Текст книги "Базар житейской суеты. Часть 2"

Автор книги: Уильям Теккерей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

И неужели онъ долженъ потерять все это тогда, какъ ему ничего не стоило овладѣть сокровищами этой юной души?.. Тысячи нѣжныхъ сценъ и воспоминаній пронеслись передъ его умственнымъ взоромъ: вездѣ, всегда и во всемъ она была прелестна и добра. А онъ?.. мистеръ Джорджъ Осборнъ покраснѣлъ отъ стыда и угрызеній, когда собственный его эгоизмъ и равнодушіе пришли въ контрастъ съ этой совершеннѣйшей чистотою. Онъ забылъ теперь шумныя явленія въ политическомъ мірѣ, забылъ свой честолюбивые планы, и друзья начали разсуждать только о дочери банкрота.

– Гдѣ они теперь? спросилъ Осборнъ послѣ продолжительной бесѣды и длинной паузы.

Надобно сказать къ его стыду, что, съ нѣкотораго времени, онъ совершенно выпустилъ изъ вида свою невѣсту, и не зналъ, куда переселилось несчастное семейство Джона Седли.

– Гдѣ они теперь? къ письму не приложенъ адресъ.

Доббинъ зналъ гдѣ они. Онъ не только отослалъ къ нимъ фортепьяно, но въ добавокъ отправилъ, по городской почтѣ, письмо къ мистриссъ Седли, испрашивая позволеніе навѣщать ихъ на знаменитыхъ Виллахъ Аделаиды. И не далѣе какъ вчера онъ видѣлъ добрую старушку, видѣлъ миссъ Амелію и, что всего важнѣе, самъ принесъ въ гостинницу «Пестраго Быка» это прощальное письмо и пакетъ, которые такъ глубоко растрогали душу и сердца обоихъ друзей.

Добросердечный джентльменъ съ удовольствіемъ увидѣлъ, что мистриссъ Седли изъявила полную готовность принять его радушно, какъ одного изъ короткихъ пріятелей, навѣщавшихъ ея госгепріимный домъ на Россель-Скверѣ. Старушка находилась еще подъ вліяніемъ свѣжихъ впечатлѣній послѣ прибытія фортепьяно, которое, какъ она догадывалась, прислалъ Джорджъ въ знакъ памяти и дружбы. Не считая нужнымъ исправлять эту ошпбку достойной леди, кептенъ Доббинъ выслушалъ внимательно ея длинную и жалобную повѣсть, соболѣзновалъ ея лишеніямъ. и бѣдствіямъ, и вполнѣ согласился, что старикъ Осборнъ обнаружилъ чорную неблагодарность къ своему благодѣтелю и другу. Когда наконецъ мистриссъ Седли поугомонилась въ изліяніи сердечной грусти, Доббинъ осмѣлился попросить позволеніе засвидѣтельствовать лично свое почтеніе миссъ Амеліи, которая, какъ-обыкновенно, была всегда наверху въ своей одинокой каморкѣ. Черезъ нѣсколько минутъ, мать свела ее съ лѣстницы, и бѣдняжка вошла въ комнату, трепещущая и блѣдная какъ полотно.

Ея могильная наружность и мрачныя черты отчаянія на всей ея фигурѣ были такъ поразительно-рѣзки, что благородный Вилльямъ Доббинъ затрепеталъ при взглядѣ на юную страдалицу, и ясно разобралъ на ея челѣ роковые слѣды зловѣщихъ предчувствій. Она посидѣла съ нимъ минуты двѣ или три, и потомъ, вручая ему пакетъ, проговорила голосомъ нерѣшительнымъ и. слабымъ:

– Потрудитесь отдать это капитану Осборну и… и я надѣюсь, что онъ совершенно здоровъ и… это очень любезно, что вы пожаловали къ намъ и… и мы всѣ полюбили нашъ новый домикъ, и намъ здѣсь хорошо. И… и… я пойду наверхъ, мама, потому, что… такъ… мнѣ что-то не здоровится сегодня. Прощайте, капитанъ.

Съ этими словами, миссъ Амелія сдѣлала книксенъ, улыбнулась, и побрела назадъ въ свою каморку. Мать, провожая ее наверхъ, бросила на Доббина взглядъ, исполненный отчаянной тоски; но великодушный джентльменъ не нуждался въ такомъ безмолвномъ обращеніи къ себѣ; онъ самъ любилъ ее слишкомъ нѣжно, чтобы не сочувствовать ея горю. Невыразимая грусть, соболѣзнованіе, страхъ, глубоко заронились въ его душу, и онъ поспѣшилъ удалиться изъ этого пріюта нищеты и скорби.

Какъ-скоро мистеръ Осборнъ услыхалъ, что пріятель его знаетъ, гдѣ они живутъ, вопросы его обнаружили нетерпѣніе и пылкость пробудившейся страсти. Какъ онъ ее видѣлъ? Въ какомъ положеніи засталъ? Что она дѣлала? Что говорила?

