Текст книги "Розеттский ключ"
Автор книги: Уильям Дитрих
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)
Проходя зал за залом, мы видели их бесконечные отражения в череде стенных зеркал. Наконец наш тюремщик остановился перед массивной дверью.
– Апартаменты Силано, – тихо произнес Бонифаций. – Даже стражникам он не разрешает приближаться к ним. Нам надо поторопиться, ведь он может вернуться в любой момент. – Он настороженно огляделся. – Где же прячется привидение?
– В вашем воображении, – ответил я.
– Но что-то же отпугивает от любопытных посетителей.
– Конечно. Вера в глупые сказки.
Запертая дверь легко открылась: давно общаясь с разного рода преступниками, наш тюремщик поднаторел в искусстве открывания замков.
– Тонкая работа, – сказал я ему. – Значит, вы без труда сумеете проникнуть в соборную крипту. Там мы с вами и встретимся.
– Вы считаете меня идиотом? Я уйду от вас только после того, как увижу своими собственными глазами, что у графа действительно имеется нечто ценное. И нам все же лучше поторопиться.
Он оглянулся через плечо.
Мы все вместе прошли через приемную в более просторную комнату и в нерешительности остановились. Силано тут явно не бездельничал.
Наше внимание сразу привлек стоящий в центре стол. На нем лежал труп собаки, на ее морде застыл болезненный оскал, испачканный пятнами йода мех местами был сострижен до кожи. Из этого трупа торчали какие-то металлические штыри, соединенные с проводами.
– Mon dieu,[29]29
Боже мой (фр.).
[Закрыть] что же это такое? – прошептал Бонифаций.
– Обычный опыт, по-моему, – ответила Астиза. – Силано забавляется, ставя опыты по воскрешению животных.
Наш спутник боязливо перекрестился.
На полках теснились книги и свитки, должно быть привезенные Силано из Египта. Там же стояло множество склянок с консервирующими растворами; в желтой, как желчь, жидкости плавали разнообразные твари: пучеглазая рыба, змеевидные угри, птицы с клювами, уткнувшимися в намокшее оперение, водоплавающие млекопитающие и множество разных органов, часть из которых мне даже не удалось определить. Среди них имелись детские и взрослые конечности, мозги и языки, а в одном сосуде – подобно шарикам или маслинам – плавали глаза, до жути напоминающие человеческие. На одной полке выстроился ряд человеческих черепов, а также лежал целый скелет совершенно незнакомой мне твари. Искусно сделанные чучела грызунов и птиц поблескивали из темноты бусинами стеклянных глаз.
На полу около двери обнаружилась нарисованная пентаграмма, заполненная причудливыми символами, виденными нами в Книге Тота. На стенах висели пергаменты и доски, исписанные странными значками, а также древние карты и схематические изображения пирамид. Я заметил каббалистические знаки, которые видел в подземелье Иерусалима, и множество других цифр, линий и символов загадочного происхождения, переплетенных между собой и похожих на перевернутые и изломанные кресты. Все освещалось тускло горящими свечами: Силано недавно ушел, но, очевидно, намеревался вскоре вернуться. На втором столе лежал ворох бумаг, покрытых письменами из Книги Тота и черновиками Силано, корпевшего над их переводом на французский язык. Половина его писаний была зачеркнута и усеяна многоточиями. Отдельно стояли пузырьки с ядовитыми жидкостями и жестянки с химическими порошками. Кабинет пропитался запахами чернил, химических растворов, порошкового металла и какого-то основательного гниения.
– Это дурное место, – пробормотал Бонифаций.
Он взглянул на нас так, словно мы заключили договор со здешним дьяволом.
– Именно поэтому нам и необходимо забрать книгу у Силано, – сказала Астиза.
– Вы можете уйти, если боитесь, – вновь предложил я.
– Нет уж. Мне хочется самому увидеть вашу книгу.
Большую часть пола покрывал великолепный шерстяной ковер, местами грязный и разорванный, но явно сохранившийся со времен пребывания здесь Бурбонов. Его край достигал балкона, за которым стояла ночная мгла. Под ним виднелся нижний этаж, вымощенный плитами, и огромные двойные двери, за которыми, возможно, находились конюшни. Возле них теснились карета и три повозки, нагруженные ящиками. Похоже, Силано еще не закончил распаковывать свой багаж.
