Текст книги "Ланселот"

Автор книги: Уокер Перси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

И довольно, наконец, этой херни про то, кто, трахаясь, берет, а кто отдается. Лучшие из женщин станут тем, что в прежние времена называлось леди, как ваша Пресвятая Дева. Наша Пресвятая Дева. Мужчины? Лучшие из них будут сильными, храбрыми и прямодушными не Христа ради, а как юноши апачей или спартанцев, готовыми на самоотречение ради сохранения силы. Остальные могут блядовать и трахать кого угодно. Но победа будет за нами.

Нет, ты мне ничего не можешь предложить – ни выбора, ни прощения, ни спасения. Это я тебе предлагаю сделать выбор. Хочешь стать одним из нас? Ты можешь это сделать, не отрекаясь ни от чего, во что веришь, за исключением собственной бесхребетности. Повторяю, это твой Господь сказал, что пришел принести не мир, но меч. Мы можем даже оставить тебе твою церковь.

Ты побелел как полотно. Что ты там шепчешь? Любовь? Что я полон ненависти и злобы? Не надо говорить со мной о любви, пока мы не вымели вон все дерьмо.

Что? Что произошло потом? Не смотри на меня так испуганно. Ничего. Я посмотрел порнофильм, вот и все.

+++

Пятница в киношке. Так мне следовало бы назвать свой фильм или видеопленку, где Элджин, мой оператор, запечатлел нашу маленькую киногруппу в часы отдохновения от трудов.

Все было просто. После ленча Элджин, бодрый, как торговец пылесосами, даже слишком бодрый, вошел в голубятню с большим коробом вроде чемодана и коробкой пленок, не глядя на меня поставил их на стол, открыл, сунул вилку в розетку, подключил к задней стенке телевизора два провода, показал мне, как вставлять кассеты, и, не поднимая глаз, сделал движение к двери, словно собираясь уйти.

– Элджин. Постой.

Он остановился в дверном проеме, ожидая, когда я нажму кнопку и дам ему уйти.

– Элджин, киногруппа завтра уезжает. Так что можешь сегодня же демонтировать аппаратуру. Я дам тебе знать, когда посмотрю это.

– Я уже все убрал, – угрюмо произнес Элджин, словно я нарушил какую-то негласную договоренность. Какую?

– Тогда ты…

– Вам больше не понадобится ничего записывать.

Я посмотрел на него.

– Понятно. Тогда мы закончили. Иди, переоденься в свой экскурсоводческий пиджак.

Он посмотрел на меня как-то странно, недовольно, как мне сперва показалось, но тут я понял, что ему стыдно. Меня охватил внезапный приступ гнева. Позднее я с удивлением понял, чем он был вызван. Хочу признаться тебе еще в одной вещи, которая делает мне мало чести, но мне важно сказать правду. Вынужден сообщить, что мой гнев был вызван тем, что он видел.Смотрел запись. Так я обнаружил в себе то, что презирал в других. Ибо я, не очень вдумываясь, считал, что Элджин лишь выполнит мои указания – будет техническим посредником, соглядатаем, шпионом, но сам ничего не услышит и не увидит. Более того, я, ничтоже сумняшеся, полагал, что он просто не сможетувидеть, подобно тому как презираемые мною недоумки-провинциалы считали, что каким-то волшебным образом негр-коридорный не может увидеть обнаженную белую женщину, находясь с ней в одном номере. Не способен, даже если захотел бы – увидеть ее почему-то ему невозможно.

Нет ничего гаже, чем лицемерный либерал.

Но я ошибся. Ему было стыдно не того, что он видел, а того, что он счел своей неудачей. Технической недоработкой. Я мог бы и догадаться.

– Простите, – произнес он, опустив голову.

– И ты меня прости. – Я все еще считал, что он извиняется за увиденное.

– Это какой-то негативный эффект, который я не могу объяснить.

– Негативный эффект?

– Вы никогда не подносили магнит к экрану телевизора?

– Нет.

– Он сдвигает контуры изображения – ну, они ведь всего лишь потоки электронов, конечно.

– Ах да, электроны.

– Я немного прокрутил пленку, глянул для контроля. Вот. Заметил этот странный эффект. Мешает, конечно… Но думаю, вы сможете разобраться в том, что вам надо.

– Спасибо. – Ха. Так значит он все-таки решил оставаться моим черномазым и, даже имея возможность, предпочел не смотреть. Более того, у него был повод посмотреть для пользы дела, но он не стал. Ну прямо идеальный черномазый.