Кептенъ Доббинъ взялъ его руку, пристально взглянулъ ему въ лицо, и сказалъ:

– Джорджъ! Она умираетъ!

Больше ничего не могъ вымолвить кептенъ Доббинъ.

Во всемъ домѣ, гдѣ пріютилось несчастное семейство банкрота, была только одна служанка, бойкая ирландская дѣвушка, исправлявшая всѣ обязанности горничной и кухарки. Нѣсколько дней сряду она старалась утѣшить свою барышню и разогнать ея тоску своею болтовней; но Эмми ничего не отвѣчала; едва-ли даже и знала она какія попытки дѣлаются въ ея пользу другими людьми.

Часа черезъ четыре послѣ дружескаго разговора между Доббиномъ и Осборномъ, дѣвушка-ирландка вбѣжала въ комнату Амеліи, гдѣ она вѣчно сидѣла надъ своими письмами, читая и перечитывая ихъ сотню тысячъ разъ. Дѣвушка улыбнулась, бросила веселый и лукавый взглядъ, и даже затянула какую-то пѣсню, чтобы обратить на себя вниманіе бѣдной Эмми, которая однакожь ничего не видала и не слыхала.

– Миссъ Эмми! закричала ирландка.

– Иду, отозвалась Эмми, не оглядываясь назадъ.

– Пришли къ вамъ, продолжала веселая дѣвушка. Тамъ внизу понимаете? кто-то спрашиваетъ васъ, и вотъ къ вамъ новое письмо… перестаньте читать старыя, миссъ Эмми.

И она подала ей записку, въ которой Эмми прочла слѣдующія слова:

«Я долженъ васъ видѣть. Милая, обожаемая Эмми… жизнь моя… любовь моя… ангелъ Эмми, прійди ко мнѣ.»

Джорджъ и мистриссъ Седли разговаривали внизу, пока читалось на верху это новое письмо.

ГЛАВА XVIII
Миссъ Кроли подъ опекой въ своей спальнѣ

Мы уже видѣли, что мистриссъ Фиркинъ, горничная и довѣренное лицо старой дѣвицы, считала своею непремѣнною обязанностію писать отношенія, доклады и рапорты въ пасторатъ на «Королевину усадьбу» по поводу всякаго, сколько-нибудь замѣчательнаго событія на Парк-Ленѣ, и мы намѣкнули отчасти, что сама мистриссъ Бьютъ, по добротѣ своего сердца, оказывала особое вимманіе и благосклонность къ этому довѣренному лицу при особѣ миссъ Матильды Кроли. Мистриссъ Бьютъ была тоже до крайности добра къ благородной компаньйонкѣ, мистриссъ Бриггсъ, и привлекла ее на свою сторону множествомъ тѣхъ неуловимыхъ признаковъ внимательности и мелкихъ обѣщаній, которыя ничего почти не стоятъ предлагающему лицу, между тѣмъ какъ принимающая особа дорожитъ имъ чуть ли не болѣе всего на свѣтѣ.

Въ самомъ дѣлѣ, всякой разсчетливый хозяинъ и образованный домоуправитель долженъ знать превосходно, какъ намъ дешево, въ извѣстныхъ случаяхъ, обходятся тѣ сладенькія приправы, которыя сообщаютъ самый благовонный запахъ и пріятный вкусъ обыкновеннымъ блюдамъ въ домашней жизни. Желалъ бы я знать, какой это чудакъ выдумалъ пословицу – «Соловья баснями не кормятъ?» Мнѣ извѣстно по многочисленнымъ опытамъ, собраннымъ на рынкѣ житейскіхъ треволненій, что одной хорошей басней можно иной разъ угостить цѣлыя сотни соловьевъ и соловьихъ. Пословица «Сухая ложка ротъ деретъ» тоже никуда не годится, и по моему мнѣнію, тотъ былъ простакъ, кто первый пустилъ ее въ ходъ. Превосходный поваръ, такой, напримѣръ, какъ безсмертный Алексисъ Сойе, можетъ, если захочетъ, накормить васъ за полпени въ тысячу разъ лучше, чѣмъ какая-нибудь кухарка, которую вы снабдили, за фунтъ стерлинговъ, разнообразными пряностями и кореньями съ травянаго рынка. Такъ и въ дѣлѣ изящныхъ искусствъ: опытный артистъ извернется двумя или тремя сладенькими фразами тамъ, гдѣ для какого-нибудь вахлака потребны цѣлыя тетради увѣсистыхъ троповъ и фигуръ. Этого мало: увѣсистыя приправы, какъ всѣмъ извѣстно, тяготятъ и разстроиваютъ желудокъ, между тѣмъ какъ всякій удобно переваритъ легкую пищу изъ простѣйшихъ элементовъ.