Оттуда в лабораторию поднималась деревянная лестница – становилось понятно, почему выбрали именно эту комнату, вполне удобную для быстрой и не привлекающей внимания погрузки и разгрузки вещей.
Таких, как деревянный саркофаг.
Гроб из Розетты скрывался в темном углу, но я наконец увидел его у стены. В тусклом свете темнели знакомые краски древних украшений. Однако этот ящик выглядел на редкость зловеще.
– Там находится мумия, – пояснил я. – Держу пари, что граф уже распустил о ней слухи. Именно об этом привидении и толковала стража, из-за древнего покойника никто не сунет сюда любопытный нос.
– Неужели там внутри настоящий покойник?
– Он умер тысячи лет назад, Бонифаций. Давайте посмотрим на него. Ведь никого из нас не минует такой конец.
– Вы хотите открыть гроб? Нет! Стражник же сказал, что он оживает и бродит по ночам!
– Разве что благодаря заговорам нашей книги, как я предполагаю, а мы еще не нашли ее. Ключ к богатству в подземелье собора может быть спрятан именно в этом саркофаге. Вы ведь посылали людей на казнь, тюремщик. Неужели вы испугались какого-то деревянного ящика?
– Это не простой ящик.
– Но Силано достаточно просто притащил его сюда аж из самого Египта.
И побуждаемый нами тюремщик, набравшись храбрости, решительно подошел к саркофагу и отставил в сторону крышку. И тогда Омар, мумифицированный страж с почти черным лицом, пустыми и закрытыми глазницами и оскаленными зубами, медленно покачнулся и упал в его объятия.
Бонифаций издал истошный вопль. Полотняный покров скользнул по его лицу, а облачко затхлой пыли запорошило глаза. Он отбросил Омара, словно его труп был обжигающе горячим.
– Он живой!
Скудная оплата государственных служащих приводит к тому, что служат государству далеко не лучшие индивиды.
– Успокойтесь, Бонифаций, – сказал я. – Он мертв уже несколько тысяч лет. Понимаете? Мы называем его Омар.
Тюремщик вновь перекрестился, начисто забыв о якобинском отвращении к религии.
– Мы совершаем страшный грех. Мы все будем прокляты.
– Только если потеряем смелость. Послушайте, время уже позднее. Долго ли еще вы намерены подвергать себя опасности? Идите лучше в собор, откройте замок и спрячьте в крипте наши инструменты. Спрячьте и спокойно ждите нас.
– Но когда же вы придете?
– Как только найдем книгу и добьемся нужных ответов от графа. А вы пока простучите плиты в подземелье. Одна из них должна издавать глухой звук.
Он кивнул, отчасти вновь охваченный жадностью.
– Значит, вы точно обещаете мне, что придете?
– Конечно, неужели мы откажемся от богатства?
Это удовлетворило его, к нашему облегчению, и он удалился. Я надеялся, что больше никогда не увижу его, так как, насколько мне известно, под собором Парижской Богоматери не было никаких сокровищ и я вовсе не собирался идти туда. Мумия Омара оказала нам услугу.
Я настороженно глянул на древний труп, заклиная его полежать спокойно.
– Надо поскорее отыскать книгу, – сказал я Астизе, надеясь, что мы завершим поиски до возвращения графа. – Ты посмотри на тех боковых полках, а я займусь этими.
В надежде найти древний свиток мы пересмотрели все книги, поочередно сбрасывая их с полок. На пол летели тома по алхимии и черной магии, писания Заратустры и Митры, исторические документы об Атлантиде и легендарной земле Тулии.[30]30
Митра – в древневосточных религиях бог солнца. Тулия (или Тулий) – легендарная земля, якобы лежащая к северу от Британии.
[Закрыть] Нам попадались и альбомы с масонской символикой, копиями египетских иероглифов, иерархической схемой рыцарей-тамплиеров, история деятельности розенкрейцеров и поисков таинственного Грааля. Силано также хранил трактаты по электричеству, долголетию и средствам усиления сексуального влечения, о свойствах целебных трав и возбудителей болезней, об установлении возраста Земли. Его интересы были безграничны, однако мы не нашли того, что искали.
