355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Уолтер Кайзер - мл. » Проповедь и преподавание по Ветхому Завету: Руководство для Церкви » Текст книги (страница 5)
Проповедь и преподавание по Ветхому Завету: Руководство для Церкви
  • Текст добавлен: 16 марта 2017, 03:00

Текст книги "Проповедь и преподавание по Ветхому Завету: Руководство для Церкви"


Автор книги: Уолтер Кайзер - мл.



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Структура

Еврейские повествования демонстрируют структуры, которые являются «сложной сетью отношений между частями темы или раздела».[60]60
  Bar-Efrat, “Some Observations,” 155.


[Закрыть]
Поскольку каждое повествование имеет определённую модель тщательно спланированного расположения всех его частей, важно исследовать, как эти части соответствуют друг другу и как взаимодействуют. Это не только обнаружит единство истории, но и раскроет её темы, акценты и сюжет.

Самая обычная часть структуры для исследования – это кульминация истории. Это разрешение сложной ситуации или пик, который также служит фокусом истории. Соответственно, история об Иосифе поднимается на свою наивысшую точку, когда Иосиф открывает братьям, кто он (Быт. 43–45).

В других повествованиях, таких как история об Иове, структура создаётся посредством периодически повторяющихся фраз. Например, отрывок Иов 1:13–19 делится на части повторяющимися словами четырёх вестников, каждый из которых приходит, когда «еще [другой] говорил», и завершает свою трагическую весть словами: «И спасся только я один, чтобы возвестить тебе».

Но существуют также и более крупные структуры, представляющие собой группу повествований. Так, мы имеем цикл Авраама (Быт. 11:27–25:11), цикл Иосифа (Быт. 37–50), цикл Самуила (1 Цар. 1-16), цикл Илии и Елисея (3 Цар. 17– 4 Цар. 13). Здесь важно обратить внимание на то, как каждая отдельная перикопа внутри более крупной структуры вносит свой вклад и развивает тему всей структуры и своей собственной структуры. В случае с циклом Илии и Елисея разрешение обнаруживается в 4 Цар. 2:14. После того, как вихрь перенёс Илию на небо, звучит риторический вопрос: «Где же Господь Бог Илии?» Таким образом, Божью силу можно видеть в каждом эпизоде повествования об этих пророках. 3 Цар. 17 показывает силу Божьего слова. В 3 Цар. 18 Божья сила явлена в сошествии огня с неба. В следующем эпизоде, 3 Цар. 19, Божья сила видна в Его способности восстановить Своего слугу после эмоционального и духовного кризиса. И всё это проявления Божьей силы.

Стилистические и риторические приёмы в повествованиях

Слова, которые выбирает каждый автор, демонстрируют его собственный стиль. Чтобы определить стиль автора, необходимо обращать внимание на то, что автор повторяет или что упускает, а также на использование автором хиазмов, иронии и подобных риторических фигур. Каждый из этих риторических приёмов заслуживает краткого обсуждения.

ПОВТОРЕНИЕ

Выше мы уже говорили о ключевых словах, или leitwort. Кроме этого вида повторений, есть повторения, которые в западном мире посчитали бы лишними. Однако, вполне возможно, что эти повторения поддерживают сам дух истории, расставляя необходимые акценты.

Помимо расстановки акцентов в повествовании, повторения могут указывать на границы перикопы. Это то, что мы называем inclusio, заключение в скобки, когда признаком начала и конца блока материала является использование одних и тех же слов или выражений. Таким образом определены границы дополнения к книге Судей: «В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым» (Суд. 17:6 и 21:25).

Удивительно, что та же формула появляется в изменённом виде внутри самого раздела в Суд. 18:1 и 19:1, тем самым связывая более крупную структуру с частями внутри этой макроструктуры.[61]61
  Благодарю Кена Меттьюса (Ken Matthews) за то, что он несколько иным способом обратил внимание на этот пример в своей книге “Preaching Historical Narrative,” 38–39.


[Закрыть]
Другой подобный пример – структура, задуманная автором Бытия для своей книги: «вот [происхождение, родословие, житие]…» (Быт. 2:4; 5:1; 6:9; 10:1; 11:10,27; 25:12,19; 36:1,9; 37:2), и, таким образом, включающая в себя одиннадцать блоков материала.

