Текст книги "Праксис"

Автор книги: Уолтер Йон Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

– Чего ты хочешь? – спросил он у нее. – Мы можем посадить его на поезд. Или бросить в реку.

– Нет! – взвилась Нельда, заслоняя тело Антония от Хромуши. Полными слез глазами она умоляюще глядела на Гредель. – Посадите его на поезд. Пожалуйста, милые мои, пожалуйста.

– На поезд, – повторила ее слова Гредель.

– Мы приведем его в чувство и растолкуем ему, что возвращаться не стоит, – сказал Хромуша. Парни подняли тяжелое тело и потащили к двери.

– Где у вас грузовой лифт? – спросил Хромуша.

– Я покажу. – Гредель вышла вместе с ними на площадку к лифту. В доме жили работающие люди, которые ложились спасть в приличное время, и в этот ночной час безмолвное здание казалось вымершим. Парни дотащили Антония до грузового лифта и переводили дыхание, запыхавшись под грузом тяжелого тела.

– Хромуша, – позвала Гредель.

– Что?

Она поглядела в его жесткие голубые глаза.

– Бросьте его в реку.

Что-то плыло по поверхности воды, но Сула отвела глаза. Мартинес обнял Сулу и стал осыпать поцелуями. Девушка пыталась забыться, отвечая ему. Внезапно ей на руку упала холодная дождевая капля. Она вздрогнула.

– Тебе холодно? Давай я подниму тент.

Мартинес дернул за ручку, и над лодкой раскрылся пластиковый полог, защищающий пассажиров от ветра. Внезапно ей стало не хватать воздуха. Сула рванулась и с криком опустила тент.

– Что случилось? – встревоженно спросил Мартинес.

– Лодка! – приказала Сула. – К пристани! Быстрее!

Паника билась в ее груди, как разорванный парус под ударами ветра. На лицо падали дождевые капли. Мартинес взял ее за руку.

– Что случилось? С тобой все в порядке?

– Нет! – выкрикнула она, вырывая руки. Лодка скользнула к причалу, и Сула рванулась на твердую землю. Упала. Ободранная лодыжка вспыхнула болью, но она не стала обращать на это внимания, а поспешно поднялась на ноги и проворно побежала прочь. Мартинес остался стоять в лодке, смешно раскинув руки для равновесия.

– Что я сделал не так? – крикнул он озадаченно.

По ее лицу хлестал холодный дождь.

– Ничего! – бросила она, ускоряя шаги.

Глава 6

Катафалк последнего великого господина катился вперед, в тишине скользя вдоль бульвара праксиса, ведущего от стоящего на акрополе великого прибежища к вечному пристанищу, расположенному на другом краю верхнего города. Над громадным катафалком высилось изображение последнего шаа в две натуральные величины. Тяжелое тело в полулежачем положении, покрытое тяжелыми складками провисшей серой кожи, приплюснутая, квадратная голова, приподнятая над телом, как холм посреди ровного поля, взгляд, устремленный вперед, в будущее, видное только тем, кто обладает мудростью шаа.

Похоже, Мартинес уже много часов простоял под серым небом. На нем был траурный мундир с эполетами и парчовым плащом, сапоги с высокими ботфортами и высокий черный кожаный кивер на голове. На траурном мундире цвета поменялись местами, и вместо зеленой куртки и штанов с серебряными пуговицами и шнурами на Мартинесе был траурно-белый костюм с зеленым воротником, манжетами и прочими украшениями. Белый плащ, украшенный зелеными полосами, был со специальными грузиками по краям, чтобы не терял форму.

Катафалк медленно полз, сопровождаемый оркестром, состоящим исключительно из креев, гудели моторизованные литавры и двуязычковые флейты, завывающие причудливыми голосами. Их монотонное пение наводило на мысли о похоронных ритуалах каких-то полудиких рас, дошедших до нас из незапамятных времен. За ними следовала платформа, на которой лежали странные механизмы, с которыми – если слухи не врали – Предвосхищение Победы был соединен под конец своей жизни. Они были прикрыты белым саваном, и их предстояло сжечь вместе с последним шаа, чтобы их секреты никому не достались.