– Может, он носит драгоценную книгу с собой, – предположил я.
– Он не осмелился бы выйти с ней на улицы Парижа. Наверняка припрятал свиток в немыслимом для нас месте… или там, куда мы не смеем… заглянуть.
Куда же надо осмелиться заглянуть? В Розетте Омар служил надежным стражником. Я присмотрелся к бедной упавшей мумии, уткнувшейся в пол разъеденным носом. Неужели?
Я перевернул Омара. В обмотках на его груди имелась прорезь, а за ней, насколько я понял, темнела пустота, давно лишенная внутренних органов. Поморщившись, я сунул туда руку.
И тут же нащупал гладкий, туго свернутый свиток. Умно.
– Так-так, мышь добралась до сыра, – послышался голос от двери.
Я обернулся, в растерянности осознав, что мы не подготовились к такой встрече. Помолодевший и подтянутый, словно скинувший десяток лет, Алессандро Силано приближался к нам бодрой, пружинистой походкой, покачивая из стороны в сторону поблескивающим лезвием рапиры. Его хромота исчезла, и вид у него был убийственно кровожадный.
– Вас трудно уморить, Итан Гейдж, поэтому я не собираюсь повторять милосердной ошибки, совершенной мной в Египте. Мне хотелось выкопать ваши мумифицированные трупы и досушить их в моем будущем дворце, но я также надеялся, что однажды у меня появится и другой шанс… Я страстно желал проткнуть вас обоих насквозь и незамедлительно сделаю это.
ГЛАВА 28
Мы с Астизой были совершенно безоружными. Моя спутница, не придумав ничего лучшего, схватила с полки череп. А я обхватил Омара с его вечным оскалом и спрятанной в груди Книгой Тота, сочтя, что он может послужить не только ее хранилищем, но и моим щитом. Мумия оказалась легкой и хрупкой. Обматывающие ее шершавые бинты напоминали крошащуюся старую бумагу.
– Как уместно, не правда ли, что мы вернулись в Париж, где и началась вся эта история? – заметил граф.
Смертоносное острие его рапиры подергивалось, как змеиное жало. Свободной рукой он развязал шейные тесемки уличного плаща и сбросил его на пол.
– Вы хоть раз подумали, Гейдж, – ехидно поинтересовался он, – насколько проще была бы ваша жизнь, если бы вы согласились продать мне медальон в тот первый вечер в Париже?
– Естественно. Но тогда бы я не встретился с Астизой и не отвоевал ее у вас.
Мельком глянув в ее сторону, он заметил, что она уже подняла руку, намереваясь бросить в него череп.
– При желании я без особого труда завоюю ее вновь.
Его губы скривились в презрительной усмешке, когда он ловко отбил рукояткой рапиры брошенный ею череп и костяная голова, лязгнув зубами, упала на ковер. Он продолжал приближаться ко мне, проходя мимо столов.
Он действительно резко помолодел – наверное, благодаря секретным снадобьям из этой книги, – но я вдруг осознал, насколько неестественной и напряженной была эта моложавость. Его туго натянутая кожа приобрела болезненный желтоватый оттенок, а запавшие, ярко горящие глаза были окружены тенями глубокой усталости. Он выглядел как давно не спавший человек. Как человек, навсегда потерявший сон. И поэтому его взгляд казался почти безумным.
В найденном нами свитке таилось нечто жутко опасное.
– В вашей лаборатории, Алессандро, попахивает серой, как в аду, – сказал я. – Неужели вы пошли в подмастерья к низвергнутым богам?
– Меня радует, Гейдж, что вы уже примерно представляете себе, куда скоро отправитесь. Очень скоро! – угрожающе воскликнул он и сделал резкий выпад.
Но я выставил вперед мой скорбный щит. Рапира пробила мумию Омара, но застряла в ней. У меня возникло странное чувство вины от сознания того, что бедный усопший подвергается такому испытанию, хотя его ведь уже тысячи лет ничего не волнует. Я с силой толкнул мумию к Силано, и она ударила его по руке, но в следующий миг рапира пронзила ее насквозь и скользнула по моему боку. Черт, как же больно! Кончик клинка был острым как бритва.
