Текст книги "Никогда не отступай"

Автор книги: Уильям P. Форстен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Нахмурившееся небо, словно дожидавшееся из уважения окончания церемонии, разразилось наконец дождем, и холодный душ быстро разогнал толпу на площади.

Эндрю посмотрел на Касмара:

– Не зайдете к нам пообедать, отец?

– Большое спасибо, с удовольствием.

Эндрю улыбнулся, ибо не помнил, чтобы священник когда-либо отказался от домашнего обеда.

– Полковник Кин, почему вы без плаща?

Возле трибуны стояла Кэтлин, сердито глядевшая на него. Эндрю поражало, что даже теперь, после семи лет совместной жизни, при виде ее зеленых глаз и выбивавшихся из-под шляпки рыжих локонов у него начинало учащенно биться сердце. Ему очень нравилось, когда при резких перепадах настроения в ее речи пробивался ирландский акцент, казалось давно изжитый.

Кэтлин знаком пригласила его под свой зонтик, но он отрицательно помотал головой. В зонтике ему мнилось что-то недостойное – мужчина должен обходиться плащом и широкополой шляпой. Тут, на его счастье, появился ординарец, который принес его прорезиненный плащ-накидку и помог натянуть ее. Хорошо, что плащ был не армейского образца – тот едва доходил Эндрю до бедер. Почему-то в их армии – как, впрочем, и во всех остальных – считалось, что размер плащей должен быть единым для всех. Согласно постановлению их бывшего главного интенданта Джона Майны, плащи в Республике выпускались в расчете на средний рост россиянина, составлявший сто семьдесят два сантиметра. Но у высшего командного состава еще оставались, слава Богу, кое-какие привилегии, и Эндрю заказал себе накидку, способную защитить от дождя его долговязую, почти двухметровую, фигуру.

Эндрю почувствовал укол в сердце при воспоминании о своем старом друге Джоне, убитом в последний день битвы под Испанией. После его гибели Эндрю возложил ответственность за материально-техническое обеспечение на Чака Фергюсона, что для последнего было чем-то вроде наказания, ибо никто не доставлял Джону Майне столько хлопот, сколько Чак. Теперь этой службой руководил Пэт О'Дональд, который, не мудрствуя лукаво, перепоручил все дела по обеспечению группе энергичных молодых людей. Хотя Пэт порой с удовольствием разыгрывал простоватого гуляку-ирландца, со временем он превратился в умелого и опытного командира. Он по-прежнему любил выпить, побалагурить и ввернуть крепкое словцо, чем завоевал сердца своих подчиненных, но при этом обладал здравым смыслом и недюжинным практическим умом, позволявшим ему находить простое и точное решение в самых сложных ситуациях.

Спустившись с трибуны, Эндрю подошел к Кэтлин; к ним присоединились Калин и отец Касмар, а чуть позже подскакал на лошади и спешился Ганс.

– Ребята выглядели великолепно, – резюмировал Калин.

– Красоваться на параде нетрудно, – отозвался Ганс. – Вопрос в том, как они будут драться. Почти половина из них не нюхали пороха, не стояли цепью на поле боя, глядя, как на них прет чуть ли не вся орда.

– Этому они поневоле научатся, – ответил Калин. – Как и мне пришлось научиться, когда все только начиналось, – да и всем нашим под Испанией.

– Эта война будет непохожа на прежние, – заметил Ганс, бросив быстрый взгляд на президента.

Эндрю промолчал. Как раз накануне в Конгрессе разгорелся жаркий спор по поводу характера будущей войны. По всей видимости, она будет принципиально отличаться от той жестокой борьбы за выживание, какую они вели, когда на Русь напали мерки. На этот раз предстояло сражаться вдали от родной земли – к данному моменту уже более ста пятидесяти тысяч человек были переброшены за тысячу миль от дома. Правда, пока что им не пришлось побывать в настоящем сражении, происходили только мелкие стычки на границе с Ниппоном да воздушные налеты бантагских дирижаблей на отдельные морские суда. Число воинов, умерших от болезней, превышало потери на поле боя. Один из конгрессменов даже задал вопрос, можно ли назвать это войной. Всплеск энтузиазма, охватившего всех при возвращении Шудера из плена, теперь приутих. Страна между тем перестроилась на военный лад, экономили на всем, кроме самого необходимого. Продукты питания выдавались по карточкам; почти каждая семья отправила на фронт кого-либо из своих членов. И при всем том никаких военных действий не велось.