Мартинес старался не думать об этом, но все равно испытывал досаду. Шаа всегда были очень скрытны, когда дело касалось их анатомии и психики, не говоря уже об их непостижимом способе мыслить. После смерти каждого шаа вместе с ним положено было сжигать его слуг и все личные вещи, и оставшиеся в живых шаа строго следили за выполнением этого требования. Что там скрывалось под этими складками кожи и тем более внутри их неуклюжих голов, оставалось тайной, ведомой только шаа.

Но теперь не осталось шаа, способных проследить за тем, чтобы останки покойного были уничтожены. Превосходная возможность для проведения посмертного вскрытия, раз уж не суждено заняться изучением их анатомии при жизни. Завись все от Мартинеса, он бы на несколько недель, а то и месяцев отложил и похороны, и траурную процессию, дав возможность патологоанатомам расследовать все секреты физиологии шаа, а лучшим кибернетикам мира – заняться машинами и выяснить, вправду ли они были хранилищами памяти великих господ.

Но от Мартинеса ничего не зависело, так что секретам шаа предстояло исчезнуть вместе со смертью последнего из их рода.

Следом за платформами с Предвосхищением Победы и его машинами шагали плакальщики в траурных костюмах с обращенной расцветкой. В белом с пурпурным шествовали господа депутаты, в белом с коричневым шли представители гражданских ведомств, в белом с зеленым был флот. Каждая группа была представлена всеми видами, идущими в порядке их покорения. Первыми шли наксиды, вихляя вытянутыми телами, чтобы удержаться в медленном темпе шествования, за ними шагали терранцы, следом торминелы, и так далее. Отсутствовали здесь только йормаки, которым много столетий назад было дано особое разрешение не покидать своей планеты.

Лорд Пьер Н'гени был где-то среди господ депутатов, но его Мартинес не разглядел. Среди одетых в белые мундиры флотских офицеров он увидел господина командующего флотом Ярлата, нового командующего флотом метрополии. Он был торминелом и, как ночной житель, прятал огромные глаза под темными очками. Его пухлое, покрытое густым мехом туловище было до самого подбородка укрыто траурным мундиром. Тяжелый официальный костюм, надетый поверх плотного меха, мог вызвать у представителя его вида опасный перегрев, и в менее официальной обстановке торминельские офицеры обычно ограничивали свой костюм жилетом и короткими штанами, так что, наверное, в мундир командующего были встроены охлаждающие элементы. Многим торминелам, занимающим официальные должности, на период траура пришлось перекрасить свой черно-бурый мех в белый цвет, чтобы не получить теплового удара.

Мартинес ничего не знал о командующем флотом Ярлате, да и знать не хотел. Достаточно было того, что Ярлат вступал в должность, которую раньше нес командующий флотом Эндерби, и поэтому с завтрашнего дня Мартинесу придется спороть с воротника красные нашивки, полагающиеся ему как офицеру по особым поручениям.

За представителями флота шагали одетые в белое с голубым работники поисковой службы, а за ними сверкали позолотой на черном работники легиона справедливости. Они не носили траура, что должно было лишний раз подчеркнуть, что даже великое горе не может оторвать их от постоянной заботы – выслеживания врагов праксиса.

Следом за плакальщиками везли тела тех, кто решил покончить с собой вместе с великим господином, и первой среди них была предводительница парламента, самая высокопоставленная особа во всей империи, если не считать шаа. Ее катафалк не спеша двигался по улице, и ветер перебирал редкие перья на ее теле. Следом за умершими депутатами двигались похоронные дроги высокопоставленных гражданских служащих. Все они приняли большую порцию яда и умерли, надо полагать, в окружении преданных родственников, готовых насильно влить яд в их горло, если бы самоубийцам вдруг захотелось уклониться от своей участи.