Мистриссъ Бьютъ, мы это видѣли, была превосходная хозяйка, рѣдкая мастерица своего дѣла. Въ короткое время она употчивала Бриггсъ и мистриссъ Фиркинъ до такой степени, что онѣ были безъ ума отъ ея хлѣбосольства, хотя; собственно говоря, ничего не было на ея етолѣ, кромѣ соловьиныхъ басенъ. Не проходило дня, когда бы мистриссъ Бьютъ не говорила имъ о своей глубокой привязанности, и о томъ, чтобы она сдѣлала для нихъ, еслибы имѣніе старушки находилось въ ея рукахъ. Почтенные старушки слушали развѣся уши, и сердобольныя сердца ихъ проникались такою благодарностью, какъ-будто мистриссъ Бьютъ осыпала ихъ драгоцѣннѣйшими сокровищами изъ всѣхъ частей свѣта.

Родонъ Кроли, напротивъ того, какъ джентльменъ, до крайности недальновидный, никогда не старался завербовать на свою сторону тетушкиныхъ адъютантовъ. Онъ оказывалъ искреннее презрѣніе къ обѣимъ дамамъ: разъ или два, – гдѣ это видано? гдѣ это видано? заставлялъ довѣренную особу снимать сапоги съ своихъ ногъ, посылалъ ее въ дождь и слякоть съ грязными порученіями въ какую-нибудь табачную лавчонку, и если когда-нибудь онъ давалъ ей какую-нибудь гинею, то эти деньги, съ позволенія сказать, звучали словно пощечиной въ ушахъ достопочтенной мистриссъ Фиркинъ. Тетушка его всегда издѣвалась надъ миссъ Бриггсъ, и благородная компаньйонка служила постоянною мишенью всѣхъ ея шутокъ: кептенъ Кроли, увлеченный благимъ примѣромъ, не отставалъ отъ своей тётушки, и остроумныя его шуточки были столько же деликатны, какъ ляганье его кургузаго коня. Мистриссъ Бьютъ между тѣмъ совѣтовалась съ благородной гувернанткой во всѣхъ затруднительныхъ случаяхъ, разсуждала съ нею о поэзіи и превозносила похвалами ея собственныя издѣлія по стихотворной части. Случалось, хотя довольно рѣдко, мистриссъ Фиркинъ получала отъ нея монету въ два пенса съ половиной; но этотъ скудный подарокъ сопровождался такими комплиментами и дружескими взглядами, что два пенса съ половиной мгновенно превращались въ слитокъ золота въ благодарномъ сердцѣ этой дамы, которая притомъ, заглядывая въ будущность, смѣло могла разсчитывать на золотыя горы, какъ-скоро мистриссъ Бьютъ вступитъ въ законное наслѣдство престарѣлой леди.

Съ намѣреніемъ мы распространились объ этихъ двухъ способахъ вести свой дѣлишки на житейскомъ рынкѣ, чтобы воспользоваться случаемъ дать приличное наставленіе неопытнымъ джентльменамъ. Хвалите всѣхъ и каждаго, милостивые государи, и ни въ какомъ случаѣ не задирайте своего носа: смѣло говорите свой комплименты въ глаза, и еще смѣлѣе произносите ихъ заочно, какъ-скоро вы знаете, что васъ могутъ подслушать. Никогда не пропускайте случая сказать ласковое словцо, и помните, что, рано или поздно, вамъ отплатятъ на широкомъ. Базарѣ Житейской Суеты. Коллингвудъ, вы знаете, никогда не могъ видѣть пустаго мѣста въ своихъ владѣніяхъ, безъ того, чтобы не бросить на него жолудь изъ своего кармана: такъ поступайте и вы съ своими комплиментами. Жолудь вамъ ничего не стоитъ, но изъ него можетъ разростись огромный строевой лѣсъ.

Когда процвѣталъ и блаженствовалъ Родонъ Кроли, ему повиновались молча, съ подобострастнымъ спокойствіемъ и безъ всякихъ отговорокъ; но когда наступили для него черные дни опалы и невзгоды, никто его не пожалѣлъ, и никто не явился къ нему на помощь. Но когда мистриссъ Бьютъ приняла въ свое владѣніе джентльменскій домикъ на Парк-Ленѣ, верхній и нижній департаменты возрадовались всѣмъ своимъ сердцемъ, разсчитывая на всѣ возможныя повышенія и льготы подъ великодушной администраціей доброй управительницы дома.

Нечего было и думать, что кептенъ Кроли, послѣ перваго пораженія, отступитъ навсегда съ поля битвы, и не будетъ стараться выиграть опять выгоднѣйшую позицію; съ которой его сбили. Мистриссъ Бьютъ Кроли слишкомъ хорошо понимала житейскія дѣла, чтобы допустить неосновательное предположеніе въ этомъ родѣ. Она знала также, какъ дважды два, что хитрая и отчаянная Ребекка не задумается ни на минуту вступить опять въ открытую борьбу. Мистриссъ Бьютъ Кроли понимала настоятельную необходимость приготовиться къ мужественному отраженію неизбѣжныхъ приступовъ и нападеній.