Более того, Гаарк оказался искусным дипломатом и непрерывно засылал к ним посланцев-чинов с заверениями в мирных намерениях и просьбами отвести войска Республики от Великого моря. В Конгрессе назревал бунт, который Калин старался всеми силами предотвратить, а Сенат, к его крайнему удивлению, проголосовал за то, чтобы допустить на Русь постоянного посла орды. Когда посол прибыл, его заперли в подвале Белого дома и выпускали оттуда только под охраной и с завязанными глазами. Эндрю понимал, что три дня, проведенных Гансом в Сенате, дались ему нелегко: ожесточенные дебаты по поводу методов ведения войны и распределения ассигнований достигли небывалого накала.

Ганс смотрел, как люди разбегаются от хлынувшего дождя. Но вдруг его суровые черты осветила улыбка – сквозь толпу к нему пробиралась миниатюрная темнокожая женщина со спящим ребенком на руках.

– Ты выглядел сегодня очень элегантно, – произнесла она на ломаном русском, заставив Ганса усмехнуться.

Эндрю тоже с трудом подавил улыбку, услышав эпитет «элегантный», употребленный в адрес Ганса.

– Он обязательно должен завтра возвратиться туда? – спросила женщина у Эндрю.

Он кивнул:

– Мы оба должны, Тамира, как ни жаль.

– Что поделать, такова участь солдатских жен, – вздохнула Кэтлин.

Все направились в сторону квартала, где селились янки. Это была копия типичного новоанглийского городка. В самой середине его находилась площадь с пресвитерианской и унитаристской церквами, восьмиугольной эстрадой для оркестра и небольшим памятником солдатам 35-го Мэнского полка и 44-й Нью-Йоркской батареи. Когда они свернули за угол, Эндрю охватило теплое чувство при виде своего скромного домика – двухэтажного белого строения гарнизонного типа. Ему страстно захотелось, чтобы на следующее утро, когда он проснется в их спальне рядом с детской, его не ожидало бы ничего более серьезного, чем лекция в местном колледже. До войны там кипела жизнь, но теперь большинство студентов – да и преподавателей – ушли на фронт. Только Фергюсон со своим ассистентом Теодором еще проводили занятия. Чак стремился обучить молодежь всему, что знал и умел сам, и надеялся выпестовать какое-нибудь юное дарование, способное продолжить его дело, когда его самого не станет.

– Джентльмены, пообедайте напоследок в спокойной домашней обстановке, – произнесла Кэтлин на крыльце дома, складывая зонтик. – И давайте хоть ненадолго забудем о том, что нас ждет в дальнейшем.

Однако Эндрю уже заметил штабного ординарца, ожидавшего их под навесом, и понял, что даже этой краткой передышки у них не будет. При их появлении ординарец вытянулся в струнку и, отдав честь, вручил полковнику запечатанный конверт. Разорвав конверт, Эндрю пробежал глазами вложенный листок и передал его Калину.

– Ганс, через час мы возвращаемся в штаб. Я чувствовал, что нам нельзя уезжать оттуда.

Ганс взял листок у Калина и, прочитав его, печально кивнул жене.

– Плохие вести? – спросил Касмар.

– Винсент сообщает, что передовые отряды бантагов приближаются к нашему южному фронту со стороны Ниппона. Похоже, они решили выступить, пока не выпал первый снег. Представление начинается.

– Пообедать тем не менее вы успеете, – бросила Кэтлин.

Эндрю понимал, как она разочарована: они не виделись уже два месяца и надеялись провести вместе хотя бы одну ночь. Но что он мог поделать, через три дня раскрывались врата ада.

– Да, но у нас в запасе всего один час, Кэтлин. – Он не стал объяснять, что и этой-то малостью они обязаны тому, что машинисту паровоза требуется ровно час, чтобы развести пары, иначе им пришлось бы отправляться через десять минут. Взглянув на Ганса, Эндрю понял, что его друг испытывает те же чувства, как и он: страх и вместе с тем решимость вступить наконец в давно готовившуюся схватку с врагом.

