Текст книги "Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную"

Автор книги: В. Злыгостев

Глава пятая. Слово о погибели…

«И в те дни, – от великого Ярослава, и до Владимира, и до нынешнего Ярослава, и до брата его Юрия, князя Владимирского, – обрушилась беда на христиан» [41, с. 131]. Считается, что эти строки из замечательного образца древнерусской литературы – «Слове о погибели Русской земли», от которого до нас дошла лишь незначительная часть, относятся и написаны «по поводу одного из вторжений монголов – 1223 или 1238 г.» [5, с. 434] и лишний раз подтверждают, что то была настоящая беда для, казалось бы, монолитного в недалеком прошлом государства. Беда, которая не привела к погибели Руси в буквальном смысле того слова, но беда, перевернувшая обустроенный ход истории, изменившая уклад жизни, мировосприятие, психологию и мироощущение русских людей. После памятных событий 1237–1240 годов Золотая Киевская Русь погибла, но погибла не для того, чтобы кануть в Лету времени, а для того, чтобы, пройдя сквозь столетия ненависти и междоусобной вражды, переродиться в Русь Святую, Русь, которая в конце концов вместила в себя огромное евразийское пространство.

О том «батыевом» нашествии написано столь много, что лишь перечень источников и научных трудов, больших и малых, составил бы солидный фолиант. Проходили и уходили, сменяя друг друга, поколения ученых, среди которых были настоящие титаны и патриархи своего дела, выдвигались, казалось бы, неоспоримые и незыблемые догмы, но и по сию нору не прекращаются споры о том, почему, как и зачем монгольская конница прокатилась, подобно лавине, по русским княжествам. То ли азиаты случайно забрели на северо-восток Европы, то ли их спровоцировали на войну сами русичи [47, с. 115], то ли пришельцы помогали одному владетелю супротьдругого и т. д.

Но обратимся к основоположнику русской исторической науки. Н. М. Карамзин пишет о том, что к 1237 году «татары уже искали в России не друзей, как прежде(курсив мой. – В. 3.), но данников и рабов» [47, с. 396], и что бы ни публиковалось в научной литературе позднее на тему Вторжения, вышеуказанные строки, начертанные две сотни лет тому назад, как никакие другие, точно отражают истинное положение вещей. Русская поэтесса Н. П. Кончаловская всего в нескольких четверостишиях обозначила весь глубокий драматизм той эпохи:

Был страшный век, когда монголы

 
На Русь лавиною пошли,
В осенний день по степи голой
Топча сухие ковыли.
И скрип колес, и свист нагайки,
И рёв быков, и плач детей,
И птиц испуганные стайки
Из-под копыт у лошадей…
Так шла чудовищным потоком
На Русь монгольская орда
В одном стремлении жестоком
Сжигать и грабить города.
 

[53, с. 11].

Поздней осенью 1237 года огромная по любым меркам азиатская армада сосредоточилась на границах Северо-Восточной Руси, по свидетельству Юлиана, завоеватели двигались тремя колоннами 146, с. 136]. В тылу, в еще неспокойных половецких степях, был оставлен обсервационный корпус, скорее всего, под командованием Кукдая. На острие главного удара монголов лежала Рязань. В. А. Чивилихин в своем исследовании делает упор на то, что орда напала внезапно, что ее никто не ждал. «Неожиданность набега – вот главный козырь Субудая… Субудай, набирая скорость, обошел с юга, лесостепью, заболоченные мещерские дебри и устремился к Рязани, свалившись воистину, как снег на голову, а точнее, как ночной тать из лесу» [11, с. 92]. Насчет татя, это верно, а вот относительно того, что русские князья не ведали о том, что творится у них на границах, можно усомниться. Великому князю Владимирскому Юрию Всеволодовичу были известны в мельчайших подробностях все действия монголов начиная со второй волны нашествия в Дешт-и-Кипчак и Прикамье, т. е. с 1229 года. В 1232 году Юрий отверг предложение правителя Волжской Булгарии о совместных действиях против захватчиков [25, с. 217], а после того, как гордое мусульманское государство пало, уже сам, через Юлиана, пытался связаться с венгерским королем Белой IV, ища с ним союза, но на западе «помогать русским не нашлось охотников» [27, с. 57]. Да что там венгры, они далеко, – сами русские князья, может быть, даже и желали помочь друг другу, но не сделали этого то ли по причине бездорожья или же по злому умыслу, а может быть, от переоценки собственных сил.