Наконец, повторение может указывать на некоторые стороны характера персонажа. Необходимо лишь обратить внимание на небольшие изменения в божественной заповеди, которую повторяет персонаж, чтобы обнаружить некоторые из отрицательных сторон его характера. Так мы можем понять роль змея и роль женщины, когда они повторяют запрет Бога относительно растущих в Эдемском саду деревьев, добавляя к нему что-что от себя (Быт. 2:15–17; 3:1–2). Подобное внимательное прочтение и толкование текста приводит к глубокому пониманию персонажей, с которыми мы имеем дело, несмотря на то, что еврейский текст весьма скуден в их описании.

ПРОПУСКИ

Пропуски в тексте не менее важны, чем повторения. Иногда пропущена информация, необходимая для понимания значения отрывка. Такие «пробелы» или «системы пробелов», как их называл Меир Стернберг,[62]62
  Meir Sternberg, The Poetics of Biblical Narrative (Bloomington, Ind.: Indiana University Press, 1985), 186.


[Закрыть]
играют важную роль в повествовании.

В случае с пропусками нужно быть особенно внимательными, чтобы не приписывать тексту того, чего он не говорит. Многие деконструктивисты преувеличивают роль пропусков, чтобы поместить в историю то, что чуждо ей и её замыслу. Но у нас возникают вполне естественные вопросы, которые могли бы открыть нам мотивы, о которых не сказано. Например, в случае с Урией, воином Давида: почему Урия не пошёл домой к жене, когда его отозвали с места боевых действий? Заботился ли он о средствах для обеспечения священной войны? Или он уже подозревал Давида и Вирсавию? Эти вопросы не имеют конкретных ответов, но эти пробелы в тексте тем более заставляют нас задуматься о мотивах Урии.

ХИАЗМ

Хиазм – литературный приём, получивший название от греческой буквы хи, которая похожа на нашу букву х. Хиазм включает в себя перекрещивание или инвертирование (изменение порядка) связанных элементов в параллельных конструкциях, будь то слова, предложения, параллельные строки в поэзии или в целом повествовании.[63]63
  Cm. John W. Welch, “Introduction,” в Chiasmus in Antiquity, ed. John W. Welch (Hildesheim: Gerstenberg, 1981), 11.


[Закрыть]

Эта фигура речи тесно связана с ключевыми словами, кульминацией повествования, развязкой и инклюзией. В хиазме пропорциональны и параллельны друг другу первая и последняя идеи и средняя пара идей.

ИРОНИЯ

Ирония – литературная форма, в которой автор утверждает нечто, противоположное его (её) истинным намерениям. Илия мастерски использовал подобный способ высказываний, когда говорил жрецам Ваала о причинах его молчания (3 Цар. 18:27). Иов также использовал иронию, говоря со своими так называемыми утешителями: «подлинно, вы люди, и с вами умрет мудрость!» (Иов 12:1)

Такие слова звучат скорее как гипербола, цель которой показать, насколько верным в конкретной ситуации будет обратное утверждение.

ПРАВИЛА ТОЛКОВАНИЯ ПОВЕСТВОВАНИЙ

1. Сначала определите границы каждой сцены в повествовании. Каждой раз, когда меняется время или место – меняется сцене. Эти сцены помогут дам определить основные пункты проповеди.

2. Проанализируйте сюжет отрывка. Следите за развитием действия от начала к кульминации и развязке и потом к заключению. Это укажет вам на начало, середину и конец повествования.

3. Определите точку зрения повествования. Где текст достигает центральной точки, так что тема отрывка и название вашего послания становятся ясными?

4. Проследите, как автор в каждой сцене использует диалоги и риторические фигуры, чтобы ясно выразить свою точку зрения, которая содержится в жаждой сцене.

5. Обратите внимание, как при помощи точки зрения или темы всего повествования сцены связаны друг с другом.

б. Обратите внимание на то, какие стилистические приёмы использованы, чтобы определить верный акцент, лучше понять характеры персонажей и т. д.

