Текст книги "Сцены провинциальной жизни"
Автор книги: Уильям Купер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Лорд-мэр выступал долго. Он определенно отличался редкой выносливостью. Из всех выступлений лорд-мэрово было самым древнегреческим. Я думал, оно никогда не кончится.
Наконец участники состязаний потянулись к нему за наградами. Он мужественно тряс каждому руку. Мальчишки заливались румянцем, сияли и отходили, унося судок, или подставку для гренков, или банку, в каких держат варенье, и так далее. Безопасная бритва как нельзя более кстати досталась обросшему бородой верзиле из пятого класса.
Восславим теперь героя дня. Победителем игр стал Фрэнк. Он подошел в плаще, наброшенном поверх спортивного костюма, с интересной бледностью на красивом лице, застенчивый, как никогда. Лорд-мэр встретил его самым крепким рукопожатием, самым огненным взглядом грозных очей и приготовился вручить награду. Приз, предназначенный обладателю титула victor ludorum, исчез со стола.
Шум в толпе школьников разом стих.
– Где он? – заныл директорский голос. – Где же он?
Вот уж, ей-богу, бессмысленный вопрос!
– Где он? Что это такое? То есть что это за приз, я хочу сказать?
– Серебряные ложки, – донесся из-за линии горизонта голос секретаря.
– Но их здесь нет!
– А я чем виноват?
– Я никого не виню! Я хочу только знать, где они! – Молчание. – Кто сегодня отвечал за призы? Призы, думал я, родные вы мои!
– Мистер Болшоу.
Я огляделся. Болшоу нигде не было видно – должно быть, ушел домой.
– А мне казалось, что мистер Ланн, – сказал директор.
Я затрепетал.
– Нет. Мистер Болшоу.
Правда восторжествовала. Кто бы мог подумать?
Лорд-мэр тем временем, заполняя паузу, еще раз горячо пожал Фрэнку руку.
По толпе пробежал ропот. «Главный приз не могут найти. Слямзил кто-нибудь».
– Тихо! – крикнул директор. – Прошу соблюдать спокойствие!
Лорд-мэр, не теряя присутствия духа, тряс руку победителю.
– Отпустите же его! – яростно зашипел ему на ухо директор. – Скажите, что мы выдадим приз позже!
Интересно, что теперь станется с Болшоу?
Капитаны команд стали подходить за памятными щитами, но зрители смотрели на эту процедуру безучастно. Куда девались ложечки? Кто тот счастливец, кому они достались?
Произошло очевидное. Пока мальчишки оравой толкались у стола, расхватывая пальто, кто-то воспользовался давкой и стянул футляр. Мы с физкультурником могли клятвенно подтвердить, что до стола он дошел в целости и сохранности. Выяснять, куда он сплыл со стола, – это уж дело директора.
Выяснить это ни директору школы, ни школьным преподавателям не удалось. Могу вам сразу сказать, что это не удалось никому и никогда. А Болшоу, спросите вы, неужели его не призвали к ответу? Неужели не предложили покинуть стены школы за расхлябанность и беспечность? Я отвечу вам вопросом: часто ли вы замечали, чтобы на земле побеждала справедливость?..
Я покинул спортивную площадку, думая о Болшоу. А домой пришел, думая о Миртл.
Чем больше я думал о появлении Миртл на празднике в обществе Хаксби, тем сильнее разливалась во мне желчь. Выдержка, терпимость – все эти качества, коих я столь домогался, покинули меня. Я знал одно: опостылело мне это все до глубины души.
Глава 3
ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
Газеты на разные голоса кричали о мировой катастрофе. Это начинало оказывать на меня гипнотическое действие. Впрочем, я не вполне еще поддался гипнозу: я решил, что до конца триместра буду встречаться с Миртл как можно реже, а потом, независимо от того, поеду в Америку или нет, уберусь из города, никому не сказав куда.
Трудно расстаться без обоюдного согласия – не легче без обоюдного согласия избежать встреч, когда живешь почти рядом. Как никогда отчетливо, я сознавал, что отбываю время. Порой я представлялся себе сильной личностью и хозяином собственной судьбы – порой жил с ощущением, что Миртл и Гитлер вошли в сговор, вознамерясь меня затравить.
Как-то вечером я мирно сидел в саду у открытой двери и проверял экзаменационные работы. На другом конце сада копались в земле мистер Чиннок с хозяйкиной племянницей. Сегодня у них был, по нашей с Миртл терминологии, «нерабочий вечер», и они проводили его за прополкой овощей.
Изредка то один, то другой разгибался в приступе кашля. В соседнем саду жгли кучу сорной травы, и дым сносило в нашу сторону. Здесь это было в порядке вещей. Садов по соседству было так много, соседи были столь ярые огнепоклонники, что стоило хоть на часок выйти в сад, как поблизости непременно зажигали костер. А дым непременно сносило в нашу сторону…
Я уже завершал оценку математических способностей одного из начальных классов, когда услышал, как хозяйка впускает кого-то ко мне в комнату. Я повернул голову и увидел Стива. Он сошел в сад.
– Прости, что я тебя отрываю. – Он сел на ступеньку подле моего стула и стал ждать. Когда я разделался с последней работой, он вытащил из кармана свое новое стихотворение.
– Вот видишь, Джо! Как только вырвешься от Тома на выходные дни, так сразу сдвиги в работе.
Я стал читать. Я упоминал уже, что в стихах Стива был виден талант. В новом стихотворении таланта было не меньше, чем обычно, а строк – заметно больше. Я поздравил его.
Когда автор приносит тебе стихи, то все бы ничего, если бы не одно: ну, прочел ты стихи, ну, поздравил автора – а что дальше? Другое дело – роман: тут ты усаживаешься поудобнее и в порыве благородного негодования отводишь душу, изрыгая на автора хулу за его плоские шутки, рыхлый сюжет и моральную нечистоплотность его героев.
На нас снизошло молчание.
– «Никогда, никогда, никогда-а англичанин не будет рабом!» – насвистывал мистер Чиннок.
– Том не едет в Америку, – сказал Стив.
– Почему? Откуда ты знаешь?
Стив вздернул плечи.
– Он говорит, неминуемо будет война.
– А-а…
– А ты?
– Что – я?
– Думаешь, будет?
– Возможно. – Я помолчал и постыдно неискренним голосом прибавил: – Надеюсь, во всяком случае. – Мне, признаться, не хотелось расставаться с мыслью об отъезде в Америку.
Стив искоса скользнул по мне взглядом.
– А кстати, знаешь, Миртл ходит и всем говорит, будто ты собираешься в Америку, как раз если будет война.
– Дьявольщина! – Я дико разозлился.
– За что купил, за то и продаю.
– Кто тебе сказал?
– Да я сам слышал!
Может быть, я тоже вел себя не безупречно, однако подобное вероломство со стороны Миртл взбесило меня. Я потребовал у Стива новых свидетельств. Сейчас он говорил правду, да и кому, как не ему, было знать, какие разговоры ведет на людях Миртл: ведь он теперь заделался частым гостем в тех домах, где Миртл имела обыкновение появляться с Хаксби.
Лишний довод против нее, думал я в гневе.
– Том, конечно, возмущен?
– По-моему, он считает, что это было сказано в расчете тебя позлить.
– Ну что ж, она добилась своего!
Стив добродушно рассмеялся.
– А что еще она про меня говорила?
– Не знаю, Джо, красиво ли мне заниматься пересудами, – в замешательстве сказал Стив.
– Если уж начал, договаривай!
– Она говорила Тому, – медленно сказал Стив, – что никогда не любила тебя.
– Какого же она тогда рожна…
– Да-да, понятно. Она признает, что ты обладаешь некой загадочной притягательной силой. О тебе, видишь ли, отзываются как о своего рода Свенгали [7]7
Персонаж романа Дж. Дюморье «Трильби», музыкант и гипнотизер.
[Закрыть]. Просто смех. Ничуть ты не похож на Свенгали, это всякий дурак скажет.
– Проклятье!
– Давай не так громко, Джо, ладно? – Стив показал глазами на племянницу с мистером Чинноком, до которых, несомненно, долетало каждое слово.
Я с усилием овладел собой.
– Еще что-нибудь?
Стив не отвечал.
– Ручаюсь, это Том ей внушил такую мысль…
– Раз ты с ней собрался порвать, Джо, это совсем не глупая мысль!
– Да, но он внушил ее не поэтому. Он теперь ей будет доказывать, что любила она всегда его! А он – ее!
– Ничего себе! – Вероятно, Стиву такое не приходило в голову.
– К этому он и ведет, попомни мои слова! А конечная цель – предложение руки и сердца.
Стив заметно приуныл.
– Но хотел бы я знать, какая цель у нее, – продолжал я. – Только бед себе наживет, больше ничего.
– Увы, – вздохнул Стив.
Я вновь обретал способность рассуждать хладнокровно. К замечанию Стива стоило прислушаться – действительно, совсем не глупо, если Миртл говорит, будто никогда не любила меня. Это способ сохранить свое достоинство. Это первый признак, что в ней пробуждаются защитные силы… Выкарабкивается, неожиданно подумалось мне.
Стив прервал мои размышления.
– Ты, наверное, знаешь – у Тревора все благополучно.
Слава богу, что опасность миновала, но почему это Стив оказался в курсе дела?
– Ах так! – бросил я небрежно.
Мы вновь погрузились в молчание. Стив зашел в комнату и вернулся с подушкой.
– Сидеть на холодном очень вредно.
– Глупости!
У Стива поползли вверх уголки рта.
– А я знаю, какую новость ты еще не слышал! Я прошел курс первой помощи! – Он поймал на себе мой недоверчивый взгляд. – Честно говорю, Джо. Сам посуди, начнется война, призовут меня в армию, а у меня – пожалте вам, есть такая бумажка. Глядишь, и направят по медицинской части.
Понятия не имею, врал он или нет, но я не мешал ему, догадываясь, что он пытается развлечь меня.
– Я и экзамен сдавал. – У него заискрились глаза. – Только, боюсь, не выдержал.
– Что, трудно было?
– Не трудно, – сказал Стив. – Но жутко противно.
Он красочно описал мне свои беспомощные потуги на испытаниях по практике, и я, несмотря на все горести, не мог сдержать улыбки.
Стив еще более воодушевился.
– Но страшнее всего был экзамен по теории. Задают мне вопрос: что делать с ребенком, когда у него судороги? Представляешь? Нашли, кого спрашивать! Да я не знаю, что делать с ребенком, даже когда у него нет судорог!
– А что надо было ответить?
– Положить его в теплую ванну! – сказал Стив торжествующе.
Ни он, ни я не услышали, как хозяйка опять впустила ко мне кого-то. У нас за спиной раздались нетерпеливые шаги, и в дверях вырос Том. Лицо его было темнее тучи.
– Мне нужно сказать вам кое-что. Вы не зайдете в дом?
Стив взял подушку, я – экзаменационные работы, и мы нехотя поплелись в комнату. Том закрыл за нами створки стеклянной двери.
– Такие разговоры всегда разумней вести подальше от чужих ушей, – сказал он вежливо и в то же время как бы с упреком.
Я не ответил, так как не имел представления, какие именно разговоры он пришел вести. Наша смешливость, словно устыдясь его присутствия, улетучилась в одну минуту. Стив, исходя из посылки «Что бы Том ни сказал, мне от этого легче не будет», заранее помрачнел.
Я сел. Стив тоже сел. Том продолжал стоять. С видимым усилием он сохранял на лице спокойствие. Я упорно не начинал разговор первым.
– Я пришел сказать вам, что купил новый автомобиль.
Честно говоря, он меня разочаровал. А также слегка насмешил. В моем сознании его новый автомобиль приобрел смутное сходство с яхтой…
Для Стива ход автомобилем явился, судя по всему, неожиданностью. Неудивительно, что он удивился. Утратив бдительность, он спросил:
– Зачем, Том?
С этой минуты Том сосредоточил все свое внимание на нем одном.
– Неужели тебе не интересно, какой автомобиль?
– Конечно, интересно. Только не совсем понятно, зачем ты его купил.
– А ты не знаешь? – Том смотрел на него в упор. Голос у него звучал относительно ровно – зато взгляд! Большой пробивной силы был этот неотступный взгляд.
– Не-а. – Стив пытался посмотреть на меня, но, покоренный гипнотической силой этого взгляда, не мог отвести глаза.
– И не догадываешься? – спросил Том с ужасной улыбкой.
Наступило молчание. Я едва было не крикнул: «Слушай, прекрати, Христа ради!» – но воздержался.
Стив потупился, покачав головой.
– А мог бы и сообразить. – Голос Тома исполнился зловещей вкрадчивости. – На новом автомобиле удобней ехать в Париж.
Стив опять поднял на него глаза. И не проронил ни звука.
Я беспокойно заерзал на стуле. Свинство, что Том не дал мне уйти из комнаты, если собрался устроить сцену. Хотя, с другой стороны, легкое любопытство удерживало меня.
– Я уже говорил, Том. Я ехать не могу.
– Глупости! Прекрасно можешь!
– Не могу, Том. Родители хотят, чтоб я поехал с ними, ты же знаешь.
– Родители хотят, чтоб ты поехал со мной!
– Неправда!
– Нет, правда! – Том бешено выкатил на него глаза. – У меня есть письменное подтверждение! Вот – полюбуйся! – Он вытащил из кармана конверт. – Это письмо от твоей матери, и в нем сказано, что она согласна отпустить тебя со мной. Сказано черным по белому! – Он протянул письмо Стиву. – На, убедись!
Стив не пожелал убедиться.
– Ну хорошо, – возмущенно сказал Том. – Если ты так дурно воспитан, что не можешь прочесть…
– Я не еду! – перебил его Стив.
– Какое ты теперь придумал оправдание?
– Мне незачем придумывать оправдания, Том.
Том помахал письмом у него перед носом.
– А что ты на это скажешь? – он помахал письмом опять, увеличив амплитуду. – У меня есть документ!
Я решил, что мой друг, должно быть, на минутку сошел с ума. Лицо у него, при внешней видимости спокойствия, стало все воспаленное.
– Здесь черным по белому сказано. – Он спохватился и понизил голос.
Внезапно Стив подался вперед, выхватил у него письмо и швырнул в камин. Огня в камине не было.
Том проводил письмо глазами и насмешливо поджал губы. Потом мельком взглянул на меня. Мне сделалось неловко.
Стив сказал:
– Это невыносимо. Почему тебе обязательно нужно устраивать сцены?
– Потому что я хочу, чтобы ты поехал со мной во Францию.
– Но я не хочу. – Лицо у Стива было несчастное.
– Думаю, хочешь, в глубине души.
– Нет, повторяю тебе. Больше мне сказать нечего. Я желаю чувствовать себя свободным.
– Чувствуй на здоровье. Я сам желаю тебе того же.
– Тогда почему ты не даешь мне свободно вздохнуть?
– Ты можешь быть совершенно свободен, оставаясь со мной. – Том подошел к нему ближе. – Как сейчас. Ты совершенно свободен. Вот дверь. – Он показал рукой. – Ты свободен, можешь выйти в нее хоть сию минуту.
Стив не шелохнулся.
– Выйди, по крайней мере посмотри на автомобиль.
– Не хочу я на него смотреть. И ехать на нем никуда не хочу!
– Иначе говоря, я выбросил деньги на ветер?
При слове «деньги» Стив, по-моему, насторожился.
– Я, значит, выбросил деньги на ветер, а тебе даже взглянуть на него трудно? – В голосе Тома снова послышался гнев.
Ну уж, «на ветер», подумалось мне, наверняка покупал машину с условием, что может вернуть, заплатив за прокат.
– Видит бог, я и так издержался достаточно! – ярился Том. – А что получил взамен? Я только и знал, что тратил деньги.
– Тебя никто не просил.
– Только и знал, что тратил! – кричал Том.
– Не нужна мне твоя машина.
– Ты хоть бы посмотрел на нее!
– И смотреть не буду.
– Нет, посмотришь! – За время разговора Том подходил все ближе и при последних словах набросился на Стива.
Столько было пререканий из-за этой машины, что мне уже самому захотелось на нее посмотреть. Но Стив заупрямился не на шутку. Он сопротивлялся.
– Ты только выйди взгляни! – надрывался Том, стаскивая его со стула. Стив упал, перевернулся и с оглушительным грохотом свалил на пол каминные щипцы. За стеною, в передней, затявкала хозяйская собачка.
– Тихо, вы! – сказал я.
Они унялись. Стив встал. Том стоял и буравил его глазами. Стив, надутый, бледный от негодования, поправил галстук.
– Ну, хватит с меня! – яростно прошипел Том.
– Не взыщи, Том.
– С меня довольно! Выйдешь ты посмотреть на автомобиль или нет?
В ответ – ни слова.
– Последний раз спрашиваю?
Ни полслова.
Забыв о моем присутствии, Том надвинулся на Стива, лицом к лицу. Стив съежился.
– Едешь ты со мной во Францию? Нет? Отвечай сейчас же.
Ни единого звука.
– Не ответишь сейчас – после поздно будет. После у меня будут другие планы.
Стив поднял голову.
– Было бы тебе известно, если ты не поедешь… – Том выдержал паузу для вящего эффекта, – …я возьму с собой Миртл!
– Это смешно, Том! – У Стива наконец прорезался голос. Он оглянулся на меня, ища поддержки.
Том пришел в неистовство:
– Ничего смешного нет! Кто тебе сказал, что это смешно? Джо? – Он тоже оглянулся на меня. – Для тебя – может быть, но Миртл так не считает. Я знаю Миртл. Для тебя, может быть, во мне нет ничего особенного. Для Миртл – есть! Я ей нужен. Если бы не чувство ответственности за тебя, я бы давно к ней ушел. Я ей нужен, а она – мне! Мы нужны друг другу. – Его приглушенный голос нес в себе громадный заряд убеждения. – Я хочу слышать ответ. Кончено все между нами или не кончено? Либо ты мне ответишь, либо я прямо отсюда еду к Миртл – она как раз ждет меня – и делаю ей предложение! – Он задохнулся. – Кончено или нет? Если да – я еду к Миртл!
Стив молчал.
Том ждал.
Стив по-прежнему молчал.
По-моему, Тому ничего не оставалось, как повернуться и уйти.
Внезапно у него вырвался невнятный возглас.
Мы со Стивом в тревоге подняли на него глаза.
Том открыл рот, хотел еще что-то сказать, но не смог. И все не уходил.
Стив уставился себе под ноги, на ковер.
Том вынул из камина письмо.
Не мешкай, думал я, тебе надо уходить!
Напоследок Том картинным движением разорвал письмо и бросил обрывки на пол. Он повернулся к двери. Я хотел было открыть ее перед ним, но он оттолкнул меня с дороги. Может быть, вам покажется странным, что я бросился открывать дверь человеку, который шел делать предложение моей любовнице? Понимаете ли, мне зверски хотелось посмотреть на его автомобиль. Я вышел за ним в переднюю и, когда он хотел хлопнуть парадной дверью, я ее придержал и выглянул наружу. Том уже отъезжал от дома, но я успел увидеть машину. И пришел к выводу, что Том не столь уж безумен. Еще не родился парень, который устоял бы перед такой машиной!
Я вернулся к Стиву. Стива трясло; он сидел и чуть не плакал.
– Тебе, братец, надо выпить, – сказал я.
Стив беспомощно ждал, пока я плеснул в стакан джину, долил вермута и поднес ему. Он выпил.
Я не знал, что еще сказать, и потому взял новую стопку экзаменационных работ и уселся их проверять.
Немного спустя, допив стакан, Стив поднялся. Я вопросительно взглянул на него.
Он сказал измученным голосом:
– Наверное, надо идти мириться.
Глава 4
У ЧАСОВОЙ БАШНИ
Испытывая потребность излить душу, я написал письмо Роберту. Я приведу здесь отрывок из него, чем избавлю себя от труда придумывать что-то новое. Вот он:
«…Сочувствие к Тому иссякло во мне окончательно. Терпение тоже. Он говорил, что очень страдает из-за Стива, и я относился к его словам вполне серьезно. Иногда я и сам замечал, что этот человек глубоко несчастлив, – только каменное сердце не тронулось бы зрелищем его мучений. Но в последнее время он творит нечто неописуемое. Он добивается, чтобы Стив поехал с ним во Францию, и в то же самое время собрался делать предложение Миртл! О чем он думает – ума не приложу. Но глупей всего выгляжу я, потому что позволил ввести себя в заблуждение. Я-то воображал, будто у него назревает трагедия, когда совершенно ясно, что это чистый цирк. Я насмотрелся такого, что меня уже ничем не проймешь, даже если, скажем, ко мне вдруг толпой ввалятся полицейские, обвешанные гирляндами сосисок. Том всех их давно переплюнул своим паясничаньем. Чего стоит хотя бы бредовая мысль о том, чтобы сделать предложение Миртл! Ничего себе предложеньице! Любопытно, как она его встретит! Верно, в обморок хлопнется от удивления или просто решит, что он спятил. Ох, пора ему ехать в Америку – только что-то не верится, чтобы он собирался уезжать. Я кроме шуток подозреваю, что он не в своем уме…»
И так далее, в том же духе. Дописав до конца, я ощутил известное удовлетворение от того, что четко определил свою позицию. Четко определить свою позицию – это шаг, требующий решимости и мужества, и правильно, если он приносит человеку удовлетворение.
Потом неожиданно наступила передышка. Несколько дней Тома, Стива и Миртл было не видно, не слышно. Близился конец триместра, и у меня было полно дел в школе. Время шло, и я считал дни с тем же нетерпением, что и мои ученики, и примерно по той же причине. С каждым днем нам оставалось все меньше ждать, когда наступит свобода.
Оказалось, однако, что мне не суждено так просто отделаться. Мне опять стала названивать Миртл. Ей хотелось со мною встретиться, а я всякий раз отговаривался.
– Неужели тебе трудно найти для меня даже несколько минут? – спрашивала она.
Я понимал, что это предел жестокости, но продолжал упираться. Думал ли я при этом о ее благе? Не знаю. Знаю только, что в конечном счете легче разлюбить человека, когда с ним не встречаешься.
Отказываясь назначить Миртл свидание, я не учитывал, что мы с нею можем встретиться по воле случая. На улице без конца попадались знакомые, хотя городок был не такой уж маленький. Помню, когда я влюбился в Миртл – а мы тогда не были близко знакомы и я не мог просить ее о свидании, – я первые дни слонялся по городу часами, глазея на витрины магазинов, где ничего не собирался покупать. Во мне жило суеверное убеждение, что если подольше болтаться вокруг часовой башни, то рано или поздно она мне встретится.
Не стану подробно описывать вам нашу часовую башню: боюсь, как бы по точным приметам вы не узнали наш городок, ибо в этом случае мой роман отчасти утратил бы обобщенность звучания. К счастью, о наиболее примечательной ее черте можно упомянуть смело, поскольку этой же чертой наделены часовые башни и в большинстве других провинциальных городов. Она была изумительно безобразна!
Нет, серьезно: наша часовая башня повергла бы в изумление кого угодно. Ее выдающееся уродство сразу воспламеняло воображение, но то было лишь начало. Я лично прежде всего изумлялся, зачем ее вообще понадобилось воздвигать. Показывать время? В том не было ни малейшей необходимости – магазины вокруг таращились на улицу часами всех мастей и размеров, предлагая прохожим самый широкий выбор точного времени. Может быть, гадал я, изумленно меряя взглядом эту кичливую прямизну, в ней – наша дань психопатологии повседневной жизни? Интересно, кем сей монумент задуман? Архитектором, который всю жизнь кропотливо проектировал одну часовую башню за другой, или гением в веселую минуту? Конечно, гением! Стоит ли тогда изумляться, что жители нашего городишка гордились своей часовой башней! Она занимала особое место в наших сердцах. Уродство, конечно, думали мы, зато свое, родное!..
В своем нежелании встретиться с Миртл я все-таки не дошел до того, чтобы передвигаться по городу, изменив привычному маршруту. Если он приводил меня к часовой башне – что ж, говорил и себе, значит, так тому и быть. И вот в один прекрасный день случилось мне идти мимо часовой башни, направляясь на ленч. Нет, встретилась мне не Миртл – мне навстречу шагал Стив.
Стив шагал в одиночестве, понурив плечи и горестно нахмурив чело. Я ухватил его за локоть, иначе он прошел бы мимо, не заметив меня. Он откинул назад прядь волос, которая спадала ему на глаза, и попробовал улыбнуться.
– Долго тебя не было видно.
– Да, Джо. – Он уставился себе под ноги.
Почему-то я только сейчас заметил, как он вытянулся за эти полгода.
– Занят был?
– Да нет. Так, то одно, то другое. – Он покосился на меня украдкой. – Стыдно было показываться тебе на глаза после того, как Том закатил у тебя в доме такую сцену.
– Ну, это тебя пусть не беспокоит. – Я помолчал. – Ты что такой кислый? Том до сих пор бушует, что ли?
– Не знаю.
– То есть как «не знаю»? Должен знать.
– Нет, Джо. Мы с Томом не разговаривали с тех пор, как он тогда ушел от тебя.
Я был поражен. Я вытянул Стива из людского потока, обычного в эти минуты перед ленчем, и отвел в сторону, чтобы поговорить спокойно. Мы облокотились на стальную ограду, которой был обнесен тротуар, чтобы люди не лезли под автобусы.
– Где он?
– Сегодня – в Оксфорде, а так был здесь.
– И ты ни разу его не видел? – недоверчиво спросил я.
– В конторе видел, конечно. Только он со мной не желает разговаривать.
– Ай да перемена для тебя!
Стив не улыбнулся. Чело его омрачилось еще более.
– Это перемена к худшему.
Значит, я проявил бестактность.
– Он, как я могу понять, проводит все время с Миртл. Со мной, во всяком случае, он не проводит ни минуты.
Я растерялся, не зная, что на это сказать. Я стал подыскивать подходящее к случаю замечание, как вдруг Стив выпалил:
– Короче говоря, это конец!
– Что ты, быть того не может.
– Конечно, ты никогда не принимал всерьез эту историю с Миртл!
– Естественно. Потому что это нелепость.
Стив пожал плечами. Таким удрученным я его еще не видел.
– Без него я просто сам не свой.
Должно быть, у меня на лице изобразилась тревога, и он заметил это. Он отошел от ограды.
– Пойдем, здесь не место для таких разговоров.
Мы прошли несколько шагов и снова остановились. То и дело поток прохожих прижимал нас к ограде; по мостовой несся поток машин…
– Видел ты его новую машину? – спросил Стив.
– Видел.
– Он на ней поехал в Оксфорд.
Мне подумалось, что этот разговор ни к чему не приведет.
– Никогда не поверил бы, что ты так тяжело это воспринимаешь, Стив. Ужасно жаль.
– Я и сам не поверил бы. Мне это всю душу перевернуло. – На мгновение в его словах послышалась наигранная, неискренняя нота, но тотчас мне пришло в голову, что поведение людей в минуты глубокого душевного волнения часто выглядит наигранным. – Со временем свыкнусь, вероятно. —
Стив говорил так, как если бы внезапно лишился отца с матерью. – Какой я был болван! – вскричал он, и слезы навернулись ему на глаза.
– Чудеса, – сказал я.
– Тебе не понять, Джо, – с силой сказал Стив, голос у него дрожал. – Мне сейчас очень плохо. У меня словно почва ушла из-под ног!.. Ты не представляешь, каково это – чувствовать, что рушатся все твои планы на будущее. Ты не знаешь, что это такое, когда рядом все время был человек, который льстил твоему самолюбию, внушал тебе чувство, что ты тоже что-то значишь, – и вдруг его нет! Как будто я плыл на корабле, и корабль пошел ко дну! – Его била мучительная дрожь. – Как будто я банкир и потерял свой банк!
В эту минуту мимо нас прошел автобус, совсем близко, так что отвечать было бы бессмысленно. Банкир, который лишился банка, – никогда бы не подумал, что можно найти столь точное, тонкое, верное сравнение.
Стив ждал, пока я скажу что-нибудь.
– Сирота ты моя горькая, – сказал я. – Ты найдешь себе другого.
Наутро мне принесли три письма. Одно было от Тома, другое – от Миртл, третье – от мисс Иксигрек. Я только что собрался позавтракать и сидел в комнате один. Я покрутил конверты в руках.
– Черт возьми! – сказал я вслух. – Искусство – прежде всего, и будь я проклят, если стану прикидываться, что это не так!
И вскрыл первым письмо мисс Иксигрек. Письмо было краткое, деловое и окрылило меня неимоверно. Мисс Иксигрек хвалила мою книгу. От волнения у меня руки заходили ходуном. Кое-что она предлагала исправить, кое-что – сократить, и я мгновенно понял, как это лучше сделать.
– Спасен! – крикнул я. – Теперь я спасен!
Не знаю, что именно я разумел под этим, – знаю только, что это было так. Мне хотелось приняться за работу над рукописью немедленно, я с трудом сдерживал себя. Пускай весь мир рушится и летит в тартарары – все равно, упорно твердило мне что-то (а вернее, твердил я сам), все равно я спасен.
С этим радостным ощущением я открыл письмо Миртл. Оно гласило:
«Мне нужно повидаться с тобой. Прошу тебя.
М.»
И наконец, я открыл письмо Тома. Оно начиналось так: «Дорогой Джо!
Я категорически возражаю против того, что сказано обо мне в письме, которое ты только что прислал Роберту…»
Я так и ахнул. Я знал уже, что, когда Роберта нет дома, Том, пользуясь случаем, позволяет себе рыться в его письмах, но, чтобы он позволял себе на них отвечать, такого еще не бывало. Я уверен, что Роберт не мог показать ему мое письмо. Мне вспомнилось, как однажды Том прочел открытку, в которой я обращался к Роберту с конкретным вопросом, а именно: какого числа Том уезжает в Америку. Том прислал мне конкретный ответ, а именно: уезжает такого-то числа, хотя это число оказалось впоследствии липовым. Но тогда и случай был совершенно другой, и характер ответа тоже.
Начав с возражения, Том затем переходил к обличениям и, отдав должное упрекам, завершал письмо нагоняем. Был ли тут хоть проблеск стыда, что он не гнушается читать чужие письма? Отнюдь. Хоть единое свидетельство, что он сознает шаткость своей нравственной позиции? Ни единого. Хоть отдаленный признак того, что ему неловко? Ничуть не бывало!
Я весь кипел.
– Ни от одного слова не отступлюсь! – вскричал я.
Жаль, неизвестно, где он сейчас обретается, а то написать бы ему по горячим следам!.. Я отшвырнул его письмо и взял опять письмо Миртл. Кипение во мне улеглось. Я понял, что нам не миновать встретиться с нею еще раз. Я пошел к телефону.
Смирясь с мыслью, что встреча неизбежна, я решил вести себя, хотя бы внешне, пристойно, но это оказалось нелегко. Мне хотелось, чтобы свидание было как можно короче. Я дал Миртл понять, что крайне занят; она сказала, что тоже занята. После недолгих и натянутых переговоров мы условились, что встретимся сегодня в городе сразу после работы. По дороге домой пути наши пересекались у часовой башни; там-то мы и назначили рандеву. Я подумал о Стиве и дал себе зарок, что после свидания с Миртл на пушечный выстрел не буду подходить к часовой башне.
Наступил золотой безветренный вечер. Рано утром облака потянулись с неба, и открылся ясный купол ослепительной голубизны, где целый день над улицами, над домами сияло солнце. Я пришел к часовой башне первым. Рядом помещалась большая аптека, и я стал напротив нее, опершись на стальную ограду. Время от времени, несмотря на полную тишь, до меня доносился специфический аптечный запах. На кругу то там, то сям останавливались и трогались дальше трамваи. Проходили туда и сюда автобусы, обдавая меня бензиновыми парами. Солнце все сияло. А Миртл все не шла.
Я переводил взгляд с одних часов на другие. Все показывали разное время. Миртл опаздывала, и я с удовольствием ушел бы домой. К сожалению, как бы ни врали часы, я был вынужден оставаться.
Наконец Миртл пришла. Мы не виделись довольно долго, и в первую минуту я подумал, не жар ли у нее. Ее лицо заливала густая краска, глаза словно бы сузились. Она подошла ближе, и я увидел, что лицо у нее заплаканное.
– Спасибо тебе, что согласился со мной встретиться, – сказала она.
Я был не в силах отвечать. Я собирался спросить ее, куда нам пойти, где удобней поговорить, но все вдруг выветрилось у меня из головы. Она, по-видимому, решила, что я намерен вести разговор прямо здесь, у часовой башни, – во всяком случае, она не спросила, пойдем ли мы куда-нибудь отсюда, и мы остались.
Голос у Миртл звучал глуховато, но держалась она твердо.
– Я хотела с тобой посоветоваться. Ты, наверное, знаешь – Том сделал мне предложение. Как ты думаешь, выйти мне за него?
Я опять ничего не смог выговорить, однако на этот раз по совсем иной причине. «Ничего себе предложеньице! Бредовая мысль…» Мои же слова, но звучали они теперь насмешкой надо мною самим. Никогда еще я так глупо не ошибался! «В обморок хлопнется от удивления или решит, что он спятил!» Ничего похожего! Сегодня я не могу без улыбки вспоминать о своей наивности. Сегодня я знаю, что ни одна девушка не хлопнется в обморок от удивления, кто бы ей ни предложил выйти замуж, и никогда в жизни ей не придет в голову мысль, что он спятил. Но в тот день, когда мы стояли на солнышке спиною к аптеке, а лицом к часовой башне и я повернулся к Миртл, услышав ее вопрос, она, должно быть, прочла у меня на лице горестное недоумение, никак не меньше.
