Текст книги "Никогда не отступай"

Автор книги: Уильям P. Форстен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Уильям Форстен
«Никогда не отступай»

Моим родителям, которые не только с пониманием отнеслись к моему раннему увлечению историей Гражданской войны, но и поощряли его, взяв меня, четырнадцатилетнего мальчишку, в недельную поездку по полям былых сражений. Лишь много лет спустя я узнал, что мама больше года экономила каждый цент, чтобы дать мне возможность увидеть своими глазами места, которые были для меня святыми. К настоящему моменту я собрал богатую коллекцию военных реликвий, но особенно дороги мне те из них, которые были куплены отцом во время наших совместных экспедиций по многочисленным антикварным лавкам. Родители помогли мне понять, что иметь книгу о Гражданской войне гораздо важнее, нежели альбом группы «Битлз», а старый покореженный ящик из-под патронов намного ценнее модного костюма. И благодаря им я усвоил, что быть одержимым историей нисколько не зазорно, а, наоборот, почетно.

Посвящаю эту книгу и Норману Шиаху, столь же страстному коллекционеру предметов старины, Тиму Киндреду, который вот уже более двадцати лет помогает мне воспроизводить сцены истории, и, наконец, генерал-майору Дж. Л. Чемберлену. Почему я выбрал именно этих людей – думаю, понятно.

Предисловие

Подполковник Ромул Клавдий,

Штабной колледж Армии Республики

ОРГАНИЗАЦИОННАЯ И ТЕХНИЧЕСКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ АРМИИ В ХОДЕ ПОДГОТОВКИ К ВОЙНЕ С БАНТАГСКОЙ ОРДОЙ (ЗАРЯЖАЮЩЕЕСЯ С КАЗЕННИКА ОРУЖИЕ, ВОЗДУШНЫЙ ФЛОТ, ТРАНСПОРТ НА ПАРОВОЙ ТЯГЕ)

(выдержки из отчета, представленного полковнику Э. Л. Кину через восемь недель после бегства главного сержанта Ганса Шудера из бантагского плена)

За долгие годы сражений с различными ордами Республика пережила несколько периодов ускоренного технологического развития, когда существенно повышалась боеспособность армии и совершенствовалась ее организация.

Прибытие на Валдению 35-го Мэнского полка и 44-й Нью-Йоркской батареи дало толчок необратимым изменениям в жизни планеты. Выходцы из Соединенных Штатов появились в районе Суздаля как нельзя более кстати, по крайней мере с точки зрения населявших Валдению людей. Янки, с их социально-политическими взглядами, сформировавшимися в ходе легендарной Гражданской войны на Земле, перевернули мировоззрение суздальцев и побудили их не только скинуть своих правителей-бояр, но и восстать против ига тугарской орды. Пятьсот пятьдесят американцев под командованием полковника Кина обладали несравненно более высокими научно-техническими познаниями, чем местное население, и это дало им возможность создать армию, способную справиться с мобильной конницей орды, вооруженной луками и стрелами. Современное оружие в сочетании с новой идеологией позволило русским людям освободить сначала самих себя, а затем и весь мир. И потому я, как гражданин Римского государства, нахожусь в неоплатном долгу перед народом Руси.

Во время войн с тугарами и мерками Республика практически всегда превосходила противника в техническом отношении. Исключением можно считать тот случай, когда мерки применили летательные аппараты, но и тут гениальный Чак Фергюсон сумел за несколько недель создать новое оружие и восстановить баланс сил.

Однако Бантагская кампания явилась серьезным испытанием военной мощи Республики. Государство, истощенное тяжелой войной с мерками, не смогло своевременно наладить железнодорожное сообщение с Востоком, чтобы привлечь на свою сторону новых союзников. Существует мнение, что виной тому была в первую очередь политика: многие боялись, что присоединение к Республике новых стран нарушит установившееся в Конгрессе равновесие сил и создаст угрозу для самой президентской власти. Но мне все же кажется, что столь циничные соображения вряд ли могли сыграть решающую роль и, хотя, как свидетельствуют протоколы заседаний Конгресса, этот вопрос действительно обсуждался, гораздо большее значение имели насущные потребности страны.

