-прежнему многочисленны и сохранили определенный потенциал. И хотя они располагались в разных округах и гарнизонах страны, все равно представляли грозную силу, которую Мухали, несмотря на все свои достоинства как полководца, сломить не мог, но необходимо отдать ему должное в том, что он виртуозно выполнял установки своего каана. Мухали умудрялся, окунувшись в хитросплетения военно-политической обстановки, удерживать огромные территории Цзинь, обеспечивая бесперебойный их грабеж и доставку добычи в Монголию, а также поддерживать в состоянии стабильной нестабильности китайские земли, оставшиеся под властью династии чжурчжэней, не позволяя их лидерам сконцентрироваться в организации эффективного противодействия агрессору, и, наконец, постоянно атаковал южные владения Цзинь по среднему течению Хуанхэ и в Шаньси. Так «бесконечная война» продолжалась практически все эти годы, а опыт, приобретенный Мухали, умершим в марте 1223 года, пригодился приемникам, и в первую очередь Бору, его сыну, который унаследовал не только звания и титулы, но и клубок неразрешенных проблем. Чтобы решить «проблему Цзинь», нужно было новое крупномасштабное вторжение монголов в пределы Центрального Китая, тем более что империя Сун хотела на определенных условиях поучаствовать в свежевании их заклятых врагов чжурчжэней, а сил у Бора не хватало. Несмотря на поддержку войсками, оказанную ему Чингисханом в 1226–1227 годах, Бор не смог склонить чашу весов в пользу монгольского оружия, а вскоре в 1228 году смерть настигла и его. Это дало чжурчжэням надежду, что они смогут вырваться из накинутой им на шею монгольской удавки.

За годы противостояния с «северными варварами» в среде цзиньских военачальников появились инициативные решительные люди, наученные горьким опытом поражений и не чуравшиеся перенимать самое ценное из стратегии и тактики захватчиков. И это дало свои результаты. Летом 1228 года главнокомандующий чжурчжэньскими войсками Вэньян Хэда отправил одного из своих военачальников Чен-хо-шана против монгольских войск, вступивших в Да-чань-юань. Чен-хо-шан, имевший в своем распоряжении всего лишь несколько сот конницы, «совершенно разбил восьмитысячный корпус монголов. Эта победа пробудила мужество… в войсках, ибо со времени нашествия монгольского в продолжение двадцати лет они в первый раз одержали победу» [31, с. 108].

Однако цзиньский император Ай-цзун не обольщался этим успехом и на следующий год, по-видимому ко времени инаугурации Угэдэя, направил в Монголию большое посольство во главе с Агудаем – поднести «вассальные траурные подношения». Нетрудно представить себе витиеватые речи посла, который, стоя на коленях, а может, и распростершись ниц перед новым Великим кааном, испрашивал мира или хотя бы мирной передышки своей стране, но Угэдэй был истинным сыном своего отца, а в данный момент, будучи властелином половины Азии, надменно сказал Агудаю: «Твой господин долго не покорялся, вынуждая прежнего государя состариться в сражениях. Могу ли я забыть [это] и для чего [эти] траурные подношения!» – «и отвергнул их» [12, с. 163]. Подобные речи, исходящие от властителя монголов, означали лишь одно – война будет продолжена. Но чжурчжэни не оставляли мечты о перемирии или даже союзе, а потому «в тот же год. Цзинь опять направило послов со сватовством. [Они] не были приняты» [12, с. 164]. Все это является свидетельством того, что военно-политическая ситуация сползла от «бесконечной войны» к чему-то более ужасному и кровавому.