Во первыхъ, крѣпость была въ ея рукахъ – этотъ пунктъ не подлежалъ ни малѣйшему сомнѣнію, но можно ли было поручиться за главнаго ея владѣльца? Почему знатъ – быть-можетъ миссъ Кроли сгарала тайнымъ желаніемъ вступить въ миролюбивые переговоры съ изгнаннымъ врагомъ. Старушка любила Родона Кроли, любила и Ребекку, которая умѣла мастерски разгонять ея скуку. Мистриссъ Бьютъ, съ горестію и сокрушеніемъ сердечнымъ, не могла не признать достовѣрнаго факта, что никто изъ членовъ ея собственнаго семейства не оказывался годнымъ для забавъ и удовольствій благовоспитанной городской леди.

– Я знаю, разсуждала мистриссъ Бьютъ, пѣніе дочерей моихъ, послѣ этой ненавистной гувернантки, никуда не годится. Матильда всегда бывало спитъ, когда Марта и Луиза поютъ для нея свои дуэты. Сынокъ мой, Джемсъ, просто нестерпимъ съ своими необтесанными манерами студента; про муженька нечего и распространяться: у него на умѣ только лошади да собаки. Ну, какъ тутъ пригласить ее къ себѣ; въ этотъ несчастный пасторатъ? Она разсердится на всѣхъ насъ, и убѣжитъ вѣроятно послѣ первой же ночи. Тогда пиши опять, что все пропало. Не успѣешь оглянуться, а Родонъ какъ-тутъ заграбастаетъ ее въ свои когти, и эта полколодная змѣя запуститъ свое жало въ самое сердце бѣдной старухи… Одно для меня ясно: Матильда больна ужасно, и, вѣроятно, не оправится еще недѣли три, четыре. Ну, чему быть, тому не миновать, а ужь, пока лежитъ она въ постели, и не дамъ ее въ обиду этимъ безнравственнымъ людямъ. Мой священный долгъ: защищать немочную женщину всѣми зависящими отъ меня средствами противъ злонамѣреннаго покушенія негодяевъ.

Миссъ Матильда Кроли, несмотря на врожденную веселость, имѣла довольно мнительный характеръ. Если, бывало, кто замѣчалъ ей, что она какъ-будто немножко похудѣла и цвѣтъ ея лица какъ-будто немножко измѣнился, трепещущая старуха немедленно поcылала за докторомъ и шпиговала себя порошками и микстурами безъ всякой пощады. Но теперь, посдѣ внезапнаго фамильнаго переворота, она была дѣйствительно больна – да и чьи нервы могли бы устоять противъ такихъ страшныхъ потрясеній? По крайней мѣрѣ, мистриссъ Бьютъ, вѣрная своимъ филантропическимъ обязанностямъ, поспѣшила немедленно извѣстить доктора, и аптекаря, и компаньйонку, и всю прлслугу, что миссъ Кроли находится въ самомъ опасномъ положеніи, и что, слѣдовательно, надобно держать ухо востро. По ея распоряженіямъ, улица передъ окнами была завалена по колѣно толстыми слоями соломы, и мистеръ Баульсъ окуталъ толстымъ войлокомъ дверной молотокъ у подъѣзда, чтобы никто не обезпокоилъ страдалицу неосторожнымъ стукомъ. Докторъ неизмѣнно долженъ былъ являться два раза въ день, и она угощала паціентку отвратительной микстурой черезъ каждые два часа. Если кто-нибудь ненарокомъ входилъ въ комнату, мистриссъ Бьютъ произносила такое шипучее и зловѣщее шушушшшъ, что старушка невольно вздрагивала на своей постели, и съ трепетомъ обращала свой испуганный взоръ на бисерные глаза мистриссъ Бьютъ, которая неподвижно сидѣла въ креслахъ подлѣ кровати. Страшно свѣтились эти глаза среди постояннаго мрака (занавѣсы всегда были опущены), и когда сердобольная дама выступала по комнатѣ въ своихъ бархатныхъ туфляхъ, миссъ Кроли невольно воображала тигрицу съ ея острыми когтями.

Такъ проходили дни, длинные, безконечные дни. Повременамъ, мистриссъ Бьютъ читала для нея назидательныя книги голосомъ заунывнымъ, погребальнымъ; но чаще всего она, безъ вчякой опредѣленной цѣли, прислушивалась къ глухому уличному шуму и монотонной пѣсни ночныхъ сторожей. Въ полночь приходилъ домашній врачъ, и мистриссъ Бьютъ, выслушивая его наставленія, покачивала головой какъ вѣдьма, и дико моргала своими глазами, обращенными на потолокъ. Сама богиня здравія могла бы пошатнуться и зачахнуть при такой медицинской обстановкѣ!