Он тихо прикрыл дверь и через мгновение вновь отворил ее. Все тот же Элджин Бьюэлл, верный слуга, к тому же обладающий многими полезными талантами.

Он все еще не смотрел на меня. Просунув учтиво склоненную голову в щель, он словно говорил тем самым: «Видите, я не смотрю». Произнес он только одну фразу:

– Мистер Ланс, если вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать.

– Хорошо.

Обратите внимание на эту деликатность: «если вам что-нибудь понадобится». Он не сказал «если вам нужна помощь, я помогу». Он сделал так, что это можно было понять как предложение принести стакан воды или рюмку бурбона. Догадываться об остальном предоставил мне самому.

Он, наконец, посмотрел на меня. Его взгляд был таким печальным, как у тебя сейчас, – ну и пошел он к черту.

+++

Как-то вечером, во время ужина, в разговоре возникла пауза, и моя дочь Люси, почти не принимавшая участия в беседе, решила не упускать случай и сказать наконец что-нибудь уместное. Она нахмурилась и, склонив темно-русую голову, с серьезным видом произнесла:

– Вчера вечером мне вдруг пришло в голову: вот я, личность, взрослый человек, а никогда не видела шейку своей матки.

Наступила тишина. Я про себя отметил, что меня гораздо больше беспокоит ее озабоченность тем, что она неудачно встряла в разговор, нежели тем, что она не видела шейку своей матки. Но Рейни и Дан закивали с серьезным и, как я заметил, даже галантным видом, словно поощряя ее робкое вмешательство в их оживленную беседу. Рейни обняла Люси за плечи, притиснула ее и, обращаясь ко мне, сказала:

– Вы подумайте! Взрослая женщина, а никогда не видела шейку своей матки!

Я стал думать.

Мерлин, недолюбливавший Рейни, ответил – не Люси, нет, скорее Рейни:

– Ну и что? Я никогда не видел собственной дырки в заднице. Тоже мне проблема!

И хотя эта реплика не была адресована Люси, она покраснела и еще ниже опустила голову.

8

ПЯТНИЦА В КИНОШКЕ

Два шедевра за сеанс

После просмотра пленок мне главным образом запомнилось не их содержание, а день за окном. Записи, возникающие как кино на экране моего портативного тринитрона, я смотрел обстоятельно, как дневной повтор очередной серии «Порохового дыма», [117]117
  «Пороховой дым» – телесериал (1957–1959). Место действия – г. Джордж-Сити во времена Дикого Запада.


[Закрыть]и сейчас вспоминаю так, будто в разгар лазурно-голубого дня, заполненного скрежетом стрижей, давал представление некий театр теней. Гроза миновала, а огромная карусель тайфуна, медленно вращаясь над заливом в двухстах милях от нас, обрушивала порывы ветра и дождя на северо-восток, одновременно вбирая северо-западным своим квадрантом северную осень, всасывая в свою воронку чистый холодный канадский воздух, бешено мчащий перистые облака в пяти милях над нашими головами. Присутствие тайфуна не ощущалось, если не считать какого-то волнения, напряжения, разлитого в воздухе. Да еще беспокоились дрозды – они в тревоге тучами поднимались с болот, садились и снова взлетали.

С камерой Элджина действительно что-то оказалось не то. Фигурки людей, и без того мелкие, были к тому же красноватыми, как в фотопроявочной, они сходились, сливались и, казалось, просачивались друг сквозь друга. Светлое с темным поменялось местами, словно на негативе, так что открытые рты источали свет, а глаза были белыми и пустыми. Персонажи голые казались одетыми, а одетые – голыми. Казалось, на них налетал электронный ветер, уносивший куски их плоти. Волосы плясали на головах, как языки пламени. Я смотрел, раскрыв рот. Но разве Элджин не объяснил мне, что все они не более чем электроны?

Фильм первый: Комната мисс Марго

Что это за смутные розоватые тени бесшумно плывут в красном море?

Я перемотал пленку и вытащил кассету. Печатная надпись на ней гласила: «Комната мисс Марго» – буковки аккуратные, как на музейных табличках, прикрепленных в Бель-Айле к медным столбикам с бархатными шнурами.

Две тени, стоя, о чем-то беседовали. Они не были голыми. Одежда… – правильно, светлая, лица темные. Мерлин и Марго. Я узнал петушиный хохолок на голове Мерлина, хотя он и колыхался, как пламя лампадки на Троицу. Марго я узнал мгновенно по прядям волос, закрывающим уши, и по мужской (хоть в то же время и очень женственной) манере стоять подбоченясь.