Впервые в жизни Мартинес почувствовал удовлетворение от мысли, что его клан не принадлежит к числу самых знатных. Он не мог удержаться от мысли, что если бы пришлось выдвигать кандидата на похороны великого господина, его родня вручила бы эту чашу ему. Его брат Роланд должен был унаследовать власть на Ларедо, и его смерть была бы слишком большой потерей, а его сестры всегда были готовы объединиться перед лицом любой неприятности, и победить любой ценой. Весьма вероятно, семейный совет решил бы, что бедолага Гарет, без толку ошивающийся во флоте и не способный помогать родне в осуществлении ее честолюбивых притязаний, является самой подходящей кандидатурой для жертвоприношения.

От дальнейших мрачных размышлений его отвлекло появление знакомого лица – ПэДжи Н'гени, одетый во все белое, медленно шествовал с необычно торжественным выражением на блеклом лице. Он шагал среди прочих Н'гени, сопровождающих гроб с представителем их клана, пожилым человеком с седыми усами, одетым в костюм отставного гражданского служащего. Странно, что у клана Н'гени нашелся кто-то, кем они пожертвовали охотнее, чем ПэДжи.

Переговоры ПэДжи с Семпронией в саду при дворце Шелли увенчались успехом – явно большим, чем речная прогулка Мартинеса, – и теперь с ПэДжи надо было обращаться как с будущим зятем. Не знай Мартинес, что вся эта затея была сущим блефом, он был бы глубоко оскорблен, а так испытывал к ПэДжи почти приятельские чувства. Чего нельзя было сказать о Семпронии, которая недвусмысленно старалась не подпускать жениха к себе. Что думал сам ПэДжи о помолвке с девушкой, явно избегающей его общества, Мартинес еще не знал.

Следом за гражданскими служащими нес своих мертвых флот. Командующий флотом Эндерби, сделавшийся непривычно миролюбивым, как-то сразу усох и выглядел очень печально. Мартинес почувствовал острый укол жалости.

Что бы ему последовать моему совету, подумал Мартинес.

За гробом шла дочь Эндерби, неплохо смотрящаяся в траурном одеянии государственной служащей. Она держала за руку свою дочку, девочку девяти или десяти лет.

Скандально известной жены – точнее, уже вдовы – нигде не было видно.

– Отряд – вперед! – провозгласил старший капитан, стоящий справа от Мартинеса, и Мартинес шагнул вперед вместе с прочими членами семьи Эндерби и его служащими. Небольшой отряд, состоящий из тех, кто по долгу службы стал вторым семейством Эндерби, сделал разворот через левое плечо и влился в процессию позади дочери и внучки покойного.

Рядом в процессию вливались другие отряды. Мартинес заметил мелькнувшего в толпе кадета Фути. Видимо, его семейство тоже пожертвовало одним из своих членов ради вящей славы клана, но даже скорбь по этому поводу не смогла ничего сделать с непокорным чубом кадета.

Двигаться было приятно, даже таким неспешным шагом. Шагать в похоронной колонне полагалось торжественно, на каждом шаге задерживая ногу в воздухе. Высокие лакированные сапоги выглядели очень романтично, но на деле были изрядно тяжелыми, и не так-то просто было удерживать их на весу. Да и остальные детали костюма тоже не были рассчитаны на то, чтобы облегчать жизнь тому, кто его носит: когда процессия достигла просвета между дворцами, стоящими по краям дороги, ветер ударил в его высокую шляпу и хлестнул по лицу взметнувшимся плащом идущего перед ним плакальщика.

Вздрогнув, он торопливо принялся приводить себя в порядок, заработав недовольный взгляд стоящего справа капитана.

Процессия медленно двигалась вперед. Ножны кривого меча при каждом шаге били по ноге. Вдоль дороги для поддержания порядка выстроились ряды кадетов, и Мартинес невольно искал глазами среди них светлую прическу и зеленые глаза кадета Сулы. Не найдя ее, он решил вообще о ней не думать.

Он порядком разозлился на нее, когда она убежала, оставив его одного, как дурака, в прогулочной лодке. Его настроение не улучшилось при виде ужина на двоих, оставленного Алиханом, когда он вернулся к себе домой. Ужин он без церемоний засунул в холодильник и отправился спать.