Выругавшись, Силано взмахнул свободной рукой – он восстановил-таки былую гибкость, – отбросил в сторону египетского кадавра и сделал выпад, я еле успел отскочить назад. Не отводя от меня лезвия рапиры, он неуверенно нагнулся к мумии, но уже через мгновение торжествующе вытащил из ее грудной клетки драгоценную рукопись. Теперь я стал совсем беззащитным. Он поднял свиток над головой и обжег меня убийственным взглядом. Астиза затаилась у стола, ожидая удобной возможности.
Я лихорадочно оглянулся. Деревянный саркофаг! Он оказался в непосредственной близости, и я, оттащив его от стены, спрятался за громоздким ящиком. Силано уже высвободил клинок, едва не разрубивший бедного Омара на две половины, сунул свиток за пазуху и вновь устремился ко мне. Меня защищал саркофаг, и клинок, воткнувшись в толщу древнего дерева, сильно изогнулся и, отбросив графа назад, сломался. Силано в ярости пнул гроб, нанеся сокрушительный удар ветхому сооружению, и, когда оно, упав на пол, раскололось надвое, из него выпало нечто весомое.
Моя винтовка!
Я наклонился за ней, но сломанная рапира резанула по моим пальцам, точно змея, и ее укус был настолько болезненным, что мне не удалось удержать ружье. Я ловко увернулся, когда Силано швырнул в меня половину гроба. С гримасой жгучей ненависти он выхватил из-за пояса пистолет. Под грохот выстрела я рванулся к книжным полкам, пуля просвистела в дюйме от моего уха. Она вдребезги разнесла одну из отвратительных стеклянных банок, стоявших на полке в дальнем углу лаборатории. Омерзительная бледная жидкость выплеснулась на пол возле балкона и начала растекаться в разные стороны. По комнате распространился жуткий запах, зловонные горючие пары смешались с едким пороховым дымом.
– Черт побери!
Он неумело начал перезаряжать пистолет.
И тут мне на помощь пришел старина Бен. «Упорство и энергия все победят», – любил повторять он. Энергия!
Астиза под столом подкрадывалась к Силано. Я снял куртку и швырнул ее в сторону графа, чтобы отвлечь его внимание, потом сорвал рубашку. Граф уставился на меня как на сумасшедшего, но мне нужна была обнаженная сухая кожа. Ничто лучше ее не создает силу трения. Сделав пару шагов, я нырнул к осколкам банки, упал на шерстяной ковер и, как пловец, скользнул по нему своим телом, сжимая зубы от обжигающей боли. Электрический заряд, как вы понимаете, создается трением, а соль в нашей крови превращает нас на некоторое время в заряженную батарею. Протерев весь ковер своим кровоточащим торсом, я хорошо подзарядился.
Разбившаяся банка имела металлическое донце. Скользя по ковру, я простер по нему руку, вытянув указательный палец, подобно Господу, протягивающему руку Адаму на фреске Микеланджело. И когда я коснулся этого донца, накопленная мной энергия мгновенно перешла на металл.
Вспыхнула искра, и раздался взрыв.
Пары колдовского зелья Силано сгустились в огненный шар, он прокатился по моему съежившемуся телу, метнулся в сторону графа и Астизы и, вылетев с балкона, опустился к карете и повозкам с сундуками, на которые капала сверху противогнилостная смесь. Багаж Силано тут же занялся огнем, порыв ветра взметнул со стола бумаги, опалив края некоторых из них. С подпаленными волосами и ноющими боками – один был уколот рапирой, а второй поранен упавшими на ковер осколками – я с трудом поднялся на ноги и поискал взглядом винтовку. Часть горючей жидкости попала на мои брюки, но я быстро сбил с них языки пламени. Лаборатория заполнялась темным густым туманом. Упавший Силано, как я мельком заметил, тоже начал подниматься, он выглядел ошеломленным, но вновь схватился за пистолет. Тут за его спиной выросла Астиза и набросила что-то ему на шею.
Ей удалось отмотать часть льняных бинтов Омара.
Я незаметно подбирался к винтовке.