Их рты, открываясь, выпускали клубы света.

Они обнялись.

Звук оказался немногим лучше, чем изображение. Голоса были скрипучими и, казалось, доносились не из комнаты, а с неба, как скрежещущие крики проносящихся в вышине стрижей. Когда персонажи отворачивались, звук исчезал вовсе. Обрывки предложений уносило вместе с частями тел.

Они снова обнялись. Мерлин отстранил ее, их тела образовали фигуру в форме буквы «у».

Мерлин: Ты знаешь, что я всегда… (пауза)… желаю тебе…

(Ты знаешь, что я всегда буду любить тебя? Что я желаю тебе всяческого счастья?)

Марго: (утвердительное бормотание).

Мерлин: Какая иро… о Господи… кончится… из-за физ… нем… щ…

(Какая ирония судьбы! О Господи, неужто все кончится из-за физической немощи?)

Марго: Нет, все не…

(Нет, все не так? Или: Нет – все! Не будем об этом?)

Мерлин: …такая же нелепость, как, когда Ли потерял Геттисберг [118]118
  Генерал Роберт Эдвард Ли потерпел поражение в сражении у Геттисберга (1863), после чего упорно сражался, но вынужден был сдаться генералу Гранту.


[Закрыть]из-за рас…

(Расстройства желудка?)

Марго: Не будь…

Мерлин: Ну нельзя же, чертово… это же невоз…

(Да нельзя же так, черт возьми, это же невозможно?)

Марго: Господи, ну почему все мужчины такие…

(Господи, какие?)

Не обо мне ли они?

Нет.

Снова обнимаются. На плечах Мерлина, как груди, набухают какие-то шары и, сорвавшись, устремляются к Марго.

Мерлин: Я боюсь за… Но я обоим вам желаю вся…

(Я боюсь за тебя. Но обоим вам желаю всяческого счастья.)

Вам обоим. Мне? Нет.

Марго: (неодобрительное бормотание).

Мерлин: Я так б… н… тебя люблю.

(Я так безумно тебя люблю? или так безнадежно? скорее первое – по ритму и длительности.)

Марго: Я тоже люблю тебя… оч…

(Я тоже люблю тебя, очень люблю. Или: Я тоже люблю тебя,

о, черт! Зная Марго, скорее второе.)

Мерлин: Ты понимаешь, что я хочу… правду?

(???)

Марго: (утомленное бормотание).

Мерлин: Почему… подумай…

(???)

Марго: О чем подумать?

Мерлин: …использовать…

(Он собирается тебя использовать?)

Марго отворачивается, тела их разъединяются и из буквы «у» превращаются в цифру 11.

Мерлин: (увещевание).

Марго:!

Мерлин: …день…

(???) (Деньги?)

Марго: Нет.

Мерлин: Господи… даже не уверена… роль.

(Господи, ты даже не уверена, что получишь роль?)

Марго: Ты негод…

(Ты негодяй.)

Мерлин: Ну?

Марго: Пош…л т… в п…зду.

(Так, это понятно – посылает…)

Мерлин: Господи, есл… б… тв… с какой бы… достью. (Господи, если бы в твою, с какой бы радостью?)

Марго: (Безразличное бормотание).

Мерлин: Кроме того… лиш… спос… интим… шен…

(Кроме того, он лишен способности к интимным отношениям?)

Марго: Наплевать.

Мерлин: Треугольный давильник.

(Водевильный треугольник? Я почти уверен в своем прочтении, и дело тут не в аппаратуре Элджина, а в том, что Мерлин так шутил: вместо водевильный треугольник он сказал треугольный «водевильник», а может, и «давильник». Да, я уверен на девяносто девять процентов.)

Марго: Ты веришь, что я все еще… тебя?

(Ты веришь, что я все еще люблю тебя?)

Мерлин: О Госп…

Марго: Ч-ч-ч!

(Тш-тш-тш? Или черт-черт-черт? Скорее последнее.)

Крохотные фигурки снова обнимаются, и части их тел выпячиваются, как ложноножки у амебы. Такое ощущение, что их тела и впрямь обладают магнитными полями.

Мерлин: Желаю… все… ва… сча…

(Желаю всем вам счастья? Желаю всевозможного счастья? Последнее. Мерлин вряд ли пожелал бы счастья «всем вам».)

