Текст книги "Очаги сопротивления"

Автор книги: Уильям Сандерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Никто их пока не заметил; по крайней мере, на крохотной вертолетной площадке не наблюдалось подозрительных или неожиданных действий. Три вертолета по-прежнему находились на земле; один, очевидно, был в ремонте: все фонари зажжены, вокруг неустанно снуют механики; шум включенного для профилактики двигателя помог отряду проникнуть незамеченными. А вот возле двух других вертолетов стояли автозаправщики и расхаживали экипажи, так что Джо Джек понял: времени остается не так уж много, по крайней мере один вертолет вот-вот снимется на утренний облет.

Неважно, собирается кто взлетать или нет, их дело сейчас бабахнуть и поскорее уматывать, поскольку рассвет быстро набирал силу и мог к чертовой матери все похерить. Они же, со все растущим беспокойством замечал Джо Джек, в темноте ни черта и не укрылись толком. Вот же майка индейская. И негритянская, разумеется.

Когда докатился отзвук взрыва, Джо Джек, вслух завопив от облегчения и радости, надавил на спусковой крючок, глядя, как под оглушительный стук тяжелого пулемета зачертили воздух трассеры, устремляясь к ближайшей воздушной машине, по соседству оголтело захлопала длинноствольная пушка, и звонко зачастили очереди укрытых среди камней тридцаток; все это глушило собственный голос Джо Джека, беззвучно исторгавшего боевой клич.

К тому времени как Ховик присоединился к остальным, сняв по пути пару пулеметчиков, охрана вся уже находилась либо в казарме, либо на земле, а общая густая пальба перешла в сбивчивый обмен выстрелами, без особого результата для обеих сторон. Казарма построена была прочно, и лишь более крупные винтовки могли пробить толстые сосновые стены; сами атакующие находились под неплохим прикрытием, сидя по большей части в неглубокой балке, идущей более-менее параллельно проволоке. Из нападавших пока не был задет никто.

Костелло прополз туда, где лежал, пересчитывая патроны, Ховик.

– Что теперь? – задыхаясь спросил он. – Идем на приступ?

– Пока нет– Ховик заметил, что глаза у парня диковатые. «Молоднячья лихорадка, – определил он, – видно, не доводилось бывать при таких делах». – Остатки все еще могут выгодно использовать укрытие. Тока теперь нет, так что можно не спешить. Дождемся, пока Даю Джек подоспеет с тяжелым оружием, тогда мы их выкурим.

Внезапный столп огня, прянувший из окон казармы, заставил всех невольно втянуть голову в плечи. Ховик заметил, как из казармы выскочил и побежал к главному корпусу человек. Аккуратно поведя бегущую фигуру на мушке, он плавно нажал на спусковой крючок. – Черт возьми, у меня все, пока не будет другого оружия, – сообщил он Костелло, когда бежавший упал. – Для этой пища у меня кончается, да и слишком нерасторопна она для такого рода работы.

День занялся уже полностью.

Сонни на противоположной стороне холма, взяв приближавшийся бронетранспортер на прицел, сосредоточился на переднем колесе и нажал на курок противотанкового ружья. Отдача была страшенная – не сразу и очухаешься, но второй выстрел он дал довольно быстро и увидел, как машина, резко крутнувшись, замерла на месте. Сонни нажал на спусковой крючок еще раз, но патрон оказался негодным, и Сонни, прежде чем пустить в бронетранспортер очередной заряд, выбросил из казенника длинную гильзу, рискуя попортить себе физиономию. На этот раз над машиной поднялся столб дыма, после чего показался огонь. Откинулся люк, и двое человек, выскочив из транспортера, угодили под огонь укрытых в камнях «тридцаток» и опрокинулись навзничь. Неплохо, подумал Сонни, для амуниции, сработанной аж в сороковых. Пока из пяти зарядов четыре оказались годными.

Транспортер представлял единственно серьезное препятствие. Людей на поле, похоже, заботило в основном как уцелеть самим, им было уже не до вооруженного сопротивления. Что само по себе логично: в конце концов, специалисты из гражданских, не военные и не фараоны. Неудивительно, если при них и оружия раз-два и обчелся.

Происходившее внизу на поле вселило бы сумятицу в любого. В считанные секунды выведя из строя боевые вертолеты, нападавшие переместили огонь на автозаправщики, которые послушно взревели пламенем и затопили крохотный пятачок поля полыхающим авиатопливом. Огонь в свою очередь перекинулся на деревянную будку управления и складские помещения под жестяной крышей. В какой-то момент жар начал действовать на ракеты и боеприпасы вертолетов.

Гуща дыма то и дело оживлялась всевозможными оттенками грохота и просверков; временами по летному полю с воем мелькала и взрывалась ракета. Экипажу бронетранспортера должно было казаться, что наконец и братья-вертолетчики вступили в бой.

Джо Джек хлопнул Сонни по плечу, и тот, подняв голову, увидел что шайен указывает на вершину холма, откуда приехали. Кивнув, он освободил магазин у своей пушки и прямил спину, потирая занемевшее от бешеной отдачи плечо. В эту секунду водитель погнал старый пикап вверх по склону так, что гравий полетел из-под всех четырех колес. Наверху к ним присоединились еще четверо; сложив в кузов пулеметы тридцатого калибра, сами забрались туда же.

– Бля-а-а, – истово протянул Сонни, оглядывая пламенеющий пятачок внизу. – Ебисская сила, ведь справились-таки!

Оглянувшись на набившихся в кузов радостно горланящих парней – улыбки во весь рот, гордые темнокожие и бронзовые лица – он хлопнул Джо Джека по плечу.

– Знаешь, – сказал он Джо Джеку, – обязательно надо будет почаще устраивать такую вот херню.

Внутри главного корпуса Лагеря 351 на первых порах темень, понятно, воцарилась почти полная. Окон в здании считай что не было, а поскольку аварийное освещение на батареях было сильно разветвлено, мало кто из заключенных знал, где находится свет и как включается. Оставшуюся в здании охрану занимало единственно, как уцелеть и выбраться из помещения. Никто толком не понимал, что именно происходит.

У заключенных в основном мелькнул один и тот же страх: что это, свет погас, или я ослеп? Лишь у некоторых хватило сметки сообразить, что точно так же отрубились и вентиляторы, а следовательно, отключен ток. По всему тюремному отсеку и крылу Карантина мужчины и женщины в темноте чертыхались, вопили и колотили кулаками в двери и стены.

Но Рамон Фуэнтес, человек сметливый и предусмотрительный, имел представление о том, что произойдет, когда грохнет такая мина, а потому заранее снабдился мощным фонарем на четырех батарейках.

Сравнительно немного времени потребовалось, чтобы освоиться в темном здании с карманным фонарем и автоматическим пистолетом. Примечательно то, что Фуэнтес не начал поиска ценных наркотиков, хотя и держал такую идею про запас. Вместо этого он взялся открывать камеры.

Так уж получилось, что из-за темноты и неумения тать предостерегающие надписи, начал он с Карантинного блока.

В казарме охраны положение было куда хуже, чем о том думали нападавшие. Казарма была самым старым сооружением в лагере, когда тот еще только начинал строиться – первоначально в нем размещалась строительная бригада_ и была в 351-м единственным деревянным строением. Претензий к качеству или материалам не возникало – они были первоклассные – только вот теперь прочные с виду стены едва обеспечивали защиту от стойкого огня снаружи.

Сам по себе огонь был не такой уж и интенсивный – боезапас у нападавших начинал постепенно идти на убыль, но внутри казармы огонь казался просто шквальным. Маленькие пульки М-16 проделывали свой обычный каверзный трюк, идя винтом от столкновения с любым препятствием, хоть оконным стеклом. Стрелявшие из дробовиков использовали громоздкие литые пули из мягкого свинца, оставлявшие пугающей величины дыры везде, куда попадали, а тяжелые пули из охотничьих винтовок легко пробивали доски, издавая полое «бум-м», от которого все невольно приседали. Нескольких человек ослепили щепки и осколки стекла. Время от времени охранники давали ответные выстрелы, но стреляли они фактически вслепую.

Вот как обстояло дело к той поре, как прибыл грузовик с тяжелым оружием. Тогда все изменилось полностью.

Здание

Свет в белой комнате только-только зажегся в полную силу; значит, скоро должны прийти с завтраком. Дэвид Грин, пробудившись, сел, и тут вдруг грянул обвальный грохот, жестко тряхнуло, и свет снова погас. На этот раз совсем.

Подбросило так, что Дэвид потерял равновесие и слетел с узкого лежака. Какое-то время он лежал на кафельном полу оглушенный. Ум работал вяло от лихорадки и бессонной ночи. Наконец, сознание установило связь между грохотом и темнотой. Вначале подумалось о землетрясении, однако звук для этого был слишком резок. Тогда, значит, что-то вроде взрыва – вероятно, что-нибудь в бойлерной, если она рядом – или в столовой. Взрыв, наверно, нешуточный.

Тьма воцарилась кромешная; впечатление такое, будто настал конец света. Грохот сменился мертвой тишиной. Лишь ощущение холодной твердой плитки на полу давало понять, что все происходит наяву. Превозмогая головокру жение Дэвид перевернулся со спины на четвереньки, пробуя встать, и тут ступню кольнуло что-то острое.

Пол, как обнаружилось после длившегося минуту осторожного ощупывания, был усеян осколками толстого стекла, узкими и острыми. Поразмыслив, Дэвид стянул с лежака простыню, сложил, и используя как защиту, медленно пополз в сторону двери.

Более внимательное ощупывание выявило, что внутренняя дверь действительно выворочена силой взрыва. В рамах все еще держалось несколько крупных кусков; Дэвид, пока пробирался, несколько раз порезался.

Вот уже и тамбур, только толку-то. Стальная наружная дверь держалась незыблемо, ни ручки поблизости, ни задвижки. Естественно, все это должно было находиться снаружи. Он сел на пол и попытался, хоть и без особого успеха, придать мыслям и телу относительное спокойствие.

Через минуту, подобравшись обратно к двери, Дэвид обнаружил большой треугольный кусок стекла с острыми краями и доподлинно коварным оконечием. Оружие не ахти какое, да и использовать его вряд ли представится; тем не менее на душе полегчало. А вдруг да удастся взять и кромсануть как следует, если зазеваются, когда все у себя наладят.

У Дэвида и сомнения не возникало, что взрыв – не что иное, как случайность.

Услышав в двери негромкий металлический скрежет, Дэвид поднялся на ноги и изготовился, воздев руку с куском стекла. Однако дверь открывалась вовнутрь, и в темноте он не уловил движения. Массивная створка, открываясь, жестко ударила в грудь; Дэвид, пошатнувшись, упал, выронив стекло. На секунду его ослепил белый сноп света.

– Ой, пардон, – послышался чей-то голос. Сноп света вильнул в сторону, вынудив Дэвида часто заморгать. – Эй, хозяин, ну что, выходишь или нет?

Голос показался знакомым, но Дэвида обуревало такое смятение, что он ничего толком не соображал.

– А-а, понял! Сиди, порядок. Глянь сюда. – Луч света, метнувшись, выхватил из темноты того, кто стоял рядом. Дэвид с изумлением разглядел бритую голову, оранжевую мантию и пистолет.

– Черт побери, – раздраженно проворчал бритый, – сначала предупреждай человека, потом уж слепи.

Тот который с фонарем, посветил вверх, чтобы было ввидно лицо. Это был тот южанин из общей камеры, где сидел вначале Дэвид. Он был завернут в простыню на манер тоги.

– Видишь, с сияющим видом сказал он, – это мы!

– Заключенные, – подал голос его ставший невидимым спутник из темноты.

– Ну уж теперь-то нет, хотя опять может к тому вернуться, если будем стоять зевать, так? Кто-то сюда в лагерь прорывается, – объяснял он Дэвиду, который по зыбкому лучу выбирался следом в коридор. – Неважно, кто, только станцию раздолбали в усмерть, завалили уйму свиней и сейчас у них стрельба где-то там идет во все тяжкие. Ну, и стекла от взрыва накрошило не дай Бог.

– Какой-то мексиканец, – вторил спутник, – пробился с пушкой и фонарем, уложил карантинных охранников и пошел открывать двери, пока не выпустил народу столько, что уже сами можем позаботиться о себе.

– У нас под контролем уже изрядная часть здания, – заметил южанин.

Коридор смутно освещался парой зеленоватых плафонов над дверями. Взгляд Дэвида упал на лежащего лицом вниз голого человека. Возле него – несколько крупных кусков битого стекла. Тело изуродовано, в рваных ранах.

– Накрыл, пидар, – с удовлетворением крякнул южанин. – Во дела! Глянь, кто-то успел уже упереть у него одежду.

– Его напарник в той вон камере, – процедил его спутник. – Можешь сходить посмотреть, если считаешь, что один из тех скафандров тебе к лицу. Правда, порезан уже порядком.

– У некоторых вроде как крыша поехала, – пояснил южанин Дэвиду, дурным взором вперившемуся в труп. – Не забывай, они пускают в ход все, что попадя. Да и сам подумай, разве можно аккуратноразделать человека кусками битого стекла?

– Извините, – пролепетал Дэвид; его мучительно вытошнило на пол.

Ты тут с этим вовсе не первый, – угрюмо заметил бритоголовый с пистолетом. – Смотри под ноги, а то наступишь на что-нибудь не то.

Где-то неподалеку один за другим грохнуло два выстрела, за которыми последовал долгий вопль. Южанин вдруг диковато рассмеялся.

– Куча народа сегодня наступает на что-то не то. Айда, а то оторвемся от своих.

Старый пикап, свернув с дороги во взвихрении белесой пыли и надрывно взревывая, погнал по колдобинам вдоль восточного ограждения лагеря. Сидевшие в кузове и на земле пронзительно что-то вопили друг другу.

Джо Джек– Бешеный Бык широко улыбнулся Ховику сверху из кабины.

– Готово, – чуть слышно выдавил он глоткой, осипшей от крика. – Слизнули гадов гладко, как на обкаканном льду. Как тут у вас?

– Теперь всяко лучше, – отозвался Ховик, ткнув большим пальцем в сторону казармы. – Когда вы, ребята, выкурите оттуда тех вон козлов? Боеприпас остался?

– А то как же! Во всяком случае, достаточно. Много времени это не займет. – Джо Джек спрыгнул на землю. – Погоди, сейчас увидишь «тигров Фон Бешен-Быка в действии». – Он начал давать наставления шоферу.

Сонни, широко раскрыв глаза, оглядывал плац, где, словно плавни на берегу, лежали неподвижные тела. – Черная моя родная задница, – произнес он, впечатленный. – Хватило вам тут работы!

Ахнул сухим залпом лопнувший от жары шифер на крыше казармы. Все невольно втянули головы в плечи.

– Как раз оставили для вас немного, – сказал Ховик.

Дэвид Грин стоял возле входа в Карантинный блок, наблюдая фантастическую картину, вполне способную сойти за видение преисподней или Судного Дня в воображении какого-нибудь религиозного маньяка. В млеющем зеленоватом свете аварийных ламп тут и там метались бритоголовые, облаченные в оранжевые фигуры, – с попарными топорами, ножками от столов и окровавленными кусками стекла в руках; кое у кого были пистолеты. Один носился, размахивая чем-то, напоминавшим хирургический скальпель. Во всем этом не чувствовалось ни организованности, ни мысли, лишь хаос и слепая ярость, чего, видно, было вполне достаточно; заключенные, судя по всему, в основном завладели зданием.

На полу за стойкой при входе в Карантин, раскинувшись, лежали двое охранников и дежурный санитар в белом халате. В отличие от других тел, что видел Дэвид, на этих кровавых отметин почти не замечалось; у всех троих были аккуратно прострелены головы. На охранниках отсутствовали Ремни. Дэвид, склонившись над санитаром, начал стаскивать с него длинный халат. Ощущение – как у кладбищенского вора, но все лучше, чем стоять, завернувшись в простыню.

Когда стаскивал с мертвого халат, рука случайно скользнула по чему-то увесистому и твердому. За брючный ремень санитара был заткнут небольшой револьвер. «Как пить дать, носил без всякого разрешения», – подумал Дэвид, вытягивая оружие. Куда ни ткни, всюду самодельные ковбои Небось, мнил себя шерифом, работающим в тюрьме.

Металл был посеребрен, на рукоятке – пластмассовые пластины под жемчуг. По размеру револьвер уступал тому что был при Дэвиде во время побега, но в целом очень походил. Дэвид надел халат; думал взять еще и брюки, но рука уже не поднималась раздевать тело дальше; Дэвид сунул револьвер в карман.

В дверном проеме поблизости возник некто, напоминавший малолетнего уродца, с неестественно длинными руками. У Дэвида волосы зашевелились на затылке, но тут он раз глядел, кто это. Подавив истерический смешок, Дэвид смотрел, как по коридору, опираясь на суставы передних лап, с невозмутимым видом ковыляет шимпанзе, нисколько не дивясь царящему вокруг хаосу.

Рамон Фуэнтес обустроился в непотревоженном складе с девятнадцатилетней заключенной. Бритая голова поначалу несколько отталкивала, а потом так и наоборот, стала даже возбуждать.

Дэвид Грин неспешно брел центральным коридором, без всякой цели, влекомый лишь смутным отстраненным любопытством. Люди вокруг по-прежнему сновали туда-сюда, – с криками, размахивая оружием, выстрелы грохали где-то невдалеке, – однако ему не хотелось ни примыкать к общей оргии, ни искать убежища. Происходящее, похоже, не имело к Дэвиду никакого отношения. Он чувствовал себя невесомым, бесплотным; будет неудивительно, если сейчас ему вдруг удастся просочиться сквозь незыблемые с виду стены. Ощущение, в общем, сравнительно неплохое, только слегка тошнотворное; примерно как тогда, когда первокурсником в первый и последний раз накурился «травки».

Где-то в глубине стыла мысль, что лихорадка возвратилась и следует лечь, что крайне опасно в таком состоянии бродить среди остервенелых вооруженных людей; вместе с тем Дэвид не воспринимал опасности сколь-либо всерьез. В конце концов, он и так уже мертв. Как, скорее всего, и все остальные здесь.

Однако вся пустота и медлительность теперь сгинули, сменившись необычайной обостренностью ума и чувств. Дэвид видел и слышал все сейчас с поистине болезненной четкостью; сознание остро воспринимало малейшие детали окружения. Искажено, причем сильно, было одно лишь чувство времени; все, казалось, происходило крайне медленно, так можно было целую вечность размышлять о хорошем и плохом. Кажущаяся мнимая медлительность движений и легкость, сочетаясь со странным зеленоватым освещением коридоров, придавала общей картине какую-то иллюзорность, словно все происходило где-нибудь под водой; время от времени Дэвид даже ловил себя на том, что задерживает дыхание.

Поэтому, когда мимо протерся низкорослый пухленький человечек, у Дэвида было предостаточно времени разглядеть не только оранжевую мантию и голову без волос, но и – по мере того, как человек отдалялся – манжеты светло-серых брюк и дорогие лаковые туфли.

Вначале Дэвид думал просто спросить, где тот раздобыл одежду и нельзя ли разжиться где-нибудь еще; его опять начинало знобить, да и в конце концов нелепо расхаживать с голой задницей. Однако, следуя за коротышкой и чуть не упустив его из-за пары промчавшихся мимо заполошно орущих заключенных, он заметил в движениях коротышки неуместную скрытность. Дэвид замедлил шаг и двинулся следом на расстоянии, отстраненно недоумевая, какой смысл скрытничать среди всего этого гвалта.

Секунду спустя коротышка остановился перед закрытой дверью и, исподтишка оглядываясь, вставил в скважину ключ. На глазах у Дэвида он отпер дверь, еще раз проворно зыркнул через плечо и скользнул внутрь.

Дэвид бесшумно подобрался к двери, которую, похоже, человек за собой запер. Дверь была довольно внушительного вида – не сталь, как обычно, а темное тяжелое дерево; вверху медная табличка с надписью «ДИРЕКТОР».

Дверь оказалась не заперта, коротышка в спешке не проследил, чтобы защелкнулся замок.

По-прежнему движимый отстраненным любопытством, словно читая книгу о чем-то интересном, но на сто процентов вымышленном, Дэвид отворил дверь и вошел внутрь. Сам не зная зачем, он аккуратно притворил ее за собой и скорее почувствовал, чем услышал, как щелкнул язычок замка.

Он оказался в приемной секретаря, с несколькими стульями и столом, на котором были разложены обычные канцелярские принадлежности. Здесь никого не было, свет же пробивался из открытой двери позади секретарского стола. Свет был сильный, как от дневных ламп, вовсе не зеленоватое свечение аварийной подсветки. Из-за двери доносилось негромкое постукивание клавиш.

Дэвид приблизился к двери – толстый ковер скрадывал поступь босых ног – и вошел в просторный, изысканно обставленный кабинет: массивный темный стол, несколько кожаных кресел, а у стены на той стороне комнаты – несколько видеомониторов на длинном кронштейне. Один из мониторов светился; перед ним, проворно работая пальцами на клавиатуре, стоял коротышка.

До Дэвида вмиг, единым ярким просверком дошло, что надо делать.

Достать из кармана револьверик оказалось непросто, боек зацепился за материю, но Дэвид справился и, вспоминая наставления Ховика, оттянул боек большим пальцем.

– Эй, – негромко окликнул он.

Человечек обернулся и, завидя вошедшего, торопливо вскинул подол оранжевой мантии и начал что-то лихорадочно там нашаривать. Дэвид, держа оружие обеими руками примерно совместил мушку с риской прицела, ориентируясь на центр оранжевой мантии, и нажал на спусковой крючок. Не тратя времени на выяснения, попал он или нет, Дэвид снова оттянул боек, заметив мимоходом, что коротышка извлек-таки наружу пистолет, и снова выстрелил.

Все развивалось как бы в замедленном темпе. Пистолет коротышки проделал дыру в столе. Когда Дэвид взвел револьверик для очередного выстрела, коротышка повернулся вполоборота и стал медленно оседать, подгибаясь в коленях – впечатление такое, будто он услышал дурную новость. Очередным выстрелом Дэвид высадил один из мониторов Коротышка выпустил пистолет из рук, и тот, стукнувшись об пол, гулко грохнул. Дэвид один за другим дал пару выстрелов, и коротышка медленно сполз на ковер, подтянув скрюченные руки к боку.

Дэвид, подойдя поближе, наклонился и подобрал оброненный пистолет. Плоский, угловатый, и нет на виду ни бойка, ни барабана – видно, автоматический, не иначе. Размером пистолет был крупнее взятого с санитара револьверика и, очевидно, лучше (это, наверное, такие называют «Специально для суббот»). Только почему-то не было деталей, о которых пояснял Ховик, и Дэвид не представлял, как им пользоваться. Стоило коснуться для пробы спускового крючка, как пистолет грянул, дав зловещую отдачу и пробив в изящной стенной облицовке дыру. Дэвид крайне осмотрительно положил пистолет на стол возле револьверика, и подошел взглянуть на светящийся экран монитора.

Там, однако, не было ничего, помимо столбцов чисел и знаков. Очевидно, шифры доступов, подумал Дэвид и облегченно перевел дух. Еще чуть-чуть, и случилось бы непопра вимое. Нападавшие снаружи, кто бы они ни были, допустили один серьезный просчет. Очевидно, они взорвали электростанцию, чтобы из лагеря не поступило сигнала о помощи, несомненно, вывели из строя все линии связи. Но они забыли, если только вообще имели представление, о компьютерах. Связанная с ФЕДКОМом компьютерная система здания представляла великолепное средство связи; еще несколько секунд, и информация коротышки высветилась бы на всех подряд экранах от Калифорнии до Вашингтона.

Налетчики, должно быть, полагали, что подняв электростанцию на воздух, они разом снимут все проблемы, однако, по логике, в лагере должен иметься какой-то резервный вариант: какие-нибудь аккумуляторы, солнечные батареи на крыше – вариантов куча. Ведь не будь какого-нибудь подстраховочного, дополнительного резерва, случайный инцидент с основным источником энергии мог бы повлечь срыв ценных программ и распорядка работ. А такие люди, как здесь, вряд ли стали бы полагаться на ненадежные и легко уязвимые провода на столбах, когда речь идет о жизненно важной связи с ФЕДКОМом. Почти наверняка должен быть хотя бы один глубоко упрятанный силовой кабель, а то и больше.

«Тебе это почти удалось», – подумал Дэвид, глядя сверху вниз на коротышку. Единственный из всех, кто вспомнил о ФЕДКОМе. И, возможно, единственный, кто имеет неограниченный мгновенный доступ – столбцы шифров тому свидетельство. Директор собственной персоной, – в субботу, да в такую рань? Должно быть, засиделся допоздна за какой-нибудь работой; может, и спальня имеется где-то в помещении. Что ж, вот и схлопотал теперь за усидчивость. Или просто за то, что не вспомнил сменить брюки и туфли.

В кабинете стояла теперь тишина, нарушаемая лишь слабым гудением включенной аппаратуры. Дэвид несколько минут изучал компьютерную выкладку, легонько постукивая по кронштейну. Затем пододвинул добротно обтянутое кресло, опустился в него и размял пальцы, словно пианист перед игрой.

– Поговори со мной, малютка, – сказал он вслух и занес руки над клавишами.

Снаружи полыхала подожженная трассирующими пулеметыми пулями казарма; «полусотка» и противотанковое ружье тем временем крушили деревянное строение. Зону облачал затягивать густой серый дым – пулеметчики, Оставшиеся охранники выскочили, наконец, из казармы и под прикрытием дымового шлейфа метнулись к главному корпусу. Им вслед застучали частые выстрелы, но большинству все-таки удалось благополучно одолеть расстояние и скрыться в дверях восточного крыла.

Появление охранников было катастрофой для заключенных, полностью овладевших к этой поре зданием. Охрана ночной смены – полусонная, застигнутая врасплох, вооруженная максимум пистолетами – не составляла серьезного препятствия, а несколько человек из дежурного гражданской го персонала были в целом обезврежены. Оставшиеся в живых либо попрятались, либо лежали бездыханные.

Прорвавшиеся же из казармы имели с собой боевые винтовки, выставленные на автоматический огонь, и были вне себя от ярости и страха. Ворвавшись в восточное крыло и застав там буйствующую оранжевую толпу, вооруженную чем попало, они просто открыли огонь и палили не переставая, пока оставались хоть какие-то вертикальные мишени. Когда стих наконец оглушительный шквал, коридоры были завалены убитыми и ранеными, а заключенные по всему корпусу в панике искали себе укрытие.

У вновь прибывших, однако, не было ни времени, ни достаточно патронов, чтобы разыскивать их и добивать. Вытеснив заключенных из коридоров и прикрыв себе тыл, они заняли оборонительную позицию и изготовились к отражению последней атаки.

Бросок на главный корпус был одинаково прост и опасен. Штурмующие среди полного безмолвия пробежали через ворота и порезанную проволоку, затем – аккуратным газоном дворика. Но едва первые из них показались в дверях, их встретил дружный огонь укрывшихся в здании охранников. После яркого света пустыни темнота коридоров ослепляла, к тому же свет четко очерчивал силуэт на фоне дверей. Впервые за все утро штурмующие начали нести ощутимые потери.

Подбежав по дорожке к восточному входу, Костелло внезапно осознал в себе давно забытый кошмарный страх, въевшийся еще с полицейского прошлого: закрытая дверь, погруженное во тьму здание, неизвестное число вооруженных, укрывшихся там убийц, которых никакими усилиями не уговорить выйти наружу. Страх, до боли знакомый любому, кто служил в полиции; осознание, граничащее с ностальгией. Жаль, нет слезоточивого газа или хотя бы ручных гранат! По крайней мере можно смело отбросить всю эту блажь вроде: «Руки вверх, бросай оружие» – вот уж, действительно, вздор так вздор.

У него на глазах бежавший впереди рывком распахнул дверь одной рукой, другой вскинул оружие – и запрокинулся с простреленным лицом. Отпрыгнув вправо, Костелло на секунду привалился спиной к стене, глубоко вздохнул и, что было силы прыгнув в открытый проход, чуть нагнувшись, приземлился. В глаза полыхнула вспышка напряженного огня.

Костелло, твердо уперев М-16 в плечо (от бедра пускай стреляют супермены в военных фильмах), дал очередь в сторону высвечивающих из темноты частых сполохов. Короткая очередь – и прыжок вбок, чтобы не маячить на фоне двери, как в тире; и снова очередь в невидимого врага.

И тут он почувствовал, как в грудь несколько раз подряд часто стукнуло – не больно, а будто бы ткнуло несколько раз жестким негнущимся пальцем. Костелло сразу понял, что произошло; выронив винтовку, он качнулся, упал и с чувством неимоверного облегчения умер.

Дэвид Грин в директорском кабинете разыгрывал перед собой на клавиатуре проворные риффы и арпеджио, время от времени прерываясь, когда тело начинали сотрясать приступы тяжелого кашля.

Дэвид находился уже глубоко в недрах локальной сети. Забираться в ФЕДКОМ он пока не решался: надо как следует освоиться, но и начальный материал уже сам по себе зачаровывал. Оказывается, систему Лагеря 351 расколоть было на удивление просто; система безопасности, вопреки ожиданию, была вовсе не такой уж сильной или изощренной.

Несомненно, человеку со стороны доступ к этим терминалам был заказан; ставка, видимо, делалась на барьеры за пределами локальной сети. Когда же подключался директор и входил в свое персональное меню, все препятствия, безусловно, снимались сами собой. Дэвид уже с самого начала находился, в некотором смысле, в главной цитадели; оставалось лишь отыскивать и отпирать нужные комнаты. Только в отличие от юношеского увлечения электронными «черными ящиками», сейчас не приходилось беспокоиться, останутся после него следы или нет.

Вначале Дэвид пустился на розыски информации об экспериментах в крыле Глубокого карантина, в особенности чего-либо, имевшего отношение к его собственной «истории болезни». Но тут он вышел на след чего-то бесконечно большего, такого огромного, что ум поначалу зашелся и отказался воспринимать.

Даже когда понимание сути начало мало-помалу откладываться, сосредоточиться оказалось нелегко. Большая часть исходящей информации была в основном технической изобиловала медицинскими терминами и неизвестными понятиями; Дэвид не сразу-то и сориентировался, чего же именно ему надо.

Он по-прежнему понимал лишь малую толику высвеченного на экране материала, равно как и из того, что считывал с принтеров остальных мониторов – он их всех запустил в работу, за исключением того, который случайно вывел из строя. И вот теперь они – параллельно тому, как Дэвид проникал все дальше к центру лабиринта, – выдавали пространные выкладки и расчеты.

Но уже и того, что Дэвид понимал, было достаточно и более чем достаточно, чтобы уничтожить неестественную отстраненность, владевшую им все утро; пристально глядя лихорадочно горящими глазами на экран, он проглядывал длинные столбцы информации, и время от времени, сам того не замечая, повторял вслух: «Господи! О Господи!».

Старик, значащийся под номером 318, облегчился за углом, перешагнул через бездыханное тело и, осторожно оглядевшись, медленно двинулся по центральному коридору, держась поближе к стене. Мелкашка 22-го калибра давно отхлопотала свое, но он позаимствовал охотничье ружье, лежавшее возле одного из трупов, и убедился в том, что даже он едва ли промахнется из ружья на такой близкой дистанции. Во всяком случае, в этой части здания стрельба, можно сказать, утихла окончательно; отголоски атаки – разрозненные остаточные стычки – переместились на верхний этаж.