В Китай был направлен новый командующий Дохолху-Чэрби. Зимой 1230 года под его руководством началось очередное наступление монголов. «Сопротивление войск Цзинь было для них неожиданностью. Прежний боевой дух чжурчжэней вернулся» (4, с. 208]. Против Дохолху-Чэрби выступил уже снискавший себе славу победителя монголов Чен-хо-шан, вначале он успешно «отражал атакующих… в восточной части Ганьсу» [4, с. 208], а затем в долине Вэй-хой-фу произошло то, чего давненько не случалось с монголами – они вновь были разгромлены. «Дохолху сразился с цзиньскими войсками и был полностью разбит» [12, с. 164]. Это был звездный час Чен-хо-шана и чжурчжэньского воинства, что подтолкнуло к действию и дипломатов Цзинь, которые тут же начали активную работу со своими коллегами из империи Сун, вызвавшую опасение, негодование и ярость в ставке Угэдэя. Он принял решение самолично возглавить монгольские армии по крупнейшему вторжению в пределы Поднебесной, но вначале им было отправлено «повеление Субэдэю помочь ему» [12, с. 164], «предписано Су-буту идти к нему на помощь» [31, с. 113]. Хронист так витиевато подносит этот текст, что неясно, кому «ему»? Вроде бы и Дохолху, но, скорее всего, в помощи нуждался сам Угэдэй, потому как к лету 1230 года «создалась совершенно иная военная и политическая ситуация, в которой нужен был Субудай» [11, С. 78].

Выше было сказано о «звездном часе» Чен-хо-шана, но привлечение на театр военных действий в Китай с далекого запада Субэдэя стало также «звездным часом» и последнего, ибо эта невиданная по своему напряжению и жестокости война превратила выходца из малоизвестного центральноазиатского племени в ниспровергателя империи Цзинь.

Глава пятая. На пути к Кайфыну

Субэдэй, находившийся, как пишет хронист, в «отдаленных резиденциях» [12, с. 229] (и он прав, ведь для премудрого китайца, проведшего жизнь среди свитков и фолиантов в императорской библиотеке Пекина, Итиль и Джаих были чуть ли не краем земли), поспешил, исполняя повеление Угэдэя, в его ставку «на реке Памир» [90]90
  Северо-западнее г. Цэцэрлэг (см.: Липец Р. С. Образы батыра и его коня в тюрко-монгольском эпосе. М.: Наука, 1984. С. 164). Район г. Каракорум.


[Закрыть][12, С. 164], оставив войско и джучидов на попечение Кукдая. Где-то там, на северо-западе Монголии, начинался почти что четырехлетний поход против Цзинь, основным действующим лицом которого предстояло стать Субэдэю. «монгольские войска наступали тремя крыльями, которыми командовали соответственно… Субудай, сам Угэдэй и Толуй» [48, с. 26]. Маршрут движения армий в 1230 году отличался от маршрута передвижения монголов в сторону Цзинь в 1211-м. Ныне «карательный поход на юг» [12, с. 165] проходил гораздо западнее прежнего, через земли покоренных тангутов.

В войсках проходили обкатку войной чингисиды – представители разных «домов»: Мункэ, Гуюк, Бату и другие. Сын Субэдэя Урянхатай начал свою активную военную деятельность как военачальник именно в этом походе. «Некоторые исследователи считают, что общее командование войсками осуществлял Субэдэй [91]91
  Воробьев М. В. Чжурчиони и государство Цзинь. М.: Наука, 1975. С. 125; Храпачевский Р. П. Военная держава Чингисхана. С. 344, 547.


[Закрыть]» [6, с. 344] уже в самом начале войны, но это не совсем верно, так как, призвав его в Китай, Угэдэй и Толуй сами попытались «порулить» и, воспользовавшись моментом, навешать на себя лавры победителей, ибо присутствие большого количества монгольских войск и Субэдэя обеспечивало беспроигрышность всей кампании. Однако чингисовы дети не учли воли чжурчжэней к сопротивлению, которое в 1232 году заставило Угэдэя задуматься и перераспределить полномочия по управлению армиями. А тогда, зимой 1231 года, войско монголов, заняв округ Тянчэн [92]92
  Находился на территории совр. уезда Тяньчжэньсянь пров. Шаньси. См.: Золотая орда в источниках. Т. 3. Китайские и монгольские источники. С. 268.


[Закрыть]и его крепости, сосредоточилось там. Численность армии вторжения была никак не меньше, чем во время первого похода в 1211 году, т. е. 130–150 тысяч воинов, к этому количеству необходимо добавить несколько отрядов, действующих самостоятельно в других регионах Китая. Все это свидетельствует о серьезности намерений Угэдэя покончить с Цзинь раз и навсегда.