Мерлин исчезает. Марго, поникшая, замирает, как марионетка, подвешенная на веревочках.

Значит, треугольник. Сначала я решил, что я и есть недостающий угол:

Но потом я понял, что они говорили вовсе не обо мне, и треугольник выглядит иначе:

На экране материализуется новая фигура (похоже, они обходятся без дверей. Это Джекоби. Узнать его было бы невозможно, если б не его малый рост и большая голова, монолитно, без шеи прилаженная к плечам. Как многие низкорослые мужчины, он кажется вырубленным из одного куска – тело, мозги, все органы расположены компактно и действуют согласованно. Сразу чувствуется, что все у него как надо, вот разве что ростом он ниже Марго. Он пытается компенсировать этот недостаток, то и дело уверенно откидывая назад голову. Так он избегает необходимости смотреть на нее снизу вверх, он все время отстраняется, словно говоря: «Ну, моя милая, давай-ка посмотрим на тебя».

Они тоже образуют букву «у», разветвляясь на уровне пояса.

Они молчат, но их рты открыты, источают свет. Может, они шепчутся?

Они одеваются, заслоняя свет темным. Нет, это они раздеваются, потому что светлое – это темное, а темное – это светлое. Меняют светлые одежды на темную кожу.

Они подходят друг к другу. Частицы их тел отделяются и отлетают. Другие выпячиваются, как ложноножки.

Они поворачиваются, и электронный ветер сдувает с них волосы. Два белых глазка лучатся светом со спины Марго. И я догадываюсь, что это впадинки по обе стороны ее крестца.

Марго ложится на кровать и тянет его на себя. Он на нее глазеет сверху вниз. Ее голова скатывается с кровати, запрокидывается и, перевернутая, смотрит в камеру. Глаза закрыты, а рот открыт, выпускает клубы света.

Они по-прежнему молчат, но вот включился голос – я было поначалу принял его за скрип стрижей за окном: вз-вз-вз-вз…..поди тс-тс-тс… тс… ч-ч-ч-ч-… ооо-о-о-а-а-а…

(??)

Распознать, чей это голос, довольно трудно – он грубее, чем у Марго, и тоньше, чем у Джекоби.

Это что, молитва?

Антракт

Я выключаю технику и выхожу под открытое синее небо. Глаза слепит, в голове кружение и звон, как бывает, когда выходишь днем из кино. Все так же носятся стрижи, ветер усилился, но пока лишь порывами, набрасывается, взметая над крыльцом листья платанов.

Я сажусь на крыльцо, смотрю на стрижей и на облака, которые несутся в сторону урагана, как опоздавшие на футбол.

Стрижи умолкают. Облака вытягиваются в одну линию. Небосвод желтеет и становится плоским. Вид с крыльца проще некуда: шесть параллельных горизонталей – нижняя планка чугунной ограды, верхняя планка, ближняя обочина шоссе Ривер-роуд, дальняя обочина, верхний край дамбы и строгая прямая облаков. Их пересекает множество коротких вертикальных линий – чугунные копья ограды. Единственная косая – это грунтовая дорога, идущая от шоссе к дамбе. На дамбе треугольные силуэты будущих костров. Наклонный бушприт парусника рассекает треугольники костров на трапеции и более мелкие треугольники.

Заводят грозовую машину. Дубы и так уже выворачивает ветвями наизнанку. Несмотря на приближение настоящего урагана, киношники продолжают пользоваться искусственным ветром, причем не только потому, что настоящего урагана еще нет, но и потому, что для их целей он все равно не годится.

Фильм второй: Комната мисс Рейни

В розовой кровати три красноватые фигуры. Куски тел – бедер, торсов и ребер – от одного туловища отлетают и прилипают к другому. Магнитный ветер сдувает волосы. Открытые глаза и рты источают свет. Световые треугольники причинных мест подвижны, как у авангардистских «мобилей» [119]119
  Мобиль – абстрактная декоративная конструкция с подвижными элементами. Идея мобилей принадлежит скульптору Александру Колдеру.


[Закрыть]– сужаются, расширяются, превращаясь из равносторонних треугольников в равнобедренные, стягиваются в узкий луч. Обрамляют картину столбики кровати.

Люси лежит посередине. Ее можно узнать по пламенеющим завитками волос за ухом, большим грудям и еще подростковым, не вполне оформившимся линиям икр. У нее вид пациентки. Ее подвергают неким процедурам. Две тени орудуют над ней с ловкостью медсестер. Стройненькая проворная Рейни движется с такой быстротой, что от ее тела отлетают куски эктоплазмы. Голый Дан, обхватив себя рукой за плечо, стоит в раздумье рядом с кроватью с видом спортсмена в раздевалке.