Доклад министра финансов Уильяма Уэбстера не оставляет сомнений, что Республика была поставлена перед выбором: либо восстановить и расширить нарушенное в результате предыдущей войны внутреннее железнодорожное сообщение, либо протянуть новую линию до Ниппона, но сделать и то, и другое одновременно она не могла. Как обычно происходит в таких случаях, остановились на полумерах: были выделены средства на строительство железной дорога только до реки Шенандоа, находившейся в пятистах милях к востоку от Рима. Кин настаивал на продолжении линии до западного побережья Великого моря, но это сочли второстепенной задачей, к выполнению которой решили приступить после восстановления внутренней железнодорожной сети. В данном случае политические соображения, несомненно, превалировали, ибо каждый из конгрессменов выразил согласие на строительство восточной линии только после того, как было подписано постановление о создании железной дороги в его собственном избирательном округе. Подобный подход к решению государственных задач неизбежен при представительном типе правления.

Казалось само собой разумеющимся, что, прежде чем думать об экспансии на Восток, нужно восстановить разрушенное войной хозяйство. Но с другой стороны, если бы удалось проложить железнодорожную линию до Ниппона прежде, чем бантаги продвинутся на север, Республика дополнительно получила бы десяток армейских корпусов. И даже если бы они были вооружены гладкоствольными ружьями старого образца, само их количество явилось бы важнейшим фактором, который позволил бы впоследствии избежать очень и очень многих затруднений. Любое фронтальное наступление бантагов разбилось бы о непробиваемую стену из двадцати двух корпусов. Но к чему теперь гадать о том, что было бы, «если бы…». Бантаги создали непреодолимый заслон на востоке и на юге и отрезали нас от Ниппона точно так же, как и от десятков миллионов чинов.

Такова была суть проблемы, вставшей перед Республикой. Мы мечтали освободить мир от страха перед кочевниками-людоедами. Однако теперь это представляется неосуществимым, по крайней мере при жизни нашего поколения. Если даже мы нанесем бантагам поражение, они просто отступят, и мы не сможем строить железную дорогу с такой же скоростью, с какой они передвигаются на своих быстрых конях.

К тому же и бантаги поняли, что им не создать боеспособную современную армию, сохранив традиционные жизненные устои. До того как Гаарк Спаситель стал правителем орды, Республика имела шанс разгромить кочевников одним решительным ударом и очистить от них мир. Теперь же, когда они начали строить заводы, война людей с ордами перешла в принципиально новое измерение – она превратилась в гонку вооружений.

Гаарк предусмотрительно разместил свой основной промышленный комплекс почти в тысяче миль от границ Республики и приступил там к изготовлению нового оружия. Интересно отметить, что их модернизация в общих чертах повторяет процессы, происходившие на родине янки. Существенным отличием, однако, является тот факт, что мир, откуда прибыл Гаарк, значительно опережает Землю в своем научно-техническом развитии и ему достоверно известно, по какому пути следует двигаться дальше, в то время как наши ученые могут это только предполагать.

Впервые мы получили представление о том, что происходит в стане врага, благодаря побегу из бантагского плена главного сержанта Ганса Шудера и еще нескольких сотен людей. Лишь тогда мы осознали, насколько изменилась обстановка в мире.

Гаарку удалось не только обеспечить свои сухопутные войска таким же, как у нас, стрелковым оружием, но и обогнать нас, по всей вероятности, в оснащении морского и воздушного флота и в создании бронированных самоходных артиллерийских орудий на паровой тяге.

Несколько месяцев, прошедших после возвращения Ганса Шудера, Республика жила в тревожном ожидании. Всех волновало, где именно бантаги нанесут удар. Не менее важно было и то, как они станут применять усовершенствованную военную технику во время боя. Но главным был вопрос: какие неведомые нам премудрости военной науки и искусства известны Гаарку? За прошедшие десять лет мы совершили гигантский скачок от рабовладельческого строя до демократического государства с современной армией. Однако нашими научно-техническими достижениями Гаарка вряд ли удивишь, и единственное, что мешает ему немедленно обрушить на нас всю мощь своей военной машины, – это отсталость в общественном устройстве орды, преодолеть которую совсем не легко.

