Текст книги "Сватовство шкипера. Рассказы"

Автор книги: Уильям Джейкобс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА IX

К великому огорчению и удивлению шкипера, Эннис сдержала свое слово. Правда, она никак не могла помешать ему встречать ее после занятий и провожать домой. Все ее попытки разбивались о его непоколебимое и невозмутимое упрямство. Тогда она стала брать с собой домой какую-нибудь из своих учениц, а когда и это не помогло, прибавила еще нескольких. День, когда она вышла из школы в сопровождении четырех маленьких барышень, был последним днем, в который Вильсон пытался ее проводить. Он мог идти только сзади или впереди. Разговор велся строго научный, а девочки смотрели на него чрезвычайно понимающими глазами.

Поиски продолжались все лето. Во всех портах недоумевали, глядя на матросов "Чайки", которые бродили с таким видом, будто что-то потеряли. У всех у них была какая-то отрешенность во взгляде, а кок, вложивший в дело капитал (при покупке шнурков), стал совсем человеком не от мира сего.

В начале сентября шхуна очутилась в Айронбридже, маленьком городке, расположенном в устье реки Либбен. Как всегда, расспросы шкипера ни к чему не привели. Айронбридж был так мал, что в нем ничего нельзя было спрятать. Но так как день был чудесный, то Генри, очень не любивший помогать команде при разгрузке, получил разрешение сойти на берег, чтобы купить кое-что для кухни и, кстати, посмотреть, нет ли где капитана Гиссинга.

Он блаженно зашагал по дороге, пренебрежительно глянув через плечо на облако пыли, висевшее над "Чайкой". Все вокруг казалось ему новым, неисследованным, и он жаждал приключений.

В самом городке было мало интересного. До введения железных дорог он был богатым портом, с большой торговлей. Теперь его улицы спали и верфь опустела. Кроме "Чайки", в гавани стоял еще один маленький баркас, с которого выгружали кладь два человека при помощи корзины с блоком и ручной тележки. Тишина подействовала и на Генри. Выпив скромно полпинты пива, он зажег трубку и, заложив руки в карманы, пошел по узенькой главной улице. Скоро он подошел к пустынной базарной площади. Тут, собственно, город кончался, и дальше стояло несколько больших особняков, окруженных садами.

"Нет, Лондон получше, – подумал Генри, глядя через высокую кирпичную стену на фруктовые деревья. – Ведь тут все словно мертвые".

Он вскарабкался на стену и тихонько присвистнул. "Взрослое" тяготение к пиву еще не совсем заглушило в нем ребяческую страсть к яблокам. Он был скрыт от дома ветвистыми деревьями и почти помимо желания спрыгнул в сад и стал набивать карманы яблоками. Кругом было так тихо, что наш юнга совсем осмелел и, подражая любимому герою – краснокожему вождю, он, крадучись, поскольку шесть-семь фунтов яблок в карманах позволяли это, ловко пробрался меж деревьями к большой беседке и заглянул туда. Там не было ничего, кроме стола и двух грубых скамей. Генри, осторожно озираясь, вошел и, усевшись на скамью, надкусил яблоко.

Но вдруг он понял опасность своей позиции: по дорожке зашуршали шаги, все больше и больше приближавшиеся к беседке. Молча, с быстротой, которой позавидовал бы любой индеец, Генри юркнул под стол.

– Сиди тут, негодная девчонка! – произнес женский голос. – Ты не выйдешь отсюда, пока не будешь знать все реки наизусть!

Кого-то втолкнули в беседку, дверь захлопнулась, и послышался скрип ключа. Шаги стихли, и наш растерянный храбрец сообразил, что он попал в совершенно нелепое положение и что вся его жизнь, так сказать, зависела от того, насколько громко завизжит девочка, когда увидит его.

– А мне все равно! – произнес упорный голосок. – Не хочу учить реки, не хочу, не хочу!

Девочка сидела на столе и сердито ворчала.

В пылу отчаяния бедный Генри, не рассчитав движения, повернулся так неловко, что с размаху стукнулся об стол головой.

– Ах! – послышалось сверху.

– Не бойтесь, я вас не трону. – И Генри робко выглянул из-под стола.

– Ого! – растерянно сказала девочка. – Мальчишка!

Генри встал и почтительно уселся поодаль, смущенно закашлявшись, когда увидел, что взгляд девочки направлен прямо на его карманы.

– А что у тебя в карманах? – спросила она.

– Яблоки, – мягко проговорил Генри. – Я их купил в городе.

Девочка протянула руку и, взяв два яблока, внимательно рассмотрела их.

– Ты испорченный, нехороший мальчик, – серьезно сказала она и откусила кусок яблока. – Вот мисс Димчерч тебе задаст, когда придет!

– Кто это мисс Димчерч!

– Учительница, – коротко ответила девочка.

– А здесь разве школа? – спросил Генри.

Девочка только кивнула: рот у нее был полон.

– А мужчины здесь есть? – с деланным безразличием спросил Генри.

Девочка покачала головой.

– Ты здесь единственный мальчик, – весело сказала она. – Вот мисс Димчерч тебе задаст!

– Успокоенный Генри небрежно откинулся на спинку скамьи и доверчиво улыбнулся.

– Я не боюсь старый дев! – сказал он спокойно, вытаскивая трубку и набивая ее.

Глаза девочки восторженно блеснули.

– Я бы тоже хотела быть мальчиком. – Жалобно сказала она. – Тогда и я бы не обращала на нее внимания. А ты матросский мальчик?

– Матрос, – поправил Генри. – Да!

– Я люблю матросов, – дружелюбно сказала девочка. – Хочешь, откуси кусок от моего яблока!

– Не стоит. Спасибо, – торопливо сказал Генри, – у меня тут есть чистое.

Девочка надменно вытянула шейку и свысока посмотрела на юнгу. Но он на нее не смотрел, и она снова принялась за яблоко.

– А как тебя зовут? – спросила она.

– Генри Х'Аткинс, – сказал он отчетливо, вспомнив, как ему приказывали выговаривать букву "h" в школе[6]6
  Жители Лондона обычно не выговаривают буквы "h" в начале слова. Генри приставляет ее некстати к фамилии.


[Закрыть]. – А вас как?

– Гертруда Урсула Флоранс Гаркорт. – И девочка совсем выпрямилась, выговаривая свое длинное имя. – Мне не нравится фамилия Аткинс.

– Не нравится? – спросил Генри, стараясь не обнаружить обиды. – А мне вот не нравится ни Гертруда, ни Урсула, ни Флоранс. A уж Гаркорт хужее всего.

Мисс Гаркорт отодвинулась на несколько сантиметров и гордо забарабанила пальцами по столу.

– А мне все равно, что тебе нравится, – сказала она.

– Мне нравится имя Герти, – с видом знатока промолвил Генри, глядя на маленькое, красное от гнева личико. – Герти, по-моему, очень красиво.

– Так меня всегда называют, – небрежно бросила мисс Гаркорт. – А ваш корабль плавает по океану?

– Да, – сказал Генри. (Однажды их, действительно, занесло в открытое море, так что он считал, что не соврал.)

– А сколько раз, – сказала Гертруда Урсула Флоранс Гаркорт, подвигаясь к нему, – сколько раз вы дрались с пиратами?

Она совершенно не оставляла ему выхода. Если бы она спросила просто, дрался ли он с пиратами, он честно ответил бы "нет", хотя трудно произнести это слово, когда на вас смотрят взволнованные синие глаза, полные любопытства.

– Я забыл. Не то шесть, не то семь раз, – сказал Генри Аткинс, – кажется, только шесть!

– Расскажите нам все, что вы знаете, – сказала мисс Гаркорт взволнованно.

Генри откусил кусок яблока и начал рассказывать. К счастью, любовь к авантюрным романам здорово помогла ему: материала для рассказа было больше чем достаточно. Он бился с вражескими судами так, как не снилось ни одному адмиралу и ни одному пирату. Пираты, конечно, неизменно уничтожались самыми разнообразными способами, и добродетель торжествовала над пороком. Мисс Гаркорт слушала, затаив дыхание, и с восторженным ужасом хватала Генри за рукав своими крохотными, не слишком чистыми пальчиками в особенно жутких местах рассказа.

– Но ведь ты сам никогда не убивал человека? – спросила она, когда он окончил свое повествование. В ее голосе послышалось легкое, совсем почти незаметное недоверие, которое Генри счел абсолютно незаслуженным.

– Не могу точно сказать, – коротко отрезал он. – В пылу боя, – и он гордо повторил еще раз, в пылу битвы никогда нельзя знать наверняка!

– Ну, конечно, нельзя! – подтвердила мисс Гаркорт, очевидно, раскаиваясь в своем недоверии. – Вы очень храбрый!

Генри покраснел.

– А вы уже офицер? – почтительно продолжала мисс Гаркорт.

– Н-не совсем, – сказал Генри, искренно жалея в данную минуту об этом.

– Если вы поторопитесь и поскорее сделаетесь офицером, я выйду за вас замуж, когда вырасту, – сказала мисс Гаркорт, мило улыбаясь. – Если вы захотите, конечно!

– Я бы очень хотел, – твердо сказал Генри. – Я говорил неправду, когда сказал, что мне не нравятся ваши имена.

– Тогда нечего было врать, – строго, но не сердито сказала мисс Гаркорт. – Я больше всего на свете не люблю врунов.

Бедный Генри почувствовал жестокие угрызения совести, но, сообразив, что до свадьбы он успеет покаяться, снова повеселел. "Реки Европы" упали на пол и были окончательно позабыты, когда топот ног и шум голосов в саду напомнил новым друзьям, где они находятся.

– Перемена! – сказала девочка и, отодвинувшись от Генри на самый дальний край скамьи, подняла книжку. – Темза, Сена, Дунай, Рейн.

Четкие шаги остановились у двери, ключ повернулся в замке. Дверь приоткрылась, и мисс Димчерч отскочила, удивленно ахнув. За ней штук тридцать маленьких девочек, не понимая ее изумления, жадно старались рассмотреть, что делалось в беседке.

– Мисс Гаркорт! – страшным голосом сказала начальница.

– Здесь! – ответила мисс Гаркорт, заложив пальцем книгу, чтоб не потерять места.

– Как вы смеете быть здесь с этим человеком?

– Я не виновата. – И мисс Гаркорт попыталась придать голосу самый жалобный оттенок. – Вы меня заперли, а он уже был тут.

– Почему вы меня не позвали? – спросила мисс Димчерч.

– Я не знала, что он тут. Он был под столом, – возразила мисс Гаркорт.

Мисс Димчерч обернулась и ужасным взглядом пронзила Генри, который, растерянно держа в руке потухшую трубку, соображал, нельзя ли проскочить мимо грозной особы. Мисс Гаркорт, затаив дыхание, смотрела во все глаза на отчаянного истребителя пиратов и доверчиво ждала, что произойдет нечто необычайное.

– Он крал мои яблоки! – трагически произнесла мисс Димчерч. – Где учительница гимнастики?

Учительница гимнастики, высокая, красивая девушка, стояла за ее спиной.

– Уберите этого отвратительного мальчишку, мисс О'Брайен, – приказала начальница.

– Не беспокойтесь, – произнес Генри, стараясь говорить спокойно, – я уйду. Отойдите. Я не хочу причинять зла женщинам.

– Уберите его, – повторила начальница.

Мисс О'Брайен, довольная, что может проявить свою силу, вошла и, расправив плечи, остановилась перед Генри в позе, весьма похожей на ту, в которой юнга видел посетителей бара, собирающихся выкидывать Сэма.

– Послушайте, – сказал он, побледнев. – Вы это бросьте. Я вас не хочу обижать.

Он спрятал трубку в карман и встал. Но учительница гимнастики обхватила его своими гибкими крепкими руками и подняла с полу. Хватка у нее была прямо стальная, и бедный Генри в ужасе услышал, восторженный гул юных голосков, когда она понесла его по саду, причем из его карманов падали яблоки, отмечая пройденный путь.

– Я буду брыкаться, – свирепо прошипел Генри (совершенно забывая, что обе его ноги были в плену), когда увидел бледное, растерянное личико Гертруды У. Ф. Гаркорт.

– Брыкайся, пожалуйста, – ласково сказала мисс О'Брайен и, подняв его на вытянутых руках вместо гирь, проделала несколько гимнастических упражнений в назидание своим ученицам.

– Если ты еще здесь покажешься, негодный мальчишка, я отдам тебя полисмену, – строго сказала мисс Димчерч, замыкавшая шествие. – Откройте ворота, девочки!

Ворота раскрылись, и Генри, полумертвый от стыда, был вышвырнут на дорогу прямо под ноги повару, которого послали в поиски за ним.

– Что такое, Генри? – в полном недоумении – сказал кок, отступая перед невероятным, зрелищем. – Что ты делал тут?

– Он крал мои яблоки, – строго сказала мисс Димчерч, – и если я еще раз поймаю его здесь, я велю его выпороть!

– Совершенно справедливо, сударыня! Надеюсь, он никого не обидел? – спросил повар, совершенно неспособный понять весь ужас положения Генри.

Мисс Димчерч захлопнула ворота и оставила наших моряков на мостовой. Повар пошел назад в город, а за ним последовал совершенно уничтоженный Генри.

– Хочешь яблочко, кок? – спросил он вдруг, вынимая из кармана остатки добычи. – Я тут приберег специально для тебя замечательное.

– Нет, спасибо, – сказал повар.

– Оно тебя не укусит, – обиделся Генри.

– Да, но я его тоже не укушу, – ответил остроумный кок.

Они молча продолжали идти, но на базарной площади Генри вдруг остановился перед маленькой таверной.

– Пойдем, я угощу тебя пивцом, старина, – дружелюбно предложил Генри.

– Нет спасибо, – снова сказал повар. – И вообще, Генри, ни к чему эти старания, ты меня на это не поймаешь!

– В чем дело? – вспыхнул юнга.

– Ты сам знаешь, – таинственно проговорил повар.

– Нет, – не знаю, – Генри сделал наивные глаза.

– Да то, что я даже за шесть кружек пива, все равно, не буду молчать и все расскажу ребятам, – весело сказал кок. – Ты не дурак, Генри, да и я тоже не из дураков!

– Вот хорошо, что ты мне это сказал, – фыркнул обиженный юнец, – а то по твоей толстой, глупой роже никак не догадаться.

Повар снисходительно улыбнулся. На борту он предоставил своему юному спутнику самому выпутываться перед шкипером. Но объяснения, которые давал Генри, были в конец испорчены ребячливым поведением кока. Тот, рассевшись на баке, изображал мисс О'Брайен, причем роль Генри исполнял старый пробковый пояс, и кок при малейшем появлении неповиновения со стороны пояса шлепал его что было сил и при этом завывал тоненьким голоском, очевидно, думая, что в точности подражает Генри. После нескольких таких взвизгиваний шкипер пошел на бак узнать, что случалось, и вернулся, ухмыляясь так широко, что чувствительный Генри чуть было не навлек на себя хорошей порки за инсубординацию и непочтение к старшим.

ГЛАВА X

Следующий рейс был из Айронбриджа в Сторвик. «Чайка» медленно шла по залитой лунным светом реке, а за ней, все больше отставая, плыл пробковый пояс, выброшенный чьей-то сердитой рукой.

Генри сильно изменился в последние дни. Вместо вечной болтовни, которой он всегда изводил команду, он стал высокомерным и сдержанным. Он мысленно выдавал мисс О'Брайен замуж за страшного силача с деспотическим жестоким характером и придумывал объяснения с мисс Гаркорт, которые были столь сложны и оригинальны, что в одной главе их не рассказать. И эти мечты, – может быть, напрасные, – все же спасли его от грубости и вульгарности команды "Чайки".

Любовь раскрыла ему новые горизонты, и он с грустью и нежностью следил за сердечными делами шкипера. Кроме того, он читал сам себе вслух, стараясь приобрести элегантное произношение и выговаривая букву "h" с таким придыханием, что у него заболело горло. Он с такой силой выдыхал "h" в разговоре, что штурман не выдержал и объявил ему: "Если ты будешь еще фыркать мне в физиономию, я тебе надеру уши!".

Солнце заливало алым блеском колокольню, когда "Чайка" бросила якорь в Сторвике. Узкие, пропахшие рыбой улочки были еще совсем пусты, и только по откосу к порту спускалось несколько сонных пассажиров, поджидавших маленький пароходик. Он уже пыхтел у дамбы, выбрасывая из двух труб густые клубы черного дыма в чистый утренний воздух.

Пока "Чайка" медленно и осмотрительно подходила, чтобы бросить якорь, город стал просыпаться. Появились моряки в широких штанах и облегающих фуфайках. Они медленно спускались к набережной и молчаливо-сосредоточенно смотрели на воду или гулко орали, подавая советы другим морякам, вычерпывавшим воду ржавыми ковшами из маленьких лодок. После долгих и противоречивых советов "Чайка", наконец, добилась от этих зевак точных указаний насчет дна и благополучно стала на якорь.

Груз был совсем невелик, и часов около трех, разгрузка была кончена. Убрав судно и вымывшись, вся команда спустилась на берег, позвав с собой Генри, который, разумеется, холодно отклонил предложение.

Шкипер был уже на берегу, и юнга после нескольких острот штурмана насчет яблок тоже решил уйти.

Сначала он бесцельно бродил по городу, заложив руки в карманы. Лето кончилось, но несколько отдыхающих горожан еще гуляли по берегу, пытаясь у грязной дамбы вдохнуть чистый морской воздух. Лениво разглядывая гуляющих, наш юнга шел да шел пока не очутился в соседней деревушке Оверкорт. Тут дамба кончалась двумя лесенками. Одна вела вниз, к пляжу, другая – вверх, к дороге в скалы. Для людей, не желавших никуда идти, заботливый муниципалитет поставил длинную скамью. На нее-то и уселся Генри и стал со снисходительностью пожилого человека смотреть, как легкомысленное юное поколение играло на песке. Так сидел он и лениво смотрел, как какой-то старик шел по пляжу к ступенькам. Лестница скрыла его от взгляда Генри. Но вскоре над поручнем показалась жилистая рука, а за ней суконная кепка, внезапно заинтересовавшая Генри, которому под кепкой почудилось прочно врезавшееся в память лицо с карточки, стоявшей в кубрике.

Не подозревая о диком волнении, охватившем мальчугана, старик присел рядом с ним, чтоб отдышаться.

– Нет ли… нет ли у вас… нет ли у вас этого… ну… спички? – дрожащим голосом спросил Генри, пытаясь говорить спокойно.

– Ты чересчур молод, чтобы курить, – сказал старик, оборачиваясь и разглядывая его.

Несомненно, в любое другое время любому другому человеку Генри ответил бы весьма невежливо. Но, поняв, сколь многое зависит от его вежливости, он сдержал себя.

– Я нахожу, что куренье успокаивает, – проговорил он серьезно, – особенно, когда устанешь или расстроишься.

Старик посмотрел на него с нескрываемым удивлением, и суровая улыбка мелькнула в уголках губ, заросших седой бородой.

– Если бы ты был моим сыном, – сказал старик, вытаскивая из бокового кармана истертые старые часы, – знаешь, что я бы с тобой сделал?

– Вы бы не позволили мне курить! – В голосе Генри была слегка натянутая веселость.

– Да, именно, – сказал старик и поднялся.

– А сколько лет вам было, когда вы начали курить? – спросил юнга.

– Да около твоих лет, наверное, – медленно произнес старик. – Только я был побольше тебя, много больше. А такому сморчку, как ты, вовсе не следует курить.

Генри бледно улыбнулся и подумал, что пять фунтов будут заработаны честно.

– Не хотите ли вы трубочку? – спросил он, вынимая кисет.

– Убирайся! – внезапно вспылил старик. – Когда мне понадобится твой табак, я сам у тебя попрошу.

– Не обижайтесь, – поспешно сказал юнга. – Не обижайтесь, пожалуйста! Я просто дешево купил табак, а наши ребята говорят, что меня надули. Вот я и хотел, чтобы вы его попробовали и сказали свое мнение.

Старик минутку колебался, затем снова уселся рядом с ним на скамейку, взял щепотку табаку и испытующе понюхал его. Потом он вынул маленькую глиняную трубку из кармана и медленно набил ее табаком.

– Курится, как следует, – сказал он, сделав несколько затяжек.

Он откинулся на спинку скамьи и, полузакрыв глаза, стал медленно курить, с наслаждением завзятого курильщика, для которого трубка стала редким и недоступным удовольствием. Генри с большим интересом рассматривал его потертое платье и сапоги, заплатанные во многих местах.

– Приезжий? – спросил старик любезно.

– Со шхуны "Чайка", стоит вон там на якоре. – И Генри махнул рукой в сторону Сторвика.

– Ага, – проговорил старик, и снова смолк, глубже затягиваясь трубкой.

– Мы тут пробудем несколько дней, – продолжал Генри, украдкой разглядывая старика, – потом назад.

– В Лондон? – спросил старик.

– Нет, в Нортфлит, – небрежно ответил Генри. – Мы идем оттуда.

Лицо старика слегка передернулось, и он выпустил большой клуб дыма.

– А ты там живешь?

– Нет, я живу в Уэппинге, – сказал Генри, – но Нортфлит я тоже хорошо знаю. И Гревзенд. Вы когда-нибудь бывали там?

– Никогда! – резко отчеканил старик. – Никогда!

– По-моему, замечательный городок, – сказал Генри. – Мне он нравится больше, чем Уэппинг. Мы ушли оттуда вот уже скоро год. А наш шкипер тоже здорово любит Гревзенд. Он ухаживает за одной барышней, которая там в школе учительницей.

– В какой школе? – спросил старик.

– Да ведь вы, все равно, не знаете города, – хитро усмехнулся Генри. – Это школа для девочек.

– Я знал когда-то человека, который там жил, – медленно и осторожно проговорил старик. – А как фамилия учительницы?

– Позабыл, – зевая, сказал Генри.

Разговор не клеился, и оба лениво смотрели как дети, наигравшись вдоволь, медленно расходились с пляжа по домам. Солнце зашло, и в воздухе потянуло холодком.

– Ну, я пошел домой, – сказал старик. – Спокойной ночи, паренек!

– Спокойной ночи и вам также, – ответил воспитанный Генри.

Он следил за все еще крепкой фигурой старика, когда тот медленно поднялся на ступеньки, и, дав ему отойти на некоторое расстояние, осторожно последовал за ним. Пройдя мимо скалы, старик вышел на дорогу, и юнга проследил, как тот, не останавливаясь, дошел до маленького двора. Не замечая своего преследователя, тенью скользнувшего за ним, старик открыл дверь маленького грязного домика и вошел. Тень нерешительно остановилась; потом тщательно осмотрев и запомнив место, быстро и бесшумно исчезла.

Генри помчался по самой короткой дороге в Сторвик и, вприпрыжку прилетев на шхуну, вскочил на палубу, подбежал сзади к повару и изо всех сил хлопнул его по спине. Прежде чем тот успел обернуться, он подскочил к Сэму и, охватив, насколько мог, обеими руками талию доблестного моряка, тщетно пытался сдвинуть его с места и закружить в дикой пляске.

– Он сошел с ума, – сердито сказал Сэм, стряхнув с себя юнгу. – Что случилось, оголтелый?

– Ничего! – восторженно крикнул Генри. – Все благополу-учно!

– Еще яблоки нашел? – с ехидной улыбкой спросил повар.

– Совсем не яблоки, – горячо запротестовал Генри. – У вас в голове не умещаются две мысли сразу. Где шкипер? Я должен сообщить ему что-то важное, от чего он сам, может быть, затанцует!

– А что? – в один голос спросили Сэм и кок, даже побледнев.

– Только, пожалуйста, не волнуйтесь! – Генри предостерегающе поднял руку. – Тебе, Сэм, это вредно потому, что ты толстый, а у кока голова очень слабая. Все узнаете в свое время!

И Генри пошел на ют, оставив тех двоих теряться в догадках о причине его радости. Быстро сбежав вниз по трапу, он шумно ворвался в кают-компанию и встретил взгляды шкипера и штурмана многозначительной, как ему казалось, улыбкой. Те удивленно уставились на него, и шкипер, бывший в исключительно скверном расположении духа, приподнялся в кресле.

– Ты где был, негодный мальчишка? – строго спросил он.

– Так, смотрел, – ответил Генри, еще больше улыбаясь при мысли о перемене, которая произойдет в шкипере, когда он услышит потрясающую новость.

– Это уже второй раз ты пропадаешь, черт знает куда, – свирепо загремел шкипер. – Не знаю, что мне мешает задать тебе хорошую взбучку, такую, чтоб ты всю жизнь помнил!

– Ладно, – сказал Генри, слегка обескураженный. – Когда…

– Не смей мне противоречить, негодный лентяй, – строго крикнул шкипер. – Марш спать!

– Я хотел… – начал Генри, пораженный этим приказом.

– Иди сдать! – повторил шкипер, вставая.

– Спать? – Лицо мальчугана совершенно вытянулось. – Спать в семь часов?

– Я тебе покажу, как шляться! – И шкипер обратился к повару, сходящему вниз. – Кок!

– Есть, сэр, – коротко бросил повар.

– Уложи этого мальчишку в кровать, и немедленно!

– Есть, сэр! – ухмыльнулся повар злорадно. – Ну, Генри, пойдем!

Бледный, с высокомерным видом, который при других обстоятельствах мог бы произвести немалое впечатление, Генри последовал за коком, бросив последний умоляющий взгляд на шкипера.

– Его надо уложить спать, – сказал повар Сэму и Дику, стоявшим рядом. – Он плохо себя вел!

– А кто велел? – живо спросил Дик.

– Шкипер, – ответил повар. – Он велел нам уложить его в кроватку.

– Не стоит беспокоиться, – сухо сказал Генри, – я и сам лягу.

– Какое же беспокойство? – елейно сказал Сэм.

– Это просто удовольствие! – искренно подтвердил Дик.

У трапа Генри остановился. Ему совершенно не хотелось спать, но он зевнул и потянулся.

– Пора спать, – укоризненно сказал Сэм и, схватив его своими толстыми ручищами, поднял и передал повару, стоявшему внизу, причем подал он его ногами вперед, что бедный кок сразу почувствовал на своем животе.

– Надо бы его выкупать сначала, – проговорил Сэм, очевидно, взявший на себя ведение дела. – А затем сегодня понедельник, и ему следовало бы надеть чистую ночную рубашечку.

– A его постелька готова? – заботливо осведомился повар.

– Постелька в порядке. – И Дик пригладил одеяла.

– Уж мы его сегодня купать не будем, – сказал Сэм, обвязывая себе вокруг пояса полотенце вместо передника. – Слишком это сложная штука. Ну, Генри, иди ко мне на ручки!

При помощи других он усадил мальчика к себе на колени и, несмотря на его отчаянное брыканье, стал его раздевать. Повар торопливо и настойчиво попросил прежде всего стащить с жертвы сапоги, после чего, как сказал Дик, просто удивительно, до чего стало легче справляться с ним.

Потом они вымыли мальчику лицо мылом и губкой и уложили его на койку, почтительно ухмыляясь штурману, когда тот, просунув голову в люк, довольным взглядом охватил всю сцену.

– Что, юнга спит? – спросил он нарочито строгим тоном, увидев, как Генри брыкается руками и ногами, пытаясь задеть своих мучителей.

– Спит, как ангелочек, сэр! – почтительно доложил Сэм. – Не хотите ли спуститься и посмотреть, сэр?

– Бог с ним! – ухмыльнулся штурман.

Он ушел, и Генри не оставалось ничего другого, как закрыть глаза и отвечать полным молчанием на шутки команды. С самого первого его поступления на шхуну его, по строгому приказанию шкипера, никогда не наказывали, и он во всю пользовался этим преимуществом. Но теперь его положение сильно поколебалось, и он заскрежетал зубами при мысли об издевательстве, которому подвергся.