Все трое ложатся. Их тела сливаются, а руки движутся, как у шестирукого Шивы.

А вот они затеяли что-то новое. Дан на боку, он поджимает колени, берет обеими руками голову Люси и направляет ее к себе. Рейни перемещается еще быстрее Дана. Ее прилизанная голова отлетает и скрывается в животе у Люси.

Фигуры образуют треугольник, отдаленно напоминающий свастику.

Элджин прав. Звуковая дорожка дрянь. Слов разобрать невозможно, и лишь в конце возникает неузнаваемый голос, не то мужской, не то женский, доносящийся как бы из ниоткуда и отовсюду сразу: «О Господи, аа-я-яй, Господи, о-о-о…»

Опять молитва?

К северу против ветра полетели вороны. Редко когда вороны в таком количестве сбиваются стаями, как дрозды. Потом они рассеиваются чуть не на милю. Эллис Бьюэлл говорит, что вороны самые умные птицы на свете. Вполне возможно. По крайней мере, я точно знаю, что они умеют определять дальнобойность дробовика (Флюкер утверждает, что они отличают двадцатый калибр от двенадцатого и держат дистанцию сообразно). Единственный раз я подстрелил ворону, и то из винтовки, к тому же случайно. Она летела на высоте по меньшей мере метров сто пятьдесят. Ни на что не рассчитывая, я градусов пятнадцать вел ее на мушке, потом выстрелил и попал в голову. Она в изумлении шмякнулась к моим ногам. Рубиново-красная капля крови повисла на ее черном клюве.

+++

И все же я должен был посмотреть новости в половине шестого!

Не выдергивая шнур видеомагнитофона, я включил телевизор. Оповещение о возможности урагана сменилось предупреждением о нем. Мари, находящаяся в двухстах милях к югу, двигается на север. Заняла собой уже весь залив. Приготовьтесь.

Все посерьезнели и просветлели.

Владельцы магазинов с просветленно-серьезным видом заколачивали витрины. «Добровольцы Америки» [120]120
  «Добровольцы Америки» – первая религиозная благотворительная организация в США. Основана в 1896 году сыном основателя Армии спасения У. Бута Баллингтоном Бутом и его женой Мод. Выделилась из американского отделения британской Армии спасения.


[Закрыть]с просветленно-серьезным видом укрепляли дамбу мешками с песком. Покупатели с просветленно-серьезными лицами скупали приемники, батарейки к ним, фонарики, шахтерские лампы Колмена, керосиновые лампы, керосин, свечи, консервы, сухое молоко, курагу, плитки шоколада и изюм.

Самыми просветленными и счастливыми выглядели владельцы бомбоубежищ, выкопанных много лет назад во время ядерной угрозы и оставшихся невостребованными. Просветленные семьи собирались под землей вокруг телевизоров, наблюдая за приближающейся Мари.

Просветленные пропойцы устраивались в уютных барах под дамбой, попивая пиво «Дикси» и вспоминая былые ураганы.

Даже владельцы домов, расположенных в низине, просветленно бросали жилища и разъезжались по мотелям на холмах. Обычно скучающие полицейские с просветленными лицами раскатывали по дорогам и вдоль речных рукавов, предлагая всем эвакуироваться.

Я тоже кое в чем подготовился. Как и другие, я составил закупочный список, но сначала избавился от некоторых ненужных вещей. Собрав видеокамеры, деку, монитор, кассеты и фотоумножители (стоимостью в 4, 5 тысячи), я упаковал их в сумку и с наступлением темноты закинул в ялик, привязанный к кипарису на заливном лугу под дамбой, после чего отгреб от берега метров на двести и сбросил все в фарватер. Вернувшись к берегу, я оказался на полмили ниже по течению, но у берега, в почти стоячей воде, грести было нетрудно.

Только после этого я составил закупочный список, включив в него кроме обычных нужных во время урагана предметов следующие:

1. 18-дюймовый газовый ключ Стиллсона – 1 шт.

2. 10-футовые секции трехдюймовой пластмассовой трубы – 4 шт.

3. Трехдюймовые соединительные муфты – 4 шт.

4. Колено на 90° – 1 шт.

5. Колено на 45° – 1 шт.

6. Трехдюймовый патрубок длиной в 1 фут – 1 шт.