Утром злость прошла, осталось только легкое раздражение, и тут ему пришло письмо от Сулы. Оно было написано разборчивым, стандартным почерком и послано без видеосопровождения. Может быть, она не хотела, чтобы он глядел на нее, пусть даже на экране.

«Во всем виновата я, – писала она. – Раз я никому не могу составить компанию, постараюсь провести остаток отпуска подальше от столицы, готовясь к экзаменам».

Через несколько часов он успокоился настолько, чтобы написать ей ответ – похоже, что манера писать от руки оказалась заразной, – в котором сообщал, что будет счастлив поговорить с ней, как только она этого захочет.

Но, видимо, она не слишком жаждала общения, поскольку после этого от нее не было ни слуху ни духу. Он решил утешиться с Амандой Таен: с ней было так легко…

Он так и не увидел Сулы, пока продолжалось шествие, но в этом как раз ничего странного не было. Все кадеты, все офицеры, прапорщики и старшины и даже рекруты были задействованы в этом мероприятии, и только малая часть их присутствовала в верхнем городе. Задействованы оказались даже служащие легиона, все полицейские независимо от чина и даже немногочисленные работники поисковой службы. Все общественные места нужно было взять под охрану, к тому же выделить по вооруженному отряду на каждый подъемник, ведущий на кольцо. Все были готовы к… К чему угодно.

Мартинес начал осознавать, что, по правде говоря, никто не знает, что будет после смерти последнего представителя той власти, которая правила столь жестоко и беспрекословно последние десять тысяч лет. Все ожидали отчаяния и паники. Предсказывались массовые самоубийства, восстания и мятежи. Господин командующий Эндерби и другие старшие офицеры немало потрудились, передислоцируя флот так, чтобы боевые корабли можно было перебросить в любую точку империи, где они могут понадобиться.

Сам Мартинес полагал, что ничего особенного не должно произойти. Да, будут психопаты, которые попытаются покончить с собой, в большинстве своем безуспешно; и наверное, кто-то выйдет из-под контроля, полагая, что после смерти последнего шаа жизнь должна превратиться в сказку. Подобные типы, безусловно, существовали, но сталкиваться с ними Мартинесу не приходилось.

Большинство замерло в ожидании, не представляя, чего ждать от смерти Предвосхищения Победы.

Он вспомнил, как стоял в фойе штаба, разглядывая карту имперской системы межпространственных тоннелей, и размышлял о том, что от шаа никуда не деться.

Может быть, подумал он, ему все же удалось это сделать. И ему, и всем остальным. Может быть, груз истории, лежащий на плечах всех членов империи, сделается теперь немного полегче.

Эта мысль так захватила его, что он почти не заметил, как долгое, неторопливое шествие приблизилось наконец к вечному пристанищу, длинному прямоугольному мавзолею, облицованному белоснежным мрамором, где тела великих господ сжигали и упокоивали в вечности. Мавзолей ступенчато поднимался ввысь, а над входом возвышалась огромная двухстворчатая арка. Катафалк неспешно подкатился по пандусу к входным воротам, въехал внутрь через арку, а сопровождающие стали выстраиваться рядами на ступенях мавзолея.

Тело Эндерби вплыло под арку, и группа, в которой находился Мартинес, последовала за дочерью командующего на свое место на ступенях. Справа от Мартинеса раскинулся нижний город, а над ним нависло осеннее небо, закрытое низко плывущими облаками. Становилось холодно. Процессия двигалась так медленно, что согреться на ходу не удалось.

Наконец тяжелые стальные двери закрылись за последним покойником. Наступила длительная пауза. Провожающие стояли ровными рядами, а их плащи и куртки трепетали на холодном ветру. А потом в воздухе возник резкий звук, как будто ветер, устав бесцельно трепать одежду собравшихся, устремился в узкий тоннель, и вслед за этим над крышей мавзолея вспыхнуло пламя, горячим белым столбом поднявшееся к зеленому небу.