Силано, согнувшись, поднял Астизу, оторвав ее ноги от пола, но она продолжала висеть на его спине. Во время их нелепого кружения жуткая мумия тоже начала подскакивать вместе с ними, образуя некий причудливо сплетенный ménage à trois.[31]31
Любовный треугольник (фр.).
[Закрыть] Я схватил мое ружье и выстрелил, но оно оказалось не заряженным.
– Итан, скорей!
Пороховница и сумка с патронами были, к счастью, под рукой, и я принялся заряжать винтовку, впервые проклиная трудоемкий процесс зарядки.
Отмерить, насыпать, забить патрон. Рука моя дрожала. Астиза и Силано кружились рядом со мной. Граф весь покраснел от удушающей петли, но ему удалось ухватить прядь волос египтянки, и он начал стаскивать Астизу со своей спины. Шомпол уже проталкивал патрон в глубину ствола… черт! Сцепившаяся пара вылетела на балкон и проломила часть перил. Внизу вовсю бушевало пламя. Связанная с Астизой мумия продолжала кружиться и подскакивать. Увидев меня с винтовкой, граф выставил Астизу перед собой в качестве щита и пытался дотянуться до своего пистолета. По потолку поплыли клубы плотного дыма. Мой выстрел должен быть идеально точным! Силано удалось сорвать бинты с шеи и накинуть их на Астизу. Он поднял и свое оружие.
Я отбросил шомпол, подсыпал немного пороха на полку ружейного замка и направил ствол винтовки на графа. Он выстрелил первым, но не смог хорошо прицелиться, удерживая сопротивляющуюся Астизу с явным намерением сбросить ее с балкона на объятые пламенем повозки. Они отчаянно боролись, и его шея как раз оказалась под моим прицелом…
– Он собирается сжечь меня!
Я выстрелил.
Пуля пробила ему горло.
Его крик захлебнулся в крови. Глаза Силано распахнулись от ошеломляющей боли.
И он рухнул вниз с балкона, увлекая за собой Астизу.
– Астиза!
Похоже, повторяется история с падением с воздушного шара. Астиза вскрикнула и исчезла из виду.
Я выбежал на балкон и глянул вниз, ожидая увидеть их пожираемые пламенем тела. Но нет, мумия зацепилась за сломанную балюстраду, ее грудная клетка и высохшие мышцы, несмотря на тысячелетия, сохранили изрядную крепость. Астиза висела на льняных бинтах, к ее дергающимся ногам уже подбирались языки пламени.
Граф Силано исчез в пламени, словно приговоренный к сожжению на этом импровизированном погребальном костре. А свиток между тем лежал у него за пазухой.
Пропади же пропадом эта злосчастная книга!
Я ухватился за ленту бинта, подтянул его, схватил Астизу за руку и потащил наверх. На сей раз я не позволю ей пропасть вместе с Силано! Когда она оказалась на краю балкона, Омар, наоборот, сорвался вниз, его льняная обмотка загорелась, и он мгновенно превратился в пылающий факел. Рухнув вниз, он сгорал рядом со своим хозяином. Я проследил за их сожжением. Сломанные конечности мумии дергались словно в агонии! Неужели в нем еще теплилась жизненная сила? Или эти судорожные движения объяснялись воздействием огненной стихии?
Говорят, тех, кто потревожит вечный сон мумий, ждет проклятие, но Омар оказался нашим спасителем. Древний Тот наконец улыбнулся нам.
А что же стало с заветной книгой? Когда одежда Силано сгорела, я заметил на его опаленной груди скрученный свиток. Пламя разгоралось все сильнее, кожа на теле графа начала пузыриться, и я отвернулся.
Мы с Астизой прижались друг к другу. Издали доносился колокольный звон, возбужденные крики и громыхающий шум тяжелых повозок. Скоро сюда прибудет пожарная бригада. К тому времени тайны, скрываемые людьми тысячи лет, превратятся в прах.
– Ты можешь идти? – спросил я. – У нас мало времени. Надо быстрей убираться отсюда.
– А книга?
– Она сгорела вместе с Силано.
Астиза заплакала. Уж не знаю, от радости или от горя.
Я услышал, как внизу распахнулись двери и заработал водяной нанос.