Пример проповеди по повествовательному отрывку: 1 Цар. 3:1–4:1а

Текст: 1 Цар. 3:1–4:1а. Название: «Сила Божьего слова». Источником названия является центральная точка, которая находится в 1 Цар. 3:19: «[Бог] не позволил ни одному его слову упасть на землю» (NIV; в Синод, переводе: «и не осталось ни одного из слов его неисполнившимся»; прим. пер.). Как мы говорили выше, наши основные пункты будут вытекать из четырёх сцен: (1) Прежние дни – ст. 1; (2) Однажды ночью – ст. 2-14; (3) На следующее утро – ст. 15–18; (4) Последующие дни – ст. 9–4:1а. Я считаю, что этот текст, сообщает нам о том, какие (вопрос для нашей проповеди) характеристики (наше гомилетическое ключевое слово) демонстрируют силу Божьего слова сегодня.

Давайте посмотрим, как могло бы прозвучать толкование этого текста в обычной аудитории на воскресном богослужении.

***

Девизом Женевы начала 16 века была фраза: «После тьмы – свет!» Это было достаточно смелое заявление Кальвина и его современников о том, что «свет» пришёл к Божьему народу через проповедь Божьего слова. Поэтому, чтобы рассеять тьму этого города, каждому жителю еженедельно предлагались шесть проповедей. Одна на рассвете в воскресенье, вторая в тот же день в 9 часов утра, в полдень чтение катехизиса для детей и в 3 часа дня другая проповедь. (По все видимости, в ту пору они не смотрели футбольные матчи NFL по воскресеньям после обеда!) В будние дни дополнительные проповеди читались по понедельникам, средам и пятницам.

Аргументом Кальвина и городских старейшин было предупреждение, находящееся в Притчах 29:18: «Без откровения свыше народ необуздан». В Исх. 32:25 слово «необуздан» имеет значение «бегали как дикие». Можем ли мы сегодня согласиться с тем, что подобные результаты в наши дни являются следствием библейской и богословской неграмотности? Действительно, существует глубокое беспокойство по поводу общества, которое, кажется, сорвалось с якоря. Наши города стали похожи на человеческие джунгли, где мы готовы проглотить друг друга по малейшей причине или вообще без видимых причин. Только Божье слово может спасти нас от пути, ведущего к саморазрушению, по которому мы идём.

Но каким образом может измениться такое положение дел? Ответ таков: это может произойти подобно тому, как было во времена Самуила. Это может произойти, когда Бог являет нам первую характеристику Своего могущественного слова, или послания, а именно: Бог может сделать Своё слово таким же редким для нас, как Он сделал это во времена Самуила (1 Цар. 3:1). Бог может убрать со сцены учителей, преподающих Его слово, так что услышать Его слово можно будет очень редко. И когда Он это делает, общество приходит в беспорядок и всё неистовство зла выходит из-под контроля. Наши взаимоотношения портятся так сильно, что мы поражаемся тому, насколько жестокими могут быть человеческие существа. Школы вдруг стали не менее опасными, чем места массовых расстрелов во Вьетнаме. Большая часть всего этого происходит потому, что мы решили, что можем достичь цели сами, без Божьего откровения или Его помощи. Лишь дар Сына Божьего превышает по значимости дар Божьего слова. Но его слишком легко лишиться в жизни и в проповедническом служении, подменив его суррогатами.

Люди не могут ничем заменить основной потребности жить всяким словом, исходящим из уст Бога. Мы не можем манипулировать этим словом, придавать ему другую форму или создавать его копию. Оно – уникально, оно дает жизнь. Только Господь может дать его. Поэтому мы говорим, что Божье слово может стать недостаточным и редким для людей, что приводит к результатам, которые мы, как и предыдущие поколения, можем наблюдать в наши дни.

Наш Господь также может сделать скудным эффект от Его слова наших сердцах в наши времена. Амос 8:11–12 предупреждает о времени, когда Господь пошлёт голод, но «не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних». Поэтому, когда Бог долгое время молчит – тьма сгущается, и глубина нашего мрака и печали становится почти невыносимой.