Раздался громкий вздох – все собравшиеся одновременно перевели дыхание. Эра шаа закончилась.

Столб пламени сник, развеяв по ветру расщепленное на отдельные атомы тело Предвосхищения Победы. Прозвучало несколько отрывистых команд, и похоронную процессию распустили. Мартинес в числе многих прочих подошел к дочери Эндерби, чтобы, согласно принятым правилам, выразить ей свое восхищение поступком того, кто решил сам уйти вслед за великим господином, но почувствовал, что его поздравления звучат как-то слишком траурно, и поспешил отправиться обратно в верхний город.

Он прошел мимо дворца Шелли, где его сестры вместе с ПэДжи Н'гени сейчас, по его сведениям, проводили прием в честь его брата Роланда, появившегося в городе за три дня до похорон. Это не было вечеринкой, поскольку вечеринка в день смерти последнего из шаа была бы плохим тоном. Это было скорее траурное собрание, что-то вроде поминок, и согласно обычаю, присутствовать там могло не больше двадцати двух гостей.

Мартинес не входил в их число. Флот был по-прежнему мобилизован, и ему предстояло провести ближайшую смену в штабе, следя за поступающими сообщениями и ожидая, не случится ли где что-нибудь чрезвычайное.

Потом ему нужно будет сдать штабной пропуск, по которому он до сих пор входил в это здание, а затем вернуться к себе на квартиру и отдать Алихану куртку, чтобы слуга распорол тонкие нитки, которыми к его воротнику были пришиты красные лычки.

* * *

Сула стояла в караульном наряде на вокзале подъемника, ведущего на первый уровень кольца ускорителя Заншаа. Кольцо состояло из двух ярусов: нижний ярус вращался с той же скоростью, что и планета, поэтому сила тяжести там почти не чувствовалась; там размещались генераторы антиматерии, склады и вспомогательные службы. Внешний ярус скользил вокруг внутреннего, как минутная стрелка вокруг часовой, в девять раз быстрее, чем сама планета, обеспечивая работающим там нормальную силу тяжести. На внешнем ярусе размещались доки, ремонтные службы, и жилье здешних служащих.

Дюжина рекрутов, подчиненных Суле, были вооружены шокерами, а она сама щеголяла висящим на поясе пистолетом и темно-зеленым шлемом. Она не могла отделаться от мыслей о том, что если сюда со внешнего кольца ринется обезумевшая толпа, намеренная захватить подъемник, то все это трогательно вооруженное войско ничего не сможет сделать, кроме как доблестно погибнуть на месте.

Но ничего не происходило. Гражданских рейсов почти не было, военных тоже, а вскоре появился отряд наксидов, вооруженных пулеметами Гатлинга и гранатометами.

Наксиды шутить не любят, подумала Сула.

Она увела свой отряд на внешнее кольцо, где наконец смогла отстегнуть пистолет и шокер и задуматься, что делать дальше. По случаю траура все развлечения на планете и в окрестностях были отменены, а отели переполнены, так что даже получить комнату стало проблемой.

В конце концов она решила остановиться в общежитии для путешествующих кадетов, где застала с полдюжины пьяных молодых людей, играющих в кости. Дождавшись, пока они упьются, она обыграла их дочиста и залезла на свою койку с почти забытым, приятным чувством полного удовлетворения.

– На вахту на «Короне» явился, милорд.

Откинув голову, Мартинес вытянулся по уставной стойке перед своим новым начальником, капитаном «Короны», упершись взглядом в тяжелый блестящий предмет, стоящий на полке за спиной капитана, – кубок флота метрополии, выигранный футбольной командой «Короны» в прошедшем спортивном сезоне, внезапно оборванном смертью последнего шаа.

Другой флотский кубок красовался на парадной полочке в углу, привинченный к месту, чтобы не падал при перегрузках. На полочке рядом стоял кубок второго ранга. И еще множество кубков меньшего ранга, увенчанных сверкающими хрустальными фигурками футболистов, заполоняло стол Тарафы.