Монгольский погром (1237–1238 гг.) [46, с. 145]

Пересказывать сотни раз описанные в научной и художественной литературе события осени – зимы – весны 1237–1238 годов в подробностях не имеет смысла, как не имеет смысла и вдаваться в бесконечные дискуссии на тему «монгольского погрома». Однако важно отметить, что блицкриг с востока в ту морозную зиму был обеспечен, естественно, кроме численности, организации и выучки монгольского войска еще и другими факторами. Во-первых, относительной слабостью подавляющего большинства фортификационных сооружений, существовавших тогда на Руси. «Города были в основном деревянные, они горели просто замечательно» [34, с. 221]. Во-вторых, главный противник монголов, Великий князь Юрий Всеволодович, так и не понял, какой страшный враг перед ним, «еще жила в князе убежденность, что „и не было такого ни при прадедах, ни при дяде, ни при отце, чтоб кто-нибудь вошел ратью в сильную землю Суздальскую и вышел из нее цел“» [27, с. 64]. В результате самонадеянность Юрия привела его самого и земли, им управляемые, к трагическому финалу. В-третьих, это достаточно спорный, но требующий к себе внимания элемент внешней политики, проводимой частью владетелей земли Русской. Скорее всего, родной брат Великого князя Ярослав Всеволодович начал переговоры с захватчиками, из чего можно сделать вывод о том, что сотрудничество между сторонами «по аналогии с политикой монголов в других странах… началось во время, а не сразу посленашествия» (курсив О. Б. Широкого. – В. 3.) [56, с. 14]. Ярослав, преследуя узкие династические цели, обеспечил тем самым не только главенство своего рода на Руси на предстоящие два с половиной века, но так или иначе «помог» монголам покинуть пределы опустошаемой страны весной 1238 года и избежать еще большего кровопролития.

Говоря об участии Субэдэя в том походе на Русь, можно допустить, что, организовав и спланировав действия монгольского войска, он до поры до времени оставался в тени Бату и прочих царевичей, выполняя роль «начальника штаба», отслеживая и направляя тумены, которые по мере проникновения вглубь Владимиро-Суздальской земли, разделившись, выполняли его установки. Кроме того, через «канцелярию» Субэдэя осуществлялась связь и переписка с Каракорумом, именно сюда в первую очередь скакали гонцы, именно здесь проистекала дипломатия, которой он ведал. А кто кроме него?

В то время, когда Субэдэй занимался организацией всего дела, «принцы крови», опьяненные собственной значимостью и тем, что им доверили командование, брали города и городки русских, собирая лавры победи гелей, не сравнивая взятые ими укрепления с крепостями чжурчженей или тангутов. Царевичи упивались победами, забывая о подавляющем численном превосходстве над противником, которое кто-тоим обеспечил. Интересно, как бы повели себя эти «принцы», оказавшись в чистом поле один на один с врагом, имеющим перевес в силах в два-три раза, как, например, на Иргизе, в Когманской долине или на Калке? Но главная проблема в среде потомков Потрясителя вселенной, которую Субэдэй так и не смог одолеть, заключалась в том, что чингисиды, воюя вместе, умудрились перессориться между собой. Стоит присмотреться к их стаев период погрома Руси, и становится очевидным, что именно тогда в кругу наследников Основателя появилось несколько враждебных друг другу группировок, соперничество между которыми и личная неприязнь их лидеров привели в конце концов к расколу империи, которую создал Чингисхан. В первую очередь это вражда джучидов с отпрысками Угэдэя и Чагатая, между Бату и Берке с одной стороны и Гуюком с Бури с другой. Но открытое их столкновение – дело хотя и недалекого, но будущего, а пока орда, предав огню Рязанское княжество, подошла к Коломне, за ней лежали земли Великого князя. Именно под Коломной произошло сражение, определившее весь ход дальнейшей кампании.