Вторую характеристику могущественного слова Божьего можно увидеть в тех случаях, когда Бог делает это слово удивительным для нас (1 Цар. 3:2-14). Мы можем быть удивлены тем, как слово Божье призывает нас, как это было с Самуилом. Слово «звал» в разных формах одиннадцать раз появляется в ст. 4-10, когда Господь пытается привлечь внимание юного Самуила.

Тем временем Илий терял своё физическое зрение и, возможно, духовное, что ещё хуже. И нужен был Самуил, чтобы светильник Божий не погас в скинии. Бог чудесным образом готовил Самуила, начиная с той отчаянной просьбы Анны к Небесному Отцу.

Богу пришлось четыре раза звать Самуила. Возможно, Самуил был несколько глуповат или туповат? Я так не думаю, поскольку, объясняя реакцию Самуила, ст. 7 не осуждает его: «Самуил ещё не знал тогда [голоса] Господа, и еще не открывалось ему слово Господне». Дело в том, что религиозная обстановка в то время была такой, что мальчик, выросший в доме Божьем, не имел представления о личности Бога и о том, как Он может действовать. Прежде, чем осуждать те времена и тех людей, давайте задумаемся о том, насколько велика библейская неграмотность среди людей, которые выросли в евангельских церквях! Возможно, вы думаете, что так нельзя сказать обо всех, но это встречается достаточно часто, чтобы напомнить нам сегодня те предостережения, о которых мы читаем в тексте.

Но обратите внимание, насколько благ и нежен Господь. Он не осыпает Самуила презрительными словами и насмешками. Он просто «пришел… и стал» (ст. 10). Здесь нет гневной тирады: «Мальчишка, ты никогда ничего не понимаешь правильно!» Вместо этого мы видим терпеливого, нежного и доброго Спасителя!

Наш Господь может сделать Своё слово удивительным не только тем, что оно призывает нас, но и содержанием этого слова. Фактически, таким удивительным, поразительным было содержание слов, которые услышал Самуил, что у всякого, кто эти слова, услышит, зазвенит в ушах. Суд посетит дом Илия за то, что он не отнёсся правильно к слову, которое Бог послал ему в 1 Цар. 2:27–29. Илий ничего не сделал для того, чтобы обуздать безнравственное поведение двух своих сыновей, которые были священниками. Пренебрежительное отношение к Божьей святости – дело очень серьёзное. Его сыновья буквально «богохульствовали» (ст. 13 в греческом переводе этого еврейского текста). Их грех и вина были настолько серьёзны, что никакие жертвы и приношения не могли искупить их!

Нас озадачивает двойственная природа Божьего послания. Оно и притягивает, и отталкивает нас. Книга Дейла Ральфа Дэвиса, написанная по рассматриваемому нами отрывку, содержит в себе пример из Эндрю Бонара.[64]64
  Dale Ralph Davis, Looking on the Heart: Expositions of the Book of 1 Samuel (Grand Rapids: Baker, 1994), 1:47–48.


[Закрыть]
История повествует о греческом художнике, который нарисовал картину с изображением мальчика, несущего на голове корзину с виноградом. Картина была настолько прекрасна, что все требовали, чтобы художник поместил её на выставку в греческом форуме. Изображение винограда выглядело настолько живо и реалистично, что птицы подлетали к холсту и пытались клевать виноград.

Жители города прославляли художника и говорили, что даже птицы поверили изображению. Но художник отказался от их славы словами: «Нет, я должен сделать больше. Я должен настолько живо нарисовать мальчика, чтобы птицы не смели подлетать близко». Он думал о том, что картина должна одновременно быть и привлекательной, и отталкивающей. Подобная ситуация возникает, когда мы имеем дело со Словом Божьим. Усыпать людей утешениями из Евангелия и при этом никогда не говорить им об их грехе – подход однобокий. Но мы также упустим из вида смысл откровения, если будем проповедовать в гневной манере, фокусируясь только на осуждении, забыв об ободрении и заботе. Божьи посланники должны высоко нести Его истину, свидетельствуя и о суде и об утешении. Как учителя и проповедники Евангелия, мы не должны оставлять в покое тех, кто находится в комфорте и довольствуется этим, и дарить утешение тем, кто страдает.