Окровавленные и опаленные, обходя осколки, растекшуюся жидкость, упавшие черепа, книги и обгоревшие бумаги, мы медленно побрели к выходу из лаборатории.
Коридор снаружи уже заполнился дымом. На мгновение у меня появилась надежда, что огонь оградит нас от любой погони и мы сможем спокойно добраться до безопасного места.
Но нет, в коридоре появилась группа жандармов.
– Вон он! Вон он, пропащий американец! – заверещал до противности знакомый голос, который я не слышал уже полтора года. – Он задолжал мне за квартиру!
Мадам Дюррел! Именно моя бывшая парижская домовладелица, от которой обстоятельства вынудили меня сбежать самым неподобающим образом, оказалась той самой рыжеволосой таинственной преследовательницей, то и дело смутно видевшейся мне с самого прибытия в Париж. Она никогда мне не доверяла, а во время моего бегства орала на всю улицу, что я пытался ее изнасиловать. Я мог бы оспорить такое обвинение, но на самом деле все и так было ясно при одном взгляде на сию парижанку. Даже пирамиды выглядели моложе мадам Дюррел и гораздо более привлекательно к тому же.
– Неужели мне никогда не избавиться от вас? – простонал я.
– Избавитесь, как только сполна заплатите должок!
«Кредиторы отличаются лучшей памятью, чем должники», – любил говорить Бен. На своем опыте я убедился в его правоте.
– Так вот почему вы преследуете меня с упорством тайной полиции Фуше!
– Конечно, я заприметила вас еще в тюремном фургоне и смекнула, что вы, как обычно, сбежите, а я опять останусь с носом! Ну уж дудки, будьте уверены, я глаз не спускала с тюрьмы Тампль! А когда увидела, что вы вошли в этот дворец с продажным тюремщиком, то побежала за подмогой. Сам граф Силано обещал мне, что задержит вас! Однако, вернувшись, я обнаружила, что тут начался пожар! – Она повернулась к жандармам. – Вот вам типичный американец. Он ведет себя как бескультурный дикарь. Попробуйте-ка стребовать с него мой долг!
– Мадам Дюррел, – со вздохом произнес я. – К сожалению, я вновь потерял все, что имел. У меня нет возможности расплатиться с вами, сколько бы жандармов вы ни привели.
Она хитро прищурилась.
– А что это за винтовочка у вас в руках? Уж не та ли, что вы украли из моей квартиры, да еще пытались пристрелить меня?
– Ничего я не крал, то была моя личная винтовка, а выстрелил я в замок, а не в вас. Но это совсем другое ружье…
Астиза предупреждающе сжала мою руку, и я умолк, отведя взгляд от старой домовладелицы и увидев появившегося в коридоре Бонапарта. Он приближался к нам в компании генералов и адъютантов. Его серые глаза пылали ледяным огнем, а лицо угрожающе нахмурилось. Последний раз я видел его в подобной мрачной ярости, когда ему сообщили об измене Жозефины, после чего он безжалостно истребил мамелюков в битве при пирамидах.
Я приготовился к худшему. О сокрушительных приказах Бонапарта на боевых учениях ходили легенды. Но, остудив свою ярость, он с завистливым удивлением покачал головой.
– Я мог бы догадаться. Видимо, вы действительно открыли тайну бессмертия, месье Гейдж!
– Я просто настойчив в своих стремлениях.
– Поэтому вы следуете за мной на протяжении двух тысяч миль, устраиваете пожар в королевском дворце и предоставляете моим пожарным возможность вытащить из пепла два трупа?
– Уверяю вас, мы предотвратили гораздо более ужасное бедствие.
– Генерал, он задолжал мне за квартиру! – взвизгнула мадам Дюррел.
– Мадам, я предпочитаю, чтобы вы обращались ко мне как к первому консулу, на пост которого меня избрали сегодня в два часа ночи. И много ли он вам задолжал?
Мы видели, как старуха, наморщив лоб, старательно прикидывает, насколько ей стоит увеличить исходную сумму.
– Сотню ливров, – наконец осторожно произнесла она, но, заметив, что никто не возмутился такой абсурдной величиной, быстро добавила: – Плюс еще пятьдесят, если с процентами.