По логике вещей Юрий Всеволодович должен был «беречь живую силу, употребить свое войско для защиты городов, наносить внезапные удары подобно рязанскому боярину и витязю Евпатию Коловрату, уклоняясь от битв и сражений в открытом поле» [27, с. 64]. Тем не менее силы, собранные и присланные Великим князем навстречу монголам, были значительны. Здесь были владимирские полки, ведомые его сыном Всеволодом. «Кроме владимирской рати к Коломне подошли остатки рязанских полков во главе с князем Романом Игоревичем. Суздальский летописец сообщает даже, что к Коломне пришла новгородская рать: „…и Новгородци съ своими вой из Владимеря противу Татаромь“. Кроме того, в состав русской рати… входили полки ряда княжеств и городов: пронские, московские и др.» [47, с. 146]. Одним словом, воинство внушительное – достигавшее 20–30 тысяч человек. Но только этого и нужно было Субэдэн), который и не взял, и не сжег Коломны, дабы не отпугнуть ее страшными руинами противника. Находясь на территории завоевываемого государства, он искал генерального сражения, которое должно было решить все. Примером столь же удачной стратегии могут служить победы Александра Македонского при Гавгамелах, Чингисхана при Е-ху-лине, Наполеона на полях Аустерлица. Конечно, масштаб столкновения у Коломны скромнее, но задачи, поставленные великими полководцами в каждом из упомянутых случаев, можно считать идентичными.

О значимости битвы у Коломны для самих монголов свидетельствует тот факт, что там присутствовали «Бату, Орда, Гуюк-хан, Менгу-каан [136]136
  Мункэ, сын Толуя.


[Закрыть], Кулкан, Кадан и Бури» [38, с. 407]. Следовательно, Субэдэем было сконцентрировано в одном месте почти все войско вторжения – 60–70 тысяч воинов.

Сражение произошло 10–12 января, и то, что оно продолжалось несколько дней [6, с. 360], лишний раз доказывает многочисленность русских полков и то, что в их состав входили дружины, состоящие из воинов, для которых война была ремеслом. «Бысть сеча велика» (Лаврентьевская и Суздальская летописи), «бишася крепко» (Новгородская I и Тверская летописи), «ту у Коломны бысть им бой крепок» (Львовская летопись) [46, с. 146]. Красноречивейшим подтверждением достаточно умелого и ожесточенного сопротивления русских монголам является гибель в той битве младшего сына Чингисхана Кулкана, смерть которого сама по себе была чрезвычайным для монголов событием, сравнимым лишь со смертью отца Бури Мутагена во время войны с хорезмшахом. Но Мутаген был лишь внуком Чингисхана, хотя и любимым… Потеря Кулкана, самого высокопоставленного из чингисидов по своему происхождению, который согласно обычаям монгольских полководцев должен находиться в тылу своих войск, «указывает на возможный удар русской тяжелой кавалерии» [6, с. 360], который сопровождался «нарушением боевого порядка и глубоким прорывом» [46, с. 1471 этой самой кавалерии в построениях монголов. Но силы были неравны, и хотя «русские воины „бишася крепко и бысть сеча велика“… после ожесточенного боя… монголо-татары… смяли владимирские полки и „погнаша их“» [46, с. 1471. Погиб рязанский князь Роман и владимирский воевода Еремей, а Всеволод с малой дружиной ушел во Владимир.

Бату, Субэдэй и прочие могли быть довольны проведенным сражением за одним исключением – погиб Кулкан. Когда-то Чингисхан, мстя за смерть Мутагена, по взятии Бамиана приказал умертвить не только жителей, но и всех домашних животных, включая собак и кошек. Исходя из того, не трудно догадаться, какую участь, вдохновленные тем страшным примером, уготовили завоеватели русичам.

Испепелив Коломну, главные силы монголов вторглись в великое Владимиро-Суздальское княжество, государство, могущее конкурировать с любым из европейских королевств во всех областях, которых те достигли – как в системе экономики, так и в культурной и военной сферах. На пути захватчиков лежала Москва, которая была захвачена 20 января 1238 года, причем там был пленен, а впоследствии убит сын Юрия – Владимир, а воевода Филипп Нянка погиб, «царь же Батый жива его взята, разсече его по частям и разбросаша по полю» [56, с. 174].

После Москвы печальная участь ожидала и стольный град Владимир, и многие другие города. Вот некоторые из них – Суздаль, Стародуб, Городец, Переяславль-Залесский, Кснятин, Кашин, Дмитров… Вступать в дискуссии о том, что какие-то города раскрывали ворота и сдавались без боя, не имеет смысла, как не имеют смысла и рассуждения о том, что монголы щадили церкви, монастыри и их обитателей. Церкви и монастыри подвергались такому же безжалостному разорению, как и те города и местности, в которых они находились. В одной лишь Лаврентьевской летописи масса тому примеров.

М ежду тем, подойдя к Владимиру, «…Субэдэй… отправил отдельный корпус, который взял и сжег Суздаль в промежутке между 4 и 6 февраля, так как 6 или 7 февраля этот отряд уже вернулся к Владимиру» [6, с. 363–364], который был взят «во второй половине дня 7 февраля 1238 г.» [6, с. 364]. После захвата столицы орда разделилась на три-четыре кошу на, один из них двигался на Стародуб и Городец, другой на Ростов и Углич, еще один на Дмитров и Волок-Ламский, основная же масса войск, ведомая Бату и Субэдэем, последовала на Юрьев-Польский и далее Переяславль-Залесский.

А где же в это время был Великий князь Юрий Всеволодович? Он «с небольшой дружиной… поехал… на Волгу… и расположился на реке Сити лагерем» [41, с. 135], посылая оттуда гонцов и ожидая помощи от своих вассалов и братьев – Ярослава и Святослава. Наблюдается поразительное сходство между действиями государей могущественных держав XIII века во времена столкновения их царств с монголами. Хорезмшах Мухаммед бросил Самарканд – бежал, хан половецкий Котян, завидев только пыль, поднятую вражеской конницей, скрылся в Венгрии, и вот Юрий Всеволодович «…поехал на Волгу…», бросив семью, народ, воинство, столицу. К этому времени Великий князь непосредственной опасности для завоевателей не представлял, но преследование врага до полного уничтожения было законом для полководцев, выходцев из школы Чингисхана – Субэдэя. Поэтому на окончательное уничтожение Юрия и остатков его дружины был направлен корпус под командованием Бурундая, тот выяснил, где прятался Юрий, и 4 марта обрушился на «стан русского войска у р. Сить» [6, с. 369]. Нападение было внезапным, к тому же Юрий Всеволодович даже не удосужился наладить должное боевое охранение и, несмотря на отчаянное сопротивление, русские вновь были разгромлены, Великий князь – убит и обезглавлен, и, скорее всего, его голову по старому обычаю степняков Бурундай велел подцепить под хвост своего коня, таская ее на потеху.

В том бою на Сити был пленен ростовский князь Василек Константинович. Однажды судьба уберегла его от монгольского аркана и сабли, когда в 1223 году он со своей дружиной направлялся в южнорусские степи, где на Калке случилось сражение с неведомым племенем. Тогда он не успел, Субэдэй и Джэбэ уже сделали свое дело, а Василек вернулся на север, продолжая править своим уделом, не догадываясь, что жизнь все-таки сведет его с тем, кто пировал на помосте, под которым задыхались русские князья. Пленного Василька доставили в ставку Бату, допрашивали, «принуждая его жить по их обычаю и воевать на их стороне. Но он не покорился им и не принимал пищи из рук их… они же, жестоко мучив его, умертвили…» [41, с. 167]. Летописец передает одну из последних фраз, произнесенную Васильком: «…предвижу, что обо мне останется славная намять, потому что молодая моя жизнь от железа погибает…» [41, с. 143]. Вот такие они были, русские князья, готовые целовать крест, а на следующий день от крестоцелования отказаться, наблюдать за тем, как соседа грабят и жгут, раздумывая при этом, кому помочь – соседу или грабителям, хлебосольствовать на пирах с боярами и ближней дружиной, а на полюдье выбивать дани безжалостно и кровавить мечи о соплеменников в бесконечных усобицах.

Не все князья на Руси были готовы, подобно Васильку, погибнуть, не пытаясь договориться с жестокими завоевателями, и не обязательно их в этом винить. Уже Ярослав Всеволодович, примеряя корону убиенного на Сити брата Юрия, посылал к Субэдэю послов про ведать, «что там нужно этим татаровьям». Уже сын Ярослава – Александр, выехав со своими молодцами к Селигерскому пути, наблюдал за передовыми разъездами монголов, поражаясь тому, как ловко и далеко мечут они стрелы. Александра тогда еще не прозвали Невским…

Глава шестая. Игнач-Крест и «злые города»

В то время когда Бурундай исполнял возложенную на него почетную миссию по преследованию и уничтожению владимирского князя, Бату, а вместе с ним Субэдэй и несколько чингисидов с главными силами орды подошли к Переяславлю-Залесскому. Этот город они «взяли сообща в пять дней» [38, с. 407], после чего был устроен очередной совет, на котором было решено «идти туманами облавой и всякий город, область и крепость, которые им встретятся [на пути] брать и разрушать» [38, с. 407]. Решение об облаве касалось всех монгольских войск, действовавших автономно в разных частях Руси и разделенных сотнями километров заснеженных пространств. Надо полагать, что там, у Переяславля, Субэдэем была предложена и начала реализовываться программа завершения первого этапа войны. Уже тогда им был намечен сбор всех монгольских корпусов где-то в северной части Черниговского княжества и был определен непосредственно город или местность, в пределах которых должно было произойти это соединение. Так или иначе, но это случилось под Козельском.

Для реализации согласованных действий по обеспечению облавы требовалось время, пока доскачут посыльные, пока тумены развернутся, тем более что некоторые царевичи скрипя зубами исполняли распоряжения Бату, поэтому у того появилась возможность для продвижения на северо-запад, где лежала Новгородская земля, ткнуть которую монгольским копьем ему не терпелось. В то время когда основное войско «разбиралось» с Тверью, один из отрядов, выделенных Бату, подошел к Торжку, городу, который принадлежал Господину Великому Новгороду. «Город Торск был окружен, но не взят» [12, с. 231]. Составители «Юань Ши», говоря о Торске, именуют его еще «Ту-ли-си-гэ» [6, с. 503], и не обязательно, что под этим наименованием скрывается название именно Торжка. Вполне возможно, что под Торском (Ту-ли-си-гэ) еще подразумеваются и Козельск, (Кисель Иске) по Рашид ад-Дину [38, с. 433], и Торческ [137]137
  Торческ находился в 38 км от г. Белая Церковь. См.: Храпачевский Р. П. Военная держава Чингисхана. С. 384.


[Закрыть], и Турск [138]138
  Турск в Малой Польше. См.: Почекаев Р. Ю. Батый. Хан, который не был ханом. М.: ACT, ACT Москва; СПб.: Евразия, 2006. С. 124.


[Закрыть]. Эти города объединяет схожая судьба. Они были уничтожены монголами после упорного сопротивления их защитников. Особо это касается первых двух: Торжок держался две недели, Козельск – семь. Поэтому понятия Торжок, Горческ, Козельск слились у биографов Субэдэя воедино ввиду практически легендарных для авторов лечжуаня событий, далеких от них и по расстоянию, а главное – во времени (как известно, «Юань Ши» была составлена в 1368 году). Кроме всего, Субэдэй самолично руководил взятием Торческа в 1240 году, в чем, возможно, и причина накладок, совершенных его биографами.

На завершающем этапе похода 1237–1238 годов у руководства армии вторжения возникла острая необходимость в централизации военной власти. _:Это связано как с осадой и взятием «злых городов», так и возвращением монголов в Дешт-и-Кипчак, т. е. выводом войск. Чингисиды, рьяно взявшиеся за уничтожение деревянных городов русских, под Горжком и Козельском оказались в ситуации, которая требовала от них не только пьяной бравады и безумной храбрости (как в случае с Мункэ, который «совершал богатырские подвиги» [38, с. 407], например, при штурме Рязани «самолично сражался в рукопашной» [12, с. 181]), но и точно выверенных полководческих действий, позволяющих с минимальными потерями завершить этот кровавый набег. Никто, кроме Субэдэя, на такое способен не был.

Как только Бату стало ясно, что у Торжка происходит заминка, он «подал доклад [каану], [чтобы] прислали Субэдэя руководить сражением» [12, с. 231]. Эта короткая фраза лишний раз подтверждает, что Субэдэй, находясь рядом с Бату и другими царевичами, имел особое в их среде положение. А вот факт того, что Бату, являясь самой весомой фигурой среди чингисидов в том походе, обращается к Угэдэю с просьбой о назначении «свирепого пса» руководить сражением, свидетельствует о непосредственном подчинении Субэдэя Великому каану, а не джихангиру. Кроме того, Ба гу преследовал еще одну цель. Абсолютно ясно, что, посылая гонца в Монголию (было нереально дождаться быстрого ответа, но факта отправки было достаточно), джучид передавал Субэдэю не только руководство войсками, но и всю полноту ответственности за предприятие в целом. Царевичи, побаловавшись с «игрушкой» под названием монгольское войско, до поры до времени отложили ее, наблюдая, как сподвижник их великого деда разбирается с ситуацией.

Осада Торжка, начавшаяся 22 февраля, закончилась его падением 5 марта 1238 года [46, с. 164–165]. «[Субэдэй] в одном сражении захватил Юрия-бана, выдвинулся вперед, атаковал Гор ск и за три дня овладел им…» [12, с. 231]. Взятие этого торгового центра (само название говорит за себя) было достаточно важным для монголов, здесь они, по-видимому (и в этом можно согласиться с В. А. Чивилихиным), пополнили свои запасы продовольствия и фуража [11, с. 185]. Субэдэй же «еще до взятия города выслал, по своему обыкновению, вперед разведку и, быть может, авангардный отряд» [11, с. 185], и началось движение орды в сторону Новгорода.

Монголы, не дойдя 150–200 километров до столицы вечевой республики, повернули назад, отказавшись от захвата богатейшего города Европы. Почему? Вопросов и ответов множество. «Выдающийся русский историк С. М. Соловьев писал: „Не дошедши ста верст до Новгорода, остановились, боясь, по некоторым известиям, приближения весеннего времени, разлива рек, таяния болот, и пошли к юго-востоку в степь“» [27, с. 66–67]. Долгие десятилетия никто и не думал оспаривать эту мысль, утвержденную затем В. Яном в замечательном для своего времени романе. Затем в историческую науку пришло новое видение этой проблемы, были выдвинуты предположения, что 1) силы монголов были подорваны произошедшими боевыми действиями: 2) Бату не желал разрушать богатый город, взимаемые с которого дани впоследствии будут важной составляющей поступлений в казну его улуса; 3) причиной стали противоречия, возникшие среди чингисидов; 4) опасения монголов перед сильной новгородской ратью, так как войска самого агрессора были рассредоточены; 5) тайный договор Ярослава Всеволодовича с захватчиками и огромные откупные, предоставленные им и новгородцами монголам. Все эти версии, как и многие другие, имеют право как на отдельное, так и на совместное существование.

Но возможен еще один вариант событий, и в его основу можно положить действия Субэдэя в Китае во время последней войны с Цзинь. Вспомним о том, как он не стал ломать копья с чжурчженями за Тунгуань и, не потеряв у ее стен ни одного воина, сумел изолировать там, исключив из боевых действий, стотысячную армию Вэньян Хэды. Та цзиньская армия просто не осмелилась впоследствии выйти из горных местностей на оперативный простор и дать бой монголам. Та же картина видна и на Руси, с тем только отличием, что господа новгородцы и князь Ярослав не только не выступили против врага, который, по сути, уже попирал их земли, но и, по мнению Лин фон Паля, согласились платить, «а для монголов это считалось знаком полного подчинения» [54, с. 224]. Кроме того, возможно, что Субэдэй, разрабатывая план вторжения в Северо-Восточную Русь, вообще не планировал взятие Новгорода при любом раскладе, так как основной задачей Великого западного похода на этом этапе было полное подчинение Дешт-и-Кипчак, а не выход к Балтике.

Говоря о действиях монголов на Селигерском пути, можно также предположить, что Бату и Субэдэй сами лично не дошли до легендарного Игнач-креста, оставаясь в районе истоков Итиля (Волги), а в направлении Новгорода двигались отряды, преследовавшие бежавших из захваченного ими Торжка. Выполнив возложенную на него задачу, авангард орды, обогнув озеро Селигер, вернулся к главному войску, которое, в свою очередь, направлялось на юго-восток к тому месту, где все соединения, участвовавшие в походе, должны были после обусловленной облавы встретиться. Этим местом стали окрестности Козельска.

Козельск, являвшийся пограничным городом Черниговского княжества, «был хорошо защищен, причем не только оборонительными сооружениями, но и естественными преградами – реками, болотами, холмами и взгорьями» [47, с. 126]. Однако главная сила города была в его защитниках. «Жители Козельска, посоветовавшись между собой, решили сами не сдаваться поганым, но сложить головы свои за христианскую веру» [41, с. 171]. Оборона Козельска является неоспоримым примером героизма и самопожертвования [139]139
  В декабре 2009 г. Козельску было присвоено почетное звание «Город воинской славы».


[Закрыть]. Она началась в конце марта 1238 года и продолжалась около двух месяцев. Монгольское войско, расположившись в его окрестностях и приступив к осаде, в ходе ее постоянно увеличивалось численно. Подходили тысячи и тумены, участвовавшие в облаве, которая охватила все Владимиро-Суздальские земли. Одними из последних к месту сбора подошли отряды Кадана и Бури [38, с. 407], с их прибытием задерживаться у Козельска всей степной армаде не было смысла. Произошел решительный 3-дневный штурм города, в котором погибли не только все его защитники и малолетний князь Василий, утонувший, по свидетельству летописца, в крови, но и несколько тысяч монголов, включая трех сыновей темников, тела которых так и не были найдены среди множества трупов [41, с. 293]. От Козельска, который за ожесточенное сопротивление завоеватели прозвали «злым городом», орда, отягощенная добычей, хотя и не такой огромной, как в Китае, направилась на юг. «Здесь в степях между Северным Донцом и Доном расположились основные кочевья Батыя» [46, с. 171].

Итоги зимней кампании 1237–1238 годов подтвердили эффективность стратегии и тактики, примененной Субэдэем в ее ходе. Для него это вторжение было хотя и не второстепенным в карьере, но отнюдь не главным. Он действовал, как мастер, знавший свое ремесло, и, раздав инструменты подмастерьям, лишь направлял их, выступив из тени в самый решающий момент. Основная цель, которую преследовал спланированный Субэдэем поход на Русь, была достигнута – возможная угроза с севера для направляющихся в Дешт-и-Кипчак и далее на запад монгольских войск устранена. Кроме того, были созданы все предпосылки для установления над Русью так называемого «ига», однозначная оценка которому до сих пор не дана.

Необходимо отметить, что в ходе вторжения весной 1238 года тумены, ведомые Бату и Субэдэем, у озера Селигер достигли крайней точки продвижения кочевников на северо-запад. Да, в будущем будут набеги, посольства, наезды баскаков, но такого огромного стенного войска, в котором была бы представлена вся их полководческая элита, подкрепленная знатнейшими чингисидами, здесь больше никогда не появится. Да, в 1281 году, во время «рати» Кавгадыя и Алчедая, их передовые отряды грабили и жгли селенья «близъ Новагорода». Да, в 1284 году сын Невского Дмитрий пришел «с татары» (видимо от Ногая) «кь Новугороду… многа зла учиниша…» [46, с. 228], но такой концентрации войск орды в этом регионе, как весной 1238 года, источники в позднее время не фиксируют.

Когда в начале лета монгольские лошади нагуливали жир, добравшись до свежего степного травостоя, Северо-Восточная Русь с трудом приходила в себя от страшного нашествия. Неизбежен ли был тот погром? Не проще ли было русичам откупиться ввиду неизбежного поражения? Кто его знает. И вообще, о чем думал погибший на Сити Юрий Всеволодович, когда на предложение монгольских послов: «Мирись с нами» ответил: «Славная война лучше постыдного мира» [41, с. 147]. Гордый был князь. Но, может быть, именно тогда и появилась поговорка: «Худой мир лучше доброй ссоры»?