Текст книги "Погнутая сабля (ЛП)"

Автор книги: Уинстон Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

Но это пустяки по сравнению с Ротшильдом, а ведь тот намного моложе и демонстративно отказался от внешнего лоска, который наконец-то приобрел Джордж. Разумеется, у Джорджа нет братьев, могущественных банкиров в большинстве европейских столиц. Видимо, Ротшильд знает, что может позволить себе бесцеремонность.

Джордж принес с собой смелый план расширения водного транспорта в Западной Англии и строительства платных дорог, чтобы открыть путь для дальнейшего развития. Его не особо волновало, заинтересуется ли Ротшильд финансированием такого проекта; ему хотелось начать дискуссию, чтобы плавно подвести к теме Бонапарта и вероятному исходу новой войны, который повлияет на эти проекты.

Какое-то время они притирались друг к другу – умнейший финансист своего времени и провинциальный банкир, чья врожденная кельтская хитрость в области торговли и финансов за годы отточилась до совершенства.

Затем Натан, с тяжелым холодным взглядом, безо всякого достоинства и учтивости резко отказался от плана. Он фыркнул, что это предложение слишком местечкового уровня для него. Ротшильд догадывался, что встреча – лишь предлог, и когда понял, к чему все идет, не выдал свое мнение. Они расстались с показным дружелюбием и уважением, с трудом скрывая противоположные чувства.

Джордж запомнил отказ Ротшильда на случай, если в будущем сможет подложить ему свинью, но ушел не настолько уж недовольным. Он сформулировал вопросы и заранее отрепетировал их таким образом, чтобы даже отказ стал своего рода пропуском к сведениям. Теперь он точно знал, что у Ротшильда гораздо более достоверные данные о Брюсселе, нежели у британского правительства, и каким-то образом новости доходят до него быстрее.

Покинув его кабинет, Джордж пошел на север, держа ухо востро, ведь повсюду сновали карманники и грабители. День стоял теплый и солнечный, на улицах было полно людей, прокладывали себе путь экипажи, возницы щелкали хлыстами; уличные певцы старались перекричать торговцев рыбой, продавцов горячих пирожков с крольчатиной и родниковой воды, шарлатаны расхваливали свои снадобья, а продавцы перочинных ножей старались привлечь внимание трезвоном колокольчиков. В канавах копошились попрошайки, на портшезах несли элегантных дам, менее элегантные выискивали одиноких мужчин. Пыль, грязь, мусор и изредка вонь.

Джордж повернул на улицу Короля Вильгельма и наведался в контору Сэмюэля Роузхилла, который тепло его поприветствовал. Мистер Роузхилл был брокером банка «Уорллеган и Уильямс» и лично Джорджа. Сам он был евреем.

– Роузхилл, тот ваш человек из конторы Ротшильда, насколько на него можно положиться?

– Его сведения оказались полезными, сэр. Могу сказать только это.

Джордж фыркнул и тут же закашлялся, не желая быть похожим на недавно покинутого человека.

– Рынок очень нестабилен, но падает. Нервный, я бы сказал. Вы не могли бы выявить закономерности купли-продажи на основании сказанного вашим другом или понаблюдать за действиями людей, которые заключают сделки в интересах Ротшильдов?

Роузхилл почесал голову под париком.

– То есть, вы хотите узнать, когда Ротшильды покупают, а когда продают? Думаю, да, можно выявить схему. Но не знаю, насколько тут поможет мой друг, сэр. У Натана Ротшильда целый ряд посредников, помимо прямой торговли.

– Ваш друг может знать этих людей.

– Вполне вероятно.

– Вы сумеете в сжатые сроки применить нужную схему? В течение часа, скажем?

– О да. С должным финансированием.

– Я прослежу, чтобы вы получили деньги.

Некоторое время оба помолчали. Затем Роузхилл сказал:

– Я не уверен, что правильно вас понял, сэр. Вы хотите, чтобы я повторял за Ротшильдом? Покупать, когда он покупает? Продавать, когда он продает?

– Да.

– Должен вас предупредить, сэр, что мистер Ротшильд очень изворотлив в таких делах. Знает, что другие биржевики повторяют за ним, и умышленно использует специальную тактику, чтобы сбить их со следа. Я могу высказать мнение?

– Разумеется.

– Частенько мистер Ротшильд сам приходит на биржу. Всегда занимает одно и то же место, как раз справа, если зайти со стороны Корнхилла. Остается там на час или два, иногда чуть дольше. Если понаблюдать, с кем он встречается и что потом делают эти люди, это будет лучшим и самым надежным способом.

Джордж неотрывно смотрел на улицу. И хотя он не хотел иметь ничего общего с Демельзой, но вынужден был признаться, что Лондон после Корнуолла кажется невыносимо шумным.

– Я останусь еще на неделю во «Фландонге». Сообщите мне незамедлительно, если на бирже появятся необычные изменения, связанные с Ротшильдами. Если не вполне уверены, все равно сообщите. Я буду ждать в гостинице и через час смогу уже быть у вас.

VI

Ночью они беседовали. Хотя их постоянно клонило в сон, бдительность не позволяла засыпать надолго. Разговор вели о семьях, пережитых событиях в военное и мирное время, а также о надеждах на будущее. Кохун Грант рассказал, что в его семье одиннадцать человек. Шесть братьев, отец умер рано, сам он пошел в армию с пятнадцати лет; по странной причуде судьбы французскому его учил Жан-Поль Марат, когда нашел временное прибежище в Англии. Теперь Грант изъяснялся на пяти языках и понимал на слух еще три. Он не бывал Западнее Плимута, где служил. Росс рассказал ему о своих заданиях – в 1807 году в Вене с графом Пембруком, когда сопровождал португальскую королевскую семью до Бразилии, чтобы доставить в целости и сохранности, о поездке в Португалию за линию французского фронта, а затем о сражении при Буссако.

– Вам повезло, что вас не поймали. А в этот раз, когда отправили в Верден, то не выпустили на поруки?

– Нет.

– Ясно. Однажды я сбежал. Меня схватили в Испании и переправили во Францию, я нарушил условия освобождения и некоторое время притворялся в Париже американцем, а потом сбежал в Англию. Под предлогом того, что французы нарушили условия моего освобождения и обращались, как с пленником. Я до сих пор об этом не забыл. Само собой, немедленно вернули домой равного по званию французского офицера. Но я рад, что вы смогли сбежать с чистой совестью. – Грант сменил позу. – Луна уже почти скрылась. Пора идти.

Они вновь оседлали лошадей и двинулись в ночь. Грант точно знал, куда идти. Дважды они видели костры и один раз скрылись в кустах, когда мимо прогрохотал эскадрон конной артиллерии. Когда они шли по густонаселенному району, то спешивались и вели лошадей в поводу. Ночь стояла прохладная и безветренная, но несколько грозовых туч скрыли появившиеся звезды.

Примерно час спустя Грант повел их через ручей к заброшенному сараю. Он сложил руки рупором и ухнул как сова. Из темноты появились две фигуры, и все зашли в сарай. Внутри было темно, хоть глаз выколи, и пахло животными. Лошади беспокоились. Один человек что-то быстро сказал Гранту, но Росс ничего не понял, поскольку тот говорил на фламандском.

По мере разговора глаза Росса привыкали к кромешной тьме, и он разглядел стол, скамейку и пару стульев. Он сел на стул, а четвертый человек в этом время наблюдал за ним, затачивая штык.

– Вы что-нибудь поняли? – спросил Грант.

– Ничегошеньки.

– Французские войска пересекли границу час назад и движутся в сторону пруссаков в Шарлеруа. Этого мы и ждали. Веллингтон всегда подозревал, что они нападут именно таким способом, но он готовился и к окружению, если французы попытаются отрезать британские войска от моря. Если только это не отвлекающий маневр, точно мы узнаем на рассвете, когда получим еще одно сообщение, а если так, это значит, что Бонапарт хочет сначала разбить пруссаков, а потом переключится на англичан.

– Что именно мы узнаем на рассвете?

– Явится ли лично Бонапарт. Также отмечается повышенная активность вокруг Монса, но это похоже на отвлекающий маневр. Если мы удостоверимся, что продвижение в Шарлеруа – главная цель, тогда Веллингтон начнет вывод войск из Лилля, Конде и Валансьена. – Грант потер узкий подбородок. – Он полагается на мои сведения.

– Герцог?

– Он самый. Как глава разведки, я несу ответственность за вовремя переданные сведения, чтобы он двинулся в нужном направлении. Сам я не пойду, поскольку у меня есть надежный посыльный. Пойдет Андре. Но завтра мне понадобится второй посыльный. А люди нужны мне здесь. Если вы готовы, я пошлю вас с другим сообщением. Предположительно через день.

VII

К одиннадцати утра французская императорская гвардия вытеснила пруссаков из Шарлеруа. Наполеон сидел на стуле возле гостиницы «Бельвью» и наблюдал, как его войска занимают город. Днем французы нанесли сокрушительный удар по пруссакам в Линьи, маршал Блюхер упал с лошади и потерял сознание, когда на него натолкнулись французские кирасиры, преследуя немцев, отступающих к Вавру. Немцы потеряли шестнадцать тысяч человек и двадцать пять пушек.

Удовлетворенный, что сокрушил одного противника, Наполеон перевел все внимание и силы на другого.

Глава одиннадцатая

I

На первом этаже большого арендованного особняка на улице Бланшизри в Брюсселе герцогиня Ричмондская устраивала грандиозный бал, вероятно, самый блистательный в этом блистательном сезоне. Там присутствовали все важные персоны, но за два дня до события Джереми вернул с таким трудом добытые приглашения.

– Ты не возражаешь, любимая? – спросил он. – После нашего приезда мы побывали уже на стольких балах. Завтра я буду в отъезде и в четверг хотел бы провести с тобой тихий вечер. Только ужин, любовь и сон.

Кьюби озадаченно посмотрела на него.

– Мне бы хотелось пойти, но я предпочту побыть с тобой, если тебе так хочется.

– Мне так хочется. В следующие несколько недель я буду чаще отсутствовать, так что хочу насладиться обществом моей прекрасной жены.

– Думаешь, скоро будет сражение?

– Не уверен. Французы имеют преимущество, а мы не видим их карты.

И потому вечер пятнадцатого числа они провели вдвоем в ресторанчике, где отмечали день рождения Кьюби. Они дошли туда от своей квартиры пешком. В этот теплый вечер по улицам Брюсселя гуляло много людей. Несомненно, у особняка герцогини Ричмондской собралась большая толпа, чтобы посмотреть на прибытие гостей.

Были на улице и солдаты: туда-сюда цокала кавалерия, маршировали взводы пехоты. По большей части они отправлялись на юг.

Они заказали отличные блюда, в основном те же, что и в марте, поболтали о том, о сем, с теплотой глядя друг на друга и иногда касаясь руками.

– Теперь ты уверен больше, чем во вторник?

– Насчет чего?

– Насчет Бонапарта.

– О да. Он перешел границу вчера ночью или рано утром. Уже была пара стычек.

– Далеко отсюда?

– Миль двадцать.

– Двадцать миль!

– Ох, не беспокойся, их отбросили. Это сделали не наши ребята, вроде бы брауншвейгцы или голландцы. Но французы отступили. Похоже, они проверяют наши позиции в разных местах, прежде чем предпримут что-либо серьезное.

– Джереми, мне что-то страшно.

– Прошу тебя, не бойся! Иногда бывает много шума и дыма, но никаких серьезных ранений. Ты же знаешь, вчера я муштровал своих ребят. Я – и муштровал! Но старые армейские ружья уж больно громоздкие. Они производят страшный грохот и много дыма, но чудовищно неточные. Обычно солдат стреляет слишком высоко, иначе его оглушит, к тому же отворачивается, и пуля уходит куда-то в воздух. Но если отругать солдата, он слишком сильно опустит дуло, и пуля выкатится еще до выстрела!

– Это меня не особо утешает, – сказала Кьюби.

– Тогда выпей чуть больше вина и расскажи о себе. Наш ребенок жив и толкается?

– Только начинает. Не будь слишком нетерпелив, мой мальчик. Время придет только в декабре.

– И кого ты хочешь?

– В смысле, мальчика или девочку? Мне всё равно. Возможно, мальчика. А ты?

– Лучше девочку.

Они засмеялись.

– К Рождеству, – сказал Джереми. – Вот думаю, как ее назвать? Или его. Ноэль? И где к тому времени мы будем жить?

– Не в Брюсселе!

– Да. Недавно я думал, что война затянется, как предыдущая. Но сейчас мне кажется, что всё решится одним ударом, всего за месяц! Я не сделаю карьеру в армии, как мой кузен. И всё же немного странно...

– Что?

– Говорят, Джеффри Чарльз в детстве был неженкой и избалованным ребенком. Я сильно удивился, когда он так прикипел к армии. Что до меня, то хотя обстоятельства были совсем другие, но меня тоже воспитывали мягко, я и в мыслях не держал вступить в армию, но вот я здесь, и признаюсь, мне это нравится куда больше, чем я ожидал!

В этот вечер Кьюби была в бледно-лиловом шелковом платье, собранном на талии серебряным шнуром. Джереми попросил ее надеть именно это платье, потому что оно напоминало то, которое она носила в их первую встречу, когда спасла его от таможенников.

– Разумеется, после окончания войны меня уже не будут повышать так быстро, – добавил он. – Я поражен, что получил звание, не покупая его и не имея никаких влиятельных знакомых! Все это лишь благодаря редкостному смятению после побега Бонапарта и гибели офицеров, способных командовать вновь сформированными ротами и полками.

– Надо понимать, ты не желаешь признавать, что это хоть в малейшей степени заслуга твоих талантов. Ну прекрати, подобная скромность просто смешна.

Джереми посмотрел на Кьюби, заглянув в блестящие карие глаза под черными бровями. Она слегка выпятила губы, чей вкус он так хорошо знал, темно-розовые на коже цвета меда.

– Джереми, я никогда тебя не спрашивала. Ты вступил в армию из-за меня?

Он отвел взгляд.

– Очень тяжело разобраться в моих тогдашних чувствах.

Кьюби подождала, не скажет ли он чего еще, а потом добавила:

– Думаю, твоя сестра меня в этом винит.

– Кто, Клоуэнс? Когда ты с ней виделась?

– Изабелла-Роуз как-то обмолвилась. Но на приеме у Джеффри Чарльза Клоуэнс вела себя недружелюбно. Может, она просто винит меня в том, что я причинила тебе страдания.

– И она права. – Джереми похлопал ее по руке, а потом погладил щеку. – Но мы это изменим. Ей просто нужно с тобой встретиться и узнать тебя получше. Вспомни мою матушку.

– Твоя матушка – мудрейшая женщина. И добрейшая. Я знала, что мы поймем друг друга, как только увидела ее на том приеме. Клоуэнс больше похожа на твоего отца, ее труднее смягчить.

– Я вовсе не считаю отца таким твердокаменным! Когда ты узнаешь его получше, ты тоже это поймешь. Но кстати, о твердокаменных. Как насчет твоего брата и матушки? Как думаешь, нас когда-нибудь примут в Каэрхейсе?

– Разумеется! Ни секунды не сомневаюсь. Знаешь, если забыть об их гордыне, то они милейшие люди! Но скажу тебе кое-что еще. Даже если бы представилась такая возможность, мне не хотелось бы жить в Каэрхейсе. После замужества тот образ жизни кажется совершенно для меня неподходящим. Там было много хорошего, множество приятных моментов, но слишком много ограничений и ограниченности и в мыслях, и в поведении, я не хочу к этому возвращаться. Только в декабре я стала свободной!

– Связанной со мной, – сказал Джереми.

– Связанной с тобой! Где мы будем жить? Мне бы хотелось поселиться в Корнуолле.

– Да. Что бы ни говорил Голдсуорти Герни, я уверен, что и в Корнуолле у меня будет достаточно возможностей.

– Пар? Самоходный экипаж?

– Что ж, для начала я надеюсь, что буду зарабатывать на жизнь доходами с Уил-Лежер, а может быть, попробую что-нибудь новое на Уил-Грейс. Я подумывал о небольшом доме, принадлежащем отцу, его называют сторожкой. Там жил Дуайт Энис, когда только приехал. Потом дом пустовал несколько лет и пришел в негодность. Там собирались поселиться Стивен Каррингтон и Клоуэнс, и Стивен потратил немало времени и кое-какие деньги, чтобы привести его в порядок. Потом они разорвали помолвку, а когда у них все наладилось, поженились и уехали в Пенрин, так что в доме так никто и не поселился. Мы могли бы там пожить некоторое время.

– Было бы чудесно. Что такое?

– Что? – его лицо прояснилось. – Ничего, любимая. Просто мысль промелькнула.

Кьюби ждала объяснений, но их не последовало. Да и как Джереми мог бы объяснить, ведь он вспомнил о том, что в сторожке они хранили награбленное, пока не перенесли все в пещеру на Лестнице Келлоу.

– И у нас должна быть лодка, – сказал Джереми, сделав над собой усилие. – Ты любишь рыбалку?

– Никогда не пробовала, но я люблю рыбу.

– Любишь есть? Или ты против того, чтобы её ловить?

– Нет, я не такая уж неженка.

Он улыбнулся.

– Временами мне кажется, что мужчины даже более чувствительны в этом, чем женщины. Я, кстати, никогда особо не любил охоту. Мне совершенно не жаль лис, да и кто бы стал их жалеть, увидев, что они творят в курятнике – растерзанные куры, убитые даже не для еды, а для удовольствия. Но всё же в конце облавы я не могу заставить себя радоваться, глядя как её рвут на части двадцать собак. А Клоуэнс очень любит охоту, и думаю, что Изабелла-Роуз тоже полюбит, когда ей разрешат охотиться.

– Клеменс любит охоту, как и я, – сказала Кьюби, – а никто не любит животных так сильно, как Клеменс.

– С тех пор, как я поступил на службу в армию, – сказал Джереми, – я всё меньше уверен в том, что лошадей стоит использовать в бою. Я видел всего трёх убитых лошадей, но мне и этого хватило. И впрямь, желание освободить их от тягот военной службы стало второй причиной, по которой мне хочется создать самоходный экипаж. Даже после трех лет службы в почтовых перевозках лошадь годится только для живодёрни. – Он глотнул вина и посмотрел на его цвет в пламени свечи. – И всё же иногда меня гложет одна мысль...

– Какая?

– Если самоходные экипажи распространятся, мы, возможно, вообще лишимся лошадей. Худшая участь и для них, и для нас. – Он достал часы. – Может, пойдём домой?

– Как хочешь. А разве ещё не слишком рано?

Джереми взял её за мизинец.

– Я думаю, если ты согласна, то уже не слишком рано.

II

Они молча лежали в постели, дневной свет на высоком июньском небе почти потух, и тут кто-то постучал в дверь. Джереми зажёг свечу, набросил халат и пошёл к двери.

После тихого разговора он вернулся.

– Это мой ординарец, мне нужно идти. Можешь прочитать записку.

Кьюби взяла листок.

«Роте капитана Полдарка проследовать к Брен-ле-Конту и встретиться там с майором Картаретом, который укажет место для бивуака на ночь.

Генерал-квартирмейстер Уильям де Ланси».

– Дорогой, – произнесла она.

– Да, милая. Мне нужно идти. Мы всё равно не попали бы на бал. Военные обладают необъяснимой способностью портить все удовольствие в самое неподходящее время.

Кьюби попыталась удержать внезапно брызнувшие слёзы.

– Вернись к воскресенью, – беспечно сказала она, – позовём гостей на обед.

– Разумеется! Я скажу старине Бони. И правда, дорогая, ты останешься в Брюсселе, как примерная жена, и не думаю, что тебе стоит волноваться о французах. Но если... если вдруг что-то пойдет не так, без колебаний обращайся к мистеру и миссис Тернер или Криви в Антверпене. Ты отвечаешь не только за себя, но и за нашего малыша. Если понадобится, увези его за море, а я догоню тебя позже.

– Я буду себя беречь, если и ты сделаешь то же самое.

– В детстве я дразнил Клоуэнс, и она злилась и кидалась в меня камнями. С тех пор я отлично научился уворачиваться от снарядов.

Он начал одеваться. Снаружи раздавались трели флейт и горнов. В наступающих сумерках звук казался меланхоличным.

– Сандерс тебя ждет?

– Да. И несомненно зевает. На марше будет много сонных солдат.

Кьюби наблюдала за ним, ее глаза выглядели темнее обычного, а сердце сжали холодные тиски страха.

– Интересно, чем сейчас занят отец, – сказал Джереми. – Вот он – настоящий военный по характеру, не то что я. Но он будет страшно раздражен, сидя в Вердене, если узнает, что предстоит сражение за Брюссель.

Кьюби начала одеваться.

– Что ты делаешь?

– Ох, спать ещё слишком рано. Я провожу тебя, потом разведу огонь и сварю немного кофе.

Джереми посмотрел на луну.

– Отличная погода для сражения.

Когда, наконец, он был готов и Кьюби убедилась, что он ничего не забыл, Джереми обнял ее и поцеловал – сначала в лоб, потом в кончик носа и в губы. После бурной любви всего час назад поцелуй был воздушным и невинным.

– До свидания, Кьюби.

– До свидания, паренек. Возвращайся поскорей.

– А как же. Как раз к обеду. Попрошу ускорить наступление.

III

Андре не появился на рассвете, он пришел, только когда с горячих душных небес уже полыхало солнце – высокий неряшливый мужчина, напомнивший Россу торговца, подкинувшего его, когда сломался дилижанс на обратном пути из Осера.

Он почти полчаса разговаривал с Кохуном Грантом, а потом Грант сел за стол и написал записку, которую бельгиец забрал.

Затем он обратился к Россу:

– Вероятной угрозы на дороге в Монс больше нет. Бонапарт с войсками пробил брешь в обороне Шарлеруа, и пруссаки отступили. Может, Веллингтон успеет перегруппировать войска – если послание дойдет к вечеру, у него появится двадцать четыре часа. Андре помчится в Брюссель во весь опор, чтобы доставить его вовремя.

– А вы?

– Я поеду в Намюр, у меня там два друга-роялиста. Они поддерживают контакт с одним из генералов Наполеона. Добытые сведения я прошу вас доставить в штаб Веллингтона, где бы он ни был к этому моменту. Это опасная миссия, но именно этого вы и хотели.

– Вы поедете в Намюр днём?

– Это три часа в одну сторону. Французской армии сейчас есть чем заняться. Но если меня схватят, то я не вернусь, и вы об этом узнаете. В таком случае позаботьтесь о себе. Марсель или Жюль будут под рукой. Здесь есть еда, можете взять ее с собой. До темноты вам приведут хорошую лошадь.

– Когда я пойму, что вы уже не вернётесь?

– Дайте мне время до захода луны.

– Не по нраву мне такое длительное бездействие, – сказал Росс, – я могу помочь чем-то здесь или в окрестностях?

– Насколько хорошо вы говорите по-французски? С явным акцентом, не правда ли? Вы окажете больше помощи, ничего не предпринимая. Полежите. Поспите. Скоро вам будет чем заняться.

IV

Погода стояла жаркая и душная, время едва тянулось. Марсель и Жюль вскоре оставили Росса наедине с лошадью. Почти всё время он проводил в амбаре. Крыша частично обвалилось, и через дыры в потолке солнечные лучи попадали на пол, основательно заросший сорняками, которые с удовольствием их принимали. Лошадь щипала траву в углу. Дважды сквозь приоткрытую дверь Россу чудилась отдаленная канонада.

Он не знал, в Лондоне ли еще Демельза. Росс получил от нее только одно письмо, на тот момент она решила поселиться в его прежних комнатах и намеревалась задержаться на несколько недель. Сейчас она наверняка в Корнуолле, вместе с отважной миссис Кемп, не по годам развитой Беллой и невозмутимым Гарри. Вот Джереми – это другой вопрос. Ему придется сражаться. В армии он отслужил уже ровно год, но еще не участвовал в сражении. Как неопытный прапорщик, он может остаться в резерве. Основное бремя несут на себе бравые ветераны Пиренейских войн.

Грант сообщил, что Веллингтону катастрофически не хватает опытных вояк; максимум десять тысяч – его прежние солдаты, изгнавшие французов из Испании. В наспех собранной армии очень много неопытных юнцов-англичан. Для Джереми все зависит от везения. Не подобает кормить себя ложными надеждами. Одно успокаивает, что до женитьбы Джеффри Чарльз пережил практически все самые жестокие сражения в ходе Пиренейских войн, благополучно ушел в отставку на половинное жалованье. Боже, а если Бонапарт победит в сражении? Бельгия отойдет ему, Союз против него распадется, Австрия во избежание краха вновь посадит на трон императрицу и их сына, даже Испанию снова могут завоевать. Хватит ли Англии еще на одну войну?

Хватит ли ей сил решить даже внутренние проблемы? По прочтении двух полученных экземпляров «Таймс» Росс тут же вспомнил жаркие споры в Палате по поводу билля о зерне. Его место там, чтобы выразить гневный протест, а не служить мелкой пешкой в международной игре.

А другое его дитя, Клоуэнс, благополучно живет в Пенрине. Как Росс ни старался, но так и не смог заставить себя полюбить зятя. Было что-то наигранное в кипучей энергии и бодрости Стивена; тот был настолько откровенным и общительным, что никто и не пытался узнать его получше. Но Клоуэнс знала, скорее всего, она знала его лучше всех, умела отличать подлинную откровенность от слегка нарочитой. Само собой, физическое влечение влияет на женское восприятие, но все же Клоуэнс прямолинейна и честна, вряд ли бы она вышла замуж за кого-то недостойного.

Слишком много ожиданий. Ведь это естественно, что тесть и зять питают друг к другу легкую неприязнь. А что тогда он испытывает к невестке? В прошлом году ее помолвка с Валентином Уорлегганом разбила Джереми сердце, и Росс чуть ли не возненавидел девчонку и весь жалкий род Тревэнионов. Когда помолвку разорвали – не она, а Валентин! – именно он, Росс, посоветовал Джереми отправиться в замок Каэрхейс и каким-нибудь образом забрать девчонку; схватить и увезти, заставить глупую и нерешительную девицу принять решение. Джереми его послушал – и вот блестящий результат. Но тем не менее, Росс испытывал по отношению к невестке противоречивые чувства.

По крайней мере, она покорила Демельзу. Та писала, с какой добротой Кьюби отнеслась к ней в Брюсселе. И она ждет ребенка. Что ж, наверное, уже пора ему стать дедом!

Он ненадолго заснул.

День клонился к закату. Росс перевернулся на соломе и сел, заметив в дверях человека.

Когда тот вышел на свет уходящего солнца, Росс понял, что это Андре. Он придерживал раненую руку, откуда текла кровь.

Андре вошел, бухнулся на стул и произнес что-то непонятное.

– Вы говорите по-французски? – спросил Росс, поднявшись с соломы.

– Где полковник Грант?

– Поехал в Намюр. Скоро вернется. Вы ранены?

– Ерунда. Всего лишь царапина от пули. Везде стреляют и просто повезет, если не схлопочешь пару штук, хоть они и предназначены для другого. У вас есть вода?

Росс протянул ему фляжку. Там оставалось немного, и Андре допил остатки.

– Вы успели доставить послание? А теперь возвращаетесь обратно?

Андре искоса посмотрел на него.

– Скоро вернется полковник Грант?

– Скоро. Ждать осталось немного. Давайте осмотрю вашу рану.

Рукав все равно был порван. Чуть отодвинув ткань, Росс заметил, как кровь сочится из ужасной раны выше локтя.

– Поблизости есть вода? – спросил Росс.

– Ручей. Поверните налево за сараем. Но не беспокойтесь. Сегодня я видал раненых и похуже.

Росс вернулся с полной фляжкой и увидел, что Андре привалился к стулу с закрытыми глазами. Когда Росс промыл рану и туго перевязал ее, тот очнулся.

– Я ранен не смертельно, – объяснил Андре. – Но потерял много крови. Похоже, потерял сознание.

Росс поднес ему вина. Андре отпил глоток, в глазах появился блеск.

– Приведите мою лошадь, иначе ее заметят.

Росс выполнил просьбу и расседлал взмыленное животное. Вернулся к Андре. Тот тяжело дышал и снова прикрыл глаза. Росс постоял рядом пару минут, затем опустился на стул и доел оставшийся хлеб с колбасой.

– Месье, – позвал его Андре.

Росс подошел ближе.

– Месье, если полковник Грант задержится надолго, а я потеряю сознание, или если полковник Грант не вернется, я должен сообщить, что не доставил послание.

– Как это? Вас ранили, и поэтому вы не справились с заданием?

– Не в этом дело. – Андре перевел дыхание. – Я дошел до позиций англичан, и меня арестовал... кавалерийский патруль. Меня опознали, и я рассказал... о важном послании для главнокомандующего. Они немедленно доставили... меня к командиру бригады, генералу Дорнбергу, который... сам открыл письмо. После этого он продержал меня несколько часов... а потом вернул послание со словами, что полковник Грант... ошибся в заключениях – главный удар точно придется на Монс.

Росс снова поднес чашку с вином и дал Андре отпить. Тут послышались шаги, и Росс тотчас обернулся, понимая, что под рукой есть только нож. Но даже в полумраке он различил твердую выправку Гранта.

Грант встал перед Андре. Тот попытался сесть.

– Месье полковник...

– Я все слышал, – перебил Грант. – Где послание?

Андре указал на внутренний карман сюртука. Росс залез туда и вытащил письмо со сломанной печатью.

Грант взял письмо двумя пальцами.

– Дорнберг! Да чтоб его! Скорее его пощадит сам дьявол, но только не я!

– Дорнберг? – спросил Росс. – Пруссак?

– Из Ганновера! Как наша королевская семья! Генерал-майор сэр Уильям Дорнберг командует первым и вторым легкими драгунскими полками королевского германского легиона. Нашими самыми лучшими войсками! Два года назад он сражался за Наполеона, а потом перешел на другую сторону! Все это попахивает предательством... – Грант ударил кулаком о ладонь, расхаживая по сараю. – Но больше похоже на вопиющую некомпетентность. Веллингтон ошибочно, как я считаю, возложил на этого глупца ответственность за передачу в Брюссель рапортов различных агентов. Тот превысил полномочия, лично оценивая полезность рапорта! Боже мой, это могло бы изменить ход сражения! Его надо отдать под трибунал и расстрелять! – Грант обернулся к раненому бельгийцу. – Как по-вашему, генерал Дорнберг случайно не передал собственное послание?

– Не знаю, полковник. Но судя по выражению его лица, мне показалось, он считает ваш рапорт лишь доказательством того, что эта атака лишь... уловка.

Грант вполголоса выругался. Росс заметил, как его жилистая фигура дрожит от гнева.

– Где Марсель и Жюль? Они должны привести лошадь для капитана Полдарка.

– Передали, что появятся после захода солнца, полковник. Должны вот-вот появиться...

– Я сам отвезу рапорт, – сказал Грант. – Поздновато, но может, и пригодится. Андре, каким путем ты добирался?

– Через Фонтен-л'Эвек, а потом на север. Я старался... избегать скоплений войск.

– Я нарвусь на неприятности, если поеду через Госселье и Фран?

– Там слишком много войск. Наверное, ночью пробраться можно.

– Чертова луна почти взошла. – Грант открыл сумку и вынул оттуда хлеб, вареную курицу и персики. – Поешьте чего-нибудь, Полдарк. Наверняка весь день просидели на скудном пайке.

– Давайте я доставлю письмо, – предложил Росс.

Грант задумался и покачал головой.

– Нет. Затея неплохая, но поеду я сам. Я не успокоюсь, пока лично не передам его в руки герцогу. Может, лучше было бы отправиться утром, но здесь у меня еще много дел, и я все-таки надеюсь, что один бездарный дурак не поставит все под угрозу.

– У меня только одна отдохнувшая лошадь, – сказал Росс.

Грант еще раз пожал ему руку.

– Сожалею, Полдарк, но я ее заберу. Если дадите моей кобыле или коню Андре отдохнуть до утра, то можете их взять. Великолепные животные. Завтра ночью последуете за мной или к побережью.

– Сожалею, Грант, – в свою очередь повторил Росс. – Вы почти достигли цели, и неудобным довеском я не буду. В вашей власти забрать мою лошадь, и я не вправе вас останавливать. Лошади снаружи уставшие, но моя жалкая лошаденка, на которой я сюда добрался, целый день набиралась сил. Я могу поехать на ней.