Глава 3

– Сэр, они наступают! И не только цепь стрелков, но и конники с винтовками, и артиллерия!

Пэт О'Дональд очнулся от глубокого и в высшей степени приятного сна, в котором он вернулся на двадцать лет назад в свою родную Ирландию и проводил время в обществе симпатичной веснушчатой девушки.

– Где именно?

– Патрульный отряд, который только что вернулся, сообщает, что столкнулся сегодня с передовыми частями бантагов. Командир отряда ждет у входа.

– Пусть войдет.

Зевая, Пэт поднялся и натянул форменные бриджи. Молодой кавалерийский капитан, распространявший характерный смешанный запах пота, кожаного снаряжения и лошадей, вошел в палатку и отдал Пэту честь. Пэт испытующе посмотрел на молодого человека, который в лет двадцать уже командовал кавалерийским отрядом.

– Капитан Юрий Дивонович, Второй Суздальский пехотно-кавалерийский полк, рота «Б», – представился офицер. – Прибыл с сообщением, сэр.

– Докладывай, Юрий.

Они подошли к небольшому столику в центре палатки, на котором была расстелена карта местности.

– Наш отряд производил разведку возле этой седловины между холмов, где мы уже начали возводить насыпь для железной дороги. Мы надеялись, что сможем осмотреть с перевала окружающую территорию миль на двадцать к северу и к югу. Но, приблизившись к перевалу, мы столкнулись с патрульным отрядом бантагов – там было не меньше двух сотен всадников.

– И это все? – буркнул Пэт, раздраженный тем, что его вытащили среди ночи из постели только для того, чтобы сообщить, что в тридцати милях от их передовой обнаружен вражеский патруль.

– Разумеется нет, сэр.

В голосе капитана прозвучали сердитые нотки, и Пэт улыбнулся. Молодой человек не был безответным ягненком.

– Продолжай.

– Вооружены они в основном луками, так что мы имели преимущество в дальности стрельбы. Поэтому мы смогли подняться на перевал и посмотреть, что делается за ним. По всей степи до самого горизонта поднимались тучи пыли.

– Кавалерия?

– Да, сэр. Из-за этой пыли и утреннего тумана видимость была не очень хорошей, но мне все же удалось разглядеть в бинокль штандарты уменов – не меньше десятка – и несколько полевых артиллерийских батарей на лошадиной тяге. Насколько можно было судить, они находились милях в десяти – пятнадцати от гряды холмов. Но я задержался на перевале всего на две-три минуты, так как их патрульный отряд начал вовсю нас обстреливать, и пришлось ретироваться. В это время к патрулю присоединился еще один отряд всадников, вооруженных современными винтовками.

– Ты уверен, что это были винтовки?

– Да, сэр. – Капитан снял шляпу и просунул палец в дырку, проделанную пулей.

Пэт рассмеялся. Однако тревожное сообщение подтверждало информацию, переданную неделю назад Джеком Петраччи. Неужели они действительно перебросили свои модернизированные войска на север, или же это был обманный ход и Гаарк специально выслал вперед два-три отряда с современным оружием, чтобы на него обратили внимание?

– Хорошо, капитан. Каковы ваши потери?

– Семеро убитых, восемнадцать раненых, сэр. Потеряли также пять лошадей. Какое-то количество бантагов мы тоже уложили, но остальные бросились за нами в погоню и преследовали всю ночь, отстав милях в пяти отсюда.

Пэт кивнул. Он видел, что молодой человек успел кое-чему научиться в этой стычке. Кавалерийские части были новшеством в армии, и им приходилось, подобно коннице северян в Штатах, приобретать опыт ценой тяжелых потерь в сражениях с противником, чуть ли не с пеленок приученным к седлу. Пэт хорошо представлял себе, что испытываешь, когда за тобой гонятся бантаги и ты знаешь, что тебя ждет в случае, если падет лошадь.

Пошарив под своей койкой, Пэт вытащил фляжку и кинул ее капитану. Тот с жадностью сделал большой глоток.

