Текст книги "Пересмешники (СИ)"

Автор книги: Уитни Дейзи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Майя зажала рот рукой.

– Эллери Робинсон, – тяжело сказала она.

– Что? Кто она?

– Она окончила школу в прошлом году. Хорошая девушка. Играла в лакросс, красотка в американском стиле. Я слышала, что она сделала что–то ужасное.

– Что? – мне стало не по себе.

– Написала что–то на спине другого ученика. Ножом.

– Боже, это ужасно.

– Это было в конце года, так что я знаю только общие черты.

– Ладно, продолжим, – сказала я.

На другой странице было «Спектакль окончен», и два ученика могли быть первокурсниками из театрального кружка.

А на новой странице было написано «Никакой ночевки». Слова были подчеркнуты, и там было одно имя.

Картер Хатчисон.

Я коснулась его имени указательным пальцем, проверяя, что мне это не привиделось. Но оно было там, в книге списков, книге имен. Я убрала палец, словно его имя опалило мою кожу. Теперь я знала, почему Пересмешники были уверены, что Картер придет. Очки, торт, бассейн, а теперь это. Я вспомнила фразу из старого фильма: «Мы сможем заставить вас говорить».

Я повернулась к потрясенной Майе.

– Пора проверить, – выдавила я, спустилась по лестнице, миновала двор и добралась до большой доски объявлений у Макгрегор–холла, в паре футов от актового зала. Знакомая красная листовка висела там, трепетала на февральском ветру.

Записка, как и обещали. Пересмешник пел, слова были в облаке у его клюва.

 Тише, ученики, услышьте нас,

Мама купит вам пересмешника,

И, если он не запоет,

Тогда мама запишет все.

Ведь, чтобы книжку изменить,

Новое имя нужно внести.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Высшая власть

Пересмешники не сделали граффити в туалетах с надписью Картер = насильник черного цвета. Это был шифр. Многие ученики туда и не взглянули. О Пересмешниках и не задумывался, пока они не были с тобой или против тебя.

Картер понял, что они были против него? Он знал, что нехватка очков, отсутствие торта, грязный бассейн, деревья были знаками для него? Он увидел листовку? Нашел свое имя в книге? Поймет, что это значит? Он поймет, что это я? Потому что книга была началом, и объявление на доске не было официальным уведомлением. Они еще даже не оформили бумаги.

Я смогла отодвинуться от доски объявлений, побежала в актовый зал. Я опоздала, но мисс Дамата была хорошей, и для соло–уроков не было гонцов. Были только мы с ней, как на приватном уроке пару раз в неделю. Мне не нужна была дополнительная помощь, просто я была хороша. Я не хвалилась. Так было. Я повесила плащ у двери, села за пианино рядом с ней.

– Простите, что опоздала, – сказала я, убирая волосы с лица и стягивая их в хвост.

– Ты – занятая ученица, – сказала она.

– Да, – а что еще сказать? Особенно когда я не могла перестать думать о книге, листовке, коде и списке с именем Картера. Я играла по нотам, пока мы оттачивали мою Девятую симфонию для выступления, но без чувств. Я не была соединена с клавишами. Я просто нажимала на них. И мисс Дамата заметила разницу.

– Ты сегодня в порядке? – спросила она. Ее волосы снова были в пучке.

– Да.

– Кажешься другой.

– Я просто отвлеклась. Простите. Исправлюсь.

– Отвлекаться – это нормально. Ты не должна быть идеальной, – она коснулась моей руки. Я не убрала руку. Это был искренний жест от нее. – Я ощущаю, когда твое сердце в музыке. Если нет, значит, твое сердце или голова где–то еще.

– Возможно, – тихо сказала я, и мне стало немного лучше. Я не сказала ей ничего конкретного, но было приятно озвучить возможность, что что–то не так.

– Хочешь поговорить об этом? Между нами.

Учитель, который мог отвлечься от урока и подумать о личном. Она отличалась от всех, которые были умными, но лишь на уроках. Мисс Дамата была настоящей, видела нас насквозь. Видела меня насквозь. Я посмотрела в ее зеленые глаза и думала признаться ей, рассказать о той ночи, кафетерии, комментариях Картера, Пересмешниках и книге.

– Просто разное происходит, – сказала я.

– Что–нибудь конкретное?

Я молчала пару секунд, не зная, что сказать, или как сказать. Я будто искала в темноте включатель, спотыкаясь, а потом смогла сказать:

– Просто… этот семестр тяжелее.

– Но ты не про учебу, – тихо сказала она.

– Да, не в учебе, – сказала я, – а в большем…

Я замолчала, ведь это было бессмысленно. У учителей не было власти. Я знала, у кого была власть. Я перевела разговор на Джуллиард.

– Тяжело попасть в Джуллиард? – спросила я.

– Снова Джуллиард? – рассмеялась она.

– Я очень туда хочу.

– Там сложно, – сказала она.

– Какие другие студенты?

– Решительные, целеустремленные, сильные.

– Вы скучаете?

Она покачала головой. Я не знала, скучала бы по школе, если бы не поступила. Но я отогнала мысли, потому что не собиралась проваливать поступление.

– Алекс, – начала она.

– Да?

– Ты можешь приходить ко мне, если хочешь поговорить. Это останется между нами. Ты можешь найти меня в синем доме с лиловой дверью в улице от академии.

– Спасибо, – сказала я, зная, что стоило поговорить, но не могла. – Лиловая дверь звучит круто.

После урока я осмотрела двор. Картера не было видно, и я подбежала к доске объявлений. Я отчасти ожидала толпу учеников, как в фильме, когда вывешивают списки, и толпа смотрит поверх голов друг друга, чтобы понять, кто там. Но никто не смотрел, не замирал. Я пошла на следующий урок, проверила после этого. Прошли несколько учеников, пара взглядов, и все. Я продолжала так до конца дня, поглядывая на доску, когда выпадал шанс.

Я даже вернулась в библиотеку, как тень прошла на второй этаж, чтобы взглянуть на книгу. Девушка листала ее, и это прогнало меня, словно я позвонила кому–то в шутку и бросила трубку, когда они ответили.

Во время последнего урока я даже попыталась выглянуть в окно, увидеть доску объявлений со второго этажа Макгрегор–холла. Там никого не было. Во дворе были только голые деревья и несколько участков твердого снега, оставшегося с прошлой недели. После урока я пошла по двору, чтобы проверить, на месте ли объявление.

По моему плечу постучали, пока я читала то, что уже выучила. Илана.

– Нравится записка? – спросила она.

– Очень умно.

– Я ее написала. Я пишу от лица группы, – гордо сказала она.

– У всех есть свой талант в группе?

– Как–то так, – она не стала уточнять, просто пригладила не существующую складку на юбке, темно–синей и до середины голени. Она была в коричневых сапогах, а из–под плаща виднелся белый свитер с большим воротником.

– Но никто туда не смотрит, – отметила я. – Его не замечают. Они хоть знают, что это значит?

– Не все поймут. Не всем будет дело. Но на записки Пересмешников обращают достаточно внимания. На любые записки. Про изменения правил поведения, про поиск Новой Девятки, про суд. Проголосовало шестьдесят пять процентов. Для гонцов желающих всегда больше, чем нужно, как и для Девятки. Ученики увидят. И поймут. Некоторые – уже.

– Да?

Она склонилась и прошептала:

– Уже около дюжины учеников видели книгу.

– Дюжина? Откуда ты знаешь?

– У нас есть те, кто следят.

Конечно. Мне стоило понять.

– Дюжина – это хорошо?

– Пока – да. И некоторые пустят слух.

– Картер видел?

Илана покачала головой.

– Еще нет. Но увидит. И узнает в понедельник. Тогда будут готовы документы. Эми хотела, чтобы я тебе передала.

– Утро понедельника, – повторила я. – Через пять дней.

Она кивнула, ее длинные темные косы подпрыгнули.

– Есть время, чтобы это обдумали.

– Он знает, что вы в ответе за пропажу очков, торта и остальное?

– Он может догадываться, – Илана пожала плечами. – Мы так делали раньше, с другими. Очки и торт. Остальное зависит от личности. Как только он узнает о книге, поймет, что его вызовут. Но он поймет, что все это связано, когда получит бумаги. И там будет приглашение. Это мы и готовили заранее.

Я кивнула и тихо спросила:

– Что делать, когда я снова его увижу? Он поймет, что это я. Что из–за меня он в книге.

Илана покачала головой.

– Нет, он поймет, что ему придется отвечать высшей власти.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Отведи взгляд

Что бы ни говорила Илана, я не хотела ощутить взгляд Картера. И на следующий день я усиленно старалась избегать его. Я надела солнцезащитные очки, сунула волосы пол кепку «Манчестер Юнайтед», добавила короткую камуфляжную куртку, которую редко носила, хоть она была крутой, зато ее почти никто не знал.

Я ходила пораньше на уроки. Ходила у зданий, держалась подальше от взглядов. Пришло время обеда, и я пошла в общежитие, вспомнив, что на столе была новая пачка крендельков. Кейси принесла ее прошлой ночью с яблоками, диетической колой, «M&M’s», попкорном и самодельными брауни. О, сколько вариантов, что же делать?

Но у дубовой двери общежития, которую я спешила открыть и уйти от холода зимы, меня перехватили. Эми обвила рукой мою правую руку, Илана – левую. Они развернули меня и повели вниз по лестнице.

– Обед! – бодро сказала Илана. Ее волосы сегодня были ровным полотном, почти закрывали все карамельное пальто.

– Вы забираете меня на обед? – сказала я.

Эми покачала головой, ее короткие волосы резко контрастировали с Иланой.

– Нет.

– Еще макароны и сыр? – спросила я, решив, что мы пойдем к ней в комнате.

– И не это.

Я замерла на каменной дорожке.

– Я не пойду в кафетерий.

– Пойдешь, – сказала Эми.

Я замотала головой, уперлась ногами, давя всем весом на пятки.

– Алекс, ты можешь, и с нами ты в безопасности, – сказала Эми.

– Как? – спросила я.

– Он теперь знает, кто мы. Знает, что мы – Пересмешники.

– Откуда?

– Просто знает, – Эми посмотрела на меня.

– Прислали ему записки от гонцов? – спросила я.

– Он знает так, как Т.С. узнала, как нас найти.

– Через Кейси?

Эми покачала головой.

– Не так Т.С. нашла нас.

– Она перехватила сигнал?

Эми рассмеялась, я видела облачка ее дыхания.

– Алекс, все не так сложно. Т.С. оставила записку в нашем почтовом ящике в кабинете студсовета. Там ты оставила свой бюллетень.

– Картер оставил записку? Что он написал? Позовите меня и представьтесь?

– Алекс, мы не тайная организация. Это не защита личности, как делал Кларк Кент. На почтовом ящике мое имя.

– О, – я удивилась. Я думала, что там что–то сложнее. Было так просто – иметь почтовый ящик для поддельной группы. Но это было идеальным прикрытием.

– Я хочу, чтобы ученики могли связаться со мной, если нужно, – добавила Эми.

Я заметила, что она говорила «ученики», так что поняла, что я была не одна. Не только мне они помогали.

– В этом семестре есть другие дела?

Эми кивнула.

– Сколько?

– Парочка?

– Ты не можешь мне сказать?

– Они еще не так далеко зашли, как твое.

– То есть, их имена еще не в книге?

– Верно, – сказала Эми.

– О чем они? – не унималась я.

– Разве справедливо сейчас рассказывать тебе? – спросила Эми. – Сосредоточимся на тебе.

– Ладно, – сказала я. – Так Картер пошел к вашему почтовому ящику?

– Прошлой ночью, – сказала Эми, и я поняла, что время совпадает со словами Майи, вернувшейся ночью с дебатов. Она сказала, что команда по плаванию что–то говорила про книгу на тренировке.

– И вы на самом деле ведете меня в кафетерий? – спросила я.

Эми и Илана кивнули.

– Это не будет выглядеть, словно вы на моей стороне? Словно вы предвзяты?

– Не мы выносим вердикт, – сказала Эми. – Мы не голосуем, кто виноват. Это делает совет. А мы так и делаем. Защищаем.

– Картер не получит защиту, да?

– Ему защита не нужна, – сказала Илана. – Тебе нужна. И мы не защищаем всех. Твой случай другой. Это насилие. Если бы ты подала в суд в реальности, тебя тоже защищали бы. Твою личность держали бы в тайне. Может, даже замазали бы твое лицо, если бы суд показывали по ТВ. Если бы ты обвинила его в обмане или краже, ты не нуждалась бы в сопровождении в кафетерии. Ты обвинила его в насилии, так что ты не одна на обеде.

Эми коснулась моей руки, и я ощутила ее прикосновение сквозь рукав, словно у нее была суперсила, потому что от ее ладони исходило спокойствие. Я вдруг ощутила, что смогу это сделать. Я с ней. С Иланой. Они – Пересмешники, они защищают остальных. Они защищали меня, они были моим пуленепробиваемым жилетом.

– Ничего не будет. Вот увидишь, – добавила Эми.

– Ты нам доверяешь? – спросила Илана.

Я кивнула.

– Конечно.

– Пора тебя покормить. А то ты таешь на глазах, – Илана схватила меня за пояс джинсов, который я затягивала сильнее, чем месяц назад. – О, и это можешь убрать, сестра, – она сняла мою кепку. Она смеялась, но дружелюбно, и я поняла, что шла в кафетерий впервые за месяц. Я оглядела большой зал и быстро нашла его, на том же месте, где и тогда, с Кевином, Генри и другими ватерполистами. Он не видел меня, но мое сердце подпрыгнуло к горлу, и я сглотнула и взяла себя в руки, направляясь к очереди.

– У тебя мистер Кристи на мировой истории, да? – спросила Илана, когда мы взяли подносы.

– Да, а у тебя? – спросила я. Она не была в моем классе, но я знала, что он учил и других.

– Нет, он не учит старшекурсников, – сказала она.

– Ты – старшекурсница? – я взяла немного пасты. Еда в кафетерии еще никогда не казалась такой хорошей.

– Что, по груди не видно? – пошутила Илана, посмотрев на свою большую грудь, а потом на меня. – Люди все время думают, что я старше, из–за этих громадных грудей. Не могу поверить, что ты не подумала, что я – старшекурсница!

– Я вообще не думала об этом, – сказала я.

– А на каком курсе я, по–твоему? – спросила Эми, когда мы наполнили подносы. Индейка у Иланы, грибной суп у Эми.

– Эм… – я не хотела ошибиться и тут.

– Давай. Угадай. Я не обижусь.

– Ладно, старшекурсница, – я решила начать с простого варианта.

Она покачала головой.

– Я на втором курсе.

– Серьезно? – сказала я.

– У меня нет громадной груди, – сказала она, ее тело было как у бумажной куклы. Я и не думала об их возрасте, особенно Эми, потому что мне казалось, что такая власть может быть только у старших курсов. Эми, второй курс, была младше меня. Потому у меня ни разу не было с ними уроков.

Я задумалась, чего еще не знала о них. Почему Эми, второкурсница, была во главе группы, а Илана была правой рукой, мышцами Эми, хоть была старше, как и Мартин, которого я давно не видела. Я была бы рада снова сочинять с ним французские рифмы.

Но я перестала думать о нем, потому что мы отошли от раздаточного стола. Я напряглась. Эми ощутила это и прошептала:

– Ты сможешь.

Мы зашагали вместе, Эми с одной стороны, Илана – с другой. Краем глаза я заметила, как Картер поднял голову, а потом и Кевин. Все будто замедлилось, как в фильме, кадр за кадром. Они увидели меня, потом Илану и Эми. Две Пересмешницы смотрели на двух ватерполистов. Парни тут же опустили головы. Они не подняли их, даже когда мы прошла к столику, где уже были Т.С., Майя, Мартин и Сандип.

Эми и Илана остались по бокам от меня, и мы сели так, чтобы было видно ватерполистов. Так я могла понять, что весь обед Картер и Кевин не будут смотреть на меня. Даже когда я пошла за салатом, Эми пошла со мной, а парни не смотрели.

Когда я доела пасту, девушка с широкими плечами и волосами песочного цвета, убранными за уши так, что кончики завивались под ними, прошла к нашему столику. Она опустилась возле меня, прижала ладонь к моей спине, а другую руку – к спинке стула Эми.

– Я – Дана Голден, – сказала она.

– Привет, Дана, – напряженно сказала я.

– Я из женской команды по водному поло.

Ох. Она, наверное, была его девушкой или подругой, а то и приспешницей. Она могла отомстить нам. Может, она хотела прижать меня и ударить пару раз по лицу.

– Это была ты? – спросила она. – Он с начала семестра пускает сплетни о тебе, а потом я услышала, что он в книге, и поняла, что это была ты. Вот свин, – сказала она.

– Ты его знаешь? – спросила я, но не ответила на ее первый вопрос, хоть была рада, что она не была подругой или фанаткой Картера.

– Он – козел, – ответила Дана. – Я пару раз ходила с ним в прошлом году гулять, и он хотел только потрогать меня. Мне пришлось ударить его, чтобы остановить. Он лез ко мне.

– Ты остановила его? – спросила я.

Дана гордо кивнула, ее широкие плечи приподнялись и опустились при этом. У Даны было крепкое тело для плавания. Она отбилась. Я – нет.

– Да, и он пытался пустить обо мне слухи, как сделал с тобой. Прошлой весной стал рассказывать парням, что я хотела ему отдаться. И я подошла к нему при его друзьях и спросила, рассказал ли он, как я ударила его по лицу. Это его заткнуло.

– Ого... – сказала я.

– Так что, если тебе нужен свидетель, я готова.

– Хорошая идея, да, Алекс? – сказала Т.С.

– Да, – сказала я, ведь это напоминало «Закон и порядок».

– Продолжай в том же духе. Увидимся, – Дана пошла на улицу.

– Это было круто, – Майя захлопала. – Свидетель. Это мне нравится!

– Кстати о свидетелях, ты выбрала адвоката для своего дела? – спросила у меня Эми.

Майя подпрыгнула и замахала руками в воздухе.

– Адвокат? Как прокурор?

Эми кивнула, и Майя повернулась ко мне.

– Ты же знаешь, что лучше никого не будет.

– Майя, ты так говоришь, что хочешь меня защитить? – игриво сказала я.

Майя захлопала ресницами, кокетливо улыбаясь мне. Майя с трех лет мечтала о школе адвокатов в Гарварде, и я не удивилась ее радости от возможности сыграть такую роль тут. Я ощутила укол сомнений, как вчера. Майя думала обо мне или себе?

Я повернулась к Т.С.

– Ты хочешь это сделать? – спросила я у нее.

Майя фыркнула.

– Ладно тебе. Ты знаешь, что Т.С. не хочет.

– Майя, ты не можешь дать Алекс решить? – спросила Т.С.

Майя подняла руки, как делала, когда мы пошли к Пересмешникам.

– Ты хочешь это сделать? – спросила я у Т.С. еще раз.

– Я хочу, чтобы ты решила, – сказала Т.С.

Вопроса не было.

– Майя подойдет идеально, – сказала я.

Когда мы уходили из кафетерия, Илана отдала мне кепку. Но она мне уже не требовалась.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Еще одна точка зрения

Тем вечером Джонс встретил меня у моего общежития, и мы направились к актовому залу. Мистер Кристи и мисс Пек – она была наставницей Джонса, так что они взялись за нас – были так рады идее с Гершвином, они попросили нас исполнить «Рапсодию в стиле блюз» для встречи работников. Даже не для клуба, а для обычной еженедельной встрече. Знаю, это должно быть почетно, ведь нас выделяли при этом, но все равно это звучало глупо. Они добавляли нам мороки.

– Может, пошалим сегодня и позлим стариков? – спросил Джонс.

– О, звучит грязно, Джонс, – сказала я, пока мы пересекали двор. Желтый свет фонарей в старом стиле падал на каменную дорожку во дворе, вел нас. Так я могла заметить лед и обойти его.

– Я серьезно. Ты снова хочешь играть Гершвина?

– Мне нравится Гершвин, – сказала я. – Даже если это для их глупой встречи.

– А если мы сделаем кавер на «Рапсодию» в стиле рэп?

– Чтобы все перевернуть? – спросила я, он открыл дверь, как всегда не запертую, в актовый зал. Мы бросили плащи на пол. Без учителей не требовались и вешалки.

– Да. Что думаешь?

Я закатила глаза.

– Не нравится мне это.

– Ладно тебе, Алекс. Ты не хочешь немного взбодриться?

Мне хватало активности. Но я сказала:

– Не так, – и села за пианино, потерла ладони, согревая их.

Он схватил скрипку и выдвинул стул.

– Видел тебя за обедом с Эми и Иланой. Что это было?

– О чем ты? – я не смотрела на него.

– Алекс, я не глупый.

– Я так и не думала.

– Они из Пересмешников, – твердо сказал он.

– Откуда ты знаешь? – я старалась звучать ровно, но задалась вопросом, не использовал ли он почтовый ящик как Т.С. или Картер.

– Потому что я слежу. Так ты в Пересмешниках? – прямо спросил он.

Я фыркнула.

– Нет! Я? Ладно тебе. Зачем мне там быть?

– Так почему ты обедала с ними? Ты не участвуешь в деле об обмане.

– Дело об обмане? О чем ты? – спросила я.

Джонс покачал неодобрительно головой.

– Парень из моего общежития говорил, что соседи по комнате заставляли его делать за них домашку по математике и химии. Он разбирается в математике. Он ходит на курсы в Уильямсон, хочет поступать на математический, так что уровень знаний высокий. Он куда выше остальных. И его соседи заставили его делать их домашку. Угрожали, что расскажут всем, о чем он говорит во сне, если он перестанет делать домашку за них. Не знаю, похоже, он много говорит во сне. Может, сболтнул лишнего во сне.

– Жаль его, – сказала я.

– Да, и он просит Пересмешников взять его дело.

Гений математики мог быть из тех дел, которые Эми не стала описывать.

– Откуда ты знаешь? – спросила я.

Он посмотрел на меня и закатил глаза.

– Алекс, он живет дальше по коридору от меня. Я знаю, что происходит. У меня открыты глаза и уши. И они говорили там с ним и его соседями. Видимо, расследуют, – он произнес это с презрением, нарисовав в воздухе кавычки пальцами. – Это все отстой, – добавил Джонс.

– Что именно? Угрозы? Или разговоры во сне?

Он пожал плечами.

– Все это. Он не может разобраться сам?

– Может, он ощущает себя беспомощным, – заступилась я.

– Не важно, – Джонс сменил тему. – Почему ты была с Пересмешниками?

– А почему нельзя с ними побыть?

– Ты не ответила.

– Где вопрос, Джонс?

– Если ты не Пересмешник, но что с тобой случилось?

Он осторожно опустил скрипку на колени и склонился ко мне. Его волосы упали на лицо, но он не убирал их. Он просто ждал моего ответа.

Я должна была рассказать ему. Вся школа вот–вот узнает, когда Картера вызовут. Но, когда я попыталась заговорить, горло сдавило, словно шею сжала рука, не пуская слова. Я почему–то боялась рассказать Джонсу. Может, из–за того, что гений математики, по его словам, глупо поступил, обратившись к Пересмешникам, или из–за его неодобрения к ним.

– Что с тобой случилось, Алекс? Если не скажешь, я начну издеваться над Гершвином.

– Джонс, – выдавила я, и ладонь снова сжала мою шею.

– Алекс, я твой друг. Я знал тебя еще до академии. Мы с тобой одинаковые. Только ты понимаешь мое отношение к музыке, и только я понимаю твои чувства.

Ладонь ослабила хватку, один палец за другим медленно отпустили мое горло.

– Знаешь Картера Хатчинсона? – тихо спросила я.

– Ватерполиста?

Я кивнула.

– Да.

Джонс тяжко вздохнул.

– Слышал, его имя попало вчера в книгу. Не говори, что он…

Я все рассказала Джонсу. Когда я закончила, он вздохнул.

– Ох, лучше бы ты пошла ко мне.

– К тебе?

– Я бы разобрался с этим.

– Как?

– Я бы разбил ему голову.

– Хватит, Джонс.

– Я серьезно. Не могу поверить, что он так тебе навредил.

– Я в порядке, – возразила я, и это было правдой. Я ощущала себя хорошо, когда Майя рассказала о бассейне. Стало лучше, когда я прошла по кафетерию с защитниками. – И я не хочу, чтобы ты проявлял жестокость, Джонс. Я не хочу для тебя проблем.

– Знаю, просто это безумие. Есть другие способы расправиться с этим.

– О, твое нападение на него?

– Нет, Алекс, забудь это, – сказал он, чуть успокоившись.

– Хочешь сказать, мне нужно было разобраться в этом самой, как парню из твоего общежития?

– Нет! Это совсем другое. То мелочь, а это преступление. Почему ты не пошла в полицию?

– Перестань. Это не дело полиции.

– Он тебя изнасиловал!

– На свидании, ясно? Я была пьяна. Отключилась. Это не как насилие в темном переулке с ножом у горла.

– Это все еще преступление. Так и нужно относиться. Почему ты не пошла к копам?

– Я не хотела. И ты сам знаешь, как все получается, когда вовлечены копы. Начинается «он сказал», «она сказала», и вся жизнь переворачивается.

– С Пересмешниками так и будет.

– Это не одно и тоже.

– Ладно, а родители? Ты им рассказала?

Я рассмеялась.

– Родители? Я не расскажу им. Мама – королева драмы. Она устроит скандал. Папа позвонит кое–кому и устроит на него тайную охоту.

– Может, на него и нужно устроить охоту.

– Они заберут меня из Фемиды. Отправят в школу в Нью–Хейвене и заставят жить дома. Думаешь, я этого хочу?

– Нет.

– Вот и все.

– Знаю, но проблема большая. Не думаешь, что нужно хотя бы рассказать родителям?

Я направила на него палец.

– Ты даже не рассказал родителям, что играешь на электрогитаре. Я не собираюсь говорить своим, что меня изнасиловали в школе.

Он поднял руки.

– Справедливо, – и добавил. – И когда слушание?

– Еще не назначено. Они должны сообщить ему в понедельник, что он – обвиняемый. Но, уверена, он знает, что грядет.

– Ты знаешь, что я на все готов для тебя, да? Знаешь?

Я кивнула.

– Серьезно. На все. Если могу помочь, я все сделаю.

– Знаю.

– Кстати, я приглашал Эми на свидание в прошлом году, – сообщил он.

– Да? И что она сказала?

– Я же не встречаюсь с ней, да?

– Почему она тебе отказала?

– Сказала, что я не ее тип.

– Ей же хуже, – сказала я.

– Может, продолжим репетицию?

Я игриво приподняла бровь.

– Ты хочешь репетировать? Я в шоке.

Мы заиграли Гершвина – обычно, не как хип–хоп. Я была рада сейчас всему нормальному.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Дольше всего

Завтра, утром понедельника, Картера уведомят. Я старалась думать о настоящем, работать над весенним проектом. Одна в комнате, я изучала информацию, которую нашла для проекта – книги и статьи музыковедов, теоретиков, биографов и других. Одни обсуждали гениальность Бетховена, другие задавались вопросом, не нарушала ли Девятая симфония правила классического произведения, но никто не затрагивал основную проблему. Отсутствие пианино.

Значит, дело за мной и Листом.

Лист восхищался Бетховеном, но не просто имитировал мастера. Лист завладел Бетховеном, сделал произведение без пианино своим. Его не устраивало то, как все было. И он менял это. Он делал все лучше. Я открыла файл, чтобы начать письменную часть проекта. Я написала первое предложение: «На определенном этапе творцам нужно порвать с прошлым», – и ощутила родство с Листом, ведь повторяла его дело.

Я писала еще полчаса, и тут в дверь постучали. Я встала и посмотрела в замочную скважину. Мартин. Я убедила себя, что наносить блеск для губ не нужно, но все равно причесалась, а потом впустила его.

– Привет, – сказал он. – Я принес тебе ужин.

Он отдал мне сверток из салфетки, я развернула ее и нашла бутерброд – хумус, сыр и хлеб из трех видов муки. Т.С. собиралась принести ужин.

– Спасибо.

– Т.С. и Сандип работают над проектом, – сказал он, объяснив, почему он принес еду.

– Я не знала, что они работали над проектом.

Он посмотрел на меня.

– Ох, – я кивнула, понимая. – Тебе нельзя в комнату пару часов.

– Ага, – он похлопал по рюкзаку. – Я в библиотеку. Хочешь со мной?

Я помнила, как читала там книгу в прошлый раз. И как до этого увидела там Картера. Я покачала головой.

– Может, хочешь поучиться тут? – я указала на свою комнату. Я вспомнила, как он был тут пару недель назад. Я не пустила его в свою комнату. Но теперь я была как Лист, я приводила себя в чувство. Я боролась за будущее, и я могла поступить иначе. – Это позволено? – добавила я.

– Позволено? – с любопытством спросил он.

– Тебе можно сближаться со мной вне группы?

– А почему нет?

– Потому что ты – Пересмешник, а я… – я сделала паузу, подбирая верное слово, но представляла лишь, что я под его крылом. Как это назвать?

– Думаешь, у нас куча странных правил?

– Не знаю, – сказала я и добавила. – Наверное, да.

– Как когда ты думала, что придется сушить одежду, не постирав ее.

– Я не знала, как вы работаете.

– Кейси не рассказывала?

– Лишь в общих чертах. Не детали.

– Я расскажу детали. Мне можно учиться в твоей комнате, как и в общей комнате с тобой. Если ты не против.

– Не против, – сказала я.

– Хорошо, – он радостно пожал плечами, прошел и устроился за столом Т.С. Я вернулась за свой стол и принялась за бутерброд.

– Над чем работаешь? – спросил он.

Я рассказала ему о своем весеннем проекте и спросила про его.

– Сипухи обыкновенные, – сообщил он.

– Интересно. Откуда взялась идея?

– Я проезжал летом мимо раненой совы у дороги. Я хотел вызвать ветеринара, но сова умерла, и я забрал ее домой и расчленил…

Я прервала его.

– Ты расчленил сову? – поразилась я. – На столе на кухне?

– Нет, – отозвался он. – В гараже.

– Это странно, Мартин.

– Что странного?

– Ты нашел мертвую сову, забрал домой, чтобы распороть. Это странно! – я скрестила руки и отклонилась на спинку стула.

– Он уже был мертв. Это был шанс узнать больше. Это не отличается от твоей игры на пианино день и ночь. Так я тренируюсь.

– Ладно. И что ты нашел, когда разрезал свою находку?

– Его желудок был полон грызунов. Мышей, бурундуков, даже суслик был! – Мартин оживился, глаза сияли, пока он описывал содержимое желудка совы. Мне было и гадко, и интересно.

– Как ты смог понять?

– Я умею, – сказал он. – Так же, как ты можешь отыскать до минор с завязанными глазами. Знаешь, почему у совы было столько еды в животе?

Я покачала головой.

– Потому что у обыкновенной сипухи ужасно высокий уровень метаболизма! – сказал он, словно нашел утерянный город золота ацтеков или клад. Я представила Мартина в гараже в Нью–Йорке, в старом деревянном гараже со столом, полным инструментов и с мертвой совой. Он схватил нож и осторожно, но точно разрезал сову. Их живота совы выпали мертвые мыши, и карие глаза Мартина засияли от радости.

– Так что мой проект про то, что метаболизм сипухи – воплощение выживания тех, кто приспособлен лучше всего, – сказал он.

– Кто твой наставник? У меня – мистер Кристи, – сказала я и показала от этого язык.

– И у меня. Понимаю этот ужас.

Мартин изобразил учителя и его гулкий баритон:

– Кто из вас, – начал он и сделал тяжелую паузу, – может написать сочинение на сто семьдесят пять слов о том, куда направляется мировая экономика следующие сто лет?

Я рассмеялась.

Мартин продолжил своим голосом:

– Я не могу понять, он ленивый или гений. Он понял, что писать короткие сочинения просто, или в этом есть скрытый смысл – научить выражать мысли кратко и емко.

– Папа всегда отмечает, что нужно говорить интересно и четко, – сказала я. – Он говорит кратко. Он говорит мало, но все по делу. Он возглавляет сбор средств в Йэле, так что умеет заинтересовать людей. Он так говорил.

– Так ты считаешь мистера Кристи гением, – Мартин направил на меня палец, словно поймал меня на преступлении.

– Ты это начал! Ты сказал, что он может быть гением, – парировала я.

– И ты согласилась! Мы квиты.

– Квиты, – сказала я и доела бутерброд. – Спасибо за ужин.

– Это не макароны с сыром от Эми, но лучшее, что я мог, – сказал он, вытаскивая учебники по биологии из сумки.

– Так ты был назначен сюда на вечер? – спросила я, ведь Пересмешники явно разделяли обязанности. Мартин знал о визите Эми.

– Назначен?

– Пересмешниками. Эми сказала побыть со мной из–за завтра?

– Нервничаешь из–за завтра? – спросил он, не ответив мне.

– А должна? – я не ответила ему. – Что это будет?

– Я провожу тебя на все уроки, – сказал он.

– Ты не обязан.

– Я хочу.

– Так тебя назначили? – спросила я. Мне хотелось получить ответы, то, что мне не рассказывала Эми, что не описывала Кейси. Я не хотела быть просто под их крылом. Я могла говорить, как собиралась сделать завтра. – Я хочу знать, – сказала я.

– Нет, – сказал он, качая головой. – И я не должен был приходить к тебе сегодня. Т.С. собиралась принести бутерброд, она даже его завернула, и я вызвался. Эми не говорила мне. И все не так.