– Мадам, – сказал Наполеон, – не вы ли помогли нам поймать его?
Дюррел раздулась от важности.
– Именно я.
– Тогда я добавлю вам в награду еще пятьдесят ливров от нашего правительства. – Он развернулся. – Бертье, выдайте этой доблестной парижанке две сотни.
– Слушаюсь, генерал. Простите, консул.
Мадам Дюррел просияла.
– Но вы, мадам, забудете об этом деле навсегда и никому никогда не обмолвитесь даже словом, – грозно произнес Бонапарт. – То, что произошло сегодня, затрагивает государственную тайну Франции, и благополучие нашей страны зависит от вашего молчания и мужества. Сумеете ли вы справиться с таким тяжким обязательством?
– Ради двухсот ливров я проглочу собственный язык.
– Превосходно. Вы истинная патриотка, – похвалил он, а когда его адъютант увел взволнованную мадам, чтобы выдать ей означенную сумму, новый правитель Франции вновь обратился ко мне: – Два тела обгорели до неузнаваемости. Можете ли вы, месье Гейдж, назвать мне погибших?
– Один из них граф Силано. К сожалению, нам не удалось возобновить наше сотрудничество.
– Понимаю. – Он с досадой притопнул ногой. – А второй?
– Наш старый египетский знакомый по имени Омар. Он спас наши жизни, как я полагаю.
– А что стало с книгой? – вздохнув, спросил Бонапарт.
– Увы, она тоже стала жертвой разрушительного пожара.
– Неужели? Обыскать их.
Не церемонясь, нас тут же обыскали, но ничего не нашли. Правда, один солдат опять отобрал у меня винтовку.
– Итак, вы предали меня безвозвратно. – Он поднял глаза и хмуро глянул на рассеивающийся дым, словно домовладелец, оценивающий величину ущерба. – Впрочем, пожалуй, мне больше не нужна ваша книга, учитывая, что у меня теперь есть Франция. Вам стоило бы посмотреть, как я буду править.
– Я уверен, что с вами французам скучать не придется.
– Вас давно следует расстрелять, и, когда это случится, Франция будет спать спокойнее. До сегодняшнего дня я безуспешно поручал вашу казнь своим подчиненным, поэтому полагаю, что теперь мне придется самому исполнить столь сложную миссию. Сад Тюильри ничем не хуже иных мест.
– Наполеон! – взмолилась Астиза.
– Вам не придется грустить по нему, мадам. Я намерен убить заодно и вас. И вашего тюремщика, если смогу найти его.
– Я думаю, что он ищет сокровища в криптах собора Парижской Богоматери, – сказал я. – Но не вините его. Он всего лишь бесхитростный малый с богатым воображением, единственный тюремщик, который вызвал у меня симпатию.
– Этот идиот проворонил и Сиднея Смита, также сидевшего в башне Тампль, – проворчал Наполеон. – Амне потом в результате пришлось столкнуться с ним в Акре.
– Верно, генерал. Но зато его рассказы вдохновили всех нас на поиски важной для вас книги.
– Тогда вместо него я, пожалуй, должен пристрелить вас дважды.
Нас вывели в сад. Струйки дыма поднимались в предрассветное серое небо. В очередной раз жизненные передряги вымотали меня до предела, мучения усугублялись бессонной ночью и кровоточащими ранами, нанесенными рапирой и осколками разбившейся банки. Если мне действительно сопутствует дьявольская удача, то стоило бы пожалеть того дьявола.
Бонапарт поставил нас к декоративной шпалере, увядание осени уже коснулось большинства ее цветов. В какой зловещий рассвет завершается моя жизнь: Наполеон пришел к власти, книга сгорела, моя любовь обречена. Мы настолько выдохлись, что у нас не было сил даже на молитвы. Солдаты подняли мушкеты и взвели курки.
«История повторяется», – с горечью подумал я.
И тут послышался резкий приказ:
– Отставить.
Я стоял с закрытыми глазами – мне с лихвой хватило зрелища мушкетных стволов в Яффе – и услышал лишь шорох сапог по мелкому гравию, когда Наполеон подошел к нам. Ну что еще? Я слегка приподнял веки.
– Вы ведь говорили мне правду об этой книге, Гейдж?
– Она исчезла навеки, генерал. Простите, первый консул. Сгорела дотла.
– Но она помогла мне, вы понимаете. Отчасти. Заговаривая людям зубы, можно заставить их согласиться с самыми исключительными требованиями. Вы нанесли нам огромный ущерб, американец.
– Никто не вправе околдовывать своих ближних.
– Я презираю вас, Гейдж, но одновременно вы изумляете меня. Вы живучи, как и я. Авантюрны в той же мере. И даже так же умны, хотя направляете ваш ум на странные цели. Я не нуждаюсь в магии, когда у меня есть государство. Так что бы вы сделали, если бы я отпустил вас?
– Отпустили меня? Простите, но я даже не думал о такой перспективе.
– Мое положение изменилось. Я же теперь представляю Францию. И не могу позволить себе опуститься до мелочной мести, мне необходимо думать о миллионах сограждан. В следующем году у вас в Соединенных Штатах будут выборы, и мне необходима помощь в налаживании государственных связей. Вам известно, какие дуэли разгорались в море между нашими двумя странами?
– Да уж, к несчастью.
– Гейдж, мне нужен представитель в Америке, умеющий самостоятельно шевелить мозгами в любых обстоятельствах. Франция имеет свои интересы в Вест-Индии и Луизиане, и мы не отказались от надежды восстановить наше влияние в Канаде. На вашем западе, судя по сообщениям, обнаружились древние памятники, способные заинтересовать такого авантюриста, как вы. Нашим народам лучше не враждовать, более того, мы можем даже помочь друг другу, как и поступили во время вашей революции. Вы успели узнать меня достаточно хорошо. Я хочу, чтобы вы отправились в вашу новую столицу, говорят, теперь она в Вашингтоне, или поехали в Колумбию и осуществили кое-какие мои задумки.
– Вы хотите, чтобы я стал вашим представителем? – уточнил я, глянув на стоящих за ним мушкетеров.
– Вы можете, подобно Франклину, помочь разным народам понять друг друга.
Солдаты опустили на землю ружья.
– Предложение крайне заманчивое, – откашлявшись, заметил я.
– Мы снимем с вас обвинение в убийстве и закроем глаза на плачевную кончину Силано. Интересный человек, но я никогда не доверял ему. Никогда.
Последние слова совсем не соответствовали моим воспоминаниям, но я вовремя напомнил себе, что в данном случае с Наполеоном лучше не спорить. Я почувствовал, как жизненные силы возвращаются в мои усталые конечности.
– А что вы предложите ей? – спросил я, кивнув на Астизу.
– Да, конечно, вы околдованы ею так же, как я Жозефиной. Это понятно любому человеку, и да поможет Господь нам обоим! Отправляйтесь в Америку вместе с Астизой, посмотрим, что вы сумеете разузнать, и помните… вы задолжали мне две сотни ливров!
Я улыбнулся со всей вежливостью, на которую был способен.
– Согласен, если только мне вернут винтовку.
– Договорились. Но ваши патроны, я думаю, мы оставим себе, пока вы не уберетесь от меня за пределы досягаемости. – Когда мне вручили обратно опустошенную винтовку, он отвернулся и задумчиво посмотрел на дворец. – Мое правительство, несомненно, будет заседать в Люксембургском дворце. А вот этот, на мой взгляд, мог бы стать моим домом. Ваш пожар послужит предлогом для начала его реконструкции: и она начнется нынче же утром!
– Как удачно, что я смог быть вам полезен.
– Вы осознаете, надеюсь, что ваша репутация настолько ничтожна, что нет смысла тратить на вас дорогостоящие патроны?
– В данном случае я готов согласиться с ее ничтожностью.
– И что Франция и Америка придерживаются общих взглядов на интриги вероломной Британии?
– Да, англичане порой бывают чересчур назойливы в своих притязаниях.
– Но я продолжаю относиться к вам, Гейдж, с недоверием. Вы изрядный мошенник. Но возможно, работа со мной улучшит ваши качества. Как вы понимаете, у вас еще есть шанс стать состоятельным человеком.
– Я отлично понимаю вас, первый консул. После почти двухлетних приключений у меня за душой нет ни пенни.