С учетом всего вышеизложенного, мне хотелось бы высказать ряд соображений относительно тактики, которой нам следует придерживаться при ведении боя с противником, имеющим равноценное современное оружие…

Глава 1

– Нас подбили! Нас подбили!

Джек Петраччи, командир республиканского дирижабля «Летящее облако», посмотрел в том направлении, куда указывал его второй пилот и бортмеханик Федор. В хвостовой части корабля, как раз позади правого заднего мотора, в баллоне виднелась аккуратная круглая дырочка. Несколько секунд он внимательно разглядывал ее. Хотя ткань была повреждена, планки каркаса и тросы рулей высоты и направления оставались целы, а главное – не вспыхнул пожар.

– Ничего страшного! – крикнул он Федору в ответ.

– Какой черт, ничего страшного! Я слышал, как внутри баллона разорвался снаряд. Мы горим!

Джек отмахнулся от Федора и опять перевел взгляд вперед: прямо на них стремительно надвигался воздушный корабль бантагов, снабженный крыльями, – одна из их последних разработок. В наушниках раздавалась отчаянная брань Степана, выпустившего очередной снаряд по вражескому дирижаблю. В том месте, где одно из крыльев крепилось к баллону, вспыхнуло голубое пламя, в течение нескольких секунд охватившее весь корабль; он камнем пошел вниз и исчез в плывущих над морем облаках. Это была уже вторая подбитая ими машина противника, но еще четыре штуки кружили рядом.

Джек с усилием потянул на себя рычаги, чтобы выполнить крутой вираж влево и вниз, и, когда дирижабль начал разворачиваться, выглянул из иллюминатора. В разрыве между облаками, в тысяче с лишним ярдах под собой, он увидел блики солнечного света на колышущейся поверхности воды.

Подав ручку управления вперед, он устремился в этот разрыв. Джек привык к тому, что они превосходят бантагов в высоте полета, но теперь, после того как эти подонки усовершенствовали свои летательные аппараты, единственное спасение от них – нырнуть в облака и потихоньку смыться.

– Майор Петраччи! – послышался истерический вопль Степана в переговорной трубке. – Мы горим!

Джек оглянулся через плечо. Федор, выпучив глаза, тоже что-то кричал ему, указывая назад. С нижней частью баллона и впрямь творилось нечто странное: ткань топорщилась, на ней образовались складки. И в то же мгновение желудок Джека подпрыгнул и уехал куда-то вбок – «Летящее облако» падало.

Он потянул рукоятку на себя. Никакого результата. Тросы управления разорваны. Всего несколько секунд назад дирижабль круто снижался, теперь же задний баллон выбросил огромный огненный шар, а нос корабля задрался кверху. Языки пламени уже лизали гондолу, и внезапно вся кормовая часть беспорядочной массой обрушилась вниз, дождем рассыпая искры. Федор смотрел на него круглыми от ужаса глазами.

– Прыгайте вниз! – крикнул ему Джек. – Все вниз!

– Мы сгорим! – завопил Федор.

Пробравшись на середину кабины, Джек отвинтил крепежные болты аварийного выхода и распахнул люк.

– Хватай эти зонтики, придуманные Фергюсоном!

– Черта с два! Пусть он сам на них порхает!

– Прыгай или вправду сгоришь!

Схватив Федора в охапку, он потащил его к люку. Дирижабль продолжал падать. По гондоле летали горящие обрывки баллона. Джек почувствовал сильный жар и увидел надвигавшуюся на них стену огня. Из переговорного устройства, все еще прикрепленного к его комбинезону, доносились вопли Степана, попавшего в западню у себя на верхотуре.

– Выбирайся оттуда, Степан! – закричал он. – Прыгай, чтоб тебя!

Он оторвал от себя переговорную трубку и, вцепившись в Федора мертвой хваткой, бросился в люк. Однако Федор раскинул руки и ноги и распластался, наподобие медузы, поперек люка, а Джек повис на нем. В этот момент внутри кабины прогремел взрыв. Федор инстинктивно прикрыл голову руками, и они оба вывалились наружу. Горящий дирижабль, казалось, угрожающе завис над ними. Джек выпустил Федора из своих объятий и стал судорожно искать вытяжное кольцо парашюта, притороченного у него на спине.

Порой неуемный изобретательский зуд Чака Фергюсона доводил Джека до белого каления, но сейчас он молился, чтобы это техническое новшество его друга сработало. Наконец он нащупал кольцо и дернул за него. Однако ровным счетом ничего не произошло!

В нескольких футах от него в воздухе кувыркался Федор. Задрав голову, Джек увидел, что «Летящее облако» вошло в пике. Несмотря на собственное отчаянное положение, он всей душой пожалел гибнущий корабль, с которым сроднился во время многократных рейдов вглубь вражеской территории. С ужасом он заметил, как от дирижабля отделился какой-то горящий предмет… Это был Степан. Охваченный пламенем, он камнем падал на землю.

Джек отвернулся, сосредоточившись на собственном спасении. Еще раз он ощупал мешок, висевший у него за плечами, но ничего, кроме карманов, не обнаружил. Проклиная Фергюсона за то, что он не проверил толком свое изобретение в действии, Джек поспешно ухватился за большой кусок шелкового купола, паривший среди облаков.

– Твой ход, Эндрю.

Эндрю Лоуренс Кин, командующий Армией Республики, очнулся от своих мыслей и взглянул на старого друга, доктора Эмила Вайса:

– Что ты говоришь?

– Твой ход. – Эмил с улыбкой кивнул на шахматную доску.

– А, ну да. – Решительно двинув вперед ферзя, Эндрю «съел» чужого слона.

– И кто только выдумал, что ты талантливый полководец? – вздохнул доктор и, перебросив собственного ферзя во вражеский тыл, провозгласил: – Вам шах и мат, сэр!

Эндрю молча уставился на доску. Он считал себя достаточно сильным шахматистом и когда-то, будучи профессором истории в Боуден-колледже, гордился своими победами над теми из студентов, кто осмеливался бросить ему вызов.

Он щелчком сбросил своего короля с доски, признавая поражение, и посмотрел на часы, тикавшие на стене. Полночь уже миновала. Его взгляд продолжал блуждать по комнате. Одна из стен была целиком занята картой восточных окраин Республики. Воткнутые в нее синие флажки показывали расположение его собственных войск, красные обозначали предполагаемые пункты дислокации бантагов. Несколько минут Эндрю разглядывал карту. Эмил хранил молчание.

Походный кабинет Эндрю имел спартанский вид. Стены были увешаны картами, на полках позади письменного стола громоздились стопки документов; в дальнем углу, напротив печурки, которую топили дровами, стояла складная койка. На ней, даже не сняв ботинок, распластался Ганс Шудер. Лицо его прикрывала мягкая шляпа с широкими полями, из-под которой доносился мирный храп. Койка была изготовлена рабочими из команды Фергюсона специально для Эндрю с учетом его почти двухметрового роста. Офицеры штаба, движимые, по-видимому, присущей всем русским любовью к природе, взяли за правило украшать помещение цветами, и в бутылке из-под водки, стоявшей на столе, ежедневно появлялся новый букет. Это были незнакомые Эндрю ярко-красные, зеленые и синие дикие цветы с сильным сладковатым ароматом – экзотические порождения этого странного мира. Там, где на стенах оставалось не занятое картами пространство, висели ксилографии из «Гейтс иллюстрейтед уикли», отображавшие наиболее примечательные события последнего времени – операцию по спасению Ганса, спуск на воду нового броненосца на Великом море и самый дальний рейд «Летящего облака» во вражеский тыл. Дирижабль парил над фабричными зданиями, где совсем недавно томился в качестве пленника Ганс.

А теперь, в довершение всех бед, пропал и Джек Петраччи. Эндрю встал, потянулся и, подойдя к двери, заглянул в соседнюю комнату. Телеграфист, прикрыв козырьком глаза от света керосиновой лампы, спал, сидя возле своего аппарата. На полу распростерлись два ординарца. Один из них при появлении полковника поднял голову и хотел вскочить, но Эндрю замахал руками, чтобы он не прерывал отдыха, и, прикрыв дверь, обернулся к Эмилу:

– Прошло уже четыре дня, а я все жду, что вот откроется дверь и войдет Петраччи. Не могу поверить, что он погиб вместе с последним нашим дирижаблем. Мы словно глаз лишились. – Он перегнулся через стол и, ухватив за горлышко стоявшую рядом с Эмилом бутылку водки, налил себе стакан и опрокинул его. – Джек, Федор, Степан… Ах, будь все проклято!

Эмил ничего не ответил. Известия, которые они получали в последнее время, были одно другого сквернее. Бантаги вовсю развернули строительство морских судов в порту Сиань, а только этим утром поступило сообщение о том, что их армия преградила подступы к Ниппону. Не радовала и политическая обстановка: вождь бантагов Гаарк прислал к ним для переговоров своих представителей, которые оказались весьма хитроумными людьми и сумели внести раздор в стан республиканских лидеров.

– И Ниппон теперь для нас недоступен, – посетовал Эндрю и, склонившись над шахматной доской, стал задумчиво играть с фигурами. – Они могут напасть на нас с одной из двух сторон. Мне позарез необходимо знать, какую из них они выберут, – а как я могу получить эти сведения без воздушной разведки? – Он вернул своего короля на место и стал двигать ферзя и ладьи Эмила. – Первый путь – с востока, в обход моря, – проговорил он, переместив ферзя в правый верхний угол доски. Эндрю четко представлял себе расстановку сил на местности.

Земли Ниппона лежали в нескольких сотнях миль к востоку. Если бы он строил железную дорогу быстрее, послав подальше кое-кого из политиков с их недовольством, они успели бы добраться до Ниппона, переправить туда оружие и собрать немалое войско. За год они могли бы подготовить дивизий двадцать – численность населения вполне позволяла сделать это. И тогда уж бантаги не посмели бы сунуться к ним.

– Эх, если бы мы закончили линию!.. – вздохнул Эндрю.

– Если бы да кабы… – откликнулся Эмил. – И потом, это ведь не старое доброе время, когда можно было раздать этим детям природы гладкоствольные мушкеты, обучить за какой-нибудь месяц обращению с ними, построить шеренгой и двинуть на противника. Нынешнее военное искусство – штука непростая.

– Те бантагские войска, что нам довелось видеть, вооружены по старинке, луками и копьями, но Ганс-то говорит совсем о другом. У них там заводы, которые производят заряжающиеся с казенника пушки и винтовки, а также эти чертовы бронированные самоходки. И даже если бы мы построили дорогу до Ниппона, то она растянулась бы узкой лентой на сотни миль, став идеальной мишенью. Это было бы повторение Первой Римской кампании, только несравненно хуже. Стоило бы бантагам перерезать в одном месте эту трехсотмильную нить, и все наши усилия – псу под хвост.

– Получается, что ниппонцы были обречены с самого начала? – покачал головой Эмил. – Это похоже на то, как мы подбираем раненых на поле боя. Тем, кто способен оказать себе первую помощь самостоятельно, мы выдаем перевязочный материал и обезболивающие средства и просим их подождать. Вторая группа – воины, которых мы всеми силами пытаемся спасти, а третью просто оставляем умирать, потому что помочь им уже невозможно. У меня при этом всякий раз душа переворачивается – но что мы можем поделать?

Он отвернулся, и война предстала перед Эндрю такой, какой ее ежедневно видели Эмил, Кэтлин и другие медики. Но, несмотря на эту отвратительную изнанку войны, бывали моменты, когда все это отходило на второй план и ему открывались вещи, спрятанные в глубине его души.

Опять перед ним встал вопрос, мучивший его вот уже десять лет: «Кто я, по сути дела, такой? Я ненавижу войну, и вместе с тем без нее моя жизнь была бы неполной. Именно в горниле войны я стал таким, каков я есть. Я всегда всей душой молился о мире, а когда он наступал, я чувствовал себя как рыба, выброшенная из воды, как будто я создание бога войны Марса и оживаю лишь с первым призывным сигналом боевой трубы».

– Самое ужасное, – прервал его размышления Эмил, – когда, глядя в глаза какому-нибудь мальчишке, я как можно убедительнее лгу, что с ним все в порядке, что я вернусь к нему, как только окажу помощь другому, который больше нуждается в ней… – Его голос пресекся.

Эндрю стало совестно за мысли, пришедшие ему в голову перед этим. В «Гейтс иллюстрейтед уикли» публиковались сотни фотографий, запечатлевших подвиги воинов на поле брани, но никогда ни одного снимка не было сделано на том участке фронта, где сражался доктор Вайс. Самому Эндрю эта сторона войны была хорошо знакома. Он не раз был свидетелем того, как во время боя рядом с ним ранило человека. Как правило, у него был недоуменный вид – он, казалось, не мог поверить, что это случилось с ним. Потом он начинал ощупывать и осматривать себя, чтобы понять, насколько все плохо, и только после этого приходило осознание свершившегося. Опытный ветеран, внимательно осмотрев рану, часто издавал вздох облегчения, если видел, что все поправимо. У других в глазах появлялось отсутствующее выражение, как будто перед ними открывались некие неведомые дали. Но в тех случаях, когда положение было действительно безнадежным, все – даже новички – сразу каким-то образом чувствовали это, несмотря на утешительную ложь доктора.

Он вспомнил, как это произошло с ним самим при отступлении с Семинарского хребта под Геттисбергом. Он собрал вместе всех уцелевших воинов своего полка, как вдруг совсем рядом разорвался снаряд, практически оторвавший ему руку. Последнее, что он видел, лежа на спине, – столпившиеся вокруг солдаты и полощущееся на ветру, окутанное дымом знамя полка с обломанным древком. Затем он погрузился в темноту, а вынырнув из нее, увидел возле своей койки Эмила, который сообщил ему, что левой руки у него больше нет.

«Ты не можешь один спасти мир, Эндрю Кин», – вспомнилось ему.

И теперь он пытался уговорить самого себя, что овладевшее им отчаяние носит чисто прагматический характер и вызвано лишь тем, что из-за близорукости правительства армия Республики лишилась стотысячного пополнения. Но на самом деле его чувства были гораздо глубже. Ему явственно представлялось, как орда захватывает очередной город и сразу возникает незримый, но вполне реальный рубеж между людьми, которые будут еще какое-то время жить, и теми, кто отправится в убойные ямы. Он так надеялся, что они достроят железную дорогу, опередят орду и, резко свернув к югу, отрежут все подходы к Ниппону и спасут миллионы, десятки миллионов людей. Но вместо этого сами бантаги, двигаясь на юг и восток, встали заслоном перед ними, и теперь все оказавшиеся на пути орды были обречены.

Он посмотрел на главного сержанта Ганса Шудера. Старый вояка не упускал возможности перехватить часок-другой для отдыха, и ему требовалось всего несколько секунд, чтобы уснуть.

Эндрю с любовью глядел на старого друга. Прошло уже четыре месяца с тех пор, как Ганс бежал из плена; зажили пулевая рана на ноге и жуткий шрам от сабли на голове. Но внутренне он изменился. Эндрю с грустью подумал, что он уже никогда не станет прежним Гансом – слишком многое ему пришлось пережить за годы неволи. Эмил даже придумал название душевному беспокойству, мучившему почти каждого из трех сотен людей, спасшихся вместе с Гансом, – «комплекс выжившего». Все они, и особенно Ганс, испытывали острое чувство вины перед теми, кого оставили позади и обрекли своим побегом на верную смерть.

– Всем привет! Догадайтесь, кого я к вам притащил!

Дверной проем загородила массивная фигура Пэта О'Дональда. Он встряхнулся, и целый водопад низвергся с его накидки. Затем Пэт снял насквозь промокшую шляпу с обвисшими полями, схватил свободный стул и, усевшись рядом с Эндрю, деловито налил себе стакан водки и залпом осушил его.

Ганс пошевелился и поднял голову:

– Эй, ты, тупоголовый ирландец, нельзя ли потише?

– И это я слышу от голландца? Кто же может быть тупее?

– Prussian bei Gott.[1]1
  Пруссака, черт побери (нем.).


[Закрыть]

Улыбнувшись, Эндрю приготовился выслушать одну из хорошо знакомых всем перебранок, во время которых Ганс честил Пэта на немецком, а тот в ответ поливал его градом отборных гэльских ругательств. Но на этот раз Пэт не подхватил игру, а указал на дверь. Там, вытянувшись по стойке «смирно» и улыбаясь во весь рот, стоял Джек Петраччи.

Эндрю вскочил на ноги и кинулся к молодому человеку:

– Сынок, мы уж не чаяли тебя увидеть! Что с тобой стряслось?

Схватив Джека за руку, он потащил его к столу. Позади пилота он заметил бортмеханика Федора с перевязанными руками и сделал знак, чтобы он проходил тоже. Джек с вожделением взглянул на бутылку, и Пэт, усмехнувшись, разлил водку по стаканам. Джек передал стакан Федору, тот взял его обеими руками с гримасой боли.

– Я был в гавани, наблюдал, как в нее заходит наше патрульное судно, – объяснил Пэт. – Вдруг гляжу – мать честная! На палубе прохлаждается не кто иной, как этот вот известный вам субъект.

– Мы уж решили, что тебе крышка, – сказал Ганс, пододвигая Джеку стул. – Что произошло?

– У них дирижабли новой конструкции, мне такие до сих пор не встречались, – просипел Джек, еще не пришедший в себя после принятой дозы. – Очевидно, они прятали их, пока не изготовили сколько им надо. Крылья увеличены, на каждом по одному мотору. Мы полетали над Сианем, затем сделали крюк миль в двадцать к востоку и повернули обратно. И только я стал снижаться, чтобы разглядеть все толком, как вдруг, откуда ни возьмись, – незваные гости. – Вздохнув, он сделал еще один глоток. – Ну мы, как обычно в таких случаях, стали набирать высоту. Облака висели на уровне девяти тысяч футов. Я вышел из них на десяти тысячах и вижу – эти парни поднимаются за нами! И самое паршивое, что они теперь не только способны забираться на эту высоту, но и делают это быстрее нас. Наверное, благодаря их новым крыльям.

– Нарисуй, как они выглядят. Надо поскорее показать их Фергюсону, – сказал Эндрю.

Чаку Фергюсону все чаще приходилось играть роль палочки-выручалочки. Как только противник модернизировал свое вооружение, Чак тут же отвечал какой-нибудь еще более эффектной новинкой. В прошлую войну их спасли изобретенные Фергюсоном ракеты, теперь они возлагали надежды на сверхмощные воздушные корабли и бронированные самоходные орудия, которые он разрабатывал.

– Я тут уже набросал кое-что, – ответил Джек и, порывшись в карманах потрепанного мундира, вытащил пачку бумаг и разложил их на столе. Все склонились над рисунками. Джек не только был лучшим пилотом Республики, но и умел неплохо рисовать. Новый корабль бантагов даже выглядел более внушительно, чем прежние: моторы были установлены на крыльях, и, судя по указанному на полях масштабу, размах крыльев достигал почти ста футов. Эндрю посмотрел на Ганса, тот в ответ покачал головой:

– Чертов Гаарк. Надо было пристрелить подонка во время переговоров. Наверняка он вывез эту идею вместе со всем прочим из своего мира.

– Если бы ты пристрелил его, то уж точно не сидел бы сейчас с нами, – отозвался Эндрю. – А переговоры, я считаю, все же пошли нам на пользу.

– Ну и что было потом? – нетерпеливо обратился к Джеку Ганс.

– Мы дрались с ними всю дорогу, пока летели обратно. И спрятаться от них негде – облака слишком редкие. Куда бы я ни свернул, один из них тут же оказывался у меня на хвосте. У них было не меньше десятка кораблей, шесть из них новой конструкции. А когда мы достигли побережья, они окружили нас со всех сторон. Я никак не мог улизнуть от них – они точно приклеились. Двоих мы подбили, но на высоте в тысячу двести футов им удалось вдребезги разнести нашу корму разрывным снарядом, и на этом «Летящему облаку» пришел конец.

– Расскажи им, как ты прыгал, – ухмыльнулся Пэт.

Джек вздохнул, и Эндрю понял, что пилота все еще не отпустил пережитый страх. Во время операции по спасению Ганса Эндрю совершил полет на «Летящем облаке», и это оказалось едва ли не самым жутким событием из всех, что ему довелось испытать в жизни. Он скорее согласился бы идти в лобовую атаку на целую артиллерийскую батарею или очутиться лицом к лицу перед кавалерийским полком, нежели еще раз подняться в воздух на одной из этих душегубок.

– Если бы не Фергюсон, мы были бы уже покойниками. Я считал эти зонтики совершенно дурацкой выдумкой, но нам ничего не оставалось, как прыгать. Правда, пришлось повозиться, прежде чем удалось высвободить эти штуки из мешков у нас на спине, но в конце концов мы с ними справились и преспокойно опустились прямо в воду.

– А Степан?.. – спросил Эндрю ровным тоном.

– Он слишком поздно выбрался из машины, – тихо проговорил Джек. Закрыв глаза, он допил остатки водки.

– А знаете, что самое странное? – произнес Федор, нарушив гнетущее молчание. – Парочка бантагских дирижаблей вынырнула вслед за нами из облаков, и один из них все время кружил вокруг нас, пока мы висели на своих зонтиках. Я видел, как их стрелок взял нас на мушку, и уже распрощался с жизнью, но тут пилот вдруг помахал нам рукой и улетел!

– Ничего удивительного, обыкновенная пилотская солидарность, – отозвался Джек. – На его месте я сделал бы то же самое.

– Но это же бантаги! – возмутился Ганс.

Взглянув на него, Джек покачал головой:

– Да, я понимаю, но он дал мне шанс на спасение, и я отвечу ему тем же, если мы когда-нибудь встретимся. Как бы то ни было, нам чертовски повезло. Мы опустились всего в двух милях от берега, и совсем рядом оказался «Питерсберг». Когда я рассказал Буллфинчу о том, что мы видели, он сразу посадил нас на дозорный катер и отправил сюда.

– Жаль, здесь нет Фергюсона, я, наверное, прямо расцеловал бы его! – воскликнул Федор и тут же скривился от боли, так как Эмил, ухватив его руку, стал разматывать бинты, чтобы осмотреть рану.

– Так что интересного вы видели? – допытывался Ганс у Джека.

– Мы удалились миль на двадцать к востоку от Сианя, как я уже сказал, и заметили больше десятка поездов, до отказа набитых солдатами. Они направлялись на восток.

– Ты уверен?

– Абсолютно, сэр. Лагеря, совсем недавно разбитые под Сианем, были свернуты, все оборудование упаковано, войска перебрасывались на восток. Суда на реке еще стояли, но никаких рабочих не было видно. Я хотел спуститься, чтобы получше рассмотреть ангары вдоль реки и, может быть, даже заглянуть внутрь, но как раз в это время они на нас напали.

Эндрю обменялся недоумевающим взглядом с Гансом.

– Что все это значит, хотел бы я знать? Они что, отказались от своего плана атаки с моря?

– Джек, а они не могли подбить вас раньше? – спросил Ганс.

– Что вы имеете в виду, сэр?