Между тем монголы переправились через Хуанхэ и осадили город Фэньсян [93]93
  Располагался в 70 км к северо-западу от современного хошуна Ар-Хорчин-Ци в пров. Лаонин. Там же. С. 259.


[Закрыть]. Под Фэньсяном Субэдэй продемонстрировал возможность использования осадной техники, а именно сосредоточение обстрела из камнеметов на определенных участках стен. Сюй Тип, китайский чиновник, современник тех событий, пишет в своем труде «Хэй-да шилюе (Краткие сведения о черных татарах)», датируемом 1237 годом, что монголы «били по городу Фэньсян… специально наносили сильные удары в один [выбранный] угол его стены [для этого] было установлено 400 камнеметов» [12, с. 62]. Это было невиданным сосредоточением осадных орудий по любым меркам той эпохи – во всей Европе, включая и Византию, возможно, столько техники одновременно не набралось бы. Но стены Фэньсяна были достаточно мощны, и взять его с ходу не получилось. Возникла пауза, во время которой с подачи Елюй Чуцая Угэдэй занялся абсолютно мирным делом «были поставлены сборщики налогов в 10 областях» [12, с. 165], началось цивилизованное изъятие денежных и прочих средств у населения. Субэдэй же занимался планированием предстоящей кампании. Впрочем, у Фэньсяна он не засиделся, а выступил со своим корпусом в направление на горные заставы Тунгуань и Ланьгуань [94]94
  Юго-восток совр. уезда Ланьгяньсянь в пров. Шаньси. См.: Золотая орда в источниках. Т. 3: Китайские и монгольские источники. С. 269.


[Закрыть], тому, кто овладел ими, открывалась дорога на Кайфын. Но император Цзинь Ай-цзун, прекрасно понимая, что Кайфын, или, как его еще называли, Южная столица (Бянь), – последний оплот чжурчжэней, послал против Субэдэя многочисленную армию и лучших своих полководцев с указанием деблокировать Фэньсян. Надвигалась череда событий, в ходе которых обороняющаяся сторона в последний раз попыталась оказать достойное сопротивление.

Заключительный этап монголо-чжурчженьского противостояния

Источники выдают как минимум две версии происходящих зимой 1231 года действий, в которых принимали участие Субэдэй и его отдельный «южный корпус». В первую очередь необходимо отметить замечание о ходе той кампании, составленное биографом Субэдэя, который пишет, что его войска совершили нападение на Тунгуань, но «не добились успеха» [12, с. 229). Но Н. Бичурин (о. Иакинф) в своем основополагающем труде «История первых четырех ханов из дома Чингисова» более полно освещает это событие. Цзиньские военачальники Вэньян Хэда и Ила Пуа находились в районе Тунгуань и по приказу Ай-цзуна начали движение в сторону Фэньсяна с целью оттянуть от этого города монгольское войско и облегчить участь осажденных. При выходе из крепости они столкнулись с корпусом Субэдэя, произошло сражение, в результате которого чжурчжэньские «генералы… собрав армию, ушли в крепость и более не помышляли о Фын-сян» [31, с. 117]. Как видно из вышесказанного, Субэдэй не смог занять Тунгуань, но зато пресек попытку прорыва чжурчжэней к Фэньсяну, что, во-первых, несомненно, облегчило монголам задачу по его взятию, и, во-вторых, группировка цзиньцев, насчитывающая несколько десятков тысяч солдат, была заблокирована в горах за Тунгуанью и практически исключена из активных военных действий на целый год.

В марте – апреле 1231 года монголы «овладели Фэнсяном. Атаковали Лоян [95]95
  Город сохранил название до наших дней, является центром одноименного округа в пров. Хэнань. См.: Золотая орда в источниках. Т. 3: Китайские и монгольские источники. М.: Наука, 2009. С. 269.