Третьей характеристикой могущественного Божьего слова является независимость слова от нас (ст. 15–18). Наш Господь не зависит от того, кто говорит от Его имени. Эта суверенность управляет всем, поэтому те, кому Бог поручает Своё слово, обычно боятся объявлять Его приговор. Очевидно, этот страх испытал и Самуил (ст. 15), но когда Илий позвал Самуила, чтобы тот рассказал ему, что сказал Бог, Самуил «объявил ему… все и не скрыл от него [ничего]» (ст. 18). Почему мы пытаемся скрыть слово, произнесённое Богом, ведь Его слово истинно и свершится независимо от того, объявим мы его или нет? Фактически, текст утверждает: если мы, Божьи посланники, утаиваем истину, то вина, которая падает на тех, кому предназначены эти слова, распространяется и на нас, ведь мы не возвестили предупреждение, которое могло дать слушателям шанс измениться и избежать надвигающегося бедствия.

Но Бог независим и от слушателей. Илий не отвергал, не обсуждал, не спорил о справедливости послания, переданного Самуилом. К своей чести, он просто сказал: «Он – Господь» (ст. 18). Божьи люди научены говорить «Аминь» не только в ответ на благословения свыше, но и в ответ на Божье наказание. Он действительно Господь.

Причина предельно ясна: если бы Бог не осуждал зло, то добро и праведность не имели бы смысла. Бог не похож на игрушечного тигра, который угрожает, но никогда не приводит в исполнение свои угрозы. Если проповедники начнут создавать лишь видимость провозглашения истины, как это уже бывало, в тот самый момент Бог может отвергнуть их и не позволит им стоять ни перед миром, ни даже перед Его церковью.

Последняя характеристика могущественного Божьего слова, которую мы находим в данном отрывке, проявляется в том, что оно оберегает и даёт полномочия служителям, посланным нам. Не секрет, что часто как друзья проповедников, так и их враги, относятся к ним с пренебрежением. Вот почему даже слово проповедовать приобрело уничижительный оттенок. Например, люди говорят: «Не надо мне проповедовать!» или «Мне не нужны твои нравоучения!». Но если послание сосредоточено на Божьем слове, не стоит обращать внимание на подобные суждения.

Ничто из Божьего откровения, данного через Его служителей, не упадет на землю – ст. 19 (в Синод, пер.: «не останется неисполнившимся», прим. пер.). Оно не может не исполнить своего предназначения, как снег и дождь не могут не выполнить своего предназначения, для которого посланы с неба (Ис. 55:10–11). Но вопрос в следующем: насколько сильна наша вера в Божье слово? Верим ли мы, что откровение Божье, которому уже много веков, способно ответить на современные проблемы? Способно ли оно достичь наших собственных детей, неверующих людей во всех уголках земли или даже современных циников, которые убеждены, что никто не вправе говорить другому, что правильно или неправильно, истинно или ошибочно?

Несмотря на все различия между нашей эпохой и теми днями в Израиле, все знали, что и послание и дела Самуила были доверены ему Богом. Это поднимает целый ряд вопросов. Что подтверждает нашу эффективность как учителей и проповедников Евангелия? Возможно, рост количества прихожан? Рост доходов? Не является ли наше преподавание Божьих слов и способность этих слов изменять жизни людей во славу Бога наилучшим подтверждением нашей эффективности, как учит данный текст? В одном мы можем быть уверенны: когда такие авторитетные заявления приходят от Бога, их сила будет очевидной для всех. Побочным продуктом такой эффективной проповеди будет то, что её уместность и эффективность будут видны всем (4:1а).

Итак, что мы можем сказать обо всем этом? Может ли свет откровения засиять в кромешной тьме наших дней? И если может, то каким образом, если не через преданность проповеди Божьего слова?