– Вольно, лейтенант Мартинес, – сказал капитан-лейтенант Фэйд Тарафа, и Мартинес наконец опустил подбородок и смог посмотреть в лицо своему новому начальнику. Это был плотный, отлично сложенный мужчина лет тридцати, с бритой головой и ухоженной бородкой. К левому рукаву его мундира был приколот футбольный значок, право на ношение которого в течение этого года команде «Короны» давала недавно одержанная победа.

– Вы уже доложились Гарсии? – спросил Тарафа. Речь шла о вахтенном офицере.

– Да, милорд. Она показала мне, где я буду жить, и выдала мне коды от моего сейфа. После вахты она собирается более детально ввести меня в курс дела.

– Да уж, нам нужен второй офицер, который сможет стоять на вахте. Ваши документы и приказы уже в моем компьютере?

– Да, милорд.

Тарафа расстегнул воротник, вытащил висящий на шее капитанский ключик и вывел на дисплей личное дело Мартинеса. Он впился глазами в экран, наверняка вчитываясь в оценки характера и способностей Мартинеса, сделанные его бывшими начальниками, – все эти записи Мартинес принес с собой в личном деле, но у него не было кода, дающего возможность их прочесть.

– Каким спортом вы занимались в академии? – спросил Тарафа. Мартинес знал, что от ответа на этот вопрос будет зависеть его дальнейшая судьба.

– Полностью зациклен на футболе, – с симпатией сказал Арт Абаша, когда Мартинес при встрече в клубе младших офицеров стал расспрашивать его о Тарафе, – Использует все связи, которые имеет, чтобы заполучить к себе на корабль лучших игроков, а когда связи не помогают, выкладывает деньги наличными. Говорят, он купил капитану Винфилду новую яхту в обмен на обещание перевести к нему нового приглашенного нападающего.

Абаша сам был неравнодушен к футболу и, если бы не прирожденная лень, сам бы, наверное, стал футболистом, все равно кем – игроком, тренером или менеджером. А так он довольствовался тем, что знал о любимом предмете абсолютно все – имена игроков, тренеров и судей, счеты игр, – и был поистине неисчерпаемым кладезем сведений о спорте для своих друзей-офицеров.

Внешний вид «Короны» только подтвердил данную Абаша оценку. Тарафа выкрасил свой корабль в зеленый цвет, но не в темно-зеленый цвет неба Заншаа, а в светло-зеленый цвет свежеподстриженного футбольного поля, с белой полосой, разделяющей фрегат по длине, как поле, и с изображениями футбольных мячей по бокам.

«Корона» была маленьким судном, но ее команда была очень сильной.

Когда вся команда на судне состоит из шестидесяти одного человека, набрать первоклассную команду из одиннадцати игроков, не считая запасных и тренеров, способную претендовать на кубок первенства флота метрополии против кораблей, команда на которых раз в десять больше, – серьезная заявка, требующая недюжинного упорства и солидно набитого кармана.

– Я занимался плаванием и фехтованием, милорд, – ответил Мартинес. Это были виды спорта, в которых длинные руки и короткие ноги работали за, а не против него.

Он решил не упоминать, что в школе был чемпионом по гипер-турнирам, абстрактной позиционной игре, действие которой целиком происходило в компьютере. Похоже, что гипер-турниры были немного слишком интеллектуальной игрой для «Короны» вообще и для Тарафы в частности.

– Мы на «Короне» занимаемся футболом, – заметил Тарафа. Это прозвучало немного напыщенно, как если бы он сказал: «Мы в легионе справедливости занимаемся изуверством».

– Да, милорд, – подтвердил Мартинес. – Ваша команда известна по всем флоту.

Не слишком явная лесть, подумал Мартинес. Но порой лучше начинать с малого, опытным путем выясняя, какая доза лести окажется приемлемой для твоего начальника.

Комплимент заставил Тарафу по крайней мере предложить Мартинесу сесть. Мартинес пододвинул к себе кресло и сел, не спуская с капитан-лейтенанта взгляда, выражающего должную дозу преданности.

