Текст книги "Сцены провинциальной жизни"
Автор книги: Уильям Купер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Миртл посмотрела на меня с упреком.
– Раз надо, значит, надо.
Это не предвещало ничего хорошего. Встреча за обедом грозила обернуться бедствием.
– Наверное, надо переодеться, – сказала Миртл.
– Да ты и так – заглядение.
Миртл не слушала.
Я подсел к туалетному столику. Миртл захватила с собой книжку популярного американского юмориста. Иногда она читала мне вслух места, которые находила особенно смешными. Так вот, эту самую книжку я сейчас взял в руки и принялся читать.
Хорошее настроение так и не вернулось к Миртл, но обед прошел гладко, и назавтра она вела себя, как всегда.
Я следил за тем, что с нею происходит, – ревнивее, может быть, чем следила она сама. Роберту я не стал говорить, в чем дело, и еще менее расположен был делиться с Томом. Я знал, что Том, с его умением все опошлить, объявит, что Миртл старается вынудить меня жениться.
Мы вернулись домой, так и не вздохнув с облегчением, и я провел ночь без сна.
Я провел без сна две ночи – надо бы три, но на третью я до того устал, что заснул, как убитый, невзирая на все тревоги.
Наутро позвонила Миртл и сообщила, что все в порядке. Мне бы тут прослезиться от радости. Пойти бы отпраздновать такое событие.
Да, конечно, я был рад. Но идти праздновать как-то не лежала душа. Голос Миртл в трубке доходил до меня словно бы откуда-то издалека.
– Я рад.
А ощущение было такое, точно я потерял что-нибудь. Чудно устроены человеки!
Глава 2
У БАССЕЙНА
Несколько дней, как установилась жара, и после работы мы часто шли не домой, а в городской плавательный бассейн. Это было премилое заведение, где дорого брали за вход, дабы отвадить публику попроще. Сынки обувных воротил подкатывали сюда с девицами на спортивных автомобилях «Эм-джи», мы приезжали на велосипедах. Здесь всегда можно было застать человек пять классных прыгунов в воду, щеголяющих своим мастерством, да двух-трех пловцов, способных в хорошем темпе проплыть вольным стилем из конца в конец больше двух раз. На девушках были купальные костюмы из ткани эластик – последний крик моды, по их словам. Короче, со скидкой на провинцию – такой блеск, что лучшего и желать нельзя.
Я, как главный любитель купаться и загорать, обыкновенно приезжал первым. В тот вечер, когда в течении нашей жизни ощутимо наметился новый поворот, я условился с Миртл и Томом, что встречусь с ними у бассейна. И теперь сидел, ждал их и получал удовольствие.
Выбирая проект бассейна, его владельцы явно стремились создать нечто красочное. В чем и преуспели. Бассейн с проточной, сильно хлорированной водой был облицован кобальтово-синей плиткой, придающей воде совершенно нездешний оттенок. Бетонная стена новой раздевалки сверкала белизной в лучах предвечернего солнца, а вдоль стены выстроились полосатые, оранжевые с зеленым, шезлонги. Справа и слева посреди зеленой травы алыми фонтанами взметнулись вверх вьющиеся розы.
На фоне этой красоты, к моему удивлению, внезапно возник Стив.
Раздеваясь, Стив преображался в голенастого птенца, у которого все кости наружу; он горбился и косолапил. Недурно плавая, он большей частью избегал лезть в воду и болтался на краю бассейна, скрестив руки на груди и зябко сутуля плечи. Увидев меня, он подошел и сел рядом на траву.
– Где Том? – спросил я.
– Не знаю. – Короткое, многозначительное молчание, усугубленное с моей стороны возрастающим удивлением.
– Но ты знаешь, что он скоро должен быть здесь?
– Правда? – всполошился Стив. – Я не знал, Джо, серьезно. Что делать? – Его рожу перекосило от страшного замешательства. – Что теперь делать? У меня здесь свидание с девушкой.
– Неужели! – Я не спешил очертя голову верить всему, что скажет Стив.
– Что же делать?
– Ума не приложу, Стив. Выкрутишься, – прибавил я обнадеживающе. – Для любви нет преград.
– Есть, когда это Том! – Стив ссутулился в три погибели. – Серьезно, Джо, – тогда о любви лучше сразу забыть.
– Вот оно что.
– Это ужасно, Джо. Серьезно – ты не понимаешь.
– Так для тебя новость, что Том будет здесь? Ты уверен? – Почему-то меня упорно не покидало чувство, что, несмотря на страшное замешательство, Стив не без удовольствия предвкушает предстоящее объяснение с Томом.
– Еще бы не уверен! Он с ума сойдет, когда узнает.
– Ничего, переживет.
Стив смерил меня холодным, неприязненным взглядом.
– Да? А со мной что будет тем временем?
На этот вопрос я не знал ответа. Я предложил сходить искупаться, но Стив покачал головой.
– Дай мне подумать. – Он подумал. – Надо поговорить.
– О чем?
Стив посмотрел мне в глаза.
– Честно, Джо, мне понравилось…
– Что понравилось? – Я не мог взять в толк, о чем он ведет речь.
– Проводить время с девушкой, что же еще. Вчера вечером ходил с ней в кино. Для тебя это, может быть, чепуха. Для меня – нет! Мне понравилось. Первый раз почувствовал, что правильно делаю, что так и надо. Что я такой, как другие. Другие же ходят с девушками в кино!
– Какую картину вы смотрели?
Горящие, честные глаза Стива потухли. Он досадливо поморщился.
– Картина – жуть. В «Одеоне». Но так уж ей захотелось.
– Когда любишь, Стив, стерпишь и не такое. Приготовься – впереди ждут жертвы посерьезнее.
– Жуткая картина. Я просто изнывал. И про кого, главное, – про собаку-овчарку.
– С возрастом, Стив, – сказал я, – ты поймешь, что любовь и страдание – неразделимы. Меня, например, Миртл один раз заставила поехать в Стратфорд-на-Эйвоне смотреть «Комедию ошибок».
– Не может быть!
– Запомни, Стив: либо девушка невежественна, либо она с запросами. В любом случае страдания неизбежны.
Стив расстелил на траве полотенце и растянулся на нем спиной вверх.
– Расскажи про свою девушку.
– Рассказывать особенно нечего. Познакомились здесь на той неделе. Она еще учится в школе. Зато очень хорошенькая. Глупенькая, правда, но это мне ничего. С нею чувствуешь себя взрослым, а это приятно.
– Сколько ей?
– Пятнадцать лет. Точнее, почти шестнадцать.
– Не маловато ли?
– Для меня, Джо, в самый раз. У нас невинные отношения, и такими я хочу их сохранить.
– Раз ей всего пятнадцать, то очень может быть, что невинность тебе обеспечена на годы вперед.
– На годы! – Было видно, что подобная мысль не приходила Стиву в голову. Он взвесил ее с неудовольствием. – Слушай, а это не будет до жути однообразно?
– Да как тебе сказать. Но уж конечно, тех резких перепадов, как при других отношениях, ты не жди.
Стив ненадолго умолк.
– Я все же по дороге домой полез к ней целоваться. По совести сказать, без особого желания. Думал, она, наверное, этого ждет. Надо же вести себя как принято.
– Насколько я понимаю, в этом и заключается идея мероприятия.
Стив задрал голову, проверяя, как я все это воспринимаю.
– Поцеловал ее в щеку, она разрешила.
Я веселился, но виду не показывал.
– А потом?
У Стива в глазах заплясали чертенята.
– А потом она и говорит: «Хорошенькая я, правда?» И завела за ухо локон.
Меня прорвало:
– Э, нет, брат! Такое не про тебя! – Я знал, что Том никогда не устает твердить Стиву, какой он Адонис, а Стив никогда не устает это слушать.
– Да, такое мне внове, – сказал Стив, скаля зубы. – И не слишком по нраву.
Кто-то из компании, расположившейся неподалеку, оглянулся, прислушиваясь. Мы замолчали. Стив лег щекой на полотенце. Я стал глазеть на окружающих и увидел, как, заметив Стива, к нам на всех парусах несется Том.
Мы поздоровались. Том расстелил рядом полотенце и сел. Стив плотнее прижался щекой к земле, и Том буравил его глазами. Стив умышленно вел себя по-хамски. Памятуя о Миртл, я спросил у Тома, который час. Том взглянул на часы и сказал. Не успел он договорить, как Стив приподнялся на локтях и встал. Должно быть, ему пора было на свидание.
– Стив, ты куда?
– За носовым платком, в раздевалку.
– Зачем он тебе?
– Надо.
– Возьми, у меня есть лишний.
– Мне нужен мой собственный.
Том вытаращил глаза: версия, предложенная Стивом, звучала до крайности неправдоподобно. Стив исподтишка вглядывался в толпу.
Том пожал плечами, и Стив косолапо побрел прочь, явно выискивая свою школьницу. Я глянул на Тома. Том только того и ждал, чтобы немедленно завести глубоко личный разговор о Стиве. Градом посыпались вопросы. Куда Стив пошел? Что он тут делает? Давно ли явился? Все ли это время был со мной? О чем мы с ним говорили?
Я отвечал с таким расчетом, чтобы не напортить, а в остальном – как можно ближе к правде. С тоской в душе наблюдал, как другой – не я – томительно плетется проторенной тропою ревности.
– Не знаю, Том, – слышал я собственный голос. – Почем мне знать? – Я помялся. – А даже и знал бы – что тебе, легче станет, если я скажу?
– Легче не легче, а знать мне надо, – с укором сказал Том.
Я только развел руками. Я знал, что он вовсе не расположен видеть в истинном, курьезном свете коленца, которые в последнее время откалывал Стив.
– Ты забываешь, что я привязан к нему.
– Во всяком случае – ревнуешь.
– Что не обязательно одно и то же. Кому-кому, а тебе, Джо, надо бы это знать. – Том никогда не мог удержаться от соблазна поучить ученого уму-разуму. – Можно ревновать, не любя, но любить, не ревнуя, невозможно.
Он покосился в мою сторону, из чего я заключил, что сказанное относится ко мне. Я так стыдился своей ревности, что не рассказывал о ней Тому, и проявления у меня этого чувства представлялись ему подозрительно хилыми.
Мы посидели в молчании.
Том сказал с большой силой:
– Тяжело это становится, Джо.
Я проникся к нему живым сочувствием.
– А ты не мог бы… ну, я не знаю… отступиться, что ли?
– Конечно, нет.
Мне оставалось, вероятно, только пожать плечами. Вместо этого я сказал просто:
– Тогда жаль.
– Я не умею трубить отбой, – сказал Том, не слишком погрешив против истины. – Я должен наступать, невзирая ни на что. – Он запнулся. – Боюсь, на сей раз не рехнуться бы при этом.
– Похоже, Стив только того и добивается.
– И не думает. Все совершается помимо его воли.
– Да?
– Это меня и трогает больше всего. Потому я ему так нужен.
– Нужен-то ты ему безусловно, – сказал я, мысля в категориях звонкой монеты.
– Не представляю, что бы он делал без меня.
– Без тебя ему пришлось бы сильно сократиться.
Том дал мне почувствовать, что тонкий человек такого не скажет.
– По-моему, он привязан ко мне.
– Привязан, Том.
– Если бы только я мог быть в нем уверен. – Том покрутил головой. – Никогда нет уверенности… Знать бы только, что так продержится хотя бы еще год!
В эту минуту я, как и Том, забыл, что через три недели ему уезжать на чужбину. Том говорил от чистого сердца, и я растрогался. Я верил, что дружба со Стивом способна, как и всякая дружба, внезапно вознести на вершину счастья, а оттуда пинком столкнуть в пучину страданий. Во что я не мог поверить – это в ее долговечность: скорее ручьи побегут в гору, чем все это выдержит испытание временем.
– Впрочем, полгодика, может, и протянет, – сказал Том, и хотите верьте, хотите нет, но таким голосом человек объявляет о выходе из положения, который, в общем, его устраивает.
Том был сильный пловец: с такой жировой прослойкой нетрудно держаться на плаву, такие мышцы созданы мощно таранить воду. Мы нырнули в яркую голубизну и выплыли на поверхность, выжимая из глаз хлорированные слезы. Том по обыкновению настроился без устали махать из конца в конец, как маятник, мерным, неторопливым ходом. Я поплыл было рядом, но передумал, вылез из воды и огляделся.
Не я один был знаком с обыкновением Тома. Стив, в уверенности, что теперь Том минут пятнадцать не высунет голову из воды, беспечно стоял на виду у всего честного народа, весело болтая с двумя девчурками-школьницами.
Я не знал, как мне быть. Вмешаться? Это окончательно погубит дело. Оставалось стоять, смотреть, чувствуя, как каплет с мокрых волос на плечи, и молиться, чтобы пронесло.
Вообще-то, скажу я вам, молиться, чтобы пронесло, – самое пустое занятие, и в моем возрасте стыдно такого не знать. Тем более, когда не секрет, что отличительная черта классных прыгунов в воду – полное пренебрежение к тому, что удобно, а что неудобно пловцам. Итак, я стоял, поглядывая то на Стива с его смешливыми длинноногими школьницами, то на рыжую макушку Тома, неуклонно бороздящую синь воды, как вдруг прямо под носом у Тома красиво вошли в воду тела двух ныряльщиков. Том с размаху остановился и возмущенно забултыхался на поднятой ими волне, отплевываясь и протирая глаза. Он огляделся по сторонам. Он увидел Стива. Взмах руки – и Том был уже у бортика. Он вылез из воды и направился к Стиву. Я заметил, как Стив переменился в лице от неожиданности, когда Том похлопал его по плечу. Отрывистый вопрос, короткий ответ – и они отошли вдвоем, а девчушки безмолвно уставились друг на друга. Том шагал впереди, как жар горя на солнце медноволосой грудью, за ним, замыкая шествие, нехотя плелся Стив.
Я пошел взять полотенце, и мы сошлись одновременно на одном пятачке. Стоило видеть, какие у Тома глаза: белки, покрасневшие от хлорки, а в них – два пронзительно зеленых от злости огня.
– Ты с ума меня сведешь, Стив! – говорил он, поспешно вытирая лицо, так что страсть, звенящую в его голосе, несколько заглушало полотенце.
Стив, ничего не отвечая, тщетно тер полотенцем пониже паха, куда стекала вода с трусов.
– Ты что, не слышишь? Ты сводишь меня с ума своим поведением!
– Что-что? Не разберу сквозь полотенце.
– Ты меня сводишь с ума.
– А что я такого сделал, – хмуро буркнул Стив. – Не выдумывай, Том.
Я решил, что пора удалиться, хотя и знал, что мое присутствие не мешает Тому, когда происходит выяснение отношений, – больше того, я подозревал, что для остроты ощущений ему даже лучше, когда при этом есть кто-то третий.
Я отвернулся и начал вытираться.
– А вот и Миртл, – услышал я голос Стива.
Уф, слава богу! Миртл подошла к нам ленивой походкой, свежая и сияющая.
– Забавно вы стоите втроем – сбились в кучку и вытираются. Как будто сошли с полотна Дункана Гранта. – Она усмехнулась чему-то своему. – Только у Гранта мужчины совсем без… – Слово красноречиво замерло у нее на устах.
– Ты что это в платье, Миртл? – властно сделал ей замечание Том. – А купаться как же?
Я подумал, что он хочет от нее избавиться.
– В другой раз. – Миртл опустилась на траву. Я сел рядом. Она не часто купалась – стеснялась, я думаю, показаться в купальнике слишком худой и плоскогрудой. Ну, и потом, она же постоянно зябла! – Сегодня не могу.
Я вопросительно поднял брови. Миртл смотрела на меня круглыми, виноватыми глазами.
– Прости, зайчик. Сегодня не выйдет посидеть и вместе пойти домой. Мне еще надо зайти в одно место. Ты не против?
Теперь пришла моя очередь злиться и беспокоиться.
– Нимало, – сказал я.
Все притихли. Миртл наблюдала, как ведут себя Том и Стив. Я пытался осмыслить происходящее. Мне припомнились другие случаи в этом году, когда она поступала так же. Я перебирал их в памяти один за другим, и мне вдруг открылась общая схема. Повод для ревности или досады – взрыв страстей – примирение – и опять все с начала. Сейчас мы в который раз заходили на первый виток.
– Почему же у тебя сердитый голос?
– Я вовсе не сержусь.
Том расстелил рядом с ней полотенце и сел, спиною к Стиву.
– Когда Джо говорит, что не сердится, это звучит на редкость неубедительно.
– Я знаю. – Миртл старательно расправила платье на коленях. – Он всегда сердится. И всегда на меня.
Всю злость, которой только что кипел Том из-за Стива, точно рукой сняло – или, может быть, он скрывал ее так умело? Он покровительственно обласкал Миртл улыбкой.
– Ох уж эти мне интроверты, – сказал он ей.
Миртл качнула головой.
– Я, вероятно, экстраверт.
– Не вероятно, а точно, душа моя. – Миртл подняла на него печальный, тающий взор. – Ты похожа на меня. – Том ответил ей точно таким же взором. – Поэтому мы с тобой так понимаем друг друга.
Миртл не отозвалась. Теперь Том целиком сосредоточил внимание на ней одной, будто нас со Стивом не существовало.
– Поэтому со мной тебе было бы несравненно легче уживаться. Ты не любишь себя неволить – правильно? Любишь все делать, когда тебе вздумается, когда придет охота. По зову сердца, родная моя. А не по зову Джо…
Миртл, казалось, обдумывала его слова. Не могу сказать, что я был в восторге. Меня подмывало оборвать его: «Ну, знаешь, Том! Смени пластинку!» А Том продолжал разливаться:
– Да, мы с тобой люди уживчивые. Скажу больше, таких покладистых людей поискать. Мы действуем… он сделал остановку и закончил, бесстыжие глаза, словами, принадлежащими не ему, а мне: —…по настроению минуты. – Он уснастил сказанное изящным мановением руки.
Миртл слушала с видом отроковицы, внемлющей откровениям. Не спешите заключить, будто это было наиграно. В известной мере их с Томом искренне завораживала музыка собственных слов. Могу прибавить, что меня она не завораживала больше того, похвальная решимость проявлять выдержку и терпение катастрофически сякла во мне с каждой минутой. Я вмешался бы не раздумывая, удерживало меня лишь одно: предчувствие, что Том опростоволосится и без моих усилий. Я выжидал.
Миртл покивала головой.
– Ах, Миртл! – Том накрыл ее руку ладонью. – Есть ли такое на свете, чем ты не могла бы поделиться со мной? – Он заглянул ей в глаза.
Миртл моргнула. Ей-ей, он перестарался. Должно быть, она потянула руку назад – во всяком случае, Том убрал свою.
Наступило молчание. Миртл дружески поделилась с ним наблюдением:
– А ты растолстел, Том.
Нет, совсем не того ждал от нее Том! Он перевел взгляд на свою грудь, поросшую рыжей шерстью – что лично мне было глубоко противно, – и выпятил ее колесом.
– И замечательно, что растолстел.
– Джо постоянно тянет как можно больше двигаться, сказала Миртл. – Такая скука.
– Это имеет и положительные стороны, – сказал я сердито и многозначительно.
Том покрутил головой, не сводя глаз с Миртл.
– Видишь, ему нас не понять. – Он погладил себя по груди. – Если бы мы с тобой, Миртл, обосновались вдвоем, ты переняла бы мои необременительные привычки в два счета, – он прищелкнул пальцами, – и тоже растолстела бы.
Нет, совсем не того ждала от него Миртл! Я мысленно потирал руки.
– Едва ли, Том, – сказала она, слегка сникнув.
– Не едва ли, душа моя, а точно. Толстела бы себе и радовалась. И перестала бы вечно мерзнуть.
С живым любопытством и удовольствием я наблюдал, как у Миртл вытягивается лицо. Я сам, как вы понимаете, не раз говорил ей, что она вечно мерзнет из-за нехватки подкожного жира. Подобное объяснение она считала в высшей степени поверхностным и бездушным. Она прекрасно знала, что холод навевает на нее сердечная тоска. А Том это проглядел. Она горестно вздохнула.
От Тома, по всей видимости, и это ускользнуло. Оно и простительно: ты рассыпаешься перед девушкой мелким бесом, а тебя отвлекают – с одной стороны впился в него глазами я, а за спиной хмуро ловил каждое слово Стив.
– Мерзнуть мне, видно, всю жизнь.
– Если бы я о тебе заботился – тогда нет, родная моя. Я всегда безошибочно знал бы обо всех твоих ощущениях. – Миртл заметно встревожилась от подобной перспективы. Я мог ее понять. – И всегда имел бы для тебя наготове… – он бросил мудрый, проницательный взгляд в мою сторону, – хороший совет.
Среди излюбленных утверждений Тома было и то, что я не умею обращаться с Миртл, и в частности вовремя дать ей хороший совет. Он, по-видимому, не мог усвоить, что Миртл страшно не любит, когда ей дают советы, будь то неоценимые советы, никудышные или середка на половинку.
– Неужели? – Она поглядела на него мягко и без всякого восторга.
Том промолчал, меряя ее уверенным, понимающим взглядом. Движимый любовью и состраданием, он сейчас определял, хорошо ли она себя чувствует.
– Ты устала, душа моя. – Вероятно, он обнаружил круги у нее под глазами.
– Да, это правда.
Том опять бросил взгляд в мою сторону, словно говоря: учись, брат, как это делается. Он придвинулся ближе к ней.
– Тебе надо раньше ложиться спать.
Больше всего на свете Миртл ненавидела, когда ей говорили, что надо раньше ложиться спать! Когда вот так, с единого маху, перечеркивали ее любовь к жизни, бездонную глубину ее души, а главное – ее решимость поступать так, как вольно ей самой.
Миртл не проронила ни звука. Да и что говорить, если на сердце такая печаль.
Когда лучший друг в твоем присутствии охмуряет твою девушку, а ты сидишь и смотришь, есть миг, когда тебе воздается, – ослепительный миг, когда ты видишь, как твой друг садится в лужу.
Том, я считаю, сел в лужу по пояс – по самую шею.
При всем том я пребывал в легком недоумении – я, знаете, очень верю в экстравертов. Мне не приходило в голову, что весь диалог Тома и Миртл – вопиющее свидетельство дурного вкуса; меня удивляло только, что он при этом так оплошал. Видно, его и вправду чересчур отвлекали мысли о том, какое впечатление все это производит на Стива.
Я мельком взглянул на Стива – нет, невозможно было определить, что он думает. Темные волосы высохли и мягкой копной спадали ему на глаза. Похоже, он утратил всякий интерес к школьницам. По-моему, его просто томила скука.
Солнце клонилось к закату. Миртл беспокойно зашевелилась, и Том стал разглядывать людей по сторонам.
– Ты только посмотри, Джо!
Я посмотрел. Том показывал куда-то в сторону раздевалки. Миртл и Стив тоже встрепенулись.
Это был Тревор – с девушкой. Я уже отмечал, что Тревор был на редкость мал ростом, тонок в кости и вообще поражал изяществом и хрупкостью сложения. Замечу теперь, что девушка у Тревора была на редкость крупная.
Мы прямо рты разинули. Они шли бок о бок: Тревор – четким, легким шагом, девушка – тяжеловесной поступью. Он увлеченно рассказывал ей что-то, с улыбкой поглядывая на нее снизу вверх. Она по-хозяйски несуетливо слушала. На ней был очень простой светло-зеленый купальник с юбочкой, волосы убраны под белый резиновый чепчик – ничто не отвлекало внимания от форм, дарованных ей природой. А формы заслуживали внимания – ого, и еще как!
– Похожа на самое Естество, – посмеиваясь, сказал Том.
– Милый Том, ничего-то ты не знаешь о Естестве, – сказала Миртл и вдруг залилась краской.
– Эти выпуклости! Колоссально! – сказал Том.
Мы зачарованно провожали их глазами, пока они не прошли мимо и не устроились в укромном уголке на дальнем краю площадки.
– После чего, – объявил я, – нам остается только уйти.
Том со Стивом пошли одеваться; я задержался, прощаясь с Миртл. Я догадывался, что она идет на свидание с Хаксби, но скорее откусил бы себе язык, чем спросил ее об этом. Миртл подставила щечку; я коснулся ее губами. Она лениво пошла прочь, и я смотрел ей вслед с грустью и едкой обидой.
У входа в свою раздевалку я увидел Стива. Он стоял в дверях соседней кабины и кое-как растирался полотенцем. Том принимал душ.
– Это и есть та девушка, с которой встречается Тревор? – спросил я.
– Вроде да.
– Та самая, что сидела в машине в тот вечер? Когда его задержали за то, что поехал на красный свет?
– Откуда я знаю. – Он помялся. – Слушай-ка, Джо…
Его голос так изменился, что я шагнул в коридор, чтобы лучше его видеть. На лице его проступило выражение непривычного беспокойства. Он перестал растираться.
– Что такое, Стив?
– Миртл ушла?
– Ушла. – Странный вопрос.
– Ну, конечно, ушла. Глупо… Слушай, Джо, знаешь, с чего это Том так увивался возле нее?.. – Он говорил отрывистой скороговоркой. – Я знаю, ты не поверишь, но все-таки я скажу… Знаешь, с какой мыслью Том носится в последнее время? Он задумал жениться на Миртл!
Я остолбенел. Я вытаращил на Стива глаза.
– Невероятно! Быть не может! Что за нелепость!
Много я наслушался от Стива вранья, но такую дичь он нес в первый раз – и в первый раз мне не захотелось обвинить его во лжи.
– Тебе, Джо, знать не полагается.
– Еще бы! Я думаю!
– На той неделе это обсуждалось с Робертом. Потому Том и ездил в Оксфорд.
Вы не поверите: я ему верил.
Кто-то вышел из кабины рядом, и я посторонился, пропуская его. Я увидел, что в конце коридора, повязав бедра полотенцем, стоит Том и причесывается перед зеркалом.
– Ты только не говори, Джо, что я тебе рассказал.
– Смешно, Стив, честное слово.
– Ради бога, не говори! Даже виду не показывай, пока он сам не скажет. А то он мне такое устроит!
– Постой, Стив, а не лучше…
– Он идет сюда! Тихо – все! – Стив отступил в кабину и впопыхах нырнул головой в рубашку. Локоть застрял в рукаве.
Подошел Том.
– А ну, Стив, поторапливайся! – Он заглянул в кабину. – Если бы ты складывал рубашку, как я тебя учил, она надевалась бы сразу.
Я ретировался к себе в раздевалку.
Потом мы простились, и я пошел домой. Мне было над чем поразмыслить.
Я был поражен до глубины души. Помилуйте, что же он вытворяет, этот Том, где же предел его нелепостям? Во-первых, не он ли показывает на каждом шагу, что для него весь свет сошелся клином на Стиве? Во-вторых, разве ему не известно, что Миртл влюблена в меня? И в-третьих, черт возьми, ему вообще осталось меньше месяца до отъезда! Уму непостижимо! Впрочем, какая разница? Уму непостижимо, а все равно происходит. Многое из того, что творится на свете, уму непостижимо, особенно если за этим стоит такой Том, – и мне бы надо это знать.
Врет Стив, и больше ничего, сказал я себе напоследок и лег спать.