7. Штуцер-переходник с 3 на 1 дюйм – 1 шт.

8. Эпоксидный уплотняющий компаунд – 1 фунт.

9. Клейкая лента скотч – 1 большой рулон.

10. Керосиновые лампы – 2 шт.

11. Керосин – 1 галлон.

Перед тем как отправиться в магазин строительных товаров, я зашел к Тексу и Сиобан. Они донимали друг друга еще более нервно, чем всегда. И оба донимали меня. Сиобан повисла на мне и принялась колотить кулачком по ребрам. Что-то с ней надо было делать. Уже давно надо было. Но теперь я, наконец, мог что-то сделать.

Сиобан любила музыку и училась играть на старофранцузском спинете. [121]121
  Спинет – струнный щипковый клавишный музыкальный инструмент, клавесин небольшого размера.


[Закрыть]А Текс обещал ей купить новую «пинану».

– Я куплю тебе самую большую пинану в Новом Орлеане – концертный «Стейнвей». Будешь играть Тексу на новой пинане?

– Нет, – не оборачиваясь, откликнулась Сиобан, железной хваткой вцепившись в мое бедро худенькими ножками и продолжая капризно колотить меня. – Он правда купит мне рояль?

– Абсолютечно, абсотюлечно! – вскричал Текс.

И тут мне немножко повезло. В своей утомительной манере он начал выговаривать мне, раздражая так же, как Сиобан, бьющая меня кулачком, лез с проблемами, о которых он напоминал мне столько раз, что даже сам себя уже не слушал.

– Говорю же вам, надо заменить эту старую железную трубу под домом. Такое железо гниет, как деревяшка. Я вчера уже учуял утечку газа.

– Как вы могли ее учуять? Меркаптана [122]122
  Меркаптаны (тиолы, тиоспирты) – органические соединения, содержащие сульфогидрильную (меркапто) группу – SH, связанную с углеводородным радикалом. Имеют резкий специфический запах. Применяются, в частности, для придания характерного запаха бытовому газу.


[Закрыть]там нет, а метан запаха не имеет.

– Но я учуял!

Ничего он не учуял. Сам себя не слушает. Небось уже и не помнит, о чем только что говорил.

– Я как раз собираюсь в строительный магазин. А теперь послушайте меня, Текс. Хочу, чтобы вы кое-что сделали.

Мой тон заставил его вздрогнуть, и он впервые взглянул на меня осмысленно, словно кто-то встряхнул его, и он очнулся от долгого скучного сна. Слушает! Наконец-то я собрался сказать ему, что надо сделать. Он понял это и знал, что все сделает.

– Что такое?

– Вы давно уже хотели съездить с Сиобан к родственникам в Одессу.

– Н-ну, – откликнулся он со вниманием.

– Я хочу убрать ее отсюда нынче же вечером. Ураган будет нешуточным. Так что оба собирайтесь. Прямо сейчас. Можете доехать до Нового Орлеана на машине, а оттуда лететь в Техас, а хотите, езжайте на машине всю дорогу, но чтобы через час вашего духу здесь не было.

Это наибольшее, что я мог сделать. Сиобан! Я знаю, старый болван хочет тебе добра, вот только не свел бы он тебя с ума, и не померла бы ты с ним со скуки.

– Мы лучше на машине, правда, Сиобан? Будем по дороге считать зверюшек. Я – коровок-муу и кошечек-мияу, а ты – собачек и лошадок-игого!

Главное – они начали собираться. Кстати – вот еще неожиданное открытие: только скажешь людям, что делать, и они это сделают. Надо только знать, что делать. Потому что, как правило, больше никто этого не знает.

+++

Киногруппа снимала последнюю перед ураганом сцену. Декорацией служила галерея Бель-Айла. Это была единственная оставшаяся сцена, которую нельзя снять в Бербанке. Отсняв ее, киношники планировали грузиться на свои микроавтобусы и уезжать восвояси.