Недуги тѣла и души произвели въ короткое время сильнѣйшее опустошеніе въ разстроенномъ организмѣ нервозной старухи. Чѣмъ больше при нормальномъ состояніи здоровья хвасталась она модной доктриной французской философіи восьмнадцатаго вѣка, тѣмъ болѣе теперь преслѣдовалъ ее могильный страхъ; и воображеніе рисовало передъ ней всѣ ужасы замогильнаго бытія…

Подражая современнымъ романистамъ, мы могли бы, по этому поводу, пуститься въ самыя длинныя диссертаціи, не лишенныя интереса въ философскомъ смыслѣ; но по опыту мы знаемъ, какую скуку наводятъ всѣ эти диссертаціи романистовъ на читателя. Это, однакожь, не мѣшаетъ намъ припомнить вѣковѣчную истину, что не все то золото, что блеститъ, и не всякій паяцъ въ балаганахъ на Базарѣ Житейской Суеты есть въ то же время беззаботный весельчакъ при своихъ домашнихъ пенатахъ, наединѣ съ тайнами своей души. Какъ часто одинъ и тотъ же актеръ, который смѣшитъ почтеннѣйшую публику на театральной сцѣнѣ, проливаетъ въ тотъ самый вечеръ кровавыя слезы въ тиши своего кабинета! Какъ часто сладострастный эпикуреецъ, знаменитый своими чуть-ли не волшебными пирами, томится отъ горькой чаши страданій на своемъ болѣзненномъ одрѣ! И думаете ли вы, что ему становится легче отъ воспоминанія протекшихъ удовольствій? Думаете ли вы, что какая-нибудь дряхлая, изсохшая красавица утѣшится и усладитъ свою душу, какъ-скоро воображеніе разрисуетъ передъ ней цѣлый магазинъ модныхъ платьевъ и блистательные успѣхи на модныхъ балахъ, гдѣ нѣкогда всѣ благоговѣли передъ ней?..

– Что тутъ станешь дѣлать? разсуждала сердобольная мистриссъ Бьютъ, – мужъ мой, при настоящихъ обстоятельствахъ, могъ бы кауъ нельзя лучше пригодиться для этой больной старухи, если бы только онъ самъ не былъ болванъ-болваномъ. Теперь-то собственно и легко было бы убѣдить ее, что она должна передъ послѣднимъ издыханіенъ, отдать полную справедливость моимъ бѣднымъ дочерямъ и сыновьямъ, которые, право, слишкомъ заслуживаютъ эту благостыню отъ своей родни.

Мистриссъ Бъютъ, вѣрная своей системѣ, старалась всѣми зависящими отъ нея средствами возбудить сильнѣйшее отвращеніе къ гнуснымъ дѣяніямъ Родона Кроли, и для этой филантропической цѣли она мало-по-малу представила ей цѣлый каталогъ такихъ ужасныхъ преступленій, за которыя можно было бы осудить цѣлыя полчища отъявленныхъ негодяевъ. Мистриссъ Бьютъ обнаружила рѣдкій фамильный интересъ и совершеннѣйшее знакомство съ похожденіями Родона Кроли. Она знала всѣ подробности этой гадкой ссоры съ капитаномъ Файрбресомъ, гдѣ Родонъ, виноватый кругомъ съ самаго начала, вызвалъ капитана на дуэль и застрѣлилъ его на повалъ. А что сдѣлалъ онъ съ этимъ несчастнымъ лердомъ Довделемъ? вообразите: матушка лорда наняла для него особый домъ въ Оксфордѣ, гдѣ получилъ онъ превосходнѣйшее воспитаніе, такъ что до пріѣзда въ Лондонъ не бралъ въ руки картъ и не имѣлъ понятія о бильярдной игрѣ? И что же? Родонъ началъ похаживать съ нимъ по трактірамъ, пріучилъ его пьянатвовать, играть, буянитъ, такъ что бѣдный юноша просадилъ въ короткое время четыре тысячи фунтовъ чистоганомъ и сдѣлался, что называется, пропащимъ человѣкомъ. Яркими, поразительными и живыми красками мистриссъ Бьютъ изображала до мельчайшихъ подробностей томительное отчаяніе раззоренныхъ имъ семействъ – сыновей, которыхъ онъ безжалостною рукою погрузилъ въ бездонную пропасть нищеты и пороковъ. Она знала несчастныхъ купцовъ, доведенныхъ до банкротства безумною расточительностью Родона Кроли (по неосторожности они вѣрили ему огромныя суммы на честное слово); но что всего болѣе возмущало и тревожило чувствительную душу мистриссъ Бьютъ, такъ это, можно сказать, безпримѣрное безстыдство и наглость, какія онъ всегда обнаруживалъ въ своемъ поведеніи въ отношеніи къ великодушнѣйшей тёткѣ, которой вотъ теперь и отплатилъ, наконецъ, самою черною, низкою и вмѣстѣ пресмѣшною неблагодарностью за всѣ ея жертвы. Всѣ эти исторіи она разсказывала миссъ Кроли потому единственно, что считала себя вправѣ дѣлать это по долгу совѣсти и чести; какъ мать добродѣтельнаго семейства. Бичуя такимъ образомъ свою отсутствующую жертву, мистриссъ Бьютъ не чувствовала въ душѣ ни малѣйшихъ угрызеній, и даже гордилась необычайнымъ присутствіемъ духа; съ какимъ ей удавалось выполнять это безкорыстное дѣло. Да, кто что ни говори, а ужь если нужно очернить и обезславить человѣка на рынкѣ житейскихъ треволненій, такъ собственная родственница сдѣлаетъ это въ тысячу разъ лучще, чѣмъ всякой посторонній врагъ. Впрочемъ, относительно этого несчастнаго горемыки, Родона Кроли, мы должны признаться, что его было бы легко обвинить простымъ и яснымъ изложеніемъ дѣйствителъныхъ подвиговъ его жизви, и мистриссъ Бьютъ напрасно безпокоилась принимать на себя трудъ изобрѣтенія скандалёзныхъ исторій раздирателънаго сорта.

Само-собою разумѣется, что и Ребекка, какъ новая родственница, сдѣлалась предметомъ особенной заботливости и попеченій со стороны мистриссъ Бьютъ. Сдѣлавъ напередъ предварительныя распоряженія относительно того, чтобъ на Парк-Ленѣ не смѣли принимать посланниковъ и писемъ отъ нечестиваго Родона Кроли, она приказала заложить коляску миссъ Кроли, и отправилась къ своей старой пріятельницѣ миссъ Пинкертонъ, на Чизвиккскій проспектъ, съ тою похвальною цѣлью, чтобъ сообщить Благородной Академіи оглушительную вѣсть о похожденіяхъ миссъ Шарпъ, обольстивщей Родона Кроли, и собрать на этомъ основаніи дополнительвыя свѣдѣнія относительно происхожденія и воспитанія отставной гувернантки. Пріятелышьница лексикографа, съ великою охотой предложила свои обязательныя услуги. Немедленно поручено было миссъ Джемимѣ отыскать въ домашнемъ архивѣ письма и росписки бывшаго учителя рисованья. Оказалось, что одно письмо было имъ отправлено изъ долговой тюрьмы; въ другомъ умолялъ онъ, ради самаго неба, прислать ему впередъ мѣсячное жалованье; въ третьемъ мистеръ Шарпъ покорнѣйше благодарилъ чизвиккскихъ дамъ за покровительство и благодѣяні., оказываемыя миссъ Ребеккѣ. Послѣдній документъ былъ содержанія трогательнаго: несчастный артистъ, уже томившійся на смертномъ одрѣ, поручалъ свое единственное дитя, сиротку Бекки, великодушному вниманію и покровительству миссъ Пинкертонъ. Нашлись въ архивѣ документы и самой Ребекки: въ одномъ, малютка испрашивала помощи для своего несчастнаго отца; въ другомъ содержалась слезная благодарность незабвенной благодѣтельницѣ.

Изъ Благородной для Дѣвицъ Академіи на Чизвиккскомъ проепектѣ, мистрвссъ Бьютъ стрѣлой покатила на предмѣстье Сого, въ Греческую улицу, въ бывшую квартиру покойнаго живописца, гдѣ до сихъ поръ стѣны маленькой залы украшались портретами самой хозяйки въ бѣломъ атласномъ платьѣ, и супруга ея въ синемъ фракѣ съ мѣдными пуговицами – портреты были написаны въ уплату долга за квартиру. Бывшая хозяйка, мистриссъ Штоксъ, какъ дама краснорѣчивая и обязательная во всѣхъ отношеніяхъ, быстро разсказала все; что было ей извѣстно о покойномъ живописцѣ. Оказалось, что мистеръ Шарпъ, не говоря дурнаго слова, былъ бѣднякъ, до крайности распутный; должники, бывало, не отходили отъ его дверей, и что всего ужаснѣе, онъ обвѣнчался на своей женѣ весьма не задолго до ея смерти. Хозяйка, къ великому огорченію, узнала объ этомъ послѣ; иначе, разумѣется, не стала бы ихъ держать ни одного дня. Дочка ихъ была вообще прехитрая и превѣтреная лисица; бывало; она хохочетъ цѣлый день безъ всякой видимой причины, передразниваетъ всѣхъ и каждаго, прыгаетъ какъ коза, дѣлаетъ уморительныя рожи, и, случалось, отецъ посылалъ ее за джиномъ въ ближайшую харчевню, или съ запиской къ кому-нибудь изъ своихъ безпутныхъ товарищей, жившихъ въ этомъ кварталѣ; всюду бѣгала малютка Бекки, и всюду ее знали. Коротко и ясно, мистриссъ Бьютъ, не жалѣя никакихъ хлопотъ, собрала драгоцѣннѣйшіе матеріалы для составленія біографіи своей новой родственницы, и вѣроятно Ребекка была бы ей очень благодарна, еслибъ своевременно могла получить понятіе объ этой безпримѣрной заботливости о своей особѣ.

Плодомъ этихъ неутомимыхъ изслѣдаваній было совершеннѣйшее просвѣтленіе умствевныхъ очей доброй старушки, заблуждавшейся такъ долго насчетъ своего племянника и теперешней его жены. Мистриссъ Родонъ Кроли – дочь оперной актрисы. Она танцовала и сама. Она служила натурщицей для живописцевъ. Она воспитана по театральному. Она пила пуншъ съ своимъ отцомъ, курила трубку; и прочая. Это была, однимъ словомъ, женщина, соединившая свою судьбу съ пропащимъ человѣкомъ. Окончательный выводъ: плутовство ихъ неисправимо, и порядочная женщина не должна обращать на нихъ ни малѣйшаго вниманія.

Таковы были матеріалы и свѣдѣнія, предложенныя вниманію больной старухи на Парк-Ленѣ. Мистриссъ Бьютъ воспользовалась ими какъ провизіей, и аммуниціей для укрѣпленія джентльменскаго дома противъ неминуемой осады, котрая скоро должна быть произведена соединенными усиліями двухъ отъявленныхъ негодяевъ.

Но, къ счастію, во всѣхъ этихъ распоряженіяхъ проглядывалъ одинъ, довольво важный недостатокъ: мистриссъ Бьютъ была слишкомъ запальчива, усердна, нетерпѣлива, и рвеніе, обнаруженное ею въ настоящемъ случаѣ, превосходило нѣкоторымъ образомъ границы благоразумной разсчетливости. Она истомила миссъ Кроли гораздо болѣе, чѣмъ сколько было нужно, и хотя слабая старуха подчинилась ея авторитету, но власть эта была уже черезъ чуръ натянута, строга, такъ что можно было опасаться, что жертва обнаружитъ намѣреніе высвободиться изъ подъ ея вліянія при первомъ удобномъ случаѣ. Женщины, всякой знаетъ, весьма часто впадаютъ въ такія ошибки, несмотря на то, что по большей части онѣ дѣйствуютъ подъ руководствомъ своего прозорливаго инстинкта.

Такъ, напримѣръ, мистриссъ Бьютъ, увлекаемая безъ сомнѣнія самыми филантропическими побужденіями, ухаживала за своей больной съ такимъ безпримѣрнымъ раченіемъ, какъ-будто собиралась проводить ее на тотъ свѣтъ черезъ нѣсколько недѣль. Она просиживала у ея изголовья цѣлыя ночи на пролетъ, не спала, не вкушала пищи, и даже отказалась отъ прогулокъ на свѣжемъ воздухѣ. Обо всѣхъ этихъ лишеніяхъ и жертвахъ, она вздумала однажды гамѣкнуть господину Кломпу, домашнему врачу и, вмѣстѣ, аптекарю, который неизмѣнно продолжалъ дѣлать свои визиты по два раза въ день.

– По совѣсти могу признаться, мистеръ Кломпъ, сказала мистриссъ Бьютъ, что все это время я не щадила никакихъ трудовъ, и никакихъ усилій для нашей драгоцѣнной паціентки, доведенной своимъ негоднымъ племянникомъ до этого ужаснѣйшаго состоянія нравственныхъ и физическіхъ недуговъ. О себѣ ужъ тутъ я не хлопочу нисколько; я не задумаюсь принести себя въ жертву.

– Да, сударыня, и ваша преданность заслуживаетъ истиннаго удивленія, началъ мистеръ Кломпъ, – но…

– И вообразите: я почти ни разу не сомкнула глазъ съ той поры, какъ пріѣхала изъ деревни! Ужъ какъ-скоро рѣчь идетъ объ исполненіи своей обязанности, я готова посвятить ей свое здоровье, сонъ, спокойствіе, все что вамъ угодно. Когда бѣдный мой Джемсъ лежалъ въ оспѣ, думаете ли вы, что я нанимала для него сидѣлку? Никакъ нѣтъ.

– Вы поступили тогда, какъ мать, сударыня, какъ превосходнѣйшая изъ матерей; но…

– Какъ мать семейства и жена достопочтеннаго человѣка, я смиренно признаюсь, и вѣрю сердечно, что правила моей жизни именно таковы, какъ имъ слѣдуетъ быть, продолжала мистриссъ Бьютъ съ торжественностью счастливаго убѣжденія, – и могу васъ увѣрить, мистеръ Кломпъ, что я не отступлю отъ этихъ правилъ никогда, никогда, до послѣдняго моего вздоха. Пусть безчеловѣчные люди положили эту сѣдую голову на одръ болѣзни…

Здѣсь мистриссъ Бьютъ, дѣлая выразительный жестъ, указала на одинъ изъ кофейныхъ париковъ миссъ Кроли, висѣвшихъ на гвоздикѣ въ ея гардеробной.

– Да, пусть безчеловѣчные люди, не имѣющіе ни чести, ни стыда, сразили эту почтенную голову, и положили ее на одръ болѣзни, я никогда не оставлю ее, мистеръ Кломпъ, хотя бы это стоило мнѣ совершеннѣйшаго изнуренія всѣхъ моихъ силъ. Ахъ, мистеръ Кломпъ! боюсь я, то-есть, я увѣрена, что для этой драгоцѣнной головы нужны, можетъ-быть, скорѣе духовныя, чѣмъ медицинскія утѣшенія.

– Я хотѣлъ вамъ собстѣенно замѣтить, сударыня, началъ опять мистеръ Кломдъ такимъ рѣшительнымъ голосомъ, который, повидимому, отстранялъ всякуювозможность дальнѣйшихъ перерывовъ, – я хотѣлъ вамъ. собственно замѣтитъ, что вы, по моему мнѣнію, напрасно безпокоитесь слишкомъ о нашей паціенткѣ, и чго вамъ нѣтъ ни малѣйшей надобности жертвовать своимъ здоровьемъ въ ея полвзу.

– Не только здоровьемъ, милостивый государь, я жизнью готова пожертвовать для родственницы своего мужа, храбро перебила мистриссъ Бьютъ.

– Очень хорошо; но прошу васъ обратить вниманіе, что теперь обстоятельства совсѣмъ не требуютъ такой жертвы, сказалъ мистеръ Кломпъ. Вы можете быть увѣреньг, что докторъ Скуилльсъ и я разсматривали болѣзни миссъ Кроли со всѣмъ стараніемъ и добросовѣстностью опытныхъ врачей: мы находимъ, что нервы ея ослабѣли и чрезмѣрное уныніе овладѣло ея душою, оттого собственно, что фамильныя происшествія слишкомъ взволновалй ее.

– Погубили, скажите. лучше, и это все ея племянникъ – сломить бы ему шею!

– Слишкомъ взволновали, и вы, сударыня, я говорю безъ преувеличеній – явились ангеломъ-хранителемъ, чтобъ утѣшать миссъ Кроли подъ бременемъ сильныхъ огорченій. Но докторъ Скуилльсъ и я держимся положительно и единоглаено того мнѣнія, что для нашей любезной паціентки нѣтъ никакой надобности лежать день и ночь въ постели, не перемѣняя воздуха спальни. Она огорчена глубоко, спора нѣтъ; но это постоянное заключеніе, естественнымъ образомъ увеличиваетъ разстройетво ея душевныхъ силъ. Ей нужны перемѣны, развлеченія, свѣжій воздухъ, веселыя мысли – самыя лучшія лекарства во всей нашей аптекѣ, прибавилъ мистеръ Кломпъ, улыбаясь и выставляя на показъ свой бѣлые зубы. Убѣдите ее встать, милостивая государыня, оставить мягкія подушки и ободриться. Прогулки на свѣжемъ воздухѣ особенно для нея необходимы, такъ же какъ и для васъ, мистриссъ Бьютъ. Выѣзжайте какъ-можно чаще, и розы быстро опять зацвѣтутъ на вашихъ увидающихъ щекахъ.

– Это бы, пожалуй, можно устроить, да только та бѣда, что передъ нашимъ домомъ снуетъ безпрестанно этотъ негодный племянникъ съ своей женой, возразила мистриссъ Бьютъ (выпуская кошку эгоизма изъ ящика своей тайны). Одинъ взглядъ на нихъ поразитъ миссъ Кроли жесточайшимъ ударомъ, и мы принуждены будемъ опять положить ее въ постель. Нѣтъ, мистеръ Кломпъ, ей не слѣдуетъ выѣзжать, и она не выѣдетъ до тѣхъ поръ, по крайней мѣрѣ, пока я останусь въ ея домѣ. О моемъ здоровьи распространяться нечего: какая кому нужда до моего здоровья? Еще разъ, милостивый государь, я охотно повергну самую жизнь на жертвенникъ своихъ обязанностей.

– Такъ вы непремѣнно хотите, чтобъ она оставалась въ своей комнатѣ?

– Непремѣнно.

– Въ такомъ случаѣ, сударыня, я не могу отвѣчать за жизнь своей паціентки, сказалъ мистеръ Кломпъ серьёзнымъ тономъ. Нервы миссъ Кроли слабѣютъ со дня на день, и если вы желаете видѣть капитана Кроли наслѣдникомъ своей тётки, то я долженъ, милостивая государыня, объяснить вамъ откровенно, что вы хлопочете по возможности изо всѣхъ силъ въ пользу капитана Кроли.

– Великій Боже! Неужели жизнь ея въ опасности! закричала мистриссъ Бьютъ. Ахъ, мистеръ Кломпъ, что вы не извѣстили меня объ этомъ раньше?

Наканунѣ этого вечера, за бутылкою вина въ домѣ сэра Лепина Уаррена, котораго супруга только-что разрѣшилась отъ бремени тринадцатымъ младенцемъ, мистеръ Кломпъ и докторъ Скуилльсъ разсуждали о болѣзни миссъ Кроли такимъ образомъ: