Текст книги "Принцесса-невеста"

Автор книги: Уильям Голдман

Соавторы: С. Моргенштерн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Никогда не останавливайся.

– Не было ни…

– Если ты дразнишь меня, Уэстли, я убью тебя.

– Как тебе пришло в голову, что я могу дразнить тебя?

– Но ты ещё ни разу не сказал, что любишь меня.

– Это всё, что тебе надо? Легко. Я люблю тебя.Так лучше? Хочешь громче? Я люблю тебя. Проговорить по буквам? Я эл-ю-бэ-эл-ю тэ-е-бэ-я. Хочешь задом наперёд? Тебя люблю я.

– Теперь ты дразнишь меня, верно?

– Разве что чуть-чуть; я так давно говорил тебе это, но ты никогда не слушала меня. Каждый раз, когда ты говорила «Мальчик с фермы, сделай это», ты думала, что я отвечаю «Как вам будет угодно», но лишь потому, что не слышала меня. «Я люблю тебя» говорил я, но ты никогда не слышала, и ты никогда не слышала.

– Теперь я слышу тебя, и я обещаю тебе вот что: я никогда не полюблю никого, кроме тебя. Только Уэстли. До самой смерти.

Он кивнул и сделал шаг назад.

– Я скоро напишу тебе. Поверь мне.

– Разве может мой Уэстли лгать?

Он сделал еще шаг.

– Я опаздываю. Я должен идти. Я не хочу уходить, но я должен. Корабль уже скоро отплывает, а Лондон далеко.

– Я понимаю.

Он протянул ей правую руку.

Лютик едва могла дышать.

– Прощай.

Она подняла свою правую руку к его.

Они пожали друг другу руки.

– Прощай, – снова произнес он.

Она слегка кивнула.

Он сделал третий шаг, всё ещё не поворачиваясь.

Она смотрела на него.

Он повернулся.

И с её губ слетели слова:

– Без единого поцелуя?

Они упали друг к другу в объятья.

Известно пять великих поцелуев с 1642 г. н.э., когда случайное открытие Саула и Далилы Корн как буря пронеслось по западной цивилизации. (До того пары сцепляли большие пальцы.) И точный рейтинг поцелуев – это невероятно сложная вещь, которая часто приводит к значительным разногласиям, ибо, хотя все и соглашаются с формулой любовь помноженная на чистоту помноженная на интенсивность помноженная на длительность, но договориться о том, какой вес должен получать каждый из элементов, никак не удается. Но вне зависимости от системы те пять всегда получают высшие баллы.

И этот оставил их все позади.

В первое утро после отъезда Уэстли Лютик подумала, что у неё есть полное право рассиживаться без дела, хандрить и жалеть себя. Ведь любовь её жизни покинула её, жизнь была лишена смысла, как можно было думать о будущем, и так далее, и тому подобное.

Но, похандрив две секунды или около того, она осознала, что Уэстли теперь был в большом мире, всё ближе и ближе к Лондону, и что, если какая-нибудь городская красотка привлечёт его внимание, пока она сидит тут и увядает? Или, ещё хуже, что, если он приедет в Америку, найдёт там работу, и построит ферму, и сделает кровать, и пошлёт за ней, а когда она приедет к нему, посмотрит на неё и скажет: «Я отсылаю тебя обратно, печаль испортила твои глаза, жалость к себе уничтожила твою кожу; ты выглядишь неряшливо и жалко, я женюсь на индианке, которая живёт в вигваме неподалеку и всегда находится в отличной форме».

Лютик бросилась к зеркалу.

– О, Уэстли, – сказала она, – я никогда не разочарую тебя, – и она побежала на нижний этаж, где бранились её родители (шестнадцать против тринадцати, и это ещё до конца завтрака). – Мне нужен ваш совет, – прервала она их ссору. – Что я могу сделать, чтобы улучшить свою внешность?

– Начни с мытья, – отозвался её отец.

– И сделай что-нибудь с волосами, пока моешься, – добавила её мать.

– Хорошенько промой за ушами.

– Не забудь про коленки.

– Этого будет достаточно для начала, – сказала Лютик. Она покачала головой. – Боже, быть опрятной так сложно.

И она неустрашимо принялась за работу.

Каждое утро она просыпалась, если возможно, на рассвете, и тут же начинала выполнять работу по ферме. С отъездом Уэстли у неё появилось много обязанностей, да и к тому же после визита графа все в области увеличили заказ молока. Поэтому время для самосовершенствования появлялось лишь ближе к вечеру.

Но тогда она по-настоящему принималась за дело. Сначала она принимала холодную ванну. Потом, пока её волосы сохли, она исправляла недостатки своей фигуры (один из её локтей был слишком худым, противоположное запястье – недостаточно худым.). И упражнялась, чтобы убрать остатки детской пухлости (которых уже практически не было; ей было почти восемнадцать). И снова и снова расчёсывала волосы.

Её волосы были цвета осени, и они никогда не знали ножниц, поэтому на то, чтобы расчесать их тысячу раз, требовалось много времени, но это не беспокоило её, ведь Уэстли никогда не видел их такими чистыми, и разве он не удивится, когда она сойдёт с корабля в Америке. Её кожа цвета зимних сливок теперь сияла, поскольку она тщательнейше промывала каждый дюйм своего тела, и это было не слишком увлекательным занятием, но разве Уэстли не будет доволен тем, какая она чистая, когда она сойдёт с корабля в Америке.

И невероятно быстро её потенциал стал реализовываться. С двадцатого места она меньше чем за две недели перепрыгнула на пятнадцатое, неслыханный сдвиг за такой малый строк. Но спустя три недели она была уже девятой и продолжала двигаться вперёд. Конкуренция стала невероятной, но на следующий день после того, как она стала девятой, пришло трёхстраничное письмо от Уэстли, и, просто прочитав его, она похорошела до восьмой. Именно это способствовало её успеху больше, чем всё остальное – её любовь к Уэстли не переставала расти, и все поражались тому, как она выглядела, доставляя молоко по утрам. Некоторые могли лишь смотреть на неё, разинув рот, но многие заговаривали с ней, и те, кто делал это, находили её более дружелюбной и ласковой, чем прежде. Даже деревенские девушки начали кивать и улыбаться ей, и некоторые из них справлялись об Уэстли, что было ошибкой, если, конечно, у вас не было много свободного времени в запасе, потому что если кто-то спрашивал Лютик об Уэстли – она отвечала им. Он был, как всегда, божественен; он был блистателен; он был исключительно потрясающ. Иногда слушателям было немного сложно следить за её речью, но они старались как могли, ведь Лютик любила его так безгранично.

И именно поэтому смерть Уэстли потрясла её так сильно.

Он написал ей перед отплытием в Америку. Его корабль назывался «Гордость Королевы», и он любил её. (Все его предложения заканчивались так: Сегодня идет дождь, и я люблю тебя. Моя простуда уже почти прошла, и я люблю тебя. Передавай Коню привет, и я люблю тебя. В этом духе.)

Затем писем не было, но это было объяснимо; он был в море. А потом она услышала. Она вернулась домой, доставив молоко, и её родители сидели остолбенев.

– Неподалеку от берега Каролины, – прошептал её отец.

Её мать прошептала:

– Без предупреждения. Ночью.

– Что? – спросила Лютик.

– Пираты, – сказал её отец.

Лютик подумала, что ей будет лучше присесть.

Тишина в комнате.

– Его взяли в заложники? – выдавила из себя Лютик.

Её мать покачала головой.

– Это был Робертс, – сказал её отец. – Ужасный Пират Робертс.

– О, – произнесла Лютик. – Который никого не оставляет в живых.

– Да, – отозвался её отец.

Тишина в комнате.

Внезапно Лютик затараторила:

– Его зарезали?.. Он утонул?.. Они перерезали ему горло во сне?.. Они разбудили его, как вы думаете?.. Наверное, они забили его до смерти… – Тут она встала. – Я становлюсь глупой, простите меня. – Она покачала головой. – Как будто важно, как именно они сделали это. Простите меня, пожалуйста. – И с этими словами она поспешила в свою комнату.

Она оставалась там много дней. Поначалу родители пытались выманить её, но она не поддавалась на их уговоры. Они стали оставлять ей еду под дверью, и она съедала немножко, лишь столько, сколько ей было необходимо, чтобы оставаться живой. Изнутри ни разу не донеслось никакого шума, ни плача, ни других звуков горя.

И когда она наконец вышла наружу, её глаза были сухи. Её родители завтракали в молчании. Они посмотрели на неё и стали было вставать, но она жестом остановила их. «Я могу сама о себе позаботиться, благодарю», – и она начала готовить себе еду. Они внимательно наблюдали за ней.

В сущности, она никогда не выглядела столь хорошо. Когда она вошла в свою комнату, она была лишь невероятно прелестной девушкой. Вышедшая к ним женщина была чуть тоньше, намного мудрее, на океан печальнее. Она понимала природу боли, и за великолепием её черт были видны характер и неоспоримое знание страдания.

Ей было восемнадцать. Она была самой прекрасной женщиной за сотню лет. Ей было всё равно.

– У тебя всё в порядке? – спросила её мать.

Лютик сделала маленький глоток какао.

– Всё хорошо, – сказала она.

– Ты уверена? – переспросил её отец.

– Да, – ответила Лютик. Последовала очень длинная пауза. – Но я больше никогда не полюблю.

И она сдержала своё слово.

Два – ЖЕНИХ

Это моё первое большое сокращение. Глава один, Невеста, практически полностью посвящена невесте. Глава два, Жених, добирается до принца Хампердинка только на последних нескольких страницах.

Именно на этой главе мой сын Джейсон бросил читать, и его нельзя в этом винить. Ведь Моргенштерн открыл эту главу шестьюдесятью шестью страницами флоринской истории. Точнее, истории флоринской королевской власти.

Занудно? Невероятно.

Почему мастер повествования остановил своё повествование до того, как оно могло по-настоящему развернуться? Ответ неизвестен. Моя единственная догадка состоит в том, что для Моргенштерна настоящим повествованием был не рассказ о Лютик и тех замечательных вещах, что она переживает, а, скорее, история монархии и тому подобное. И, когда выйдет эта версия книги, я ожидаю, что все без исключения ныне живущие флоринские учёные захотят убить меня. (Колумбийский университет имеет прямую связь с книжным обозрением «Нью-Йорк Таймс», в котором работают ведущие американские эксперты по Флорину. С этим я ничего не могу поделать, и лишь надеюсь, что они поймут, что в мои намерения никоим образом не входило разрушить видение Моргенштерна.)

Принц Хампердинк внешним видом напоминал бочку. Его грудь была огромной бочечной грудью, его бедра – могучими бочечными бедрами. Он был невысокого роста, но весил около 250 фунтов. Он ходил, переваливаясь, словно краб, и, пожалуй, если б захотел стать балетным танцором, был бы обречён на несчастную жизнь бесконечных разочарований. Но он не хотел танцевать балет. Впрочем, и становиться королём он тоже не особо торопился. Даже война, которая давалась ему превосходно, занимала лишь второе место в числе его увлечений. Всё занимало второе место в числе его увлечений.

Охота была его любовью.

Он сделал себе правилом каждый день убивать кого-нибудь. Кого – было не так важно. Когда он только начал увлекаться охотой, он убивал только крупных животных: слонов или питонов. Но позже, отточив свои навыки, он начал наслаждаться страданием и маленьких зверей. Он с радостью мог провести полдня, выслеживая белку-летягу в лесу или радужную форель в реке. Стоило ему принять решение, стоило ему сосредоточиться на жертве, и принц становился безжалостен и непреклонен. Он никогда не уставал, никогда не колебался, не ел и не спал. Это были шахматы насмерть и он был гроссмейстером с мировым именем.

Поначалу он ездил по миру в поисках соперников. Но путешествовать в те времена приходилось на медленных кораблях и лошадях, и это отнимало много времени, а проведённое вдали от Флорина время было беспокойным. Было необходимо всегда иметь мужчину-наследника престола, и, пока его отец был жив, проблем не было. Но когда-нибудь его отец умрёт, и тогда принц станет королём, и ему придётся выбирать королеву, чтобы обеспечить наличие наследника к тому моменту, когда умрёт он сам.

Поэтому, чтобы избежать проблем, связанных с собственным отсутствием, принц Хампердинк построил Зоопарк Смерти. С помощью графа Ругена принц сам спроектировал его и разослал своих наёмников по всему миру, чтобы они нашли ему зверей. Зоопарк был полон животных, на которых принц мог охотиться, и не был похож ни на один другой животный заповедник мира. Во-первых, в нём никогда не бывало посетителей. Только альбинос-смотритель, который следил за тем, чтобы животные были накормлены, не заболели или не ослабли.

Кроме того, Зоопарк находился под землей. Принц сам выбрал место, самый удалённый уголок замковых земель. Он повелел устроить пять этажей, на каждом из которых находилось бы всё необходимое против конкретных соперников. На первом уровне он поместил быстрых противников: диких собак, гепардов, колибри. На втором уровне обитали сильные противники: анаконды, носороги и крокодилы больше двадцати футов длиной. Третий уровень предназначался для ядовитых существ: ошейниковых кобр, пауков-скакунов, сотен смертоносных летучих мышей. Четвёртый уровень был царством самых опасных, страшных противников: визжащего тарантула (единственного паука, способного производить звуки), кровавого орла (единственной птицы, кормящейся человеческой плотью) и живущего в своем собственном черном бассейне засасывающего кальмара. Даже альбинос дрожал, когда кормил зверей четвёртого уровня.

Пятый уровень был пуст.

Принц спроектировал его в надежде когда-нибудь найти достойного противника, столь же опасного, жестокого и могучего, как и он сам.

Маловероятно. Но он был неисправимым оптимистом, поэтому держал огромную клетку на пятом уровне всегда готовой.

К тому же, смертоносных существ на первых четырёх уровнях было более чем достаточно для счастья. Иногда принц выбирал предмет охоты наугад – у него было большое крутящееся колесо, но котором были нарисованы изображения каждого из животных Зоопарка, и за завтраком он вращал его, и альбинос готовил выпавшую добычу. Иногда он выбирал по настроению: «Сегодня я хочу кого-нибудь быстрого, приготовь мне гепарда», – или: «Сегодня я хочу кого-нибудь сильного, выпусти носорога». И, конечно же, его требования беспрекословно выполнялись.

Он был уже готов оборвать жизнь орангутанга, когда безжалостно вмешалось здоровье короля. Была вторая половина дня, и принц боролся с гигантским животным с самого утра, и наконец, спустя много часов, волосатое существо стало слабеть. Снова и снова обезьяна пыталась укусить его, неоспоримый признак того, что её руки утратили силу. Принц с лёгкостью уворачивался от укусов, и грудь задыхающегося орангутанга тяжело вздымалась. Принц, словно краб, шагнул бочком, затем сделал еще шаг, затем резко бросился вперед, обхватил огромного зверя руками, начал давить на его позвоночник. (Всё это происходило в обезьяньей яме, в которой принц наслаждался сватками с обезьяноподобными.)

И тут его прервал донёсшийся сверху голос графа Ругена:

– Есть новости, – сказал граф.

Не отрываясь от сражения, принц ответил:

– Это не может подождать?

– Как долго? – спросил граф.

Т Р Е С К

Орангутанг упал, словно тряпичная кукла.

– Ну, что там такое? – сказал принц, отходя от мёртвого зверя и ступая на лестницу, чтобы выбраться из ямы.

– У вашего отца был ежегодный осмотр, – проговорил граф. – У меня есть отчёт.

– И?

– Ваш отец умирает.

– Чёрт подери! – сказал принц. – Это означает, что мне необходимо жениться.

Три – УХАЖИВАНИЕ

Вчетвером они встретились в огромной комнате для совещаний. Принц Хампердинк, его доверенное лицо, граф Руген, его отец, стареющий король Лотарон, и королева Белла, его злая мачеха.

Королева Белла формой напоминала круглый леденец, а цветом – малину. Её обожали все в королевстве, а замуж за короля она вышла задолго до того, как он начал бормотать. Принц Хампердинк тогда был ещё ребёнком, и так единственными мачехами, которых он знал, были злые мачехи из сказок, он всегда называл Беллу именно так, или, коротко, «З.М.».

– Итак, – начал принц, когда все собрались. – На ком я женюсь? Нам надо выбрать невесту и покончить с этим.

Стареющий король Лотарон сказал:

– Я пришёл к выводу о том, что Хампердинку пришло время выбрать невесту.

На самом деле, он скорее пробормотал это, чем сказал:

– Я приииибубубуббууббуу Хабубубубубунгубубуббуубу.

Единственной, кто ещё пытался разобрать его бубнёж, была королева Белла:

– Ты совершенно прав, дорогой, – произнесла она и похлопала его по королевской мантии.

– Что он сказал?

– Он сказал, что та, которую мы выберем, кем бы она ни была, получит в спутники жизни оглушительно красивого принца.

– Скажи ему, что он и сам неплохо выглядит, – ответил принц.

– Мы только что сменили волшебника, – сказала королева. – Улучшение произошло именно из-за этого.

– Хочешь сказать, что вы уволили Кудесника Макса? – спросил принц Хампердинк. – Я думал, что кроме него никого не осталось.

– Нет, мы нашли ещё одного далеко в горах, и он – это что-то необыкновенное. Стар, конечно же, но посуди сам, кому нужен юный волшебник?

– Скажи им, что у меня новый волшебник, – попросил король Лотарон. У него вышло что-то вроде: – Скабубубу волбубубубу.

– Что он сказал? – поинтересовался принц.

– Он сказал, что такой важный человек, как ты, не может жениться на первой попавшейсяпринцессе.

– Это правда, – проговорил принц Хампердинк. Он вздохнул. Тяжело. – Полагаю, что это означает Норину.

– С политической точки зрения этот брак просто идеален, – заметил граф Руген.

Принцесса Норина была из Гульдена, страны, лежащей по ту сторону Флоринского канала. (В Гульдене считали наоборот – для них Флорин был страной, лежащей по ту сторону Гульденского канала.) Как бы то ни было, эти две страны вот уже несколько веков выживали в основном за счёт того, что воевали друг с другом. Были Оливковая война, Тунцовое Разногласие, чуть не ставшее причиной банкротства обоих наций, Римский Разлад, который разорил-таки их, но его тут же сменил Изумрудный Раздор, который снова обогатил их, в основном за счёт того, что на короткое время они объединились и стали грабить всех, кто находился на расстоянии плавания.

– Однако, я сомневаюсь, что она умеет охотиться, – сказал Хампердинк. – Её личные качества мне не слишком важны, если она умеет обращаться с ножом.

– Я видела её несколько лет назад, – проговорила королева Белла. – Она очень мила, но не слишком-то крепко сложена. Я бы сказала, что она скорее будет наслаждаться вязанием, чем вести активный образ жизни. Но она мила.

– Кожа? – спросил принц.

– Мраморноватая, – ответила королева.

– Губы?

– Количество или цвет? – спросила королева.

– Цвет, З.М.

– Розоватые. Как и щёки. Глаза большеватые, один голубой, один зелёный.

– Хммм, – промычал Хампердинк. – А форма?

– Песочно-часоватые. Одета всегда изумительновато. И, конечно, славится по всему Гульдену как обладательница самой большой коллекции шляп в мире.

– Ладно, давайте пригласим её сюда по какому-нибудь торжественному поводу и поглядим на неё, – заключил принц.

– В Гульдене должна быть принцесса подходящего возраста, – сказал король. У него вышло: – Бубубубубгульбу бубусса бубубубу.

– Разве ты хоть когда-нибудь ошибался? – проговорила королева Белла и улыбнулась, глядя в слабеющие глаза своего повелителя.

– Что он сказал? – поинтересовался принц.

– Что сегодня же мне необходимо выехать с приглашением, – ответила королева.

Так начался великий визит принцессы Норины.

Снова я. Из всех сокращений, сделанных мною в этой версии, именно это я считаю наиболее оправданным. Как посвященные китобойному промыслу главы «Моби Дика» могут быть безболезненно опущены всеми, кроме особенно любящих наказания читателей, так и сцены сборов, которые Моргенштерн детально описывает тут, лучше всего предоставить самим себе. Именно это и происходит на следующих пятидесяти шести с половиной страницах «Принцессы-невесты»: сборы. (Сцены, посвящённые распаковке вещей, я включаю в ту же категорию.)

Происходит следующее: королева Белла укладывает большую часть своего гардероба (11 страниц) и едет в Гульден (2 страницы). В Гульдене она разбирает чемоданы (5 страниц), затем вручает приглашение принцессе Норине (1 страница). Принцесса Норина принимает приглашение (1 страница). Затем принцесса Норина упаковывает всюсвою одежду и шляпки (23 страницы) и вместе с королевой едет обратно во Флорин на ежегодное празднование основания города Флорина (1 страница). Они добираются до замка короля Лотарона, где принцессе Норине показывают её комнаты (1/2 страницы), и она распаковывает ту же одежду и те же шляпки, что упаковывала полторы страницы назад (12 страниц.)

Эта часть текста не поддаётся пониманию. Я говорил с профессором Бонджорно из Колумбийского университета, главой флоринского факультета, и он сказал, что эта глава – самая восхитительно сатирическая во всей книге, и, очевидно, Моргенштерн хотел просто продемонстрировать, что, хотя Флорин считал себя гораздо более развитой страной, чем Гульден, в действительности Гульден был гораздо более современным, что показано превосходством в количестве и качестве женской одежды. Я не считаю себя вправе оспаривать мнение профессора, но, если когда-нибудь у вас будет совершенно непобедимая бессонница, сделайте себе одолжение и почитайте главу третью полной версии «Принцессы-невесты».

Как бы то ни было, положение немного улучшается, когда принц и принцесса встречаются и проводят день вместе. У Норины и впрямь, как сказала королева, была мраморноватая кожа, розоватые губы и щёки, большеватые глаза, один голубой, один зелёный, песочно-часоватой формы, и, несомненно, самая выдающаяся коллекция шляпок из когда-либо собранных. С широкими полями и с узкими, высокие и не очень, причудливые и яркие, клетчатые и без узора. Она меняла шляпки при малейшей возможности. Когда она встретилась с принцем, на ней была одна шляпка, когда он пригласил её на прогулку, она попросила прощения, чтобы вскоре вернуться в другой шляпке, которая шла ей не меньше. Так продолжалось весь день, но мне кажется, что для современного читателя тут слишком много придворного этикета, поэтому я возвращаюсь к оригинальному тексту только ко времени вечерней трапезы.

Ужин проводился в Большом зале замка Лотарона. Обычно они ужинали в столовой, но она была слишком мала для события такой важности. Поэтому столы были составлены один за другим по центру Большого зала, гигантского продуваемого насквозь помещения, которое оставалось холодным даже летом. В зале было множество дверей с огромными проходами, и порывы ветра иногда достигали штормовой силы.

Эта ночь была более обычной, чем нет; ветер постоянно свистел, свечи непрерывно приходилось снова зажигать, и некоторые из наиболее дерзко одетых леди дрожали от холода. Но принца Хампердинка всё устраивало, а во Флорине, если его что-то устраивало, то и все остальные тоже не жаловались.

В 8:23 казалось, что есть все шансы заключения устойчивого союза между Флорином и Гульденом.

В 8:24 страны были на пороге войны.

А произошло следующее: в 8:23 и пять секунд главное блюдо было готово для подачи к столу. Главным блюдом была свинина, приправленная бренди, и, чтобы накормить пять сотен человек, её должно было быть много. Поэтому, чтобы ускорить её подачу, была открыта громадная двойная дверь, ведущая в Большой зал из кухни. Громадная двойная дверь находилась в северном конце комнаты. Дверь оставалась открытой в течение всех последующих событий.

Подходящее для приправленной бренди свинины вино было подготовлено и стояло за двойной дверью, которая в конечном счёте вела в винный погреб. Двойная дверь была открыта в 8:23 и десять секунд, чтобы дюжина официантов могла быстро доставить бочонки едокам. Эта двойная дверь, необходимо отметить, находилась в южном конце комнаты.

В этот момент был явно заметен необычайно сильный боковой ветер. Принц Хампердинк не обратил на него внимания, потому что в это самое время он перешептывался с принцессой Гульдена Нориной. Они сидели щека к щеке, его голова под её широкополой зелёно-голубой шляпкой, придававшей прелестный цвет обоим её большеватым глазам.

В 8:23 и двадцать секунд король Лотарон совершил свой запоздалый выход к столу. Он теперь всегда запаздывал, вот уже многие годы, и раньше все голодали, пока он не появлялся. Затем стали просто начинать есть без него, и он не возражал, ведь его новый волшебник всё равно запретил ему есть. Король вошёл через Королевскую дверь, огромную навесную штуку, которую он один имел право использовать. Чтобы заставить её двигаться, требовалось несколько слуг, находящихся в отличной физической форме. Надо заметить, что Королевская дверь всегда находилась в восточной части комнаты, ведь из всех людей именно король был ближе всех к солнцу.

Произошедшее следом описывается различно – как северный или как юго-западный ветер – в зависимости от места, на котором вы сидели, когда он налетел, но все соглашаются в одном: в 8:23 и двадцать пять секунд в Большом зале было довольно ветрено.

Большая часть свечей погасла и опрокинулась, что важно лишь потому, что некоторые из них, всё еще горя, упали в маленькие чаши с керосином, которые были расставлены тут и там по банкетному столу, чтобы приправленный бренди поросёнок горел как нужно, когда его будут подавать. Слуги ринулись со всех сторон, чтобы загасить языки пламени, и неплохо справились со своей работой, учитывая, что всё в комнате летало туда и сюда, веера, и шарфы, и шляпки.

В частности, шляпка принцессы Норины.

Она отлетела к стене позади принцессы, где та быстро вернула её себе и надела. Это произошло в 8:23 и пятьдесят секунд. Было слишком поздно.

В 8:23:55 принц Хампердинк с рёвом вскочил со своего места, вены выступили на его толстой шее, словно верёвки. Ещё мерцающие кое-где язычки пламени бросали красноватые отблески на его уже красное от прилившей крови лицо. Он стоял, похожий на горящую бочку. А затем сказал принцессе Гульдена Норине пять слов, поставивших страны на грань войны:

– Мадам, не стесняйтесь исчезнуть отсюда!

И стремительно покинул Большой зал. На часах было 8:24.

Принц Хампердинк, пылая от злости, зашёл на балкон над Большим залом и посмотрел на творящийся снизу хаос. Огни всё еще пламенели красным, гости, подобно потоку воды, выливались из дверей, а принцессу Норину, в шляпке и без сознания, слуги уносили прочь из поля зрения.

Королева Белла наконец догнала принца, который носился по балкону, всё еще явно не взяв себя в руки.

– Я бы предпочла, чтобы ты не был так груб, – произнесла она.

Принц набросился на неё:

– Я ни за что не женюсь на лысой принцессе, заруби это себе на носу!

– Никто не будет знать, – объяснила королева Белла. – Она даже спит в шляпках.

– Ябуду знать! – крикнул принц. – Ты видела, как свет свечи отражался от её черепа?

– Но союз с Гульденом был бы так полезен, – сказала королева, обращаясь наполовину к принцу, наполовину к графу Ругену, который присоединился к ним.

– Забудь о Гульдене. Когда-нибудь я завою его. Я в любом случае ещё с детства хотел этого. – Он подошёл к королеве. – Люди станут смеяться за моей спиной, если у меня будет лысая жена, и я обойдусь без этого удовольствия, благодарю. Тебе лишь надо найти кого-нибудь ещё.

– Кого?

– Найди кого-нибудь, от неё требуется привлекательная внешность и ничего больше.

– У этой Норины нет волос, – пропыхтел добравшийся до них король Лотарон. – Норбубубу бубубу бубубу.

– Спасибо, что обратил наше внимание на это, дорогой, – сказала королева Белла.

– Мне кажется, Хампердинку это не понравится, – сказал король. – Бубубубу бубубубу бубубубу.

В этот момент граф Руген выступил вперёд:

– Вам нужна красивая невеста; но что, если она простого происхождения?

– Чем проще, тем лучше, – ответил принц Хампердинк, снова начавший расхаживать по балкону.

– Что, если она не умеет охотиться? – продолжил граф.

– Мне плевать, даже если она не умеет писать, – ответил принц. Внезапно он остановился и повернулся к ним лицом. – Я скажу вам, чего я хочу, – начал он. – Я хочу невесту настолько красивую, что, увидев её, все бы говорили “Ух ты, этот Хампердинк должен быть тем ещё парнем, чтобы заполучить такую жену”. Обыщите всё страну, обыщите весь мир, но найдите её!

Граф Руген лишь улыбнулся.

– Она уже найдена, – сказал он.

Занимался рассвет, когда два всадника осадили лошадей на вершине холма. Граф Руген ехал верхом на роскошном чёрном коне, большом, безупречном, могучем. Принц – на одном из своих белых коней. Рядом с ним конь графа выглядел беспородной крестьянской клячей.

– Она развозит молоко по утрам, – сообщил граф Руген.

– И она по-настоящему-вне-всякого-сомнения-без-возможности-ошибки красива?

– Она была в довольно запущенном состоянии, когда я видел её, – признал граф. – Но её потенциал просто ошеломляющ.

– Молочница. – Принц взвесил это слово на своём грубом языке. – Не знаю, смогу ли я жениться на молочнице даже при самых благоприятных условиях. Люди могут начать посмеиваться над тем, что я не смог позволить себе никого получше.

– Это так, – признал граф. – Если хотите, мы можем не ждать её и вернуться во Флорин.

– Мы уже зашли так далеко, – ответил принц. – Можем и подожд... – Его голос внезапно оборвался. – Я беру её, – удалось наконец выговорить ему, пока Лютик медленно проезжала вдоль подножия холма.

– Думаю, никто не станет смеяться, – заметил граф.

– Я должен сейчас же посвататься к ней, – сказал принц. – Оставь нас наедине на минуту. – И он уверенно направил своего белого коня к подножию холма.

Лютик никогда в жизни не видела такого огромного животного. Или такого всадника.

– Я твой принц, и ты выйдешь за меня, – сказал Хампердинк.

Лютик прошептала:

– Я ваша слуга, и я отказываюсь.

– Я твой принц, и ты не можешь отказаться.

– Я ваша верная слуга, и я только что отказалась.

– Отказ означает смерть.

– Тогда убейте меня.

– Я твой принц, и я не настолько ужасен – почему ты предпочтешь смерть браку со мной?

– Потому, – сказала Лютик, – что брак подразумевает любовь, а в этой забаве я не преуспеваю. Однажды я попытала счастья, и ничего хорошего не вышло, и я поклялась больше никогда никого не любить.

– Любовь? – произнёс принц Хампердинк. – Кто говорит о любви? Не я, это точно. Послушай: престолу Флорина необходим наследник мужского пола. Это я. Когда умрет мой отец, наследника не будет, только король. Снова я. Когда это произойдет, я женюсь, и мне необходимо будет иметь детей, точнее, сына. Поэтому ты либо выходишь за меня и становишься самой богатой и влиятельной женщиной в радиусе тысячи миль, и раздаешь индейку на Рождество, и рожаешь мне сына, либо в ближайшем будущем умираешь в муках. Выбирай.

– Я никогда не полюблю вас.

– Мне не нужна твоя любовь, даже предложи ты её.

– Ну что же, тогда давайте поженимся.

Четыре – ПРИГОТОВЛЕНИЯ

До того, как я начал составлять версию, состоящую из «хороших частей», я даже и не подозревал о существовании этой главы. Мой отец на этом месте говорил: «Так мало-помалу прошло три года», – а затем объяснял, что пришёл день, когда Лютик была официально представлена народу как будущая королева, и Большая площадь города Флорина была заполнена людьми как никогда раньше, и все ожидали её представления, а затем переходил к потрясающим вещам, связанным с похищением.