Сцена была недолгой, но требовала множества дублей. По ходу сюжета в Бель-Айле оказывались батрак в исполнении Элджина, шериф в исполнении актера, похожего на Пэта Хингла и христоподобный чужак-хиппи в исполнении Дана, уже успевший объединить и сдружить между собой бедных белых батраков, бедных черных батраков, шерифов, каких-то еще надсмотрщиков, негров, белых, и туда же полукровку, которую не принимали ни белые, ни черные. Все они явились спасать от урагана плантатора в исполнении Мерлина и его дочь-библиотекаршу в исполнении Марго. Однако плантатор, погрязший в пагубных суевериях и втайне жаждущий насладиться апокалиптической яростью урагана, отказывается уезжать. Он хочет, чтобы и дочь осталась с ним. Однако та предпочитает бросить отца и уйти с чужаком. В сцене происходит прощание отца и дочери. После прощания плантатор, не столько суеверный, сколько безразличный ко всему и больше занятый эстетическими нежели материальными проблемами, возвращается в дом к своему старинному органу. Мощные аккорды шопеновского полонеза сливаются со все возрастающим грохотом урагана.

– Дай мне Лира, Боб, больше короля Лира! – требует Джекоби, выключая грозовую машину после очередного дубля. – Чтобы ты, как безумный король, метался по болоту с ошалелым взглядом и развевающимися волосами.

– Ну, ладно, будет тебе Лир, конечно, кто же еще-то, – насмешливо отвечает Мерлин, но Джекоби не улавливает иронии.

+++

Еще до съемок я съездил в банк и снял с нашего общего с Марго счета семьдесят пять тысяч долларов.

– Куда, к черту, столько, Ланс? – удивился мой кузен Маклин Мори Лэймар, президент банка.

– Собираемся передать эти деньги фонду негритянских колледжей.

– А-а…

Я так сказал ему по двум причинам. Во-первых, это было единственное, во что он мог поверить, полагая, что я по-прежнему либерал, а значит способен на любое безумство. (Как ни странно, такое безумство ему представлялось вполне понятным: ну, а что? вы же знаете нашего старину Ланса, и т. д. и т. п.).

А во-вторых, мое объяснение отчасти соответствовало истине.

– Да, – одобрил Маклин. – Благородное дело. Более того, я всецело за, ведь они действительно там нуждаются.

На самом деле Маклина обеспокоило не то, что я снимаю эту конкретную сумму, а то, что могу вдруг взять да и перевести в другой банк наш с Марго полумиллионный чековый счет. А может, его насторожила моя просьба о выплате процентов.

– Как ты хочешь их получить, Ланс?

– Наличными. В любых купюрах.

– Ланс, зачем тебе наличные? – искренне рассмеялся Маклин, не отводя от меня встревоженного взгляда.

– Боюсь, как бы твой банк сегодня не унесло ветром. А в Бель-Айле деньги будут сохраннее.

– Ха-ха-ха, – снова рассмеялся Маклин, хлопая себя по бедрам и продолжая бдительно за мной следить, словно прикидывая степень моего безумия – обычное ли это сумасбродство, к которому он привык, или я одержим какой-то новой манией.

Он выдал мне семьдесят пять тысяч сотнями в брезентовом мешке с замком и отдельно вручил маленький бронзовый ключик.

+++

После того как съемки завершились и киногруппа принялась энергично разбирать грозовую машину и складывать вещи в микроавтобусы, я позвал Элджина в голубятню и выдал ему семьдесят пять тысяч. Он открыл мешок бронзовым ключиком. Уставился на купюры.

– Сколько здесь?

– Семьдесят пять тысяч долларов.

– Зачем?

– Все просто. У меня куча денег, гораздо больше, чем мне надо, а тебе нужны, по крайней мере, две вещи.

– Да?

– Во-первых, закончить образование в Эм-Ай-Ти, несмотря на то, что стипендии у тебя больше нет.

– Нет.

– Во-вторых, ты хочешь жениться на своей сокурснице Этель Шапиро и купить дом в Вудейле, а это хотя и колыбель американской свободы, но там с неохотой продают дома черным и евреям, особенно черным, женатым на еврейках. Однако дом ты хочешь купить именно там несмотря ни на что.

– Не несмотря. А как раз потому что. – Элджин глянул на деньги. – О’кей. Но вы мне ничего не должны. Я бы в любом случае сделал это для вас. Это была интересная задача. Только вот о качестве записи сожалею. Какой-то дефект цвета.

– Меня вполне устроило.

– Да и звук ужасный. Черт, я страшно переживаю из-за этого.

– Не переживай. Все нормально.

– Ну… – замялся Элджин, остановившись в дверях. Он всегда там останавливался.

– Да?

– У меня такое чувство, что это не все. Может, вы хотите поставить какое-нибудь условие?

– Условие?

– Чтобы я что-то сделал.

– Всего лишь две вещи.

– Какие?

– Уезжай прямо сейчас.

– Сейчас?