– Благодарю вас, сэр.

Пэт сделал знак, чтобы молодой человек оставил фляжку у себя, а сам склонился над картой. Внимательно вглядываясь в нее, он прочертил линии там, где отряд Юрия обнаружил скопление вражеских войск. Он еще накануне сообщил Эндрю и Гансу о появлении передовых частей противника, что заставило его друзей немедленно бросить все и возвращаться в штаб армии. К вечеру они должны были прибыть в Порт-Линкольн. Пэт взглянул на будильник, стоявший на походном столике. Начало второго. «Пусть ребята поспят еще несколько часов, – решил он, – а утром, пожалуй, имеет смысл встать на оборонительном рубеже».

Выйдя из палатки, Пэт посмотрел на звезды, сиявшие на холодном ночном небе. «Хорошая сегодня будет погода, – подумал он. – Как раз то, что надо».

О'Дональд заслонился рукой от поднимавшегося над горизонтом солнца и, прищурившись, посмотрел на восток.

– Денек сегодня в самый раз для хорошей драчки, – заявил он своим помощникам. Он принялся шагать взад и вперед вдоль укреплений, невозмутимо посвистывая и рассматривая многочисленные умены бантагов, которые разворачивали строй в нескольких милях от них. Оборонительная позиция у Пэта была – лучше не придумаешь. Его люди окопались на гребне холма, возвышавшегося на несколько сотен футов над окружающей степью. Деревья, росшие на склоне, спилили, чтобы они не мешали обзору. Пэт понимал, что это всего лишь форпост, кончик копья, нацеленного на окраину земли, которая всегда принадлежала и скорее всего будет принадлежать кочевникам.

Местность позади него, простиравшаяся на сто двадцать миль до самой реки Шенандоа, была просто идеальной для обороны – сплошные холмы, по большей части поросшие лесом, с небольшими участками пахотной земли, которую возделывали, как он обнаружил с удивлением и восторгом, выходцы из Ирландии. Единственное, что его удручало, – он практически ничего не понимал из того, что они говорили на своем гэльском диалекте. Пэт даже попытался было возродить добрую старую традицию и сколотить из местных поселенцев отдельный полк, который сражался бы под зеленым ирландским флагом, но, к своей досаде, натолкнулся на их категорическое нежелание подчиняться воинской дисциплине. Тут как раз начались военные действия, и пришлось отложить осуществление этой затеи до лучших времен.

Единственным путем сообщения с внешним миром служила так называемая Старая Тугарская дорога, проложенная конниками орды. Через Шенандоа перекинули мост на рамных опорах, а в лесу проложили железнодорожную линию, которая заканчивалась всего в пятидесяти милях от передовой. Конечно, было несколько рискованно выдвигать два корпуса так далеко вперед, но Пэт высказал мнение (с которым согласился и Эндрю), что пересеченный характер местности не дает бантагской коннице возможности окружить их передовой отряд. Если бы бантаги все же попытались это сделать, то им пришлось бы с огромным трудом продираться через первобытный лес, неся колоссальные потери.

Тем временем бантаги приближались к их позициям в обычном для них шахматном порядке – квадратами по пятьдесят всадников в ряд и по двадцать рядов в глубину. Что и говорить, зрелище было впечатляющим: на них надвигались стройными рядами не менее сотни тысяч всадников. Однако, по мнению Пэта, подобная тактика ведения боя была непростительной глупостью, учитывая характер местности.

Он прошелся вдоль линии укреплений, вглядываясь в лица солдат. Ветеранов сразу можно было узнать по их подчеркнуто пренебрежительному виду, а побледневшие от волнения молодые рекруты либо испуганно притихли, замкнувшись в себе, либо, наоборот, нервно переговаривались. Позади них расхаживали сержанты, приободряя робких и утихомиривая слишком разболтавшихся.

Пэт улыбнулся, когда у совсем молоденького солдата не выдержали нервы и он разрядил винтовку в сторону врага, находившегося в двух милях от него, за что получил в свой адрес букет отборных ругательств.

Рядом с О'Дональдом осадил лошадь Рик Шнайд, командир 1-го корпуса.

– Денек сегодня в самый раз, чтобы настрелять целую кучу бантагов! – громко объявил Шнайд, стараясь, чтобы его услышало как можно больше солдат.

Пэт кивнул, наблюдая, как Рик спешивается.

– Хотел бы я знать, где то новое оружие, о котором Ганс нам все уши прожужжал, – усмехнулся он. – Кроме луков и пик, я у этих ублюдков ничего не вижу.

– Возможно, нового оружия на всех не хватает.

– Тем не менее надо держать ушки на макушке.

В это время один из штабных офицеров Шнайда вскрикнул, указывая на узкую ложбину между холмами, в конце которой виднелось море. Вдоль ложбины летел, набирая высоту, бантагский дирижабль.

– Ну, этим они нас не удивят, – бросил Пэт. – Интересно, что еще у них там припрятано. Из-за этой сволочной пыли ни черта не видно.

– По-моему, эти идиоты собираются идти в лобовую атаку, – указал Рик в сторону бантагов.

Два умена – двадцать тысяч всадников – отделились от общей массы и перестроились цепью в пять рядов, растянувшейся на несколько миль. Еще два умена встали позади них, сохраняя шахматный порядок. Даже на большом расстоянии был слышен тяжелый топот копыт.

– Просто не верю своим глазам! – пробормотал Пэт. – Неужели они до сих пор ничему не научились?

– А может быть, это «психическая атака», попытка сломить нашу волю?

Пэт кивнул. Всегда существует вероятность, что обороняющиеся поддадутся панике. Но в своих людях он был уверен. Некоторые сержанты и офицеры смеялись над противником, стараясь ободрить подчиненных. Ветераны, сражавшиеся под Испанией, недоуменно качали головами. Многие выкладывали на бруствер патроны и ударные капсюли, чтобы они были под рукой.

Пэта, старого артиллериста, неудержимо потянуло на батарею. Расчет был в полной боевой готовности. Командир, с черной повязкой на глазу, стоял на бруствере, разглядывая противника в подзорную трубу. Территория перед батареей была измерена еще несколько недель назад и размечена шестами с красными флажками, чтобы легче было определить расстояние.

– Прицел три тысячи ярдов, взрыватели на пятнадцать секунд, картечью заряжай! – дал команду один из офицеров, и заряжающие, подхватив ящики с боеприпасами, хранившиеся в специальном земляном укрытии в тридцати ярдах позади, через несколько секунд уже закладывали в стволы орудий снаряды и мешочки с порохом.

Пэт внимательно наблюдал за тем, как работают люди. Он, конечно, предпочел бы иметь дело со своими любимыми «наполеонами», но вынужден был признать, что эти двадцатифунтовки способны нанести противнику чувствительный урон на вдвое большем расстоянии.

Одна из батарей в полумиле севернее дала мощный залп, за ней вступили в бой и другие. Командир батареи, на которой находился Пэт, выждав несколько секунд, скомандовал:

– Батарея, залпом… – Он вытянул вверх правую руку со сжатым кулаком и резко опустил ее. – …Огонь!

Четыре пушки разом отпрыгнули назад, все пространство перед ними заволокло дымом.

– Прицел две тысячи восемьсот, взрыватели на четырнадцать секунд!

Пэт не выдержал и, достав бинокль, тоже вскарабкался на бруствер, тяжело дыша из-за нависшего облака порохового дыма с резким сернистым запахом.

Спустя несколько секунд на поле рассеялся клубящийся дым, и он стал отсчитывать про себя интервал между выстрелами. И вот перед одной из пушек бесшумно выросла стена огня, за ней выстрелили и три другие, проложив кровавые борозды в рядах наступавших. Ухмыльнувшись, Пэт хотел было поздравить командира батареи с удачным залпом, но одноглазый капитан уже вернулся к своим пушкам, лязгавшим затворами.

– Огонь!

Орудия опять подскочили, и не успели расчеты вернуть их на место, как заряжающие уже кинулись открывать казенник. Артиллеристы протерли жерла влажной губкой, чтобы устранить мельчайшие раскаленные осколки, затем подкрутили винты вертикальной наводки. Посмотрев в бинокль, Пэт увидел, что один из снарядов разорвался прямо над головой атакующих, три других где-то в глубине строя.

Хотя ему очень не хотелось покидать батарею, пришлось все же спуститься с нее и отойти в сторону, чтобы дым не мешал видеть происходящее на поле боя. По всему фронту то и дело вспыхивал огонь – это стреляла одна из сорока пушек. Бантаги, приостановившись после очередного выстрела, снова смыкали ряды.

При всей своей ненависти к смертельному врагу Пэт не мог не восхищаться дисциплиной, которую демонстрировали бантаги. Несмотря на град пуль и снарядов, они неуклонно приближались, вызывающе размахивая красно-желтыми вымпелами. Как раз в этот момент снаряд разорвался прямо над одним из знаменосцев, мгновенно превратив его вместе с лошадью в кровавое месиво. Однако упавшее было знамя тут же снова взвилось, подхваченное другим воином.

До них оставалось уже меньше мили, и Пэт услышал пронзительное призывное завывание нарг, перекрывавшее даже гул орудий. Красные штандарты бантагов стали чертить в воздухе круги – это знаменосцы, скача перед фронтом, давали сигнал переходить на галоп.

В голосе командира батареи послышались нотки тревоги, но, поймав взгляд Пэта, молодой капитан тут же взял себя в руки. Пэт подошел к цепи стрелков, выстроившихся плечом к плечу за бруствером.

– Что за полк? – спросил он лейтенанта, ходившего вдоль строя.

– Третий Кевский, сэр!

– Знакомое подразделение. Цельтесь получше и, главное, пониже. Если уж кому-то из них и суждено сегодня выжить, то пусть возвращаются домой евнухами.

Некоторые из стрелков нервно рассмеялись. Пэт понимал, что ему полагается быть совсем не здесь, а в своем штабе, почти в миле от передовой, откуда он может поддерживать телеграфную связь со всеми командирами дивизий. Но ему очень не хотелось отсюда уходить. Командиры дивизий и корпусов были опытными офицерами и знали свое дело. К тому же ему необходимо было увидеть своими глазами первое столкновение с врагом, чтобы оценить боевой дух как чужих, так и своих солдат.

Он прошел к подразделению, вооруженному новыми длинноствольными винтовками Шарпа.

– Дальность восемьсот ярдов! – выкрикивал капитан. – Прицел на восемьсот ярдов!

Сержанты обошли своих людей, проверяя правильность установки прицела. Почти все в этом полку были ветеранами. Многие ухмылялись, предвкушая возможность вволю пострелять.

– Совсем не то, что гладкоствольные игрушки, какие были у нас в Тугарскую войну! – воскликнул один из них, поглядев на Пэта. – Те стреляли всего на каких-то пятьдесят шагов.

Пэт согласно кивнул и повернулся в сторону противника. Опять послышался вой нарг, и топот копыт убыстрился. «Слишком торопятся, – подумал он. – На крутом подъеме их лошади выдохнутся».

– Четвертый Суздальский, беглый огонь, готовсь!

Пэт почувствовал знакомый холодок на спине, когда сотни винтовок одновременно мелькнули в воздухе и опустились на бруствер. Ему казалось, что еще рано устанавливать прицелы, вести стрельбу на таком расстоянии – пустая трата патронов, но чувствовалось, что людям хочется попробовать, как это у них получится. Солдаты 9-го Кевского полка, стоявшего рядом, глядели на своих товарищей с явной завистью.

– Целься! Огонь!

Раздался оглушительный залп, когда разом разрядились пять сотен винтовок. Дым опять затянул всю округу, и Пэт наклонился вперед, с нетерпением ожидая, когда он развеется. Люди тем временем уже перезаряжали ружья, щелкая затворами, забивая в ствол патроны и устанавливая ударные капсюли. «Вот бы Фергюсону придумать какое-нибудь устройство, которое делало бы это автоматически, – подумал Пэт. – Скорость стрельбы существенно возросла бы».

Издали, со стороны республиканских войск, донесся одиночный залп, спустя десять секунд еще один. Это, по всей вероятности, стрелял 2-й Римский полк, вооруженный еще более совершенными винтовками Шарпа, которые заряжались медными патронами. Патроны были настолько ценны, что командование приказало подразделениям, отбившим атаку и оставшимся на своих позициях, собирать стреляные гильзы и отсылать их в Суздаль для повторной набивки.

Прежде чем 4-й Суздальский дал второй залп, дым успел немного рассеяться, и Пэт в немом изумлении наблюдал, как новое огнестрельное оружие одного из соседних полков косит ряды бантагов на таком расстоянии, с которого прежде никто и не подумал бы стрелять. Тем не менее противник продолжал наступать, и, когда до него осталось четыреста ярдов, командиры батарей отдали приказ зарядить орудия картечью. Снова взвыли нарги, и бантаги стремительно кинулись в атаку. Их воинственный рев перекрыл даже гром пушек и треск стрелкового оружия. Вступили в бой войска, вооруженные спрингфилдовскими винтовками старого образца, но они нанесли врагу такой урон, что Пэт в восторге только чертыхался. Густой дым не позволял разглядеть что-либо на поле, и офицерам приходилось определять дальность прицела наугад.

Внезапно у Пэта над ухом просвистела стрела, и вслед за ней из сплошной стены дыма вылетел целый рой оперенных посланцев смерти. Один из солдат, стоявших рядом, опрокинулся назад, широко раскинув руки. Он умер прежде, чем его тело коснулось земли. Другой с громким воплем кинулся прочь, закрыв левый глаз обеими руками, из-под которых торчал стержень стрелы.

– Сэр, пожалуйста, спрячьтесь в укрытие! – На Пэта сердито смотрел старый сержант. – Черт побери, не хватало только, чтобы люди потом говорили, что вас подстрелили прямо у меня под носом!

Усмехнувшись, Пэт спрыгнул в траншею за бруствером, и в этот момент сержант вдруг завопил от боли – стрела пронзила его левую руку. Пэт кинулся было на помощь, но старый вояка отмахнулся от него.

– На Нейпере еще не то было! – проворчал он и, выдернув стрелу, направился вдоль строя солдат, наводя порядок сердитыми окриками. Однако в целом вражеские лучники не нанесли им особых потерь – большинство стрел пролетели у людей над головой и упали далеко позади. Опытные офицеры знали: если стрелы кочевников достигают линии обороны, то, значит, до них осталось не более двухсот пятидесяти ярдов, и дали команду установить прицелы на это расстояние и вести одиночный огонь.

Ружейная пальба слилась в сплошной рев. Пэт стоял уперев руки в бока и от души наслаждаясь этой вакханалией. Справа от него вспыхнуло ослепительное пламя, и, повернувшись, он увидел, как одна из двадцатифунтовок заваливается на бок, а артиллеристы, будто сломанные куклы, разлетаются во все стороны. «Очевидно, забыли протереть дуло губкой, – мрачно подумал он, – или же затворы у этих новомодных штучек недостаточно надежны».

Тем временем бантагские лучники практически перестали стрелять, и Пэт посмотрел на пятидесятифутовую дозорную башню, возведенную в сотне ярдов позади линии огня. Сигнальщики на башне энергично размахивали белым флагом, давая знать, что атака отбита и бантаги отступают. По всему фронту прозвучала команда прекратить огонь, и внезапно наступившая тишина производила жутковатое впечатление. До Пэта донеслись звуки, которые он, в отличие от всех остальных звуков боя, не мог слышать без содрогания, – стенания раненых и ржание покалеченных лошадей. Дымовая завеса постепенно таяла, открывая взгляду плоды ратного труда. Стали видны какие-то неясные фигуры. Ближайшая из них оказалась одиноким бантагом – он стоял пошатываясь и бессмысленно озираясь. Разом выстрелили несколько солдат, и воин упал. Другие выстрелы сразили бантагов, пытавшихся убраться восвояси. Пэт наблюдал все это, не испытывая особой жалости к поверженному врагу, – если бы они сами оказались на его месте, их ждала бы куда более страшная участь.

Он прошелся вдоль укреплений. Потери в полку были незначительными. Многие солдаты смеялись и возбужденно переговаривались.

– Слушай, сержант, – воскликнул один из молодых рекрутов, – ты нас прямо до смерти запугал своими россказнями, а все оказалось совсем не так страшно.

Пэт подумал, что солдат, в общем-то, прав. Победа действительно далась им легко, и это тревожило его.

– Сэр!

Рядом с ним стоял один из штабных ординарцев.

– Я только что был на дозорной башне. Вам, наверное, нужно подняться туда.

– Что такое?

– Я думаю, вам лучше посмотреть самому, сэр.

Пэт обернулся в сторону противника, но дым еще застилал поле. На северном фланге возобновилась артиллерийская канонада. Очевидно, бантаги опять пошли в наступление.

Он поспешил к башне и поднялся на пятидесятифутовую высоту, с трудом переводя дыхание. «Слишком стар стал для такой гимнастики, – подумал Пэт. – Может, Эмил и прав, надо бросать курить». Он вышел на смотровую площадку и нервно ухватился за поручень, стараясь не глядеть вниз.

Поднеся к глазам бинокль, он направил его на поле боя. Бантаги нестройными рядами отступали, тысячи тел – человеческих и лошадиных – устилали землю. Это побоище напомнило ему Колд-Харбор, где Мясник Грант послал их в лобовую атаку на укрепления мятежников, и за каких-нибудь двадцать минут они потеряли восемь тысяч человек. Но сейчас его внимание привлекло нечто иное, – а именно то, что бантаги подтягивали тихой сапой к передовой под прикрытием первой пробной атаки. Пэт невольно присвистнул.

– Да, похоже, денек предстоит нескучный, – угрюмо пробормотал он.

Джурак гневно воззрился на Каггу, командовавшего уменом на вороных лошадях. Он так и знал, что эта бессмысленная атака принесет одни потери. Кагга настаивал на том, чтобы начать бой достойно, по всем правилам старинного воинского искусства, и Джурак скрепя сердце уступил ему.

– Сколько убитых? – прорычал он. – Три тысячи? Пять?

– Это сущие демоны! – в отчаянии простонал Кагга, прижимая к себе покалеченную правую руку. Его плащ, был запятнан кровью. Он потерянно оглянулся на усеянное телами поле. – Наш Спаситель был прав. Это совсем не та война, что прежде. Я разом потерял пол умена. – Он инстинктивно втянул голову в плечи, когда над ними пролетел снаряд, разорвавшийся в сотне ярдов позади.

– Не исключено, что ты потерял и руку, – холодно отозвался Джурак. – Ступай к лекарю, он позаботится о ней.

Артиллерийская батарея, занявшая позицию справа от них, открыла огонь по врагу. Джурак всмотрелся в гребень противоположного холма в надежде, что первый залп бы результативен, но из-за дыма ничего не увидел.

Мимо них пробежала толпа чинов и ниппонцев, которых гнали в самое пекло. Волна человеческой вони окутала Джурака, и он чуть не задохнулся. Он привел с собой форсированным маршем тридцать с лишним тысяч рабов, захваченных при взятии скотского города, и еще двадцать тысяч умерли по пути. Те, кто уцелел, будут рыть окопы для пушек, а в случае гибели пополнят запасы продовольствия.

Рабочие заканчивали возводить смотровую башню, и один из сигнальщиков, не дожидаясь, пока забьют последний гвоздь, забрался наверх и размахивал красным вымпелом. Джурак вопросительно посмотрел на адьютанта.

– Наше правое крыло углубилось в лес, господин.

Кивнув, Джурак обратился к карте, разложенной перед ним на столе. Башня уже привлекла внимание противника. Неподалеку разорвались три снаряда. Он не мог проявить слабость перед подчиненными и разглядывал карту, стараясь не обращать внимания на взрывы и пролетавшие мимо осколки. Итак, два умена конников достигли намеченного пункта. Чуть позже они оставят лошадей в лесу, взяв с собой только тех, на которых навьючены боеприпасы, и в пешем строю атакуют левый фланг противника. Но эта атака всего лишь тактическая хитрость. Главный удар нанесут пять других уменов, дожидавшихся своей очереди в шестидесяти милях севернее. За последний месяц они разведали все вероятные направления подхода, высылая вперед небольшие отряды, чтобы расчистить путь для основных сил и отогнать вражеские патрули.