Тарафа уперся ладонями о стол и слегка подался вперед.

– Я считаю, что никакой офицер не способен преуспеть сам по себе, лейтенант, – сообщил он. – Мне кажется, что экипаж судна подобен команде в игре, где каждый полагается на других ради общего успеха.

– Совершенно верно, милорд. – Мартинес постарался изобразить на своем лице выражение, свидетельствующее о том, что с этой свежей мыслью он сталкивается впервые в жизни.

– Именно поэтому я считаю, что все мы должны принимать дела команды близко к сердцу. Хорошая команда представляет всех нас в выигрышном свете, точно так же как полированная обшивка и идеально чистые полы создают репутацию судна, которое всегда на высоте. Вы меня понимаете?

– Да, милорд. И я надеюсь, что смогу способствовать успехам команды. Я понимаю, что не гожусь в игроки, но я надеялся, что смогу работать тренером, или менеджером…

Мартинес умолк, заметив неодобрительный взгляд Тарафы.

– Я сам тренирую команду и сам управляюсь с ней, – сообщил тот. – Да еще мне помогает оружейник Манцини.

– Я вас понял, милорд, – пробормотал Мартинес, чувствуя, как его шансы выслужиться в этом рейсе катастрофически падают, и решил пойти с последнего козыря. – По крайней мере, – сказал он, – я беру с собой только одного слугу.

Тарафа недоуменно поглядел на него.

– Да? Вы хотите, чтобы второго слугу вам подобрал помощник капитана?

– Нет. Я просто подумал, что если вам нужен еще один запасной игрок, вы можете оформить его моим вторым слугой.

– Ага. – Тарафа задумался над новой перспективой. – Это может оказаться полезным, – признал он. – Я намереваюсь выиграть в этом году второй чемпионат флота, что будет проходить в Магарии.

Мартинес ошеломленно поглядел на капитана.

– В Магарии? Так мы улетаем отсюда?

– Да. Нам нужно занять место «Непобедимого», который отправляется в ремонт. У вас есть шесть дней на то, чтобы уладить свои личные дела и довести вверенную вам службу. до совершенства.

– Есть, милорд.

Тарафа нажал на кнопку на столе.

– Я настроил вам ключ третьего лейтенанта. Вот он.

Мартинес принял ключ, подвешенный на эластичном ремешке, и подумал о том, что ему, похоже, предстоит долгое, очень долгое путешествие.

– Превосходно. Просто превосходно. Уверен, что ваши родители были бы довольны.

– Хотелось бы думать, что это так, – ответила Сула.

– Вы не позволите предложить вам еще выпить?

– Спасибо, мне вполне хватает воды.

Лорд Дурвад Ли долил воды в стакан Сулы, а себе плеснул бренди.

– Такая жалость, что сейчас траур, – сказал он. – Обычно у нас бывают просто тучи гостей, но теперь только двадцать два гостя, и баста.

– Двадцать два, – пробормотала Сула. – Интересно, почему. Шаа обычно предпочитали простые числа.

– О, да вы, похоже, не знаете этой истории? Видите ли, много лет назад, вскоре после покорения торминелов…

Прихлебывая свою воду, Сула стала вполуха слушать болтовню лорда Дурвада.

После неудачи с Мартинесом она уехала из столицы в горный курортный городок. В то время как прочие курортники гуляли по окрестностям, нежились в общем бассейне да любовались горным ландшафтом, Сула почти не выходила из своей комнаты, дни напролет готовясь к экзаменам на чин лейтенанта.

Устав от зубрежки так, что уже не было сил смотреть на экран, она ложилась и пыталась отдохнуть.

Но стоило ей закрыть глаза, как она видела стоящего в лодке Мартинеса, раздраженно протягивающего к ней руки.

Глупо, глупо. Давно уже надо было научиться вести себя с людьми.

Она вспомнила про приглашения, полученные ею после возвращения, и подумала, что, возможно, Мартинес и прав, считая, что стоит откликнуться на них. Друзья ее родителей могут помочь ей, и в любом случае хорошо бы пообщаться с кем-нибудь, кроме сослуживцев. Всяко лучше, чем крутиться в кадетской комнате, где засел Фути со своей компанией.

Она разослала свои извинения с отказом в ответ на все приглашения, пришедшие к ней перед похоронами великого господина, что позволило сразу отсечь тех, кто приглашал ее просто ради украшения своих салонов, раз уж она стала в этом сезоне знаменитостью. А затем, пользуясь открытыми базами данных, внимательно изучила оставшихся, и выяснила, что клан Ли пользовался раньше покровительством клана Сула, а после падения клана Сула получил покровителей в лице клана Чен. Подумав, она откликнулась на приглашение лорда Дурвада.

Похоже, что за время, прошедшее после смерти лорда Сула, клан Ли расцвел. Новый дворец Ли, построенный на месте прежнего, выходил парадным входом прямо на бульвар праксиса. Фасад был сложен из полупрозрачного светлого камня с розовыми прожилками, который светился в ночи, словно здание было живым.

Войдя в приемную, Сула сперва решила, что та задрапирована гобеленами и вышивкой, но, присмотревшись, поняла, что стены залы сделаны из кремового, зеленого и розового мрамора, которому придана форма свисающей складками ткани, и все мелкие детали узора вырезаны из камня. Сулу ошеломила мысль о десятках тысяч человеко-часов, потраченных на эту работу.

Гостиная оказалась менее впечатляющей, с плюшевой мебелью и изображениями коней и сельских видов, развешенными по стенам. Мебель была предусмотрительно расставлена по залу так, что три находящихся в гостях наксида – леди Кашди, депутатка, выбравшаяся в город на похороны великого господина, и ее родственники – могли спокойно перемещаться, не опасаясь что-нибудь перевернуть. Сула восхищенно глядела на искрящиеся фарфоровые кувшины, каждый ростом выше человека, стоявшие в углах комнаты.

– То есть, понимаешь ли, – закончил лорд Дурвад, – все дело в двадцати двух мучениках, отдавших жизнь за совершенство праксиса. В их честь принято приглашать во время траура по двадцать два гостя, чтобы они чувствовали, что не зря отдали свою жизнь.

– Понимаю, – подтвердила Сула.

– Ага, – лорд Дурвад шевельнул рыжими бровями, поворачиваясь ко входной двери, в которой появился флотский капитан с элегантной молодой женщиной под руку. – Вы уже знакомы с моим сыном Ричардом? – И тут же улыбнулся. – Ну конечно же, знакомы. Я и забыл.

Сула отчаянно пыталась вспомнить, где она могла встречаться раньше с капитаном Ричардом Ли. Он был не из тех людей, которых легко забыть, раз увидев: ростом еще выше отца, темноволосый, с приятным, чистым лицом, которое будет еще долго оставаться моложавым.

– Кэроль, – приветствовал ее лорд Ричард, пожимая руку, – Рад видеть тебя после всего, что было.

Сула рефлекторно ощетинилась, но тут же строго приказала себе вести себя как подобает.

– Кэролайн, – поправила она. – Я теперь больше не Кэроль.

Уголки глаз лорда Ричарда пошли веселыми морщинками.

– Ты совсем меня не помнишь?

– Боюсь, что нет. – Держись, повторила она себе. Эти люди хотят дружить с тобой.

У лорда Ричарда была на редкость белозубая улыбка и очень синие глаза.

– Я сажал тебя на твоего первого пони в нашем саду в Миерии.

– Неужели? – расширила глаза Сула. – Так это был ты!

– По-моему, я не так уж и изменился с тех пор, – заметил он. – Ты все еще ездишь верхом?

– Уже много лет не случалось.

Лорд Ричард бросил взгляд на отца и снова обратился к Суле:

– Мы до сих пор держим конюшни в Миерии. Если захочешь развеяться и погулять, мы с радостью примем тебя. У нас к тому же замечательная рыбалка.

Лорд Дурвад согласно кивнул.

– Спасибо, – ответила Сула. – Я подумаю об этом. Но это все было так давно…