Истина такова: где нет откровения Божьего, там народ становится необуздан (Прит. 29:18). И если мы позволяем распространяться голоду по Божьему слову, то цена будет высока – зло, подобно мощному взрыву, может разрушить почти все сферы нашей жизни. Сейчас самое время учителям и проповедникам снова вернуться к основам. Принимая во внимание, что многие считают обучение слову Божьему с помощью простого толкования устаревшим методом, нам нужно покаяться и пересмотреть наше меню на столе преподавания, предлагаемое нами неверующим людям и народу Божьему. Давайте дадим Богу обещание быть верными Его слову и стремиться лишь к тому, чтобы ясно видеть силу, проявление которой обещает Его слово. Давайте твёрдо решим, что будем не просто удовлетворять насущные нужды людей, слушающих проповедь, или присоединяться к современной моде и к тому, что сейчас популярно, поскольку нас заботят методы обращения к аудитории. Вместо этого давайте сформируем из мужчин и женщин совершенно новый состав «Провозвестников-хранителей» (Proclaimer-Keepers) во славу Божью. Только после того, как Бог явит нам Свою силу в слове, мы увидим в церкви действие новой и уникальной силы!

6
Проповедь и преподавание по Книгам мудрости

Фред Крэддок задавал вопрос:

Почему множество форм и настроений в библейской литературе и разнообразие нужд общины сводятся к одному неизменному шаблону [проповеди], который копирует древних греческих ораторов? Как результат – излишнее однообразие, и, если смотреть глубже, внутреннее противоречие между содержанием проповеди и её формой.[65]65
  Fred В. Craddock, As One Without Authority (Nashville: Abingdon, 1971), 25–26.


[Закрыть]

Действительно, почему?

Таким образом, появляется необходимость позволить форме и жанру отрывка Писания создавать форму послания. Это та революция, которая происходит на поле проповеднического служения последние двадцать пять лет.

Но как далеко мы можем зайти в этих рассуждениях? Например, Джон Гольберт выражал недовольство тем, что Библию неправильно применяли, когда текст Писания читали для поиска тем или идей, которые извлечены из всех библейских текстов.[66]66
  John C. Hoibert, Preaching Old Testament: Proclamation & Narrative in the Hebrew Bible (Nashville: Abingdon, 1991), 37–38.


[Закрыть]
Вместо того, чтобы использовать дискурсивный, дидактический или концептуальный тип проповеди, который «создаёт пункты», Гольберт, как и Крэддок в вышеприведённой цитате, предупреждал, что проповедникам следует развернуться на 180 градусов и двигаться в обратном направлении от этого вида эллинистической риторики. Гольберт, однако, не утверждает, что дидактическая проповедь утратила свою эффективность или является нежелательной, но он считает, что существуют серьёзные альтернативы дискурсивному методу проповеди.

Я согласен с тем, что виды проповеди настолько разнообразны, насколько разнообразны типы литературы в Писании. Но я не уверен, что использование всего этого разнообразия литературных типов в каждом случае будет беречь нас от «создания пунктов», или от дидактических аспектов в нашем служении. В конце концов, по словам Павла, всё Писание дано для целого ряда разнообразных целей (2 Тим. 3:14–17), но всё это содействует или нашему знакомству с верой во Христа, или нашему созиданию и росту как верующих.

Суть состоит в том, что типы проповеди, основанные на жанрах библейской литературы, должны быть обусловлены риторическими особенностями жанра. Значит ли это, что «создание пунктов» в проповеди будет исключено в пользу чего-либо иного, – другой вопрос. И это мы рассмотрим далее в этой главе.

Жанр притчи

В определённом смысле, притчи не очень сильно отличаются от повествований, так как берут начало из повторяющихся основных сюжетных линий. Таким образом, не удивительно, что притчи являются «короткими предложениями, основанными на длительном опыте и содержащими истину».[67]67
  Предполагается, что это определение восходит к Сервантесу. Оно цитируется в James Creshaw, Old Testament Wisdom: An Introduction (Atlanta: John Knox, 1981), 67.


[Закрыть]
Повторяющиеся примеры и истории привели к появлению короткого предложения, которое стремится облечь истину повествования в хорошо запоминающуюся фразу или строку.

Притчи широко используются в жизни, много их и в Библии. Только мудрый человек может вспомнить эту поучительную строку и в подходящий момент связать её с новой ситуацией, которая удивительно похожа на ситуацию в прошлом. Как таковые, притчи способны давать направление и помогать формированию этических норм перед лицом совершенно новых обстоятельств. Притчи функционируют таким образом благодаря тому, что их мудрость помещена в обобщения, которые улавливают суть повторяющихся ситуаций и моделей поведения. Эти обобщения появляются в разных формах, обстоятельствах, ситуациях и размерах.

Но если всё именно так, почему же проповедники так редко обращаются к литературе мудрости как основе для слова, исходящего от Бога? Ответ на этот вопрос обычно содержит массу объяснений.

Наиболее очевидно то, что многие толкователи находят проповедование по книге Притчей просто трудным. На первый взгляд кажется, что в ней нет никакого единства, порядка или структуры. Как можно создать хотя бы подобие экспозиционной проповеди, которая следует типовой форме этой книги: если её материал, кажется, препятствует подобному подходу по всем пунктам?

Некоторые евангельские исследователи ощущают особое нежелание проповедовать по книге Притчей из-за того, что не могут найти провозглашения Евангелия в ней. Но тогда возникает ещё один вопрос: неужели единственным основанием для проповеди является возвещение Благой вести о спасении в каждом послании? Неужели проповедник не может обращаться к верующим людям и требовать их отклика в свете учения Божьего слова о вопросах этики, нравственности и достойного подражанию образа жизни? Необходимо лишь обратить внимание на то, насколько сегодня в нашей культуре распространены нечестность, супружеская неверность, разводы, домашнее насилие и их последствия: физическое насилие, злоупотребление наркотиками, непокорность детей, подчинение давлению со стороны сверстников, неумение распоряжаться финансами и различные формы правонарушений в обществе и в самой церкви, – чтобы понять, что притчи очень важны, так как охватывают все эти вопросы! Эти проблемы настоятельно требуют смелого обсуждения и библейского наставления.

Обоснование необходимости проповедовать по книге Притчей можно развить ещё больше. Оно даже выходит за рамки нравственности и этических принципов, как заметил Бревард Чайлдс:

Дидактическая функция библейской литературы мудрости гораздо шире чем то, что мы обычно подразумеваем под термином «этика». Когда мудрец призывал своих учеников приобретать мудрость, понятие мудрости включало в себя не только принятие моральных решений относительно правильного и неправильного поведения, мудрость также являлась интеллектуальным и практическим действием, которое стремилось охватить всю полноту жизненного опыта. Однако потрясает то, что образец человеческого поведения, который пытался привить ученикам мудрец, частично совпадал со значительного размера набором требований и инструкций относительно послушного поведения, предписанных Пятикнижием народу завета.[68]68
  Brevard Childs, Old Testament in a Canonical Context (Philadelphia: Fortress, 1985), 211-12, о которой мне напомнил Дуэйн Гарретт (Duane Garrett) в “Preaching Wisdom” в Reclaiming the Prophetic Mantle: Preaching the Old Testament Faithfully, ed. George L. Klein (Nashville: Broadman, 1992), 109.


[Закрыть]

Некоторое время назад я сделал подобное заключение, обратив внимание на то, что многое из книги Притчей является всего лишь изложением в форме притчей того, что объявлено в законах Торы.[69]69
  Walter С. Kaiser Jr., Toward Rediscovering the Old Testament (Grand Rapids: Zondervan, 1987), 178-79. См. также John Bright, The Authority of the Old Testament, 2d ed. (Grand Rapids: Baker, 1975), 136.


[Закрыть]
Следовательно, мудрость не предлагается нам как заменитель веры; она дана, чтобы научить тех, кто поверил в обещание пришествия семени через род Авраама, Исаака, Иакова и Давида, тому, как нам следует жить в послушании, свидетельствуя об этой вере.

В отличие от Божьего закона в Торе, в котором такая значительная часть книги Притчей находит свой духовный источник, мудрость развивает те же темы и инструкции, показывая их практическое и полезное применение в ежедневной жизни.

Временами эта мудрость выглядит настолько «мирской» и отвлечённой от духовных принципов, что всего лишь требует правил хорошего тона или просто здравого рассудка. Но мы уверенны в том, что Бог так же интересуется тем, что мы относим к мирской и обыденной сферам нашей жизни, как присутствует в очень важных решениях и глобальных событиях наших дней. Он должен быть Господом во всех аспектах нашей жизни.

Толкование мудрости Притчей

Если нам следует проповедовать по книге Притчей, то как нам воспринимать её и толковать в наши дни? Конечно, она лежит в совершенно другой плоскости, чем “Альманах бедного Ричарда” Бенджамина Франклина (ежегодный альманах, издавался в 1732–1758 гг., содержал поучения, афоризмы, пословицы и поговорки; важным элементом этого нравственного кодекса был отказ от религиозности; прим. пер.). Несомненно, книга Притчей представляет себя как Божье слово, что является одной из её отличительных особенностей. Но она также во многом похожа на пословицы. Элис МакКензи показывает некоторые синтаксические сходства библейских притч со светскими пословицами.[70]70
  Я признателен за большую часть материала, который содержится здесь, хоть и в переработанном виде, Alyce М. McKenzie, Preaching Proverbs: Wisdom for the Pulpit (Louisville, Kent.: Westminster/John Knox, 1996), 4–6.


[Закрыть]
Она перечисляет следующие пять особенностей притчей: (1) самодостаточность, (2) неизменная форма, (3) использование настоящего или будущего времени, (4) отсутствие местоимений первого лица, (5) наличие поэтических признаков. Притчи не являются незаконченными фразами, они всегда содержат законченную мысль. Помимо её обычной неизменной формы, наиболее характерным аспектом притчи является то, что она содержит частное обобщение, вытекающее из специфической ситуации, которое, в свою очередь, применимо к новой аналогичной ситуации.

Важно понять, что это не универсальные истины, одинаково применимые во всех ситуациях. Также притчи предпочитают использовать настоящее время и избегают употребления местоимений первого лица, в том числе притяжательных. Это качество придаёт притче вид вневременного принципа и подталкивает интерпретатора к универсализации её значения, которое применимо во всех ситуациях без исключения. Но проповедник должен избегать этого искушения, чтобы не упрощать толкование, решив, что значение prima facie (лат. «на первый взгляд, по первому впечатлению»; прим. пер.) каждый раз необходимо превращать в универсальный принцип или что исключения невозможны. Притча охватывает большинство ситуаций, не утверждая, что она применима в каждом возможном случае, который кажется похожим на другие. Утверждать, что значение притчи применимо всегда и везде – значит слишком растягивать границы жанра и обращаться с притчами как с разъяснительной прозой!

Наиболее простая форма притч содержит лишь один описательный элемент, например, «разговор о деньгах» или «скоротечность времени». Но чаще встречается более сложная структура. МакКензи описывает эту форму как состоящую из трёх компонентов: (1) образ притчи, то есть уровень буквального значения; (2) послание притчи – основное значение притчи; (3) архитектурная формула – связь темы и комментариев, сделанных относительно этой темы.[71]71
  McKenzie, Preaching Proverbs, 6.


[Закрыть]
Архитектурные формулы, состоящие из взаимоотношений тема-комментарий, согласно МакКензи, могут быть выражены в двух основных формах: притчи, построенные на сравнении (equational proverbs), где А равно Б, то есть А и Б тождественны, и притчи, построенные на противопоставлении (oppositional proverbs), в которых А и Б противопоставлены друг другу. Это можно увидеть на примере следующих притч:

Притчи, построенные на сравнении:

«Не люби спать, чтобы тебе не обеднеть» (Прит. 20:13).

Форма: А равно Б.

«… где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Матф. 6:21). Форма: Где А, там и Б.

«Где нет волов, [там] ясли пусты» (Прит. 14:4).

Форма: Где нет А, там нет Б.

Притчи, построенные на противопоставлении:

«Всякий путь человека прям в глазах его; но Господь взвешивает сердца (Прит. 21:2).

Форма: А не равно Б.

Лучше немногое при страхе Господнем, нежели большое сокровище, и при нем тревога (Прит. 15:16).

Форма: лучше А, чем Б.

Лучше блюдо зелени, и при нем любовь, нежели откормленный бык, и при нем ненависть (Прит. 15:17).


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю