Текст книги "Пересмешники (СИ)"

Автор книги: Уитни Дейзи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Привет, – сказал он.

– Привет, – сказала я, пока он заходил.

– Я принес домашку по французскому, – сказал он и вытащил лист из заднего кармана. Он протянул его мне. – Мисс Думас дала нам стихотворение Рембо, и нам нужно написать ответ в рифму до пятницы.

Мой рот раскрылся.

– Пристрели меня. Просто пристрели.

– Что? Тебе не хочется стать французским поэтом? – сказал он.

– Не хочется, – мне стало лучше. Я говорила себе, что все хорошо, ведь между нами ничего не происходило и не будет, и это радовало, ведь я не должна была сейчас думать о парнях. Я не должна вообще думать о парнях, особенно о тех, кто так хорошо выглядел в этих джинсах. – Хочешь поработать над этим вместе? – спросила я и вдруг пожелала забрать свои слова. Он подумает, что нравится мне. Что я пытаюсь что–то начать. Он не захочет иметь дело со мной, кроме своей обязанности как Пересмешника.

– J’aimerais vraiment ça, – сказал он.

Я покраснела и на миг отвела взгляд. Я говорила себе, что это пустяки, но мне нравилось, как это звучало. «Был бы очень рад».

– Тут? – он огляделся.

Я быстро покачала головой. Я не была готова к парню в моей комнате.

– Пойдем в общую комнату, – сказала я, и мы спустились и провели час, сочиняя фальшивые французские слова для рифмы, а потом занялись самой противной домашкой по французскому за все время академии.

Когда мы закончили, он попрощался. Я тоже попрощалась, но хотела сказать, что мне это очень понравилось.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Несправедливый суд

– Браво! Бис! – кричал гулким голосом мистер Кристи. Он вскочил со своего кожаного кресла с высокой спинкой и хлопал, поглядывая на учителей. В клуб факультатива входили мисс Дамата, мистер Уалдман, мисс Пек, мисс Думас, учитель испанского мистер Бандоро и директриса мисс Вартан. Мы с Джонсом закончили сонату Моцарта, легко подчинили эту сонату, но не собирались выступать на бис. Им повезло и с одним произведением. – Как насчет Гершвина в следующий раз? – предложил мистер Кристи, проходя к нам в передней части комнаты.

С высокими потолками, деревянными панелями на стенах, синим турецким ковром клуб факультатива напоминал Бежевую башню. Тут собирались учителя среди кожаных диванов и кресел, стеллажей с книгами в кожаных переплетах и потрескивающего огня в камине, согревающего всех нас, и стола с печением с шоколадной крошкой и чашками горячего какао с зефиром. Мистер Кристи предложил нам горячий шоколад. Я покачала головой. Они могли тянуть за струны и заставлять нас выступать, но не могли споить.

– Думаю, Гершвин был бы хорош, – мисс Пек присоединилась к нам.

– «Рапсодия в стиле блюз» или «Американец в Париже»? – спросил мистер Кристи.

– Может, «Рапсодия в стиле блюз» или «Американец в Париже», – она попыталась пошутить. Мистер Кристи все равно рассмеялся.

Я посмотрела на Джонса, стараясь не улыбаться. Он слабо кивнул им, и я знала, что он думал о том же, о чем и я – они могли заниматься тем самым в тайне. Мы с Джонсом оставили их строить друг другу глазки. Мы поздоровались с парой учителей, улыбались, благодарили, когда они хвалили нас. А потом я услышала, как мистер Уалдман сказал директрисе:

– Может, в следующий раз посмотрим на матч по водному полу? Было бы весело. У нас ведь лучшие игроки по водному поло, да?

Казалось, Картер был всюду, и я не могла спастись.

– Идем, – сказала я Джонсу, и мы пошли оттуда. Он проводил меня в общежитие, по пути мы боролись с холодом января, натягивая шапки ниже и поднимая воротники. Когда я добралась до своей комнаты, я включила обогреватель и стала оттаивать. Я устроилась за столом, доделала домашку по мировой истории, а потом написала еще сцену «Бури».

Майя ушла на турнир по дебатам (она уже выступила в клубе), а Т.С. была на тренировке по футболу – в зале, потому что снаружи было слишком холодно для футбольных деток. Ее слова, не мои. Я дописывала диалог Миранды и поняла, как проголодалась. С голосования прошла неделя, мы должны были в любой момент узнать результат. А к Пересмешникам я приходила две недели назад. Две недели питания объедками в своей комнате. Может, стоило согласиться на горячий шоколад и взять с собой немного печенья. Я включила на ноутбуке серию «Закона и порядка», чтобы отвлечься.

Мой желудок заурчал в конце серии, и Т.С. ворвалась в комнату.

– Ужин, – заявила она и вручила мне бутерброд с индейкой на ржаном хлебе с сыром. – Особое блюдо от шеф–повара.

– Слава Богу. А то я уже проголодалась.

Она сняла футбольную форму, схватила полотенце и принадлежности для душа и открыла дверь. Я откусила большой кусок бутерброда, а она заглянула в комнату.

– О, чуть не забыла. Я столкнула с Эми, и она сказала, что голосование прошло. Они могут выслушать твое дело, если хочешь, – она придерживала дверь свободной рукой, в другой держала корзинку для душа. – Ты хочешь?

Я подумала о Картере в библиотеке, в кафетерии, на физике, а еще – хоть мы и старались – в клубе факультатива. Но я молчала.

– У тебя хоть есть выбор, – добавила Т.С. – Нужно сказать Эми на выходных.

– Хорошо.

– Может, встретимся с Кейси в субботу, а потом решим? У нас есть много очков, можно сходить пообедать не тут.

– У вас есть план, как заставить меня сказать да?

Т.С. закатила глаза, словно идея была безумной.

– Я знаю, что ты хочешь, чтобы я это сделала, Т.С., – сказала я. – Потому на связалась с Эми и отвела меня на встречу.

– Я привела тебя туда, чтобы ты знала, что у тебя есть выбор. Я взяла тебя туда, потому что ты попросила.

– Потому что ты ощущала вину, – сказала я. – А не должна была.

– Я делаю это не из вины.

– Ты уже не ощущаешь себя виноватой? Я не хочу этого.

– Ты сказала мне не думать так в комнате Сандипа. Я делаю это не из вины. Я делаю так, потому что это правильно.

– Знаю.

– Как я и говорила, тебе выбирать.

Снова это слово. Выбирать. У меня был выбор, так что мне делать: тихо скрыться в ночи или устроить сцену?

– Я пойду, если мы сможем пойти в «Карри у Гарри», – сказала я. – Ты знаешь, как я люблю цыплят тандури.

– Раз ты этого хочешь, туда и пойдем, – сказала Т.С.

* * *

«Карри у Гарри» был любимым рестораном Кейси на улице Кентфилд. Это была индийская закусочная на краю территории Уильямсона. Мне всегда нравилось сюда приходить, ведь место было в стороне от Фемиды. Это был другой мир со студентами колледжа и тревогами колледжа. Мне нравилось сбежать туда, особенно сегодня.

Мы сели с едой, девушка прошла мимо в синем плаще, хлопающем у ее бедер.

– Отличный плащ, – сказала нам Кейси. Она повернулась к девушке, отклонилась и крикнула. – Мне нравится твой плащ, – Кейси не упускала шанса быть модной. Даже сегодня, посреди зимы, она была в лиловых сапогах с каблуками в три дюйма.

Девушка поблагодарила, и Кейси взялась за жареный сыр со шпинатом. Прожевав кусочек, она спросила у меня:

– Они делают это с гонцами?

– Что? – спросила я.

– Пересмешники, – сказала она, словно это было очевидно.

– Это я поняла. Что они делают?

Кейси пожала плечами.

– Забыла, ты же не знаешь, как работают Пересмешники, – сказала она.

– Да, потому что ты не хотела делиться деталями. Помнишь?

Я пронзила ее взглядом и замолчала. Кейси не повелась, подцепила вилкой еще кубик сыра. Мы молчали минуту, но Т.С. не интересовал наш разговор, она приступила к делу:

– Почти все гонцы школы – часть Пересмешников, – объяснила Т.С., убирая светлые волосы за уши.

– Ты добавила в группу гонцов? – я вскинула бровь. Кейси кивнула как гордый родитель. – Как это работает? Как администрация не знает?

– Не все в Пересмешниках, но это наша помощь. Работа гонца – волонтерская, и Пересмешники предлагают тем, кто хочет стать настоящим Пересмешником, сначала побывать гонцом, – объясняла Кейси внутреннюю работу Пересмешников, словно еще была там.

– И что тогда происходит?

– Гонцы тихие, но сильные. Когда они забирают записки с посещаемостью, они могут отметить, что определенного ученика нет, если нам это нужно.

– Даже если они есть, – сказала я, понимая, почему Мартин кивал гонцу на физике на прошлой неделе, а потом еще пару раз. Мартин сам был гонцом, мог оттуда начать как Пересмешник. Гонцы были проверкой. – Но учитель знает, что они там, – отметила я.

– Не важно. Записки добавляют или отнимают очки. И когда ты получаешь очки каждую неделю, ты даже не знаешь, как их считали. Это небольшой урон, но мы продолжаем, и вскоре баллов уже не хватает для выхода с территории академии, – объяснила Кейси.

– Это довольно умно, – признала я. – Но в чем смысл?

– Чтобы ученики поняли, что мы серьезно.

– Но ученики знают, что это делают Пересмешники?

– Сначала – нет. Но когда близится слушание, все становится понятным, они складывают дважды два, как мы и хотим, так что они приходят, когда их вызывают.

– Но Пересмешники должны быть хорошими, – возразила я.

– Верно, – быстро сказала Кейси. – Мы никому не вредим. Просто показываем, что мы серьезны. Что с нами лучше не шутить.

– А если я решу не проводить суд? Разве честно было забирать его очки?

– Ему вернут очки, если ты откажешься от суда, даже добавят парочку, и никто не заметит, – объяснила Кейси.

– А если его признают не… – я поежилась от мысли, что Картера не признают виновным. Но я сказала. – А если обвиняемого считают невиновным?

– Тогда его приглашают работать в Пересмешниках, чтобы помогать разобраться с правами тех, кого обвинили, – сказала Кейси.

Я кивнула, впечатленная тем, что сестра все учла в группе.

– Такое было раз или два, и за меньшие преступления. Например, украденную папку пару лет назад, – отметила Т.С.

Я повернулась к своей лучшей подруге.

– Ты все знаешь. Ты тайно состоишь в Пересмешниках? Ты в совете, но не сказала мне?

– Нет, – сказала Т.С. – Просто мы с Кейси недавно обсуждали работу группы.

– Встречались на темных парковках или посылали сигналы азбукой Морзе?

– Ох, мы переписывались по электронке или встречались после тренировок, на которых я показывала Фемиде, как надо играть, – сказала Кейси.

– Мечтай, – парировала Т.С.

Я посмотрела на Т.С.

– Но зачем? Почему тебя стало интересовать все, что связано с Пересмешниками?

– Потому что ты – моя лучшая подруга, дурочка.

Я опустила вилку. Хоть я знала, куда меня направляли, я хотела сама решать.

– И вы уже решили, что я буду продолжать? Тогда какой смысл мне решать? Вы уже продумали все за разговорами.

– Я просто хочу, чтобы ты не переживала, Алекс, – сказала Т.С. – Судя по тому, как ты ешь, ты ощущаешь опасность неделями. Я знаю, что ты боишься. Ты стараешься избегать его, выбираешь обходные пути в класс, не ходишь в кафетерий. Будешь весь год пропускать еду, чтобы избегать его?

– Не знаю, – я прожевала кусочек курицы.

Т.С. встревожилась.

– Ты не хочешь, чтобы в Фемиде было безопасно? Боже, ты выступала в клубе факультатива, а теперь они хотят увидеть, как Картер играет в водное поло. Они не знаю. Они могут набрать лучших учителей мира, бросать нам вызов, посылать нас в колледжи Лиги Плюща, но они бессильны вне класса. Они могут лишь предложить горячий шоколад и планировать следующее выступление марионеток.

Т.С. перевела дыхание, а я посмотрела на сестру, ее каштановые волосы были как мои, и карие глаза были как мои. Внешне она была почти моей близняшкой, но мы были разными. Она была шумной, защищала права обиженных. Я едва могла помочь Джулии с одним из проектов волонтеров.

– Зачем ты основала Пересмешников? – спросила я.

Он выдерживала мой взгляд.

– Потому что должна была.

Я фыркнула.

– Что это значит? Должна была?

– Я не могла стоять и смотреть, как ученики вредят друг другу.

– Это я знаю, Кейси. Но почему ты? Что тебя вдохновило? Того, что старшие унижают остальных, хватило? И только? Ты сказала: «Эй, я должна это прекратить»?

Я еще не спрашивала такое. Я не узнавала ее причины. Они не были важными. А теперь были важны.

Она глубоко вдохнула.

– Слышала про девушку, которая совершила самоубийство перед тем, как ты поступила в Фемиду?

Я кивнула.

– Слышала. Потому у нас проводят день обучения тревожным знакам.

– Ее унижали.

– Она была из тех, кого унижали старшекурсники?

Кейси покачала головой.

– Нет, не в этом. Но она была старшекурсницей, одного года со мной. На том же этаже одного и того же общежития.

– Ты ее знала? – спросила я.

Кейси кивнула, на миг отвела взгляд и посмотрела на меня.

– Я слышала, что с ней происходило, – сказала Кейси. – Видела, к чему это привело. И что происходит, когда все выходит из–под контроля.

– Потому ты основала Пересмешников.

– Я не хотела, чтобы это повторилось. Я не знала, какое поведение могло довести до такого. Покончить с жизнью. И когда я увидела, как старшекурсники унижают тех, кто не был в Почетном обществе, я не смогла стоять и смотреть, как это повторяется. Я знала, что должна что–то сделать. Дать им выбор.

– Кейси, – тихо сказала я. – Я не буду убивать себя из–за того, что со мной сделал придурок.

– Знаю, Алекс. Ты сильнее этого, и у тебя есть варианты. Что ты будешь делать? – спросила она. – Продолжать дело?

Я словно оказалась в сериале про полицию. Мужчина в костюме и легкой щетиной привел меня в комнату с односторонним зеркалом, чтобы показать подозреваемых, и сказал не спешить. Он терпеливо ждал, пока я разглядывала подозреваемых.

«Этот, посередине», – сказала я.

«Он? – спросил коп. Я кивнула. – Уводи его», – сказал он помощнику.

Я взяла в рот еще кусочек курицы. Я почти доела, но все еще была голодной. Я потянулась к кусочку хлеба наан у Кейси.

– Это моя жизнь. Мой учебный год. Я не хочу, чтобы вся школа знала о моем деле. Больше, чем они уже знают, – сказала я.

– Слушание закрытое, – объяснила Кейси. – Только совет, истец, обвиняемый и свидетели.

Я посмотрела на нее.

– Можешь так это называть. Может, оно и закрытое. Но все узнают.

– Да, все узнают. Но некоторые уже знают, и они знают историю Картера. Какую историю им лучше знать? Ту, в которой ты «умоляла ради этого»? Потому что пока они могут узнать лишь это. Или та хочешь, чтобы люди знали правду, что он изнасиловал тебя? Потому что ты можешь так спасти от него других девушек, защитить их от таких, как он. Ты станешь первой, и парням станет сложнее в этом году и следующих получить такое. Это не только ты.

Я хотела, чтобы все вернулось к тому, чтобы я просто могла играть музыку, быть с пианино, нотами и своими композиторами и не бояться идти на урок, не прятаться в кафетерии, не выживать на батончиках из мюсли. Я была очень голодна. Так хотела, что взяла еще хлеба у Кейси, попробовала ее сыр со шпинатом, а потом – чечевицу с йогуртом из тарелки Т.С.

А я ненавидела быть такой голодной.

Я ненавидела, что не могу быть собой.

Я ненавидела, что не могу ничего сделать, не вспомнив о Картере и том дне, той ночи, что не давала мне покоя, куда бы я ни пошла.

И я хотела вернуться к тому, как было раньше, какой я была раньше.

«Лишиться того, что любишь больше всего», – так будет, если тебя признают виновным Пересмешники – тебя лишат того, что тебе нравится. Я уже лишилась. Бетховен уже не был моим. Но, может, если я сделаю это, я смогу вернуть себе музыку.

Я проглотила чечевицу. Было вкусно. Я посмотрела на сестру и лучшую подругу.

– Я готова, – сказала я.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Шоковая терапия

Через пару дней ко мне пришла Эми.

– Я слышала, ты проголодалась, – сказала она, открывая дверь моей комнаты.

– Да, – я пропустила ее жестом. Она была в тонком сером свитере и узких джинсах, несла кастрюльку с ручками по бокам. Под ее рукой был пакет. Она кивнула на мой стол. – Туда можно поставить?

– Да, это лучшее место, – сказала я, отодвигая ноутбук, чтобы освободить место для еды. Я не ждала Эми этим вечером, но и не была удивлена. Она опустила сине–белую кастрюльку, сняла крышку, вытащила две тарелки, две вилки и большую ложку из пакета.

– Можно с тобой?

– Конечно, – сказала я.

– Я сделала макароны с сыром, – сказала она. Эми была редкостью – одной из немногих учеников Фемиды, использующих кухню в общих комнатах.

– Это я люблю.

– Их просто готовить, у мамы обалденный рецепт, – сказала она, стала раскладывать макароны с вязким сыром на пластиковые тарелки. – Она использует кусочек чеддера, кусочек Монтерей Джека и кусочек сливочного сыра.

– Тогда это похоже на то, что едят голливудские звезды, когда делают себе кубики на прессе? – пошутила я, указывая на свой живот.

– Да. И это вкусно и идеально для любого времени года, – Эми забрала стул от стола Майи.

Я взглянула на еду, сглотнула. Я ужасно хотела есть.

– Выглядит вкусно, – я преуменьшала. – Это круче бутербродов.

Я села за свой стол, где набрасывала сцену «Бури», пока не появилась Эми. Майя была в клубе дебатов, Т.С. что–то изучала в комнате Сандипа. Эми вручила мне тарелку и вилку, взяла другую себе и устроилась рядом. Я попробовала макароны с сыром, и они были прекрасными. Я хотела закатить глаза и застонать, но сдержалась.

– Т.С. позвонила на выходных и сказала, что ты готова двигаться дальше, – сказала Эми.

Я кивнула.

– Ага.

– Что заставило тебя решить? – спросила Эми.

Я замешкалась, подозревая, что это проверка, и мне нужно правильно ответить. Эми ощутила мое волнение и тепло добавила:

– Не переживай. Мне просто нравится спрашивать.

– Ты же это уже знала? – спросила я, прожевав. – Ты бы не принесла мне макароны своего приготовления, если бы не знала.

Эми улыбнулась, ее светло–голубые глаза успокаивали, словно она видела насквозь, понимала, что я чувствовала и знала, о чем я думала.

– Т.С. сказала, что я не хожу в кафетерий, да? – добавила я.

Эми покачала головой, ее короткие волосы почти не дрогнули.

– Нет. Но я тебя там не видела. И ты говорила, что его друзья отпускали комментарии за обедом, так что я сделала выводы.

Она все понимала.

– У меня возникает странное желание спрятаться, – сказала я. – Я пару раз столкнулась с ним, и он думает, что я хочу быть с ним, – сказала я, вена на лбу стала пульсировать от воспоминания. – Это гадко, и мне от этого гадко. Он может так сделать и думать, что я захочу быть с ним. И у меня порой болит голова, чего раньше не было. И Т.С. сказала, что среди последствий изнасилования есть головная боль. Думаю, потому что думать получается только об этом, и голова при этом будто взрывается.

– Люди ужасны, – согласилась Эми. – Потому у меня есть работа.

– И много дел бывает за семестр? – спросила я.

– Достаточно, – уклончиво сказала она, принялась за макароны с сыром. И все. Она дожевала и спросила. – Уверена?

– В том, что произошло? – я опешила. Опять доказывать? Опять повторять историю?

– Нет, в это я верю. Ты уверена, что хочешь через все это проходить?

– Говоришь, я не должна?

– Нет. Я верю в это, в то, что ты делаешь, и что мы можем сделать для тебя. Но это может поглотить тебя. Это не значит, что ты должна отказаться. Просто знай, что станет серьезнее.

Но уже так было. Это событие уже испортило весь учебный год. Оно окружило меня, постоянно было внутри меня. Это диктовало мои действия, привычки, музыку. С Пересмешниками я могла подавить это.

– Понимаю, – сказала я.

Ресивер сделал это. Новички смогли. И я смогу. Я смогу быть больше, защитить себя. Моя сестра для того и основала группу.

– Хорошо. Я рада. И мы тебя защитим. Это часть нашей миссии, – Эми опустила тарелку на пол и полезла в пакет. Она вытащила блокнот, пересмешник на обложке будто глядел на меня. Она вытащила оттуда листок и отдала мне. Она убрала потрепанный блокнот в пакет. – Не переживай, это не сковывающий контракт. Тебе нужно оставить подпись, чтобы была запись, что ты хочешь, чтобы мы продолжали, и что ты обвиняешь Картера.

– Ты хочешь, чтобы я что–то подписала? – я подавила смешок. Это было не смешно, просто Пересмешники так серьезно это воспринимали. Но это было серьезным, я напоминала себе, пока читала листок. Несколько строчек говорили, что я сама пришла к Пересмешникам, попросила их выслушать дело и давала им власть обвинить Картера Хатчинсона в сексуальном насилии вечером 10 января. И была еще одна строка: «Если обвинитель будет пойман на лжи, он или она согласны на стандартное наказание».

Я замерла, потрясенная тем, как все было учтено у Пересмешников. Они существовали, чтобы помогать и защищать, так что можно было считать, что их любимцами были те, кто просил помощи. Но оказывалось, что невинных защищали, а тех, кто подавал ложные обвинения, наказывали не хуже провинившихся. Все было продумано.

Я оставила подпись и отдала листок Эми.

– Это только для записи, – сказала она, убирая листок в блокнот с улыбкой. У Пересмешников были записи. Наверное, хранились где–то в сейфе, может, в подвале или даже в прачечной. Могла быть фальшивая сушилка, где можно было пролезть за стенку изнутри, повернуть ручку три раза в одну сторону, три – в другую, а потом открыть сейф. Внутри были стопки красных листовок, белой бумаги и книг с правилами, историями дел и указаниями, как выбирать Новую Девятку, управляющих, а еще списки плохих учеников.

– Где вы храните свои записи? – спросила я.

Эми рассмеялась, ее забавлял вопрос.

– В наших документах, – конечно, она не собиралась отвечать. Она подняла тарелку и продолжила есть. Я прожевала кусочек и спросила:

– Кто в совете?

– Состав меняется, но все там хорошие. Все девять. Ты такое ожидаешь.

Я не знала, кого ожидала.

– Как Мартин или Илана? – спросила я, надеясь на какой–нибудь ответ.

Глаза Эми расширились, она улыбнулась, словно я угадала.

– Да. Именно как Мартин и Илана.

– Но вы же говорили, что вы – управляющие, а совет отдельно?

– Они отдельно. Да. Мы разделили три ветви, они работают сами, – с нажимом сказала она, и под тремя ветвями она могла подразумевать гонцов, совет и управление. Эми продолжала. – Ты спрашивала, какие члены совета. Они как Мартин и Илана. Такие ученики. А тебе стоит подумать, кому быть твоим адвокатом. Кто представит твое дело совету? Но сначала нужно оформить все бумаги. За пару недель, – продолжила Эми. – Есть важные дела, которые нужно сделать первыми.

– Важные дела? – спросила я. – Еще ошибки с посещением?

Мартин сказал мне после физики на этой неделе, что они забрали достаточно очков у Картера, и он не мог какое–то время покинуть территорию академии ни для обеда, ни в пятницу.

– Есть парочка идей.

– Но мне ты не расскажешь, – сказала я.

– Мы собирались, но пока не решили. Алекс, не переживай, ладно?

– Как скажешь…

– Да! – бодро сказала Эми, опустила ладонь на мою ногу. Она склонила голову на бок и посмотрела на меня. – Алекс, мы позаботимся о тебе, обещаю. Я бы этого не делала, если бы не верила в Пересмешников и тебя.

– Почему ты так в них веришь? – с любопытством спросила я.

– Потому что знаю, как они работают, – сказала она.

– Зачем ты это делаешь? Почему ты вовлечена?

Она отвела на миг взгляд, а потом посмотрела на меня.

– Потому что кто–то должен нести факел.

– Как мне вам отплатить? Вы так много делаете для меня.

– Не переживай насчет этого, – сказала она, ее глаза снова источали то знакомое тепло. Она указала на макароны с сыром на моей тарелке. – Просто ешь!

Я доела то, что оставалось на моей тарелке. Стоило съесть и добавку. Я взяла ложку и зачерпнула еще семейного блюда Эми. Может, Пересмешники, на самом деле, помогут.

* * *

– Шш…

Я посмотрела на шипящего Мартина.

– Но мистера Уалдмана тут еще нет, – сказала я.

Мы ждали начала урока физики, Картер болтал с парнем, сидящим рядом с ним. Мартин склонился, чтобы слышать его. Я тоже слушала.

– Я так и не получил торт, – скулил Картер.

– Как так? – сказал парень рядом с ним.

– Не знаю. Все ждали в общей комнате. Но его не принесли. Никто не пришел. Обидно. Торт на день рождения – самое лучшее, что есть в этой школе.

В этом я была с Картером согласна. Фемида заботилась об учениках, так что в общую комнату общежития на день рождения доставляли торт по вашему выбору. Так они делали школу больше похожей на дом. А еще торт был почти каждую ночь, ведь дни рождения почти всегда у кого–то были. Это был небольшой плюс академии, но все же плюс.

Я постучала Мартина по запястью, с вопросом приподняла бровь. Он хитро взглянул на меня.

– Это вы? – едва слышно спросила я.

Он гордо кивнул.

Я склонилась и шепнула:

– Как?

Он ответил шепотом:

– У нас есть доступ к списку именинников.

У них был доступ ко всему.

– Что вы сделали? Вычеркнули его имя?

– Как–то так, – сказал он, и я представила рыжеволосого гонца, выдвигающего ящик в столе секретаря директрисы, незаметно вытаскивающего листок и быстро стирающего имя Картера. Гонец нежно подул на бумагу, и остатки ластика слетели на пол. Он убрал листок в ящик, оставил отчет о посещаемости на столе и ушел. Тихо, конечно.

Мистер Уалдман вошел, и все умолкли. Он проверил посещаемость, отдал листок гонцу. Мартин кивнул гонцу. Бедный Картер – без очков и торта.

* * *

Два дня спустя Майя открыла дверь кабинета математики так энергично, что дверь могла пробить стену и описать круг. Она опустилась за парту рядом со мной, склонилась ко мне, ее гладкий черный хвост волос упал на ее правое плечо.

– Матч по водному поло против Шоэта отменили, – прошептала она. – И Фемиде придется за это платить!

– Ты серьезно? – прошептала я, хоть учителя по математике еще не было. – Почему?

– Бассейн получил шоковую терапию.

– Что это?

– Они так делают, когда бассейн становится грязным. И в воду добавляют очень много хлорки, чтобы помешать развитию… ты понимаешь, – она сделала паузу и понизила голос еще сильнее. – И бассейн Фемиды проходит шоковую терапию сейчас, но вряд ли дело в мусоре в воде.

– Тогда зачем? – спросила я.

– Чтобы его нельзя было использовать сутки. Там столько хлорки – в двадцать раз больше нормы, наверное – что сегодня плавать никто не сможет. Так что Фемида не сможет провести игру против своего самого важного соперника, Шоэт. Жаль остальную команду, но они сами виноваты, что распространяли его ложь, – глаза Майи радостно блестели. Она знала, кто это сделал, как знала и я. И они дают понять, что Пересмешники не шутят. Они говорят: приди, когда они скажут.

Это радовало, да. Было приятно, будто я мстила за ту ночь.

– Жаль, что мы пропустим матч по водному поло, – я скрыла улыбку.

– Обидно, – она ухмыльнулась. Вошел учитель по математики. – Я так его ждала.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Блестящие слезы

– Алекс, посмотри.

– Хм? – буркнула я, протирая глаза и глядя на часы рядом с собой. Пять сорок пять. Только спортсмены не спят в это время.

Т.С. сидела на своей кровати, прижавшись носом к окну. Она уже была в футболке и шортах для футбола.

– Тебе нужно это видеть. Красота, – сказала она.

Она, наверное, говорила о снеге. Я представила хлопья снега, падающие на двор Фемиды. Т.С. была из Санта–Моники, была одержимы снегом. Она все еще делала снежных ангелов.

Майя думала о том же, потому что отругала Т.С.:

– Прошу, скажи, что ты разбудила нас не только посмотреть на снег, потому что сон я люблю больше снежных ангелов.

– Это лучше снега, – Т.С. помахала нам. Мы с Майей ворчали, пока выбирались из кроватей и шли к Т.С. у окна.

Снега не было. Мы увидели сияющие деревья. Казалось, в центре каждого дерева было зеркальце, искра света, призма.

– Давайте посмотрим, – приказала Т.С.

Я быстро оделась, Майя не отставала. Мы спустились по лестнице и добрались до двери. Вблизи было ясно, что на деревьях не было зеркал или отражающей пленки. Но каждое дерево во дворе было отмечено – два кусочка жвачки в обертке из фольги были прицеплены к каждому стволу.

– Ради любви королевы, почему на деревьях жвачка? – спросила Майя.

– Ты не знаешь? – спросила Т.С.

Майя тряхнула головой.

– Не знаю и не люблю угадывать в такое раннее время, – и она добавила. – Но ты явно знаешь. Расскажи нам.

Т.С. не успела заговорить, а я представила. Два ребенка. Дерево. Дупло.

– Это первое, что Бу Рэдли оставил Джиму и Глазастику, – тихо сказала я. – Два кусочка жвачки в блестящей обертке из фольги в дупле дуба.

Майя шлепнула себя по лбу, вспоминая.

– Боже, как я могла забыть! Жвачка, фигурки из мыла и два пенни.

– Это послание Пересмешников? – спросила я.

Т.С. кивнула.

– Похоже на то.

– Кейси говорила, что так будет? Что это значит? – спросила я.

Т.С. покачала головой.

– Понятия не имею.

Потом я узнала, что это значило. Но не от Мартина, Эми или Иланы. А от девушек на французском, потом от парней на английском, а потом от Натали. Точнее, подслушала.

Потому что, хоть жвачку убрали до девяти утра, времени хватило, чтобы все в Фемиде говорили о деревьях.

И две пластинки жвачки могли означать лишь одно.

Скоро придет уведомление о суде.

* * *

И оно пришло через два дня.

Мы с Майей были на математике, интегралы снова били нас по головам. Когда прозвенел звонок в конце урока, мы ушли вместе, и, стоило выйти за дверь, гонец промчался мимо и вложил листок мне в руку. Он даже не взглянул на меня, шел дальше. Я проводила его взглядом, рыжие волос пропали среди толпы учеников.

– Что там? – взволнованно спросила Майя.

Я осторожно развернула записку, сердце билось чуть быстрее. На миг я подумала, что Пересмешники отвернулись от меня. Или стали против меня. Голова кружилась, пока я разворачивала записку.

«Иди на второй этаж библиотеки в справочную, прочти Харпера. Через пять минут на обычном месте будет записка».

Неуверенность сдавила меня тисками. Я вдохнула раз, другой, мне стало легче и я сказала Майе:

– Нам нужно в библиотеку, на второй этаж. Нужно читать. И быстро.

– Идем, – сказала она.

Она не спросила, зачем, может, хотела участвовать в этом, потому что ей нравилось все узнавать. Она получала информацию из первых рук. Я задумалась, была ли у нее другая причина, а потом отругала себя за сомнения в ней.

Мы добрались до библиотеки Приор, я рефлекторно осмотрела ряды, проверяя, нет ли рядом Картера. Но я его не видела, и я была с Майей, так что была со щитом. Я сказала ей, что в записке говорилось подняться на второй этаж в справочную, где хранились книги, которые требовались к прочтению. Книги нельзя было выносить из библиотеки.

Мы быстро оглядели полки в поисках девятого класса, ведь тогда в Фемиде проходили «Убить пересмешника». Майя заметила книгу первой, схватила и отдала мне. Я открыла первую страницу, кто–то написал там «Для Джен». Я не знала, кем была Джен, но не было времени выяснять. Я полистала книгу, будто одну из детских книжек, где на каждой странице немного менялась картинка. Но ничего не было, просто главы. В конце книги было около десяти пустых страниц. Но не все были пустыми. На некоторых были записи, имена и списки. Первый назывался «Унижения», и там были перечислены несколько учеников. Наверное, то были те Бесчестные. На другой странице значилось «Если ты странный, то и не лезь к нему», там было и имя Пола Око. Страниц было много, и там были имена. На одной было «Следи за спиной», ручкой записали имя Эллери Робинсон, которую я не знала.