– Да. В течение часа.

– А вторая – не возвращаться?

– Именно.

– Хорошо.

С таким же успехом мы могли бы обсуждать его дневные обязанности.

– Да, и еще. Отвези Эллиса и Сьюллен в Магнолию, там ведь у вас родственники. Тебе как раз по дороге, если поедешь по сто пятьдесят пятой. Когда ураган закончится, они могут вернуться. Тебе нетрудно будет их уговорить. Что тот, что другая напуганы до полусмерти. По-моему, только они здесь и соображают.

– Хорошо. Это все?

– Это все.

– А вы что будете делать?

– Я? Со мной все в порядке, Элджин.

– Может, мне помочь вам выставить всю эту кодлу?

– Нет, не надо.

– Хорошо. Ну…

Мы пожали друг другу руки. Он наградил меня своим прямым и открытым взглядом. Фильмов насмотрелся. Или это съемки на нем сказались. Такой прямой взгляд означал, что мы друг друга поняли и примирились – видимо, благодаря христоподобному чужаку в исполнении Дана. Вообще-то в жизни никто никого не понимает, и никто ни с чем не примиряется, потому что не знает, с чем надо примириться. Или же, когда есть с чем примириться, то метод, принятый в фильмах – все это рукопожатия, прямые открытые взгляды и аура молчаливого взаимопонимания не срабатывает.

Ты не согласен? Нет? Ты действительно считаешь, что люди могут примиряться друг с другом?

– И еще одно, Элджин.

– Да? – Он стоял в дверях в позе, усвоенной от Джекоби. Чисто актерская прощальная стойка в дверях – легкий наклон головы, устремленный в глаза собеседника ясный взор.

– При рукопожатии руку надо действительно жать.

– О’кей. – Он нахмурился. Вероятно, слегка обижен.

Кстати, ты никогда не замечал, что в ситуациях, когда негры решают вдруг вести себя как белые – а они весьма переимчивы, так что им это хорошо удается (даже лучше, чем японцам, когда те изображают из себя американцев), – есть грань, перед которой их приметливость пасует, потому что как бы ты ни был наблюдателен, ты не догадаешься, какую силу надо прилагать в рукопожатии и надо ли вообще.

Я ошибся лишь в одном. Мерлину тоже хватило благоразумия, и он явно не испытывал пристрастия к ураганам. Он решил уехать.

И тут я удивился самому себе: я тоже хотел, чтобы он уехал! Я желал, чтобы ускользнул, спасся тот человек, который когда-то в Техасе, в арлингтонском мотеле «Раундтаунер Мотор Лодж», занимался любовью с моей женой и 15 июля 1968 года (или где-то около) породил мою дочь Сиобан.

Почему?

Потому что он – бедный старикан! – докатился совсем уже до ручки. Решил отправиться в Африку на поиски собственной юности! На леопарда посмотреть. Это все равно как если бы я кинулся в Эшвилл на поиски мертвой Люси. Старикам надо бы искать новое. Съемки – это ему уже было слишком просто. Но, как ни странно, он мне нравился, и я нравился ему.

Я столкнулся с ним на галерее – он нервно расхаживал взад и вперед. Весь технический персонал уже уехал.

– В двадцать восьмом году я работал на стройке плотины в Кизе, когда налетел этот гад (ураганам тогда еще не давали женских имен). Шуточки с ним были неуместны, и я совершенно не горю желанием еще раз с таким же встретиться.

– А что, были жертвы?

– Около пятисот. Господи, чего я только не повидал за свою жизнь. Чем только не занимался. Но любил только три вещи – женщин, жизнь и искусство.

– В такой последовательности?

– В такой последовательности.

– Ну, жизни-то у вас впереди еще много.

Он посмотрел на меня, отвернулся и снова посмотрел.

– Верно! – решительно подтвердил он. – Я в хорошей форме. У меня крепкое тело. Можете попробовать, Ланс, – и он поднял руку, демонстрируя бицепс.

– Ну да. Очень неплохо.

– Рука молодого человека. А живот?

– Твердый и плоский.

– Шарьте.

– Да ну, зачем, не стоит.

– Давайте-давайте. Мне не будет больно.

– Я вам верю.

– Могу отделать любого – кроме вас, Ланс. Думаю, вы бы меня одолели.

– Сомневаюсь. Я в ужасной форме.

– Хотите поборемся? Ну, на руках, армрестлинг.

– Нет.

– У вас хорошее тело. Знаете, что вам надо сделать?