[Закрыть], Хэчжун и все [прочие] города» [12, с. 165], а Субэдэй вскоре после дела у Гунгуани столкнулся с другой армией чжурчжэней, ведомой Чен-хо-шаном в долине Дао-хой-гу [31, с. 117]. Сражение в Дай-хой-гу закончилось с непонятным для обеих сторон исходом, что вызвало недовольство со стороны Угэдэя, которому нужна была скорейшая победа в этой войне.

Посему корпуса Субэдэя и Голуя были объединены. Естественно, командующим стал чингисид, а Субэдэй остался у него заместителем [6, с. 345]. Он проанализировал все прошедшие боевые действия, «подал доклад», в котором военные успехи его собратьев по оружию были подвергнуты критике. В докладе Субэдэй говорил «…о том, что войска добиваются решительных побед не часто и просил дать приказание [ему], учитывая заслуги, самому стараться добиться успехов» [12, с. 229]. Однако каап оставил Субэдэя при Толуе и в течение целого года с весны 1231 по весну 1232 года они вместе воевали против чжурчжэней в Шэньси, Сычуани и Хэнани.

Летом 1231 года монголы выступили к Баоцзи [96]96
  Ныне город провинциального подчинения пров. Шэньси. Там же. С. 269.


[Закрыть]и хотя источник не сообщает о его взятии, ясно одно: нейтрализация и уничтожение цзиньских войск в Баоцзи, городе, который по своему географическому положению довлел в западных пределах государства чжурчжэней, обеспечивал успех операции по захвату их столицы Кайфына на востоке. По всей видимости, Субэдэю и Толую пришлось потрудиться. За лето – осень 1231 года ими были взяты «сто сорок городов и укрепленных мест» [31, с. 119]. Причем не надо забывать о том, что некоторые города приходилось занимать дважды, как это случилось, например, с Хэчжуном. Хэчжун был атакован и захвачен в начале весны 1231 года, повторно – после ожесточенного двухнедельного штурма 6–7 месяцев спустя. Обходя Тунгуань и запертых там чжурчжэней, Субэдэй и Толуй продвигались к Кайфыну по южной стороне хребта Цинлин, вдоль границы с Сун, нарушив которую монголы столкнулись с войсками южной китайской империи. Так, не закончив войну с Цзинь, им пришлось ввязаться в новый конфликт, который будет завершен только через несколько десятилетий, в результате чего весь Китай впервые за долгие столетия обретет единство под властью монгольских каанов, которые, начиная с Хубилая, объявят себя императорами Поднебесной.

В 1231 году супы еще тешились надеждой, что монголы, никак не могущие окончательно переварить Цзинь, не осмелятся на крупномасштабную агрессию, потому посланные Угэдэем ко двору Сун послы, были убиты. Монгольский владыка и его приближенные, запомнив это, повторно послали в Южный Китай своих дипломатов, которым, по-видимому, удалось все-таки договориться, так как на последнем этапе войны против чжурчжэней суны в кратковременном союзе с монголами добивали Цзинь. Тогда же, в 1231 году, Субэдэю пришлось ломать сопротивление южных китайцев в ходе боев, когда его войска «вторглись в Янчжоу [97]97
  Совр. уезд Яньсань в Шэньси. См.: Храпачевский, Р. П. Военная держава Чингисхана. С. 346.


[Закрыть]… пройдя через Синъюань [98]98
  Совр. г. Хэньчэн. Там же. С. 346.


[Закрыть], переправились через р. Цзяилинцзян и достигли Люсяна в Сычуани» [6, с. 346]. Следует заметить, что «чаще войска Сун просто разбегались» [6, с. 346], заслышав о приближении корпусов Толуя и Субэдэя. К декабрю 1231 года монголы достигли «округа Шицюань, откуда намеревались продвигаться к Кайфыну. Переправившись в декабре через р. Ханьцзян…» [6, с. 346]. Сложилась ситуация, при которой чжурчжэням оставалось только одно – дать бой монголам во время предстоящей тем очередной переправы, на этот раз через Ханьшуй.

Император Цзинь Ай-цзун пытается, чувствуя приближение катастрофы, может бы ть, в последний раз оказать монголам достойное сопротивление. На военном совете чжурчжэни решили укреплять оставшиеся в их распоряжении города и крепости, усилив их гарнизоны. «В столице [99]99
  Т. е. Кайфыне.


[Закрыть]запасти большое количество хлеба, а жителям страны Хэ-нань велеть укрепиться в полях» [31, с. 121]. Но Ай-цзуном уже овладело отчаяние, на том совете он сказал: «„Столица хотя и существует, но не составляет царства… существование и погибель зависят от Небесного по-веленья“. И… указал генералам расположиться в Сянь-чжоу и Дын-чжоу [100]100
  Дэн-чжоу (Дэнчжоу) совр. уезд Дэнсянь. См.: Храпачевский Р. П. Военная держава Чингисхана. С. 346.


[Закрыть]» [31, с. 122]. Полководцы чжурчжэней Вэньян Хэда и Ила Пуа «разместили цзиньскую армию в Дэньчжоу, чтобы дождаться переправы монголов через Ханьшуй и внезапно атаковать их. Но монголы переправились раньше, поэтому цзиньцы отряда Вэньян Хэда отошли к Шуньяну [101]101
  В районе Сичуань в Хэнани. Там же. С. 346.


[Закрыть], а Ила Пуа принял решение сразиться угоры Юйшань [102]102
  Юго-западнее г. Наньян в Хэнани. Там же.


[Закрыть], разместив перед ней пехоту, а за горой конницу. Монголы, разведав ситуацию, смогли окружить цзиньцев и разбить их» [6, с. 346]. Но Хэда и Пуа, «утаив о своем проигрыше, донесли, что одержали важную победу» [31, с. 123], что вызвало в Кайфыне буквально «пир во время чумы». Ай-цзун радовался этой дезинформации, а мобилизованные крестьяне, «охранявшие города и укрепления, все разошлись и возвратились в свои селения» [31, с. 123], что резко ослабило оборонительные линии чжурчжэней.

В феврале – марте 1232 года произошло два сражения, которые окончательно вынудили цзиньцев перейти в глухую оборону. Когда монголы, ведомые Толуем и Субэдэем, вышли «к горе Саньфэншань [103]103
  В уезде Юйсянь в Хэнани, «гора Трех пиков» по-китайски. См.: Храпачевский Р. П. Военная держава Чингисхана. С. 346.


[Закрыть]» [6, с. 346], «был сильный снег» [12, с. 166], который сыпал с небес, не прекращаясь несколько дней. Все это создало определенные трудности обеим сторонам, но Вэньян Хэда, в распоряжении которого было несколько десятков тысяч конных и пеших и который был готов воевать в обороне, конечно же, имел большие шансы в этом столкновении. На совещании монгольских военачальников Толуй спросил у Субэдэя: «Каким способом овладеть [позицией]?» Субэдэй сказал так: «Люди, сидящие за стенами, не привыкли к тяжкому труду, дадим им побольше потрудиться и посражаться, тогда сможем победить» [12, с. 229]. Цзиньские войска были блокированы у горы С аньфэншань «несколькими кольцами окружения», тем временем природная стихия не унималась. «Учинились великие ветер и снег, и их [цзиньцев] воины и командиры стали коченеть и валиться. Войска [монголов], воспользовавшись этим, перебили и перерезали [их] почти полностью. От этого цзиньская армия была уже не в состоянии оправиться» [12, с. 230]. Кроме того, «был захвачен цзиньский полководец Пуа» [12, с. 166]. Вэньян Хэда с остатками армии спешно отступал в Цзюньчжоу [104]104
  Находился на территории совр. уезда Юйсянь в пров. Хэнань. См.: Золотая орда в источниках. Т. 3: Китайские и монгольские источники. С. 269.


[Закрыть], но Субэдэй не дал ему никаких шансов. Спустя несколько дней после «битвы в метель» у Саньфэншань он и его войска с ходу «атаковали Цзюньчжоу, овладели им и захватили цзиньского полководца Хэда» [12, с. 166].

Прибывший в середине марта в Танхэ Великий каан Угэдэй объявил общий сбор, где подвел итоги войны за прошедший год. Он мог быть доволен действиями Субэдэя и Голуя: около двух десятков округов, входящих в цзиньские провинции Хэнань и Аньхой, были захвачены и осваивались монголами, а путь к Кайфыну был отныне открыт.

Глава шестая. Гибель полководцев

За период с марта 1231 по март 1232 года армии и основные цитадели Цзинь были сокрушены, население в панике покидало родные места и мигрировало. Традиционная практика террора, проводимая монголами, сеяла ужас не только в занимаемых ими землях, но и у соседей. Война на ее заключительном этапе приняла до крайности ожесточенный характер, чжурчжэни, как будто предчувствуя свой близкий конец, отчаянно сопротивлялись, и многие военачальники выглядели достойно, когда сражались и когда погибали. Потери в высшем военном руководстве империи Цзинь в тот год не могли не повлиять на ее окончательное падение.

В апреле 1231 года, когда монголы осадили Чэчжун, обороной города командовали родственники императора Ай-цзуна. Это Бань-цзы-агэ и Цао-хо-агэ. Непрерывный штурм продолжался более двух недель. «Около полумесяца сражались врукопашную; и когда истощились силы, осажденный город был взят. Цао-хо-агэ самолично несколько десятков раз схватывался драться, наконец взят в плен…» [31, с. 120], захватившие его враги знали о слабостях Цао-хо-агэ, который, будучи сыном своего времени, «утешался сжиганием пленников на горящей соломе», поэтому несложно догадаться, какую участь уготовили ему монголы. А вот Бань-цзы-агэ «с 3 тысячами солдат ушел в Вэн-сан», а оттуда направился ко двору Ай-цзуна, где он, бесстрашный военачальник, был оклеветан перед правителем евнухами и «предан казни» [31, с. 120].

Однако первые потери в генералитете Цзинь были ничто по сравнению с тем, что произошло в марте 1232 года. После поражения у Саньфэншань, как говорилось в предыдущей главе, главнокомандующий чжурчжэней Вэньян Хэда отступил в Цзюньчжоу, где был схвачен ворвавшимися следом за ними в город монголами. Его не зарубили на месте, а приберегли для допроса и казни. Пленившие Хэду воины, наверное, и не ведали об обычае «последней просьбы» приговоренного к смерти и очень удивились, когда он попросил их о встрече с Субэдэем. Он хотел увидеть его! Во второй биографии Субэдэя, в цзюань 122, хронист сообщает о той встрече: «Цзиньский полководец Хэда был опять пленен, но пока [его] еще не предали казни, [он] спросил, где находится Субэтай, и просил разрешить задать тому один вопрос. Субэтай вышел [к нему] и сказал так: „Тебе осталось жить мгновение, чего хочешь от меня узнать?“ [Тот] ответил так: „Подданный тоже отдал все служению своему господину, но Вы отвагой превосходите всех полководцев. Небо породило героя, с которым я нечаянно встретился! Я увидел Вас и могу с легкой душой смежить веки!“» [6, с. 513]. Чего добивался своим признанием Субэдэю Вэньян Хэда? Быстрой смерти? Навряд ли. Разжалобить «свирепого пса» было невозможно, но вот увидеть лично своего беспощадного визави, о котором уже слагали легенды и пели песни по всей степи противника, Хэде, наверное, хотелось. Подобные примеры известны и в новейшей истории. Подписывая в мае 1945 года Акт о безоговорочной капитуляции Германии во Второй мировой войне, фельдмаршал Кейтель, который вскоре будет повешен по приговору международного трибунала в Нюрнберге, как свидетельствуют очевидцы, «буквально пожирал глазами» маршала Г. К. Жукова, и конечно, Кейтелю было, что сказать…

Но вернемся в трагический для чжурчжэней март 1232 года. Другой полководец Цзинь, Ила Пуа, также бежал, но гнавшиеся за ним монголы «схватили его и в колодке привезли к горе Гуань-шань [105]105
  Гора Саньфэншань.


[Закрыть].Толуй хотел склонить его к покорности и долго убеждал тому; но Буха [106]106
  Ила Пуа.


[Закрыть]ничего не слушал, а только говорил: „Я вельможа Нючжэньской [107]107
  Чжурчжэньской державы.


[Закрыть]державы; в пределах нючжэнь-ских и умереть должен“. После чего был убит» [31, с. 129].

Полководец Чен-хо-шан не был схвачен сразу, а укрывался какое-то время в тайном месте, когда же военные действия, «убийства и грабеж несколько утихли», сам явился в расположение монголов в ставку Толуя и Субэдэя и объявил: «„Я полководец царства Гинь, желаю видеться с главнокомандующим“. Монгольские конные взяли его и представили Толую, который спросил его о прозвании и имени. „Я генерал Чен-хо-шан, – отвечал он, – победы в Да-чан-юань, Вэй-чжоу и Дао-хой-фу мною одержаны. Если бы я умер среди волнующихся войск, то иные могли бы подумать, что я изменил отечеству. Ныне, когда умру торжественным образом, без сомнения некоторые в Поднебесной будут знать меня“ Монголы убеждали его покориться, но не могли преклонить к тому. И так отрубили ему ноги, разрезали ему рот до ушей, но он, изрыгая кровь, еще кричал: „До последнего дыхания не унижусь“. Некоторые монгольские генералы, одушевляемые справедливостью, возливали кобылий кумыс и, молясь, ему говорили: „Славный воин! Если некогда ты переродишься, то удостой быть в нашей земле“» [31, с. 128–129]. Хотелось бы верить, что в числе тех «одушевляемых генералов» был и Субэдэй, который, несмотря на всю свою жестокость, был носителем рыцарского звания «багатур» и о воинской чести и доблести знал не понаслышке.

Война продолжалась и, как это ни парадоксально, армия чжурчжэней по-прежнему численно превосходила своего противника. Одна лишь ее часть, расположенная в районе крепости Гунгуань, которую Субэдэй и Толуй в 1231 году предпочли не брать, дабы не терять воинов, составляла 110 тысяч пехоты и 5 тысяч конницы [31, С. 130]. Но прошел год, и это огромное по всем меркам войско, простояв без дела, обойденное по южному флангу монголами, оставшееся на периферии театра военных действий, наблюдавшее лишь за успехами своих врагов, было деморализовано. Когда-то Угэдэй был недоволен действиями Субэдэя, не ставшего штурмовать Тунгуань, но время показало правильность действий последнего. Вся огромная цзиньская армия развалилась, так и не вступив в бой с захватчиками. При приближении монголов чжурчжэни, оставив им в качестве трофеев огромное количество съестного, «до нескольких сот тысяч полумешков» [31, с. 130], и ведомые военачальниками Вэньян-чунси, Нахата-хэюем и Удыном, начали спешное отступление через горы на юго-запад, где войско, страдающее от голода, начало окончательно распадаться – бежали многие офицеры. В наступившей весенней распутице «следовавшие за войсками женщины и девицы, идучи по колена в грязи, бросали старых и малолетних.

Горы наполнились плачем и воплем. Дойдя до горы Тьхе-лин, хотели сражаться, но от голода обессилели. Почему Ваньянь-чун-си первый покорился, но монголы отрубили ему голову, – отчего шочжэньские войска пришли в великое смятение. Удын и Хэюй с несколькими десятками конных ушли в ущелья; но, преследуемые конницею, были догнаны и преданы смерти» [31, с. 131].

В это же время комендант Гунгуани Ли-пьхин сдал крепость монголам, после чего у них в тылу не осталось способных к сопротивлению чжурчжэньских отрядов, и они, готовясь нанести удар по Кайфыну, осадили расположенный в сотне километров от Южной столицы Лоян. С командующим цзиньцами в Лояне произошел прелюбопытный случай. «Генерал Сахалянь по причине открывшегося на спине чирия не мог командовать, почему бросился в водяной ров и умер» [31, с. 131]. Наверное, все-таки не чирей довел до самоубийства этого полководца, а безысходность и ощущение приближающегося апокалипсиса. Немногие могли подобно Вэньяну-Чен-хо-шану, не убоявшись мучительной смерти, стать героями, о которых с почтением говорят их враги.